несправедливость. Вы такой же скверный, как Бастермейн. - Тут совсем иная ситуация. Земляне были заперты из-за их потенциальной тяги к экспансии. Вы, космониты, не имеете такого потенциала. Вы пошли по пути долгожительства и роботов, и потенциал исчез. Теперь у вас нет пятидесяти миров. Солярия покинута. Со временем так будет и с другими. Поселенцы же не намерены толкать космонитов на путь вымирания, но и вмешиваться в их добровольный выбор не собираются. А ваша речь была направлена на вмешательство. - И я этому рада. Что же, по-вашему, я должна была сказать? - Я вам говорил. Мир, любовь... и вы сели. Вы могли закончить меньше, чем за минуту. - Не могу поверить, что вы рассчитывали на такую возможность - глупость с моей стороны, - сердито сказала Глэдис. - За кого вы меня принимаете? - За того, за кого вы сами принимали себя - за человека, который до смерти боится выступить. Откуда мы знали, что вы сумасшедшая, которая за полчаса сумела убедить жителей Бейли-мира громогласно приветствовать то, против чего они восставали всю жизнь? Но сейчас, - он тяжело встал, - я тоже хочу принять душ и хорошенько выспаться, если смогу. Увидимся завтра. - А когда мы узнаем, что решили ваши Директора насчет меня? - Когда они решат, а это может быть не так скоро. Спокойной ночи, мадам. 41 - Я сделал открытие, - сказал Жискар без тени эмоций в голосе, - и сделал его потому, что впервые за все время моего существования я оказался перед тысячами человеческих существ. Будь это два столетия назад, я сделал бы это открытие тогда. Если бы я не встретился с таким множеством людей, не было бы открытия. Подумать только, сколько жизненно важных пунктов я мог бы получить, но никогда не получал и не получу, потому только, что на моем пути никогда не встретятся нужные условия. Я останусь в полном неведении, если обстоятельства не помогут мне. А на них я не могу рассчитывать. - Не думаю, друг Жискар, - сказал Дэниел, - что мадам Глэдис с ее давно поддерживаемым образом жизни, могла бы с таким хладнокровием стоять перед тысячами. Не думаю, что она могла бы вообще что-нибудь сказать. Полагаю, что ты направил ее и обнаружил, что можешь сделать это без вреда для нее. Это и есть твое открытие? - Друг Дэниел, я рискнул только ослабить очень немногие нити торможения, ослабить лишь настолько, чтобы позволить ей сказать несколько слов и быть услышанной. - Но она сказала много больше. - После этой микроскопической поправки я повернул множество мозгов, перед которыми я оказался. Я никогда не экспериментировал с таким количеством, как и леди Глэдис, и был ошеломлен, как и она. Сначала я думал, что ничего не смогу сделать с обширной ментальной связанностью, которая била в меня. Я чувствовал себя полностью беспомощным, друг Дэниел. А затем я заметил у них слабое дружелюбие, любопытство, интерес - не могу выразить это в словах - цвет симпатии к мадам Глэдис. Я сыграл на этом и обнаружил, что этот цвет симпатии уплотняется. Я хотел небольшой реакции в пользу леди Глэдис, которая подбодрила бы ее, а для меня сделало необязательным вмешательство в ее собственный мозг. Только это я и сделал. Не знаю, сколькими нитями нужного цвета я управлял, но немногими. - И что дальше, друг Жискар? - Я обнаружил, что начал нечто вроде автокатализа. Каждая нить, которую я тянул, тащила за собой ближайшую того же рода, и обе они тянули несколько других, ближайших. Больше я ничего не делал. Легкие движения, звуки, взгляды, казалось, одобряли то, что говорила мадам Глэдис, и тянули к этому других. Затем я обнаружил нечто еще более странное. Все эти маленькие знаки одобрения, которые я мог определить лишь потому, что мозги были открыты мне, мадам Глэдис тоже определила, и торможение в ее мозгу пропало без моего вмешательства. Она стала говорить быстрее, откровеннее, и публика реагировала лучше, чем раньше - и тоже без моего вмешательства. А потом появилась истерия, шторм, буря мысленного грома и молний такой интенсивности, что я закрыл свой мозг, иначе это могло бы перегрузить мои контуры. За все свое существование я никогда еще не сталкивался с подобным, однако все это началось с такого незначительного изменения, внесенного мною в толпу, какое я раньше вносил в небольшую горсточку людей. Подозреваю, что эффект распространился на большую аудиторию, чем та, что воспринимала мое внушение - прошел по гиперволне. - Не понимаю, как это могло случиться, друг Жискар. - Я тоже не понимаю. Я не человек. Я никогда не обладал человеческим мозгом со всей его сложностью и противоречием, поэтому не понимаю механизма его реакций. Но, по-видимому, толпой легче управлять, чем индивидуумом. Это выглядит парадоксом. Казалось бы, чем тяжелее груз, тем больше усилий. Большое расстояние пройти дольше, чем малое. Почему же большое количество народу легче