к сексуальному неврозу ее привел не сам по себе этот травмирующий опыт. Оказалось, что из-за чтения популярной психоаналитической литературы она постоянно жила в страхе перед тяжким уроном, который должен причинить ей ее травматический опыт. Это тревожное предчувствие вылилось как в излишнее стремление подтвердить свою женственность, так и в излишнее внимание к себе, а не к партнеру. Этого было достаточно, чтобы лишить пациентку кульминации сексуального наслаждения, потому что оргазм стал объектом внимания и стремления вместо того, чтобы оставаться неумышленным следствием бездумной преданности и полной отдачи своему партнеру. После недолгой терапии излишнее внимание к себе и стремление пациентки испытать оргазм было снято ("dereflected" - еще один термин из логотерапии. Снят условный рефлекс.). Когда она перенесла свое внимание на то, что следует - на партнера, - оргазм непроизвольно установился. Логотерапия основывает свою методику, названную "парадоксальным стремлением", на двойном факте: страх провоцирует как раз то, чего человек боится, а излишнее стремление делает невозможным как раз то, к чему он стремится. Я описал на немецком языке парадоксальное стремление еще в 1937 г. По этой методике пациенту предлагают хоть на мгновение устремиться к тому, чего он боится. Вот один случай. Молодой врач стал советоваться со мной по поводу своего страха вспотеть в неподходящий момент. Обычно тревожного ожидания как раз было достаточно, чтобы бросить его в обильный пот. Чтобы разорвать этот круг, я посоветовал пациенту, когда это с ним произойдет, решиться открыто показать людям, как сильно он может вспотеть. Через неделю он вернулся ко мне, чтобы доложить: как только он встречал кого-нибудь, кто возбуждал его тревожное ожидание, он говорил себе: "Раньше с меня сходил только один литр пота, но сейчас, наверно, сойдет десять." И вот, после четырех лет фобии, он сумел, за неделю и после одного визита к врачу, навсегда освободиться от нее. Читатель заметит, что эта процедура состоит в том, что установка пациента разворачивается в обратном направлении - его страх замещается парадоксальным (обратным) стремлением. Так нейтрализуется ветер, дующий в паруса тревоги. Для успеха этой процедуры обязательно надо воспользоваться способностью, присущей лишь человеку - способностью взглянуть на себя со стороны, неотделимую, в частности, от чувства юмора. Ее необходимо пускать в ход всякий раз, когда применяется методика парадоксального стремления. При этом пациент становится способным посмотреть со стороны на свой собственный невроз. Близкая мысль содержится в книге Гордона Аллпорта Индивидуум и его религия: "Невротик, который научился смеяться над собой, уже на пути к владению собой и, может быть, к излечению." Парадоксальное стремление - это эмпирическое подтверждение и клиническое приложение этой мысли. Для дальнейшего разъяснения этого метода можно привести еще несколько случаев. У нас был пациентом счетовод, который без всякого успеха лечился у многих врачей в различных клиниках. В наше больничное отделение он поступил в состоянии крайнего отчаяния, признавшись, что уже близок к самоубийству. Несколько лет он страдал "писчим спазмом", который стал настолько тяжелым, что ему грозила потеря работы. Его положение могла облегчить только срочная помощь. Приступив к лечению, д-р Ева Кордера посоветовала пациенту стремиться как раз к противоположности того, к чему он обычно стремился: вместо того чтобы стараться писать как можно более аккуратно и разборчиво, постараться изобразить каракули, наихудшие из возможных. Пусть он скажет себе: "Вот сейчас я вам покажу, как я пишу - как курица лапой!" И как раз тогда, когда он решил нарочно писать неразборчиво, у него это не получилось. "Я старался, но просто не смог," - сказал он на следующий день. И вот таким образом пациент за 48 часов освободился от своего писчего спазма, и за весь наблюдательный период ни разу им не страдал. Теперь он снова счастлив и полностью работоспособен. О похожем случае рассказал мне коллега из ларингологического отделения Венской поликлинической больницы, только проблема была не в письме, а в речи. Это был самый тяжелый случай заикания из всех, что встретились ему за много лет практики. Насколько он помнил, никогда в жизни, за исключением одного случая, пациент не был свободен от заикания. Это произошло, когда он, в возрасте двенадцати лет, решил прокатиться на трамвайной "колбасе". Его поймал кондуктор, и мальчик решил, что единственный способ выкрутиться - "бить на жалость" к несчастному, бедному заике. И вот как раз тогда, когда он постарался продемонстрировать свое заикание, у него ничего не получилось! Его "подвело" бессознательное применение парадоксального стремления. Однако эти примеры не должны создать впечатление, что парадоксальное стремление эффективно только в моносимптоматических