значения. Мы вселим в души людей надежду, а потом будем вынуждены ее отнять. С другой стороны, если станет известно, что мы практически изобрели защиту, у кого-то может возникнуть желание начать и выиграть войну еще до того, как эта защита будет введена в действие. - В последнее верится с трудом. Однако я вас отвлек. В чем суть этой защиты, или вы уже и так сказали мне слишком много? - Нет, мне разрешено рассказать вам все, что потребуется - Рэлсон нам совершенно необходим, и как можно быстрее! - Ну, тогда давайте рассказывайте. Я тоже буду знать секрет, совсем как член кабинета министров. - Вам и так уже известно больше, чем большинству из них. Послушайте, доктор Блуштейн, я постараюсь все объяснить вам на непрофессиональном языке. До некоторых пор военная наука одинаково развивала как оружие нападения, так и оружие защиты. Так продолжалось до изобретения пороха. Потом защита взяла свое. Средневековый рыцарь в доспехах превратился в нынешнего человека, который спрятался в танке, место каменного замка занял бетонный бункер. Одно и то же, только степень поражения другая. - Прекрасно, вы все отлично объяснили. Но с изобретением атомной бомбы степень поражения увеличилась на много порядков, не так ли? Тут для защиты потребуется нечто большее, чем сталь и бетон. - Верно. Только мы не в состоянии построить стены нужной толщины. И у нас кончились материалы необходимой прочности. Значит, следует забыть о стенах и материалах. Если атакует атом, в качестве защиты нужно выставить тоже атом. Мы используем саму энергию - силовое поле. - А что такое, - мягко спросил Блуштейн, - силовое поле? - Мне бы очень хотелось рассказать вам. Сейчас это лишь математические выкладки. Энергия может быть направлена таким образом, что образуется нематериальная стена инерции - так утверждает теория. На практике мы не знаем, как это сделать. - Вы пытаетесь создать стену, сквозь которую невозможно проникнуть? Даже атомам? - Даже атомным бомбам. Единственное ограничение - количество направленной энергии. Можно предположить, что силовое поле не пропустит и радиоактивное излучение: гамма-лучи будут от него отражаться. Мы мечтаем о создании защитных экранов над всеми городами; в обычной ситуации на поддержание такого поля потребуется минимальная энергия. Гораздо важнее другое: на распознавание коротковолнового излучения уйдут лишь доли миллисекунды; ну, скажем, если потребуется засечь массу плутония, соответствующую атомной боеголовке. Все это теоретически допустимо. - И вам необходим Рэлсон? - Потому что только он в состоянии быстро решить практические вопросы - если это вообще возможно. Сейчас каждая минута на счету. Вы знаете, в какое время мы живем. Атомная защита должна появиться до того, как начнется атомная война. - Вы так уверены в способностях Рэлсона? - Как ни в чем другом. Это удивительный человек, доктор Блуштейн. Он всегда оказывается прав. Никто не знает, как ему это удается. - Нечто вроде интуиции, не так ли? - На лице психиатра появилось беспокойство. - Мышление, выходящее за пределы обычных человеческих возможностей. Верно? - Я не буду делать вид, что понимаю, как он добивается подобных успехов. - Дайте мне поговорить с ним еще раз. Я сообщу вам о результатах. - Хорошо, - Грант встал, собираясь уходить, Затем, словно вспомнив что-то, добавил: - Должен предупредить, доктор: если в самое ближайшее время вы не добьетесь существенного улучшения, комитет намерен забрать у вас Рэлсона. - И попытать успеха с другим психиатром! Если у них именно такие намерения, я не буду препятствовать. Однако ни один квалифицированный специалист не пообещает вам быстрого выздоровления. - Мы скорее всего прекратим попытки его вылечить, а просто вернем на работу. - Этого я и боялся, доктор Грант. У вас ничего не выйдет. Только погубите Рэлсона и все. - Мы в любом случае вряд ли сумеем добиться каких-нибудь положительных результатов. - А так остается какой-то шанс, верно? - Надеюсь. Кстати, я бы попросил вас не упоминать о том, что мы собираемся забрать доктора Рэлсона. - Обещаю, и спасибо за предупреждение. До свидания, доктор Грант. - В прошлый раз я вел себя как дурак, не правда ли, доктор? - хмуро спросил Рэлсон. - То есть вы не верите в то, что говорили мне тогда? - Верю! - Хрупкое тело Рэлсона задрожало от напряжения. Он метнулся к окну, и Блуштейну пришлось развернуть свое кресло, чтобы не потерять пациента из виду. Окна защищали надежные решетки. Рэлсон не мог выпрыгнуть. Стекло было небьющимся. Темнело, на небе появились первые звезды. Рэлсон долго смотрел на них, потом повернулся к Блуштейну и ткнул пальцем в сторону звезд. - Каждая из них - инкубатор. Они поддерживают температуру на нужном уровне. Разные эксперименты - разные температуры. А планеты, которые вращаются вокруг звезд, представляют