шенно здорова. Луч вонзился ей в левый глаз. Она на каких-то стимуляторах, сказал он Прайору уже совершенно другим тоном. Постарайся не моргать, Мона. Луч переместился на другой глаз. Что это, Мона? Сколько ты приняла? Магик. Она сморщилась от света. Холодные твердые пальцы взяли ее за подбородок, наклоняя голову вправо. Сколько? Кристалл... Луч погас. Гладкое лицо китайца оказалось близко, очень близко, защитные очки утыканы всякими линзами, прорезями, маленькими бляшками из черных стальных петелек. Знаешь ли, нет никакой возможности определить, насколько он чист, пожурил медик. Он чистый, совсем чистый, сказала она и захихикала. Отпустив ее подбородок, Джеральд улыбнулся. Ну это не будет проблемой, сказал он. Ты не могла бы открыть рот? Пожалуйста. Рот? Я хочу посмотреть твои зубы. Мона перевела взгляд на Прайора. С этим тебе повезло, сказал Прайору Джеральд, с помощью все того же лучика заглядывая ей в рот. Состояние вполне удовлетворительное, и по конфигурации он близок к требуемой модели. Коронки, пломбы. Мы знали, что можем на тебя рассчитывать, Джеральд. Сняв очки, Джеральд с полминуты молча глядел на Прайора. Потом повернулся к черному чемоданчику, чтобы убрать прибор. И с глазами тоже удачно. Очень похожи. Только подкрасить. Теперь из чемоданчика появился пакет; китаец разорвал его и натянул на правую руку светлую хирургическую перчатку. Сними полотенце, Мона. Устраивайся поудобнее. Она посмотрела на Прайора, на Джеральда. Вы хотите посмотреть мои бумаги, анализ крови и всякое такое? Нет, сказал Джеральд, с этим все в порядке. Она выглянула в окно, надеясь увидеть барана, но тот исчез. И небо теперь казалось гораздо темнее. Развязав полотенце, она дала ему упасть на пол, потом легла на спину на бежевый темперлон. Это не многим отличалось от того, за что ей обычно платили, даже заняло меньше времени. В ванной комнате, с раскрытой на коленях косметичкой, размалывая себе очередной кристалл, Мона решила, что имеет полное право на паршивое настроение. Сперва Эдди сваливает куда-то без нее, потом является Прайор с этим жутким медиком да еще говорит, что Эдди будет спать в другом номере. Там, во Флориде, ей не помешало бы немного свободы от Эдди, но здесь-то все по- другому. Ей совсем не хотелось оставаться одной, а попросить у Прайора ключ она до смерти боялась. У него-то, черт побери, ключ есть, чтобы он мог в любое время приводить сюда своих кошмарных приятелей. И что это, интересно, за сделка? И история с пластиковым дождевиком тоже сидела занозой. Чертов одноразовый пластиковый дождевик. Она вспушила измельченный магик между нейлоновыми пластинками, осторожно ссыпала в ингалятор, резко выдохнула и, приложив мундштук к губам, вдохнула. Облачко желтой пыли осело на перепонках горла; какая-то часть, вероятно, даже дошла до легких. Она как-то слышала, что это, мол, bpedmn для здоровья. Когда Мона шла в ванну, чтобы закинуться, у нее не было никаких особенных планов, но потом, когда в основании шеи начало покалывать, она обнаружила, что думает об улицах вокруг отеля, по крайней мере, о тех, какие она видела из окна машины. Там клубы, бары, магазины со шмотками в витринах. Музыка. Вот что сейчас бы не помешало, да и толпа тоже. Можно затеряться в толпе, забыть о самой себе, просто быть. Дверь не заперта, это она знала; Мона уже попробовала ее открыть. Впрочем, за ее спиной дверь автоматически захлопнется, а у нее нет ключа. Но она же остановилась в этой дыре, так что Прайор не мог не зарегистрировать ее у стойки. Мона задумалась, не спуститься ли ей вниз, чтобы попросить у женщины- администратора ключ, но от одной мысли об этом ей стало как-то не по себе. Знает она этих пиджаков за стойками и то, как они на тебя смотрят. Нет, решила она, лучше остаться в номере, застимить новье Энджи. Десять минут спустя она уже была на пути к боковому выходу и бегом из главного вестибюля. В голове пел магик. Снаружи моросило. Может, капало с куполов? Для вестибюля она накинула белый дождевик, решив, что Прайор, в конце концов, знает, что делает, а вот теперь и сама была рада, что захватила его с собой. Выудила мятую распечатку факса из переполненного мешка с мусором и прикрыла им голову, чтобы не намочить волосы. Было не так холодно, как до этого, опять же неплохо. Ни один из предметов ее туалета нельзя было назвать теплым. Оглянулась вправо-влево по авеню, решая, куда пойти. Перед ней с полдюжины почти одинаковых фасадов гостиниц, строй такси-рикш, глянцевое на дожде поблескивание шеренги небольших магазинов. И люди, целые толпы, как в центре Кливленда, но все так клево одеты и идут с таким видом, будто они крутые, и у всех у них есть куда идти. Просто слейся с ними, подумала она. Магик придал ей сладкое второе дыхание, которое окунуло ее в реку симпатичных людей даже думать не надо. Только постукивать по