но так, как и должно быть согласно гипотезе. Степень сгущения, обусловливающая спиральное движение, есть в то же время та степень сгущения, которая предполагает массы хлопьев, более крупные и потому более видимые, чем существовавшие в более раннем периоде развития. К тому же самая форма этих спиральных туманностей совершенно соответствует данному выше объяснению. Кривые линии, представляемые в них светящимся веществом, не таковы, какие должны были бы описывать более или менее разобщенные массы, выходящие из состояния покоя и стремящиеся сквозь сопротивляющуюся среду к общему центру тяжести линии эти именно таковы, каковы и должны быть линии, описываемые массами, движение которых видоизменяется вследствие вращения самой среды. В центре спиральной туманности мы видим массу, более светлую и легче разложимую, чем остальное. Предположим, что с течением времени все спиральные полосы светящегося вещества, сходящиеся к этому центру, втягиваются в него, как оно и должно быть; предположим далее, что хлопья или другие отдельные тела, составляющие эти светлые полосы, скопляются в более крупные массы во время приближения к этой центральной группе и что массы, образующие эту центральную группу, тоже скопляются в более крупные массы (а оба эти предположения мы по необходимости должны принять); и мы окончательно получим более или менее шарообразную группу подобных крупных масс, которые будут сравнительно легко разложимы. По мере того как этот процесс соединения и сосредоточения будет продолжаться, массы, составляющие туманное пятно, будут мало-помалу становиться все малочисленнее, крупнее, ярче и будут все плотнее собираться около общего центра тяжести. Посмотрите, как этот вывод совпадает с наблюдением. "Круглая форма, - говорит Араго, - всего чаще характеризует разложимые туманные пятна." Сэр Джон Гершель говорит: "Разложимые туманные пятна почти всегда бывают круглые или овальные". Кроме того, в центре каждой группы мы замечаем, что составляющие ее массы скучиваются теснее, чем в остальных ее частях; а было доказано, что по закону тяготения, который, как нам известно, простирается и на звезды, это распределение не соответствует равновесию, но предполагает возрастающий процесс сосредоточения. Несколько выше мы дошли путем умозаключения до того положения, что, смотря по обстоятельствам, степень, которой достигает процесс скопления, должна быть различна. Положение это подтверждается и фактически: мы видим, что существуют правильные туманные пятна всевозможных степеней разложимости, от таких, которые состоят из бесчисленных мелких отдельных масс, и до таких, которые представляют собрание немногих крупных тел, заслуживающих название звезд. Итак, с Одной стороны, мы видим, что мнение, принятое в последние годы без надлежащей критической проверки, - мнение, будто туманные пятна суть чрезвычайно отдаленные млечные пути, состоящие из звезд, подобных тем, из которых состоит наш собственный Млечный Путь, совершенно не согласуется с фактами и вовлекает нас в ряд нелепостей. С другой стороны, мы видим, что гипотеза, предполагающая сгущение туманного вещества, согласна с новейшими открытиями звездной астрономии; мало того, она дает нам объяснение различных форм туманностей, форм, которые без нее были бы не поняты. Перейдем теперь к Солнечной системе и прежде всего рассмотрим отдел явлений, имеющих отчасти переходный характер, именно тех явлений, которые представляют нам кометы В кометах, или по крайней, мере в тех наиболее многочисленных из них, которые находятся далеко вне области Солнечной системы и не могут считаться ее членами, мы видим уцелевшие по настоящее время образцы туманного вещества, подобного тому, из которого, по гипотезе туманных масс, образовалась Солнечная система. Для объяснения их мы должны возвратиться назад к тому времени, когда вещество, образовавшее Солнце и планету, было еще несосредоточенно. Когда в рассеянном веществе, оседающем из более редкой среды, происходит процесс скопления частиц, то там и сям непременно образуются небольшие хлопья, которые долго остаются обособленными, подобно тому как небольшие облачка на летнем небе. В туманном пятне, в котором происходит процесс сосредоточения, эти оторванные хлопья будут в огромном большинстве случаев при некоторых обстоятельствах сливаться с ближайшими более крупными хлопьями. Но довольно очевидно, что некоторые из наиболее отдаленных между этими небольшими хлопьями, именно те, которые образуются на самых окраинах туманного пятна, не сольются с более крупными массами, лежащими внутри, но будут медленно следовать за ними, не нагоняя их. Явление это необходимо обусловливается относительно большим сопротивлением среды. Подобно тому как одинокое перо, падающее на землю, скоро останется позади целой кучи перьев, так и эти крайние клочья пара в своем движении к общему центру тяжести