из себя мощные культуры, содержащие разнообразные питательные смеси и жизненные формы. Экспериментаторы стараются быть экономными - кем бы они ни были и в чем бы ни заключались их эксперименты. Они вырастили множество различных жизненных форм в этом конкретном инкубаторе. Динозавры во влажном тропическом климате, и мы сами среди ледников. Они меняли траекторию движения Солнца, а мы пытались понять физику этого явления. Физику!.. - Его губы изогнулись в презрительной усмешке. - Разве возможно по собственному желанию менять траекторию движения Солнца? - усомнился доктор Блуштейн. - Почему бы и нет? Это то же самое, что огонь в камине. Вы думаете, микробы понимают, отчего меняется количество тепла? Кто знает? Может быть, они тоже изобретают теории. Может быть, они создали свою космогонию, описывающую вселенские катастрофы, в которых сталкивающиеся электрические лампочки приводят к появлению многочисленных чашек Петри. Может быть, они думают, что существует некое высшее божество, снабжающее их пищей и теплом, которое возвещает: "Плодитесь и размножайтесь!" И мы, как и они, размножаемся, не зная зачем. Мы подчиняемся так называемым законам природы, которые есть лишь наша жалкая интерпретация сил, недоступных скудному пониманию человека. А теперь они решили поставить самый грандиозный эксперимент из всех, что продолжается вот уже двести лет. Они подтолкнули развитие механики в Англии восемнадцатого века, так мне кажется. Мы назвали это явление индустриальной революцией. Все началось с пара, потом появилось электричество, а завершилось открытием атома. Интересный эксперимент, но вышел из-под контроля. Именно поэтому им и приходится прибегать сейчас к таким жестким мерам, чтобы покончить с ним. - И как они планируют это сделать? - поинтересовался Блуштейн. - У вас есть соображения? - Вы спрашиваете меня, как они планируют покончить с нами? Посмотрите на сегодняшний мир - неужели не ясно, что положит конец нашей технологической эре! Люди ужасно боятся атомной войны и готовы на все, чтобы предотвратить ее; и в то же время подавляющее большинство считает, что атомная война неизбежна. - По-вашему, экспериментаторы организуют атомную войну, хотим мы того или нет, чтобы покончить с технологической эрой, а потом начать все заново. Я вас правильно понял? - Да. Разве это не логично? Когда мы стерилизуем инструменты, микробы знают, что их убивает? И зачем? Экспериментаторы каким-то образом умеют разжигать наши эмоции, управлять нами - как им это удается, выше нашего понимания. - Скажите, - попросил Блуштейн, - не здесь ли причина вашего стремления к смерти? Вы считаете, что близится время гибели цивилизации и ничто не может это предотвратить? - Я не хочу умирать, - ответил Рэлсон, - просто нет иного выхода. - В его глазах появилось страдание. - Доктор, если вы вырастили новые, очень опасные микробы, такие страшные, что их необходимо держать под строжайшим контролем, разве вы не постараетесь насытить агар (3), к примеру, пенициллином на определенном расстоянии от центра посева этих микробов? Каждый микроб, который удалится от этого центра на слишком большое расстояние, погибнет. Естественно, вы ничего не имеете против тех микробов, которых вам пришлось убить; более того, вы даже можете не знать, что кому-то из них удалось так сильно переместиться от центра. Все происходит совершенно автоматически. Доктор, мы окружены пенициллиновым кольцом. Когда в своих изысканиях человек уходит слишком далеко в сторону и проникает в истинный смысл бытия, он попадает в гибельный пенициллин - его ждет неизбежная смерть. Эта штука работает медленно, но остаться в живых очень трудно. - Рэлсон печально улыбнулся и добавил: - Могу я вернуться в свою комнату, доктор? Доктор Блуштейн зашел в палату Рэлсона на следующий день утром. Комната была совсем маленькой и невзрачной. Стены обиты серым мягким материалом, никаких металлических предметов. Два маленьких окна почти под самым потолком - до них Рэлсону не добраться. Прямо на полу, покрытом толстым ковром, лежит матрас. В общем, пациенту практически невозможно покончить счеты с жизнью. Даже его ногти были коротко подстрижены. - Добрый день, доктор Рэлсон. Я бы хотел с вами поговорить. - Здесь? Я даже не могу предложить вам присесть. - Ничего страшного. У меня сидячая работа, так что постоять для разнообразия весьма полезно. Доктор Рэлсон, я всю ночь думал о том, что вы сказали мне вчера и во время наших предыдущих разговоров. - И намерены назначить лечение, которое позволило бы мне избавиться от заблуждений? - Нет. Просто я хочу задать несколько вопросов и указать на ряд моментов, вытекающих из ваших теорий, которые, надеюсь, вы простите меня... вы могли не заметить. - Да? - Видите ли, доктор Рэлсон, с тех пор как вы поделились со мной своими