Нет, -- сказал Боцман, -- я заметил, что ты говоришь, когда пятак уже еле-еле крутится и можно разглядеть, на что он упадет. -- Не смеши людей, -- сказал Чик. Боцман подумал, подумал и решил: -- Я буду копейку кидать... Посмотрим, как ты разглядишь... -- Как хочешь, -- сказал Чик. Чик, конечно, помнил, что чем мельче монета, тем точнее она падает. Множественность вращений увеличивала точность. Боцман подбросил копейку. -- Орел! -- крикнул Чик, когда монетка была еще на взлете. Копейка упала на землю, отскочила и замерла на "решке". -- Вот видишь, -- крикнул Боцман, -- я понял, что ты меня фрайеруешь! -- Кидай, -- сказал Чик, отдавая ему десять копеек. Боцман выиграл еще раз, а потом все проиграл до последней копейки. Он стал играть на последнюю копейку и выиграл копейку. Стали играть на две копейки, и Боцман снова выиграл. Стали играть на четыре копейки, и Боцман снова выиграл. С тех пор как стали играть на копейку, Чик даже не смотрел Боцману на руку. Говорил наугад. Он знал, что на копейке далеко не уедешь. Боцман снова сыграл на все деньги и все проиграл уже вместе с последней копейкой. Он был здорово раздражен, что ему начало везти, когда у него оставалась только одна копейка. Он двинул было челюстями, чтобы немного успокоиться на жвачке, и вдруг обнаружил, что жвачки во рту нет. -- Где моя жвачка?! -- крикнул он и посмотрел на Чика с таким видом, как будто Чик незаметно вытащил ее у него изо рта. -- Ты ее выплюнул! -- сказал Чик. -- Подумаешь, один раз в жизни выиграл! -- крикнул Боцман и, передразнивая Чика, добавил: -- Зачем ты смеялся, зачем ты смеялся? Свалился, как гнилая груша с дерева, потому и смеялся! Чик махнул рукой и пошел от него. Деньги приятно тяжелили карман. Монеты Боцмана, знакомясь с монетами Чика, дружески перезвякивались. Какая-то смутная неприятность чуть-чуть давала о себе знать, но монеты дружески перезвякивались, и Чик под эту музыку успокоился. На углу большие мальчишки играли в "расшибаловку". Они играли на цементном тротуаре. Когда они, став на корточки, долбили своими тяжелыми царскими пятаками уже рассыпавшуюся кучу денег, на тротуаре стоял перезвон, как в маленькой кузне: тюк! тюк! тюк! Деньги куют деньгами. Среди ребят, следящих за игрой, Чик заметил двух сверстников. Один из них был Бочо, а другой Славик. У Славика было нежное румяное лицо, и он нравился девочкам. За все это он получил прозвище Суслик. Суслик жил рядом, напротив стадиона. Он учился в одной школе с Чиком, но в другом, параллельном, классе. Год назад он вместе с родителями переехал в Мухус из Москвы. Сначала ребята не верили, что он из Москвы. Многие приезжие мальчики норовили выдать себя за москвичей. Иной приедет из Краснодара или даже из Армавира, а норовит выдать себя за москвича. Однако вскоре пришлось поверить. Иногда он выходил из дому прямо в носках, без обуви. Сидит себе на крылечке в носках или даже гоняет в футбол в носках. Ему было не жалко носков. На такой шик мог решиться только москвич. Славик был единственным сыном своих родителей. Его отец и мать, оба работали в обезьяньем питомнике. Они были ученые. Профессорская семья, говорили на улице Чика. Это была единственная профессорская семья, о которой слышал Чик. Чик точно не знал, оба родителя Славика профессора или каждый из них полупрофессор, и потому в целом семья профессорская. Да, Суслик был хорошенький и нравился девочкам. Но у него была странная привычка: что ни скажет -- хохоток. В первое время Чику как-то чудно было слышать этот хохоток. Он сперва даже думал, что в словах Славика, вероятно, скрыта какая-то острота, понятная в Москве, но еще непонятная в Мухусе. "Аида пить лимонад! Ха! Ха!", "Пошли на бартеж! Ха! Ха!", "Махнули на море! Ха! Ха!" Потом Чик догадался, отчего это -- избыток здоровья, благополучия, богатства. Казалось, вокруг Суслика роятся миллионы пылинок счастья и заставляют его все время чихать смехом. Чик чувствовал, что Суслика что-то неуловимое связывает с Оником. Но Оник никогда не доходил до того, чтобы бессмысленно хохотать. А уж если бы он вздумал выйти в носках на улицу и гонять в футбол, тут бы его отец, Богатый Портной, завопил бы на весь город. В то время, все еще продолжая интересоваться загадочной душой богачей, Чик сблизился со Славиком. Чик еще не был у него дома, но знал, что приглашение назревает. И вот однажды Славик на переменке, пробегая мимо него, остановился и сказал: -- Чик, приглашаю на день рождения! Мировая шамовка и мировые девчонки! Жди меня после школы! Забегу за тобой! Ха! Ха! Чик пришел из школы и стал ждать. Он даже сразу надел на себя свежую белую рубашку и первые свои длинные брюки, с непривычки накаляющие икры ног. -- Ты куда собрался? -- спросила мама. -- Да тут один москвич пригласил, -- мимоходом ответил Чик. Но вот он его ждет да ждет, а Славика все нет. Чик все это