ались в небе, и Чик натянул лук и выстрелил в того из них, что был поближе к нему. Не успела стрела подняться до той высоты, на которой трепетал голубь, как он плеснул в сторону, а другой голубь рванулся на стрелу. На миг стрела и голубь слились в одной точке, но в следующее мгновение голубь пролетел, не задетый стрелой, и она, повернувшись, пошла вниз, сверкая на солнце наконечником. Снова из-под яблони раздалось несколько выстрелов, и один голубь кувырком пошел вниз. -- Мой! -- крикнул маленький охотник и вслед за своей собакой побежал к зарослям папоротника, куда хлопнулся голубь. Стая пролетела дальше, и через несколько минут послышалась отдаленная пальба. Высокий красивый охотник стоял под яблоней, озираясь. Он явно пытался понять, откуда взялась эта взвившаяся стрела. Чик вышел из-за кустов, чтобы успокоить его. -- Ах, вот кто это! -- сказал он, улыбнувшись Чику. -- Ты, кажется, стреляешь лучше меня. А ну, покажи свой лук! Чик подошел к нему и по дороге, нагнувшись, поднял свою стрелу. Она на этот раз не смогла вонзиться в сухую, твердую землю. Она лежала. Было бы, конечно, красивей, если б она торчала из земли. -- Ты что, всегда так охотишься? -- спросил он, улыбаясь. Сейчас он прислонил свое ружье к стволу яблони и стоял, заложив руки за ремень патронташа, свободно висевший у него на поясе. Чик заметил, что из ягдташа у него ничего не торчит. -- Нет, -- сказал Чик, подавая ему лук, -- в первый раз. -- В первый раз, -- удивился он, рассматривая лук, -- я видел, с каким точным опережением ты послал стрелу. Ты будешь настоящим охотником. Как тебя зовут? -- Чик, -- сказал Чик. -- Чик? -- удивился охотник. Началось, подумал Чик. Дело в том, что многие удивлялись его имени. И это было неприятно. И даже больно, когда начинали насмешничать и говорить, что такого имени на свете вообще не существует. Чик потихоньку наводил справки насчет своего имени и однажды в пионерлагере даже встретил мальчика, которого звали тоже Чик. Чику захотелось иметь его под рукой, и он попытался переманить его в свою школу, обещая ему показать на горе такое место, где можно раздобыть мастичную жвачку, и показать дикое семейство рыжих, живущее в пещере. Чик даже слегка преувеличивал дикость семейства рыжих, назвав их семейством первобытных людей. Но это был до того вялый Чик, что он даже не удивился семейству первобытных людей. Потом, убедившись, что этот мальчик бегает плохо, еле-еле плавает и ни разу не залез ни на одно дерево, Чик решил, что даже лучше, что он остается в своей школе. Подальше, подальше. Еще будут путать с ним и спрашивать, это какой Чик? Но все-таки Чик был рад, что встретил его. Мальчик-то плохонький, зато он может служить доказательством из самой жизни, что такое имя существует на свете. -- Да, -- сказал Чик, стараясь говорить просто, непринужденно, -- я знал одного мальчика, его тоже звали Чик. -- Чик, -- вдруг крикнул высокий, красивый охотник своему товарищу, -- твой тезка пришел к нам в гости! В это время маленький, чернявый охотник, взяв из зубов своей собаки голубя, совал его в свой ягдташ. -- Не может быть? -- обернулся он и быстро взглянул на Чика узкими китайчатыми глазами. -- Да, -- посмеиваясь, сказал высокий, -- иди, познакомлю. Он передал Чику его лук, чтобы он встретил второго Чика в полном вооружении. Так показалось Чику. Второй охотник подошел к Чику и серьезно протянул ему руку. -- Будем знакомы, Чик, -- сказал он просто. -- Чик, -- сказал Чик, протягивая ему руку и внимательно глядя ему в глаза. Глаза у него были хоть и китайчатые, но вполне серьезные. Чик взглянул в глаза высокого охотника, но тот, как и раньше, продолжал посмеиваться. Так что Чик никак не мог понять, разыгрывают его или нет. Все-таки было странновато, что взрослого человека назвали Чиком. -- А на работе как вас зовут? -- осторожно спросил Чик. -- На работе? -- переспросил он и задумался. -- Порядочные люди называют меня Чичико Теймурович. А вот такие испорченные люди, как этот дядя, пользуясь тем, что они учились со мной в школе, прямо на собрании говорят: "Чик, у нас план горит!" Тут высокий, что-то вспомнив, начал хохотать. -- Ох, Чик, -- сказал он, обращаясь к Чику, -- если б только я один! Я тебе сейчас расскажу такой смешной случай, что ты просто обхохочешься. -- Нечего ребенка портить! -- строго перебил его чернявый. Ему было неприятно, что товарищ хочет выставить его в смешном виде. Чику очень захотелось узнать про этот случай. -- При чем тут ребенок! -- хохотал большой, красивый охотник, -- просто интересный случай. Слушай, Чик, ты поймешь, в чем соль. Если уж ты пускаешь стрелу с таким точным опережением, ты поймешь, в чем соль. Однажды к Чичико Теймуровичу, нашему главному инженеру, пришла на работу жена. Секретарши не было, и она прямо вошла к нему в кабинет. Сидит, разговаривает с мужем. И вдруг влетает секретарша... -- Не порть