теориями, я знаю то, что известно вам. Однако у меня не возникло мыслей о самоубийстве. - Вера всегда сильнее разума, доктор. Вы должны безраздельно поверить. - А вам не кажется, что дело тут в способности к адаптации? - Что вы имеете в виду? - Биология ведь не ваше поле деятельности, доктор Рэлсон. И хотя вы блестящий физик, ваша аналогия с бактериальными культурами не является исчерпывающей. Вам наверняка известно, что можно вывести микробы, на которые не будет воздействовать ни пенициллин, ни другие антибиотики. - Ну и что? - Экспериментаторы, которые занимаются выведением людей, работают с нами уже многие и многие поколения, верно? Но эта конкретная популяция, изучаемая ими в течение двух последних веков, явно не собирается вымирать. Скорее нас можно сравнить с сильным, жизнеспособным вирусом. Прежние источники высокой культуры были сосредоточены в отдельных городах или на ограниченных площадях - и существовали одно, максимум два поколения. Нынешняя популяция распространилась по всему миру. Эти микробы оказались очень заразными. Вам не кажется, что они сумели выработать иммунитет к пенициллину? Иными словами, методы, которыми экспериментаторы пользовались, чтобы истребить данный источник культуры, могут сейчас не сработать? Рэлсон покачал головой: - На мне их система работает в лучшем виде. - Возможно, лично у вас иммунитет по какой-то причине просто не выработался. Или вы наткнулись на области с очень высоким содержанием антибиотика. Подумайте обо всех людях, которые пытаются объявить атомное оружие вне закона и создать некую форму правления, способную поддерживать постоянный мир. Последние годы было предпринято много подобных попыток - и ничего страшного не произошло. - Однако никому не удается остановить надвигающуюся атомную войну. - Да, но, может быть, требуется еще одно, совсем минимальное усилие. Между тем никто из тех, кто ратует за мир, не покончил жизнь самоубийством. Все больше и больше людей приобретают иммунитет. Вы знаете, чем сейчас занимается ваша лаборатория? - Я не хочу знать. - Вы должны знать. Они пытаются изобрести силовое поле, которое остановит атомную бомбу. Доктор Рэлсон, если я выращиваю жизнеспособный и опасный вирус, то должен понимать, что, даже придерживаясь всех мер предосторожности, мне следует быть готовым к тому, что он вырвется на свободу и начнется ужасная эпидемия. Вполне может быть, что для них мы бактерии - и весьма опасные - иначе они с таким упорством не старались бы покончить с нами после каждого эксперимента. Они ведь не слишком разворотливы, не так ли? Для них тысяча лет, как для нас один день. К тому моменту, когда они сообразят, что мы выбрались из агара и прошли через пенициллин, будет уже поздно, и они нас не остановят. Они помогли нам познать атом. Если мы сумеем воздержаться от применения его друг против друга, вполне может оказаться, что экспериментаторы с нами не справятся. Рэлсон встал: - В моей лаборатории действительно работают над силовым полем? - Да, пытаются. Но им необходима ваша помощь. - Нет. Я не могу. - Вы нужны, чтобы в очередной раз указать на то, что кажется вам столь очевидным, а им совершенно недоступно. Не забывайте: или вы поможете, или экспериментаторы покончат с людьми раз и навсегда. Рэлсон сделал несколько быстрых шагов в сторону и уставился в пустую серую стену. - Это же будет полным поражением, - пробормотал он. - Если люди попытаются построить силовое поле, то, прежде чем проект будет завершен, всех настигнет смерть. - Однако некоторые могут обладать иммунитетом, не правда ли? Да и в любом случае нам всем грозит гибель. А ваши коллеги пытаются спасти нас. - Я попробую помочь, - заявил Рэлсон. - Вы по-прежнему хотите покончить с собой? - Да. - Но вы постараетесь этого не делать, не так ли? - Да, постараюсь, доктор. - Губы Рэлсона задрожали. - За мной нужно будет постоянно следить. Блуштейн поднялся по лестнице и протянул свой пропуск охраннику, стоявшему в вестибюле. Его уже один раз проверяли у наружных ворот, но сейчас охранник снова сверял пропуск, фотографию и подпись. Спустя полминуты дежурный вернулся в маленькую будочку и кому-то позвонил. Блуштейну было предложено немного подождать; он присел, но уже через несколько минут ему пришлось снова встать, чтобы поздороваться с доктором Грантом. - Похоже, даже президенту Соединенных Штатов было бы совсем не просто сюда войти, - заметил психиатр. Худощавый физик улыбнулся: - Если бы он явился без предупреждения. Они вошли в лифт и поднялись на двенадцатый этаж. В кабинете, куда Грант привел Блуштейна, окна выходили на три стороны света. Звукоизоляция была полной, работал кондиционер. Вся мебель была сделана из полированного ореха. - Боже мой! - воскликнул Блуштейн. - Совсем как кабинет президента крупной компании. Наука становится большим