дымка ядра, удаленного и сжатого расстоянием, казалась несущественной. Пилорат выдохнул тихо и благоговейно: -- Вы правы. Я никогда не видел ничего подобного. Я никогда не думал, что у нее столько деталей. -- Откуда вам было знать? Вы не можете видеть другую половину Галактики, когда между вами и ею атмосфера Терминуса. С поверхности планеты вы едва разглядите ядро. -- Какая жалость, что мы видим ее только спереди. -- Это не важно. Компьютер может показать ее в любой ориентации. Мне стоит только выразить желание -- даже не вслух. "Сменить координаты!". Упражнение воли не несло точной команды, однако изображение Галактики стало медленно меняться. Мозг Тревиза вел машину, и она делала то, что он хотел. Галактика медленно повернулась, так что ее можно было видеть под прямым углом к галактической плоскости. Она вытянулась, подобно сверкающему гигантскому водовороту с дугами тьмы, узлами яркого света и центральным пламенем. Пилорат спросил: -- Как может компьютер видеть ее из такого положения в космосе, из положения, которое находится более чем в пятидесяти тысячах парсеков отсюда?-- И затем добавил задыхающимся голосом: -- Пожалуйста, извините мое любопытство. Я ничего не знаю обо всем этом. Тревиз ответил: -- Об этом компьютере я знаю так же мало, как и вы. Но даже простой компьютер может менять координаты и показывать Галактику в любом положении, начиная с того, которое может считаться нормальным по отношению к положению компьютера в космосе. Конечно, он всего лишь использует имеющуюся информацию, и при изменении бортовой точки видимости, в изображении появляются пробелы и пятна. В данном же случае... --Да? -- Мы имеем великолепное зрелище. Я подозреваю, что компьютер набит всевозможными картами Галактики, и способен видеть с любого угла одинаково легко. -- Как составляется полная карта? -- В память компьютера вводят координаты каждой звезды. -- Каждой? -- Пилорат был потрясен. -- Ну, может быть, не все триста миллиардов. Должны включаться звезды, дающие свет на обитаемые планеты, это уж обязательно, и, вероятно, звезды спектрального класса "К" и ярче. Это значит -- семьдесят пять миллиардов, по крайней мере. -- Каждая звезда населенной системы? -- Может, и не все. В конце концов, во времена Хари Селдона было двадцать пять миллионов обитаемых планет -- это вроде бы громадное количество, но на каждые двенадцать есть только одна звезда. Спустя пять столетий после Селдона общий развал Империи не способствовал дальнейшей колонизации. Очевидно, осталось еще полно планет пригодных для обитания, и теперь обитаемых миров, возможно, миллионов тридцать. Вполне вероятно, что не все эти новые миры внесены в память. -- А старые? Они, конечно, должны быть все без исключения? -- Думаю, да. Гарантировать не могу, конечно, но я был бы удивлен, если бы какая-то давно колонизированная планета была упущена. Позвольте мне показать вам что-нибудь, если мои способности в управлении компьютером могут зайти достаточно далеко. Руки Тревиза слегка напряглись и как бы глубже вошли в ладони компьютера. Это не было обязательным: ему было достаточно спокойно и небрежно подумать: Терминус! Он подумал, и в ответ появился искрящийся бриллиант на самом краю водоворота. -- Это наше солнце, -- возбужденно сказал он. -- Звезда, вокруг которой вертится Терминус. -- Ох, -- произнес Пилорат с тихим дрожащим вздохом. Яркая желтая точка света возникла в скоплении звезд глубоко в центре Галактики, но в стороне от центральной дымки. Она была, пожалуй, ближе к тому краю Галактики, где находился Терминус. -- А это, -- сказал Тревиз, -- солнце Трантора. Еще один вздох, и Пилорат поинтересовался: -- Вы уверены? Всегда говорили, что Трантор находится в центре Галактики. -- В каком-то смысле это так и есть. Он настолько близок к центру, насколько планета может находиться, оставаясь обитаемой. Трантор ближе к центру, чем любая другая большая населенная система. Истинный центр Галактики состоит из черной дыры массой почти в миллион звезд, так что центр -- это яркое место. Насколько нам известно, там нет жизни и, вероятно, быть не может. Трантор -- на внутреннем витке спирали, и поверьте мне, если бы вы видели его ночное небо, вы подумали бы, что он в центре Галактики. Снаружи он окружен мощным скоплением звезд. -- Вы были на Транторе, Голан?