мальчика! -- перебил его чернявый, но Чику показалось, что его китайчатые глаза маслянисто улыбаются. -- При чем мальчик! -- сквозь хохот воскликнул рассказчик и, взглянув на Чика, продолжил: -- Вбегает секретарша и, не заметив жены, прямо с порога кричит: "Чик, главбух наотрез отказался!" И тут его жена, услышав такое, хватает графин и швыряет в секретаршу со словами: "Какой он тебе Чик, финтифлюшка!" И еще кое-что добавила. Графин, слава богу, в стенку -- и вдребезги. Шум-гам! Я прибегаю и еле успокаиваю его бедную жену. Она в предобморочном состоянии. "Воды!" -- кричу секретарше. А она мне кивает на его жену: "Она графин разбила! Нет воды!" Ты представляешь, Чик? -- Да, -- сказал Чик, -- очень смешно... Это был последний графин? Тут оба охотника стали хохотать как сумасшедшие, а большой сквозь хохот кивал Чику головой, дескать, ты прямо в точку попал. Продолжая смеяться, большой охотник присел, прислонившись к стволу яблони и знаками показывая, чтобы Чик сел рядом. Отсмеявшись, он стал вытаскивать из ягдташа бутерброды, помидоры и огурцы. Присел и маленький охотник, осторожно положив рядом с собой двухстволку и сняв с пояса флягу. -- Когда я увидел, с каким опережением летит его стрела, -- сказал большой охотник, протягивая Чику бутерброд, -- я сразу понял -- у этого парня есть голова на плечах. Ты видишь, как он тебя раскусил? Все стали есть бутерброды с колбасой. Чику всякая колбаса казалась очень вкусной, потому что в доме Чика по мусульманскому обычаю не ели никакой, подозревая всякую колбасу в связях со свининой. Чик ел бутерброд и хрустел огурцами, а помидоры не брал, как бы по рассеянности. -- Ты что не берешь помидоры? -- заметил большой охотник. -- Сегодня не хочется, -- сказал Чик как можно проще. Чик все хотел спросить у него насчет безграмотных инженеров. Но пока ему это было как-то неловко. Но потом, когда оба охотника несколько раз приложились к фляге, Чик осмелился. -- Вы говорили, -- обратился Чик к большому охотнику, -- что вам присылают безграмотных инженеров. Их присылают вредители? Охотники переглянулись. -- Эх, Чик, -- сказал большой охотник, -- если бы вредители! Безграмотных балбесов нам присылают некоторые институты. -- И они не умеют ни читать, ни писать? -- поразился Чик. Охотники опять переглянулись, и большой спросил у маленького: -- Как ты думаешь, наш новый начальник участка может читать и писать? -- Не знаю, -- задумчиво пожал плечами маленький, -- под зарплатой подписывается аккуратно. Может, он ее рисует? -- Пожалуй, рисует, -- согласился большой охотник. И вдруг Чик понял, что они его разыгрывают. Как-то сразу понял -- и все! Он понял, что инженеры на самом деле умеют читать и писать. Тогда в чем дело? -- Значит, вредители ни при чем? -- спросил он, стараясь не раздражать взрослых назойливостью, но и не дать им увильнуть от правды. -- Запомни, Чик, -- сказал большой охотник и взглянул на него печально и серьезно, -- невежество и недобросовестность -- вот самый страшный вредитель. -- Как так? -- поразился Чик. Он понял из его слов, что настоящих вредителей как бы и нет совсем, а есть глупость и лень. Чик и сам прекрасно знал, что есть глупость и лень. Но он считал, что есть и страшные вредители. Чик знал, что страна идет от победы к победе, несмотря на злобные дела вредителей. А если вредителей нет, а есть только глупость, получалось как-то неинтересно, негероично, скучно получалось. -- Да, да, милый Чик, -- сказал большой охотник и приобнял его, -- невежественный инженер, не справляясь со своей работой, любит поговорить о вредителях. А недобросовестный рабочий ворует цемент, доски, все, что плохо лежит, и тоже любит поговорить о вредителях. Мы же строители, у нас все как на ладони. -- Как так, -- снова удивился Чик, -- а кто отравляет консервы? -- А ты ел отравленные консервы? -- спросил большой охотник. -- Нет, -- сказал Чик, -- но я слышал, что многие люди отравлялись. -- Я тоже не ел, но слышал, -- сказал большой охотник, -- и никогда не видел людей, отравленных консервами. Чик тоже не видел людей, отравленных консервами. Он напряг все свои способности к здравому соображению и сказал: -- Отравленные умерли, поэтому мы их не видим. -- Что-то я не слышал, -- улыбнулся Чику большой охотник, -- чтобы кто-нибудь из умирающих в своем завещании написал: умираю от консервов. Слово "завещание" Чик встречал в книгах. Он знал, что это заявление, которое пишет умирающий человек. Когда человек в последний раз перед смертью пишет заявление, оно называется -- завещание. -- Выходит, совсем нет вредителей? -- спросил Чик, чувствуя, что жить становится довольно скучно. Чик надеялся разоблачить хотя бы одного вредителя -- и притом в недалеком будущем. Он даже знал кого -- собаколова. -- Ну как тебе сказать, Чик, -- проговорил маленький охотник, вставая и подзывая собак, чтобы раздать им остатки