случаях. С помощью этой логотерапевтической методики персонал моего отделения в Венской поликлинической больнице добивался успеха даже в случаях длительных обсессивно-компульсивных неврозов (навязчивых идей) самой тяжелой степени. Я могу сослаться, на пример 65-летней женщины, которая в течение 60 лет страдала неврозом навязчивого мытья рук. Д-р Ева Кордера начала лечение методом парадоксального стремления, и через два месяца пациентка уже смогла вести нормальную жизнь. До этого она признавалась: "Жизнь для меня - сущий ад." Превращенная в инвалида своим навязчивым мытьем и бактериофобией, она обычно весь день проводила в постели, неспособная выполнять никакую домашюю работу. Было бы неточно сказать, что она вполне освободилась от всех симптомов, потому что иногда ее навязчивая идея снова приходила ей в голову. Однако она уже была способна подшучивать над этой идеей, или, по существу, самой применять парадоксальное намерение. Парадоксальное намерение можно применять также в случаях расстройства сна. Страх перед бессоницей приводит к слишком сильному стремлению заснуть, которое, в свою очередь, не дает пациенту заснуть спокойно. Чтобы побороть этот страх, я обычно советую пациенту стремиться к обратному - не спать как можно дольше. Другими словами, сверхстарание заснуть, возникающее из тревожного ожидания бессоницы, надо подменить парадоксальным намерением не засыпать, которое быстро наведет сон. Парадоксальное намерение - не панацея. Но это - полезный инструмент при лечении обсессивно-компульсивных неврозов и состояния фобий, особенно когда в основе лежит тревожное ожидание. Более того, это быстродействующее терапевтическое средство. Но не следует думать, что такая кратковременная терапия обязательно дает столь же кратковременный лечебный эффект. Одна из "наиболее общепринятых иллюзий фрейдовской ортодоксии", если цитировать покойного Эмиля Гутхайля, "состоит в том, что длительность результатов пропорциональна продолжительности лечения". В моей картотеке, например, есть отчет о пациенте, к которому парадоксальное стремление было применено более двадцать лет назад; но терапевтический эффект, тем не менее, оказался стойким. Один из самых замечательных свойств парадоксального намерения в том, что его эффект не зависит от этиологической основы (происхождения) случая, к которому оно применяется. Это еще одно подтверждение высказывания Эдит Вайскопф-Джоэлсон: "Хотя традиционная психотерапия настаивает, что терапевтические меры должны быть основаны на выявлении этиологии, вполне возможно и такое: одни факторы в раннем детстве могут стать причиной невроза, и совершенно другие факторы могут освободить от невроза во взрослом возрасте." Что же касается действительных причин неврозов, то кроме конституциональных элементов, соматических (телесных) или психических по природе, и такие механизмы обратной связи, как тревожное ожидание, могут быть главным патогенным фактором. Данный симптом вызывает фобию, фобия возбуждает симптом, и симптом, в свою очередь, усиливает фобию. Такую цепочку событий можно наблюдать в обсессивно-компульсивных случаях, когда пациент борется с преследующими его мыслями. Часто масла в огонь подливает страх пациента перед (как он полагает, неизбежным) психозом. (Пациенту неизвестен эмпирический факт, что невроз иммунизирует его к формальному психозу, а не грозит им!) Все это усиливает волнение пациента, так как давление вызывает обратное давление. Симптом опять усиливается! С другой стороны, как только пациент перестает бороться со своими навязчивыми мыслями, а старается их просто высмеивать, относясь к ним с иронией, т.е. применяя парадоксальное стремление, - порочный круг разрывается, симптом слабеет и в конце концов атрофируется. В тех удачных обстоятельствах, когда отсутствует экзистенциальный вакуум, порождающий симптом, пациенту удается не только высмеять свой невротический страх, но в конце концов полностью его игнорировать. Как мы видим, тревожному стремлению необходимо найти противодействие в виде парадоксального стремления; излишнему стремлению, как и излишним сомнениям, следует найти противодействие в снятии рефлекса; однако последнее в конечном счете невозможно, если пациент не переориентирован на поиски его особого призвания и миссии в жизни. Сосредоточенность на себе, будь это жалость или презрение, не может разорвать порочный круг невроза; чтобы исцелиться, надо выйти за пределы самого себя! Коллективный невроз Каждому возрасту присущ свой коллективный невроз, и каждому возрасту необходима своя психотерапия, чтобы с ним справиться. Экзистенциальный вакуум, который является массовым неврозом нашего времени, может быть описан как частная и личная форма нигилизма; одно из определений нигилизма - утверждение, что бытие не имеет смысла. Что же касается психотерапии, то она никогда не сможет справиться с таким