он? Нет, тысячу раз нет! Жгучие слезы стыда и раскаяния застилали ему глаза. Девчонка не лишена привлекательности и совершенно лишена моральных принципов. Хладнокровно и расчетливо она пустила в ход свои чары и добилась успеха, Эндрю Харлан не был человеком в ее глазах, он был всего лишь Вечным. Будь на его месте другой, ничего бы не изменилось. Длинные пальцы Харлана машинально поглаживали корешки книг, стоявших на маленькой полке. Взяв один из томов, он раскрыл его наудачу. Шрифт расплывался в глазах. Выцветшие цветные иллюстрации казались уродливыми, бесформенными пятнами. Зачем Финжи понадобилось сообщать ему эти сведения? Строго говоря, он не имел на это права. Наблюдателю не полагается знать, к чему приводят его Наблюдения. Знание было помехой, отнимающей у Наблюдателя его бездушную объективность. Ответ был все тот же - ревность, жалкая, мелочная месть, стремление раздавить его. Продолжая поглаживать раскрытую страницу, Харлан вдруг обнаружил, что разглядывает рекламную картинку с изображением ярко-красного наземного экипажа типа, характерного для 45-го, 182-го, 590-го и 984-го Столетий, так же как и для последних веков Первобытной эры. Весьма заурядное средство передвижения с двигателем внутреннего сгорания. В Первобытные Времена источником энергии служили продукты перегонки природной нефти, а колеса примитивным образом покрывались слоем резины. Экипажи последующих Столетий были, разумеется, более совершенными. Харлан как-то прочел Куперу целую лекцию о рекламе. Он принялся сейчас вспоминать этот урок, подсознательно стараясь отвлечься от того, что его мучило. - Рекламные объявления, - говорил Харлан, - рассказывают нам о Первобытных Временах куда больше, чем так называемая хроника из того же журнала. Заметки хроники рассчитаны на читателя, хорошо знакомого со своим миром. В них никогда не разъясняется значение различных терминов или предметов, потому что в этом нет необходимости. Вот, например, что такое "теннисный мяч"? Купер охотно признался в своем невежестве. Харлан продолжал привычным назидательным тоном, в который он неизменно впадал во время уроков: - Из случайных упоминаний мы можем прийти к выводу, что он представлял собой небольшой шар из неизвестного нам материала. Мы знаем, что он использовался в какой-то спортивной игре, хотя бы потому, что упоминания о нем встречаются в разделе "Спорт". Из отдельных упоминаний можно даже заключить, что целью игры было перекинуть этот шар партнеру по игре. Но зачем зря ломать голову? Взгляни на картинку. Ее единственное назначение - заставить купить этот шар, и вот перед нами великолепное его изображение во всех подробностях. Но Купер, родившийся в эпоху, не знавшую рекламы, с трудом понимал Харлана. - Все это просто противно, - сказал он. - Неужели найдутся дураки, которые поверят бахвальству человека, расхваливающего собственную продукцию? Неужели он сознается в ее недостатках или воздержится от преувеличений? Харлан, успевший в детстве немного познакомиться с рекламой в пору ее относительного расцвета, снисходительно поднял брови. - С этим приходится мириться. Таков уж был их образ жизни, а мы никогда не вмешиваемся ни в чей образ жизни, если только он не приносит человечеству в целом серьезного вреда. Но, разглядывая крикливые рекламные объявления, Харлан вновь вернулся мыслями к настоящему. Внезапно его охватило волнение. Почему он стал думать о рекламе? Не связано ли это с тем, что его разум мучительно ищет выхода из наступившего мрака? Реклама! Способ привлечь внимание, развеять сомнения, пробудить интерес. Разве для продавца этих наземных экипажей имело хоть какое-то значение, хочет ли кто-нибудь купить его товар? Если ему удавалось внушить это желание клиенту (так они, кажется, назывались) и тот действительно совершал покупку, то не все ли равно, что он думал о ней? А раз так, то стоит ли мучить себя вопросом: что руководило Нойс - страсть или расчет? Важно, чтобы они были вместе, и тогда она обязательно полюбит его. Если люди любят друг друга, то не все ли равно, чем вызвана эта любовь? Харлан даже пожалел, что никогда не читал романов, о которых так язвительно отозвался Финжи. И тут ему в голову пришла Новая мысль, заставившая его сжать кулаки. Если Нойс обратилась за бессмертием к нему, Харлану, то из этого следовало, что она не получила этого дара раньше. Значит, до этого она не была любовницей ни одного из Вечных. Значит, по отношению к Финжи она оставалась только секретаршей и не более. Иначе зачем бы ей понадобился Харлан? Но ведь Финжи наверняка пытался, не мог не пытаться... (даже мысленно Харлан не смог закончить фразу). Он же мог лично доказать существование этого суеверия. Невероятно, чтобы, ежедневно встречаясь с Нойс, он не сделал такой попытки! Следовательно, она отвергла его. Тогда ему пришлось использовать