должны значительно отставать от больших масс пара, находящихся внутри. Мнение это опирается не на умозаключения только. Наблюдение показывает нам, что менее сосредоточившиеся внешние части туманного пятна действительно отстают от более сосредоточившихся внутренних частей. Рассматриваемые в сильные телескопы все туманные пятна, даже те, которые уже приняли правильную форму, представляются нам окруженными светлыми полосами, направление которых показывает, что они втягиваются в общую массу. С помощью еще более сильных телескопов мы можем разглядеть еще меньшие, более слабые и далее разбросанные полосы света. Не подлежит никакому сомнению, что самые мелкие части, которые нельзя разглядеть ни в какой телескоп, еще многочисленнее и еще шире разбросаны. Итак, результаты умозаключения и наблюдения сходятся тут. Допустим, что большинство этих внешних частиц туманного вещества будет вовлечено в центральную массу задолго до того времени, когда она получит определенную форму, но при этом мы должны предположить, что с иными из самых мелких, наиболее отдаленных частиц этого не случится, что прежде, чем они успеют приблизиться к центральной массе, она уменьшится до сравнительно умеренных размеров. Спрашивается теперь, какие же будут отличительные признаки этих запоздавших частиц. Во-первых, они будут иметь или чрезвычайно эксцентрические орбиты, или неэллиптические пути. Отстав в такое время, когда они двигались по направлению к центру тяжести при незначительном отклонении, а потому, имея весьма незначительные угловые скорости, они будут приближаться к центральной массе по весьма удлиненным эллипсам и, стремительно обогнув ее, снова будут уходить в пространство. Другими словами, они будут двигаться именно так, как большинство комет, орбиты которых обыкновенно бывают или так эксцентричны, что их нельзя отличить от парабол, или же это вовсе не орбиты, а пути, которые явно или параболические, или гиперболические. Во-вторых, они будут приходить со всех точек неба. Наша гипотеза предполагает, что они отстали в такое время, когда туманная масса имела неправильную форму и не приобрела еще никакого определенного вращательного движения; а так как отделение их не произошло от одной какой-нибудь поверхности туманной массы предпочтительно пред другой, то мы по необходимости должны прийти к тому заключению, что они будут стремиться к центральному телу с различных точек пространства. Оно, действительно, так и бывает. Не похожие на планеты, орбиты которых приблизительно находятся в одной плоскости, кометы имеют орбиты, которые не представляют никакого соотношения одна к другой, пересекают плоскость эклиптики под всевозможными углами и имеют оси, наклоненные к этой плоскости также под всевозможными углами. В-третьих, эти наиболее отдаленные хлопья туманного вещества в самом начале будут уклоняться от прямой линии на своем пути к общему центру тяжести не все в одну какую-нибудь сторону, но каждый из них будет уклоняться в ту сторону, какую определит его форма или его собственное первоначальное движение. Оставшись позади еще прежде, чем вращение туманной массы успело установиться, эти хлопья удержат каждый в отдельности свойственные им различные, особые движения. Вот почему, следуя за сосредотачивающейся массой, они будут, смотря по обстоятельствам, вращаться вокруг нее в различных направлениях и равно часто как справа налево, так и слева направо. И тут опять-таки вывод вполне совпадает с фактами. Между тем как все планеты вращаются вокруг Солнца с запада на восток, кометы столь же часто вращаются вокруг Солнца и с востока на запад, и с запада на восток. Из 262 комет, открытых с 1680 г., 130 вращаются в одном направлении с планетами и 132 в обратном. Эта равномерность получилась бы и по закону теории вероятностей. Далее, в-четвертых, самое физическое устройство комет совершенно согласно с нашей гипотезой {Правда, что с тех пор, как был написан этот "Опыт", были высказаны соображения, в силу которых можно заключить, что кометы состоят из бесчисленного множества метеоритов, окруженных газообразным веществом Очень возможно, что это состав периодических комет, которые, приближая свои орбиты к плоскости Солнечной системы, составляют постоянные части этой системы и которые, как дальше будет указано, имеют совершенно иное происхождение.