Лицо мокрое. Рядом с ним Черри; она стоит на коленях, очень близко, ее руки у него на плечах. Ты сидел? Он кивает. В блоке химнаказаний? Да... Индуцированный синдром Корсакова? Он... Фрагментами? спрашивает его Черри. Слик сидит на полу на чердаке у Джентри. А где сам Джентри? Ты помнишь все фрагментами, не так ли? А кратковременные воспоминания исчезают напрочь? Откуда она это знает? И где Джентри? А что срабатывает как переключатель? Что включает синдром, Слик? Что с тобой делали в тюрьме? Он сидит на полу на чердаке у Джентри; Черри чуть ли не уселась на него верхом. Стресс, выдавливает он, удивляясь, откуда она это знает. Где Джентри? Я уложила его в постель. Почему? Отрубился, увидев ту штуку... Какую? Черри вдавливает в его запястье розовый дерм. Это сильный транк, говорит она. Может, он выведет тебя из этого... Из чего? Она вздыхает. Не важно. Он просыпается в постели с Черри Честерфилд. Он полностью одет, за исключением куртки и ботинок. Вставший член, прижавшись к теплой джинсовой ткани над задницей Черри, попал в ловушку за пряжкой ремня. Даже не думай. Зимний свет сквозь залатанное окно, и если откроешь рот белым облачком вылетает дыхание. Что случилось? И почему в комнате так холодно? Он вспоминает вопль Джентри, когда серое нечто устремилось на него... Слик поспешно садится. Потише, говорит Черри, перекатываясь на спину. Ляг. Не знаю, что это было, что вызвало срыв. Что ты хочешь этим сказать? Ложись обратно. Забирайся под одеяло. Хочешь совсем замерзнуть? Он слушается. Ты был в тюрьме, так? В блоке химнаказаний? Да... А ты откуда знаешь? Ты же сам мне и сказал. Прошлой ночью. Ты говорил, что стресс способен вызвать возврат к прошлому. Так оно и случилось. Это нечто прыгнуло на твоего приятеля, ты бросился к рубильнику, отключил стол. Джентри упал и разбил себе голову. Я бинтовала рану, когда заметила, что с тобой творится что-то неладное. Сообразила, что у тебя ряд последовательных воспоминаний только минут на пять в одном интервале. Такое бывает при стрессе или иногда при контузии... Где он? Джентри? В своей кровати, напичкан транками под завязку. Учитывая то, в каком он состоянии, я решила, что денек сна ему не помешает. Во всяком случае, это на время снимет его с нашей шеи. Слик закрыл глаза и вновь увидел перед собой серое нечто, набросившееся на Джентри. Человекообразное или, скорее, похожее на обезьяну. Оно ничем не напоминало те завивающиеся спиралью образы, какие генерировали устройства Джентри в его предыдущих поисках Образа. Думаю, у вас здесь кончилось электричество, сказала Черри. Свет погас часов шесть назад. Слик открыл глаза. Холодно. Джентри не успел добраться до консоли, чтобы свершить свой обычный ритуал. Слик застонал. Оставив Черри готовить на газовой плитке кофе, Слик отправился на поиски Пташки. Нашел он его по запаху дыма. Пташка развел костер в какой-то железной посудине и заснул, свернувшись вокруг нее по-собачьи. Эй, позвал его Слик, легонько подталкивая парнишку носком сапога, bqr`b`i. У нас проблемы. Долбаный ток кончился, пробормотал тот в ответ, садясь в засаленном спальном мешке, таком же грязном, как пол в цеху Фабрики. Я это заметил. Это проблема номер один. Проблема номер два нам нужен грузовик или ховер, или что-то вроде того. Нужно убрать отсюда этого парня. Иначе Джентри совсем посыпется. Но Джентри ведь единственный, кто может добыть ток. Пташка, поеживаясь, поднялся на ноги. Джентри спит. У кого есть фургон? У Марви, выдавил Пташка и провалился в сотрясающий приступ кашля. Возьми мотоцикл Джентри. Привезешь его потом обратно в фургоне. Двигай. Пташка кое-как справился с приступом: Не бздишь? Ты ведь знаешь, как на нем ездить? Да, но Джентри, он... Предоставь это мне. Ты