Харлана, и Харлан добился успеха там, где Финжи потерпел поражение. Вот почему Финжи так пылал жаждой мести и пытался убедить Харлана, что Нойс действовала из чисто практических побуждений. Как бы там ни было, Нойс отвергла Финжи, несмотря на свою мечту о бессмертии, и выбрала Харлана. Следовательно, ею руководил не один только голый расчет. Какую-то роль играло чувство. С каждой секундой возбуждение Харлана становилось все сильнее, намерения - все безумнее. Он и Нойс должны быть вместе. Теперь же! До Изменения! Как сказал в насмешку Финжи: даже в Вечности нельзя продлить мгновенье. А может быть, все-таки можно? План действий сложился сразу. Злые насмешки Финжи довели Харлана до такого состояния, что он был готов на все, а заключительная колкость Вычислителя подсказала Харлану характер его преступления. После этого он уже не тратил времени на размышления. Радостно, чуть ли не бегом он покинул квартиру, чтобы совершить свое первое преступление против Вечности. Глава 8. ПРЕСТУПЛЕНИЕ Никто не остановил его. Никто не поинтересовался, куда он идет. Все-таки в социальной изоляции Техников были и свои выгоды. Пройдя через Колодцы к Вратам Времени, Харлан настроил управление на координаты комнаты Нойс. Существовала опасность, что кому-то понадобится на законном основании воспользоваться этим же выходом. После недолгих колебаний Харлан запечатал выход своей личной печатью. На запечатанную дверь никто не обратит внимания: незапечатанные Врата с работающими приборами могут на целую неделю стать предметом толков и пересудов. Не исключено, конечно, что у выхода его будет поджидать сам Финжи. Приходилось рисковать. Нойс все еще стояла на том же месте, где он покинул ее. После возвращения в Вечность прошло несколько долгих мучительных часов (по биологическому времени), но для Нойс Харлан появился чуть ли не через секунду после своего исчезновения. Ни один волосок не успел шелохнуться на ее голове. - Ты что-нибудь забыл, Эндрю? - спросила она с испугом. Харлан с тоской поглядел на нее, но, боясь заметить на ее лице тень отвращения, не сделал даже попытки прикоснуться к ней. Слова Финжи не выходили у него из памяти. - Нойс, ты должна будешь сделать то, о чем я тебя попрошу. - Голос его звучал хрипло. - Значит, все-таки что-то случилось? Ведь ты исчез только что. Сию секунду. - Не бойся, - ответил Харлан. Он с трудом подавил желание обнять ее, успокоить, хотя бы взять за руку. Ну зачем ему понадобилось возвращаться в первое же возможное мгновенье? Словно какая-то злая сила все время толкала его на опрометчивые поступки. Он только напугал ее своим неожиданным появлением. Но в глубине души он хорошо понимал, чем вызвана его торопливость. Инструкция давала ему два запасных дня. Чем раньше он вернется, тем больше шансов на успех, тем меньше вероятность, что он попадется. А с другой стороны, такая спешка таила в себе новую опасность. Он легко мог ошибиться в настройке и войти во Время раньше того момента, когда он покинул Нойс. Что тогда? Первое правило, которое он выучил, работая Наблюдателем, гласило: человек, дважды входящий в один и тот же отрезок Времени в одной и той же Реальности, рискует встретить самого себя. Почему-то этого следовало избегать. Почему? Харлан не знал. Он только был совершенно уверен, что у него нет ни малейшего желания встречаться с самим собой. Ему не хотелось взглянуть в глаза другого, более раннего (или позднего) Харлана. Кроме того, это было бы парадоксом, а Твиссел любил повторять: "Во Времени нет ничего парадоксального, но только потому, что само Время всячески избегает парадоксов". И пока в голове Харлана проносились эти бессвязные мысли, Нойс не отрываясь смотрела на него своими большими лучистыми глазами. Затем она подошла к нему и, положив свои прохладные ладони на его пылающие щеки, тихо спросила: - У тебя неприятности? Каким нежным и любящим показался Харлану ее взгляд! Неужели он ошибается? Ведь она уже добилась своего. Что еще ей нужно? Сжав ее руки, он глухо сказал: - Хочешь пойти со мной? Только сразу. Не задавая вопросов. - Так надо? - спросила она. - Надо, Нойс. Это очень важно. - Идем, - сказала она так просто и буднично, словно ей каждый день приходилось отвечать согласием на подобные просьбы. У входа в капсулу Нойс на мгновенье замешкалась, но тут же преодолела свой страх и вошла. - Мы двинемся по течению Времени, Нойс, - сказал он. - Это значит в будущее, да? В капсуле раздавалось тихое гуденье, свидетельствующее о том, что приборы включены. Харлан незаметно надавил локтем на пусковой рычаг. Ни с чем не сравнимое чувство "движения" сквозь Время не вызвало у нее тошноты, как опасался Харлан. Она сидела притихшая, спокойная и такая красивая, что при взгляде на нее у Харлана замирало сердце, и плевать ему было на то, что, проведя ее - человека из Времени - в