на собирании однородных частей, отчего постепенно
происходит порча первичной (как ее называют) формы и рождение новой. Ведь
гниению, пролагающему дорогу для рождения новой формы, предшествует
разложение старой формы, которое само есть сведение к однородности. Если
ничто не препятствует, то происходит простое разложение. Но если встречаются
разнообразные препятствия, то следует гниение, которое есть зачаток нового
рождения. Если же (об этом теперь и идет речь) происходит быстрое движение,
сообщаемое извне, тогда движение этого схождения (которое тонко и мягко и
нуждается в покое от внешнего) нарушается и прекращается, как мы это видим в
бесчисленных случаях. Так, ежедневное движение и протекание воды задерживает
гниение; ветры препятствуют скоплению заразы в воздухе; зерно, движимое и
переворачиваемое в амбарах, остается чистым; вообще все движимое извне не
легко гниет внутри.
Наконец, нельзя опустить то схождение частей тела, от которого главным
образом происходит затвердевание и высыхание. Ибо, после того как дух, или
влажность, обращенная в дух, отлетает из какого-либо пористого тела (дерева,
кости, пергамента и т. п.), более плотные части сильнее сжимаются и
сходятся, отчего и следует затвердевание и высыхание. Мы полагаем, что это
происходит не столько от движения сцепления -- дабы не было пустоты, сколько
от этого движения дружбы и союза.
Что же касается схождения тел на расстоянии, то оно происходит редко.
Все же оно присуще большему количеству вещей, чем мы наблюдаем. Образец
этого дают водяные пузыри, разрушающие другие пузыри; лекарства, которые
притягивают жидкости в силу подобия веществ; струна арфы, которая заставляет
другую струну звучать в унисон, и т. п. Мы полагаем, что и духам животных
присуще это движение, но здесь оно совершенно неизвестно. Вполне ясно оно
выступает в магните и в возбужденном железе. Но когда мы говорим о движениях
магнита, то между ними надо проводить отчетливое различие. Ибо есть в
магните четыре способности, или действия, которые должно не смешивать, а
разделять, хотя удивление и восхищение людей их смешали. Первое состоит в
схождении магнита с магнитом, или железа с магнитом, или намагниченного
железа с железом; второе -- в склонении магнита к северу и югу, а также и в
его наклонении; третье -- в проникновении магнита через золото, стекло,
камень и все остальное; четвертое -- в сообщении его свойства от камня к
железу и от железа к железу без передачи вещества. Однако здесь мы говорим
только о его первой способности, т. е. о схождении. Замечательно также
движение схождения ртути и золота, заставляющее золото притягивать ртуть,
хотя бы даже и превращенную в мазь; работающие среди паров ртути обычно
держат во рту кусочек золота, для того чтобы собирать пары ртути, которые
иначе вошли бы в их кости и черепа и от которых этот кусочек спустя короткое
время белеет. Итак, о движении меньшего собрания сказано достаточно.
Девятое движение есть движение магнетическое, которое хотя и относится
к роду движений меньшего собрания, однако если действует на большие
расстояния и на большие массы вещей, то заслуживает отдельного исследования,
-- в особенности тогда, когда оно не начинается от соприкосновения, как
многие другие, и не доводит действие до соприкосновения, как все они; оно
только поднимает тела и заставляет их вздыматься, не более.
Ибо если луна поднимает воды или заставляет влагу вздыматься, или
звездное небо притягивает планеты к их апогеям, или солнце удерживает Венеру
и Меркурий в таком положении, чтобы они не дальше чем на известное
расстояние отстояли от тела Солнца, то очевидно, что это движение нельзя
отнести ни к большему собранию, ни к меньшему собранию, но оно есть как бы
посредствующее и незавершенное собирание и поэтому должно составлять свой
собственный вид.
Десятое движение есть движение бегства; оно противоположно движению
меньшего собрания. Посредством этого движения тела в силу антипатии убегают
от враждебных тел, или обращают их в бегство и отделяются от них, или
отказываются смешиваться с ними. Хотя могло бы показаться, что иногда это
явление совершается только как случайное -- вторичное по отношению к
движению меньшего собрания, ибо однородные части не могут сойтись без
исключения или удаления разнородных частей, все же должно рассматривать это
движение как отдельное и выделить его в особый вид, ибо во многих случаях,
скорее, стремление к бегству оказывается первичным, чем стремление к
схождению.