}. Способность туманного вещества сосредоточиваться в конкретную форму зависит от его массы. Для того чтобы довести ее мельчайшие атомы до той степени сближения, которая требуется для химического соединения, - другими словами, до той степени сближения, которая необходима для произведение более плотного вещества, необходимо преодолеть их отталкивание. Единственная сила, способная преодолеть их отталкивание, заключается во взаимном их притяжении. Для того чтобы взаимное их притяжение могло породить давление и температуру достаточной высоты, необходимо громадное скопление этих атомов; и даже при этом условии сближение может медленно подвигаться вперед только по мере того, как рассеивается развивающаяся теплота. Но там, где количество атомов незначительно, а вследствие этого и сила их взаимного притяжения мала, не будет ничего такого, что побуждало бы эти атомы соединяться. Из этого мы заключаем, что эти оторванные частицы туманного вещества должны будут оставаться в своем первобытном состоянии. Оказывается, что на деле оно так и бывает с непериодическими кометами. Мы уже видели, что этот взгляд на происхождение комет согласуется с характером их орбит; причем доказательство, вытекающее отсюда, гораздо серьезнее, чем было указано. Большинство кометных орбит причисляются к параболическим; обыкновенно предполагают, что кометы являются из отдаленных пространств и никогда более не возвращаются. Но не ошибочно ли причисляются их орбиты к параболическим? Наблюдения над кометою, двигающейся по чрезвычайно эксцентрическому эллипсу, возможные лишь тогда, когда она находится сравнительно близко к перигелию, не дают возможности отличить ее орбиту от параболы. Очевидно, было бы рискованно причислять ее к параболе лишь вследствие того, что невозможно найти в ней элементы эллипса. Хотя только что упомянутое затруднение является неизбежным следствием чрезвычайной эксцентричности орбиты, тем не менее вполне возможно, что кометы имеют именно эллиптические орбиты. Хотя пять или шесть из них считаются гиперболическими, тем не менее, как я узнал от человека, обратившего особенное внимание на кометы, "такая орбита не была вычислена ни для одной хорошо наблюденной кометы". Следовательно, весьма возможно, что все орбиты суть эллипсы. Эллипсы и гиперболы имеют бесчисленное разнообразие форм, но существует лишь одна форма параболы, или, выражаясь точнее, все параболы сходны между собою, тогда как есть бесконечное множество различающихся друг от друга эллипсов и гипербол. Следовательно, все направляющееся к Солнцу из далекого пространства должно иметь точное количество надлежащего движения, чтобы описать параболу; всякое другое количество дало бы гиперболы или эллипсы. Если нет гиперболических орбит, то огромное большинство вероятии стоит за то, что все орбиты эллиптические. Они именно такими и были бы, если бы кометы имели выше предположенное происхождение. А теперь от этих бродячих тел перейдем к более важным и более знакомым нам частям Солнечной системы. Замечательная гармония, существующая между их движениями, первая навела Лапласа на мысль, что Солнце, планеты и спутники их произошли из одного и того же генетического процесса. Подобно тому как сэр Вильям Гершель был приведен своими наблюдениями туманных пятен к заключению, что звезды произошли от сгущений вещества, рассеянного в пространстве, так и Лаплас своими наблюдениями над устройством Солнечной системы был приведен к заключению, что особенности ее могут быть объяснены лишь вращением сгущающегося вещества. В своем "Изложении системы мира" он вычисляет следующие факты, как главнейшие доказательства, говорящие в пользу теории развития: 1) движение всех планет в одном и том же направлении и почти в одной и той же плоскости, 2) движение спутников в одном направлении с планетами, 3) вращение этих различных тел и Солнца на своих осях, происходящее в одном направлении и почти в одной плоскости с их движением по орбитам, 4) незначительную эксцентричность орбит планет и их спутников, составляющую такую резкую противоположность с большою эксцентричностью кометных орбит. По его вычислению, вероятность, что эти гармоничные движения имеют одну общую причину, равняется двумстам тысячам биллионов против единицы. И заметьте, что эта громадная вероятность указывает на существование общей причины не в той форме, как ее обыкновенно понимают - в смысле незримой силы, действующей в качестве "великого художника, но в смысле незримой силы, действующей путем постепенного развития. Хотя сторонники обычной гипотезы и могут возразить, что движение планет вокруг Солнца в одном направлении и приблизительно в одной плоскости было необходимо для устойчивости всей системы, они не в состоянии объяснить этим же доводом одинаковость направления в движении этих тел вокруг их осей {Хотя закон этот неприложим к периферии Солнечной системы, тем не менее он неприложим только в тех случаях, когда ось вращения вместо того, чтобы быть почти перпендикулярною к плоскости орбиты, очень мало к ней наклонена, и где поэтому силы, стремящиеся произвести соответствие движений, не могли в достаточной степени проявить свое действие.