Вечность без специального разрешения, он нарушил закон. - Эндрю, что означают эти цифры? Годы? - спросила она. - Нет, Столетия. - Ты хочешь сказать, что мы перескочили через много тысяч лет? Уже? - Да. - Но я ничего не заметила. - Она огляделась. - А как мы движемся? - Не знаю, Нойс. - Не знаешь? - В Вечности есть много вещей, которые трудно понять. Цифры на счетчике Столетий сменялись все быстрее и быстрее, пока не слились в туманное пятно. Харлан разгонял капсулу на предельном темпоральном ускорении. Повышенный расход энергии мог быть замечен на Энергоподстанции, но Харлан сомневался, чтобы кто-нибудь из инженеров заподозрил неладное. Никто не ждал их у входа в Вечность, когда он вернулся вместе с Нойс, и одно это гарантировало девять десятых успеха. Сейчас ему оставалось только спрятать ее в безопасном месте. - Вечные не всеведущи, - проговорил он после паузы. - А я даже не Вечная, - пробормотала Нойс, - я знаю так мало. У Харлана екнуло сердце. Все еще не Вечная? Но ведь Финжи утверждал... "Оставь, - просил он себя, - не копайся. Она пошла за тобой. Она улыбается тебе. Не искушай судьбу. Что еще тебе надо?" И все-таки он спросил: - Ты веришь в бессмертие Вечных? - Видишь ли, они сами называют себя Вечными, и поэтому все уверены, что они живут вечно. - Она лукаво улыбнулась, - Но я знаю, что это неправда. - Значит, ты не веришь? - После того как я поработала в Вечности, - нет. Люди, которые живут вечно, не разговаривают так, и потом там были старики. - И все же ты мне сказала той ночью, что я никогда не умру. Все еще улыбаясь, она придвинулась поближе к нему. - А я подумала: кто знает? - А как Времяне относятся к тому, чтобы стать Вечными? - Харлан хотел задать вопрос непринужденно, но в голосе против его воли проскользнула напряженная нотка. Ее улыбку как рукой сняло. Почудилось ли ему или она действительно покраснела? - Почему ты спрашиваешь? - Мне интересно. - Все это глупые выдумки, - ответила она, - мне не хочется о них говорить. Нойс опустила голову и принялась рассматривать свои ногти, которые тускло поблескивали в слабо освещенной капсуле. - Зачем тебе понадобилась моя любовь? - вдруг спросил Харлан. Она чуть побледнела, откинула назад свои длинные волосы и очень серьезно посмотрела ему прямо в глаза: - Раз уж тебе так необходимо знать - у нас есть поверье: любовь Вечного делает девушку бессмертной. А я не хочу умирать. Это одна причина. - Ты же сказала, что не веришь этим бредням. - А я и не верю. Но ведь попытка - не пытка. Особенно если учесть вторую причину. Он осуждающе посмотрел на нее, ища спасения от боли и разочарования на неприступных высотах морали своего Столетия. - Какую? - Мне все равно хотелось. - Ты хотела, чтобы я полюбил тебя? - Да. - Но почему именно я? - Ты мне сразу понравился. Ты был такой смешной. - Смешной? - Ну, странный. Ты так старался изо всех сил не смотреть на меня, а сам с меня глаз не сводил. Ты воображал, что ненавидишь меня, а я чувствовала, что тебя тянет ко мне. И мне стало немножко жаль тебя. - При чем тут жалость? - У Харлана пылали щеки. - Ты так мучился и страдал. А в любви все очень просто. Надо только спросить девушку. Так приятно любить и быть любимой. Зачем же страдать? Харлан покачал головой: "Ну и нравы в этом Столетии!" - Спросить - и все тут, - пробормотал он, - так просто? И больше ничего не надо? - Глупенький, конечно, надо понравиться девушке. Но почему не ответить на любовь, если сердце свободно? Что может быть проще? Теперь настал черед Харлана потупить глаза, В самом деле, что может быть проще? Ничего непристойного в этом не было. Во всяком случае, для Нойс и ее современниц. Уж ему-то следовало бы это знать! Он был бы непроходимым кретином, если бы стал допрашивать Нойс о ее прежних увлечениях. С таким же точно успехом он мог бы расспрашивать девушку из своего родного Столетия, не случалось ли ей обедать в присутствии мужчин и было ли ей при этом стыдно? Слегка покраснев, он смущенно спросил: - А что ты сейчас думаешь обо мне? - Ты славный и очень милый, - ответила она. - Если бы ты к тому же пореже хмурил брови... Почему ты не улыбаешься? - Смешного мало, Нойс. - Ну, пожалуйста. Я хочу проверить, могут ли твои губы растягиваться. Давай попробуем. Она положила свои пальчики на уголки его губ и слегка оттянула их. Харлан отдернул голову и не смог удержаться от улыбки. - Вот видишь. Ничего страшного не случилось. Твои щеки даже не потрескались. Тебя очень красит улыбка. Если ты будешь каждый день упражняться перед зеркалом и научишься улыбаться, то станешь совсем красивым. Но его улыбка, и без того еле заметная, сразу погасла. - Нам грозят неприятности? - тихо спросила Нойс. - Да, Нойс, большие неприятности. - Из-за того, что у нас было? Да? В тот вечер? - Не совсем. - Но ведь ты знаешь, что я одна во всем виновата. Если