мостовой каблучками новеньких туфель, держа над головой факс, и вдруг заметить опять удача, что дождь перестал. Она не против была бы поглазеть на витрины, когда толпа несла ее мимо, но подхвативший Мону поток сам по себе был удовольствием, а потом никто ведь не останавливается. Мона решила удовлетвориться беглым осмотром каждая витрина как новая вспышка красок... Одежда была точь-в-точь как в стимах, а некоторые вещи вообще таких фасонов, какие она нигде до сих пор не видела. Мое место здесь, думала она. Мне все это время надо было быть здесь. Не на рыбной ферме, не в Кливленде и не во Флориде. Вот оно, настоящее место кто угодно может сюда приехать, и не нужен для этого никакой стим. Она ведь никогда не видела этой части города в стимах, той, где люди живут постоянно. А звезда вроде Энджи... Это не ее город. Энджи развлекалась бы где-нибудь в высоком замке с другими звездами стима, а не здесь на улице. Но, Боже, как тут красиво, ночь такая яркая, вокруг струится толпа, несет ее мимо всех этих чудесных вещей, которые, если повезет, сами упадут тебе в руки. А вот Эдди это все не нравится. Во всяком случае, он всегда трепался о том, как тут дерьмово, слишком много народу, квартирная плата слишком высока, слишком много полиции и конкурентов. Ну да, а выждал ли он хотя бы пару секунд, когда Прайор предложил сделку? А впрочем, она, кажется, знает, почему Эдди так собачится. Он провалился здесь, как-то по-черному влип или свалял дурака. Не то он сам не желает, чтобы ему об этом напоминали, а может, есть люди, которые не забудут ему напомнить, как только Эдди вернется. Это явно слышалось в злости, с какой он отзывался об этом месте, точно так же, как Эдди ругал любого, кто сказал бы ему, что его гениальные планы не сработают. Каждый новый приятель, такой ловкач и умница в первый вечер, на следующий же день становился полным придурком, беспросветным тупицей, ума ну ни на грош. Мимо огромного магазина с классным стим-оборудованием в витрине да уж, экипировка для асов вся такая матово-черная, хрупкая, под сенью голографической Энджи, которая смотрит на прохожих с этой своей знаменитой, чуть печальной улыбкой. Как они все скользят мимо! Что да, то да королева ночи. Толпа-река вытекла на какую-то круглую площадь, место, где встречались четыре улицы, и закружилась вокруг фонтана. Мона брела, сама не зная куда, h ее вынесло прямиком к фонтану а люди вокруг растекались во всех направлениях без остановки. Не беда, и здесь тоже были люди, некоторые даже сидели на потрескавшемся бетоне чаши. В центре фонтана стояла статуя, мрамор выветрился, углы оплыли. Что-то вроде ребенка верхом на огромной рыбине, а может, дельфине. Казалось, дельфинья пасть вот-вот готова выплеснуть водяную струю, если бы фонтан действовал. Но он не работал. Поверх голов тех, кто сидел на краю чаши, Моне было видно, что в воде плавают размокшие факсы и белые пластиковые стаканчики. Потом толпа у нее за спиной растаяла, отодвинулась изогнутой стеной тел, и тут на фоне фонтана вдруг отчетливо проступила будто подсветку включили троица, уставившаяся на нее с бордюра. Жирная девица с крашеными черными волосами, рот полуоткрыт, наверно, всегда такой, сиськи вываливаются из красного резинового корсета. Блондинка с длинным лицом и тонким синим шрамом помады, рука, похожая на птичью лапку, мнет сигарету. Мужчина с поблескивающими маслом руками, голыми, несмотря на холод, переса женные мускулы камнями бугрятся под синтетическим загаром и неприличной тюремной татуировкой... Эй ты, сука, с каким-то даже весельем окликнула жирная. Н'деюсь, ты не с'-ик-бираешься к'го-то здесь подцепить? Устало оглядев Мону, блондинка одарила ее блеклой я тут ни при чем ухмылкой и отвернулась. Будто черт на пружинках, с места вскинулся сутенер, но Мона, повинуясь жесту блондинки, уже двигалась сквозь толпу. Он схватил ее за руку, шов пластикового дождевика с треском разошелся, и Мона локтями протолкалась обратно в толпу. Верх взял магик и... следующая картинка она сознает, что до троицы уже больше квартала, приваливается к какому-то железному столбу и сползает по нему вниз, кашляя и обливаясь потом. А магик вдруг опять иногда такое случается поставил мир с ног на голову, и все кругом сделалось отвратительным. Лица в толпе казались загнанными и голодными, как будто всем им нужно срочно бежать по каким-то сугубо личным делам, а свет за стеклами магазинов стал холодным и жестким, и все вещи в витринах были выставлены лишь для того, чтобы сказать ей, что ничего такого у нее никогда не будет. Где-то звенел голос, злой детский голос, нанизывающий непристойности на одну бессмысленную бесконечную нить. Осознав, чей это голос, Мона примолкла. Левая рука мерзла. Она опустила глаза; рукава не было, а шов на боку разошелся чуть ли не до пояса. Сняв дождевик, она просто завернулась