знаешь, где он держит запасной ключ? Ну... да, пугливо протянул Пташка. Скажи, спросил он, а что, если Марви не захочет дать мне фургон? Дашь ему вот это, сказал Слик, вытаскивая из кармана зиплок с наркотиками. Его забрала у Джентри Черри, перевязав тому голову. Отдай ему все, ты меня понял? Чтобы потом не тянуло. Бипер Черри подал голос, когда они, приткнувшись друг к другу на краю кровати в комнате Слика, пили кофе. Слик, отвечая на ее вопросы, рассказывал ей что знал о синдроме Корсакова Он никому об этом по- настоящему не рассказывал, и странно как мало на самом деле он знал Он рассказал ей о предыдущих провалах в прошлое, потом попытался объяснить, как работала эта система в тюрьме. Фокус был в том, что долгосрочная память у тебя сохраняется до того момента, пока тебя не подсаживают на препарат. В общем, сначала заключенных натаскивают что-то делать, пока не начался основной срок и потому они уже не могут забыть, что и как нужно делать. Правда, делают они в основном то, с чем и роботы бы управились. Слика натаскивали собирать миниатюрные цепные передачи. Как только он стал укладываться в пять минут, пошел срок. И больше они с тобой ничего не делали? спросила она. Только эти цепные передачи. Нет, я имею в виду нечто вроде замков, ловушек в мозгу. Он посмотрел на нее. Язва на губе у девушки почти зажила. Если они что-то и делают, то тебе об этом не сообщают, сказал он. И тут в одной из ее курток застрекотал бипер. Что-то стряслось, сказала она, поспешно вскакивая с кровати. Джентри стоял на коленях возле носилок с чем-то черным в руках. Черри выхватила у него эту штуковину, прежде чем он успел хотя бы пошевелиться. Джентри не двинулся с места, недоуменно щурясь на девушку. Это сколько же нужно, чтобы тебя вырубить, мистер? Она протянула Слику черный предмет, оказавшийся камерой для проверки сетчатки глаза. Нам нужно выяснить, кто он, сказал Джентри. Его голос был хриплым и низким от большого количества транков, которые Черри ему вкатила, но Слик почувствовал, что страшная грань безумия отступила. Идиот, кипятилась Черри, ты даже не знаешь, те ли у него глаза, что были год назад! Джентри коснулся повязки на виске. Вы это тоже видели, правда? Да, ответила Черри, и Слик эту штуку отключил. Все дело в шоке, объяснил Джентри. Я и вообразить себе не мог... Но никакой реальной опасности. Я был просто не готов... Ты просто выскочил из своего чертова черепа, сказала Черри. Джентри нетвердо поднялся на ноги. Он уезжает, сказал Слик. Я послал Пташку одолжить фургон. Не нравится мне все это Черри уставилась на него в упор. Куда уезжает? Мне придется ехать с ним. Это моя работа. Я знаю одно место, соврал Слик. У нас электричество кончилось, Джентри. Ты не можешь отвезти его незнамо куда, сказал Джентри. Еще как могу. Нет. Джентри слегка качнуло. Он остается. Переходники уже на месте. Я не стану его больше беспокоить. Черри может остаться здесь. Тогда тебе придется хотя бы в двух словах объяснить, что это за хреновина, Джентри, сказал Слик. Для начала, Джентри указал на предмет над головой Графа, это не низкочастотник, не Эл-Эф. Это алеф. ГЛАВА 19. ПОД НОЖОМ Какой, к черту, отель! Он тонет в марше смерти наркотической ломки. Прайор вводит ее в вестибюль, а японские туристы уже встали и теперь толпятся вокруг скучающих гидов. Шаг, еще шаг, одна нога, другая нога, а голова такая тяжелая, будто кто-то просверлил в макушке дыру и залил туда полфунта свинца, и зубы во рту будто чужие слишком велики. Дополнительная перегрузка тронувшегося вверх лифта вдавливает в пол Мона без сил приваливается к стенке. Где Эдди? Эдди уехал, Мона. С трудом разомкнула веки, глаза широко распахнулись. Сфокусировала взгляд и увидела, что он, ублюдок, еще