бизнесом? Грант явно смутился: - Да, понимаю, но правительство нелегко расстается с деньгами, а конгрессменов крайне трудно убедить в серьезности работы, если в кабинетах нет полированных поверхностей. Блуштейн присел и почувствовал, как удобное кресло обхватило его тело. - Доктор Элвуд Рэлсон согласился вернуться на работу, - сказал он. - Замечательно. Я надеялся, что вы пришли сообщить мне именно эту чудесную новость. На радостях Грант предложил психиатру сигару, от которой тот, однако, отказался. - Тем не менее, - предупредил Блуштейн, - он по-прежнему серьезно болен. С ним необходимо обращаться очень бережно. - Конечно, мы сделаем все, что в наших силах. - Это не так просто, как вам кажется. Я хочу рассказать вам о проблемах Рэлсона, чтобы вы поняли, насколько сложна ситуация, в которой мы все находимся. Он продолжал говорить. Грант слушал его, сначала с беспокойством, а потом со все возрастающим удивлением. - Из ваших слов, доктор Блуштейн, вытекает, что Рэлсон безумен. Вряд ли от него будет какая-нибудь польза. Он сумасшедший. Блуштейн пожал плечами: - Тут все зависит от того, как лично вы определяете понятие "безумие". Это неудачный термин, старайтесь не использовать его. У Рэлсона есть заблуждения, несомненно. А вот окажут ли они влияние на его способности - заранее предсказать невозможно. - Но ни один человек в здравом уме... - Пожалуйста! Пожалуйста, давайте не будем пускаться в длинные дискуссии по поводу того, как психиатрия определяет вменяемость и тому подобные вещи. Да, у человека несколько необычные представления; однако мне дали понять, что талант Рэлсона заключается именно в его умении найти решение проблемы, которое лежит вне стандартных подходов. Я вас правильно понял? - Да. Это я вынужден признать. - Разве мы с вами можем судить о правильности его выводов и идей? Разрешите поинтересоваться, не было ли у вас в последнее время желания покончить с собой? - Пожалуй, нет. - А у других ученых здесь? - Нет, конечно, нет. - И тем не менее я бы предложил вот что: до тех пор пока не будет закончено исследование силового поля, за всеми учеными, участвующими в проекте, необходимо установить постоянное наблюдение, здесь и дома. Может быть, организовать все таким образом, чтобы они не уходили после работы домой. В кабинетах такого типа легко устроить небольшие спальни... - Спать на работе? Они никогда на это не согласятся. - Конечно. Но если вы не станете сообщать истинные причины, а скажете, что нововведение связано с проблемами безопасности. "Проблемы безопасности" - замечательная вещь, не так ли? А за Рэлсоном необходимо следить в первую очередь. - Конечно. - Впрочем, это далеко не самое главное. Мы должны сделать еще кое-что, чтобы меня не мучила совесть - на тот случай, если теории Рэлсона все-таки имеют под собой какие-то основания. На самом деле я в них не верю. Они действительно являются заблуждением, но, даже если это и так, необходимо выяснить, что послужило причиной этих заблуждений. Что в сознании Рэлсона, в его прошлом, в нынешней жизни привело к тому, что они возникли? Этот вопрос не имеет очевидного ответа. Возможно, уйдут годы серьезной работы психоаналитиков, чтобы его получить. А до тех пор Рэлсона вылечить не удастся. На данном же этапе мы можем сделать лишь некоторые разумные предположения. У него было несчастливое детство - что тем или иным путем заставило его столкнуть лицом к лицу со смертью. Кроме того, ему так и не удалось вступить в дружеские отношения с другими детьми или, когда он стал старше, со взрослыми. Рэлсон всегда чересчур нетерпимо относился к тому, что они слишком медленно - с его точки зрения - соображают. Чем бы ни отличалось его мышление от мышления других людей, возникла стена, отделившая Рэлсона от всех остальных, вроде того силового поля, которое вы пытаетесь построить. По этим же причинам он был лишен возможности жить нормальной сексуальной жизнью. Рэлсон так и не женился, у него никогда не было подружек. Естественно предположить, что Рэлсон компенсировал эти свои неудачи тем, что стал считать других людей неполноценными. Тут он недалек от истины, если судить с точки зрения интеллектуальных способностей. Существуют очень многие аспекты человеческой личности, в которых он ничем не выделялся. Да и вообще людей, превосходящих во всем других, попросту нет. Поэтому Рэлсон и не получал столь необходимого ему уважения и почитания. Многие считали его странным и даже смешным - и это в еще большей степени убеждало Рэлсона в том, что человеческая раса весьма и весьма несовершенна. И самый лучший способ доказать это - объявить, что человечество есть колония бактерий для неких высших существ, которые и проводят над этими бактериями эксперименты. Отсюда безумное желание покончить с собой, разорвав тем самым все связи с