}. Механическое равновесие нисколько не было бы нарушено, если бы Солнце вовсе не имело вращательного движения вокруг своей оси или если бы оно вращалось на своей оси в направлении, противоположном тому, в котором двигаются вокруг него планеты, или же - в направлении, пересекающем под прямым углом плоскость их орбит. С равной безопасностью движение Луны вокруг Земли могло бы быть обратно движению Земли вокруг своей оси; равным образом движение спутников Юпитера или Сатурна могло бы не согласоваться с направлением, в котором эти планеты вращаются на своей оси. Но так как ни одна из этих возможностей не имела места, то это единообразие должно быть рассматриваемо и в настоящем случае, и во всех других как доказательство подчиненности этих явлений некоторому общему закону; оно предполагает существование того, что мы называем естественной причинностью в противоположность произвольному устроению. Таким образом, гипотеза развития была бы единственной вероятной даже и при отсутствии всяких указаний на частности этого развития. Но когда математик, авторитет которого не имеет себе равного, предлагает нам определенную теорию этого развития, основанную на положительно дознанных механических законах и объясняющую вполне как эти различные особенности, так и многие другие, второстепенные, то нам не остается почти никакой возможности устоять против того умозаключения, что Солнечная система произошла путем постепенного развития. Что касается общего содержания теории Лапласа, то вряд ли его нужно здесь излагать. Популярные астрономические сочинения достаточно ознакомили большинство читателей с воззрениями Лапласа, что вещество, сгустившееся в настоящее время в Солнечную систему, составляло некогда обширный вращающийся, чрезвычайно разреженный сфероид, простиравшийся за пределы орбиты; что, по мере того как этот сфероид сжимался, скорость его вращения неизбежно возрастала; что возрастание центробежной силы от времени до времени препятствовало экваториальному поясу участвовать в дальнейшем движении сосредоточивавшейся массы, вследствие чего экваториальный пояс отставал в виде вращающегося кольца; что каждое из этих вращающихся колец, отделявшихся таким образом периодически, с течением времени разрывалось в какой-нибудь наиболее слабой точке и, сжимаясь мало-помалу, собиралось во вращающуюся массу; что и в этой массе, так же как и в первоначальной массе, из которой она образовалась, скорость вращения возрастала по мере уменьшения массы в объеме, и там, где центробежная сила была достаточно велика, отрывались подобным же образом кольца, которые окончательно стягивались во вращающиеся сфероиды, и что таким образом из этих первичных и вторичных колец образовались планеты и их спутники, между тем как из центральной массы образовалось Солнце. Кроме того, известно, что это априористическое умозаключение вполне согласуется с результатами, добытыми опытом. Д-р Плато показал, что, когда масса какой-нибудь жидкости ограждена, насколько это возможно, от влияния внешних сил, она непременно образует отдельные кольца, как скоро ее заставят вращаться с надлежащей быстротой, и что кольца эти образуют сфероиды, которые будут вращаться на своих осях в том же направлении, как и центральная масса. Таким образом, как скоро дана первобытная туманная масса, которая, приобретая вышесказанным путем вращательное движение, сосредоточивается под конец в обширный сфероид воздухообразного вещества, вращающийся вокруг своей оси, - все остальное объясняется механическими законами. Генезис Солнечной системы, выказывающей движения, подобные тем, которые мы наблюдаем в нашей, может быть предсказан, и умозаключение, на котором основано это предсказание, подтверждается опытом {Правда, не все положения Лапласа, в том виде, в каком он изложил их, изъяты от возражений. Один астроном, авторитет которого стоит чрезвычайно высоко и которому я очень обязан за некоторые критические замечания, сделанные им по поводу настоящей статьи, принимает за "гораздо более вероятное", что "кольцо туманного вещества, вместо того чтобы разорваться в одной какой-нибудь точке и стягиваться в одну массу, распадется на несколько масс" Этот возможный исход, действительно, кажется правдоподобнее. Но, допустив даже, что кольцо туманного вещества распадется на несколько масс, все же можно возразить, что так как надо принять вероятность в размерах отношения бесконечности к единице против того предположения, чтобы эти массы вышли одинаковой величины и находились друг от друга на одинаковом расстоянии, то они могут остаться равномерно распределенными вдоль своей орбиты, эта кольцеобразная цепь газообразных масс должна распасться на несколько групп, эти группы, при некоторых обстоятельствах, сольются в более крупные группы, и окончательным результатом будет образование одной массы. Я обратился с этим вопросом к одному астроному, авторитет которого едва ли уступает авторитету того, о котором было говорено выше, и он согласился со мною, что процесс, вероятно, совершится таким образом.