состоянием дел в массовом масштабе, если не освободится от влияния современных направлений философии нигилизма; иначе она будет просто еще одним симптомом массового невроза, а не позитивным лечением. Психотерапия, отражающая нигилистическую философию, будет, пусть и непреднамеренно, внушать пациенту карикатуру как подмену подлинного человеческого образа. Прежде всего, существует опасность, связанная с учением о человеке как о простом продукте биологических, психологических и социальных условий, или продукте наследственности и среды. Такой взгляд на человека способствует невротическому убеждению, что его можно убедить в чем угодно, что он является заложником и жертвой внешних влияний или внутренних обстоятельств. Этот невротический фатализм поощряется и укрепляется такой психотерапией, которая отрицает свободу воли человека. Разумеется, бытие человека конечно и его свобода ограничена. Он не свободен от условий, но он обладает свободой занять ту или иную позицию по отношению к этим условиям. Я однажды высказал это так: "Как профессор в двух областях - неврологии и психиатрии - я полностью сознаю пределы, в которых человек подвластен биологическим, психологическим и социальным условиям. Но кроме того, что я профессор в двух областях медицины, я еще и человек, выживший в четырех лагерях - концентрационных лагерях - и в этом качестве могу свидетельствовать, в какой невероятной степени человек способен не поддаваться и мужественно противостоять даже самым худшим из мыслимых условий." Критика пан-детерминизма Психоанализ часто обвиняют в так называемом пансексуализме. Что касается меня, то я сомневаюсь, что такой подход к человеческой психике вообще законен. Однако я считаю куда более ошибочным и опасным другой подход - то, что я называю "пан-детерминизмом". Под этим я понимаю взгляд на человека, пренебрегающий его способностью противостоять каким бы то ни было условиям. Человек в своих действиях отнюдь не полностью обусловлен и ограничен; он сам решает, подчиниться условиям до конца или противостоять им. Другими словами, человек в конечном счете независим. Он не просто существует, но всегда решает, каким будет его существование, каким он станет сам в ближайшую минуту. Таким же образом, каждое человеческое существо обладает свободой меняться в любой момент. Мы можем предсказать его будущее только в широких общих рамках статистики, относящейся к целой группе; однако индивидуальная личность остается по существу непредсказуемой. Основа любых предсказаний представлена биологическими, психологическими и социальными условиями. И все же одна из основных черт человеческого существования - способность подняться выше этих условий, перерасти их. Человек способен изменить мир к лучшему, насколько это возможно, и изменить себя к лучшему, если это необходимо. Я приведу случай д-ра И. Это единственный из всех встреченных мною в жизни людей, которого я смею назвать Мефистофелем, дьяволом в человеческом образе. Тогда его назвали "массовый убийца из Штейнхофа" (большая психиатрическая больница в Вене). Когда нацисты начали проводить в жизнь свою программу эвтаназии "неполноценных" людей, он держал в руках все нити организации истребления душевнобольных, и фанатически стремился к тому, чтобы ни один из них не избежал газовой камеры. Вернувшись в Вену после войны, я спросил, что произошло с д-ром И. Мне сказали: "Русские заключили его в изолированную камеру в Штейнхофе. Однако на следующий день дверь камеры оказалась открытой, и никто его больше не видел".Я был уверен, что он, как и многие другие, при помощи своих друзей сбежал в Южную Америку. Однако недавно я консультировал бывшего австрийского дипломата, который много лет провел в заключении за железным занавесом, сначала в Сибири, а потом на знаменитой Лубянке в Москве. Во время неврологического обследования он внезапно спросил меня, не случалось ли мне знать д-ра И. После моего утвердительного ответа он продолжал: "Я познакомился с ним на Лубянке. Он умер там, в возрасте 40 лет, от рака мочевого пузыря. Однако до этого он проявил себя как лучший товарищ, какого только можно вообразить. Он умел утешить каждого. Он жил на высочайшем моральном уровне. Он был лучшим другом, который был у меня за все мои долгие годы в тюрьме." Вот вам история д-ра И., "Убийцы из Штейнхофа". Как мы можем осмелиться предсказать поведение человека? Мы можем предсказать движения машины, автомата; более того, мы даже можем попытаться предсказать движения или "динамику" человеческой психики (psyche). Но человек - это больше чем psyche. Однако свобода - это еще не самоцель, а только половина дела. Свобода - всего лишь негативная (обратная) сторона цельного понятия, позитивной (лицевой) стороной которого является ответственность. Действительная свобода может выродиться в простой произвол, если она не ограничена ответственностью. Вот почему