хочешь, я им так и скажу. - Ни за что! - энергично запротестовал Харлан. - Не смей брать на себя вину. Ты ни в чем, ни в чем не виновата. Дело совсем в другом. Нойс тревожно посмотрела на счетчик: - Где мы? Я даже не вижу цифр. - Когда мы, - машинально поправил ее Харлан. Он убавил скорость настолько, чтобы можно было различить номера Столетий. Нойс изумленно раскрыла глаза. - Неужели это верно? Харлан равнодушно взглянул на Счетчик. Тот показывал 72000. - Не сомневаюсь. - Но где же мы остановимся? - Когда мы остановимся? - В далеком-далеком будущем, - угрюмо ответил он, - там, где тебя никогда не найдут. Они молча смотрели, как растут показания Счетчика. В наступившей тишине Харлан мысленно вновь и вновь повторял себе, что Финжи намеренно оклеветал ее. Да, она откровенно призналась, что в его обвинении была доля истины, но ведь с той же искренностью она сказала ему, что и сам по себе он ей не безразличен. Внезапно Нойс встала и, подойдя к Харлану, решительным движением остановила капсулу. От резкого темпорального торможения к горлу подступила тошнота. Ухватившись руками за сиденье, Харлан закрыл глаза и несколько раз тяжело сглотнул. - В чем дело? Нойс стояла рядом, ее лицо было пепельно-серым; две-три секунды она ничего не могла ответить. - Эндрю, не надо дальше. Я боюсь. Эти числа так велики. Счетчик показывал: 111394. - Сойдет, - угрюмо заметил Харлан и, протянув ей руку, добавил с мрачной торжественностью: - Пошли. Я покажу тебе твое новое жилище. Взявшись за руки, словно дети, они бродили по пустынным помещениям. Тускло освещенные коридоры терялись вдали. Стоило только переступить через порог, как в темных комнатах вспыхивал яркий свет. Воздух был неподвижен, ни сквозняка, ни дуновения, но его свежесть и чистота свидетельствовали о хорошей вентиляции. - Неужели здесь никого нет? - тихо спросила Нойс. - Ни души. - Харлан хотел громким и уверенным ответом развеять свой страх перед "Скрытыми Столетиями", но почему-то и он сбился на шепот. Они забрались так далеко в будущее, что Харлан даже не знал толком, как это Время называть. Говорить - сто одиннадцать тысяч триста девяносто четвертое - было смешно. Обычно этот период называли просто и неопределенно - "Стотысячные Столетия". Глупо было в их положении ломать голову еще и над этой проблемой, но теперь, когда возбуждение, вызванное побегом сквозь Время, несколько улеглось, Харлан вдруг с особенной силой осознал, что находится в области Вечности, куда не ступала нога человеческая, и ему стало не по себе. Ему было стыдно за свой испуг; стыдно вдвойне, поскольку Нойс была свидетельницей его страха, но он ничего не мог с собой поделать. От страха противно сосало под ложечкой и по спине бежали мурашки. - Как здесь чисто, - прошептала Нойс, - даже пыли нет. - Автоматическая уборка, - ответил Харлан. Ему казалось, что он чуть не надорвал связки от крика, на самом же деле он произнес и эти слова тихим голосом. - И ни одного человека на тысячи Столетий в прошлое и будущее, - добавил он. По-видимому, Нойс это ничуть не встревожило. - Неужели везде все устроено так же, как здесь? - спросила она. - Ты обратил внимание - на складах полно продовольствия и всяких запасов, полки библиотеки заставлены фильмокнигами? - Да, конечно. Каждый Сектор полностью снаряжен и оборудован. - Но зачем, если в них никто не живет? - Простая логика, - ответил Харлан. Когда он разговаривал, ему было не так жутко. Выскажи вслух то, что тебя пугает, и это явление, потеряв ореол таинственности, покажется обыденным и простым. - Давным-давно, еще на заре существования Вечности, где-то в 300-х Столетиях был изобретен дубликатор массы. Не понимаешь? При помощи специального резонансного поля можно превратить энергию в вещество, причем атомные частицы занимают те же положения - с учетом принципа неопределенности, - что и в исходной модели. В результате получается идеально точная копия предмета. Вечность приспособила дубликатор для своих нужд. В то время у нас было построено всего шестьсот или семьсот Секторов. Перед нами стояли грандиозные задачи по расширению зоны нашего влияния. "Десять новых Секторов за один биогод" - таков был ведущий лозунг тех лет. Дубликатор сделал эти огромные усилия ненужными. Мы построили один Сектор, снабдили его запасами продовольствия, воды, энергии, начинили самой совершенной автоматикой и запустили дубликатор. И вот сейчас мы имеем по Сектору на каждое Столетие. Я даже не знаю, насколько они протянулись в будущее - вероятно, на миллиарды лет. - И все похожи на этот? - Да, все совершенно одинаковые. По мере расширения Вечности мы просто занимаем очередной Сектор и переоборудуем его по моде соответствующего Столетия. Затруднения возникают только в энергетических Столетиях. Но ты не бойся - до этого Сектора мы еще не скоро доберемся. Он решил