}. Но посмотрим теперь, не объясняются ли таким же образом, кроме этих наиболее выдающихся особенностей Солнечной системы, и другие, второстепенные. Начнем с соотношения между плоскостями планетных орбит и плоскостью солнечного экватора Если бы в то время, когда сфероид туманного вещества простирался за пределы орбиты Нептуна, все его части вращались в совершенно одинаковой плоскости или, вернее, в параллельных плоскостях; если бы все его части имели одну и ту же ось, то плоскости последовательных колец совпадали бы одна с другою и с плоскостью солнечного вращения. Но достаточно припомнить ранние периоды сгущения туманных масс, чтобы понять, что такого рода полное единообразие движения не могло существовать. Хлопья, которые, как мы уже говорили, оседали из неправильной, далеко рассеянной в пространстве туманной массы и со всевозможных точек ее устремились к общему своему центру тяжести, должны были двигаться не в одной плоскости, но по бесчисленному множеству плоскостей, пересекающих одна другую под всевозможными углами. Постепенное установление того вращательного движения, которое, как мы теперь видим, указывало на спиральные туманности, есть постепенное приближение к движению в одной плоскости. Но эта плоскость может определиться лишь с течением времени. Те хлопья, которые вращаются не в этой плоскости, но вступают в соединяющую массу под различными углами, будут стремиться совершать свое вращение вокруг своего центра, каждый в своей плоскости, и лишь с течением времени их движения будут отчасти уничтожены противоположными движениями, отчасти же сольются с общим движением. В особенности долго будут удерживать свое более или менее независимое направление те части вращающейся массы, которые находятся на самой окраине ее. Вот почему всего вероятнее, что плоскости колец, отделившихся прежде других, будут значительно разниться от средней плоскости всей массы, между тем как плоскости тех колец, которые отделились позже, будут разниться от нее менее. И тут опять-таки вывод в значительной степени совпадает с наблюдением. Хотя изменение и не представляет совершенной правильности, все же мы видим, что средним числом наклон уменьшается по мере приближения к Солнцу. И это все, что мы можем ожидать Так как части туманного сфероида должны были получиться с различными наклонами, то его слой должен был иметь плоскости вращения, уклоняющиеся от средней плоскости, в степени не всегда пропорциональной их расстоянию от центра. Посмотрим теперь движение планет вокруг их осей. Лаплас приводил в числе прочих доказательств, говорящих за существование общей генетической причины, тот факт, что планеты вращаются на своих осях в том же направлении, в котором они движутся вокруг Солнца, и что оси их приблизительно перпендикулярны к их орбитам. Позднее было открыто, что Уран составляет исключение из общего правила, и еще позднее оказалось, что подобное же исключение составляет Нептун; так, по крайней мере, мы вправе думать, судя по движению спутников этих двух планет. Эта аномалия бросала, как полагали, сильную тень сомнения на умозрения Лапласа; с первого взгляда оно, действительно, так и есть. Но достаточно, кажется, некоторого размышления, чтобы убедиться, что аномалия эта вовсе не составляет неразрешимой загадки. Лаплас просто зашел слишком далеко, выставив несомненным результатом генезиса туманных масс то, что в некоторых случаях представляется не более как вероятным его результатом. Причину, определяющую направление вращения, он видит в большей абсолютной скорости внешней части отделившегося кольца. Но при известных условиях эта разница в скорости может быть незначительна, если еще вообще она существует. Если масса туманного вещества, приближающаяся спирально к центральному сфероиду и в конце концов присоединяющаяся к нему по касательной, состоит из частей, имеющих одинаковую абсолютную скорость, то, когда она соединится с экваториальной окружностью сфероида и будет двигаться вместе с нею, ее наружные части приобретут меньшую угловую скорость, чем внутренние. Отсюда следует, что если при одинаковой угловой скорости наружных и внутренних частей отделившегося кольца является стремление к вращению вокруг оси в том же направлении, как по орбите, то можно заключить, что при меньшей угловой скорости наружных частей кольца, чем внутренних его частей, результатом явится стремление к вращению в направлении обратном. Другое весьма важное обстоятельство составляет форма сечения кольца; форма эта в каждом отдельном случае должна была быть более или менее различна. Чтобы пояснить это, необходимо прибегнуть к примеру. Вообразим себе апельсин, причем точки, где апельсин примыкал к стеблю и к чашечке, будут изображать полюсы. Вырежем из корки вокруг линии экватора полоску. Эта полоска, если ее положить на стол так, чтобы концы ее сходились, образует кольцо, похожее на обруч бочонка, кольцо, толщина которого по направлению его