и улыбается. Что? Эдди заплачено. Ему все компенсировали. Он уже на пути в Макао с солидным кредитом в кармане. Этакий милый игорный пикничок. Компенсировали? Его вложения. В тебя. За все время. За все время? Дверь скользит в сторону, открывая устланный синим ковром коридор. И что-то обваливается холодным комом в груди Эдди ведь ненавидит азартные игры. Ты теперь работаешь на нас, Мона. И нам бы очень не хотелось, чтобы ты снова ушла без спросу. Но ты же хотел, думала она, ты же отпустил меня. И знал, где меня искать. Эдди больше нет... уехал... Мона не помнила, как заснула. На ней все еще была куртка Майкла, теперь подоткнутая под плечи, как одеяло. Даже не поворачивая головы, Мона видела угол здания с фасадом в виде горного склона, но снежного барана там не было. Стимы Энджи были запаяны в пластик. Взяв один наугад, Мона поддела упаковку ногтем большого пальца, вставила кассету в прорезь и надела троды. Она ни о чем не думала, руки, казалось, сами знали, что делать добрые маленькие зверьки, которые никогда не обидят. Один из них коснулся клавиши PLAY, и Мона перенеслась в мир Энджи, чистый и безупречный, как любой хороший наркотик... Медленный саксофон, лимузин плывет по какому-то европейскому городу... круговерть улиц, машина без водителя, широкие проспекты предрассветно чисты и безлюдны, прикосновение меха к плечам. И катить, катить по прямой дороге через плоские поля, окаймленные совершенными, одинаковыми деревьями. А затем поворот, шорох шин по расчесанному граблями гравию, потом вверх по подъездной аллее через парк, где серебрится роса, где стоит железный олень, а рядом мокрый торс из белого мрамора... Дом огромен и стар, не похож ни на один из тех, какие она видела раньше. Но машина проплывает мимо, проезжает еще несколько строений поменьше и выезжает наконец на край широкого ровного поля. Там бьются на привязи планеры, прозрачная пленка туго натянута на хрупкие с виду полиуглеродные рамы. Планеры слегка подрагивают на утреннем ветерке. А рядом с ними ее ждет Робин Ланье, красивый раскованный Робин в черном свитере грубой вязки он играет партнера Энджи почти во всех ее стимах. И вот она выходит из машины, ступает на траву, смеется, когда высокие шпильки сразу же увязают. И остаток пути до Робина с туфлями в руках, улыбаясь; последний шаг в его объятия, в его запах, в его глаза. Ощущения закручиваются вихрем в монтажном танце, который в одну секунду ужимает посадку в планер по серебристой лесенке, и вот они уже мягко скользят по траве через все поле. Затем взмывают вверх, зависают на мгновение, чтобы поймать ветер... Все выше и выше, пока огромный дом не превращается в прямоугольный камушек в зеленой пелене, прорезанной тусклым серебром речной излучины... ... и Прайор с рукой на клавише СТОП. От запаха еды с тележки возле кровати у Моны сводит желудок. Тупая тошнотворная боль ломает каждый сустав. Поешь, доносится голос Прайора. Мы скоро уезжаем. Он поднял металлическую крышку с одного из блюд. Фирменный сэндвич, сказал он, кофе, пирожные. Это предписание врача. Попав в клинику, ты какое-то время не сможешь есть. В клинику? К Джеральду. Это в Балтиморе. Зачем? Джеральд хирург-косметолог. Над тобой немного поработают. Если захочешь, все это потом можно будет вернуть обратно, но нам кажется, тебя обрадуют результаты, очень обрадуют. Опять эта улыбка. Мона, тебе когда-нибудь раньше говорили, насколько ты похожа на Энджи? Мона подняла на него глаза, но ничего не ответила. С трудом села, чтобы выпить немного водянистого черного кофе. Не смогла заставить себя даже взглянуть на сэндвич, но съела одно из пирожных. Вкус у него был картонный. Балтимора. Черт его знает, где это. А планер навсегда завис над прирученной зеленой