я рекомендую, чтобы статуя Свободы га восточном берегу Америки была дополнена статуей Ответственности на западном берегу. Кредо психиатра Никакие мыслимые обстоятельства не могут настолько ограничить человека, чтобы лишить его свободы на сто процентов. Поэтому хоть какая-то свобода, как бы она ни была ограничена, остается у человека в случаях невроза или даже психоза. В самом деле, сокровенная сердцевина личности пациента не затрагивается даже тяжелыми психозами. Неизлечимый душевнобольной, пусть он перестал быть полезным членом общества, все еще может сохранять достоинство человеческого существа. Таково мое кредо психиатра. Иначе я не считал бы, что стоит посвятить свою жизнь психиатрии. Ради чего? Просто ради испорченной мозговой машины, которую невозможно починить? Если бы не убеждение, что пациент - это нечто большее, следовало бы оправдать эвтаназию. Вернуть психиатрии гуманность Слишком долго - полстолетия - психиатрия пыталась интерпретировать человеческий разум как механизм, и, следовательно, терапию душевных болезней часто излагала в технических терминах. Я верю, что это время позади. То, что сейчас начинает вырисовываться на горизонте - это не силуэт психологизированной медицины, а скорее гуманизированной психиатрии. Тот врач, который все еще понимает свою роль в основном как роль техника, вынужден теперь признать, что он видит в своем пациенте не более чем машину вместо того, чтобы видеть за болезнью человеческое существо. Человеческое существо - не просто одна из ряда вещей; вещи определяют одна другую, в то время как человек в конечном счете независим. Каким он становится - в пределах своих способностей и среды - зависит от него самого. Например, на таком испытательном полигоне, как концлагерь, мы сами видели, как некоторые из нас вели себя как свиньи, в то время как другие жили как святые. У человека есть обе возможности; какую из них он реализует, зависит от его решений, а не от внешних условий. Наше поколение - это поколение реалистов, ибо нам стало известно, что такое на самом деле человек. В конце концов, человек - это существо, которое изобрело газовые камеры Освенцима; однако он также и то существо, которое входило в эти камеры с гордо поднятой головой, с молитвой или Шма Исраэль на устах. Постскриптум 1984 г. ПОВОД ДЛЯ ТРАГИЧЕСКОГО ОПТИМИЗМА Посвящается памяти Эдит Вайскопф-Джоэлсон, чьи пионерские исследования в логотерапии в США начались еще в 1955 г., и чей вклад в эту область неоценим. Давайте сначала спросим себя, что следует понимать под "трагическим оптимизмом". Кратко говоря, это означает, что человек является, и остается, оптимистом, несмотря на "трагическую триаду", как это называется в логотерапии; триаду, состоящую из тех сторон существования человека, которые могут быть обозначены как (1) боль, (2) вина и (3) смерть. Эта глава посвящена вопросу: как можно сказать жизни "Да", несмотря на все это? Если поставить вопрос иначе, как может жизнь сохранить свой потенциальный смысл, несмотря на свои трагические стороны? В конце концов, "говорить "Да" жизни, несмотря на что бы то ни было", как звучит название одной из моих немецких книг, как раз предполагает, что жизнь потенциально имеет смысл при любых условиях, даже самых несчастных. И это в свою очередь предполагает, что способность человека к творчеству превращает отрицательные стороны жизни в нечто позитивное и конструктивное. Другими словами, суть в том, чтобы использовать наилучшим образом любую данную ситуацию. "Наилучшее" на латыни называется optimum - вот почему я говорю о трагическом оптимизме, т.е. оптимизме перед лицом трагедии и с учетом потенциала человека, который в своем максимуме позволяет (1) обратить страдание в достижение и подвиг; (2) использовать вину как случай изменить себя к лучшему; и (3) найти в преходящести (конечности) жизни стимул к ответственным поступкам. Однако надо помнить, что оптимизмом нельзя управлять, или принудить к нему. Нельзя заставить себя быть оптимистом огульно, без разбора, вопреки всем скверным обстоятельствам, вопреки полной безнадежности. И что верно для надежды, верно и для остальных двух компонент триады, так как и вера и любовь не могут быть управляемы или получены в приказном порядке. В глазах европейцев важной характеристикой американской культуры является императив: опять и опять приказывается и предписывается "быть счастливым". Но счастье не может быть объектом стремления, погони; оно должно быть результатом чего-то другого. Надо иметь основание "быть счастливым". Тогда счастье возникает само собой. Жизнь человека - не в погоне за счастьем, а поисках причины для него, в том числе, и путем реализации потенциального смысла, который скрыто присутствует в текущей жизненной ситуации. Эта необходимость основания для счастья подобна необходимости повода для другого чисто человеческого явления - смеха. Если вы хотите, чтобы кто-то рассмеялся, вы должны рассказать ему нечто смешное. Иначе невозможно вызвать настоящий смех - скажем, убеждая или принуждая. Это все равно, что приказать человеку, сидящему перед объективом фотоаппарата,4 сказать "cheese": на фотографии выйдет лицо, застывшее в искусственной улыбке. В логотерапии такое поведение называется "чрезмерное стремление". Оно часто вызывает сексуальные неврозы, будь это фригидность или импотенция. Чем больше пациент, вместо того чтоб самозабвенно отдаваться, прямо стремится к оргазму, т.