Это движение заметно обнаруживается в выделениях животных; не менее оно
заметно также в некоторых предметах, неприятных для ощущения, главным
образом для обоняния и вкуса. Ведь дурной запах настолько отвергается
обонянием, что даже из-за несогласия вызывает в пищеводе движение
отталкивания: горький и неприятный вкус настолько отвергается небом и
горлом, что по несогласию вызывает судорожные движения головы и мороз по
коже. Но это движение имеет место и в других случаях. Иногда оно проявляется
в окружающем: например, холод в средней области воздуха, очевидно, есть
отбрасывание природы холода из пределов небесных тел. Подобно этому и
возникающие в подземельях великий зной и воспламенения, по-видимому,
представляют собой отбрасывание горячей природы недрами земли. Ибо, если
тепло и холод будут в меньшем количестве, они уничтожат друг друга; но, если
они будут в больших массах и как бы правильно расположены, тогда они,
сталкиваясь, сдвигают и отбрасывают друг друга с места. Передают также, что
корица и другие ароматические вещества дольше сохраняют запах, если их
поместить вблизи сточных канав и зловонных мест, ибо их запах отказывается
покинуть свое место и смешаться с зловонием. Во всяком случае ртуть, которая
иначе соединилась бы в целое тело, удерживается от схождения частей
человеческой слюной, свиным салом или терпентином и тому подобными
веществами, ибо у ее частей плохое согласие с телами этого рода, от которых
они уклоняются, будучи окружены ими, так что желание убежать от этих лежащих
в промежутке частей сильнее, чем желание соединиться с подобными себе
частями. Это называют умерщвлением ртути. Так же масло не смешивается с
водой не только вследствие различия в легкости, но и вследствие плохого
согласия между ними, как это видно из примера винного спирта, который, хотя
и легче масла, однако хорошо смешивается с водой. Но более всего движение
бегства заметно в селитре и в подобного же рода простых телах, как в порохе,
ртути, а также золоте, которые отвращаются от пламени. Однако бегство железа
от одного полюса магнита, как это хорошо заметил Гильберт, не есть,
собственно, бегство, но сообразование и схождение к более благоприятному
положению[141].
Одиннадцатое движение есть движение уподобления, или самоумножения, или
также простого порождения. Простым же порождением мы называем порождение не
целых тел, как у растений или животных, но подобных тел. А именно:
посредством этого движения подобные тола обращают в свое вещество и природу
другие родственные или по крайней мере хорошо расположенные и
приуготовленные тела. Так, пламя умножается и порождает новое пламя на
испарениях и маслянистых телах; воздух умножается и порождает новый воздух
на воде и водянистых телах; растительный и животный дух умножается и
порождает новый дух на более легких частях водянистого и маслянистого в
своем питании; твердые части растений и животных, как, например, лист,
цветок, мясо, кость и другие, уподобляют и порождают из соков своего питания
заменяющее и восполняющее вещество. И пусть никто не подражает сумасбродству
Парацельса, который (ослепленный, по-видимому, своими перегонками) считал,
что питание совершается только посредством отделения и что в хлебе или в
пище скрывается глаз, нос, мозг, печень, а в соке земли -- корень, лист,
цветок; ибо подобно тому, как художник выводит лист, цветок, глаз, нос,
руку, ногу и тому подобное из грубой массы камня или дерева посредством
отделения и отбрасывания лишнего, так, утверждает он, и этот Архей,
внутренний художник, выводит из пищи отдельные члены и части тела
посредством отделения и отбрасывания[142]. Но если оставить этот
вздор, то вполне достоверно, что отдельные части растений и животных, как
подобные, так и органические, сначала с некоторым выбором извлекают соки из
своего питания (которые или являются почти общими и одинаковыми с
остальными, или ненамного от них отличаются) и затем уподобляют их и
обращают их в свою природу. И это уподобление, или простое порождение,
совершается не только в одушевленных телах; также и неодушевленные тела
причастны к этому, как уже сказано о пламени и воздухе. Более того, отмерший
дух, содержащийся в каждом осязаемом одушевленном теле[143],
постоянно стремится растворить и претворить более плотные части в дух,
который затем исходит, почему и происходит уменьшение веса и высыхание, как
мы уже говорили в другом месте[144]. Говоря об уподоблении, нельзя
пренебречь и тем нарастанием, которое обычно отличают от питания. Так, глина
посреди камней сгущается и обращается в каменистую материю; отложения на
зубах обращаются в вещество не менее твердое, чем сами зубы, и т. д. Ибо мы
придерживаемся того мнения, что всем телам присуще стремление к уподоблению
не меньшее, чем к схождению с однородными телами. Однако эта способность,
равно как и та, связывается, хотя и не теми же воздействиями. Но эти
воздействия, как и освобождение от них, нужно исследовать со всей
тщательностью, ибо они относятся к сообщению новых сил
старости[145]. Наконец, следует отметить, что в тех девяти
движениях, о которых мы говорили, тела стремятся только к сохранению своей
природы, а в этом десятом стремятся к расширению[146].