страной, мех на плечах, и Энджи, должно быть, все еще там, смеется... Час спустя, в вестибюле, пока Прайор подписывал счет, Мона случайно увидела, как мимо на багажной роботележке проезжают знакомые чемоданы из кожи клонированных крокодилов. В этот момент она отчетливо осознала, что Эдди мертв. Место, которое Прайор назвал Балтиморой. На вывеске надпись, выведенная старомодными заглавными буквами. Офис Джеральда располагался на четвертом этаже блочного кондо. Это было одно из тех зданий, где строится лишь каркас, а обитатели жильцы или коммерсанты привозят собственные модули и оборудование. Похоже на многоэтажный кемпинг для трейлеров, только повсюду провода, оптоволоконные кабели, шланги канализации и водоснабжения. Что там написано? спросила она Прайора. Джеральд Чин, дантист. Ты же говорил, что он хирург-косметолог. Так оно и есть. А почему нельзя просто пойти в больницу, как все остальные? Он не ответил. Она теперь и вправду мало что чувствовала и даже отчасти понимала, что не так испугана, как надо бы. Впрочем, может, это не так уж и плохо, потому что если она по-настоящему испугается, то ничего не сможет предпринять, а ей определенно хотелось выпутаться из этой истории. В машине по дороге сюда она обнаружила в кармане куртки Майкла какой-то предмет. Десять минут ушло у нее на то, чтобы сообразить, что это шокер, такой обычно носят при себе особо дерганые пиджаки. На ощупь он напоминал ручку отвертки с парой тупых металлических рожек там, где у отвертки находится рабочий конец. Заряжался он, должно быть, от настенной розетки, и оставалось только надеяться, что Майкл держал его заряженным. Тут Мона сообразила, что Прайор, скорее всего, не знает о существовании шокера. Обычно такие игрушки вполне легальны, поскольку считается, что ими нельзя нанести непоправимый вред, но Ланетта знала девчонку, которую однажды основательно обработали такой вот штукой и она уже так никогда и не поправилась. Если Прайор не знает, что у нее в кармане шокер, значит, ему не все на qbere известно, а ведь он специально делает ставку на то, чтобы заставить ее поверить в его всеведение. Опять же, он ведь не знал, насколько Эдди ненавидит азартные игры. И к Эдди она особых чувств не испытывала, разве что по-прежнему была уверена, что он мертв. Сколько бы ему ни всучили, он бы все равно не бросил свои чемоданы. Даже если бы пошел покупать новые шмотки, чтобы сменить прикид. Эдди ни о чем так не заботился, как об одежде. А эти крокодиловые чемоданы вообще были особенными: он купил их у гостиничного вора в Орландо, и они, судя по всему, напоминали ему что-то, что он оставил дома. Если вдуматься, трудно себе представить, чтобы Эдди вообще купился на какие-то пусть даже очень большие отступные, потому что сильнее всего на свете ему хотелось поучаствовать в какой-нибудь крупной игре. Он считал, что, как только это случится, люди начнут воспринимать его всерьез. Вот и дождался наконец кто-то воспринял его всерьез, подумала Мона, когда Прайор вносил ее сумку в клинику Джеральда. Только совсем не так, как хотелось Эдди. Мона оглядела двадцатилетней давности пластиковую мебель, кипы журналов со звездами симстима и японским текстом. Казалось, Джеральд содержал парикмахерскую. Только никакие клиенты в приемной не ждали, и за регистрационным столиком тоже никого не было. Тут через белую дверь вошел Джеральд, одетый во что-то вроде комбинезона из жесткой складчатой фольги, подобного тем, какие носят санитары скорой помощи, выезжающие на дорожные аварии. Запри дверь, бросил он Прайору сквозь синюю бумажную маску, закрывающую нижнюю половину лица. Привет, Мона. Если ты пройдешь сюда... Он жестом указал на белую дверь. Она в отчаянии сжала в руке шокер, но не