бутербродов, -- наверное, встречаются отдельно взятые вредители. -- В отдельно взятой стране, -- почему-то добавил большой охотник. -- Но мы их не видели, -- скучновато закончил маленький охотник. Чик незаметно, но очень внимательно проследил за ним, чтобы убедиться, честно он собакам раздает еду или обделяет Белочку. Нет, он поровну раздал собакам остатки хлеба и колбасы, и Чику стало стыдно за свои подозрения. -- Дай-ка я попробую выстрелить из твоего лука,- -- сказал маленький охотник, и Чик с удовольствием вручил ему лук и стрелу. Как хорошо, что он не заметил его подозрительные взгляды, как хорошо! -- Тугая, -- уважительно сказал маленький охотник, натянув тетиву. -- С пятнадцати шагов в консервную банку бьет без промаха, -- доложил Чик. Маленький охотник вложил стрелу в тетиву и стал поводить луком, не зная, во что ударить. Но вот он поднял лук и нацелился в самое краснобокое яблоко на вершине яблони. Чик сразу понял, что он целится именно в это яблоко. Стрела просверкнула, впилась в яблоко, хищно качнулась, словно хотела поглубже в него впиться и, не отпуская его, вместе с ним полетела на землю. Она даже на земле его не отпустила! -- Вот это выстрел! -- сам себя похвалил маленький охотник и, подскочив к стреле, приподнял ее и в шутку откусил яблоко прямо со стрелы, как с вилки. Но тут большой охотник подскочил к нему и отнял стрелу и лук. Он выбрал глазами яблоко, нацелился и, хотя благодаря своему большому росту был гораздо ближе к нему, чем его товарищ к своему яблоку, промахнулся. Маленький охотник, доедая свое яблоко, стал хохотать над ним, но большой охотник наконец с третьего выстрела сбил яблоко. И Чику было так приятно глядеть, как это взрослые дяди отнимают друг у друга лук и веселятся, как дети. И Чик знал, что они любят друг друга, хотя все время подтрунивают друг над другом. Они уже сбили много яблок, и Чик хрустел яблоком, и сами они хрустели яблоками, и Белочка грызла яблоко. И только охотничьи собаки, обиженные и напуганные падающими яблоками, уселись в сторонке, неодобрительно поглядывая на своих хозяев. Наконец они насытились игрой (яблоками тоже), и большой охотник, возвращая Чику лук и стрелу, сказал: -- Спасибо, Чик. Удовольствие -- лучше всякой охоты. Чик был тронут. -- Чик, твоя собака ест яблоко! -- удивился маленький охотник, только что заметив Белку, грызшую яблоко. Поздновато заметил. Белка уже грызла второе яблоко, придерживая его одной лапой. На земле, конечно. Это были зрелые, вкусные яблоки. Если яблоко было зеленое, Белка от силы съедала одно. А зрелых яблок она могла съесть несколько. Из этого Чик заключил, что у собаки, как и у человека, бывает оскомина. -- Да, -- сказал Чик, -- она ест все фрукты. Яблоки, груши, инжир, виноград. -- Ну и собака! -- удивился маленький охотник и вдруг его маслянистые, китайчатые глаза лукаво залучились. -- Ах, Чик, если б ты знал, какая у меня была охотничья собака! В мире больше нет такой собаки. И однажды на охоте я ее потерял. Зову, зову, ищу, ищу -- нет, затерялась. И вдруг через три года охочусь в тех же местах и встречаю ее! -- Она одичала, но узнала хозяина! -- воскликнул Чик. -- Нет, -- печально признался маленький охотник, -- все было гораздо хуже. Я увидел, ты представляешь, Чик, скелет моей любимой собаки, делающий стойку на мертвую перепелку! Оказывается, когда я ее потерял, она нашла перепелку и, сделав стойку, три года ждала меня! -- Это... это гениальная собака! -- воскликнул Чик, пораженный неимоверной красотой верности своему долгу. -- Да, Чик, -- повторил маленький охотник, -- три года она ждала, когда я подойду с ружьем и возьму перепелку. Чик так живо и так любовно представил картину неимоверной красоты верности своему долгу, что ему захотелось внести в нее точность. -- Нет, -- сказал Чик уверенно, -- ждала она дней десять, а потом умерла с голоду... Так, бывает, часовой замерзает на часах... Чик на мгновение подумал, что умершая от голода собака должна была свалиться. Но потом решил, что вполне возможно, что она продолжала стоять на ногах. На четырех, хоть и мертвых, ногах вполне можно устоять. Еще живая, столько дней стол на одном месте, она нашла самую лучшую точку равновесия. Чик до того был захвачен неимоверной красотой подвига собаки, что ему не приходило в голову подумать: а чего, собственно, ждала перепелка? -- Да, Чик, вот какие бывают собаки, -- вздохнул маленький охотник, а лотом добавил: -- Ты со своей стрелой доставил нам столько удовольствия, что я хочу дать тебе поохотиться с ружьем. И у Чика захватило дух. Воздух прямо застрял в груди. -- Ты когда-нибудь стрелял из ружья? -- Только в тире, -- выдавил Чик застрявший в груди воздух. -- В тире это не то, -- сказал маленький охотник и подал Чику свою двустволку. Чик впервые взял в руки охотничье ружье и сразу же почувствовал его нешуточную, смертоносную тяжесть. -- Только вот