Двенадцатое движение есть движение побуждения. Это движение,
по-видимому, относится к роду уподобления, и иногда мы называем его этим
именем. Ибо это движение, как и предыдущее, есть и рассеивающее движение, и
сообщающее, и переходящее, и умножающее. Оба они в большинстве случаев
сходятся в результате, хотя различаются в образе действия и в предмете.
Движение уподобления происходит как бы властно и могущественно, ибо оно
приказывает и принуждает уподобляемое тело измениться и обратиться в
уподобляющее. Движение же побуждения действует как бы искусно и украдкой и
тайно. Оно только приглашает и располагает побуждаемое перейти к природе
побуждающего. Кроме того, движение уподобления умножает и преобразует тела и
вещества. Так, больше становится пламени, больше воздуха, больше духа,
больше мяса. В движении же побуждения умножаются и преобразуются только
способности; больше становится теплоты, больше магнетизма, больше гниения.
Это движение проявляется в особенности в тепле и в холоде. Ибо тепло
распространяется при нагревании не через сообщение первого тепла, но только
через побуждение частей к тому движению, которое есть форма теплоты, -- о
чем мы говорили в первом сборе плодов для природы тепла. Поэтому тепло
гораздо медленнее и труднее возбуждается в камне или в металле, чем в
воздухе, вследствие неспособности и нерасположенности этих тел к такому
движению. Поэтому вероятно, что внутри земли, вблизи ее недр, есть вещества,
совершенно отвергающие нагревание, ибо по причине чрезмерного сгущения они
лишены того духа, от которого главным образом начинается это движение
побуждения. Подобным же образом магнит придает железу новое расположение
частей и сообразное движение, сам же не теряет ничего из своей способности.
Подобным же образом дрожжи, пивное бродило, молочная закваска и некоторые
яды побуждают и вызывают последовательное и непрерывное движение в тесте,
пиве, сыре или человеческом теле не столько вследствие силы побуждающего
тела, сколько вследствие предрасположения и уступчивости побуждаемого.
Тринадцатое движение есть движение запечатления, которое также из рода
движения уподобления, и оно наиболее тонкое из распространяющихся движений.
Мы сочли нужным выделить его в особый вид, так как оно значительно
отличается от двух предыдущих движений. Ибо простое движение уподобления
преобразует самые тела, так что если удалить первую движущую силу, то это не
будет иметь никакого значения для всего последующего. Действительно, ни
первое возгорание пламени, ни первое превращение в воздух не имеют никакого
значения для пламени или для воздуха, возникающего в последующем рождении.
Подобным же образом остается на достаточно долгое время и движение
побуждения, если удалить первую движущую силу, как, например, в нагретом
теле -- когда удалено первое тепло, в возбужденном железе -- когда удален
магнит, в тесте -- когда удалена закваска. Движение же запечатления, хотя и
оно распространяющееся и переходящее, однако, по-видимому, всегда зависит от
первой движущей силы, так что, если она будет удалена или прекратится,
тотчас погибает и отпадает и оно. Итак, оно совершается мгновенно или по
крайней мере в течение короткого времени. Поэтому мы называем те движения
уподобления и побуждения движениями рождения от Юпитера, ибо порожденное
остается; а это движение -- движением рождения от Сатурна, ибо рожденный
тотчас пожирается и поглощается[147]. Это движение является в трех
вещах: в лучах света, в устремлении звука и в действии магнита в отношении
его сообщения. Ибо, если удалить свет, тотчас пропадают цвета и остальные
его образы; если удалить первый удар и прекратить последовавшее отсюда
колебание тела, немного спустя пропадает звук. Ибо, хотя на звуки, когда они
проходят через промежуточную среду, ветры воздействуют наподобие волн,
однако надо тщательно отметить, что звук существует не так долго, как
происходит звучание. Так, при ударе в колокол кажется, что звук продолжается
довольно долгое время, из-за чего легко впасть в ошибку, будто звук все это
время как бы плавал и держался в воздухе, тогда как это совершенно ложно.
Ибо это звучание не есть численно один и тот же звук, но его возобновление.
Это обнаруживается, если успокоить или задержать тело, в которое ударили.
Ибо, если колокол будет задержан и приведен в неподвижность, звук тотчас
пропадет и больше не звучит; так это бывает со струнами, если после первого
удара коснуться струны или пальцем, как на лире, или пером, как на
спинете[148]: звучание тотчас прекращается. Так же и при удалении
магнита железо тотчас падает. Луну же невозможно удалить от моря и землю --
от падающего тела. Поэтому здесь невозможен никакой опыт. Но соотношение
остается то же самое.