поколебать, чем нескольких человек? Ты, друг Дэниел, думаешь как человек: можешь ты это объяснить? - Ты сам, друг Жискар, сказал, что это эффект автокатализа. Зараза. Одна искра может спалить лес. Жискар задумался. - Не зараза, а эмоции. Мадам Глэдис выбрала аргументы, которые, по ее мнению, должны были взволновать чувства аудитории. Она не пыталась рассуждать с ней. Возможно, что чем больше толпа, тем легче ее поколебать именно эмоциями, а не разумом. Поскольку эмоций мало, а разумов много, поведение толпы легче предсказать, чем поведение одной личности. И это, в свою очередь, означает, что если законы, долженствующие развиться для улучшения хода развития истории, можно предсказать, то нужно иметь дело с большим населением - чем больше, тем лучше. Это и должно быть Первым Законом психоистории, ключом к изучению Человека. Но... - Да? - Видимо, я поэтому так долго шел к пониманию этого, что я не человек. Человек же, возможно, инстинктивно, понимает свой мозг и поэтому знает, как управлять другими такими же. Мадам Глэдис, не имея никакого опыта выступлений перед толпой, провела это дело мастерски. А насколько это было бы лучше, если бы у нас был кто-то вроде Илии Бейли. Друг Дэниел, ты подумал о нем? - Ты видишь его образ в моем мозгу? Удивительно! - Нет, я не вижу его. Я не могу принимать твои мысли. Но я чувствую эмоции и настроение и знаю по прошлому опыту, что такая текстура твоего мозга ассоциируется с Илией Бейли. - Мадам Глэдис упомянула о том, что я последний видел Илию Бейли живым, и я снова услышал в памяти, что он мне тогда сказал, и думаю об этом сейчас. - Почему, друг Дэниел? - Я ищу значение. Я чувствую, что это важно. - Как он мог сказать важное, не выражая словами? Если там было скрытое значение, Илия Бейли должен был выразить это. - Возможно, - медленно ответил Дэниел, - партнер Илия и сам не понимал значения того, что он сказал. X. ПОСЛЕ ВЫСТУПЛЕНИЯ 42 Воспоминание! Оно лежало в мозгу Дэниела, как закрытая книга с множеством деталей, всегда готовая для пользования. Некоторые ее эпизоды вспоминались часто из-за их информации, и лишь очень немногие всплывали только потому, что Дэниел хотел почувствовать их текстуру. Таких было очень мало, по большей части те, что относились к Илии Бейли. Много десятилетий назад Дэниел приехал на Бейли-мир, когда Илия Бейли был еще жив. Мадам Глэдис приехала с ним, но когда они вышли на орбиту вокруг Бейли-мира, на их маленький корабль поднялся Бентли Бейли. Он был довольно грубым мужчиной средних лет. Он посмотрел на Глэдис несколько враждебно и сказал: - Вы не можете его увидеть, мадам. Заплаканная Глэдис спросила: - Почему? - Он не хочет этого, мадам, и я должен уважать его желания. - Я не могу поверить этому, мистер Бейли. - У меня есть его собственноручная записка и запись голоса. Не знаю, узнаете ли вы его почерк и голос, но даю вам честное слово, что это его, и на него не оказывалось никакого постороннего влияния, когда он делал эту запись. Она ушла в свою каюту, чтобы в одиночестве почитать и послушать. Затем она вышла, как бы надломленная, но сказала твердо: - Дэниел, ты высадишься повидать его один. Но сообщишь мне все, что он сделает и скажет. - Да, мадам, - ответил Дэниел. Он перешел на корабль Бентли, и Бентли сказал: - На эту планету роботы не допускаются, но для вас сделано исключение, потому что это желание моего отца, а он здесь в большом почете. Я не имею личного предубеждения против вас, но ваше присутствие здесь должно быть очень ограниченным. Вы прямо пройдете к моему отцу, а когда он закончит беседу с вами, вас сразу же отвезут обратно на орбиту. Вы понимаете? - Понимаю, сэр. Как ваш отец? - Он умирает, - ответил Бентли, пожалуй, намеренно грубо. - Я это понимаю, - сказал Дэниел, и голос его заметно дрогнул: не от обычных эмоций, а потому что осознание смерти человека, хоть и неизбежной, нарушало его позитронные связи. - Я имел в виду, долго ли ему осталось жить? - Он должен был умереть еще некоторое время назад, но он держится за жизнь и отказывается умереть, пока не увидится с вами. Они приземлились. Планета была обширной, но обитаемая ее часть казалась маленькой и убогой. День был облачный, недавно прошел дождь. Широкие прямые улицы были пусты, словно здешние жители не были склонны собраться и поглазеть на робота. Наземный кар привез их к дому, несколько большему и впечатляющему, нежели большинство остальных. Они вошли. У внутренней двери Бентли остановился. - Мой отец здесь. Идите один. Он не хотел, чтобы я пошел с вами. Идите. Вы, наверное, не узнаете его. Дэниел вошел в темную комнату. Его глаза быстро адаптировались, и он увидел покрытое простыней тело внутри прозрачного кокона, который был виден только из-за его слабого блеска. В комнате стало чуть светлее, и Дэниел отчетливо увидел лицо. Бентли