время тоскливо сидел дома. Он даже в сад не пошел, боялся, что Славик заскочит и, не найдя его дома, убежит. Мама начала коситься на него, как бы думая, что Чик чего-то там не понял и простодушно преувеличил свою близость с москвичами. Наконец Чик вышел на улицу и стал ждать Славика, сидя на крылечке Богатого Портного. Поглаживая Белку, он смотрел и смотрел, когда из-за угла выскочит Славик. Но Славик все не выскакивал. Становилось все тоскливей и тоскливей. Оказывается, ничего в мире нет ужасней этого, когда тебя приглашают на день рождения, обещают зайти, а потом не заходят. Если сперва и можно было самому прийти, то теперь, когда он столько часов прождал, никак нельзя было приходить самому. Но ведь он ясно сказал, что забежит за Чиком! Сказал или не сказал? Сказал. Значит, они веселятся без него. Поглаживая Белку, Чик тоскливо вздыхал и смотрел туда, откуда должен был появиться Славик и все никак не появлялся. Стало смеркаться. И вдруг в голове у Чика мелькнула странная надежда. Речка, пересекавшая улицу и проходившая мимо сада, проходила и мимо дома, где жил Славик. Эту речку, почти пересыхавшую летом, довольно заслуженно именовали канавой. Так вот, Чику пришло в голову, что Славик спустился вниз и по канаве подошел к саду Чика, прошел сад, вошел в дом и, увидев, что его нет, тем же путем отправился к себе. Чик сорвался с места и побежал домой. Если Славик и в самом деле заходил, можно пойти к нему и без приглашения. Мама очень удивилась вопросу Чика и, отрицательно покачав головой, грустно сказала: -- Раздевайся... Нет, Чик не хотел раздеваться. Он снова вышел на улицу. И как это он мог подумать, что Славик по канаве придет приглашать его на день рождения. Нет, когда идут приглашать на день рождения, ходят по улице, а не по канаве. И вдруг снова мелькнула надежда: что-то случилось с отцом или матерью! Они там делают всякие опыты с обезьянами. Какая-нибудь горилла могла укусить отца или маму! Тогда, конечно, не до гостей! Чик вскочил со ступенек и направился в сторону дома Славика. Белочка попыталась увязаться за ним, но Чик со всей строгостью загнал ее во двор. Нет, он не собирался заходить к Славику, но все-таки Белка сейчас ему могла помешать. А вдруг собирался? Нет! Чик прошел свои квартал, завернул на улицу, где жил Славик, и уже издали понял, что там ничего не случилось. Окна были распахнуты, на улицу лился праздничный свет, а когда Чик проходил мимо дома, он услышал музыку и взрывы смеха. Мутная горечь предательства заволокла душу. Он дошел до конца квартала и почему-то повернул назад, хотя мог дать кругаля и вернуться домой с противоположной стороны. Ему еще раз хотелось пройти мимо этого дома. Нет, ни за какие награды он бы теперь туда не вошел, но ему почему-то хотелось еще раз пройти мимо. Ему хотелось, чтобы Славик выглянул и позвал его. А Чик ему в ответ равнодушно сказал бы: "Не могу... Спешу в кино..." Или еще что-нибудь. Чик теперь больше всего думал о завтрашнем дне. Ему было бы завтра ужасно стыдно встречаться со Славиком. Странно, вдруг подумал Чик, предают тебя, а почему-то стыдно тебе. Конечно, можно было этого Суслика завтра налупить! Но тогда будет еще стыдней. Раз налупил, значит, очень дорожил этим праздником! Только он поравнялся с домом, как распахнулась дверь и оттуда высыпали мальчики и девочки. И среди них -- предательство, кругом предательство -- Ника! Так вот почему Славик его не пригласил, потому что он пригласил Нику и хотел быть с нею без него. Коварство! Коварство! Чик даже не знал, что они знакомы! Но когда же он прошел во двор?! Конечно, тогда, когда Чик сидел еще дома и ожидал его. -- Чик, -- воскликнул Славик, -- а я забыл за тобой заскочить! Что ж ты сам не пришел? Ха! Ха! -- Да я в кино был, -- небрежно бросил Чик, изо всех сил держа себя в руках. -- Вот и проводишь Нику, -- сказал Славик, -- а то ее некому провожать! Ника подошла к нему как ни в чем не бывало. Чик был поражен, что ни Славик, ни она не испытывают никакого чувства вины. Мальчики и девочки шумной гурьбой отправились в сторону центра, а Чик со своей спутницей пошли в обратную сторону. Чик молчал, и она молчала. Главное, ничего не показывать. -- Он что, тебя приглашал? -- вдруг спросила Ника, взглянув на него бледнеющим в темноте лицом. -- Кажется, -- сказал Чик, держа себя в руках, -- а тебя? -- Нет, -- сказала Ника, -- я была у подруги, а он зашел за ней и уговорил меня. У Чика немного отлегло от сердца. Значит, он все-таки к ним во двор не заходил. -- Обо мне что-нибудь говорили? -- спросил Чик с некоторой тревогой. -- Нет, -- сказала Ника, -- о тебе никто не вспоминал... До этого Чик хотел, чтобы так оно и было, а теперь почему-то стало обидно: предадут и даже не вспомнят! -- Ты знаешь, Чик, -- вдруг добавила Ника, -- Славик мне кажется каким-то глупым... А некоторым девочкам он