-- спросил Пилорат с оттенком чистой зависти -- Нет, но я видел голографические изображения его неба. Тревиз сумрачно смотрел на Галактику В великом поиске Второго Основания во времена Мула все играли с галактическими картами, и на этот счет было написано множество томов и сделано множество снимков. И все это потому, что Хари Селдон сказал в самом начале, что Второе Основание будет устроено "на другом конце Галактики", там, "где кончаются звезды". На другом конце Галактики! Как только Тревиз подумал об этом, в поле зрения появилась голубая линия, тянущаяся от Терминуса через центральную черную дыру Галактики к другому ее концу. Тревиз прямо подскочил: он не заказывал эту линию, но представил ее себе очень ярко, этого оказалось достаточно для компьютера. Но, конечно, прямая линия, идущая к противоположной стороне Галактики, не обязательно указывала "другой конец", о котором говорил Селдон. Аркадия Дарелл, если можно верить ее автобиографии, сказала фразу: "Круг не имеет конца", и все приняли это за истину. И хотя Тревиз старался подавить эту мысль, компьютер оказался слишком проворным: голубая линия исчезла и вновь появилась в виде кольца вокруг Галактики, которое прошло через красную точку солнца Терминуса. Круг не имел конца, а если круг начинался на Терминусе, он им же и кончался, и тогда Второе Основание действительно было найдено Оно жило в том же мире, что и Первое. Но если в действительности его не нашли, если так называемая находка Второго Основания была иллюзией, тогда что? Что -- кроме прямой линии и круга может иметь смысл? -- Вы тренируете воображение?-- спросил Пилорат. -- Почему здесь голубой круг? -- Просто я проверяю свой контроль. Хотели бы вы найти Землю? Наступила напряженная пауза, затем Пилорат спросил: -- Вы шутите? -- Нет, я попробую. Он попробовал, но ничего не вышло. -- Простите... -- Ее там нет? Нет Земли? -- Может, я плохо обдумал свою команду... хотя не похоже. Вероятно, Земля просто не числится в памяти компьютера... -- Может, она числится под другим названием?-- предположил Пилорат. -- Какое другое название, Янов?-- быстро спросил Тревиз. Пилорат не ответил, и Тревиз улыбнулся в темноте. Ему пришло на ум, что именно и могло прийти. Надо обдумать, дать мысли созреть. Он намеренно сменил тему: -- Хотел бы я знать, можем ли мы управлять временем. -- Как это возможно? -- Потребовалось почти полмиллиарда лет, чтобы Терминус прошел один раз по большой окружности Галактики. Звезды, находящиеся ближе к центру, выполняют это путешествие много быстрее. Движение каждой звезды относительно центральной черной дыры может быть зарегистрировано в компьютере, а если так, наверное, компьютер может ускорить каждое движение в миллионы раз, и сделать его видимым. Попробую... Он не смог расслабить мышцы от напряжения, посылая волевое усилие, словно сам держал Галактику, ускорял ее движение, заставлял кружиться, несмотря на невероятное сопротивление. Галактика двигалась. Медленно, постепенно она изгибалась в направлении, которое должно было сжать ветви спирали. Время неслось стремительно -- симмитированное, искусственное время -- и, пока оно шло, звезды начали исчезать. Некоторые звезды краснели и становились ярче, превращаясь в красных гигантов. Затем звезда в центральном скоплении вдруг беззвучно взрывалась слепящим пламенем, на долю секунды затмевая Галактику, и исчезала. Затем то же произошло с другой в одном из завитков спирали, потом с третьей, находящейся неподалеку. -- Сверхновая, -- вздрогнув, сказал Тревиз. Возможно ли, чтобы компьютер мог точно предсказать, какая звезда взорвется и когда? Или он просто пользуется упрощенной моделью для показа будущего в общих чертах? Пилорат хрипло прошептал: -- Галактика выглядит как живое существо, ползущее через пространство. -- Так оно и есть, -- согласился Тревиз. -- Но я здорово устал. Пока я не научусь делать это без напряжения, не смогу долго играть в такие игры. Он ослабил волю. Галактика замедлила движение, затем остановилась, двинулась обратно, пока не оказалась в той точке, откуда на их глазах стартовала. Тревиз закрыл глаза и глубоко вздохнул. Он сознавал, что Терминус уменьшился под ними, последние струйки атмосферы вокруг них исчезли. Он знал обо всех кораблях в ближайшем пространстве Терминуса. Но ему не пришло в голову проверить, нет ли чего-нибудь особенного в одном из этих кораблей - не был ли какой-нибудь из них таким же гравитационным, как и "Далекая Звезда". А ведь один действительно шел по такой же траектории и был куда ближе, чем допускала простая случайность. ОРАТОР Трантор! В течение восьми тысяч лет он был столицей громадного и политически мощного единства, связавшего растущий союз планетарных систем. В течение последующих двенадцати тысяч лет он был столицей политического единства, связывающего всю Галактику. Он был центром, ядром, олицетворением Галактической Империи. Нельзя было подумать об Империи, не вспомнив о Транторе. Трантор достиг пика развития, когда Империя уже стала клониться к закату. В сущности, никто не замечал, что Империя теряла свою напористость, свое стремление вперед, потому что Трантор светился сияющим металлом. Его развитие достигло высшей точки, когда он стал городом-планетой. Его население стабилизировалось (законодательно) на сорока пяти миллиардах. Единственная растительность оставалась у императорского