диаметра весьма незначительна, но ширина которого в направлении, перпендикулярном к его диаметру, довольно значительна. Предположим теперь, что вместо апельсина, который представляет сфероид, очень мало сплющенный, мы возьмем более сплющенный сфероид, имеющий форму не слишком выпуклого, чечевицеобразного стекла. Если с краев или с экватора этого чечевицеобразного стекла мы отрежем небольшое кольцо, это кольцо будет разниться от предыдущего в том отношении, что наибольшая толщина его будет приходиться по направлению его диаметра, а не в линии, пересекающей его диаметр под прямым углом: это будет кольцо, несколько приближающееся к форме диска, только гораздо более тонкое. Итак, смотря по степени приплюснутости вращающегося сфероида, отделившееся кольцо может иметь или форму обруча, или форму диска. При этом следует принять в соображение еще один факт. В значительно приплюснутом или чечевицеобразном сфероиде форма кольца может быть различна, смотря по его величине. Очень тонкое кольцо, такое, которое захватило только самый верхний слой экваториальной поверхности, будет иметь форму обруча, между тем как более массивное кольцо, захватившее более удобоизмеримую часть диаметра сфероида, примет форму диска. Таким образом, смотря по степени сплющенности сфероида и по объему отделившегося кольца, наибольшая толщина этого кольца будет приходиться или в направлении его плоскости, или по линии, перпендикулярной к его плоскости. Но обстоятельство это должно иметь сильное влияние на вращение планеты, образующейся впоследствии из кольца. В туманном кольце, имеющем вполне обручеобразную форму, разница между скоростями движения внутренней и внешней поверхности должна быть очень незначительна. И такое кольцо, собравшись в массу, наибольший диаметр которой пересекает под прямым углом плоскость ее орбиты, придаст почти наверно этой массе преобладающее стремление вращаться в направлении, пересекающем плоскость орбиты под прямым углом. Там, где кольцо имеет не вполне обручеобразную форму и где, следовательно, различие между скоростью вращения внутренних и внешних слоев значительнее, там должны оказывать влияние два противоположных стремления: одно - побуждающее массу вращаться к плоскости орбиты, другое - побуждающее ее вращаться в направлении, перпендикулярном к этой плоскости; вследствие чего плоскость вращения примет некоторое среднее положение. Наконец, если туманное кольцо имеет резко выраженную дискообразную форму и вследствие этого сливается в массу, наибольшие размеры которой совпадают с плоскостью орбиты, оба эти стремления соединятся, чтобы вызвать вращение в этой плоскости. Справляясь с фактами, мы видим, что они, насколько наши сведения позволяют нам судить, вполне согласуются с этим воззрением. Судя по громадной величине орбиты Урана и сравнительной незначительности его массы, мы можем заключить, что кольцо, из которого он образовался, было сравнительно тонкое и потому долженствовало иметь обручеобразную форму, в особенности если туманная масса была в то время менее приплюснута, чем впоследствии. Отсюда возникли: плоскость вращения, почти перпендикулярная к орбите планеты, и направление вращения, не выказывающее никакого соотношения к движению планеты по ее орбите. Масса Сатурна в семь раз больше массы Урана, диаметр же его орбиты составляет менее чем половину диаметра орбиты последнего; из этого следует, что генетическое кольцо Сатурна, имея окружность, меньшую половины окружности кольца Урана, и толщину в вертикальном направлении, меньшую половины толщины его, так как сфероид, наверное, был в то время столь же приплюснут, как и теперь, а быть может, и больше, должно было быть значительно шире; следовательно, форма кольца Сатурна должна была менее подходить к форме обруча и более приближаться к форме диска; несмотря на разницу в плотности, оно должно было быть, по крайней мере, вдвое или втрое шире по направлению своей плоскости. Вследствие этого вращение Сатурна на его оси происходит в одном направлении с его движением вокруг Солнца и в плоскости, уклоняющейся только на тридцать градусов от плоскости его орбиты. Вследствие тех же причин генетическое кольцо Юпитера, масса которого в три с половиной раза больше массы Сатурна, а орбита почти наполовину меньше, должно было быть еще шире - совершенно дискообразно, могли бы мы сказать. Вследствие этого и образовалась планета, плоскость вращения которой отклоняется от плоскости ее орбиты немногим больше чем на три градуса. Далее, рассматривая сравнительно ничтожные размеры Марса, Земли, Венеры и Меркурия, мы должны принять, что кольца их были очень тонки, так как постепенного уменьшения окружностей этих колец недостаточно, чтобы объяснить малые размеры образовавшихся из них масс; итак, форма этих колец должна была снова подходить к обручеобразной; вот почему плоскости их вращения снова