что, -- передумал его маленький охотник, -- все время держи ствол подальше от себя. Целиться ты умеешь. Увидишь дичь, нажимай на спусковой крючок... Новичкам везет. Недаром ты диких уток заметил на болоте. Здесь они редко садятся... Чик успел рассказать охотникам о том, как он стрелял в водяную курочку и видел диких уток. -- В этих местах иногда появляется черный лебедь, -- продолжал маленький охотник,-- он прилетает с моря... Это очень осторожная птица... Но новичкам везет, кто его знает... -- А куда идти? -- спросил Чик, балдея от счастья, и уже уверенный в глубине души, что ему повезет. -- Прямо в сторону моря, -- сказал маленький охотник, -- он иногда тут появляется... Особенно в папоротниках... Чик пошел вперед. Он с трудом держал тяжелое ружье. Белочка выскочила вперед. Чика это нервировало, но сейчас прогонять ее было бы слишком суетливо. Он боялся, что Белочка, не зная, как себя вести с черными лебедями, вспугнет его. Или чего доброго, сам он сгоряча заденет ее какой-нибудь дробинкой. Чик шел и шел и все время думал о том, чтобы помнить о местонахождении Белочки во время выстрела в черного лебедя. Не горячиться! И вдруг он увидел черного лебедя. И главное, в стороне от Белочки. Высунув длинную шею из папоротников, лебедь стоял в тридцати шагах от Чика и прислушивался к чему-то. Чик нагнулся и, еле удерживаясь на ногах, -- тяжесть ружья так и тянула ткнуться носом в землю, -- сделал еще шагов десять и распрямился. Лебедь все еще стоял над папоротниками, вытянув шею и к чему-то прислушиваясь. Чик приложился к ружью, прицелился, взял пониже шеи лебедя, там, где в папоротниках скрывалось его тело. И, одновременно думая о том, что нельзя торопиться, чтобы не промазать, но и нельзя медлить, потому что Белочка может набежать, стал нажимать спусковой крючок. Он нажимал, испуганно удивляясь, что выстрела все нет и нет, а потом вдруг как бабахнуло! Вместе с выстрелом раздался лай Белки и хохот бегущих к нему охотников. Чик ничего не мог понять. Лай, хохот, бегущие шаги, а лебедь как стоял, так и стоит! И вдруг он вспомнил, что есть еще и второй ствол, и заторопился, чтобы выстрелить до того, как прибежит Белка. И он прицелился еще раз и, уже ничего, кроме пьянящего азарта, не испытывая и уже совершенно не чувствуя тяжести ружья, бабахнул второй раз. И опять лебедь стоит как завороженный. Прибежала Белка, неистово лая на ружье, прибежали хохочущие охотники, а Чик ничего не мог понять и только повторял: -- Вон лебедь! Два раза! Не улетает! -- Пойдем посмотрим, -- сказал маленький охотник, и они подошли к тому месту, где стоял лебедь. И вдруг сквозь расступившиеся папоротники, как в бредовом сне, Чик увидел, что нет никакого лебедя, а есть старая перевернутая коряга, торчащая в небо одним корневищем, изогнутый конец которого Чик издалека принял за шею лебедя. -- Не обижайся, Чик, -- воскликнул маленький охотник, пригибаясь к коряге и ища на ней следы его выстрелов, -- все охотники покупаются на этом. Ты не первый! -- Но ведь корень совсем не похож на шею черного лебедя, -- закричал Чик, пораженный такой необъяснимой ошибкой, -- он даже не черный, а коричневый! -- Все охотники покупаются на этот розыгрыш, -- повторил маленький охотник, показывая Чику на следы его дробинок, -- четыре дробинки. Неплохо! Чик смотрел на корягу, всю изрябленную дробинками, и никак не мог отрешиться от мысли, что с ним сейчас случилось какое-то чудо. И хотя в первую минуту он как-то смутился и даже обиделся на обман, теперь, узнав, что многие охотники стали жертвой этой шутки, перестал обижаться. Он и раньше слыхал, что охотники подшучивают друг над другом. Но ощущение пережитого чуда не проходило. Как, как он мог ошибиться?! И когда они пошли назад, Чик оглянулся с того места, откуда он стрелял. Он поразился, что теперь в корневище, торчавшем над папоротниками, он никакого сходства с лебедем, и тем более черным, не видит. Чик подумал, что если бы у него спросили, какую птицу напоминает это корневище, он в лучшем случае ответил бы, страуса. И то, если бы спросили, какую птицу, а не зверя! У яблони Чик подобрал свой лук и стрелы, распрощался с обоими охотниками и пошел дальше. -- Чик, -- крикнул ему вслед большой красивый охотник, -- по воскресеньям мы всегда здесь. Приходи! -- Хорошо, -- сказал Чик и пошел дальше, все еще думая о том, как было здорово стрелять и какое странное он пережил чудо, приняв обыкновенное корневище за шею лебедя. Чик шел и шел и все время заставлял Белку искать перепелок. Белке надоело искать, и она теперь, заслышав голос Чика, небрежно нюхнет траву, нюхнет кустик и бежит дальше. Еще одна перепелка, опять пропущенная Белкой, выскочила у Чика из-под ног, но он на этот раз так поздно спохватился, что даже не успел ей вслед пустить стрелу. Травяная труха набилась в сандалии Чика, и он снял их и тщательно вытряхнул, прислушиваясь к