человечеством; чтобы больше не иметь ничего общего с ничтожными особями, образ которых Рэлсон создал в своем сознании. Понимаете? Грант кивнул: - Бедняга. - Да, очень жаль. Если бы в детстве о нем кто-нибудь позаботился... Во всяком случае, сейчас только к лучшему, что доктор Рэлсон не поддерживал дружеских отношений с людьми, которые здесь работают. Он слишком болен, чтобы общаться с ними. Вы должны организовать дело так, чтобы он входил в контакт только с вами. Я уже заручился его согласием. Видимо, он считает, что вы не так глупы, как все остальные. - Меня это вполне устраивает, - слабо улыбнулся Грант. - Надеюсь, вы будете соблюдать осторожность. Не станете говорить с ним ни о чем, кроме работы. Если Рэлсон начнет излагать свои теории, в чем я сильно сомневаюсь, отвечайте что-нибудь невнятное и меняйте тему. Кроме того, проследите, чтобы ему на глаза не попадались острые предметы. Не позволяйте подходить к окну, не оставляйте без внимания его руки. Вы меня понимаете? Я оставляю своего пациента под вашу ответственность, доктор Грант. - Я сделаю все, что в моих силах, доктор Блуштейн. В течение двух месяцев Рэлсон и Грант жили вместе в кабинете последнего. На окна поставили решетки, деревянную мебель заменили на мягкую. Рэлсон размышлял, лежа на диване, а необходимые вычисления делал на легкой дощечке, которую ставил на подушку. На дверях кабинета Гранта постоянно висела табличка с надписью: "Не входить". Еду оставляли перед дверью. Ближайший туалет был закрыт для посторонних, а дверь между ним и кабинетом Гранта сняли. Сам Грант перешел на электрическую бритву. Он каждый вечер следил за тем, чтобы Рэлсон принимал снотворное, и засыпал только после того, как убеждался, что его коллега уже спит. Утром Рэлсону приносили отчеты о проделанной работе. Он читал их, а Грант наблюдал за ним, делая вид, что занят собственными проблемами. Потом Рэлсон откладывал бумаги в сторону и отрешенно смотрел в потолок. - Что-нибудь новое? - спрашивал Грант. Рэлсон в ответ только качал головой. Однажды Грант предложил: - Я попрошу очистить здание между первой и второй сменами. Вам необходимо посмотреть экспериментальную установку. Теперь по ночам Грант и Рэлсон бок о бок, словно привидения, вышагивали по пустому зданию. Грант ни на секунду не выпускал руки Рэлсона. Однако после каждого такого путешествия Рэлсон только качал головой. Несколько раз он принимался что-то писать, но после нескольких кривых строк отбрасывал дощечку в сторону. Так продолжалось до тех пор, пока он вдруг не исписал полстраницы - быстро, не останавливаясь. Грант подошел к коллеге. Рэлсон поднял взгляд и дрожащей рукой закрыл записи. - Пригласите Блуштейна. - Что? - Я сказал: "Пригласите Блуштейна". Доставьте его сюда. Немедленно! Грант взялся за телефон. Теперь Рэлсон начал писать, лишь изредка отвлекаясь на то, чтобы вытереть тыльной стороной ладони влажный от пота лоб. - Он приедет? - спросил Рэлсон дрогнувшим голосом. - Его нет в кабинете, - ответил Грант, который тоже начал беспокоиться. - Позвоните ему домой, разыщите Блуштейна! Грант снова взялся за телефонную трубку, а Рэлсон тем временем отбросил в сторону очередной исписанный листок. Пять минут спустя Грант сказал: - Блуштейн уже на пути к нам. Что случилось? Вам плохо? Рэлсон с трудом пробормотал: - Нет времени... не могу говорить... Он писал, чертил какие-то кривые диаграммы - его руки словно отказывались ему подчиняться. - Диктуйте! - предложил Грант. - Я буду писать. Рэлсон только отмахнулся. Он уже не мог говорить. Схватив левой рукой правую, словно это был кусок дерева, он попытался нацарапать что-то еще, вздрогнул и вдруг повалился на свои записи. Грант осторожно вытащил бумаги и уложил Рэлсона на диван. И не отходил от него до тех пор, пока не пришел Блуштейн. - Что произошло? - с порога спросил психиатр. - Я думаю, он жив, - ответил Грант, хотя к этому моменту Блуштейн и сам успел в этом убедиться. Грант обо всем ему рассказал. Блуштейн сделал укол, и они стали ждать. Наконец Рэлсон открыл пустые глаза и застонал. Психиатр наклонился к нему: - Рэлсон. Руки Рэлсона потянулись к врачу и вцепились в его пиджак: - Доктор, заберите меня обратно. - Так и будет. Прямо сейчас. Как я понимаю, вы решили задачу создания силового поля? - Да, я там написал, Грант. Грант тем временем листал бумаги. На его лице была растерянность. - Там не все, - слабым голосом сказал Рэлсон. - Больше я записать не сумел. Вы должны поработать сами. Заберите меня отсюда, доктор! - Подождите, - попросил Грант. И прошептал, обращаясь к Блуштейну: - Нельзя ли оставить его здесь до тех пор, пока мы не организуем испытания? Я не понимаю большую часть того, что он написал. Почерк ужасно неразборчивый. Спросите у него, почему он думает, что подобная конструкция будет