был прав. Дэниел не увидел в этом лице ничего от его бывшего партнера. Оно было изможденным, костистое. Глаза были закрыты, и Дэниелу показалось, что он видит мертвеца. Он никогда не видел мертвого человека, и когда эта мысль пришла ему в голову, он покачнулся, ноги не держали его. Но старческие глаза открылись, и Дэниел снова обрел равновесие, хотя продолжал чувствовать слабость. Глаза посмотрели на него, и слабая улыбка прошла по бледным сморщенным губам. - Дэниел, мой старый друг Дэниел. Шепчущий звук слабо напоминал голос Илии Бейли. Из-под простыни медленно возникла рука, и Дэниелу показалось, что он все-таки узнал Илию. - Партнер Илия, - тихо сказал он. - Спасибо вам, Дэниел. Спасибо, что приехали. - Для меня было важно приехать, партнер Илия. - Я боялся, что вам не позволят. Они - даже мой сын - считают вас роботом. - Я и есть робот. - Для меня - нет, Дэниел. А вы не изменились. Я не очень ясно вижу вас, но мне кажется, что вы такой же, каким я вас помню. Когда я в последний раз видел вас? Тридцать один год назад? - Да, и я за это время не изменился, так что видите, что я действительно робот. - Зато я изменился, и очень. Я бы не позволил вам видеть меня таким, но я был слишком слаб, чтобы противиться желанию увидеть вас еще раз. Голос Бейли стал чуточку сильнее, словно старик укрепился при виде Дэниела. - Я рад вас видеть, партнер Илия, как бы вы не изменились. - А леди Глэдис? Как она? - Хорошо. Она приехала со мной. - Она не... - болезненная тревога появилась в голосе Бейли. - Нет, она осталась на орбите. Ей объяснили, что вы не желаете ее видеть, и она поняла. - Это не так. Я ОЧЕНЬ хотел бы ее видеть, но ЭТОМУ искушению я сумел противостоять. Она не изменилась? - Она по виду такая же, какой вы видели ее в последний раз. - Это хорошо. Но я не мог позволить ей видеть меня ТАКИМ. Я не хочу, чтобы это стало ее последним воспоминанием обо мне. С вами дело другое. - Потому что я робот, партнер Илия. - Бросьте, Дэниел, - раздраженно сказал Бейли. - Вы не могли бы больше значить для меня, если бы были человеком, - некоторое время он лежал молча, затем продолжал: - Все эти годы я ни разу не писал ей и не вызывал по гипервидению. Я не мог позволить себе вмешиваться в ее жизнь. Она все еще замужем за Гремионисом? - Да, сэр. - И счастлива? - Не могу судить об этом. По ее поведению нельзя предположить, что она несчастна. - Дети есть? - Разрешено иметь двоих. - Она не сердилась, что я не подавал вестей? - По-моему, она понимала ваши мотивы. - Она когда-нибудь упоминала обо мне? - Почти никогда, но, по мнению Жискара, она часто думает о вас. - А как Жискар? - Функционирует правильно... в манере, о которой вы знаете. - Значит, вы тоже знаете о... его способностях? - Он говорил мне, партнер Илия. Бейли снова замолчал. Затем пошевелился. - Дэниел, я хотел, чтобы вы приехали, из эгоистического желания увидеть, что вы не изменились, что дыхание лучших дней моей жизни все еще существует, что вы помните меня и будете помнить. Но я также хотел кое-что сказать вам. Я скоро умру, Дэниел, и знаю, что это известие дойдет до вас. Даже если бы вас не было здесь, если бы вы были на Авроре, вам это стало бы известно. О моей смерти объявят в Галактических Новостях, - его грудь приподнялась в слабом беззвучном смехе. - Кто бы мог подумать когда-то? Глэдис, конечно, тоже услышит. Но она знает, что я должен умереть, и примет это как печальный факт. Но я боялся эффекта на вас, поскольку вы, как вы настаиваете, а я отрицаю, робот. Ради старых времен вы, возможно, считаете своим долгом уберечь меня от смерти, а поскольку сделать это вы не можете, это производит для вас вредный эффект. Поэтому давайте договоримся. Голос Бейли слабел. Дэниел сидел неподвижно, но лицо его против обыкновения отражало эмоции - заботу и печаль. Глаза Бейли были закрыты, так что он не видел этого. - Моя смерть, Дэниел, не имеет значения. Среди людей ни одна индивидуальная смерть не имеет значения. Умирая, человек оставляет после себя свою работу, и это не умирает полностью, пока существует человечество. Вы понимаете меня? - Да, партнер Илия. - Работа каждого индивидуума есть выход в целое и поэтому становится неумирающей частью целого. Это целое - человеческие жизни прошлого, настоящего и грядущего, ковер, существующий десятки тысячелетий, он растет, совершенствуется и хорошеет. И космониты - ответвление ковра, они тоже добавляют совершенство и красоту в узор. Индивидуальная жизнь - всего лишь одна нитка в ковре, а что такое нитка в сравнении с целым? Дэниел, твердо думайте о ковре и не позволяйте одной выдернутой нити влиять на вас. В нем так много других нитей, каждая нужна, каждая участвует... Бейли замолчал. Дэниел терпеливо ждал. Бейли открыл глаза, увидел Дэниела и слегка нахмурился. - Вы еще здесь? Вам