отдаленным выстрелам. Теперь он легко отличал выстрелы в перепелок от выстрелов в голубей. В перепелок стреляли один или два раза. А в мечущихся голубей сразу раздавалось множество как бы мечущихся выстрелов. Теперь нас трое с именем Чик, подумал он. Конечно, у этого дяди имя Чик уменьшительное. Но это не так важно. Важно, чтобы люди почаще слышали его и привыкали к нему. Чик иногда месяцами забывал о своем имени. Живет себе и не думает, как и все. Но иногда кто-нибудь начинал удивляться, и портилось настроение. Было жарко, и дыхание близкого моря становилось все слышней. Тянуло выкупаться. Но Чик решил не купаться в море. Нельзя путать два таких больших дела, как купание в море и охота. Одно из двух. Пришел на охоту, будь верен охоте до конца. Вдруг Чик увидел совсем недалеко от себя человека с ястребом. И как раз в это время его собака сделала стойку. Чик, непроизвольно подражая собаке, замер. Собака с хвостом, затвердевшим, как замерзшая веревка, сделала несколько шагов и остановилась. Чик тоже с отвердевшими от волнения ногами сделал несколько шагов и остановился. Охотник приподнял ястреба на ладони и крадущейся походкой пошел за собакой. Остановился. Он постоял возле собаки и вдруг приказал ей по-абхазски: -- Возьми! Собака рванулась вперед, перепелка вылетела из травы, и Чику подумалось, что охотник слишком медлит со своим ястребом. Но вот он швырнул его, и ястреб, сверкая на солнце рыжими крыльями, с такой мощной скоростью стал догонять перепелку, что казалось, она неподвижно трепещет в воздухе, а он неотвратимо налетает. Ястреб ударил в перепелку и, сразу отяжелев, опустился в кусты. Охотник побежал за ним и через несколько минут разогнулся над кустами, держа в одной руке ястреба, а в другой живую перепелку, которую он сунул в большой, самодельный ягдташ, висевший у него на поясе. Теперь Чик заметил, что ягдташ шевелится от живых перепелок. -- Что, мальчик, интересно? -- улыбаясь, спросил у него охотник. По его одежде Чик понял, что это деревенский человек. Он был одет в серую рубаху, перехваченную тонким кавказским поясом, в брюки галифе и резиновые сапоги. И хотя на вид он был старый, у него было красное, обветренное лицо и голубые, молодые глаза. -- Да, -- сказал Чик, не скрывая восхищения. -- Хочешь попробовать? -- улыбнулся охотник, и глаза его сияли, радуясь за Чика. Чик понял, что это очень добрый человек. -- Держись рядом, -- сказал охотник наставительно, -- я тебя научу охотиться с ястребом. Чик подошел к охотнику. Ястреб, сидевший у него на руке, взбрякнув колокольцем, сразу же повернулся в сторону Чика, стремительно наклонив голову и глядя на него желтыми, ненавидящими глазами. Чику стало немного не по себе. Он незаметно перешел и стал по левую руку от охотника. И теперь ястреб, еще более стремительно наклонив голову, уставился ненавидящими глазами на Белочку, словно хотел сказать, а ты что, шавка, тут делаешь?! Белка тоже перешла на другую сторону и засеменила рядом с Чиком. Ястреб все еще сердито поглядывал на них. -- Чужого сразу узнает, -- сказал охотник, блаженно улыбаясь и несколько раз встряхнув рукой, заставил ястреба смотреть вперед. -- Снежок, -- окликнул охотник свою собаку, ища ее глазами. Чику показалось трогательным и смешным, что охотник своей абхазской собаке дал русское имя Снежок. Узнав, что Чик абхазец, охотник поощрительно кивнул головой и сказал ему по-абхазски: -- Во всем мире ястребиную охоту знают только турки и мы. Другие народы и слыхом не слыхали о ястребиной охоте. Чик почувствовал, что если бы охотник не узнал, что он абхазец, он бы ему этого не сказал. -- А я читал, что в Средней Азии охотятся с беркутом, -- осторожно, чтобы не сердить его, заметил Чик. -- Да, -- неожиданно легко согласился охотник, -- я тоже слышал. Они у нас научились. Но первыми в мире с ястребами начали охотиться турки. Из чего это видно? Это видно из того, что все названия ястребов турецкие: казылгуш, лачин и другие. Ястреб -- птица с характером. Гордая птица. Ты видел там болото? Ястреб будет умирать от жажды, но из этого болота не выпьет. Только свежую, ключевую воду пьет... Снежок, где ты? Сюда, сюда! -- А что он ест? -- спросил Чик. -- Что он ест? -- загадочно улыбаясь, переспросил охотник. -- Только яйца, сваренные вкрутую! Некоторые глупые охотники дают ему перепелку. Он, конечно, ее съест. Почему не съесть? Перепелку каждый слопает. Но такой ястреб во время охоты, зазеваешься, и сам сожрет перепелку. Надо с самого начала приучать его к яйцам, сваренным вкрутую. -- А как ловят ястребов? -- спросил Чик. -- О, -- кивнул охотник, блаженно заулыбавшись и одновременно ища глазами свою собаку, -- ловить ястреба самое интересное в мире занятие. Сначала ловишь на кузнечика сорокопутку. Знаешь сорокопутку? -- Да, -- сказал Чик, чтобы не мешать плавности рассказа. -- А теперь ты спросишь, почему ястреба ловят