дворца, комплекса Галактического университета и библиотеки. Вся поверхность Трантора была одета в металл. Его пустыни и плодородные районы одинаково были поглощены, и превратились в переполненные жилые кварталы, в административные джунгли, компьютеризированные предприятия, в склады пищевых продуктов и запасных частей. Горы были срыты, пропасти засыпаны. Бесконечные коридоры, прорытые под континентальными шельфами и под океанами, стали громадными цистернами аквакультур -- единственным (и незначительным) источником пищи и минералов. Связи с Внешними Мирами, откуда Трантор получал необходимые ему ресурсы, осуществлялись через тысячу космопортов с десятью тысячами военных кораблей, сотней тысяч торговых судов и миллионами космических фрахтовщиков. Не было ни одного большого города, существовавшего так же прочно. Не было в Галактике планеты, которая в такой мере использовала бы солнечную энергию и энергию ветра, предельно избавляя себя от расходования тепла. Сверкающие радиаторы поднимались в верхние слои атмосферы на ночной стороне и опускались в город -- на дневной. При вращении планеты, радиаторы поднимались с наступлением ночи и опускались с зарождением дня. Таким образом, Трантор всегда имел искусственную асимметрию, и это стало его символом. В то время Трантор правил Империей. Он правил плохо, но ничто не могло править ею лучше. Империя была слишком велика. Как мог Трантор удерживать Империю, когда в столетия упадка императорская корона переходила то к скользким политикам, то к некомпетентным группам, а бюрократия стала почвой для коррупции? Но даже в самые худшие времена была какая-то ценность у этой структуры. Галактическая Империя не могла существовать без Трантора. Империя неуклонно разрушалась, но, пока существовал Трантор, оставалось ядро Империи, оно поддерживало в людях чувство гордости, ощущение золотого века, традиций, власти и экзальтации. Только когда случилось немыслимое -- когда Трантор окончательно пал и был разграблен, когда миллионы его жителей были убиты, а миллиарды умирали с голоду, когда его мощное металлическое покрытие было содрано, пробито и прострелено атаками варварского флота -- только тогда Империя признала свое поражение. Великий мир уничтожил сам себя, и через поколение Трантор трансформировался из величайшей планеты человеческой расы в невообразимое скопище развалин. Это было почти два с половиной столетия назад. В остальной Галактике еще не забыли, каким был Трантор. Он навеки остался как излюбленное место действия исторических романов, символ и память прошлого, любимое слово в поговорках, вроде: "Все звездные корабли приземляются на Транторе", "Не больше сходства, чем между тобой и Трантором". А во всей остальной Галактике... Но отнюдь не на самом Транторе! Там старый Трантор был позабыт. Металлическая поверхность исчезла почти повсеместно. Теперь Трантор был скудно заселен полуразоренными фермерами, торговые звездолеты приходили редко, их встречали не слишком приветливо. Само слово "Трантор" выпало из народной речи, хотя и употреблялось в официальной. Жители Трантора теперь называли его на своем диалекте "Дам", что на Галактическом Стандартном означало "Дом". Квиндор Шандисс думал обо всем этом, когда спокойно сидел в приятном состоянии полудремы и позволил своему мозгу следовать за неорганизованным потоком мыслей. Он был Первым Оратором Второго Основания в течение восемнадцати лет и вполне мог продержаться еще лет десять-двенадцать, если его мозг останется разумным и энергичным и если он сможет продолжать участие в политических битвах. Он был аналогом, зеркальным отражением мэра Терминуса, которая правила Первым Основанием, но различия между ними были огромны. Мэр Терминуса -- особа известная всей Галактике, и поэтому Первое Основание было просто Основанием для всех миров. Первый Оратор Второго Основания был известен лишь своим партнерам. Однако именно Второе Основание под управлением его предшественников и его самого обладало реальной властью. Первое Основание было величайшим в области физических наук, технологии, оружия; Второе Основание было величайшим в сфере ментальной власти, в способности управлять мозгом. При любом конфликте между двумя Основаниями могло ли иметь значение количество кораблей и оружия у Первого Основания, если Второе могло контролировать мозг тех, кто будет управлять этими кораблями и этим оружием? Но как долго оно сможет наслаждаться сознанием своей тайной власти? Шандисс был двадцать пятым Первым Оратором, и его обязанности были надежным щитом. Может быть, ему следовало не так энергично держаться за них и допустить более молодых претендентов? Был Оратор Джиндибел, самый энергичный и передовой в списке. Сегодня вечером они должны встретиться, и Шандисс подумает об этом. Не стоит ли ему также подумать и о том, что в один прекрасный день Джиндибел