работать. - Спросить у него? - тихо проговорил Блуштейн. - Вы же сами говорили, что он всегда знает, как нужно решать практические задачи. - Спросите меня в любом случае, - вмешался Рэлсон, услышавший часть их разговора. Его глаза вдруг широко открылись и загорелись безумным огнем. Блуштейн и Грант повернулись к нему. - Они не хотят силового поля. Они! Экспериментаторы! До тех пор пока я не понимал, как это сделать, все оставалось без изменения. До тех пор пока я не начал рассматривать одну идею - ту идею, что записана на этих листках, - не прошло и тридцати секунд с того момента, как она пришла мне в голову, и я почувствовал... я почувствовал... доктор... - Что? - спросил Блуштейн. - Я все глубже погружаюсь в пенициллин. - Рэлсон снова перешел на шепот. - Чем дольше я писал, тем быстрее и глубже погружался. Я был так... глубоко. Именно тогда я понял, что нахожусь на правильном пути. Заберите меня отсюда. Блуштейн выпрямился. - Я должен увезти его с собой, Грант. У нас нет выбора. Если вы сумеете разобраться в том, что он написал - считайте, что вам повезло. Если нет - ничем не могу вам помочь. Рэлсон теперь для вас бесполезен: его ждет немедленная смерть, если он попытается что-нибудь еще написать. - Но он умирает от чего-то воображаемого! - возразил Грант. - Предположим. Однако разве это имеет значение? Смерть есть смерть. Рэлсон потерял сознание и не слышал последнюю часть их разговора. Грант мрачно посмотрел на коллегу, а потом произнес: - Ну что ж, забирайте его. Десять ведущих ученых института мрачно смотрели на освещенный экран, где сменяли друг друга слайды. Грант, нахмурившись, наблюдал за ними. - Мне кажется, идея достаточно проста, - сказал он. - Среди вас есть математики и инженеры. Записи похожи на дурацкие каракули, однако за ними стоит мысль. Первый лист написан достаточно четко - это хорошая подсказка. Еще раз изучите каждую страницу. Записывайте все идеи, даже самые безумные, которые придут вам в голову при чтении. Никаких консультаций; я хочу, чтобы вы сделали собственные, независимые выводы. - А откуда вы знаете, доктор Грант, что в этих каракулях есть какой-то смысл? - спросил один из ученых. - Потому что они принадлежат Рэлсону. - Рэлсону? Я думал... - Вы думали, он болен, - перебил Грант. Ему пришлось кричать, чтобы перекрыть поднявшийся шум. - Знаю. Он и в самом деле заболел. Это записи человека, стоящего на пороге смерти. Больше Рэлсон ничего не сможет нам подсказать. Где-то в этих бумагах содержится решение, как создать силовое поле. Если мы не найдем его, то будем отброшены назад лет на десять. Они принялись за работу. Прошла ночь. И еще одна. Три ночи... Грант посмотрел на результаты и покачал головой: - Остается только поверить вам на слово. Не могу сказать, что я понимаю все, что здесь написано. Лоу, который в отсутствие Рэлсона считался лучшим инженером института, пожал плечами: - Мне это тоже не до конца понятно. Если установка и сработает, почему - он не объяснил. - Ему не хватило времени. Вы можете построить генератор по этому описанию? - Могу попытаться. - А не хотите посмотреть на то, что придумали другие? - Их версии меня не убеждают. - Надеюсь, вы все тщательно проверили? - на всякий случай спросил Грант. - Конечно. - И настроены прямо сейчас начать работу? - Да. Однако должен признаться, что не слишком рассчитываю на успех. - Я тоже. Конструкция росла. Хэл Росс, старший механик, которого назначили начальником проекта, практически забыл про сон. В любое время дня и ночи его можно было найти на строительной площадке. Он стоял и, задумчиво глядя под ноги, почесывал свой совершенно лысый затылок. Только в самом начале он задал несколько вопросов: - Что это такое, доктор Лоу? Никогда не видел ничего подобного. Зачем нужна эта штука? - Вы знаете, где находитесь, Росс. Вам хорошо известно, что здесь не принято интересоваться лишним. Пожалуйста, впредь ничего у меня не спрашивайте. Росс больше не задавал вопросов. Однако вскоре стало ясно, что ему совсем не нравится конструкция, созданием которой он руководил. Он называл ее уродливой и неестественной. Но продолжал работать. Однажды позвонил Блуштейн. - Как Рэлсон? - спросил Грант. - Не очень. Желает участвовать в испытаниях генератора силового поля. - Наверное, это естественно, - с некоторым сомнением ответил Грант. - В конце концов, это ведь его детище. - Мне придется приехать вместе с ним. Гранта эта перспектива не слишком обрадовала. - Знаете, испытания могут оказаться очень опасными. Хотя пуск пробный, вы не должны забывать, что мы имеем дело с колоссальными энергиями. - Ну, мы будем подвергаться опасности не больше, чем вы, - ответил Блуштейн. - Хорошо. Список наблюдателей должен быть утвержден Комитетом и ФБР, я внесу вас в него. Блуштейн огляделся по сторонам. Генератор силового