отклоняются в более или менее значительной степени от плоскостей их орбит. Принимая в соображение возраставшую сплюснутость первоначального сфероида в последовательные периоды его сгущения и различные размеры отделявшихся колец, мы полагаем, что вращательные движения различных планет вокруг их осей не противоречат нашей гипотезе, но, наоборот, подтверждают ее. Этим способом объясняются не только различные направления, но и различные скорости вращения. Казалось бы, всего естественнее, что крупные планеты будут вращаться на своих осях медленнее, чем мелкие; это побуждает ожидать наблюдения, делаемые нами на Земле над большими и маленькими телами. А между тем одно из следствий гипотезы туманных масс, особенно если станем развивать ее как выше, состоит в том, что крупные планеты будут вращаться быстро, мелкие же медленно; в действительности оно так и оказывается. При равенстве других обстоятельств сгущающаяся туманная масса, которая далеко рассеяна в пространстве и внешние части которой, следовательно, должны стремиться к общему центру тяжести издалека, приобретет во время этого процесса сгущения значительную скорость вращения на своей оси; малая же масса - наоборот. Еще заметнее будет эта разница там, где форма генетического кольца способствует, со своей, стороны ускорению вращения. При равенстве остальных условий генетическое кольцо, наибольшая ширина которого направлена по его плоскости, образует более быстро вращающуюся массу, чем такое кольцо, наибольшая ширина которого приходится под прямым углом с его плоскостью; если же кольцо и относительно и абсолютно широко, то вращение будет чрезвычайно быстро. Эти условия, как мы видели, представлял Юпитер; вот почему Юпитер обращается вокруг своей оси менее чем за десять часов. Сатурн, условия которого, как было объяснено выше, менее благоприятствовали быстрому вращению, употребляет на него десять с половиной часов. Наконец, Марс, Земля, Венера и Меркурий, кольца которых долженствовали быть очень тонки, употребляют на то же более чем двойное время, причем наименьшие имеют продолжительнейший период вращения. От планет перейдем теперь к их спутникам. Здесь, не говоря уже о тех наиболее выдающихся фактах, на которые обыкновенно указывают, именно: о том, что они двигаются вокруг своих планет в том же направлении, в котором последние вращаются на своих осях, в плоскостях, незначительно отклоняющихся от плоскостей их экваторов, и почти по круговым орбитам, - мы встречаем и несколько других многознаменательных фактов, которые никак нельзя оставить без внимания. К последним принадлежит, между прочим, тот факт, что в каждой группе спутников повторяются в малом виде отношения планет к Солнцу как в вышесказанном отношении, так и в порядке, в котором тела различных величин следуют одно за другим. Начиная от окраины Солнечной системы и переходя к ее центру, мы видим, что она представляет нам четыре большие внешние планеты и четыре внутренние сравнительно малой величины. Подобную же противоположность встречаем мы и между внешними и внутренними спутниками каждой планеты. Между четырьмя спутниками Юпитера это соотношение соблюдается, насколько то допускает малочисленность спутников: наибольшие размеры представляют два внешних спутника, наименьшие же - два внутренних. По новейшим наблюдениям, сделанным Ласселлом, то же самое применяется и к четырем спутникам Урана. Что касается Сатурна, вокруг которого вращается восемь планет второго разряда, то тут сходство становится еще разительнее как в распределении, так и в численном отношении: три внешних спутника велики, внутренние же малы; кроме того, здесь гораздо резче высказывается разница между наибольшим спутником, который величиною почти равняется Марсу, и наименьшим, который с трудом можно рассмотреть даже с помощью самых сильных телескопов. И тут еще аналогия не кончается. Подобно тому как в планетах, идя от окружности к центру, мы замечаем сначала постепенное увеличение объема, начиная с Нептуна и Урана, которые не слишком разнятся в величине, переходя к Сатурну, который гораздо больше, и кончая Юпитером, который представляет наибольшую величину, - так и между восемью спутниками Сатурна. Всех крупнее не тот, который лежит всего ближе к окраине, а, отступя от окраины, третий; точно так же из четырех спутников Юпитера наиболее крупный есть, идя из центра, предпоследний. Эти аналогии остаются необъяснимы с помощью теории конечных причин. Если бы действительно целью этих тел было освещать планету, которой они сопутствуют, то было бы гораздо целесообразнее, чтобы самое крупное тело было в то же время и ближайшее; при настоящем же их положении эти крупные тела, по причине своей отдаленности, меньше приносят пользы, чем самые мелкие. С другой стороны, эти самые аналогии служат новым подтверждением гипотезы туманных масс. Они указывают на действие общей