в него: может, тогда его жуткий вид будет не так заметен. Волной задержанного адреналина нахлынул магик, и Мона спиной оттолкнулась от столба. Ноги сразу подогнулись в коленях, и она еще успела подумать, что вот-вот отключится... Но магик опять сыграл с ней одну из своих шуточек, и вот она сидит на корточках во дворе у старика, летний закат, слоистая серая земля искорябана черточками игры, в которую она играла... но теперь она просто прячется, без всякого дела, смотрит мимо массивных чанов туда, где в зарослях черники над старой покореженной автомобильной рамой пульсируют светлячки. Из дома у нее за спиной льется свет и доносится запах пекущегося ржаного хлеба и кофе, который старик кипятит снова и снова, пока, как он говорит, ложка не встанет; он сейчас там, читает одну из своих книг, переворачивает иссохшие, крошащиеся коричневатые листы, нет ни одной страницы с целым углом. Книги приносили в потертых пластиковых мешках, и иногда они просто рассыпались в пыль у него в руках. Но если он находил что-нибудь, что ему хотелось бы сохранить, то доставал из ящика маленький карманный ксерокс, вставлял батарейки и проводил машинкой по странице. Она так любила смотреть, как из щелки вылезают свежие копии, с их особым запахом, который быстро исчезал, но старик никогда не давал ей подержать ксерокс в руках. Временами он громко читал вслух с какой-то странной заминкой в голосе, как человек, пытающийся что-то сыграть на музыкальном инструменте, за который он не брался многие годы. Эти его книги, никаких историй в них не было... Что это за история, если у нее нет ни начала, ни конца и никаких анекдотов она тоже не рассказывает? Эти его книги... Они были как окна во что-то уж очень странное, старик никогда не пытался что-либо объяснить; должно быть, сам ничего в них не понимал... а возможно, не понимал никто... Тут улица обрушилась на нее снова больно и ярко. Мона потерла глаза и закашлялась. ГЛАВА 12. АНТАРКТИКА НАЧИНАЕТСЯ ЗДЕСЬ Я готова, сказала Пайпер Хилл, с закрытыми глазами сидевшая на ковре в некоем подобии позы лотоса. Проведи левой рукой по покрывалу. Восемь изящных проводков тянулись из гнезд за ушами Пайпер к устройству, лежащему у нее на загорелых коленях. Энджи, завернувшись в белый махровый халат, смотрела на светловолосую Пайпер с края кровати. Черный тестирующий модуль закрывал ее лоб, как сдвинутая наверх глазная повязка. Энджи сделала, как было сказано, легонько проведя подушечками пальцев по грубому шелку и небеленому льну скомканного покрывала. Хорошо, скорее себе, чем Энджи, сказала Пайпер, касаясь чего-то на пульте. Еще. Энджи почувствовала, как пальцы ощущают фактуру ткани. Еще. Снова настройка. Теперь она уже могла различить отдельные волокна, отличить шелк от льна... Еще. Ее нервы взвизгнули, когда кончики пальцев, с которых словно содрали кожу, оцарапал стальной завиток шерсти, толченое стекло... Оптимально, сказала Пайпер, открывая голубые глаза. Из рукава кимоно она извлекла флакон из слоновой кости и, вынув пробку, протянула его Энджи. Закрыв глаза, Энджи осторожно понюхала. Ничего. Еще. Что-то цветочное. Фиалки? Еще. Голова закружилась от густых, доводящих до тошноты испарений теплицы. Обоняние в норме, сказала Пайпер, когда поблек удушливый запах. Не заметила. Энджи открыла глаза. Пайпер протягивала ей крохотный кружок белой бумаги. Только бы это была не рыба, сказала Энджи, лизнув кончик пальца. Коснулась бумажного конфетти, подняла палец к языку. Как-то один такой тест Пайпер на месяц отвадил ее от блюд из морских продуктов. Это не рыба, с улыбкой ответила Пайпер. Волосы, которые она всегда стригла очень коротко, создавали у нее над головой маленький выразительный нимб, оттенявший поблескивание графитовых разъемов, вживленных за ушами. Пресвятая Жанна в кремнии, сказал однажды Порфир. Истинной страстью Пайпер, похоже, была ее работа. Все эти годы она была личным техом Энджи, а кроме того, у нее сложилась репутация человека, незаменимого при улаживании всякого рода конфликтов. Карамель... Кто здесь еще, Пайпер? Закончив с Ашером, Пайпер застегивала молнию на нейлоновом с защитными прокладками кожухе пульта. Час назад Энджи слышала, как прибыл вертолет. По мере того как отступал сон, до нее доносились смех, потом шаги на веранде. На этот раз она отказалась от своих обычных попыток провести опись сна если это можно было назвать сном: наплывали чужие воспоминания, потом утекали прочь, откатывались на недостижимый для нее уровень, оставляя смутное эхо образов... Рэбел, ответила Пайпер, Ломас, Хикмен, Нг, Порфир, наш Папа Римский. А Робин? Нет. Континьюити, позвала она, встав под струю душа. Доброе утро, Энджи. Тор Фрисайд. Кому он принадлежит? Top был переименован в Мистику-2 нынешними совладельцами, компаниями Джулианна Груп и Карриббана Орбитал. Кому он принадлежал, когда