нравится... Почему он все время подхихикивает? Лейся, освежающий ливень, лейся на душу! Нет, Нику не проведешь своими хихиканьями и шлепаньем в носках по тротуару! -- Глупый?! -- всколыхнулся Чик. -- Да он просто идиот! -- Зато папа у него такой добрый, такой славный, -- вздохнула Ника. -- Насчет отца не знаю, -- сказал Чик, -- но Суслик, он и есть Суслик. Был чудесный майский вечер. Кругом летали светляки. Чику всегда казалось, что светляки, грустно вспыхивая, ищут в темноте потерянный день. Сами вспыхивают светом и сами же ищут свет дня. Чику казалось, что они своими вспышками канючат, как малые дети: "Куда делся день? Куда делся день?" Ника шла рядом, спокойно перебирая ногами в белых носках. Бледнело лицо, мелькали носки. Вдруг Ника легким движением руки поймала светляка и вложила его под прядь своих волос. Казалось, она сорвала в воздухе цветок и украсила им свою голову. И Чик вспомнил, как во время похода за мастикой они шли по каменной стене и она срывала розы и втыкала их в свои волосы. Они молчали. Светляк, вспыхивающий под прядью волос, высвечивал ее как бы ждущее ухо. Ждет да ждет. Ждет да ждет. Чику стало так хорошо, что он совсем забыл о Славике. Но на следующий день Чик опять все вспомнил и уже никогда не мог забыть своей обиды, хотя Славику ничего не говорил. Славик чувствовал, что Чик охладел к нему, но никак не мог понять, в чем дело. Месяцы шли. Иногда Славик пытался что-то вспомнить и взглядом даже как бы просил Чика подсказать, в чем дело, но Чик ничего не подсказывал. И вот сейчас, когда Чик увидел Славика, стоявшего рядом с Бочо и следящего, как большие мальчики тяжелыми царскими пятаками куют и куют деньги, он понял, что час возмездия настал. -- Чик, сыграем? -- крикнул Славик, увидев его. -- Ваш свет? -- спросил Чик, останавливаясь у края улицы. -- Чик, -- крикнул Бочо, только теперь заметив его, -- сыграй лучше со мной. Суслик со мной не хочет играть. В это время Славик уже спрыгнул с цементного тротуара на немощеную улицу, и деньги сами тяжело звякнули у него в кармане. Чик тоже тряхнул карманом. Было чем тряхнуть. -- А что с тобой играть, -- ответил Славик, на мгновение обернувшись в сторону Бочо, -- у тебя -- ха! ха! -- всего двадцать копеек! Чик любил Бочо, но сейчас он ему не мог объяснить, почему не хочет с ним играть. -- Потом, потом, -- крикнул он ему и взглянул на Славика. -- В "орла-решку"? -- спросил Славик, имея в виду, что место, удобное для "расшибаловки", на тротуаре занято. Чик кивнул. Дичь сама шла на охотника. -- Чур, я первый! -- крикнул Славик и достал пятак. Опять договорились играть по десять копеек. Славик подкинул пятак и сразу выиграл. Он слабовато подкидывал. Потом дважды выиграл Чик. Потом опять Славик. Славик как-то слабовато подкидывал. Он начал играть сравнительно недавно и поэтому еще не научился лихо подкидывать монету. -- У тебя что, руки слабые? -- спросил Чик. -- Как так?! -- возмутился Славик и подставил Чику полусогнутую руку, показывая силу своих мускулов. Чик внимательно пощупал мускулы Славика. Да, мускулы были неплохие, но Чик сделал вид, что у него по этому поводу остаются немалые сомнения и только дальнейшая игра Славика может рассеять их. -- Попробуй повыше, -- сказал Чик. -- Могу и повыше, -- согласился Славик. Игра пошла живей. Но Чик не так часто выигрывал, как хотелось бы. Дело в том, что здесь земля была сухая и твердая и пятак слишком высоко отскакивал, нарушая Великий Закон, открытый Чиком во сне при помощи маленькой старушки. Чик стал озираться, ища местечко помягче, повлажнее. И тут взгляд его упал на колонку с водой. Она стояла на углу в пятнадцати шагах от них. Вокруг нее была влажная земля -- женщины, время от времени плеская ведрами, отходили от нее в разные стороны. Да и местные пацаны, поджав струю ладонью, любили разбрызгивать воду горизонтальными фонтанами. Так что место было подходящее. -- Жарко, -- сказал Чик, -- пойду напьюсь. Он подошел к колонке, открыл кран и нарочно стал долго пить воду, вернее, делать вид, что пьет, надеясь, что Славику надоест ждать и он сам подойдет. Но Славик не подходил. Умываться было бы слишком подозрительно. Чик вспомнил, что в жаркие дни бабушка иногда смачивала водой из-под крана лоб его сумасшедшего дядюшки, чтобы он не буянил. И он стал, пошлепывая ладонью, плескать себе воду на лоб. Чик долго плескал себе воду на лоб, надеясь, что Славику надоест ждать и он подойдет к нему. -- Да ты что, спятил?! -- крикнул Славик, и Чик поразился его случайной догадке. Чик продолжал охлаждать себе лоб. -- Да ты будешь играть или нет?! -- крикнул Славик. -- Подходи, подходи, сыграем, -- отвечал Чик, как бы стараясь не терять время. Он продолжал шлепать себе воду на лоб. Славик не выдержал и подошел. Они стали снова играть. На влажной земле пятак ложился как надо. Изредка если слегка и отскочит от