Четырнадцатое движение есть движение очертания, или положения. При
помощи этого движения тела стремятся не к какому-либо схождению или
отделению, но к тому или иному положению и размещению относительно других
тел. Но это движение совершенно неясно и недостаточно хорошо исследовано; и
в некоторых случаях оно кажется совершенно беспричинным, хотя в
действительности оно, как мы думаем, не таково. Так, если спросят, почему
небо вращается с востока на запад, а не с запада на восток или почему оно
вращается вокруг полюсов, расположенных вблизи Большой и Малой Медведиц, а
не вблизи Ориона или в какой-нибудь другой части неба, то такой вопрос будет
каким-то сумасбродством, ибо все это должно быть принято из опыта и как
положительное. В природе, несомненно, есть нечто последнее и беспричинное,
но рассматриваемое движение таковым, по-видимому, не является. Мы считаем,
что оно совершается в силу некоторой гармонии и согласия мира, которые до
сих пор остаются вне нашего наблюдения. Если же принять движение Земли с
запада на восток, то останутся те же вопросы, потому что и тогда она
движется вокруг некоторых полюсов. Почему же эти полюсы должны помещаться
именно там, где они есть, а не в другом месте? К этому же движению относятся
и склонение, направление и наклонение магнита, известное расположение и
размещение частей и как бы жилки и волокна, встречающиеся также в телах как
естественных, так и искусственных, в особенности в плотных и нетекучих. Их
надо тщательно исследовать, ибо, пока они не будут обнаружены, с этими
телами трудно обращаться и трудно управлять ими. Но циркуляции в жидкостях,
посредством которых они, будучи сжаты, прежде чем могут освободиться,
помогают друг другу, чтобы равномерно переносить это сжатие, мы с большим
основанием относим к движению освобождения.
Пятнадцатое движение есть движение препровождения, или движение по
течению. В этом движении среда тела в большей или меньшей степени
задерживает или выдвигает способности тел сообразно природе тел и их
действующих способностей, а также и самой среды. Ибо одна среда подходит для
света, другая -- для звука, третья -- для тепла и холода, четвертая -- для
магнетических сил и т. д.
Шестнадцатое движение есть царственное, или правящее, движение (ибо так
мы его называем). Посредством этого движения преобладающие и повелевающие
части в каком-либо теле обуздывают, укрощают, подчиняют, располагают
остальные части и принуждают их соединяться, разделяться, пребывать,
двигаться, размещаться не сообразно их желаниям, но смотря по тому,
соответствует ли это велениям и полезно ли это повелевающей части. Так что
это есть как бы некое правление и власть, которые правящая часть применяет
по отношению к подчиненным частям. Это движение проявляется главным образом
в духе животных, который размеряет, пока он в силе, все движения остальных
частой. Оно обнаруживается и в других телах, но в более низкой степени;
например, кровь и моча (о чем уже сказано) не разделяются до тех пор, пока
не будет удален или подавлен дух, который смешивал и удерживал их части. Это
движение не исключительно свойственно духам, хотя в большинстве тел дух
господствует вследствие его быстрого движения и проникновения. Однако в
телах более плотных и не исполненных живого и сильного духа (такого, который
присущ ртути и купоросу), скорее, господствуют более плотные части; так что,
пока это ярмо не будет чем-либо сброшено, совершенно не следует надеяться на
какое-либо повое превращение тел этого рода. Но пусть никто не подумает, что
мы забыли то, о чем теперь говорится: так как этот ряд и распределение
движений не служат только тому, чтобы легче было исследовать их преобладание
посредством примеров борьбы, то мы упомянули об этом преобладании и среди
самих движений. Ибо в описании этого царственного движения мы говорим не о
преобладании движений и способностей, но о преобладании частей в телах. Это
преобладание и есть то, что строит особый вид данного движения.
Семнадцатое движение есть движение самопроизвольного вращения.
Посредством его расположенные к движению и благоприятно размещенные тела
повинуются своей природе и следуют сами за собой, а не за чем-либо другим и
как бы сами себя охватывают. Ибо тела, как мы видим, или движутся без
предела, или совершенно покоятся, или устремляются к пределу, где они
сообразно своей природе или вращаются, или покоятся. И если тела размещены
благоприятно и расположены к движению, то они движутся по кругу, т. е.