не рассказывать ей о Скрытых Столетиях. Незачем ее пугать. Прочитав на ее лице недоумение, он торопливо добавил: - Не думай, что строительство Секторов было неразумной тратой сил и материалов. В конце концов расходовалась только энергия, а ее мы черпаем в неограниченных количествах из вспышки Новой... Она прервала его: - Нет, дело не в этом. Просто я никак не могу вспомнить. - О чем? - Ты сказал, что дубликатор изобрели в 300-х. Но у нас в 482-м его нет, и я никак не могу вспомнить ни одного упоминания о нем в фильмокнигах по истории. Харлан задумался. Хотя Нойс была всего на два дюйма ниже его, он внезапно почувствовал себя великаном рядом с ней, могущественным полубогом Вечности. Нойс казалась ему маленьким, беззащитным ребенком, и он должен был провести ее по головокружительным тропкам, ведущим к истине, и открыть ей глаза на мир. - Нойс, дорогая моя, - сказал он, - давай присядем где-нибудь, и я тебе все объясню. Представление о том, что Реальность не является чем-то установившимся, вечным и нерушимым, что она подвержена непрерывным изменениям, было не из тех, которые легко укладываются в сознании человека. В безмолвной тишине бессонных ночей Харлан до сих пор еще нередко вспоминал первые дни Ученичества и свои отчаянные попытки отрешиться от Времени, разорвать все связи со своим Столетием. Рядовому Ученику требовалось почти полгода, чтобы узнать и осмыслить правду; понять до конца, что он уже никогда (в самом буквальном смысле этого слова) не сможет вернуться домой. И дело было не только в суровых законах Вечности, которые запрещали ему это, но и в неумолимом факте, что того дома, который он знал, могло уже больше не существовать, что в каком-то смысле этого дома вообще не существовало. На разных Учеников это известие действовало по-разному. Харлан хорошо помнил, как посерело и вытянулось лицо его однокурсника Бонки Латуретта, когда Наставник Ярроу развеял их последние сомнения на этот счет. В тот вечер никто из Учеников не притронулся к ужину. Они сбились в кучку, словно согревая друг друга теплом своих тел. Никто не заметил отсутствия Латуретта. Было много шуток и смеха, но шутки не получались, а смех звучал фальшиво. Кто-то произнес робким, дрожащим голосом: - Выходит, у меня и мамы не было. Если я вернусь к родителям, в 95-е, они, наверно, скажут: "А ты откуда взялся? Мы тебя не помним. Чем ты докажешь, что ты наш ребенок? У нас вообще не было сына. Уходи от нас и не выдумывай". Они нерешительно улыбались и кивали головами, одинокие мальчики, у которых не осталось ничего, кроме Вечности. Латуретта обнаружили в постели. Он спал крепким сном. Его дыхание было подозрительно учащенным, а на левой руке виднелась небольшая красная точка, оставшаяся после укола шприца. К счастью, на нее сразу же обратили внимание. Вызвали Наставника, и несколько дней они боялись, что в их классе станет одним Учеником меньше, но все обошлось. Через неделю Бонки уже сидел за партой. Но Харлан был дружен с ним и знал, что рана, оставленная в его душе этой ужасной ночью, так и не зажила. А теперь Харлану предстояло объяснить, что такое Реальность, девушке, которая, в сущности, была немногим старше тех мальчиков, и объяснить так, чтобы она поняла раз и навсегда. У него не было выбора. Нойс должна знать, что их ждет и как ей себя вести. Он начал рассказ. Они сидели в конференц-зале за длинным столом, рассчитанным человек на двадцать, ели консервы, замороженные фрукты, пили холодное молоко, и Харлан рассказывал. Он пытался смягчить удар, осторожно выбирая выражения, но в этом не было нужды. Нойс схватывала его объяснения на лету, и, еще не дойдя до середины своей лекции, Харлан вдруг с изумлением обнаружил, что ее реакция не так уж плоха. Она не испугалась и не растерялась; она только разозлилась. От гнева ее бледное лицо слегка порозовело, а черные глаза, казалось, стали еще более черными и бездонными. - Но ведь это же преступление, - воскликнула она, - как вы смеете? Кто позволил Вечным распоряжаться нашей судьбой? - Наша цель - благо человечества, - снисходительно пояснил Харлан. Конечно, ей всего не понять. Она - человек из Времени с ограниченным кругозором. Как все Времяне, она ничего не видит дальше собственного Столетия. Ему даже стало немного жаль ее. - Благо человечества? А дубликатор вы тоже уничтожили для нашего блага? - Пусть судьба дубликатора тебя не беспокоит. Мы сохранили его у себя. - Вы-то сохранили, а как насчет нас? Ведь мы в 482-м тоже могли бы его иметь. Она взволнованно размахивала в воздухе двумя маленькими кулачками. - Вам бы он не принес ничего хорошего. Не волнуйся, дорогая, и выслушай меня до конца. Судорожным движением - ему еще предстояло научиться дотрагиваться до нее, не боясь прочитать на ее лице отвращение, - он схватил ее за руки и крепко сжал их. Несколько секунд она