заменит его? Ответ на этот вопрос ясен -- Шандисс всерьез не думал оставлять пост. Он слишком радовался своему положению. Несмотря на свой преклонный возраст, он все еще отлично справлялся со своими обязанностями Волосы оратора поседели, но он всегда подкрашивал их и коротко подстригал, чтобы краска не была заметна Глаза у него были бледно-голубые, одевался он в тускло-коричневую одежду в стиле фермеров Трантора Первый Оратор мог бы, при желании, сойти за одного из народа Хемиш, но его скрытая власть, тем не менее, существовала Он мог сфокусировать мозг в любое время, и тогда Хемиш могли сливаться с его волей а потом ничего не помнить об этом Это случалось редко, можно сказать -- никогда Золотое правило Второго Основания гласило "Ничего не предпринимай, пока не настало время, когда время пришло -- подумай и взвесь" Первый Оратор вздохнул Жизнь в старом университете, колоссальные развалины старого императорского дворца неподалеку заставляли иной раз задуматься, каким образом появилось Золотое правило Во времена Великого Грабежа Золотое правило натянулось до точки разрыва Не было возможности спасти Трантор, не пожертвовав при этом выполнением плана Селдона на установление Второй Империи Спасти сорок пять миллиардов было гуманным делом, но спасти их без сохранения ядра Первой Империи было нельзя, это только бы отсрочило расплату Последовало бы еще большее разорение через несколько столетий, и, возможно, Вторая Империя никогда Раньше Первые Ораторы работали над предсказанным десятилетия назад Разграблением, но не нашли решения -- невозможно было одновременно обеспечивать и спасение Трантора, и возможное установление Второй Галактической Империи Избрали меньшее зло -- и Трантор погиб! Людям Второго Основания того времени удалось -- с величайшим трудом -- спасти комплекс университет-библиотека, и это тоже легло на них вечной виной Хотя никто никогда не доказал, что спасение комплекса привело к ментальному подъему Мула, но всегда присутствовало ощущение связи между этими событиями Как близко было разрушение всего! Тем не менее, спустя десятилетия после Разграбления и прихода Мула настал Золотой Век Второго Основания До этого, после смерти Селдона, люди Второго Основания на два с половиной столетия зарылись, как кроты, в хранилища библиотеки, занимаясь только путями восстановления Империи Они служили библиотекарями в разлагающемся обществе, но меньше всего заботились о Галактической библиотеке, и она, в конце концов, вышла из употребления, что лучше всего служило цели Второго Основания Это была постыдная жизнь Они просто хранили план, в то время как на другом конце Галактики Первое Основание сражалось за свое существование против все увеличивающегося количества врагов без всякой помощи со стороны Второго Основания и, в сущности, даже не зная о нем Великое Разграбление освободило Второе Основание -- еще одна причина (молодой Джиндибел имел мужество сказать недавно, что это была главная причина того, что разграблению было позволено произойти) После Великого Разграбления Империя погибла, и все последующее время выжившие жители Трантора никогда не вторгались без приглашения на территорию Второго Основания Из этого Второе Основание заключило, что комплекс университет-библиотека, переживший Разграбление, пережил и Великое Возобновление Руины дворца тоже сохранились Металл исчез почти со всей остальной территории планеты Бесконечные громадные коридоры были спрятаны, засыпаны, все покрыто камнем и землей, все и везде -- только не здесь. Здесь металл все еще покрывал Трантор. Можно было рассматривать это место как дань величию, гробницу Империи, но для транториан -- народа Хемиш -- это были места, населенные призраками, которых нельзя было тревожить Только люди Второго Основания входили в древние коридоры, касались титанового покрытия. Но, несмотря на это, все сошло на нет из-за Мула Мул был на Транторе. Что, если он обнаружил природу мира, на котором побывал? Его физическое оружие было неизмеримо мощнее, чем то, которым располагало Второе Основание, а его ментооружие было почти также сильно. Второе Основание всегда было сковано необходимостью не делать ничего, пока это возможно, и знало, что почти всякая надежда на победу в немедленном сражении принесет еще большие потери Видимо, для Бейты Дарелл такого правила не существовало, ее действия последовали быстро и без помощи Второго Основания У затем -- Золотой Век, когда Первый Оратор каким-то образом нашел пути для активных действий, остановил Мула в его завоевательной политике, овладев, наконец, его мозгом, а затем остановил само Первое Основание, когда оно слишком любопытствовало насчет сущности Второго Основания. Прим Палвер, девяностолетний Первый Оратор и величайший из всех них, сумел положить конец каким-либо угрозам -- правда, не без тяжелой жертвы -- и спас