поля занимал центральную часть огромной экспериментальной лаборатории, все остальное пространство было освобождено. Он не заметил соединений с резервуаром, где содержался плутоний, служивший источником энергии, но из обрывков разговоров психиатр понял - он знал, что задавать вопросы Рэлсону не следует - что это соединение проходит под полом. Сначала наблюдатели обошли машину, обмениваясь непонятными репликами, а потом все собрались на галерее. Блуштейн заметил по меньшей мере трех генералов и целую свиту военных чинов помельче. Психиатр предпочел остановиться в стороне, у высокого ограждения - главным образом ради Рэлсона. - Вы уверены, что хотите остаться? - спросил Блуштейн. В лаборатории было достаточно тепло, но Рэлсон так и не снял пальто и даже поднял воротник. Впрочем, Блуштейн сильно сомневался, что кто-либо из коллег узнает Рэлсона. - Я останусь, - сказал физик. Блуштейн был доволен. Ему хотелось посмотреть испытания. В этот момент к нему кто-то обратился: - Здравствуйте, доктор Блуштейн. Сначала психиатр никак не мог вспомнить, кто это с ним поздоровался, но потом сообразил. - Инспектор Дэррити!.. Что вы здесь делаете? - То же самое, что и все остальные. - Инспектор показал на собравшихся людей. - Нет никаких шансов заставить их очистить помещение, чтобы исключить возможность несчастного случая. Однажды я стоял совсем рядом с Клаусом Фуксом (4) - вот как с вами. - Дэррити подбросил перочинный нож в воздух и привычно ловким движением поймал его. - Да, где теперь найдешь безупречную систему безопасности? Когда человек даже не может доверять своему собственному подсознанию... Вы будете стоять рядом со мной, не так ли? - Почему бы и нет? - Дэррити улыбнулся. - Вы ведь очень хотели попасть сюда, верно? - Не ради себя, инспектор. Пожалуйста, уберите куда-нибудь ваш нож! Дэррити с удивлением посмотрел на Блуштейна. Быстро убрал нож и более внимательно посмотрел на его спутника, а потом тихонько присвистнул: - Здравствуйте, доктор Рэлсон. - Добрый день, - хрипло ответил Рэлсон. Блуштейна не удивила реакция Дэррити. С тех пор как Рэлсон вернулся в санаторий, он похудел на двадцать фунтов. Его лицо избороздили морщины, и оно приобрело желтоватый оттенок - теперь ученый выглядел лет на шестьдесят. - Скоро начнется эксперимент? - спросил Блуштейн. - Похоже, уже начинают, - ответил Дэррити. Он повернулся и подошел к перилам заграждения. Блуштейн взял Рэлсона за локоть и попытался отвести его в сторону, но Дэррити негромко сказал: - Оставайтесь здесь, док, я не хочу, чтобы вы бродили по лаборатории. Блуштейн посмотрел по сторонам. На лицах застывших людей появилось выражение нетерпения и тревоги. Он узнал высокую худощавую фигуру Гранта - физик полез в карман за спичками, чтобы зажечь сигарету. Молодой человек, сидевший за пультом управления, напряженно ждал. Послышалось негромкое гудение, и воздух наполнился слабым запахом озона. - Смотрите! - сдавленно проговорил Рэлсон. Блуштейн и Дэррити посмотрели в ту сторону, куда указывал палец ученого. Создалось впечатление, будто генератор начал мерцать, будто над ним поднялся нагретый воздух. Железный шар, на манер маятника, прошел через зону мерцающего воздуха. - Он замедлился, да? - взволнованно спросил Блуштейн. Рэлсон кивнул: - Они измеряют высоту подъема, чтобы подсчитать потерю момента. Болваны! Я же сказал, что генератор будет работать. - Не нужно так переживать, доктор Рэлсон, Только смотрите, и все. Маятник прекратил раскачиваться, застыв в верхнем положении. Мерцание над генератором стало интенсивнее - в этот момент, по дуге, шар опять начал движение вниз. Снова и снова раскачивался маятник, и с каждым разом амплитуда его колебаний уменьшалась. Когда шар входил в зону мерцающего воздуха, раздавался четкий звук. И вдруг наступил момент, когда шар отразился. Сначала вяло, словно соприкоснулся с чем-то мягким, потом удар получился звонким, как если бы ему преградило дорогу стальное препятствие, так что шум разнесся по всей лаборатории. Маятник остановили. Генератор теперь окружала такая плотная пелена, что его едва можно было разглядеть. Грант отдал приказ, и запах озона вдруг стал острым, наполнил все помещение. Послышались восклицания, люди начали показывать пальцами. Блуштейн, взволнованный, как и все остальные, перегнулся через перила. На том месте, где только что находился генератор, появилось огромное зеркало в форме полусферы. Оно было идеально округлым и чистым. Блуштейн заметил в нем свое отражение - маленький человечек, стоящий на балконе. Он видел отблески флюоресцентных светильников. Изображение было на удивление четким и контрастным. - Смотрите, Рэлсон! Оно отражает энергию. Оно отражает волны света, как зеркало. Рэлсон... Психиатр повернулся: - Рэлсон!.. Инспектор, где Рэлсон? - Что? - Дэррити удивленно