пыталась вырваться, затем смирилась и даже рассмеялась: - Продолжай, глупенький, только не смотри на меня так мрачно. Ведь я виню не тебя. - Тут некого винить, Нойс. Никто ни в чем не виноват. Мы были вынуждены так поступить. Случай с дубликатором - один из классических примеров. Я проходил его еще в школе. Дублируя предметы, можно дублировать и людей. При этом возникают очень сложные и запутанные проблемы. - Но разве эти проблемы не в состоянии решать само человечество? - Не всегда. Мы тщательно изучили всю эту эпоху и убедились, что люди не нашли удовлетворительного решения этой проблемы. Не забывай, что каждая неудача сказывается не только на них самих, но и на всех их потомках, на всех последующих обществах. Более того, проблема дубликатора вообще не может иметь удовлетворительного решения. Это одна из тех гадостей, вроде атомных войн и наркотических сновидений, которые не имеют права на существование. Их надо вырывать с корнем, когда бы они ни встретились. Дубликатор может принести людям только несчастье. - Откуда у вас такая уверенность? - Пойми, Нойс, мы располагаем великолепными Вычислительными машинами. Кибермозг по своим возможностям превосходит все созданное людьми в этой области во всех Реальностях и Столетиях. Он может рассчитывать, с учетом влияния тысяч и тысяч переменных, насколько желательна или нежелательна любая Реальность. - Машина! - презрительно фыркнула Нойс. Харлан осуждающе посмотрел на нее, но тут же раскаялся. - Пожалуйста, не веди себя как ребенок. Конечно, тебе неприятно думать, что окружающий тебя мир совсем не так прочен и незыблем, как кажется. Всего год назад, до прошлого Изменения, ты сама и весь твой мир могли быть только тенью вероятности, но разве это что-либо меняет? У тебя ведь сохранились все воспоминания о прожитой жизни? Ты ведь помнишь свое детство и своих родителей, не правда ли? - Конечно. - Так не все ли тебе равно, как ты жила в той Реальности? Я хочу сказать, что результат тот же самый, как если бы ты прожила свою жизнь в соответствии со своими теперешними воспоминаниями. - Не знаю. Мне надо подумать. А что, если мой завтрашний день снова станет лишь сновидением, тенью, призраком, или как ты там его назвал? - Что ж, тогда будет новая Реальность, а в ней будет жить новая Нойс со своими новыми воспоминаниями. Все будет так, словно ничего не произошло, с той только разницей, что общая сумма человеческого счастья снова немного возрастет. - Знаешь, меня почему-то это не удовлетворяет. - Кроме того, - торопливо добавил Харлан, - тебе сейчас ничего не угрожает. Скоро в твоем Столетии возникнет новая Реальность, но ведь ты сейчас находишься в Вечности, под защитой Поля Биовремени. Изменение не коснется тебя. - Если, как ты утверждаешь, никакой разницы нет, - угрюмо сказала Нойс, - к чему тогда было затевать эту историю с моим похищением? - Потому что ты мне нужна такой, какая ты есть, - с неожиданным для себя пылом воскликнул Харлан, - я не хочу, чтобы ты изменилась хоть на самую малость! Еще немного, и он бы проболтался, что, если бы не ее суеверия относительно Вечных и бессмертия, она даже не поглядела бы в его сторону. Нойс испуганно оглянулась. - Неужели мне придется всю свою жизнь провести вот здесь? Мне будет... одиноко. - Нет, нет, не бойся. - Он с такой силой сжал ее руки, что она поморщилась от боли. - Я выясню твою Судьбу в новой Реальности, и ты вернешься обратно, но только как бы под маской. Я позабочусь о тебе. Мы получим официальное разрешение на союз, и я прослежу, чтобы тебя впредь не коснулись никакие Изменения. Я Техник, и, говорят, неплохой, так что я немного разбираюсь в Изменениях. И я еще кое-что знаю, - угрожающе добавил он и осекся... - Но разве это дозволено? - спросила Нойс. - Я хочу сказать, разве можно забирать людей в Вечность, предохраняя их от Изменений? У меня это как-то не вяжется с тем, что ты мне рассказал. При мысли о десятках тысяч безлюдных Столетий, окружающих его со всех сторон, по спине у Харлана пробежала холодная дрожь. Ему стало жутко. Он почувствовал себя изгнанником, отрезанным от Вечности, которая до сих пор была для него единственным домом и единственной верой; отщепенцем вдвойне, изринутым из Времени и пожертвовавшим Вечностью ради любимой женщины. - Нет, это, запрещено, - подавленно ответил он. - Я совершил ужасное преступление, и мне больно и стыдно. Но если бы понадобилось, я повторил бы его еще раз и еще раз... - Ради меня, Эндрю? Да? Ради меня? - Нет, Нойс, ради себя самого. - Он сидел, опустив глаза. - Я не могу тебя потерять. - А если нас поймают? Что тогда? Ответ на этот вопрос был известен Харлану с той самой ночи в 482-м. Его безумная догадка сулила ему огромное могущество. Но до сих пор он все еще не осмеливался взглянуть правде в глаза. - Я никого не боюсь, - медленно проговорил