е. сексуальному удовольствию, тем больше его погоня за сексуальным наслаждением разрушает это наслаждение. На самом деле то, что называется "принципом удовольствия" - это скорее порча удовольствия. Если же человек успешно находит смысл своей жизни, это не только приносит ему счастье, но и способность справляться со страданием. Но что происходит, если кому-то не удается найти этот смысл? Последствия могут быть роковыми. Вспомним, например, что иногда происходит в экстремальных ситуациях, скажем, в лагерях военнопленных и концлагерях. Как мне рассказывали американские солдаты, такое поведение выражалось в полном отказе от надежды. В концлагере подобное происходило так: однажды утром человек отказывался вставать и идти на работу и оставался лежать в бараке, на соломе, мокрой от нечистот. Ничего - ни предупреждения, ни угрозы, ни побои - не могло вывести его из этого состояния. А потом обычно происходило вот что: он извлекал глубоко запрятанную в кармане сигарету и закуривал. В этот момент мы понимали, что в ближайшие 48 часов этот человек умрет. Ориентация на смысл пропала, и на смену пришло стремление к немедленному удовольствию. (Заключенные обычно выменивали "премиальные" сигареты на жизненно необходимую еду.) Разве это не напоминает то, что встречается нам теперь изо дня в день? Я говорю о тех молодых людях, которые, во всемирном масштабе, называют себя "поколением без будущего". Разумеется, они хватаются не за сигарету, а за наркотики. На самом деле наркотики - лишь одно следствие более общего массового явления, а именно - ощущения бессмысленности из-за крушения наших экзистенциальных потребностей, что в свою очередь стало универсальным явлением в нашем индустриальном обществе. Сегодня не только логотерапевты заявляют, что чувство бессмысленности играет все сильнее растущую роль в этиологии неврозов. Как утверждает Ирвин Д. Ялом из Стэнфорда: "Из сорока пациентов, подряд обратившихся за лечением в нашу психиатрическую амбулаторию ... двенадцать имеют серьезные проблемы, касающиеся смысла жизни ( судя по их собственной оценке, оценке врачей или независимых экспертов). За тысячи миль к востоку от Пало-Альто ситуация отличается лишь на 1%: по самой последней статистика, в Вене 29% населения жалуются, что из их жизни исчез смысл. Что же касается причины этого явления. то можно сказать, хотя и в сильно упрощенном виде, что у людей хватает средств на жизнь, но нет ничего, для чего стоило бы жить. Конечно, и средства есть не у всех. В частности, я думаю о массе людей, которые сейчас являются безработными. Пятьдесят лет тому назад я опубликовал исследование, посвященное особому виду депрессии, которую я диагностировал у молодых пациентов, назвав ее "неврозом безработицы". И я смог показать, что этот невроз на деле происходит из двойного ложного отождествления: "быть безработным" приравнивалось к "быть бесполезным", а последнее - к отсутствию смысла жизни. В результате всякий раз, когда мне удавалось убедить пациента поработать добровольцем в молодежных организациях, в публичных библиотеках, на занятиях для малограмотных взрослых и т.д. - другими словами, как только он заполнял свое время какой- нибудь неоплачиваемой, но осмысленной деятельностью, - его депрессия исчезала, хотя благосостояние не улучшалось, и он попрежнему голодал. Истина в том, что человек не живет только ради благосостояния. Наряду с неврозом безработицы, который вызывается социоэкономической ситуацией отдельного человека, существуют другие виды депрессий, которые можно проследить до тех психодинамических или биохимических условий, которые их вызывают. Соответственно предписывается конкретная психотерапия и фармакотерапия. Однако что касается чувства бессмысленности жизни, нельзя упускать из виду, что по существу это чувство не патология, не симптом невроза, а скорее, я бы сказал, доказательство человечности пациента. Но хотя это чувство не вызвано чем-то патологическим, оно само может вызвать патологическую реакцию; другими словами, оно потенциально патогенно. Посмотрим только на массовый невротический синдром, столь распространенный в молодом поколении; есть множество эмпирических данных, что три грани этого синдрома - депрессия, агрессия, наркомания - обусловлены тем, что в логотерапии называется "экзистенциальным вакуумом" - чувством пустоты