посмотрел на Блуштейна. - Я его не видел. Инспектор начал отчаянно озираться: - Ну, он не мог уйти далеко. Сейчас ему отсюда не выбраться. Вы идите в ту сторону. - Тут Дэррити похлопал себя по бедру, засунул руку в карман и растерянно добавил: - Пропал мой нож. Блуштейн нашел Рэлсона внутри маленького кабинета, принадлежавшего Хэлу Россу. Кабинет находился неподалеку от балкона, но, учитывая все обстоятельства, в нем никого не было - сам старший механик на испытаниях не присутствовал. Отличное место для финала долгой борьбы Рэлсона с желанием покончить с собой. Блуштейн постоял несколько мгновений на пороге, а потом отвернулся. Он заметил Дэррити, выходящего из такого же кабинета по другую сторону балкона, и поманил его к себе. Доктор Грант дрожал от возбуждения. Он закурил, дважды затянулся, бросил сигарету на пол и затоптал. Потом не выдержал, достал следующую - ее постигла судьба предыдущей. Теперь он возился с третьей. - Даже лучше, чем мы могли рассчитывать, - говорил он. - Завтра проведем эксперимент с огнестрельным оружием. Я в результатах уверен, но необходимо соблюдать намеченный план экспериментов. Мы не станем возиться с винтовками, а сразу попробуем выстрелить из базуки. А может быть, и нет. Сначала придется построить мощные заграждения, чтобы решить проблему рикошета. Он выбросил третью сигарету. - А потом мы попробуем настоящую атомную бомбу, - сказал один из генералов. - Естественно. В районе Эниветока уже начато строительство бутафорского городка. Можно прямо там построить генератор и сбросить на него атомную бомбу. Внутри разместим животных. - А вы уверены в том, что, если запустить поле на полную мощность, оно выдержит прямое попадание атомной бомбы? - Более того, генерал, поле не возникнет до тех пор, пока не будет сброшена бомба. Излучение плутония активирует силовое поле за миг до взрыва. Так, как мы сделали в конце сегодняшнего эксперимента. В этом и заключается главная идея! - Знаете, - заявил профессор из Принстона, - здесь есть и некоторые недостатки. Когда поле запущено на полную мощность, все, что находится внутри, оказывается в полной темноте - во всяком случае, солнечные лучи туда не проникнут. Кроме того, противник может пускать безобидные радиоактивные снаряды, чтобы периодически включать силовое поле. Это приведет к быстрому истощению ресурсов. - Ну, - возразил Грант, - с подобными проблемами мы справимся. Теперь, когда главная задача решена, нас ничто не остановит. Наблюдатель, представляющий Великобританию, подошел к Гранту, чтобы пожать ему руку. - С сегодняшнего дня я могу быть спокойным за Лондон, - сказал он. - Остается просить ваше правительство, чтобы оно разрешило мне ознакомиться с принципами работы генератора. То, что я видел, произвело на меня огромное впечатление. Сейчас ваше открытие кажется неизбежным и очевидным, но кому впервые пришла в голову эта замечательная идея? Грант улыбнулся: - Этот вопрос не раз задавался раньше в связи с устройствами доктора Рэлсона... Физик повернулся, почувствовав у себя на плече чью-то руку. - Доктор Блуштейн! Чуть было не забыл. Я хочу поговорить с вами. Он отвел маленького психиатра в сторону и зашептал ему на ухо: - Послушайте, нельзя ли убедить Рэлсона встретиться с этими людьми? Это же его триумф. - Рэлсон мертв, - сказал Блуштейн, - Что? - Вы можете отлучиться на некоторое время? - Да... да... Господа, мне нужно на несколько минут покинуть вас. Он торопливо зашагал вслед за Блуштейном. Агенты из ФБР уже взяли ситуацию под контроль. Не привлекая особого внимания, они перекрыли вход в кабинет Росса. Снаружи собралась толпа, люди возбужденно обсуждали подробности поразительного эксперимента. А внутри находился ответ на ряд вопросов - смерть. Охрана расступилась, давая Гранту и Блуштейну пройти, затем снова перекрыла вход. Грант приподнял простыню. - Теперь он кажется умиротворенным, - заметил он. - Я бы даже сказал, счастливым, - кивнул Блуштейн. - Орудием самоубийства, - бесцветным голосом произнес Дэррити, - был мой нож. Я совершил ошибку и напишу об этом в рапорте. - Нет-нет, - возразил Блуштейн. - Он был моим пациентом, и я несу за него всю полноту ответственности. В любом случае он не прожил бы и недели. С тех пор как Рэлсон изобрел генератор, он медленно умирал. - Следует ли сообщать обо всем правительству? Может, забудем о его безумии? - спросил Грант. - Боюсь, это невозможно, - отрезал Дэррити. - Я все ему рассказал, - печально проговорил Блуштейн. Грант перевел взгляд с одного на другого. - Я поговорю с директором. Если потребуется, обращусь к президенту. Я считаю, что нет никакой необходимости упоминать о самоубийстве или о сумасшествии. Этот человек должен войти в историю как изобретатель генератора силового поля. Наш долг, по меньшей мере, сделать для него это. -