вечным и бесконечным движением. Те же тела, которые размещены благоприятно и
боятся движения, совершенно покоятся. А те тела, которые размещены
неблагоприятно, движутся по прямой линии (как по наиболее короткому пути) к
общности с телами, соприродными им[149]. Указанное движение
вращения имеет девять отличий. Первое отличие -- в его центре, вокруг
которого движутся тела; второе -- в его полюсах, на которых они движутся;
третье -- в его окружности, или обращении, зависящее от того, насколько тела
отстоят от центра; четвертое -- в их возбуждении, зависящее от того, быстрее
или медленнее они вращаются; пятое -- в следовании движения, например с
востока на запад или с запада на восток; шестое -- в отклонениях от
совершенного круга по спиралям, более или менее отстоящим от его центра;
седьмое -- в отклонениях от совершенного круга по спиралям, более или менее
отстоящим от его полюсов; восьмое -- в большем или меньшем расстоянии между
его спиралями; девятое и последнее -- в изменении самих полюсов, если они
подвижны; но само это изменение уже не относится к вращению, если не
совершается по кругу. По общему и укоренившемуся мнению это движение
считается свойственным небесным телам. И все же относительно этого движения
идет большой спор среди некоторых ученых, как из числа древних, так из числа
новых, которые приписывали вращение земле. Но пожалуй, много справедливее
был бы спор (если только не признать вопрос совершенно бесспорным),
заключено ли это движение (если допустить, что земля покоится) в пределах
небес, или оно, скорее, спускается оттуда и сообщается воздуху и воде.
Вращательное же движение в метательных снарядах, как в дротиках, стрелах,
пулях и тому подобном, мы целиком относим к движению освобождения.
Восемнадцатое движение есть движение дрожания, которому в том виде, как
его понимают астрономы, мы не придаем много веры[150]. Но так как
мы старательно разыскиваем повсюду естественные устремления тел, то нам
встречается это движение, и его надо выделить в особый вид. Это есть как бы
движение вечного плена, т. е. заключающееся в том, что тела, размещенные не
вполне благоприятно для своей природы и все же не совсем плохо, постоянно
дрожат и беспокойно движутся, не будучи довольны своим состоянием и не
решаясь продвинуться дальше. Это движение встречается в сердце и пульсе
животных. Оно неизбежно должно существовать во всех телах, которые пребывают
в колеблющемся состоянии между благоприятным и неблагоприятным, -- так что,
будучи приведены в расстройство, они пытаются освободить себя и снова
претерпевают неудачу.
Девятнадцатое и последнее движение таково, что ему едва ли подходит
название движения, и все же оно вполне есть движение. Это движение можно
назвать движением покоя или движением избегания движения. Посредством этого
движения земля покоится в своей массе, в то время как ее крайние части
движутся по направлению к середине -- не к воображаемому центру, но к
соединению. Вследствие этого же стремления все сгущенные в большей степени
тела избегают движения, и единственное стремление у них -- это не двигаться,
так что, если даже их побуждать и вынуждать к движению бесчисленными
средствами, все же они, насколько могут, соблюдают свою природу. А если они
вынуждаются к движению, они все же явно стремятся снова обрести свой покой и
свое состояние и не двигаться больше. В этом они проявляют проворность и
домогаются этого достаточно упорно и стремительно, словно утомленные и не
терпящие никакой отсрочки. Однако изображение этого устремления можно
различить только отчасти, ибо вследствие воздействия и влияния небес все
осязаемые вещества у нас не только не сгущены до предела, но даже смешаны с
некоторым духом.
Итак, мы уже показали существующие в природе наиболее общие виды или
простые элементы движений, устремлений и действующих способностей, и в этом
обрисована немалая часть естественной науки. Однако мы не отрицаем, что
могут быть прибавлены и другие виды и что, следуя более истинным разделениям
вещей, эти самые разделения могут быть перенесены и наконец сведены к
меньшему их количеству. Но мы здесь не говорили о каких-либо абстрактных
разделениях. Так, если кто-то скажет, что тела стремятся или к сохранению,
или к возвышению, или к распространению, или к осуществлению своей природы;
или если кто-то скажет, что движение вещей направлено к сохранению и к благу
или всего мира -- как противостояние и сцепление, или большого универсума --
как движение большого собрания, вращения и избегания движения, или особых
форм -- как остальные виды, -- то хотя все это и будет истинно, однако если
оно не будет определено в материи и в ее строении посредством истинных
границ, то остается умозрительным и мало полезным. Все же это будет
достаточно и хорошо для рассмотрения преобладания способностей и отыскания
примеров борьбы, о чем теперь и идет речь.
Итак, из числа предложенных нами движений иные совершенно непоборимы;
иные сильнее прочих и связывают их, обуздывают, располагают; иные
простираются дальше, у иных есть преимущество во времени и в быстроте; иные
благоприятствуют прочим, усиливают их, расширяют и ускоряют.