и бессмысленности жизни. Конечно же, не каждый случай депрессии вызван чувством бессмысленности, и самоубийства - к которым иногда приводят депрессии - не всегда являются следствием экзистенциального вакуума. Но даже если не каждый случай самоубийства был совершен из-за чувства бессмысленности, очень может быть, что импульс человека лишить себя жизни был бы преодолен, если бы он осознал какой-то смысл и цель, ради которых стоит жить. Если, таким образом, сильная ориентация на смысл играет решающую роль в предупреждении самоубийства, что можно сказать о прямом вмешательстве в случаи, где есть риск самоубийства? Молодым врачом я провел четыре года в самой большой государственной больнице Австрии, работая в отделении, где содержались пациенты в состоянии тяжелой депрессии; большинство из них поступило после попытки самоубийства. Я однажды подсчитал, что должен был за эти четыре года обследовать 12 тысяч пациентов. У меня накопился целый склад опыта, из которого я черпаю до сих пор, когда сталкиваюсь с человеком, склонным к самоубийству. Я рассказываю ему, что эти пациенты многократно мне говорили, как они счастливы, что их попытка самоубийства не удалась; через недели, месяцы, годы оказывалось, что у их проблем было решение, и был ответ на вопрос о смысле их жизни. "Если все так хорошо оборачивается даже один раз на тысячу случаев - я продолжал объяснять - как можно гарантировать, что в вашем случае это однажды не произойдет, раньше или позже? Но прежде всего вы должны жить, чтобы увидеть тот день, когда это может произойти; вы должны жить, чтобы увидеть рассвет этого дня, и ответственность за ваше выживание не должна покидать вас." В связи со второй гранью массового невротического синдрома - агрессией - я расскажу об эксперименте, проведенном Кэролайн Вуд Шериф. Она сначала специально разожгла вражду между двумя группами бойскаутов; эта агрессия утихла только тогда, когда подростки занялись общей целью - совместными попытками вытащить завязшую в грязи повозку с продуктами для лагеря. Они не только приняли этот вызов, но и объединились ради выполнения общего дела. Что же касается третьей грани, наркомании, я вспоминаю о данных, полученных Аннемари фон Форстмайер: по данным тестов и статистики, 90% алкоголиков, которых она обследовала, страдали глубоким чувством бессмысленности жизни. Из наркоманов, исследованных Стэнли Криппнер, все 100% считали, что "все бессмысленно". А сейчас обратимся к вопросу о самом смысле. Сначала я хочу четко сказать, что логотерапевта в первую очередь интересует потенциальный смысл, который в дремлющем состоянии скрыт в каждой из отдельных ситуаций, с которыми человек встречается в своей жизни. Поэтому я не буду здесь задерживаться на чьей-то жизни в целом, хотя я не отрицаю, что такой широкий смысл существует. Для сравнения рассмотрим кинофильм: он состоит из тысяч и тысяч отдельных изображений, и каждое из них несет какой-то смысл, и все же смысл всего фильма нельзя увидеть до того, как будет показана его последняя часть. Однако мы не сможем понять весь фильм, если не поймем каждую его компоненту, каждое из отдельных изображений. Разве нельзя сказать то же самое о человеческой жизни? Разве ее окончательный смысл не раскрывается только в конце, на пороге смерти? И разве этот окончательный смысл не зависит от того, был или не был реализован потенциальный смысл каждой отдельной ситуации в наиболее полном соответствии со способностями и верованиями человека? Не забудем, что смысл и его восприятие, с точки зрения логотерапии, является совершенно земным, а не витает в облаках и не скрывается в башне из слоновой кости. Я бы расположил познание смысла - персонального смысла в конкретной ситуации - на полдороге между переживанием "ага!" по концепции Карла Бюхлера и гештальт-восприятием, скажем, по теории Макса Вертхаймера. Восприятие смысла отличается от классической гештальт-концепции в том, что последняя подразумевает внезапное распознавание "силуэта" на "фоне", в то время как восприятие смысла, как я его вижу, сводится к осознанию имеющихся возможностей на фоне реальности, или, говоря простыми словами, осознанию, что можно сделать в данной ситуации. А как же человек может приблизиться к обнаружению смысла? Шарлотта Бюхнер сказала: "Все, что мы можем - это изучать жизнь тех людей, которые, по-видимому, нашли свои ответы на вопрос, в чем окончательный смысл человеческой жизни - по сравнению с теми, кто ответа не нашел." В дополнение к этому биографическому подходу мы можем прибегнуть и к биологическому. В понятиях логотерапии совесть - это подсказчик, который по мере необходимости указывает направление, по которому нам следует двигаться в данной жизненной ситуации. Чтобы выполнить эту задачу, совести приходится прикладывать измерительную линейку к переживаемым ситуациям, и оценивать их согласно своей системе критериев, своей