план Селдона Второе Основание на сто двадцать лет стало таким, каким было когда-то -- и оно скрылось в посещаемых призраками местах Трантора Оно скрывалось теперь не от Империи, но, как и раньше, от Первого Основания, почти такого же обширного, как и бывшая Галактическая Империя, а в технологическом отношении даже более могущественного. Глаза Первого Оратора закрылись в приятной дреме, и он погрузился в мечтательное состояние галлюцинирующей расслабленности, которая, все-таки, не полный сон и не полная потеря сознательной мысли Хватит уныния! Все будет хорошо Трантор все еще столица Галактики, потому что Второе Основание здесь, и оно мощнее и крепче держит рычаги власти, чем когда-либо Император Первое Основание необходимо сдерживать, и вести в правильном направлении. Как бы ни были грозны его корабли и оружие, они ничего не могут сделать, ведь лидеры Первого Основания, при необходимости, могут быть взяты под менто-контроль. Вторая Империя настанет, но она не будет похожа на Первую Она станет Федеральной Империей, с самоуправляющимися районами, в этом случае не будет кажущейся силы и реальной слабости единого централизованного правительства Вторая Империя будет более свободной, более гибкой, более способной противостоять напряжению, и ее всегда будут вести мужчины и женщины Второго Основания Трантор останется столицей, населенной сорока тысячами психоисториков и будет более мощным, чем сорокапятимиллиардный город администраторов Первый Оратор внезапно очнулся Солнце опустилось ниже Кажется, он бормотал вслух? Не сказал ли чего-нибудь лишнего ? Если Второе Основание знает много, но говорит мало, правящие Ораторы знают больше, но говорят меньше, то Первый Оратор знал больше всех и говорил меньше всех Он хмуро улыбнулся. Вечное искушение -- стать патриотом Трантора, видеть всю цель Второго Основания в осуществлении транторской гегемонии. Селдон предупреждал об этом, за пять столетий он предвидел даже это. Однако Первый Оратор спал недолго, время аудиенции Джиндибелу еще не настало. Шандисс думал об этой частной встрече. Джиндибел достаточно молод, чтобы оценить план свежим взглядом, достаточно проницателен, чтобы увидеть то, чего не видят другие. И не исключена возможность, что Шандисс кое-чему научится у младшего. Никто никогда не знал точно, много ли пользы принес Приму Палверу тот день, когда молодой Коле Бенджем, которому еще не было тридцати, пришел сообщить ему о возможных путях управления Первым Основанием. Бенджем, которого считали величайшим после Селдона теоретиком, никогда впоследствии не рассказывал об этой аудиенции, но, в конце концов, стал двадцать первым Первым Оратором. Некоторые приписывали великие достоинства администрации Палвера даже не столько Палверу, сколько Бенджему. Шандиссу было интересно узнать, что скажет ему Джиндибел. Было принято, что энергичные юноши, впервые встречающиеся с Первым Оратором наедине, выкладывали все свои тезисы в первой же фразе. Они не могли просить об этой драгоценной первой аудиенции ради чего-то тривиального: это могло убедить Первого Оратора в их легковесности и погубить всю их дальнейшую карьеру. Через четверть часа перед ним предстал Джиндибел. Молодой человек не выказывал и признака нервозности. Он спокойно ждал, когда заговорит Шандисс. Тот произнес: -- Вы просили личной аудиенции, Оратор, по поводу важного дела. Не будете ли вы столь любезны резюмировать? Джиндибел сказал так спокойно, словно говорил о меню своего обеда: -- Первый Оратор, план Селдона бессмыслен. Стор Джиндибел не помнил такого времени, когда бы план считался обыкновенным. Ему было всего десять лет, когда его завербовал для Второго Основания агент, сумевший оценить потенциальные возможности мальчика. Потом он прекрасно учился и увлекся психоисторией. Она тянула его к себе, и он рвался к ней, читая труды Селдона, в то время как другие в его возрасте едва справлялись с дифференциальными уравнениями. Когда ему было пятнадцать лет, он поступил в Транторский Галактический Университет (так официально назывался университет на Транторе) после собеседования, во время которого его спросили, к чему он стремится, и он ответил: "Быть Первым Оратором до того, как мне стукнет сорок". ОН не собирался домогаться кресла Первого Оратора без достаточной квалификации. Он был убежден, что тем или иным способом добьется этого поста. Его целью было сделать это в молодые годы. Даже Прим Палвер стал Первым в сорок два года. Экзаменатор заколебался, услышав такой ответ, но юноша уже владел психоязыком и смог понять его сомнения. Он знал также твердо, как если бы его собеседник заявил об этом -- в записях экзаменатора появится маленькое примечание: "этим юношей будет трудно управлять". -- Ну, конечно! Джиндибел и не собирался подчиняться чужой воле. Сейчас ему тридцать. Через два месяца будет тридцать один, а