Движение противостояния совершенно несокрушимо и непоборимо. Непобедимо
ли движение сцепления -- мы пока колеблемся сказать. Ибо мы не стали бы
утверждать с уверенностью, есть ли пустота, будь она собрана в одном месте
или распределена в разных частях[151]. Но для нас ясно, что то
основание, ради которого пустота была введена Левкиппом и Демокритом (а
именно то, что без пустоты одни и те же тела не могут изменять объем,
заполняя большие или меньшие пространства), ложно. Ибо материя складывается
и развертывается в пространстве между определенными пределами без
посредничества пустоты; и в воздухе нет пустоты в две тысячи раз большей
(ибо такой ей следовало бы быть), чем в золоте[152]. Это вполне
явствует для нас из могущественнейших сил воздушных тел (которые иначе
плавали бы в пустоте, как мельчайшие пылинки) и из многих других явлений.
Остальные же движения управляют и управляются друг другом сообразно степени
их силы, количества, возбуждения, разбега, а также сообразно встречающимся
им вспо-можениям и препятствиям.
Например, снаряженный магнит часто поднимает и удерживает количество
железа, в шестьдесят раз большее, чем его вес, -- настолько здесь
преобладает движение меньшего собрания над движением большего собрания. Но
если вес железа будет больше, движение меньшего собрания уступит. Рычаг
такой-то крепости поднимает такую-то тяжесть; здесь движение освобождения
преобладает над движением большего собрания. Но если вес будет большим,
движение освобождения уступит. Кожа, натянутая до известного напряжения, не
разрывается; здесь преобладает движение непрерывности над движением
натяжения. Но если натяжение будет усиливаться, кожа порвется, и движение
непрерывности уступит. Вода вытекает через такую-то щель; здесь преобладает
движение большего собрания над движением непрерывности. Но если щель станет
меньшей, то движение большего собрания уступит, и движение непрерывности
победит. Если в ружье положить только пулю и серу и приблизить к ним огонь,
то пуля не вылетит; здесь движение большего собрания побеждает движение
материи. Но если положить порох, то движение материи в сере победит с
помощью движений материи и бегства в селитре. И так далее. Вообще примеры
борьбы (которые указывают преобладание способностей и то, согласно каким
соотношениям и расчетам происходит преобладание и подчинение) надо всюду
прилежно и тщательно отыскивать.
Следует также тщательно рассмотреть способы и виды самого подчинения
движений, а именно: совершенно ли они прекращаются, или они все же
присутствуют, но оказываются связанными. Ибо в телах, которые нам известны,
нет истинного покоя -- ни в целых телах, ни в частях, но бывает только
кажущийся покой. Этот кажущийся покой вызывается или равновесием или
абсолютным преобладанием движений. Равновесием он достигается, например, на
весах, которые неподвижны, если грузы равны. Преобладанием он достигается в
пробуравленном сосуде, где вода покоится и удерживается от падения
вследствие преобладания движения сцепления. Следует, однако, заметить (как
мы уже говорили), насколько сопротивляются эти уступающие движения. Ибо,
если кто-либо во время борьбы будет распростерт на земле со связанными или
иначе удерживаемыми руками и ногами и будет изо всех сил стараться
подняться, сопротивление будет не меньшим, хотя и ничего не принесет. Но
этот же самый вопрос (т. е. уничтожается ли в случае преобладания
подчиняющееся движение, или усилие продолжается, хотя оно и незаметно),
который скрывается в столкновениях, быть может, возникнет и при совпадении
движений. Например, надо сделать опыт с ружьем, -- даст ли оно на том
расстоянии, на какое оно бросает пулю по прямой линии, или (как обычно
говорят) в белой точке, более слабый удар, если выстрел будет произведен
снизу вверх, когда есть простое движение удара, чем если выстрел будет
произведен сверху вниз, когда движение тяготения совпадает с движением
удара.
Надо также собрать встречающиеся законы преобладаний. Так, чем более
общим является благо, составляющее цель устремления, тем движение сильнее.
Так, движение сцепления, которое касается общения с мировым целым, сильнее,
чем движение тяготения, которое касается только общения с плотными телами.
Так же и стремления к частному благу обыкновенно не могут возобладать над
стремлениями к более общему благу, разве только в малых количествах. Если бы
это имело силу в гражданских делах!
XLIX
На двадцать пятое место среди преимущественных примеров мы поставим
намекающие примеры. Это -- те примеры, которые намекают и указывают на
благоприятное для человека. Ибо только "мочь" и только "знать" обогащают
человеческую природу, но не делают человека счастливым. Поэтому из
всеобщности вещей надо извлечь то, что больше всего удовлетворяет жизненные
потребности. Однако об этом уместнее будет говорить, когда мы перейдем к
дедукции к практике. Тем более что в самой работе по истолкованию мы в
каждом отдельном случае уделяем место для человеческой хартии, или хартии
желанного. Ибо искать и желать умело есть часть науки.