иерархии ценностей. Однако эти ценности не могут быть нами восприняты на сознательном уровне - они являются просто тем, что мы есть. Они кристаллизовались в течение всей эволюции нашего вида; они заложены в нашем биологическом прошлом и укоренены в нашей биологической глубине. Конрад Лоренц имел в виду нечто подобное, когда развивал понятие биологического a priori, и когда мы с ним недавно обсуждали мой взгляд на биологическую основу процесса оценки, он с энтузиазмом выразил свое согласие. Во всяком случае, если существует до-рефлекторное аксиологическое понимание себя (аксиология - изучение природы этических ценностей), то оно в конечном счете заложено в нашем биологическом наследстве. Как учит логотерапия, есть три основных дороги, по которым можно придти к смыслу жизни. Первая - творчество, полезная работа или совершение поступка. Вторая - переживание чего-нибудь или встреча с кем-то; другими словами,. смысл можно найти не только в творчестве, но и в любви. Эдит Вайскопф-Джоэлсон замечает в связи с этим: логотерапевтическая "идея, что переживание может быть таким же ценным, как достижение, полезна тем, что компенсирует общепринятое одностороннее преувеличение значимости внешнего успеха за счет ценности внутреннего мира переживаний". Однако еще важнее третья дорога к смыслу жизни: даже беспомощная жертва безнадежной ситуации, столкнувшись с жестокой судьбой, которую нельзя изменить, может подняться над собой, вырасти за свои пределы и этим изменить себя. Она может обратить личную трагедию в триумф. Как упомянуто ранее в этой книге, Эдит Вайскопф-Джоэлсон выразила надежду, что логотерапия "может помочь в противостоянии некоторым нездоровым тенденциям в сегодняшней культуре Соединенных Штатов, где неизлечимому страдальцу предоставляется очень мало возможностей гордиться своим страданием и считать, что оно облагораживает его, а не унижает, так что он не только несчастен, но еще и стыдится своего несчастья". Четверть столетия я руководил неврологическим отделением больницы, и был свидетелем способности моих пациентов обращать свое тяжелое положение в человеческое достижение, в подвиг. Кроме практического опыта, существуют эмпирические данные о том, что можно найти смысл в страдании. Исследователи Йельского университета "были поражены тем, что немало бывших военнопленных периода вьетнамской войны ясно заявляли: хотя их заключение в лагере было чрезвычайно трудно вынести - мучения, болезни, скверное питание, одиночное заключение - несмотря на все это, они извлекли пользу из своего опыта пленения, который оказался для них еще и развивающим опытом". Но самые сильные аргументы в пользу "трагического оптимизма" - те, которые на латыни называются argumenta ad hominem. Яркий пример - история Джерри Лонга, живое свидетельство "дерзкой силы человеческого духа", как это назыается в логотерапии. Цитирую по Texarkana Gazette: "У Джерри Лонга все тело ниже шеи было парализовано три года назад в результате несчастного случая при нырянии. Тогда ему было 17 лет. Сейчас Лонг может пользоваться клавиатурой при помощи палочки, которую держит во рту. Он "посещает" два курса в Community College с помощью специального телефона. Интерком позволяет Лонгу и слушать, и участвовать в обсуждениях. Он также заполняет свое время чтением, смотрит телевизор и пишет." Вот что он написал мне в письме: "Я вижу свою жизнь полной смысла и цели. Установка, которую я принял в тот злосчастный день, стала моим жизненным кредо: я сломал шею, но не сломился. Сейчас я занимаюсь на первом курсе психологического колледжа. Я верю, что мое увечье только укрепит мою способность помочь другим. Я знаю, что без страдания развитие, которого я достиг, было бы невозможным." Значит ли это, что страдание незаменимо для открытия смысла? Ни в коем случае. Я только утверждаю, что смысл доступен, несмотря на - и мало того, через - страдание, но лишь если страдание действительно неизбежно, как замечено во второй части этой книги. Если его возможно устранить, то смысл будет как раз в устранении его причины, потому что ненужное страдание - это мазохизм, а не героизм. Если, с другой стороны, нельзя изменить ситуацию, причиняющую страдание, то можно выбрать свое отношение к нему. Лонг не выбирал перелом шейных позвонков, но он решил не дать себе сломаться под выпавшим ему ударом судьбы. Итак, в первую очередь надо стремиться изменить ситуацию, вызывающую страдание. Но еще важнее - уметь переносить страдание, уж если оно неизбежно. Существуют эмпирические данные, что "простые люди" думают так же. Опросы общественного мнения в Австрии показали, что наибольшее уважение у большинства опрошенных вызывают не великие деятели искусства и науки, не выдающиеся государственные деятели и спортивные рекордсмены, а те, кто справляется с выпавшим им на долю тяжким жребием, высоко подняв голову. Обратившись ко