на сорокопутку, а не на воробья или, скажем, дрозда? А потому ловят на сорокопутку, что ни одна птица в мире так хорошо не играет, как сорокопутка. Делаешь шалашик на высоком месте, чтобы издалека видно было. Укрываешь его листьями, травой, чтобы ястреб сверху не понял, что рядом человек. Натягиваешь возле шалаша сетку, а под сеткой сорокопутка на шпагате. И вот ты видишь -- далеко в небе ястреб кружится. Ты -- дерг за шнур, и сорокопутка заиграла под сеткой. И ястреб ее замечает. Не может не заметить. Бьет с километровой высоты, аж испугаться можно, если не привыкши. Так и свистит крыльями -- шша! -- и с размаху в сетку! Сетку он не видит, до того его раздразнила играющая сорокопутка. Ты мигом его накрываешь сеткой, и он твой. Сперва покусается, а потом смирится. Привязываешь к его ноге крепкий шпагат, вбиваешь планку в дерево возле своего дома и держишь его там. Первые два-три дня он все время так делает... Чик посмотрел на лицо охотника и вдруг увидел, что тот сделался похожим на ястреба. Охотник с горделивой осторожностью повернул голову направо. Потом с такой же горделивой осторожностью повернул голову налево. Потом опять направо и опять налево. -- Смотрит, чтобы никто к нему не подошел, -- продолжал охотник, -- но через два-три дня привыкает к хозяину. Ты ему даешь крутое яйцо, и он его ест. Если не сразу, то на второй или на третий день съест. А потом приучаешь к охоте. Живую перепелку привязываешь к шпагату, подбрасываешь и следом пускаешь ястреба на шпагате. Он ее хвать и хочет съесть. Но ты отнимаешь у него перепелку: знай свой паек! Крутое яйцо! Некоторые слишком гордые ястреба сперва отказываются охотиться. Тогда ты его перестаешь кормить. До шести дней можно не кормить ястреба. Не умрет! Рано или поздно голодный ястреб погонится за перепелкой. Он ее ловит, ты у него отнимаешь перепелку и сразу же даешь крутое яйцо, вот твой паек! Заслужил! За десять дней я любого ястреба могу приучить к охоте! -- А для чего колокольчик на ноге? -- спросил Чик. -- Ага, колокольчик, -- с удовольствием повторил охотник и опять блаженно улыбнулся, -- я же сказал -- ястреб -- гордая птица. Бывает, ястреб летит на перепелку, но промахивается. И от стыда он улетает и прячется в кустах или на дереве. В листьях его не видно, но только шевельнулся, и ты слышишь колокольчик. И находишь его. Иногда он сам слетает к тебе на руку, потому что поостыл. Иногда приходится лезть на дерево и доставать его. Теперь, скажем, он ударил перепелку и сел в такие кусты, что его не видно. Сливается с травой и листьями. Опять же колокольчик выручает. Дзинь-дзинь! -- и ты его находишь. Вот для чего колокольчик. Где мой Снежок? Это бродяга, а не собака! Снежок! Снежок! Сколько ястребов, столько характеров! -- А когда кончается сезон перепелок, -- спросил Чик, -- вы их отпускаете? -- Да, -- вздохнул охотник, -- отпускаем. Но иногда ястреб так привыкает к человеку, что никуда не улетает. Или прилетит и сядет на руку, давай яйца вкрутую! Привыкает к человеку. Я несколько раз оставлял у себя зимовать таких ястребов. Жалко, не хочет улетать. -- И потом на следующий год опять охотились с ним? -- Нет, -- сказал охотник и снова улыбнулся, -- на следующий год он уже для охоты не годится. На следующий год он уже капе'т. -- Как? Как? -- не понял Чик. -- Капе'т, -- повторил охотник, -- так говорится на нашем охотничьем языке. Ястреб, который перезимовал в человеческом доме, он уже окапетился. Для охоты не годится. Сам себе для корма кое-что добывает, но для охоты не годится. Капет. Вот так же, бывает, деревенский человек два-три года проработает в городской конторе, а потом вернется в деревню, но он уже для сельской работы капет. Ноги окапетились, руки окапетились, и душа окапетилась. Так и ястреб, который зимовал в человеческом доме, он уже на следующий год капет. До срока одряхлел: капет. Ястребиная охота такая: охотник может быть старый, но ястреб всегда должен быть молодой... Куда делся мой Снежок? Снежок, Снежок, Снежок! Снежок не показывался. -- Перепелку учуял, -- кивнул охотник и плавно побежал в ту сторону, где, как он догадывался, была его собака. Во время бега руку с ястребом он держал на весу, а ястреб, стараясь не потерять равновесия, взмахивал крыльями и перебирал ногами, как цирковой канатоходец. Глядя на ястреба, Чик бежал за охотником. И вдруг показался Снежок. Он стоял от них шагах в двадцати, вытянул все свое тело и хвост. -- Я тебе сейчас дам ястреба, а ты иди на собаку, -- тихо сказал охотник и снял с руки ястреба. Только Чик потянулся за ним, как охотник обиженно отстранился: -- Кто же ястреба берет как мочалку? Снизу надо! Вот так! Чик заломил ладонь, и охотник вложил в нее ястреба. Чик приятно почувствовал его мускулистую легкость и сухой жар ястребиного тела. Чику сразу же показалось, что у ястреба температура тела выше, чем у человека. Чик много