земли, перевернуться ему уже почти никогда не хватало сил. Чем чаще Славик проигрывал, тем больше раздражался, чем больше раздражался, тем выше закидывал пятак. А чем выше он его закидывал, тем точнее пятак ложился. Вообще проигрывающий всегда старался как можно выше кинуть монету. Он как бы старался докинуть ее до высоты везения. Минут через двадцать Чик его полностью обыграл. У Славика было полтора рубля мелочью, и все эти деньги теперь приятно тяжелили карман Чика. Оказывается, чем больше деньги оттягивают карман, тем выше подымается настроение. Чик это ясно почувствовал. Чик подумал, что это вроде качелей. Когда на одном конце деньги оттягивают карман, на другом конце подымается веселье души. Чик еще был настолько юн, самоощущение богача было для него настолько ново, что он и не подозревал о том, что богачи могут впадать в мрачную меланхолию от боязни потерять свои деньги. -- Я пойду за деньгами, -- сказал Славик, -- ты меня жди. Жди! Чик опять все вспомнил и почувствовал себя отомщенным. -- Подождем, подождем, -- ответил Чик многозначительно, но Славик ничего не понял и побежал в сторону дома. -- Чик, сыграем? -- сказал Бочо своим сиплым голосом. Он все это время стоял рядом. Ну до чего же Чику нравился этот сиплый голос Бочо! Чик отдал бы половину своих денег, а может, и все, чтобы иметь такой голос. Такой голос мог быть у капитана, о котором до того часто думал Чик, что иногда видел его как живого. Капитан, продутый всеми ветрами, но прокуренный одной-единственной трубкой, -- вот мечта Чика, которую он иногда видел наяву. -- Нет, Бочо, -- ответил Чик, -- я с тобой не буду играть, я со своими ребятами не играю. -- Но ты же играл с Боцманом? -- удивился Бочо. -- Откуда ты знаешь? -- удивился Чик. -- Тут один на велопе проезжал, -- сообщил Бочо, -- он сказал, что ты очистил Боцмана... Греки волнуются, Чик! Чик был до того увлечен игрой, что не заметил этого велосипедиста. Теперь он понял, что Боцман своей глупой жалобой на подглядывание Чика взволновал свой двор. -- Пусть волнуются, -- ответил Чик, -- Анести надо мной нечестно смеялся, в я его за это обыграл. И брат его нечестно подсказывал ему, когда мы боксировали. Алихора! Алихора! Как будто я не знаю, что это означает. -- Чик, а я знаю, отчего ты выигрываешь, -- сказал Бочо и хитренько посмотрел на него. -- Откуда знаешь? -- удивился Чик. -- Сам догадался, -- уверенно сказал Бочо. -- Тогда скажи, -- попросил Чик. Бочо ужасно нравился Чику. Особенно он ему стал нравиться после того, как Чик красиво победил Бочо в честной драке и в невыгодной для себя обстановке. Но он всегда считал Бочо простаком. И вдруг такое! -- А ты будешь со мной играть? -- спросил Бочо и с дьявольской проницательностью добавил: -- Только не на этом месте, Чик. Ох, не на этом! -- Как хочешь, -- бормотнул Чик, удивленный его догадливостью. -- Тебе возле колонки везет, -- уверенно сказал Бочо. -- А как ты догадался? -- спросил Чик радостно. Он понял, что Бочо пошел не научным путем, а путем колдовства. -- Очень просто, -- сказал Бочо, возбуждаясь от собственной догадки, и от этого голос его еще сильней засипел, -- сначала я никак не мог понять, чего это ты торчишь и торчишь возле колонки. А потом, когда ты стал плескать себе воду на лоб, я понял, что ты его приманиваешь к этому месту. Да ты никогда в жизни не плескал себе воду на лоб! А тут вдруг плескаешь и приманиваешь, плескаешь и приманиваешь! И приманил! На этом заколдованном месте Славик двадцать два раза подбрасывал монету и ты семнадцать раз угадал. Э, думаю, тут нечистая сила! -- Да, -- скромно согласился Чик, радуясь, что Бочо ничего не понял, -- ты правильно догадался. -- А как ты наколдовал это место, Чик? -- А ты никому не скажешь? -- спросил Чик серьезно и в то же время чувствуя, до чего же ему будет сейчас весело выдумывать. -- Чтоб я похоронил свою маму, если скажу! -- поклялся Бочо. -- Здесь собака зарыта, -- важно сказал Чик. -- Собака?! -- удивился Бочо и стал внимательно всматриваться в землю, словно хотел разглядеть сквозь землю труп собаки. -- Твоя Белочка, что ли? -- Да ты с ума сошел! -- вздрогнул Чик, на мгновение представив такое. -- Белочка жива-здорова! -- Какая же собака, -- спросил Бочо, -- немецкая овчарка, что ли? -- Порода не имеет значения, -- важно заметил Чик. -- Так ее что, живую зарыли? -- допытывался Бочо. -- Нет, -- сказал Чик, -- она давным-давно умерла, и ее здесь зарыли. -- Разве можно зарыть собаку там, где люди воду берут? -- неожиданно удивился Бочо. Чик никак не ожидал такого вопроса, но не растерялся. Голова работала легко, весело. Стоило шевельнуться, и карман Чика издавал тяжелый, переливающийся звон. -- Ну какой же ты, Бочо, недотепа, -- сказал Чик,-- колонку когда поставили? Два года назад! А собаку зарыли давно. Это же не колодец. Вода течет себе по трубе и к собаке не