L
На двадцать шестое место среди преимущественных примеров мы поставим
примеры широкого применения. Это те примеры, которые относятся к
разнообразным вещам и часто встречаются и поэтому немало сберегают трудов и
новых испытаний. Об орудиях и изобретениях уместнее говорить, когда мы будем
рассматривать дедукцию к практике и способы эксперимента. Даже то, что уже
известно и применяется ныне, будет описано в частных историях отдельных
искусств. Сейчас же мы дадим некоторые общие указания лишь в качестве
примеров широкого применения.
Итак, человек воздействует на естественные тела главным образом семью
способами (исключая простое придвигание и отодвигание тел), а именно: или
посредством исключения того, что мешает и препятствует; или посредством
сжатия, растяжения, приведения в движение и тому подобного; или посредством
тепла и холода; или посредством удержания в благоприятствующем месте; или
посредством обуздания движения и управления им; или посредством особых
согласований; или посредством своевременного и должного чередования и
последовательности всех этих способов или по крайней мере некоторых из них.
Итак, относительно первого способа. Многому мешает обыкновенный воздух,
который присутствует и примешивается всюду, и лучи небесных тел. Поэтому то,
что способствует их исключению, может справедливо считаться примером
широкого применения. Сюда, следовательно, относятся материал и толщина
сосудов, в которые помещаются тела, приготовленные для работы над ними.
Точно так же сюда относится тщательное закрывание сосудов при помощи
уплотнений и того, что химики называют замазкой мудрости[153].
Чрезвычайно полезно также покрытие поверхности жидкостью. Так, когда
наливают масло поверх вина или травяных соков, то масло, растекаясь по
поверхности, словно покрышка, отлично сохраняет их невредимыми от воздуха.
Не плохи также и порошки, которые хотя и содержат примесь воздуха; однако
задерживают силу окружающей массы воздуха, как это бывает при сохранении яиц
и плодов в песке и в муке. Так же и воск, мед, смолу и тому подобные вязкие
вещества хорошо применять для более совершенного закрытия и для удаления
воздуха и небесных излучений. Мы сделали однажды опыт, погрузив сосуд и
некоторые другие тела в ртуть, которая гораздо плотнее всех тел, которыми
можно облить другие тела. Весьма также полезны пещеры и подземные погреба,
чтобы помешать нагреванию солнцем и губительному открытому воздуху, -- этим
пользуются в Северной Германии для хранения зерна. Сюда же относится также и
погружение тел в воду. Так, помню, я слышал о мехах с вином, погруженных в
глубокий колодец для охлаждения. Но случайно или по небрежности и
забывчивости они остались там в течение многих лет и затем были извлечены. И
от этого вино не только не стало кислым и слабым, но гораздо более
благородным на вкус, очевидно благодаря более тонкому смешению его частей.
Если же требуется, чтобы тела были погружены под воду на дно реки или моря,
но не соприкасались с водой и при этом чтобы они не были заключены в
закрытые сосуды, а только окружены воздухом, то для этого хорошо
пользоваться таким сосудом, который иногда применяется для работы на
затонувших судах, чтобы водолазы, оставаясь долгое время под водой, могли
время от времени дышать. Этот сосуд таков: делается из металла открытая
бочка; она опускается, сохраняя отвесное положение по отношению к
поверхности воды, и песет с собой на дно моря весь содержащийся в ней
воздух[154]. Она стоит, как треножник, на трех ногах, длиной
несколько меньших, чем рост человека. Таким образом, водолаз может, когда у
него недостает дыхания, просунуть голову в отверстие бочки, подышать и затем
продолжать работу. Мы также слышали, что изобретена уже машина или лодка,
которая может везти человека на некотором расстоянии под
водой[155]. Но к тому сосуду, о котором мы говорили, можно
подвесить любые тела; поэтому мы и привели данный опыт.