там записывалась Тэлли? Тессье-Эшпул СА. Я хочу побольше узнать о Тессье-Эшпулах. Антарктика начинается здесь. Сквозь поток воды Энджи недоуменно воззрилась на белый круг динамика. Что ты говоришь? Антарктика начинается здесь двухчасовой документальный видеофильм. Исследование истории семейства Тессье-Эшпулов, снятое Гансом Беккером, Энджи. Он у тебя есть? Конечно. Дэвид Поуп недавно его заказывал. Фильм произвел на него большое впечатление. Правда? Когда? В прошлый понедельник. Тогда я посмотрю его сегодня вечером. Учтено. Это все? Да. До свидания, Энджи. Дэвид Поуп, Папа Римский съемочной группы. Ее режиссер. Порфир сказал, что Робин трезвонил на каждом углу, что ей слышатся какие-то голоса. Он говорил Поупу? Энджи коснулась керамической панели, вода стала горячее. Почему Поуп заинтересовался Тессье-Эшпулами? Она снова тронула щиток и охнула под иглами внезапно хлынувшей ледяной воды. Извне внутрь, изнутри вовне, фигуры из снов скоро всплывут, слишком скоро... Первое, что она увидела, войдя в гостиную, был картинно прислонившийся к подоконнику Порфир этакий воин племени масаи в складчатой накидке из черного шелкового крепа и черном кожаном саронге. Остальные встретили ее радостными возгласами, а Порфир, обернувшись, довольно хмыкнул. Ты застала нас врасплох, сказал развалившийся на кушетке Рик Рэбел. Он отвечал за монтаж и спецэффекты. Хилтон рассчитывал, что тебе захочется отдохнуть подольше. Нас вытащили чуть ли не со всего света, дорогая, добавил Келли Хикмен. Я был в Берлине, а Папа Римский на верху колодца, в самом разгаре творческого порыва, правда, Дэвид? Он оглянулся на режиссера, ища поддержки. Поуп это его, играя словами, съемочная группа величала Папой Римским 12 оседлал один из стульев эпохи Людовика XVI, упершись локтями в хрупкую спинку. Спутанные темные волосы падали на худое лицо. Когда позволяло расписание Энджи, Поуп снимал документальные фильмы для Ноулиджнета. Вскоре после того, как она подписала контракт с Сенснетом, Энджи анонимно приняла участие в одном из его минималистских арт-роликов: бесконечная прогулка по дюнам из испачканного землей розового атласа под искусственным стальным небом. Три месяца спустя кривая ее карьеры уже неуклонно ползла вверх пиратская версия этой пленки стала классикой андеграунда. Карен Ломас, дублерша Энджи, улыбалась из кресла слева от Поупа. Справа от него Келли Хикмен, костюмер, сидел на крашеном полу рядом с Брайаном Нг, учеником и помощником Пайпер. Ну вот, произнесла Энджи. Я вернулась. Простите, что мне пришлось выдернуть вас всех, но это было необходимо. Молчание. Чуть слышное поскрипывание позолоченных стульев. Брайан Нг кашлянул. Мы рады, что ты вернулась, сказала Пайпер, выходя из кухни с чашкой кофе в каждой руке. Снова возгласы радости на этот раз немного наигранной, потом все расхохотались. А где Робин? спросила Энджи. Миста Ланье в Лондоне, отозвался Порфир, уперев кулаки в затянутые в тисненую кожу бедра. Ожидаем с часу на час, сухо добавил Поуп, поднимаясь, чтобы взять себе чашку кофе. Что ты делал на орбите, Дэвид? спросила Энджи, принимая у Пайпер вторую чашку. Охотился за одиночками. Ты имеешь в виду одиноких людей? Нет, одиночек. Отшельников. Энджи, вмешался Хикмен, ты обязательно должна посмотреть атласное платье для коктейлей, присланное Девикком на той неделе! И у меня есть все купальные модели от Накамуры... Конечно, Келли, но... Но Поуп уже отвернулся сказать что-то Рэбелу. Эй, светясь энтузиазмом, подзуживал Хикмен, давай же! Пойдем примерим! Поуп большую часть дня провел с Пайпер, Карен Ломас и Рэбелом, обсуждая результаты утренних тестов Ашера и бесконечные мелкие детали того, что они называли новым включением Энджи. После ленча Брайан Нг поехал с ней на осмотр в частную клинику на Беверли-бульваре стены здания были выложены зеркальной плиткой. За те несколько минут, пока они ждали вызова в белой, заполненной цветами приемной ритуал, конечно: как будто назначенный визит к врачу, не сопровождайся он ожиданием, может показаться незавершенным, как бы ненастоящим, Энджи осознала, что задает себе один простой вопрос. Впрочем, не счесть раз, когда она этому удивлялась. Почему загадочное наследие ее отца veves, которые он прочертил в ее голове проскальзы вало незамеченным во всех до единого медицинских заведениях? Ее отец, Кристофер Митчелл, возглавлял гибридный проект, который в свое время позволил Маас Биолабс практически монополизировать рынок на ранней стадии производства биочипов. Тернер, человек, который увез ее в Нью-Йорк, дал ей что-то вроде досье на отца, биософт, скомпилированный ИскИном службы безопасности Мааса. Она погружалась в досье раза четыре за столько же лет. Наконец однажды очень пьяной ночью в Греции, после попытки перекричать Бобби, она швырнула досье с верхней палубы яхты какого- то ирландского