притрагивается. -- Чик, а там, где ты Боцмана обчесал, тоже зарыта собака? -- вспомнил вдруг Бочо. -- Да, -- твердо сказал Чик. -- Да у вас что, дохлых собак зарывают на улице?! -- удивился Бочо. -- А у нас, если собака сдохнет, ее зарывают где-нибудь на огороде или на свалке. -- Это теперь так принято, -- сказал Чик, -- а раньше, до революции, было принято по-другому. -- Чик, -- вдруг спросил Бочо, -- а почему ты до сегодняшнего дня часто проигрывал, если знал колдовские места, где зарыты собаки? -- В том-то и дело, что не знал, -- сказал Чик, -- этот секрет открыл мне один старый капитан. Я с ним рыбачил, и я ему понравился. А ему этот секрет открыл один старый пират во время гражданской войны. Этого пирата взяли в плен, и капитан уже хотел повесить его на рее. "Вздернуть на рее вы меня можете, -- сказал старый пират, -- но кто вас научит беляков брать на абордаж? Ох и посмеюсь я над вами сверху, когда вы вздумаете идти на абордаж!" Пираты всегда так шутят. И тогда капитан призадумался и сказал: "Учи! Только честно! Дарую тебе за это жизнь!" -- "Свистать команду на полубак! -- крикнул старый пират. -- Начинаю учить!" И он научил наших моряков брать на абордаж вражеские суда и стал нашим. А в перерывах между боями он учил капитана пить ром, показывать карточные фокусы, вязать пиратские узлы. Он даже хотел ему сделать цветную наколку. Но капитан отказался. "Запомни, -- сказал он ему, -- я революционер, а не хулиган. Так и передай!" Чик эту фразу услышал в прошлом году в разговоре двух мужчин, и она ему ужасно понравилась своей гордой красотой. -- Кому должен пират передать? -- не понял Бочо. -- Другим пиратам, -- сказал Чик, -- чтобы они больше никогда не приставали к нему со своими цветными наколками. И вот этот пират научил его находить заколдованные места, где зарыта собака. -- А насчет кладов, Чик, -- спросил Бочо, -- что он сказал насчет кладов? -- Насчет кладов, -- сказал Чик, -- капитан пока молчит... Не все сразу... -- И ты теперь знаешь все места, где зарыта собака?-- спросил Бочо. -- Нет, -- сказал Чик, -- пока на двух улицах. Мне хватает. Бочо на мгновение призадумался. -- Чик, -- спросил он потом, -- а скажи мне точно, в каком месте ты обыграл Боцмана? Чик про себя улыбнулся его наивной хитрости. Он уже твердо решил, что завтра раскроет Бочо свой научный секрет. А сегодня еще можно было пошухарить. И он сказал ему правду. -- Дом доктора Ледина знаешь? -- спросил Чик. -- Кто же его не знает, -- кивнул Бочо в сторону дома доктора Ледина. -- От середины дома отсчитай пять шагов в сторону улицы и попадешь в точку. Бочо призадумался. -- А еще где? -- спросил он. -- Ты что, думаешь, достаточно знать, где зарыта собака? -- А что? -- спросил Бочо. -- Нет, -- сказал Чик, -- это еще не все. Это почти ничего. Если б дело было только в зарытой собаке, ты знаешь, сколько бы негодяев поубивало собак! Они бы зарывали бедных собак в таких местах, где люди почаще собираются играть, и давай всех обчесывать! -- А в чем дело, Чик? В чем? -- спросил Бочо, приплясывая от нетерпения. -- Во-первых, собака под землей должна пролежать не меньше ста лет, -- строгим голосом сказал Чик, -- и, прежде чем играть, надо про себя три раза произнести колдовское слово... А от породы собаки ничего не зависит... Лишь бы она пропрела под землей лет сто. -- Какое слово, Чик, какое? -- взмолился Бочо. Чик сделал многозначительное лицо и кивнул на перекресток. К ним приближались два брата-близнеца. Всегда серьезные, всегда одинаково одетые, они и в деньги всегда приходили играть вместе. И всегда или оба выигрывали, или оба проигрывали. Так получалось. Если один проигрывает, другой ему дает свои деньги. Иногда один играет, а другой просто смотрит. Если тот, кто играет, проигрывает, второй прерывает игру, отводит его чуть в сторонку, и они начинают шептаться. После этого или второй вступает в игру вместо первого, или первый меняет вид игры. Хоть выигрывают, хоть проигрывают, они всегда оставались серьезными. За все это им дали общее прозвище "Два Брата -- Гроб да Лопата". -- Чик, -- засипел Бочо вполголоса, -- скажи колдовское слово. Лопату я беру на себя. -- Нет, Бочо, -- твердо сказал Чик, -- завтра все узнаешь, а сегодня я играю один. Чик взглянул и сторону братьев и хлопнул себя по карману. Братья посмотрели друг на друга, потом взглянули на Чика и разом кивнули. Они подошли к Чику и вытащили из карманов мелочь. У каждого было почти по рублю. Может создаться ложное впечатление, что у ребят Мухуса было много карманных денег. Нет, конечно. Но если человек приходит играть, значит, он накопил деньги. Только такой милый простак, как Бочо, приходит с двадцатью копейками и канючит, чтобы с ним поиграли. Настоящие игроки копят деньги к игре. И вот они стали играть. Опять по десять копеек. То один подбрасывает пятак, то другой. И