он. - Пусть только попробуют тронуть нас! Они даже не подозревают, как много я знаю. Глава 9. ИНТЕРМЕДИЯ Последующие дни казались потом Харлану настоящей идиллией. Впрочем, единственное, что в них было идиллического, это часы, проведенные им с Нойс, но они словно окрасили все его воспоминания в розовый цвет. Столько событий произошло в эти бионедели, что все смешалось в его памяти. Ему запомнились только отдельные эпизоды. Эпизод первый. Вернувшись в Сектор 482-го, он не спеша уложил свои личные пожитки, главным образом одежду и пленки; тщательно и любовно упаковал тома Первобытного журнала. Переноска его вещей в грузовую капсулу уже заканчивалась, когда к нему подошел Финжи. - Я вижу, вы нас покидаете. - Как всегда, Финжи безошибочно выбрал самое банальное выражение. Он улыбался, почти не разжимая губ. Руки его были заложены за спину, и он словно шарик покачивался на пухлых ножках. Даже не взглянув на своего бывшего начальника, Харлан глухо пробормотал: - Да, сэр. - В своем донесении Старшему Вычислителю Твисселу я упомяну, что вы провели Наблюдение в 482-м самым удовлетворительным образом. Харлан промолчал. Благодарить Финжи было свыше его сил. Финжи продолжал, Неожиданно понизив голос: - Я решил пока не сообщать о вашем нападении на меня. Несмотря на приторную улыбку и ласковый взгляд, в его голосе явно проскальзывало злорадство. Пристально посмотрев на него, Харлан Ответил: - Как вам будет угодно, Вычислитель. Эпизод второй. Он снова обосновался в 575-м. Вскоре после своего возвращения он встретил Твиссела. Он был почти счастлив снова увидеть эту крохотную фигурку с морщинистым личиком гнома. Даже вид белого цилиндрика, дымящегося между двух запачканных табаком пальцев, доставил ему удовольствие. - Вычислитель, - обратился к нему Харлан. Твиссел, выходивший в этот момент из своего кабинета, несколько секунд глядел на Техника, не узнавая его. Было заметно, как сильно он устал; лицо его осунулось, глаза покраснели и ввалились. - А, Техник Харлан, - сказал он наконец. - Ну как, закончили свою работу в 482-м? - Да, сэр. Реакция Твиссела была странной. Он посмотрел на свои часы, которые, как и все часы в Вечности, показывай биологическое время, служили заодно календарем, и произнес: - Дела идут на лад, мой мальчик, дела идут на лад. Теперь уже скоро. У Харлана екнуло сердце. В прошлую встречу с Твисселом эти слова не имели бы для него никакого значения. Теперь же ему показалось, что он понимает их скрытый смысл. Твиссел, вероятно, очень устал, иначе его намек не был бы таким прозрачным. А может быть, Вычислитель считает его достаточно загадочным и потому безопасным. - Как поживает мой Ученик? - Харлан постарался задать этот вопрос как можно более непринужденным тоном, чтобы не чувствовалась его связь со словами Твиссела. - Чудесно, чудесно, - ответил Твиссел, но его мысли были заняты чем-то другим. Он торопливо затянулся почти догоревшей сигаретой, отпустил Харлана быстрым кивком головы и заторопился прочь. Эпизод третий. Ученик. Купер выглядел старше. Его возмужалость чувствовалась в каждом движении, даже в том, как он со словами: "Рад, что вы вернулись, Харлан", - протянул ему руку. А может быть, дело просто в том, что прежде Купер был для Харлана всего только Учеником, а сейчас, зная, какие грандиозные планы с ним связаны, Харлан уже не мог смотреть на него прежними глазами. Однако выдавать себя не следовало. Они сидели в комнате Харлана, где молочная белизна фарфоровых стен доставляла Технику чисто физическое наслаждение после кричащих аляповатых красок 482-го. Как ни пытался он связать необузданную пышность барокко с воспоминаниями о Нойс, эта безвкусица ассоциировалась в его мозгу только с Финжи. Воспоминания о Нойс связывались у него с аскетической строгостью Секторов в Скрытых Столетиях. Он торопливо заговорил, словно пытаясь скрыть свои опасные мысли: - Ну, Купер, чем ты здесь без меня занимался? Купер засмеялся, застенчиво погладил свои свисающие книзу усы и ответил: - Математикой, одной лишь математикой. - Да? Наверно, уже добрался до очень мудреных разделов? - До самых мудреных. - Ну, и как успехи? - Пока сносно. Я, знаете ли, усваиваю все довольно легко. Вообще математика мне нравится. Вот только задания с каждым разом все больше и сложнее. Харлан кивнул, чувствуя, как крепнет его уверенность. - Матрицы Темпоральных полей и все такое прочее? Но Купер, слегка покраснев, повернулся к книжным полкам и уклонился от ответа. - Давайте поговорим о Первобытных Временах? Меня интересует несколько вопросов. Например, городская жизнь в 23-м веке. Особенно в Лос-Анджелесе. - Почему в Лос-Анджелесе? - Да так, занятный городишко. Вам не кажется? - Нет, почему же? Но только его надо изучать в 21-м, в пору его наивысшего расцвета. - Не важно. Меня почему-то больше интересует 23-й век. - Ладно. Я