пора идти. Я сказал вам все, что хотел сказать. - Я не хочу уходить, партнер Илия. - Вы должны. Я не могу больше отдалять смерть. Я устал. Страшно устал. Я хочу умереть. Пора. - Я не могу подождать, пока вы еще живы? - Я не хочу этого. Если я умру на ваших глазах, это может чертовски скверно подействовать на вас, несмотря на все мои слова. Уходите. Я приказываю. Я позволю вам быть роботом, если вы желаете, но в этом случае вы должны повиноваться моим приказам. Вы не можете спасти мою жизнь и ничего не можете сделать, так что Второй Закон тут ни к чему. Идите! - он слабо указал пальцем на дверь и добавил: - Прощайте, друг Дэниел. Дэниел медленно повернулся с беспрецедентным затруднением. - Прощайте, партнер... - он сделал паузу и хрипловато закончил: - Прощайте, друг Илия. Бентли встретил его в другой комнате. - Он еще жив? - Был жив, когда я выходил. Бентли пошел туда и тут же вернулся. - Уже нет. Он увиделся с вами и... ушел. Дэниел прислонился к стене. Прошло некоторое время, прежде чем он сумел выпрямиться. Бентли отвел глаза и ждал, а затем они вернулись в маленький корабль и отправились на орбиту, где ждала Глэдис. Она тоже спросила, жив ли Илия, и когда ей сказали, повернулась и ушла в свою каюту плакать. 43 Дэниел продолжал свою мысль, как если бы острое воспоминание о смерти Илии Бейли во всех деталях вторглось лишь на мгновение: - И теперь, в свете речи мадам Глэдис, я как-то лучше понимаю, о чем говорил партнер Илия. - В каком смысле? - Еще не вполне уверен. Очень трудно думать в том направлении, в каком я пытаюсь думать. - Я буду ждать, сколько нужно, - сказал Жискар. 44 Джинниус Пандарал был высок и не очень стар. Копна густых белых волос и пушистые белые баки придавали ему достойный и изысканный вид. Его общий вид лидера помогал ему продвигаться по службе, но сам он прекрасно знал, что его внешность много сильнее его внутреннего содержания. Когда его избрали в Директорат, он довольно быстро утратил первоначальный энтузиазм. Он был на глубоком месте и, автоматически поднимаясь каждый год, сознавал это все яснее. Сейчас он был Старшим Директором. В прежние времена задача управления ничего собой не представляла. Чем был Бейли-мир во времена Нефи Морлера восемь десятилетий назад? Маленьким мирком, группкой ферм, кучкой городков, теснившихся вокруг пригородных коммуникационных линий. Население не превышало пяти миллионов, а основным экспортом было дерево и немного титана. Космониты полностью игнорировали их под более или менее благосклонным влиянием Хэна Фастальфа с Авроры, и жизнь была проста. Народ всегда мог съездить на Землю, если хотел вдохнуть культуры или ощущения технологии и был постоянный поток эмигрантов с Земли: мощность земного населения была неистощима. Так почему бы Морлеру и не быть тогда Главным Директором? Ему же нечего было делать. И в будущем управление, наверное, опять станет простым. Поскольку космониты продолжают вырождаться (каждый школьник знал, что они вырождаются и должны погибнуть в противоречиях своего общества - правда, сам Пандарал был не вполне в этом уверен); а поселенцы увеличиваются в числе и силе, скоро настанет время, когда жизнь снова станет безопасной. Поселенцы будут спокойно жить и развивать собственную технологию. Когда Бейли-мир станет второй Землей, и все остальные миры тоже, а новые миры станут возникать в еще большем количестве, создастся Великая Галактическая Империя. И, конечно, Бейли-мир как старейший и наиболее населенный из Поселенческих Миров, всегда будет занимать первое место в этой Империи под благословенным и постоянным управлением Матери-Земли. Но увы, Пандарал был Старшим Директором не в прошлом и не в будущем, а сейчас. Хэн Фастальф умер, но Келдин Амадейро жив. Амадейро был против того, чтобы Земле разрешили отправлять поселенцев, еще два столетия назад, и он все еще жив и может принести неприятности. Космониты еще достаточно сильны, их не сбросишь со счетов, а поселенцы еще не настолько окрепли, чтобы уверенно идти вперед. Но поселенцы каким-то образом сдерживали космонитов, пока равновесие не слишком изменилось. И задача держать космонитов в спокойствии, а поселенцев в решительности и одновременно в здравомыслии падала в основном на плечи Пандарала, и эта задача была для него нежелательной и неприятной. И в это холодное серое утро он шел по отелю один. Он не пожелал идти со свитой. Стражи вытягивались, когда он проходил мимо, но он почти не замечал их. Когда капитан стражи вышел ему навстречу, он спросил: - Никаких неприятностей, капитан? - Никаких, Директор. Все спокойно. Пандарал кивнул. - В какой комнате Бейли? Ага. А космонитка и ее роботы под охраной? Хорошо. Он пошел дальше. В целом Диджи вел себя хорошо. Покинутая Солярия могла быть для торговцев местом почти безграничных запасов роботов