проигрывают, хоть и медленней, чем Славик, но проигрывают. Вдруг старший близнец отпел в сторону младшего, и они стали шептаться. Пошептались, пошептались и подошли. Шептание кончилось тем, что старший близнец сменил свой пятак на трехкопеечную монету, а младший -- на двухкопеечную. Снова стали бросать. Через некоторое время младшему повезло три раза подряд, а старший продолжал проигрывать своей трехкопеечной монетой. Братья снова отошли, пошептались, пошептались, и старший, взяв все деньги у младшего, стал подкидывать копеечную монету и все проиграл. Все проиграв, они, как обычно, молча повернулись и ушли. -- Чик, -- сказал Бочо восторженно, -- ты теперь у всех можешь выиграть. Сыграй с этими. Чик посмотрел на тротуар. Там продолжали ковать деньги тяжелыми царскими пятаками. Все эти ребята были года на три, на четыре старше Чика. -- Налупить могут, -- твердо сказал Чик. -- А что же Суслик не приходит? -- удивился Бочо. -- Ха, -- усмехнулся Чик, -- Суслик уже давно забыл про нас. Наверное, бегает по двору в носках. Пойдем погужуемся. Я угощаю! Чик облапил Бочо одной рукой, как щедрый старший брат, и повел его угощать. Через перекресток на углу под церковной оградой стоял со своим лотком продавец сластей. В десяти шагах от него возле той же церковной ограды ютился магазинчик. Они подошли к лотку. За стеклом лотка, как тропические рыбки в аквариуме, краснели леденцы на палочках, Сверкали козинаки с ядрами орехов, схваченными золотистым медовым лаком. Рубчатые трубки вафель, наполненные легкой пеной крема, призывали похрустеть легкой жизнью. -- Выбирай, Бочо, -- махнул Чик рукой на лоток. Бочо сразу ткнул пальцем на леденец-дирижабль. Потом на козинак. Потом вопросительно посмотрел на Чика, и Чик кивнул, мол, выбирай, выбирай. -- И еще две вафли, -- сказал Бочо. -- Мне то же самое, -- добавил Чик. -- Платить, платить кто будет? -- насторожился продавец. Чик властно звякнул тяжелым карманом. Все обошлось в рубль двадцать копеек. Они сели на густую травку, росшую у самой стены церковной ограды. Сначала съели вафли, то отсасывая из трубки легкий крем, то сокрушая хрупкую сладость самой трубки. Потом разгрызли козинаки, яростно липнущие к зубам и как бы пытающиеся вырвать их взамен ядрышков орехов, выломанных зубами из хрустящей плитки. А потом, уже спокойно переговариваясь, сосали свои леденцы, вкусно припахивавшие горелым сахаром. Было приятно помечтать о деньгах, которые они выиграют в ближайшее время. Каждый купит по футбольному мячу. Потом, если дела пойдут хорошо, они купят по велосипеду. А потом, если дела пойдут очень хорошо, они купят весельную лодку на двоих. -- Учти, -- предупредил Чик, -- Лёсик, Оник, Сонька и Ника будут кататься вместе с нами. Чтобы ты потом не обижался. -- Но ведь Лёсик такой неловкий, -- сразу же обиделся Бочо, -- он свалится за борт! Кто его будет спасать? Ты?! -- Ничего, -- жестко поправил его Чик, -- в штиль можно... -- Чик, -- взмолился Бочо, -- но ведь он даже на ровной земле падает! Свалится за борт и пустит пузыри! Как пить дать, утонет! Трудно отказать человеку, когда он о чем-нибудь просит таким сиплым голосом старого капитана. Но Чик был тверд. -- Ничего, -- жестко отрезал он, -- в мертвый штиль можно. Бочо внимательно посмотрел на Чика, понял, что его не переупрямишь, и успокоился. -- А чего ты только на двух улицах узнал, где зарыты собаки? -- спросил он. -- Надо узнать на всех. Чику сейчас, после сладостей, как-то поднадоели зарытые собаки, но уже нельзя было отступать. -- Заработаем на этих собаках, а потом пойдем дальше, -- сказал Чик, -- ты только приманивай богатых мальчиков. -- Я знаю двоих с моей улицы и одного с Карла Либкнехта, -- сказал Бочо, -- а где вторая улица с зарытыми собаками? -- Вот эта улица, где мы сидим, -- сказал Чик. -- Аж зубы ноют от сладости, -- заметил Бочо и отбросил оголенную леденцовую палочку. Дирижабль полностью переместился в живот Бочо. Чик тоже отбросил свою палочку, хотя и не полностью дососал свой дирижабль. -- Выпьем лимонаду, -- сказал Чик, вставая. Они подошли к магазину и поднялись по деревянным ступенькам к прилавку. -- Бутылку лимонаду, -- сказал Чик и положил деньги на прилавок, -- хочешь "раковые шейки"? Он обернулся на Бочо. Это были очень вкусные конфеты. -- Неохота, Чик, -- мотнул головой Бочо и удивленно посмотрел на Чика. Чик в ответ слегка кивнул головой, давая знать, что он его понимает. -- Мне тоже неохота, -- сказал Чик и солидно добавил любимую поговорку мухусчан: -- Белый хлеб и то надоедает. Они уже допивали лимонад, когда возле магазина какой-то мальчик остановил свой велосипед, лихо соскочил на землю и прислонил его к церковной ограде. Мальчик был в новенькой ковбойке и длинных черных брюках. Позвякивая сверкающими зажимами на брючинах, он поднялся к прилавку. Ни разу не взглянув на Чика и Бочо, он попросил