промышленника. Она уже забыла причину ссоры, но прекрасно помнила смешанное чувство облегчения и потери, охватившее ее, когда короткий толстый цилиндрик блока памяти ударился о воду. Возможно, отец так ловко запрятал свою шараду, что она каким-то образом оставалась невидимой для сканирующей аппаратуры нейротехников. У Бобби была собственная теория, которая, как подозревала Энджи, была ближе к правде. Возможно, Легба, лоа, которому Бовуа приписывал способность к почти неограниченному доступу в киберпространственную матрицу, может изменять поток информации в момент его поступления на сканеры, представляя veves как прозрачные или несуществующие... Срежиссировал же Легба ее дебют в стим-индустрии и последовавшее за ним восхождение, в результате которого она затмила Тэлли Ишэм, мега-звезду Сенснета на протяжении целых пятнадцати лет. Но так много воды утекло с тех пор, как ею овладевали лоа, а теперь Бригитта сказала, что veves были прочерчены заново... Хилтон велел Континьюити выставить сегодня твою голову, сказал ей Нг, пока они ждали вызова. Да? Заявление для публики о твоем решении отправиться на Ямайку. Ты в нем хвалишь новые методы клиники, предостерегаешь против употребления наркотиков, горишь желанием снова взяться за работу. Благодарность аудитории плюс архивные съемки дома в Малибу... Континьюити мог генерировать видеоизображения Энджи и анимировать их по составленным из стимов шаблонам. Просмотр таких роликов вызывал легкое, но не сказать что неприятное головокружение один из тех редких случаев, когда она была способна напрямую осознать факт собственной славы. Из-за цветов прозвенел колокольчик. Вернувшись из города, она застала добровольных маркитантов на веранде за приготовлением барбекю. Энджи прилегла на кушетку под Вальмье, устало прислушиваясь к шуму прибоя. Из кухни доносилось, как Пайпер объясняет Поупу результаты осмотра. В этом не было необходимости, но оба они и Поуп, и Пайпер обожали подробности. Когда Пайпер и Рэбел, прихватив свитера, вышли на веранду и устроились у жаровни погреть над углями руки, Энджи в гостиной осталась наконец наедине q режиссером. Дэвид, ты собирался рассказать мне, что ты делал на верху колодца... Искал убежденных одиночек. Он запустил пятерню в спутанные волосы. Это желание появилось благодаря моему прошлогоднему проекту помнишь международные общины в Африке? Проблема возникла тогда, когда я поднялся наверх и выяснил, что каждый, кто решается на подобное, кто действительно живет на орбите в полном одиночестве, он, как правило, стремится к тому, чтобы так это и оставалось. Ты сам записывал? Интервью? Нет. Мне хотелось найти таких людей и уговорить их самим делать записи. И как? Не уговорил. Однако узнал несколько историй. Потрясающие байки. Один пилот с буксира рассказал мне, что на каком-то законсервированном японском заводе живут одичавшие дети-каннибалы. Короче, там, на орбите, у них чуть ли не своя мифология. Честное слово. Корабли-призраки, затерянные города... Если вдуматься, в этом есть даже какой-то пафос. Я хочу сказать, каждая из этих историй повествует о той или иной орбите, но что на одной, что на другой там все создано руками человеческими, имеет владельцев, занесено на карты. Будто видишь, как миф пускает корни посреди бетонной автостоянки. Но думаю, людям это необходимо, правда? Да, отозвалась она, думая о Легбе, о Маман Бригитте, о тысяче свечей. Однако, продолжал он, больше всего мне хотелось бы добраться до леди Джейн. Поразительная история. Совершенно готическая. Леди Джейн? Тессье-Эшпул. Это ее семья построила тор Фрисайд. Пионеры высокой орбиты. У Континьюити есть потрясающий видеофильм. Поговаривают, будто леди Джейн убила собственного отца. Она последняя в роду. Деньги кончились много лет назад. Она распродала все, приказала отпилить конец веретена и перебралась на новую орбиту... Энджи выпрямилась на кушетке, сцепив пальцы на плотно сжатых коленях. По спине побежали ручейки пота. Ты не слышала этой истории? Нет, проговорила она. Ну она сама по себе небезынтересна, поскольку дает представление о том, как ловко они умели уходить в тень. Подумать только, сколько денег они угрохали на то, чтобы держаться подальше от информационных агентств. Мать была Тессье, отец Эшпул. Они построили Фрисайд, когда ничего подобного просто не существовало. Фантастически разбогатели в процессе строительства. К моменту смерти Эшпула их концерн, "пожалуй, уже вовсю наступал на пятки Йозефу Виреку. И конечно, за это время они совершенно спятили и принялись подряд клонировать своих детей... Звучит... ужасно. И ты пытался... ты действительно пытался найти эту женщину? Ну я навел кое-какие справки. Континьюити достал мне фильм Беккера, ну а координаты ее орбиты, естественно, занесены во все справочники. Но как- то невежливо заявляться в гости, если тебя не