он уже член Совета Ораторов. Ему оставалось самое большее девять лет, чтобы стать Первым Оратором, и он знает, что будет им. Эта аудиенция с нынешним Первым Оратором станет решающей. Стараясь теперь ясно передать свои ощущения, он не тратил усилий на полировку психоязыка. Когда два Оратора Второго Основания общаются друг с другом, их язык не похож ни на какой другой в Галактике. Это, скорее, язык летящих жестов, чем слов, главное тут -- определить рисунок менто-обмена. Посторонний услышит мало или вообще ничего, но за короткое время можно обменяться множеством мыслей, и их не будет знать никто, кроме собеседника. Язык Ораторов выигрывал в скорости и утонченности, но проигрывал от того, что пользуясь им, почти невозможно скрыть свои истинные убеждения. У Джиндибела сложилось определенное мнение о Первом Ораторе. Он чувствовал, что Первый Оратор пережил свой расцвет. Первый Оратор -- по оценке Джиндибела -- не рассчитывал на кризис, у него не хватит проницательности, чтобы разрешить этот кризис, если он начнется. Несмотря на свои способности, Шандисс мог стать причиной бедствия. Все это Джиндибел изгонял не только из слов, жестов или выражения лица, но и из своих мыслей. Он не знал достаточно эффективного способа не дать возможности Первому Оратору почувствовать хотя бы "запах" его мнения. Джиндибел не мог также избежать кое-какого осознания чувств, какие Первый Оратор испытывает к нему. Сквозь добродушие и доброжелательность -- совершенно явные и разумно искренние -- Джиндибел чувствовал снисходительность и сжимал собственный мысленный захват, чтобы не дать заметить какое-либо недовольство в ответе или хотя бы уменьшить его, насколько возможно. Первый Оратор улыбнулся и откинулся в кресле. Конечно, он не задирал ног на стол, но вытянул их во всю длину как для выражения самоуверенного довольства и неофициального дружелюбия, так и для того, чтобы оставить Джиндибела в неуверенности относительно эффекта его заявления. Поскольку Джиндибела не пригласили сесть, доступные ему действия и поведение, способные уменьшить неуверенность, были ограничены. Не может быть, чтобы Первый Оратор не понимал этого. -- План Селдона бессмыслен?-- повторил Шандисс. -- Замечательное утверждение! Заглядывали ли вы в последнее время в первоисточник, Оратор Джиндибел? -- Я постоянно изучаю его, Первый Оратор. Это мой долг и мое увлечение. -- А вы, случаем, не изучаете только те его части, которые входят в сферу ваших обязанностей? Наблюдали ли вы его в микростиле: систему уравнений в одном месте, регулировку потока -- в другом? Я всегда считал великолепным упражнением -- наблюдать за всем курсом. Изучать первоисточник акр за акром для пользования им, но наблюдать его как целый континент -- для вдохновения. Сказать по правде, Оратор, я сам давно уже этого не делал. Не хотите ли присоединиться ко мне? Джиндибел не рискнул сделать длинную паузу. Это будет и должно быть сделано легко и приятно, или вовсе не сделано. -- Польщен и счастлив, Первый Оратор. Первый Оратор дотронулся до рычага на краю стола. Такие столы были в офисе каждого Оратора, и стол в офисе Джиндибела был ничуть не хуже, чем у Первого Оратора. Второе Основание было обществом равенства во всех своих внешних проявлениях. Которые, кстати, не имели никакого значения. В сущности, у Первого Оратора была единственная официальная прерогатива: он всегда говорил первым. Когда Шандисс нажал на рычаг, в комнате потемнело, но почти сразу же тьма рассеялась в жемчужной дымке. Обе длинные стены стали слегка кремовыми, затем побелели и сделались ярче, в конце концов, на них появились словно напечатанные уравнения, такие мелкие, что их было трудно разобрать. -- Если вы не возражаете, -- сказал Первый Оратор, хотя было совершенно ясно, что никаких возражений быть не может, -- мы понизим увеличение, чтобы увидеть насколько возможно больше. Ближайший отпечаток съежился до волосяной линии, черной извилины на перламутровой стене. Первый Оратор дотронулся до кнопки маленького аппарата, встроенного в подлокотник его кресла. -- Мы вернемся к началу -- ко времени Хари Селдона -- и поставим на медленное движение. Мы сузим его так, чтобы видеть сразу только десятилетнее развитие. Это дает удивительное ощущение потока истории без отвлечения на детали. Интересно, делали ли вы когда-нибудь так? -- Точно так -- никогда, Первый Оратор. -- А должны бы. Это чудесное ощущение. В первые несколько десятилетий альтернативы не было. Точечные ответвления, однако, невероятно экспонентны во времени. Разве не факт, что, как только образуется специфическое отклонение, все скоро становится трудноуправляемым. -- Я знаю, Первый Оратор, -- в ответе Джиндибела прозвучала суховатая нотка, которую он не смог подавить. Однако Первый Оратор не прореагировал на нее. -- Обратите внимание на извилистые красные линии. По