болел малярией и считал себя большим знатоком по части определения температуры тела без градусника. Сам того не желая, он невольно определил, что у ястреба температура примерно тридцать девять градусов. -- Слишком не зажимай, задушишь, -- сказал охотник, -- и главное -- кидай вперед. Некоторые глупцы сгоряча разбивают ястреба о землю. Кидай вперед! Чик до этого уже бросил свой лук и сейчас держал ястреба в заломленной ладони над плечом. Ястреб шевелил царапающими когтями, но Чик терпел и медленно приближался к собаке. Чик близко подошел к собаке и смотрел вперед, стараясь выглядеть в траве перепелку, но ее не было видно. Только Чик хотел дать ей команду -- и покрылся холодным потом. В последний миг он догадался, что собирается по-русски дать команду собаке, а она скорее всего не знает русских слов, и получится какая-нибудь глупость. -- Возьми! -- крикнул Чик по-абхазски, и собака рванулась вперед. Перепелка взлетела, и Чик швырнул ей вслед ястреба. Сверкая на солнце мощными рыжими крыльями, ястреб помчался по воздуху, с неимоверной быстротой догоняя перепелку. И опять Чику показалось, что перепелка неподвижно трепещет в воздухе, а ястреб налетает. Он сбил ее с лету и, отяжелев от добычи, опустился в кусты. -- Беги отнимай! -- крикнул охотник. Чик побежал сломя голову, и стрелы, торчавшие за поясом, стали больно царапать живот, но он, не сбавляя скорости, вырвал их из-за пояса, отбросил, подбежал к кустам и шлепнулся на траву. Он всматривался в самые запутанные хитросплетенья ежевичных плетей, ореховых и кизиловых веток и ничего не видел. Вдруг совсем рядом взбрякнул колоколец, и Чику открылась такая картина. Ястреб сидел на перепелке, жадно растопырив крылья, и с какой-то тупой яростью долбил перепелку по голове своим крючковатым клювом. И головка перепелки так обреченно отскакивала от неумолимого клюва и перепелка была такой беспомощной, что Чик содрогнулся от ужаса и возмущения. В следующий миг он рванулся в кусты, дотянулся до ястреба и выволок его вместе с перепелкой. -- Молодец, -- сказал подоспевший охотник, -- это твоя первая перепелка. Он взял у него ястреба, уже из руки хозяина рвущегося к перепелке и бешено глядящего на нее. -- Возьми ее себе, -- сказал охотник, видя, что Чик ему протягивает перепелку. -- Нет, нет, -- решительно сказал Чик, отдавая ему испуганную птицу, -- я просто так, я хотел только посмотреть, Чик был потрясен, но он знал, что это надо скрывать, что стыдно показывать, и старался скрыть свое потрясение. Он никак не мог соединить свое восторженное восхищение могучим ястребом, неотвратимо налетающим и бьющим перепелку, и тем же ястребом, грузно сидящим на маленькой перепелке и, сверкая беспощадным, желтым глазом, продалбливающим ее бессильную головку. Чик еще не понимал, что и то и другое зрелище в своем соединении и есть истинная жизнь, но он чувствовал, что ему раскрылась какая-то горестная правда, и как бы предугадывал, что в будущем от этой правды будет много печали. -- Выучишься охотиться с ястребом, -- улыбаясь, сказал охотник, засовывая перепелку в ягдташ, -- никакой другой охоты не захочешь. Когда хорошая высыпка, бывает, так намахаешься, что плечо болит. -- Да, да, конечно, -- отвечал Чик, изо всех сил сдерживаясь и в то же время с надеждой и завистью глядя на улыбающегося охотника и думая, что раз он, старый, добрый охотник, все это видел и улыбается, значит, со временем и он, Чик, привыкнет и не будет придавать этому значения. Чик собрал все свои стрелы, поднял лук, и они с охотником пошли дальше. И Чик постепенно успокоился. -- А как тебя зовут, мальчик? -- спросил охотник. -- Чик, -- сказал Чик, вздохнув. -- Хоть бы и Чик, -- ответил охотник, не глядя. И Чику так понравилось, что охотник не споткнулся о его имя, а тут же нашел ему свое местечко. -- Так вот, Чик, слушай, что я тебе расскажу, -- продолжал он, -- человек -- это такой зверь, что любого зверя перезверит. Я вот ястребов приручаю. Это что! У нас в деревне был один крестьянин. Звали его Миха. Так он ворона приручил. Я тебе сейчас расскажу не то, что выдумано людьми, а то, что было на самом деле. Так вот, у этого Михи всегда на плече сидел ворон. Скажем, мотыжим кукурузу или табак, а он у него на плеча сидит. Иногда взлетит, полетает и снова на плечо. Или Миха идет на мельницу. Впереди ослик, а сзади он с вороном на плече. Или на лошади куда едет. Он верхом на лошади, а ворон верхом на нем. Надоест сидеть, полетает, полетает и снова садится на него. Иногда он у него на голове сидел. Куда захочет, туда и сядет. Они любили друг друга. Жить друг без друга не могли. Если Миха уезжал в город на машине арбузы или орехи продавать, он ворона с собой не брал. Кто же арбузы продает с вороном на плече. Нескладно. Да и милиция не разрешит. Он его оставлял дома, и ворон скучал. Если Миха два-три дня не приезжает, ворон два-три дня ничего