и источником высоких прибылей... хотя прибыли нельзя было считать естественным эквивалентом безопасности мира, мрачно подумал Пандарал. Но Солярию, набитую ловушками, лучше оставить в покое. Диджи хорошо сделал, что сразу же убрался оттуда. И взял с собой ядерный усилитель. Такие приборы были настолько массивны, что ими можно было пользоваться лишь в громадных устройствах, предназначенных для уничтожения вторгшихся кораблей, да и то они еще не вышли из стадии разработки. Слишком огромны. Совершенно необходимо иметь меньшие варианты, и Диджи правильно рассудил, что привезти домой солярианский усилитель куда важнее, чем всех роботов, вместе взятых. Этот усилитель должен здорово помочь ученым Бейли-мира. Однако если один Внешний Мир имел портативный усилитель, почему бы не иметь и другим? Если это оружие достаточно мало, чтобы поместить его в корабле, космонитский флот может без труда смахнуть любое количество Поселенческих Миров. Как далеко они ушли в этом развитии, и как скоро Бейли-мир сможет прогрессировать в том же направлении с помощью привезенного Диджи усилителя? Он постучал в дверь комнаты Диджи, вошел, не дожидаясь ответа и сел без приглашения. Это были немногие полезные преимущества звания Старшего Директора. Диджи выглянул из ванной и сказал сквозь полотенце, которым вытирал голову: - Рад был бы приветствовать ваше Директорское Превосходительство надлежащим образом, но вы застали меня в крайне недостойном виде, поскольку я только что из-под душа. - А, заткнитесь, - раздраженно сказал Пандарал. Обычно он всегда радовался неистощимому веселью Диджи, но не сегодня. В каком-то смысле он никогда по-настоящему не понимал Диджи. Диджи был Бейли, прямой потомок Великого Илии и основателя Бентли. Это делало его естественным кандидатом на пост Директора, тем более, что он был добродушен, что нравилось публике. Однако он выбрал карьеру торговца, трудную и опасную жизнь. Она могла обогатить его, но более вероятно убить или, что еще хуже, преждевременно состарить. Более того, жизнь Диджи как торговца держала его месяцами вдали от Бейли-мира, а Пандарал предпочитал его советы советам большинства глав департамента. Никогда нельзя было сказать, серьезен ли Диджи, но слушать он умел. Пандарал тяжело произнес: - Не думаю, что речь этой женщины была лучшим из того, что могло случиться с нами. Диджи, почти уже одевшийся, пожал плечами. - Кто мог предсказать это? - Вы могли. Вы должны были узнать ее биографию, если решили увезти ее. - Так я и узнал ее биографию, Директор. Она прожила более трех десятилетий на Солярии. Она выросла там и жила в окружении одних роботов. Людей видела только в трехмерном изображении, за исключением мужа, но и тот не часто посещал ее. Ей трудно было приспособиться, когда она приехала на Аврору, и даже там она жила в основном среди роботов. За два с лишним века она едва ли видела двадцать человек одновременно, а здесь было четыре тысячи. Я считал, что она сможет сказать лишь несколько слов, если вообще сможет. Откуда мне было знать, что она демагог. - Вы должны были остановить ее. Вы же сидели рядом? - Вы хотели скандала? Люди восхищалась ею. Вы были там и знаете. Если бы я заставил ее сесть, они штурмовали бы платформу. Но ведь вы и сами, Директор, не пытались остановить ее. Пандарал откашлялся. - Я думал об этом, но каждый раз, когда оглядывался, встречался глазами с ее роботом - ну, тем, который похож на робота. - С Жискаром. Ну и что? Он же не мог повредить вам. - Знаю, но он нервировал меня и каким-то образом отгонял мои намерения. - Ладно, неважно, директор, - сказал Диджи, теперь полностью одетый, и придвинул к собеседнику поднос с завтраком. - Кофе еще горячий, берите булочку и джем. Все просто хорошо. Не думаю, что публика переполнится любовью к роботам и космонитам и испортит нашу политику. Все это даже может пойти на пользу. Если космониты услышат об этом, партия Фастальфа может усилиться. Хотя сам Фастальф умер, партия его жива, и нам нужно поддерживать ее политику умеренности. - Я думаю о том, - сказал Пандарал, - что через пять месяцев соберется Всепоселенческий Конгресс, и я услышу множество ядовитых замечаний, намеков на умиротворение Бейли-мира и на любовь его жителей к космонитам. Скажу вам, - добавил он угрюмо, - чем меньше планеты, тем больше на ней ястребов. - А вы им это и скажите, - посоветовал Диджи. - На публике держитесь по-государственному, а когда отведете их в сторону, посмотрите им прямо в глаза и скажите, что на Бейли-мире свобода слова, и мы намерены поддерживать ее и в дальнейшем. Скажите им, что Бейли-мир принимает близко к сердцу интересы Земли, но если какая-нибудь планета хочет доказать большую преданность Земле тем, что объявит войну космонитам, Бейли-мир будет с интересом наблюдать за этим, но и только. Это заткнет