у продавца килограмм халвы и три пачки чая. Расплатился, вложил свои покупки в кошелку и спустился к своему велосипеду. Как только мальчик подошел к прилавку, Бочо стал подталкивать Чика и делать ему страшные гримасы. Чик ничего не мог понять и даже стал злиться на Бочо. Но, когда мальчик отошел со своими покупками, Бочо быстро шепнул ему: -- Чик, лафа! Это самый богатый мальчик в городе. Он сын главного мясника! Сыграй с ним! Сыграй, Чик! -- Хорошо, -- сказал Чик, -- подмани его. Мальчик в ковбойке, повесив кошелку на руль, взгромоздился на свой велосипед и уже хотел одной ногой оттолкнуться от земли, но тут к нему подбежал Бочо. Они немного пошептались. -- Идет, -- сказал мальчик и властно оглянулся на Чика. Чик подошел. -- Подъезжай к колонке, -- сказал Бочо, -- там поиграете. И другие пацаны посмотрят, как ты играешь. -- Зачем мне другие, -- ответил мальчик, -- прямо здесь покидаем в "орла-решку". Он все еще держал под собой велосипед, хотя стоял на земле. Видно, он долго играть не собирался. -- Нет, нет, -- сказал Бочо взволнованно и даже слегка повернул велосипедный руль в сторону колонки, -- наши пацаны хотят посмотреть, как ты играешь. -- Так зови их, -- холодно заметил мальчик и, поправив руль, повернулся к Чику. -- Кидаем? -- Конечно, -- сказал Чик, удивляясь, что мальчик так и не слез со своего велопа. -- Но... Чик! -- воскликнул Бочо, делая огромные глаза и напоминая, что надо двигаться к месту, где зарыта собака. Чик уверенно кивнул, давая знать, что он обо всем помнит, и бросил таинственный взгляд на землю между мальчиком в собой. Бочо так и остался с разинутым ртом. Он был поражен догадкой. Особенно его поразило то, что они как раз именно здесь сидели себе и ели сладости, а собака была зарыта на расстоянии вытянутой ноги. -- Как, и здесь?! -- все-таки переспросил он, не веря своей догадке. -- Будь спок, -- кивнул Чик. В это время богатый мальчик вынул из карманчика ковбойки новенькую сверкающую копейку и, придерживая велосипед левой рукой, положил ее на большой палец правой руки. Нет, он слезать со своего велопа не собирался. -- На сколько? -- спросил он у Чика и посмотрел на него темными, бесстрашными к проигрышу глазами. -- По десять копеек, -- сказал Чик, уверенный, что мальчик предложит играть по двадцать копеек и они сторгуются на пятнадцати. -- Полтинник или еду! -- презрительно сказал мальчик и решительно взялся за руль. -- Ладно, -- согласился Чик, -- кидай! Копейка взлетела, отскочив от большого пальца мальчика. -- Орел! -- крикнул Чик. Сверкнув золотой каплей, копейка упала на "орла". Мальчик на нее даже не взглянул и снова подбросил копейку. Чик снова угадал. Мальчик все так же, не слезая с велосипеда, холодно взглянул на упавшую монетку. Пока Чик ее подымал, он вынул из кармана мятый рубль и сунул Чику, как грязную промокашку. -- На все! -- сказал мальчик, имея в виду свой проигрыш, и снова кинул монетку. Чик опять угадал. Беря второй рубль уже слегка дрожащей рукой, Чик чувствовал, что его опять затопляет знакомое мутное волнение. Но ведь тут только запоминай, как монетка лежит на пальце, больше ничего не надо! -- На все! -- повторил мальчик, глянув на Чика холодными глазами. Монетка метнулась в небо. Мальчик опять проиграл. -- На все! -- сказал мальчик и снова метнул монету. -- Решка! -- крикнул Чик, чувствуя, что душа его падает вместе с золотой каплей. Монетка так и влепилась в землю на "решку". Молча повозившись рукой в кармане и как бы прислушиваясь к возне своей ладони, он вынул оттуда трешку и рубль. Чик, потрясенный богатством, которое ему почти небрежно суют, все-таки мимоходом успел удивиться чуткости пальцев этого мальчика -- точно выщупывает из кармана то, что надо. Чик подал ему копейку. -- На все, -- спокойно сказал мальчик. -- Как? -- не выдержал Чик и стал терять слова от волнения. -- А вдруг... а ваш свет? Дальше был какой-то сон. Чик выиграл еще раз, одновременно испытывая и восторг, и ужас от понимания, что так вечно продолжаться не может. А вдруг может? -- Решка! -- крикнул он в очередной раз. Монетка упала на землю. Она даже не отскочила. -- Орел! -- холодно поправил мальчик. Не веря своим глазам, Чик наклонился. Копейка лежала на "орла". Чик теперь смутно воспринимал происходящее. Он только вынимал из кармана мятые деньги, а мальчик в ковбоечке небрежно совал их в свой карман. Вынимая последний рубль, Чик притронулся к собственному серебру, собрал все свои силы и тряхнул карман, издавший тяжелый звон. -- На все! -- крикнул он и, подняв копейку с земли, положил на большой палец, поддел его под указательный и выпулил в небо. -- Орел! -- крикнул мальчик, словно все понял. Копейка упала на "орла". Чик выгреб из кармана весь свой сегодняшний урожай, и мальчик высыпал его в свой карман. -- Чик, играй на мои! -- в отчаянии крикнул Бочо. -- Я играл с