приглашают, правда? А потом Хилтон вызвал меня обратно на Землю, снова за работу... Тебе нехорошо? Да, я... я думаю... Мне нужно переодеться, надеть что-нибудь потеплее. За послеобеденным кофе она, извинившись, пожелала всем доброй ночи. Порфир последовал за ней к лестнице. Все время обеда он старался держаться к ней поближе, как будто чувствовал, что ее снова что-то трево жит. Нет, подумала она, ничего нового. Просто сейчас в ней оживает то, чем она дышала, чем она жила раньше и всегда, все то, что так безжалостно закрывали от нее наркотики. Мисси будет осторожна, прошептал парикмахер так, чтобы, кроме нее, никто его не услышал. Со мной все в порядке, сказала она, поднимаясь на первую ступеньку. Слишком много людей. Я еще к этому не привыкла. Он стоял, глядя на нее снизу вверх, отблеск умирающих углей за его спиной высвечивал череп элегантно сработанный и в чем-то даже не человеческий. Энджи повернулась и стала взбираться по лестнице. Час спустя она услышала шум прилетевшего за съемочной группой вертолета. Дом, сказала она, теперь я посмотрю фильм Континьюити. Когда на свое место скользнул настенный экран, Энджи открыла дверь спальни и с минуту стояла на верхней площадке, прислушиваясь к звукам пустого дома. Прибой, жужжание посудомоечной машины, ветер, бьющийся в выходящие на веранду окна. Она повернулась назад к экрану и поежилась, внезапно увидев лицо, которое глядело на нее с зернистого стоп-кадра: брови, дугами выгнувшиеся над темными глазами, высокие хрупкие скулы и широкий решительный рот. Изображение начало расширяться, уходя во тьму зрачка: черный экран, затем белая точка, она растет, удлиняется, становится суженным к концам веретеном. Фрисайд. Вспыхивают немецкие титры. Ганс Беккер, сказал дом, озвучивая вступительный пассаж библиотечных работников Сенснета, немецкий видеохудожник, главной особенностью которого является пристрастное исследование жестко разграниченных областей визуальной информации. Его подход варьируется от классического монтажа до технологий, позаимствованных у промышленного шпионажа, от фантазий на темы глубокого космоса до киноархеологии. Фильм Антарктика начинается здесь, темой которого является изучение образов семейства Тессье-Эшпулов, в настоящее время расценивается как вершина карьеры кинематографиста. Патоло гически избегающий средств массовой информации индустриальный клан, ведущий свои операции из абсолютно закрытого орбитального дома, пред ставлял собой исключительно сложную цель. С исчезновением последнего титра белое веретено заполнило собой весь экран. Изображение сместилось к центру. Стоп-кадр. Молодая женщина в свободной черной одежде, фон неотчетлив. МАРИ-ФРАНС ТЕССЬЕ, МАРОККО. Это другое лицо, не лицо из заставки и не то, чьи воспоминания вторгаются в ее сны, и все же черты молодой Мари-Франс предвосхищают его, как будто под их покровом прячется личинка грядущего... Звуковая дорожка вплетала в наслоения статики и бормотание неразборчивых голосов атональные линии напряжения, а в это время изображение Мари-Франс сменилось официальным монохромным портретом молодого человека в крахмальном воротничке с топорщащимися уголками. Это было красивое лицо, с прекрасными пропорциями, но какое-то слишком жесткое, и во взгляде выра жение бесконечной скуки. ДЖОН ХЭРНЕСС ЭШПУЛ, ОКСФОРД. Да, подумала Энджи, я тебя встречала, и не один десяток раз. Я знаю историю твоей жизни, хотя мне и не позволено коснуться ее. И, если честно, вы мне совсем не нравитесь. Правда ведь, мистер Эшпул? ГЛАВА 13. ПОДВЕСНОЙ МОСТ Подвесной мост стонал и раскачивался. Носилки оказались слишком широкими, чтобы пройти между поручнями из натянутых веревок, поэтому их пришлось поднять выше и нести на уровне груди. Маленькая процессия ползла сантиметр за сантиметром по мосту над казавшейся бездонной темнотой. Впереди Джентри, крепко сжавший руками в перчатках ручки по обеим сторонам ног спящего. Слику достался более тяжелый конец, изголовье с привинченными к нему батареями и прочим оборудованием. Он чувствовал, как за ними следом пробирается Черри. Ему хотелось сказать ей, что им здесь вовсе ни к чему лишний вес, чтобы она убиралась вниз, но почему-то сказать не мог. Это была ошибка дать Джентри пакет наркотиков от Малыша Африки. Слик не знал, что это был за дерм, который вкатил себе Джентри, не знал, какая реакция начинается сейчас в его крови. Что бы это ни было, Джентри слетел с катушек, и теперь они качаются на этом чертовом подвесном мосту в двадцати метрах над бетонным полом Фабрики, и Слик готов был плакать или кричать от разочарования и обиды. Ему хотелось разбить что-нибудь, что угодно, но он не мог отпустить носилки. Чего стоила одна только улыбка Джентри, выхваченная из тьмы светом биодатчиков в изножье носилок. Свет падал ему на лицо каждый раз, когда Джентри делал следующий шаг