им глотки. - Ой, нет, - с тревогой сказал Пандарал. - Такого сорта замечание может просочиться, и будет страшная вонь. - К сожалению, вы правы. Но ДУМАЙТЕ об этом и не позволяйте этим безмозглым горлопанам уговорить вас. Пандарал вздохнул. - Полагаю, что мы справимся, но прошлый вечер оборвал наши планы на высокой ноте. Вот о чем я реально жалею. - На какой высокой ноте? - Когда вы уехали с Авроры на Солярию, туда же отправились два аврорских корабля. Вы об этом знали? - Нет, но предполагал что-то в этом роде, - равнодушно ответил Диджи. - Именно по этой причине я и позаботился попасть на Солярию обходным путем. - Одни из аврорских кораблей приземлился на Солярии в нескольких тысячах километров от вас, так что он, похоже, не собирался следить за вами, а второй остался на орбите. - Разумно. Я бы сделал то же самое, если бы имел в своем распоряжении второй корабль. - Приземлившийся аврорский корабль был уничтожен в считанные часы. Тот, что был на орбите, сообщил об этом и получил приказ вернуться. Торговая мониторная станция перехватила сообщение и передала нам. - Рапорт был некодированный? - Нет, конечно, кодированный, но этот код мы раскрыли. Диджи задумчиво кивнул. - Очень интересно. Полагаю, у них на борту не было никого, кто говорил бы по-соляриански. - Ясное дело. Если никто не обнаружил, куда девались соляриане, эта женщина - единственная подходящая солярианка в Галактике. - И ее отдали мне. Не повезло аврорцам. - Во всяком случае, я хотел бы объявить о гибели аврорского корабля вчера вечером. Просто как факт. Без злорадства. Это, наверное, возбудило бы всех поселенцев в Галактике - в смысле, что мы вернулись, а аврорцы - нет. - У нас была солярианка, - сказал Диджи, - а у аврорцев - нет. - Прекрасно. Это тоже выставило бы вас и женщину в хорошем свете. Но теперь все ни к чему. После того, что сделала эта женщина, все остальное пройдет мимо, даже известие о гибели аврорского корабля. - Не говоря уже о том, что все аплодировали любви и родственным отношениям. Было бы противоестественным через полчаса аплодировать смерти двухсот аврорских родственников. - Полагаю, что так. Таким образом, мы получили страшный психологический удар. Диджи нахмурился. - Забудьте об этом, Директор. Вы всегда сможете развернуть пропаганду в более подходящий момент. Важно одно: что все это означает. Аврорский корабль был сокрушен. Это значит, что он не ожидал использования ядерного усилителя. Второму кораблю приказали возвращаться, и это может означать, что корабль не был снабжен защитой против такого оружия, а может быть, такой защиты у них вообще нет. Из этого я заключаю, что портативный усилитель, или хотя бы полу-портативный - исключительно солярианское производство, а не космонитское. Если так, это хорошее известие для нас. Так что в данный момент не беспокойтесь о пропаганде, а сосредоточьтесь на том, чтобы выжать все возможное из этого усилителя. Желательно опередить в этом космонитов, если удастся. Пандарал прожевал булочку и сказал: - Наверное, вы правы, но в этом случае как мы подгоним другие известия? - Какие? Послушайте, Директор, вы собираетесь дать мне информацию, которая мне нужна, чтобы вести разумную беседу, или намерены бросать ее частями в воздух и заставлять меня прыгать за ней? - Не злитесь, Диджи. Не было бы смысла разговаривать с вами, если бы я не мог держаться свободно. Вы знаете, что такое Совещание Директората? Не желаете взять на себя мою работу? Вы можете ее получить, как вам известно. - Нет, спасибо, не хочу. Я хочу только получить от вас немного новостей. - Мы получили послание с Авроры. Актуальное. Они соизволили обратиться непосредственно к нам, а не через Землю. - Стало быть важное послание. Чего они хотят? - Они хотят, чтобы солярианка вернулась домой. - Они явно знают, что наш корабль ушел с Солярии и вернулся на Бейли-мир. У них тоже есть мониторные станции и они тоже перехватывают наши рапорты. - Наверняка, - с раздражением сказал Пандарал. - Они расшифровывают наши коды так же быстро, как и мы их коды. Никому из нас не хуже. - Они сказали, зачем им женщина? - Конечно, нет! Космониты не объясняют, а приказывают. - Может, они точно знают, что она выполнила на Солярии? Поскольку никто, кроме нее, не говорит по-соляриански, может, они хотят, чтобы она очистила планету от надзирателей? - Откуда им было знать это, Диджи? Мы объявили о ее роли только вчера вечером, а послание с Авроры было получено гораздо раньше. Но не важно, зачем она им. Вопрос в другом: что делать? Если мы не вернем ее, мы можем вызвать нежелательный кризис; если вернем, это будет выглядеть плохо для наших жителей, и Старик Бастермейн будет кричать, что мы пресмыкаемся перед космонитами. Они переглянулись и Диджи сказал: - Мы вернем ее. В конце концов, она космонитка и гражданка Авроры. Мы не можем держать ее против воли Авроры, иначе мы поставим под удар всех торговцев, которые заходят по делам на территорию космонитов. Но отвезу ее я, Директор, и вы не можете порицать меня. Когда я брал ее на Солярию, был уговор, что я верну ее на Аврору. Официально ничего записано не было, но я человек чести и должен сдержать обещание. И это может обернуться к нашей выгоде. - Каким образом? - Придумаем. Но если это сделать, Директор, мой корабль должен быть отремонтирован для полета. И моим людям нужна хорошая премия. Они же лишаются отпуска. 