всей вероятности, они будут достаточно беспорядочными, так как каждый Оратор зарабатывает свое место, добавляя усовершенствование к первоначальному плану Селдона. Казалось бы, нет возможности предсказать, где можно легко добавить усовершенствование или где определенный Оратор найдет применение своим интересам или своим способностям. Однако же, я давно подозреваю, что смешение Черной Селдона и Красной Оратора следует точному закону, сильно зависит от времени и очень мало -- от чего-нибудь другого. Джиндибел следил, как проходят годы, и как черная и красная линии составляют почти гипнотически переплетающийся узор. Сам по себе узор, конечно, ничего не означал. Учитывались символы, из которых он состоял. То там, то тут появлялся ярко-голубой ручей, надувался, ветвился, начинал выдаваться над другими, а затем опадал и исчезал в черном или красном. -- Голубое Отклонение, -- сказал Первый Оратор, и чувство отвращения, возникшее в обоих, наполнило пространство между ними. -- Мы захватываем его снова и снова и, в конечном счете, придем к Веку Отклонения. Так и было. Можно было сказать точно, когда разрушительный феномен Мула на короткий срок наполнил Галактику, когда первоисточник внезапно разбух от ветвящихся ручьев голубого -- слишком протянувшегося, чтобы быть подавленным -- пока сама комната не стала голубой, потому что линии утолщались и освещали стену все более ярким свечением. Отклонение достигло пика, а затем потускнело, утончилось, и прошло долгое столетие, прежде чем его тонкая струйка подошла к своему концу. Когда она исчезла и план снова вернулся к черному и красному, стало ясно, что тут действовала рука Прима Палвера. Вперед, вперед... -- А это настоящее время, -- с удовлетворением сказал Первый Оратор. Вперед, вперед... Затем сужение и подлинный узел плотно скрученного черного с еле заметным красным. -- Это установление Второй Империи, -- сказал Первый Оратор. Он выключил первоисточник и включил в комнате обычное освещение. -- Эмоциональный эксперимент, -- заметил Джиндибел. -- Да, -- улыбнулся Первый Оратор, -- и вы осторожно не обнаруживаете своих ощущений. Но это неважно. Разрешите мне расставить точки, которые я хотел бы расставить. Обратите внимание прежде всего на почти полное отсутствие Голубого Отклонения после Прима Палвера -- иными словами, за последние сто двадцать Лет. Обратите внимание, что и следующие пять столетий не имеют приемлемых вероятностей Отклонений выше пятого класса. Заметьте также, что мы начали распространять усовершенствования психоистории дальше периода установления Второй Империи. Как вы, конечно, знаете, Хари Селдон при всей своей необыкновенной гениальности не был и не мог быть вездесущим. Мы более информированы, больше знаем о психоистории, чем, вероятно, знал он. Селдон закончил свои расчеты на Второй Империи, дальше, в основном, моя работа, и ей я обязан своим теперешним постом. Я говорю вам все это для того, чтобы вы избавили меня от, лишних слов. Можно ли, зная все это, вывести заключение, что план Селдона бессмыслен? Он бессрочен! Простой факт, что он пережил столетие Отклонения -- при всей должной почтительности к гению Палвера -- лучшая очевидность, что в нем нет изъяна. Где в нем слабость, молодой человек, из-за которой вы заклеймили план как бессмысленный? Джиндибел стоял прямо и твердо. -- Вы правы, Первый Оратор. План Селдона бессрочен. -- Значит, вы отказываетесь от своего утверждения? -- Нет, Первый Оратор. Недостаток порока и есть его порок. Это роковая беспорочность! Первый Оратор невозмутимо смотрел на Джиндибела. Он умел управлять своим лицом, и ему было интересно следить за неспособностью Джиндибела сдерживаться. В каждом менто-обмене молодой человек старался скрыть свои чувства, но каждый раз полностью выдавал их... Шандисс беспристрастно изучал его. Это был тощий молодой человек, роста чуть выше среднего, узконосый, тонкогубый, с беспокойными руками. Темные глаза то и дело вспыхивали. Первый Оратор понимал, что этого молодого человека трудно столкнуть с его убеждений. -- Вы говорите парадоксами, Оратор. -- Это звучит парадоксом, Первый Оратор, потому что мы навертели вокруг плана Селдона так много, что считаем это доказанным и принимаем его как бесспорный. -- А с чем вы хотите спорить? -- С истинностью базы плана. Все мы знаем, что план не сработает, если его природа -- или даже его существование -- станет известным многим из тех, чье поведение соответствует предсказанию. -- Я уверен, что Селдон понимал это. Я даже уверен, что он сделал это одной из своих двух фундаментальных аксиом психоистории. Он не предвидел Мула, Первый Оратор, и, следовательно, не мог предвидеть и степень навязчивой идеи, какой стало Второе Основание для людей Первого Основания, как только Мул показал им важность Второго Основания. -- Хари Селдон... -- начал Первый