назад по настилу... О Боже, голосом маленькой девочки сказала Черри, это просто трахнутый чертовый... Джентри вдруг нетерпеливо дернул носилки, и Слик едва удержал ручки. Джентри, сказал Слик, мне кажется, тебе стоит дважды над этим подумать. Джентри снял перчатки. В каждой руке он теперь держал по паре перемычек оптического кабеля, и Слику было видно, как дрожат разводные фитинги. Я хочу сказать, Малыш Африка серьезный мужик. Не порть ему игру. Ты не знаешь, с кем ты связываешься. Честно говоря, это было не совсем правдой, поскольку Слик знал, что Малыш слишком умен, чтобы делать ставку на месть. Но черт его знает, во что сейчас влипнет Джентри. Ничего я не порчу, сказал Джентри, подходя с переходниками к носилками. Послушай, приятель, вмешалась Черри, прервав ему вход, ты же можешь его убить. Его автономная нервная система просто полетит вверх тормашками. Почему ты его не остановишь? набросилась она на Слика. Почему ты просто не вышибешь из него мозги? Слик потер глаза. Потому что... ну не знаю. Потому что он... Послушай, Джентри, она говорит, что ты можешь прикончить несчастного ублюдка, если попытаешься сунуться в цепь. Ты слышал? Эл-Эф, низкочастотник, ответил Джентри, вот что я слышал. Зажав переходники зубами, он начал что-то делать с одним из коннекторов на серой пластине над головой спящего. Руки у него уже не дрожали. Мать твою, выдохнул Слик и прикусил костяшку пальца. Провод отошел. Одной рукой Джентри резко воткнул коннектор в разъем и стал быстро затягивать фитинг. Улыбнулся, все еще держа в зубах второй переходник. Катитесь вы ко всем чертям, бросила Черри, я умываю руки. Но не двинулась с места. Человек на носилках чуть слышно икнул. От этого звука волосы на руках у Слика встали дыбом. Отошел второй провод. Джентри вставил второй коннектор и стал затягивать фитинг и на нем. Черри тут же бросилась к изножью носилок, опустилась на колени, чтобы проверить показания приборов. Он это почувствовал, сказала она, поднимая глаза на Джентри, но показания вроде в порядке... Джентри отвернулся к своим консолям. Слик смотрел, как он вставляет в гнезда переходники. Может, думал он, все же как-нибудь обойдется. Джентри вскоре отрубится, носилки придется оставить здесь, наверху, пока не удастся заставить Черри и Пташку помочь ему перетащить их через подвесной мост. Но Джентри просто шиз; наверное, надо попытаться отобрать у него наркотики, может, тогда все вернется в нормальную колею... Я могу только верить, сказал Джентри, что это было предопределено. Предопределено ходом всей моей предшествующей работы. Я не стал бы претендовать на понимание того, как это могло произойти, но нас ведь интересует не почему, правда, Слик Генри? Он ввел с клавиатуры последовательность каких-то команд. Ты когда-нибудь задумывался над взаимосвязью между клинической паранойей и феноменом религиозного об ращения? О чем это он? спросила Черри. Слик мрачно покачал головой. Если он сейчас хоть что-нибудь скажет, это только подстегнет безумие Джентри. Теперь Джентри перешел к большому дисплею на проекционном столе. Есть миры внутри миров, продолжал он, не ожидая ответа на свой вопрос. Макрокосм, микрокосм. Сегодня вечером мы перетащили через подвесной мост целую Вселенную, то есть то, что вверху, похоже на то, что внизу... Конечно, было совершенно очевидно, что подобные вещи должны существовать, но я не смел и надеяться... Он с наигранной скромностью по- мальчишески оглянулся через расшитое черным бисером плечо. А теперь, сказал он, мы посмотрим на форму Вселенной, куда отправился путешествовать наш гость. И в этой форме, Слик Генри, я увижу... Он коснулся клавиши подачи тока на краю проекционного стола. И закричал. ГЛАВА 14. ИГРУШКИ А вот и вправду чудесная штука, сказал Петал, касаясь куба из розового дерева размером с голову Кумико. Битва за Британию. Над кубом возник ореол неонового света. Кумико наклонилась пониже и увидела, как, двигаясь будто в замедленной съемке, крохотный аэроплан развернулся и нырнул в серую пасть Лондона. Ее сделали, основываясь на военных хрониках, пояснил Петал. Камеры были установлены на прицелах. Кумико прищурилась, чтобы разглядеть почти микроскопические вспышки зенитных орудий в устье Темзы. Сувенир к столетию. Они находились в бильярдной Суэйна, в комнате с окнами, выходящими на подъездную аллею, на первом этаже дома номер шестнадцать. Здесь приютилась мягкая затхлость, эхо запаха паба. Благопристойность и порядок, присущие хозяйству Суэйна, в этом месте были смягчены благородным запустением: стояли кожаные кресла с потрескавшимися подлокотниками, темные массивные шкафы, тусклым пятном расползлось когда-то зеленое поле бильярдного стола... Черные стальные стеллажи были заставлены развлекательным обо рудованием, которое и заставило Петала привести сюда девочку перед чаем. Петал неспешно