ним, а не с тобой, -- сказал мальчик и уже сам, опять-таки продолжая держать свой велоп между ногами, но теперь накренив его почти до земли, дотянулся до своей копейки. Распрямился, сдунул с нее песчинки, поцеловал и сунул в кармашек ковбойки. -- Моя везучая копейка, -- сказал он, застегивая кармашек. Мальчик оттолкнулся одной рукой от стены, нажал на педаль, одновременно усаживаясь в седло, и, вильнув рулем, уехал не оглядываясь. Чик и Бочо пошли в сторону дома. -- Чик, что случилось?! -- орал Бочо оглохшему от горя Чику. -- Может, собаку кто-нибудь отрыл? -- Не знаю, -- бормотал Чик, плохо воспринимая происходящее. И вдруг им вслед зазвенел церковный колокол: донн! донн! донн! Бочо, пораженный догадкой, остановился и ударил себя в лоб. -- Дураки мы! Дураки! -- крикнул он сиплым голосом. -- Собака-то зарыта, но рядом с церковной стеной колдовство не действует! Как же ты об этом забыл? Я что-то чуял, когда приманивал его к колонке! Но ничего, Чик, мы победим! Завтра отыграемся на мои! К сожалению, Чику так и не удалось отыграться. Дело в том, что на следующий день начались дожди, а в Мухусе ребята играли только под открытым небом. А через неделю, когда дожди кончились, великий закон, открытый Чиком, почему-то перестал действовать. Мы, как и Чик, не понимаем, в чем тут дело. Возможно, это был день великого везения. Бывают же такие дни у людей. Вот и Чику выпал такой день, хотя везение и не дотянуло до заката. Будем надеяться, что современная наука даст исчерпывающее объяснение этому явлению. Не исключено, что магнетической силой своего желания выиграть Чик заставлял монету подчиняться своей воле. Но почему монета в самый решительный миг взбунтовалась, остается загадкой. То, что в самом Чике магнетическая сила желания выиграть к этому мгновению никак не исчерпалась, не вызывает сомнения. Остается предположить, что дождливая неделя смыла из атмосферы те вещества, которые служили проводниками сигналов от Чика до монеты. Одним словом, слово за наукой, а мы замолкаем, дабы оставаться в рамках свойственного нам реалистического повествования. -------- Чик на охоте Чик проснулся рано утром. Он тихо встал, чтобы не разбудить спящих. Он надел майку, потом натянул поверх трусов короткие штаны с карманами и продел в них пояс брата, который Чик еще ночью выдернул из его брюк и положил возле своей кровати. Он собирался идти на охоту за перепелками и в случае удачи рассчитывал, что перепелок можно головками засовывать за пояс и они будут держаться. Как миленькие будут держаться, только пояс затягивай потуже! Хотя было тепло, Чик влез в рубашку. Он сообразил, что перепелки иногда могут падать в колючие кустарники, и тогда в майке все тело исцарапаешь. Поэтому лучше в рубашке. Надел на ноги сандалии, застегнул пряжки и вышел на веранду. Чик открыл кран и умылся. Когда Чика не видела мама или тетушка, он умывался очень быстро. Если бы проводились всесоюзные соревнования по быстроте умывания, Чик мог бы стать чемпионом страны. Умывался он молниеносно. Со стороны можно было подумать, что он проверяет воду на влажность. Мазанул мокрыми руками по правой и левой щеке -- и все. Да, вода продолжает оставаться влажной. Чик воду любил в виде моря. Или море, или ничего. На столе стояла миска с грушами. Над ними уже кружились осы. Осы были желтые, как груши. Чик взял со стола свой учебник по истории древнего мира и стал убивать ос. Две осы он убил, а одна улетела, хотя и была тяжело ранена. Уже убитых ос Чик окончательно раздавил на столе тем же учебником истории. Сгреб их спичечной коробкой на учебник и выкинул за окно. Чик знал, что даже мертвой осе нельзя доверять: осу можно раздавить, но она и после этого сохраняет способность жалить. Жить уже не может, но жалить еще может. Вот что такое оса. Расправившись с осами, Что тихонько отворил дверцу буфета. Дверца сладостно скрипнула, потому что там лежала любимая еда Чика. Когда в буфете ничего, кроме хлеба, не лежало, дверца скрипела скучно. Чик отрезал от буханки самую поджаристую горбушку, намазал ее маслом, а сверху еще размазал повидло. Можно было повидло размазать так густо, что масла не будет видно. Но Чик так не любил. Он любил есть хлеб с маслом и повидлом так, чтобы одновременно видеть и масло и повидло. Поэтому он повидло размазал как бы небрежно, волнами. Когда сразу стоят перед глазами и хлеб, и масло, и повидло, получается гораздо вкусней. Чик это точно знал. Про самую любимую еду в мире всегда все точно знаешь. Вообще Чик ел все, кроме помидоров. Помидоры не лезли. Какая-то противная слизь. Но Чик не терял надежды с годами преодолеть свою неприязнь к помидорам. Иногда, когда его никто не видел, Чик тренировался, чтобы привыкать к помидорам. Успехи были, но небольшие. Чик заметил, что после моря помидоры как-то легче идут. Чик решил, что дело в медузах. Медузы слизист