не возражаю. Лицо Харлана осталось непроницаемым, но если бы эту непроницаемость можно было соскоблить, под ней обнажилась бы угрюмая уверенность. Его гениальная интуитивная догадка уже не была больше только догадкой. Все подтверждало ее. Эпизод четвертый. Изыскания. Точнее, двойной поиск. В первую очередь - выяснить судьбу Нойс. Ежедневно жадными глазами он пробегал донесения, складываемые на стол Твиссела. Копии проектов предполагаемых или запланированных Изменений Реальности в различных Столетиях автоматически направлялись Твисселу как члену Совета Времен, и Харлан был уверен, что ничего не пропустит. Прежде всего он хотел познакомиться с предстоящим Изменением в 482-м, а кроме того, найти проект еще одного Изменения - любого Изменения в любом Столетии, - которое содержало бы какой-то дефект, ошибку, недостаток, малейшее отклонение от совершенства, заметное его натренированному глазу. Строго говоря, эти донесения не предназначались для него, но Твиссел в эти дни редко бывал в своем кабинете, а никто другой не осмелился бы вмешаться в действия его личного Техника. Такова была первая половина его поисков. Вторая проходила в библиотеке - точнее, в филиале центральной библиотеки, расположенном в 575-м. Впервые он отважился выйти за рамки тех отделов, которые раньше всецело поглощали его внимание. В прошлом он то и дело наведывался к полкам с пленками, посвященными Первобытной истории - этот раздел был представлен очень скудно, так что большую часть источников ему приходилось выписывать из далекого прошлого, в основном, разумеется, из Секторов, расположенных в конце третьего тысячелетия. Теперь же он с любопытством бродил среди катушек фильмокниг, посвященных другим проблемам. Впервые он занялся изучением пленок, описывающих само 575-е Столетие: его географию, которая почти не менялась от Реальности к Реальности, историю, менявшуюся в большей степени, и Социологию, претерпевавшую наибольшие изменения. Это не были донесения Наблюдателей или доклады Вычислителей (с ними он более или менее был знаком), а книги, созданные самими Времянами. Среди них были художественные произведения, написанные в 575-м, и их вид напоминал ему бурные дискуссии о влиянии Изменений на произведения искусства. Вечный вопрос - повлияет ли Изменение на данный шедевр или нет? Если повлияет, то как? Можно ли считать Изменение удачным, если при этом гибнут произведения искусства? Кстати, возможно ли вообще не субъективное мнение по вопросам искусства? Можно ли свести искусство к количественным показателям, доступным обработке на Вычислительных машинах? Главным оппонентом Твиссела по этому вопросу был Вычислитель по имени Август Сеннор. Постоянные выпады Твиссела по адресу Сеннора и его воззрений разожгли любопытство Харлана и побудили его прочесть некоторые книги Сеннора. Он был поражен прочитанным. Сеннор открыто (к полному замешательству Харлана) задавал вопрос: не может ли появиться в новой Реальности личность, аналогичная человеку, взятому из предыдущей Реальности в Вечность? Затем он подвергал анализу возможность встречи Вечного со своим Аналогом во Времени, рассматривая отдельно случаи, когда Вечный знает и не знает об этом. (Здесь он слишком близко подошел к тому, что для каждого Вечного было предметом затаенного страха, и Харлан, беспокойно поежившись, торопливо пропустил несколько кадров.) И, разумеется, он уделял много внимания судьбам произведений литературы и искусства при Изменениях Реальности. Твиссел даже слышать не хотел о подобных вещах. - Если невозможно рассчитать ценность произведений искусства, - кричал он Харлану, - то какой смысл вести бесконечную дискуссию! И Харлан знал, что взгляды Твиссела разделяет подавляющее большинство членов Совета Времен. И все же теперь, стоя перед полками с книгами Эрика Линколлью, называемого обычно самым выдающимся романистом 575-го, Харлан думал именно об этом. Он насчитал пятнадцать Полных собраний сочинений, взятых из разных Реальностей. Было очевидно, что все они чем-то отличаются друг от друга. Один комплект, например, был меньше всех остальных. Харлан подумал, что, верно, добрая сотня Социологов заработали свои звания, проанализировав отличия в этих Собраниях сочинений с точки зрения социологической структуры каждой Реальности. Харлан побродил немного по выставке приборов и механизмов, изъятых из различных Реальностей 575-го. Он знал, что многие из них были вычеркнуты из Времени и сохранились только в музеях Вечности как образцы человеческого таланта. Вечность была вынуждена оберегать человека от последствий его чрезмерно живого технического воображения. Развитие науки и техники всегда доставляло Вечным кучу хлопот. Не проходило биогода, чтобы где-нибудь во Времени ядерная технология не подошла слишком близко к опасной точке, требуя срочного вмешатель