шаркал своими рваными тапочками на кротовом меху, де монстрируя имеющиеся игрушки. А что это за война? Предпоследняя, сказал он, переходя к похожему на первый, но большему по размеру предмету. Тот предлагал полюбоваться на голографическую схватку двух таиландских боксерок. Одна из них с разворота заехала пяткой сопернице в упругий живот, напрягшийся, чтобы сдержать удар. Петал тронул клавишу, и проекция исчезла. Кумико вернулась к Битве за Британию и ее взрывам, похожим на светлячки. А вот здесь у нас спортивные фиши на любой вкус, сказал Петал, открывая чемодан из свиной кожи, набитый сотнями записей. Он продемонстрировал еще с полдесятка других приборов, потом, почесав в затылке, стал отыскивать японский канал видеоновостей. Наконец нашел, но никак не мог отключить программу автоматического перевода. Посмотрел вместе с Кумико, как выпускной курс Академии служащих Оно-Сендаи отрекается от себя на слезоточивой церемонии выпуска. К чему все это? спросил он. Они демонстрируют преданность своему дзайбацу. Ну тогда ладно, протянул он и обмахнул видеомодуль пуховкой. Скоро будем пить чай. Стоило Петалу выйти из комнаты, Кумико сразу же отключила звук. Салли Ширс за завтраком не было, Суэйна тоже. Болотного цвета гардины скрывали ряд больших окон, выходящих все в тот же сад. Девочка посмотрела в окно на припорошенные снегом солнечные часы, потом отпустила штору. (Онемевший настенный экран вспыхивал бессвязными ви дами Токио, санитары в защитных пластиковых костюмах лазерами выпиливали жертву автокатастрофы из груды покореженной стали. ) У дальней стены громоздился массивный викторианский комод на резных ножках в форме ананасов. Замочная скважина в центре розетки, ин крустированной пожелтевшей слоновой костью, была пуста. Девочка потянула на себя дверцу; та чуть скрипнула и открылась. Из недр комода дохнуло химическим запахом древней полировки. Кумико недоуменно рассматривала черно-белую мандалу на задней стенке комода, пока та не сделалась тем, чем была в действительности, доской для игры в дартс. Блестящее полированное дерево вокруг было испещрено бесчисленными дырочками и царапинами. Кому-то из игроков не то что в мишень, даже в круг не удавалось попасть, решила она. Нижняя часть комода предлагала полюбоваться ящичками с изящными латунными ручками и обрамленными все той же слоновой костью скважинами. Опустившись на колени, Кумико оглянулась на дверь (настенный экран показывал теперь губы певца из какого-то кабаре в Синдзюку) и как можно осторожнее вытянула верхний правый ящик. В нем было полно дротиков, часть была аккуратно сложена в кожаные колчаны, остальные просто свалены кучей. Девочка закрыла ящик и выдвинула такой же слева. Мертвая моль и ржавая отвертка. Ниже помещался единый широкий ящик. При попытке открыть его ящик ужасающе заскрипел. Девочка снова оглянулась (рекламный ролик демонстрировал, как логотип Фудзи Электрик освещает Залив) никаких ophgm`jnb присутствия Петала. Несколько минут она провела, перелистывая порнографические журналы с японским текстом, которые, похоже, посвящались в основном искусству групповых отношений. Под стопкой журналов лежали запыленная куртка из вощеного хлопка и серая пластмассовая коробка; на крышке было оттиснуто: ВАЛЬТЕР. Сам пистолет оказался тяжелым и холодным. Подняв его из пенопластового ложа, она увидела свое отражение в синем металле. Кумико до сих пор никогда не держала в руках оружия. Серая пластмассовая рукоять казалась невероятно огромной. Девочка вернула пистолет в ящик и пробежала глазами японский раздел во вкладыше с многоязычной инструкцией. Это был пневматический пистолет: чтобы выстрелить, нужно качнуть рычагом где-то под стволом. Пистолет стрелял очень маленькими свинцовыми шариками. Еще одна игрушка. Аккуратно разложив содержимое по своим местам, она снова закрыла ящик. Остальные ящики оказались пусты. Закрыв дверцу комода, Кумико вернулась к Битве за Британию. Нет, сказал Петал, прости, но не выйдет. Он намазывал девонширское масло на сдобную пышку, тяжелый викторианский нож казался в его толстых пальцах детской игрушкой. Попробуй масла, предложил он, опустив массивную голову и вкрадчиво глядя на девочку поверх очков. Кумико стерла льняной салфеткой с верхней губы кусочек мармелада. Ты думаешь, что я попытаюсь сбежать? Сбежать? Так вот ты о чем подумываешь? Он серьезно и неторопливо ел свою сдобу и смотрел на падающий за окнами снег. Нет, ответила девочка. У меня нет намерения сбежать. Хорошо, отозвался он, откусывая еще кусок. На улице мне грозит опасность? О Господи! Конечно нет, сказал он с какой-то непреклонной веселостью. Ты там в такой же безопасности, как и дома. Я хочу пойти погулять. Нет. Но я же выхожу с Салли. Да, согласился он, она тот еще подарочек, эта твоя Салли. Я не знаю такой идиомы. Никаких прогулок в одиночку. Так г