Есть и другое назначение тщательного и совершенного закрытия тел, а
именно: закрытие не только мешает вхождению внешнего воздуха (о чем уже
сказано), но также мешает выходу духа из тела, внутренние части которого
исследуются. Ибо для работающего над природными телами необходимо, чтобы
количество тела оставалось неизменным, т. е. чтобы ничто не испарялось и не
вытекало. Ибо глубокие изменения в телах происходят тогда, когда, в то время
как природа препятствует уничтожению тела, искусство препятствует даже
потере или удалению какой-либо части. Относительно этого укоренилось ложное
мнение (если бы оно было истинным, то надо было бы почти отказаться от
надежды сохранить известное количество тела без уменьшения), что дух тел и
воздух, утонченный сильным нагреванием, никакими преградами нельзя удержать
в сосудах, ибо они улетают через тончайшие поры сосудов. К этому мнению люди
пришли на основании общеизвестного опыта с опрокинутым над водой стаканом,
внутри которого горит свеча или бумага, отчего вода вовлекается вверх; а
также на основании примера кровососных банок, которые, будучи нагреты на
огне, втягивают тело. Полагают, что в обоих случаях утонченный воздух вышел
и поэтому уменьшилось его количество, которое заполнили вода или тело
вследствие движения сцепления. Но это совершенно ложно. Ибо воздух не
уменьшается в количестве, а сжимается в пространстве, и это движение
заполнения водой не начинается прежде, чем пламя не погаснет и воздух не
охладится; так что врачи накладывают поверх банок смоченные холодной водой
губки для того, чтобы банки притягивались сильнее. Поэтому нет причины для
того, чтобы люди очень боялись легкого выхода воздуха или духа. Ибо хотя и
правда, что даже наиболее твердые тела имеют поры, однако воздух или дух с
трудом претерпевают размельчение до такой тонкости, подобно тому как и вода
отказывается вытекать через малейшие щели.
Относительно второго из семи упомянутых способов следует прежде всего
заметить, что, действительно, сжатия и тому подобные насильственные движения
имеют величайшее значение для пространственного движения, как это видно в
метательных орудиях, а также для разрушения органических тел и тех их
способностей, которые состоят исключительно в движении. Ибо всякая жизнь да
и всякий огонь и воспламенение разрушаются сжатием, как и всякая машина
портится и приводится в беспорядок им же. Оно также разрушает способности,
которые заключаются в расположении и более явной неоднородности частей, как
это бывает в цвете (ибо не один и тот же цвет у целого цветка и
раздавленного или у целого янтаря и растолченного), а так же и во вкусе (ибо
не один и тот же вкус у незрелой груши и у нее же, когда она сжата и
размягчена, -- тогда она явно получает большую сладость). Однако для более
глубоких изменений и превращений однородных тел эти насильственные движения
мало значат, ибо при их посредстве тела не приобретают какого-либо нового
постоянного и спокойного состояния, а только состояние преходящее и всегда
стремящееся вернуться к прежнему и освободиться от нового. Однако не лишне
было бы произвести более тщательный опыт над этим, а именно установить,
могут ли сгущения или разрежения вполне однородных тел (как воздух, вода,
масло и тому подобное), произведенные насильственно, стать постоянными,
прочными и как бы перешедшими в природу тел. Это сначала надо произвести
посредством простого продолжительного выдерживания, а затем посредством
вспоможения и согласия. Это мы легко могли сделать (если бы пришло на ум),
когда сжимали воду (об этом мы говорили в другом месте)[156]
молотом и прессом, пока она не вырвалась. Мы должны были предоставить
сплющенный шар на несколько дней самому себе и потом только извлечь воду,
чтобы испытать, тотчас ли она заполнила бы прежний объем, который она имела
перед сжатием. Если бы она этого не сделала ни тотчас, ни хотя бы спустя
короткое время, то это сжатие можно было бы рассматривать как постоянное; в
противном случае было бы очевидно, что произошло восстановление и, значит,
сжатие было преходящим. Нечто подобное надо было сделать также при
вытягивании воздуха из стеклянных яиц. После высасывания воздуха надо было
сразу крепко затянуть отверстие, затем оставить эти яйца закрытыми таким
образом в течение нескольких дней и тогда наконец испытать, войдет ли с
шипением воздух, если открыть отверстия, или также будет ли в случае
погружения в воду втянуто такое же самое количество воды, какое было бы
втянуто вначале, когда еще не прошло известное время. Возможно (или по
крайней мере достойно испытания), что это могло бы и может произойти, ибо с
течением времени это происходит в несколько менее однородных телах. Так,
после некоторого времени согнутая палка не разгибается, и не следует
приписывать это какой-либо потере в количестве дерева за истекшее время, ибо
то же самое (если увеличить время) происходит и с железной пластинкой,
которая не подвержена испарению. Но если посредством простого выдерживания
опыт не удается, то все же надо не оставлять его, а применить другие
вспоможения. Ибо немалая будет выгода, если окажется возможным насильственно
сообщать телам прочные и постоянные свойства. Так, можно было бы воздух
обратить в воду посредством сжатия и сделать многое другое в том же роде,
ибо человек более властен над насильственными движениями, чем над
остальными.
Третий из семи способов относится к тому великому орудию в работе как
природы, так и искусства, которым являются тепло и холод. Но именно в этой
области человеческое могущество как бы хромает на одну ногу. Ибо мы имеем
тепло огня, которое бесконечно могущественнее и сильнее тепла солнца в том
его виде, как оно доходит до нас, и тепла животных. Но нет холода, кроме
того, который бывает в зимнюю погоду, или в погреб