второму аспекту трагической триады, к вине, я хотел бы отступить от теологического понятия, которое всегда меня занимало. Я говорю о том, что называется mysterium iniquitatis, что означает - преступление при окончательном анализе остается необъясненным в той степени, в которой нельзя полностью проследить его истоки в биологических, психологических и/или социологических факторах. Но ведь полное объяснение чьего-либо преступления было бы оправданием вины этого человека, который таким образом рассматривается не как свободная и ответственная за свои поступки личность, а как машина, подлежащая починке. Даже сами преступники питают отвращение к таким объяснениям и предпочитают брать на себя ответственность за свои поступки. Я получил письмо от осужденного, отбывающего срок в тюрьме штата Иллинойс, в котором он сожалеет, что "у преступника никогда нет случая самому объяснить себя. Ему предлагают множество оправданий, из которых он может выбирать. Обвиняется общество, и во многих случаях вина возлагается на жертву." Более того, когда я обращался к заключенным в тюрьме Сан-Квентин, я сказал им: "Вы такие же человеческие существа, как и я, и как таковые вы были свободны совершить преступление, стать виновными (это была ваша свободная воля). Однако сейчас вы ответственны за то, чтобы превозмочь вину, поднявшись над ней. Вырасти за свои пределы, измениться к лучшему." Они как будто поняли. Еще я получил записку от бывшего заключенного, который организовал группу логотерапии из бывших уголовников. "Нас уже 27, и новички снова угодили бы за решетку, если бы не сила убеждения тех, кто был в группе с самого начала. Только один из нас снова попал в тюрьму, но и он уже на свободе." Что же касается понятия коллективной вины, я лично думаю, что совершенно неоправданно делать одного человека ответственным за поведение другого, или целого коллектива. После Второй мировой войны я всегда возражал против понятия коллективной вины. Однако иногда требовалось немало ухищрений, чтобы развеять предубеждения. Одна американка как-то упрекнула меня: "Как вы можете до сих пор писать книги на немецком языке, языке Адольфа Гитлера?" В ответ я спросил у нее, есть ли у нее на кухне ножи, и когда она ответила, что да, есть, я изобразил ужас и возмущение, воскликнув: "Как вы можете до сих пор пользоваться ножами - после того, как множество убийц пользовалось ими, чтоб закалывать и убивать свои жертвы?" И она перестала возражать против того, чтоб я писал книги на немецком языке. Третий аспект трагической триады касается смерти. Но он точно так же касается жизни, потому что все время умирает очередной маленький момент, из которого состоит жизнь, и он больше никогда не возвратится. И разве не его преходящесть является напоминанием, которое призывает нас использовать наилучшим возможным образом каждый момент нашей жизни? Конечно, так и есть, и отсюда мой императив: Живите так, как будто вы живете во второй раз, и поступили в первый раз так неверно, как собираетесь поступить сейчас. Наши способности поступить правильно, возможность осмысленных действий, зависят от необратимости жизни. Но благодаря той же необратимости эти возможности дано воплотить. Ведь как только мы использовали открывшуюся возможность и реализовали потенциальный смысл, мы сделали это раз и навсегда. Мы отправили это свершение в прошлое, где оно будет находиться в целости и сохранности. В прошлом ничего не теряется безвозвратно, а наоборот, хранится как сокровище. Разумеется, люди склонны видеть только сжатое поле преходящего и забывают о существовании полных житниц прошлого, в которое они принесли урожай своей жизни: совершенные ими деяния, пережитую любовь, и наконец, страдания, через которые они прошли мужественно и достойно. Уже из этого видно, что нет причин испытывать жалость к старикам. Скорее, молодые должны им завидовать. Это правда, что у стариков нет возможностей в будущем; но у них есть нечто большее. Вместо возможностей в будущем у них есть реальности в прошлом - возможности, которыми они воспользовались, смысл, который они исполнили, ценности, которые они реализовали - и никто и ничто не может отобрать эти сокровища у прошлого. В свете того, что возможно найти смысл в страдании, смысл жизни существует при любых условиях, по крайней мере потенциально. Рядом с этим безусловным смыслом жизни упомянем безусловую ценность каждого человека. Именно эта безусловная ценность гарантирует неотъемлемость его человеческого достоинства. Так же, как и у жизни остается потенциальный смысл в любых условиях, даже в самых ужасных, так и ценность человека остается с ним при любых условиях, потому что оно основана на ценностях, созданных им прошлом, и не зависит от "полезности" или "бесполезности", которую он представляет в настоящем. Если говорить точнее, "полезность" человека обычно определяется в терминах его функци