не ест. А жена Михи не любила ворона, стыдилась перед людьми. Вечно проклинала мужа: "Чтоб я тебя с этим вороном в один гроб положила!" А он смеется и поглаживает своего ворона. А жена еще больше злится. И вдруг его ворон стал подолгу исчезать. Улетит и не прилетает. Иногда полдня его нет, а иногда и на всю ночь улетает. А бедный Миха беспокоится, ничего не может понять. И тогда он решил выследить его. Однажды ворон улетел, а он потихоньку за ним. И выследил. Смотрит, на опушке леса его ворон сидит на ольхе рядом с воронихой. Оказывается, его ворон нашел себе подружку, и они теперь муж и жена. Вот куда отлучался его ворон! Миха подошел к ольхе и стал звать его. Ворон забеспокоился: "Кар! Кар!" -- и слетел к нему на плечо. А ворониха с дерева: "Кар! Кар!" -- и он снова слетел с плеча и сел на ветку рядом с воронихой. Хозяин опять его звать. Бедный ворон с ума сходит. То к нему на плечо, то к воронихе. И все-таки в последний раз сел к нему на плечо, и они ушли. И Миха был рад, что победил. Он нам об этом случае много раз рассказывал. Но потом ворон опять стал улетать к своей воронихе. То полдня его нет, а то и на всю ночь пропадает. И бедный Миха заскучал. Бывало, к вечеру выйдет на пригорок и стоит ждет. Люди к вечеру ожидают свой скот, а он своего ворона. Добрые люди, видя такое, посмеивались. А дурные, есть же и дурные люди, злились. Они говорили, что это позор для нашего села. По нашим законам мужчина может держать на плече ружье, ястреба, орла. Или, скажем, мешок с кукурузой. Но никак не ворона. Но и против ворона в законе тоже ничего не сказано. Вот они и злятся, не знают, как быть. А бедному Михе надоело, что его любимый ворон так часто от него улетает, а иногда и на всю ночь. И он снова выследил его и увидел, что тот опять сидит на дереве рядом с своей воронихой. Но теперь уже в другом месте. Миха был с ружьем. Подкрался, выстрелил и убил ворониху. А бедный ворон места себе не находит. Летает над своей воронихой: "Кар! Кар! Кар!" Час летает, два летает. То сядет рядом с ней, то опять взлетит и плачет на дереве: "Кар! Кар! Кар!" Не по себе стало Михе. Взял он мертвую птицу за крыло, отнес в самые густые чащобы и забросил туда: "Лисица подберет!" А ворон за ним: "Кар! Кар!" -- но уже к нему на плечо не садится. Опечалился Миха и пошел домой. Проходит день, два, три. Ворон не прилетает. Месяц прошел -- не прилетает. Жена от радости сама летает лучше вороны. И вдруг на второй месяц ворон прилетел и сел к нему на плечо. Миха не нарадуется, а жена снова за свое: "Чтоб я вас обоих в один гроб положила!" И они снова зажили, как раньше. И годы прошли, и мы все забыли о той воронихе, а некоторые даже и не знали. И вот однажды мы работаем на табачной плантации. Мотыжим табак. Ворон, как всегда, сидит у него на плече. И вдруг гром, молния, гроза. Недалеко был табачный сарай, и мы все туда. А ворон Михи слетел у него с плеча и сел на большой бук, что рос возле плантации. Вижу, Миха повернулся к буку. -- Ты что, -- кричу ему сквозь грозу, -- побежали в сарай! -- Нет, -- отвечает он, -- я под буком пережду! Он поближе! -- Опасно, -- кричу ему, -- слишком большое дерево. Молния может ударить! -- Ворон, -- кричит он, -- никогда не сядет на дерево, в которое молния ударит! Мы и побежали в сарай, а он под дерево. Гроза! Земля слилась с небом, гром, молния! И один раз гром ударил так близко, что мы думали -- сарай обрушится. Аж запахло. Так только молния пахнет. -- Никак молния ударила по буку! -- сказал кто-то. -- Нет, -- смеется другой, -- у Михи ворон ученый. Он любую молнию отведет! И вот проходит полчаса, и как это летом бывает -- ливень смолк, тучи разошлись, брызнуло солнце. Мы -- в поле. А где Миха? Нет Михи. Смотрим на бук -- стоит, как стоял. А Михи нет. Куда делся? Подходим к буку и видим -- Миха с той стороны сидит на земле, привалившись спиной к стволу. Вот так сидит... Охотник слегка откинулся, прикрыл глаза, и лицо его стало важным и неподвижным. -- Мертвый? -- ужаснулся Чик. -- Мертвее и не бывает, -- кивнул охотник и продолжил: -- ну, тут, конечно, шум, крик. Смотрим на бук и видим: по всему стволу идет черная трещина. Значит, молния ударила, но он не загорелся, слишком сильный ливень был. А беднягу Миху убило. Кричим в деревню, сбежались люди, и вдруг один из них находит в траве мертвого ворона. Подивились сельчане, а некоторые вспомнили, как Миху жена проклинала: "Чтоб я вас обоих в один гроб положила!" Так и получилось, хоть в один гроб клади. Покойника тут же взяли домой, а родственники его зароптали, жена накликала, ведьма. Но потом мудрые старики успокоили их и сказали, что наши женщины, что поделаешь, издавна так ругаются. Нет такого абхазского мужчины, чтобы жена ему не сказала: "Чтоб я тебя с твоей лошадью в один гроб положила!" А тут просто случайно совпало. -- И их вместе похоронили? -- не выдержал Чик. -- Не