45 Принимая во внимание, что Диджи предполагал появиться на своем корабле не раньше, чем через три месяца, он, как ни странно, пребывал в благодушном настроении. А принимая во внимание, что Глэдис теперь имела помещение, более роскошное, чем раньше, она, как ни странно, была несколько удручена. - Зачем все это, Диджи? - Смотрите в зубы даренному коню? - Я просто спрашиваю. Почему? - По одной причине, миледи: вы героиня класса А, а когда мой корабль ремонтировался, это помещение было задумано для вас. - Но ведь корабль не увеличился. У кого его отняли? - Вообще-то это была комната отдыха для команды, но ребята настаивали, знаете. Вы тоже и их милочка. Нисс - вы помните Нисса? - Конечно. - Он хочет, чтобы вы взяли его на место Дэниела. Он говорит, что Дэниел не рад своей работе и извиняется перед своими жертвами, а он, Нисс, излупит всякого, кто доставит вам хоть малейшую неприятность, сделает это с удовольствием и, уж конечно, не станет извиняться. Глэдис улыбнулась. - Скажите ему, что я польщена его предложением и в следующий раз, когда мы с ним увидимся, с удовольствием пожму ему руку. В тот раз я отказалась, а наверное зря. - Надеюсь, вы наденете перчатки, когда станете пожимать ему руки. - Конечно, но я вот думаю, так ли это необходимо. Я уже не так часто простужаюсь, как уехала с Авроры. Инъекции, которые мне сделали, видимо, укрепили мою иммунную систему. Она снова огляделась. - Вы даже сделали ниши для Дэниела и Жискара. Вы очень внимательны, Диджи. - Мадам, мы очень старались, чтобы вы были довольны. - Странное дело, - сказала Глэдис, как бы сама удивляясь тому, что хотела сказать, - я не уверена, что хочу уехать с вашей планеты. - Вот как? Холод, снег, грязно, примитивно, бесконечные приветствующие толпы повсюду. Что может привлекать вас здесь? Глэдис покраснела. - Конечно, не приветствующие толпы. - Позволю себе поверить вам, мадам. - Дело совсем в другом. Я... я никогда ничего не делала. Я занимала себя разными тривиальными способами. Я занималась свето-скульптурой и внешним дизайном роботов. Я занималась любовью, была женой и матерью и... ни в чем этом не чувствовала себя личностью. Если бы я внезапно исчезла из жизни или вообще никогда не родилась, это никого бы не огорчило, кроме, может быть, одного-двух близких друзей. Теперь же дело другое. - Да? - чуть заметная насмешка проскользнула в голосе Диджи. - Да! Я могу влиять на людей. Я могу выбрать дело и сделать его своим. И я выбрала такое дело. Я хочу, чтобы каждая группа сохраняла свои особенности, но относилась без вражды к другим. Я хочу работать над этим, чтобы после меня история изменилась благодаря мне и люди сказали бы: "Если бы не она, все могло быть гораздо хуже", - она повернула к Диджи сияющее лицо. - Понимаете ли вы, что значит после двух с лишним столетий безделья получить шанс стать КЕМ-ТО. Узнать, что жизнь вовсе не пуста и бессодержательна; стать счастливой много-много времени спустя после того, как была утрачена всякая надежда на счастье? - Но вы ничего этого не получите на Бейли-мире, мадам, - сказал Диджи чуточку смущенно. - Я не получила бы этого на Авроре. Там я всего только солярианская женщина, эмигрантка. На Поселенческом Мире я космонитка - нечто необычное. - Однако вы много раз и очень настойчиво говорили, что хотите вернуться. - Некоторое время назад - да, но сейчас я не говорю этого, Диджи. Теперь я не хочу возвращаться. - Это могло бы сильно повлиять на нас, но Аврора желает вашего возвращения. Так она нам заявила. Глэдис оторопела. - Она ХОЧЕТ этого? - Официальное письмо из кабинета Председателя Авроры требует вас. Мы бы рады оставить вас, но Директорат решил, что это может вызвать межзвездный кризис. Я не согласен с этим, но мне приказали. Глэдис нахмурилась. - Зачем я им? Я жила на Авроре больше двух столетий, и мной ни разу не интересовались. Может, они теперь рассматривают меня как единственный способ остановить надзирателей на Солярии? Как вы думаете? - Такая мысль приходила мне в голову, миледи. - Но я не могу. Одну надзирательницу я оттаскала за волосы, но никогда не смогу повторить того, что сделала. Я знаю, что не смогу. Кроме того, зачем им высаживаться на планету? Они могут уничтожить надзирателей издали, раз