физической причины; они заставляют предполагать генетический закон, действующий равно как в главной системе, так и во второстепенных. Еще поучительнее оказывается распределение спутников, их отсутствие в некоторых случаях, их присутствие в других, их большая или меньшая численность. Доводом, предполагающим элемент преднамеренности в мироздании, этого распределения объяснить нельзя. Допустим, что планеты, более близкие к Солнцу, чем мы, не нуждаются в лунах (хотя, принимая в соображение, что ночи их столь же темны, как и наши, и даже, сравнительно с их яркими днями, темнее наших, казалось бы, что и им луны нужны не менее нашего), - допустив это, говорим мы, все же как объяснить тот факт, что Уран имеет наполовину меньше спутников, чем Сатурн, несмотря на то что отстоит он от Солнца вдвое дальше? Между тем как обычное воззрение оказывается здесь несостоятельным, гипотеза туманных масс доставляет нам объяснение. Она положительно дает нам возможность предсказывать, в каких случаях спутники должны находиться в изобилии и в каких их вовсе не должно быть. Умозаключение состоит в следующем. Во вращающемся туманном сфероиде, который сгущается в планету, действуют два противоположных механических стремления - центростремительное и центробежное. Между тем как сила тяготения привлекает атомы сфероида друг к другу, сила, направленная по касательной, распадается на две части, из которых одна противодействует тяготению. Отношение этой центробежной силы к тяготению изменяется, при равенстве остальных условий, пропорционально квадрату скорости. Вследствие этого сосредоточению вращающегося туманного сфероида будет более или менее сильно противодействовать центробежное стремление частиц, составляющих этот сфероид, смотря по тому, велика или мала скорость вращения; противодействие в равных сфероидах увеличивается вчетверо там, где вращение ускоряется вдвое, в девять раз - там, где вращение ускоряется втрое, и т. д. Но отделение кольца от планетообразного туманного тела предполагает, что в экваториальном поясе этого тела центробежная сила, вызываемая процессом сосредоточения, стала так велика, что уравновешивает тяготение. Из этого довольно очевидно, что отделение колец должно происходить всего чаще от тех масс, в которых центробежная сила имеет наибольшее отношение к величине тяготения. Хотя мы и не имеем возможности вычислить отношение этих величин в генетическом сфероиде, из которого образовалась каждая планета, но мы можем вычислить, где каждая из них была наибольшая и где наименьшая. Совершенно справедливо, что нынешнее отношение центробежной силы к тяготению на экваторе каждой планеты сильно разнится от того, которое существовало в ранние периоды сосредоточения; справедливо и то, что эта перемена отношения, обусловливаемая тем обстоятельством, насколько каждая планета уменьшилась в объеме, ни разу в двух случаях не была одинакова: но тем не менее мы вправе заключить, что там, где это отношение больше в настоящее время, она была наибольшей с самого начала. Приблизительным мерилом стремления, существовавшего в той или другой планете, к образованию спутников может служить нынешнее отношение сосредоточивающей силы к силе, противодействующей сосредоточению. Сделав нужные вычисления, мы найдем замечательное совпадение с нашим выводом. В таблице I показано, какую дробь центростремительной силы представляет в каждом отдельном случае сила центробежная и каково отношение этой дроби к числу спутников { Вышеприведенная сравнительная таблица, слегка в большинстве случаев и сильно в одном, отличается от таблицы, помещенной в этом опыте в 1858 г. Тогда таблица была такова: Меркурий Венера Земля Марс Юпитер Сатурн Уран 1/362 1/282 1/289 1/326 1/14 1/6,2 1/9 1 4 8 4(или 6 спутник спутника спутни- соглас- ков и три но Гер- кольца шелю) Эти вычисления были сделаны, когда расстояние до Солнца еще определялось в девяносто пять миллионов миль. Само собой разумеется, что позже установленная меньшая величина этого расстояния повлекла за собою изменения в факторах, входивших в вычисления, а следовательно, повлияла и на результаты вычисления, и хотя было невероятно, что установленные отношения изменятся значительно, тем не менее необходимо было сделать вычисления новые. Линн любезно взял на себя этот труд, и вышеприведенные цифры даны им. Относительно Марса в моем вычислении вкралась большая ошибка вследствие того, что я принял в расчет заявление Араго о плотности Марса (0,95), которая у него оказывается приблизительно вдвое больше, чем следует. Тут можно упомянуть об одном интересном инциденте. Когда в 1877 г, было сделано открытие, что Марс имеет двух спутников, хотя по моей гипотезе казалось, что у него не должно быть ни одного, то вера моя в нее была сильно поколеблена, с тех пор я по временам размышлял о том, нельзя ли этот факт каким-либо образом согласовать