Оратор, но пожал плечами и замолчал. Физическое появление Хари Селдона было известно всем членам Второго Основания. Его репродукции в двух или трех измерениях, фотографические и голографические, в барельефе, сидящего или стоящего, были вездесущи. Все они изображали его в последние годы жизни. На них был старый добрый человек с мудрым морщинистым лицом, символизирующим квинтэссенцию полностью созревшей гениальности. Но Первый Оратор теперь вспомнил одну фотографию, считавшуюся изображением Селдона в молодости. Фотографию забыли, поскольку она была в явном противоречии с представлением о молодом Селдоне. Но Шандисс видел ее, и ему внезапно пришло на ум, что Стор Джиндибел удивительно похож на молодого Селдона. Смешно! Время от времени каждого беспокоит нечто вроде суеверия, каким бы рационалистом он ни был. Шандисса обмануло случайное сходство. Если бы та фотография была сейчас у него перед глазами, он сразу бы понял, что сходство иллюзорно. Но почему эта дурацкая мысль пришла ему в голову именно сейчас? Он снова овладел собой. На мгновение он вздрогнул -- мимолетное крушение мысли, слишком короткое, чтобы его заметил кто-либо, кроме Оратора. Ладно, пусть Джиндибел истолкует это, как хочет. -- Хари Селдон, -- твердо повторил он, -- отлично знал, что произойдет бесконечное число случайных событий, которые он не может предвидеть, поэтому он и создал Второе Основание. Мы тоже не предвидели этого Мула, но осознали его, как только он ополчился на нас, и остановили его. Мы не предвидели последующей навязчивой идеи о Втором Основании людей Первого Основания, но увидели, когда это произошло, и остановили ее. Какую ошибку вы можете найти? -- Только одну, -- ответил Джиндибел. -- Одержимость Первого Основания еще не преодолена. В тоне Джиндибела чувствовался заметный упадок уважения. Он заметил дрожь в голосе Первого Оратора (так подумал Шандисс) и перевел ее как неуверенность. И четко учел ее. Первый Оратор поспешно выговорил: -- Попробую предугадать. Здесь должны быть люди Первого Основания, которые, сравнивая лихорадочные затруднения первых четырех столетий существования с мирной жизнью последних двенадцати десятилетий, пришли к заключению, что этим они обязаны заботам Второго Основания о плане. В этом они, конечно, правы! Вообще-то, мы получили сведения, что здесь есть молодой человек с главной планеты Первого Основания -- Терминуса, член их правительства. Я забыл его имя... -- Голан Тревиз, -- мягко сказал Джиндибел. -- Я первым заметил его И направил рапорта в ваш офис. -- Да?-- сказал Первый Оратор с преувеличенной любезностью. -- И каким образом ваше внимание сосредоточилось на этом человеке? -- Один из наших агентов на Терминусе прислал нудный рапорт о новоизбранных членах Совета -- самый обычный рапорт, какие всегда присылаются и всегда игнорируются всеми Ораторами. Мне бросилось в глаза описание одного из новых, советников, Голана Тревиза. Судя по описанию, он необычно суеверен и воинственен. -- И вы признали родственную душу? -- Вовсе нет, -- сдержанно возразил Джиндибел. -- Он, похоже, личность безрассудная, радуется, совершая нелепости -- такая характеристика ко мне не подходит. Не составило труда решить, что он может оказаться хорошим материалом для нас, если его завербовать, пока он молод. -- Возможно, -- сказал Первый Оратор, -- но вы знаете, что с Терминуса мы не вербуем. -- Прекрасно знаю. Во всяком случае, даже без нашей тренировки у него необычная интуиция. Конечно, совершенно недисциплинированная. Поэтому я не особенно удивился тому, что он уверен в существовании Второго Основания. Я почувствовал, что это очень важно, и послал в ваш офис докладную. -- И я должен понять так, что это новое развитие? -- Осознав благодаря своим развитым интуитивным способностям тот факт, что мы все еще существуем, он употребил это знание крайне недисциплинированным образом, и был выслан с Терминуса. Первый Оратор поднял брови. -- Вы вдруг остановились. Вы хотите, чтобы я истолковал значение этого. Позвольте мне применить, не пользуясь компьютером, грубое приближение уравнения Селдона и угадать, что проницательный мэр, способная подозревать о существовании Второго Основания, предпочла не иметь недисциплинированного индивидуума, орущего на всю Галактику и могущего насторожить Второе Основание. Я полагаю, Бронзовая Брэнно решила, что для Терминуса безопаснее удалить Тревиза с планеты. -- Она могла посадить Тревиза в тюрьму, или убить. -- Уравнения ненадежны, когда прилагаются к индивидууму, как вам хорошо известно. Они имеют дело только с человеческой массой. Поэтому поведение индивидуума непредсказуемо, а можно предположить, что мэр -- индивидуальный человек, считающий, что заключение в тюрьму, не говоря уж об убийстве, негуманно. Джиндибел некоторое время молчал. Это было красноречивое молчание, и он продолжал ег