они теперь знают, каковы эти надзиратели. - Дело в том, что послание с Авроры с требованием вернуть вас было послано задолго до того, как на Авроре могли узнать о вашем конфликте с надзирательницей. У них какая-то другая причина требовать вас обратно. - Ох! - она выглядела совершенно ошеломленной, но затем снова оживилась. - Мне наплевать на их причины. Я не хочу возвращаться. У меня есть здесь работа, и я собираюсь продолжать ее. Диджи встал. - Рад слышать это от вас, мадам Глэдис. Я надеялся, что вы почувствуете что-нибудь вроде этого. Я обещаю вам, что сделаю все возможное, чтобы взять вас с собой, когда оставлю Аврору. Однако, сейчас я должен ехать на Аврору, и вы ДОЛЖНЫ ехать со мной. 46 Глэдис следила за исчезновением Бейли-мира с совершенно иными эмоциями, чем были у нее, когда она приближалась к этой планете. Да, это действительно был холодный, серый, жалкий мир, каким он и казался с самого начала, но в нем были жизнь и тепло народа, реальные, основательные. Солярия, Аврора, другие Внешние Миры, которые она посещала или видела по гипервидению, все казались наполненными нематериальным, газообразным народом. Много или мало жителей было на Внешнем Мире, они распространялись как молекулы газа и заполняли всю планету. Казалось, будто космониты отталкиваются друг от друга. Так оно и есть, мрачно думала Глэдис. Космониты всегда отталкивали ее. Она привыкла к такому отдалению на Солярии, но даже на Авроре, где она сначала так неудачно экспериментировала с сексом, последний радующий аспект его был близостью по необходимости. Исключение - с Илией. Но Илия не был космонитом. Бейли-мир был не такой. Наверное, все Поселенческие Миры были не такие, поселенцы держатся вместе, вокруг них масса необитаемых мест, но это до тех пор, пока возросшее население не заполнит их. Поселенческий Мир - это мир людских кучек из камешков или булыжников, но не из газа. Почему так? Из-за роботов? Они уменьшают зависимость одних людей от других. Они заполняют промежутки. Они являются изоляционным материалом, уменьшающим естественную тягу людей друг к другу, так что вся система оказывается в изоляции. Да, конечно. Нигде не было столько роботов, как на Солярии, и изоляционный эффект был так велик, что люди стали инертными и почти не общались между собой. Куда же ушли соляриане, думала Глэдис, и как они живут? И долгая жизнь тоже, наверное, играла роль. Как может человек иметь эмоциональные привязанности, если они после многих десятилетий постепенно превращаются в озлобленность? Или, если человек умрет, как другой будет переносить утрату в течение многих десятилетий? Поэтому человек учится не иметь эмоциональных привязанностей и сам себя помещает в изоляцию. С другой стороны, короткоживущие не могли бы так легко пережить очарование в жизни. Когда поколения сменяются так быстро, клубок очарования перебрасывается из рук в руки, даже не касаясь земли. Она недавно говорила Диджи, что ей нечего делать или знать, что она испытала все и передумала обо всем и ей осталось только скука. И ей никогда даже не снилось, что она будет стоять перед толпой людей, говорить перед морем голов и слышать ответ в бессловесных звуках, смешаться с этой толпой, стать единым громадным организмом. А сколько еще такого, о чем она не знала, не подозревала, несмотря на свою долгую жизнь? Что еще можно испытать? Дэниел мягко сказал: - Мадам Глэдис, капитан Диджи сигнализировал, что хочет войти. - Впусти его. Диджи вошел. - Я думал, что вас нет дома. Глэдис улыбнулась. - Можно сказать и так. Я погрузилась в размышления. Со мной это иногда случается. - Счастливая женщина. Мои мысли никогда не бывают столь широки, чтобы я в них затерялся. Ну, вы примирились с возвращением на Аврору, мадам? - Нет. И среди мыслей, в которых я потерялась, была и та, что я все еще не могу понять, зачем вам ехать на Аврору. Дело ведь не только в том, чтобы отвезти меня: это мог сделать любой грузовой корабль. - Могу я сесть, мадам? - Конечно. И нечего спрашивать, капитан. Я хотела бы, чтобы вы перестали обращаться со мной, как с аристократкой. Это становится утомительным. А если это ироническое указание на то, что я космонитка, тогда еще хуже. Я даже предпочла бы, чтобы вы звали меня Глэдис. - Вы, кажется, хотите отказаться от вашей космонитской сущности. - Я просто хочу забыть о несущественных различиях. - Несущественных? Ваша жизнь в четыре раза длиннее моей. - Как ни странно, я считала это скорее досадной невыгодой для космонитов. Скоро мы достигнем Авроры? - На этот раз обходных маневров не будет. Через несколько дней делаем Прыжок, а там два-три дня - и Аврора. - А зачем ВАМ ехать на Аврору, Диджи? - Я мог бы сказать, что просто из вежливости, но в действительности я хотел бы воспользоваться случаем объяснить вашему Председателю или кому-то из е