знала, как его включить. Ничего не оставалось, кроме как последовать за Джеральдом. Шествие замыкал Прайор. Присядь, предложил Джеральд. Она села на белый эмалированный стул. Джеральд подошел ближе, заглянул ей в глаза. Тебе надо отдохнуть, Мона. Ты устала, совсем измучена. На ручке шокера ребристый рычажок. Нажать? Сдвинуть вперед? Назад? Джеральд отошел к белому шкафчику со множеством ящиков, что-то вынул. Вот, сказал он, направляя на нее какой-то цилиндрик с надписью на боку, это тебе поможет... Она почти не ощутила прикосновения струи мельчайших аэрозольных брызг. Черная дырочка на баллончике то самое место, на котором стремился сфокусироваться ее взгляд начала расти, расти... Она вспомнила, как старик показывал ей, как убивать сома. У рыбины есть такое отверстие в черепе, прикрытое только кожей. Нужно взять что-нибудь тоненькое и острое, проволоку, например, подойдет даже прут из веника, и просто проткнуть... Мона вспомнила Кливленд, обычный день перед работой. Она сидит у Ланетты, листает журнал. Нашла снимок Энджи: звезда смеется в ресторане с какими-то людьми, все так красивы, и кажется, будто от них исходит сияние. На снимке никакого сияния, конечно, нет, но ты знаешь, что оно есть, ты его просто чувствуешь. Взгляни, говорит она Ланетте, показывая снимок, от них как будто сияние исходит. Это называется деньги, отвечает Ланетта. Это называется деньги. Просто проткнуть. ГЛАВА 20. ХИЛТОН СВИФТ Хилтон впрочем, как и всегда прибыл один и без предупреждения. Похожий на одинокую, залетевшую сюда случайно осу вертолет Сенснета приземлился на пляже, разметав по мокрому песку плети водорослей. Стоя у изъеденных ржавчиной перил, она смотрела, как Свифт спрыгивает на землю что-то мальчишеское сквозило в том, как он едва не споткнулся от своей неуемной прыти. Коричневое твидовое пальто нараспашку открывало aegsopewms~ чистоту полосатой, как карамелька, рубашки; поднятый пропеллером ветер трепал русые волосы и галстук с эмблемками Сенснета. Робин прав, решила она, Хилтон действительно выглядит так, как будто его одевает мамочка. Возможно, это просчитанный имидж, думала Энджи, пока, увязая в песке, продюсер карабкался вверх по пляжу, наигранная наивность. Она вспомнила, как однажды Порфир развивал теорию о том, что крупные корпорации на самом деле никак не зависят от отдельных человеческих единиц, составляющих их тело. Энджи это казалось само собой разумеющимся, но парикмахер настаивал, что она не улавливает основной его предпосылки. Свифт был самой значительной из этих человеческих единиц Порфира, наделенных властью принимать решения в Сенснете. Мысль о Порфире заставила ее улыбнуться. Свифт же, приняв это за приветствие, в ответ просиял от радости. Он предложил ей ленч в Сан-Франциско: мол, на служебном вертолете они домчат туда в момент. Она отказалась, настояв на том, чтобы приготовить ему миску чудного швейцарского супа и разморозить в микроволновке кубик ржаной водки. Глядя, как Хилтон ест, Энджи задумалась о его сексуальной жизни. Несмотря на то что ему было далеко за тридцать, продюсер производил впечат ление мальчика-вундеркинда, не достигшего половой зрелости. Возникавшие время от времени слухи приписывали ему по очереди все возможные из известных сексуальных наклонностей и еще несколько, которые, по ее мнению, существовали лишь в воображении сплетников. Все это казалось Энджи маловероятным. Она знала Свифта с тех пор, как попала в Сенснет. Когда она появилась, он уже успел упрочить свое положение в верхних эшелонах производства, был одним из воротил в команде Тэлли Ишэм. Естественно, что такой человек не мог не проявить профессиональный интерес к дебютантке. Если вдуматься, то это, пожалуй, Легба подсунул ее продюсеру: взлет его ка рьеры был слишком уж очевиден, хотя сама она тогда, наверное, могла и не понимать этого, оглушенная блеском и постоянной сменой статистов и декораций на подмостках Сенснета. Бобби, который тут же решил, что ему этот человек не нравится, ощетинился врожденной враждебностью барритаунца по отношению к любой власти. Но ему удавалось это скрывать ради ее карьеры. Свифт же встретил их разрыв и отъезд Бобби с явным облегчением. Хилтон, сказала Энджи, наливая ему чашку чая на травах, который он предпочитал кофе, что может задерживать Робина в Лондоне? Свифт поднял глаза от дымящейся чашки. Думаю, что-то личное. Может, нашел себе нового друга. Для Хилтона Бобби всегда был другом Энджи. Друзья же Робина имели тенденцию оказываться молодыми атлетами. Сглаженные эротические эпизоды в их стимах с Робином монтировались из дополнительного метража, подготовлен ного Континьюити, который потом основательно обрабатывали Рэбел и его команда по спецэффектам. Энджи вдруг вспомнила ночь, которую они с Робином провели вместе в каком-то доме на южном побережье Мадагаскара, его пассивность и его терпение, ветер, бьющийся в стену дома. Это была первая и последняя их попытка, и Энджи подозревала, что Робин просто боится, что физическая близость развеет иллюзию, которую с таким совершенством проецировал стим. Как он отнесся к моему решению лечиться? Он тебе что-нибудь говорил, Хилтон? Думаю, он в восторге. А мне передали, будто он рассказывает всем и каждому, что я сумасшедшая. Хилтон закатал рукава полосатой рубашки и распустил галстук. Да у Робина даже в мыслях такого не может быть, не то что на языке. Я знаю, как высоко он тебя ценит. А слухи, они и есть слухи. У нас в Сенснете... Хилтон, где Бобби? Взгляд его карих глаз будто остановился. А разве с этим не покончено, Энджи? Хилтон, ты знаешь. Ты должен знать. Тебе положено знать такие вещи. Скажи мне. Мы его потеряли. Потеряли? Его потеряла служба безопасности. Ты права, конечно: после того как он тебя оставил, за ним, насколько это было возможно, велось тщательное наблюдение. Он вернулся к прежнему образу жизни, сказал Свифт с оттенком удовлетворения. И что же это за образ? Я никогда не спрашивал, что вас свело, ответил продюсер. Естественно, служба безопасности провела расследование в отношении вас обо их. Он был мелким преступником. Энджи рассмеялась: Он даже на такое не тянул... Для человека ниоткуда, Энджи, у тебя были исключительно ловкие агенты, настоящие профессионалы. Тебе ведь известно, что ключевым условием твоего контракта было включение в команду Бобби Ньюмарка. Бывали и более странные условия, Хилтон. И он получал оклад, как твой... компаньон. Мой друг. Неужто Свифт действительно покраснел? Он отвел глаза и уставился на свои руки. Оставив тебя, он уехал в Мексику, точнее в Мехико-Сити. Естественно, служба безопасности отслеживала все его передвижения. Мы не любим терять из виду тех, кто слишком много знает о личной жизни наших звезд. Мехико... там все очень запутано... Мы точно знаем, что он, судя по всему, пытался вернуться к своей предыдущей... карьере. Делать деньги на информации, мошенничать через киберпространство? Он снова поднял на нее глаза. Он встречался с кое-какими людьми, промышляющими в этой области, известными преступниками. И?.. Продолжай. Потом он... словно растворился. Исчез. Ты хоть как-то представляешь себе, что такое Мехико-Сити для тех, кто соскользнул за черту бедности? А он нуждался? Он стал наркоманом. Согласно самым надежным нашим источникам. Наркоманом? И что же он потреблял? Я не знаю. Континьюити! Хилтон едва не пролил чай. Здравствуй, Энджи. Бобби, Континьюити. Бобби Ньюмарк, мой друг, глядя в упор на Свифта. Он уехал в Мехико-Сити. Хилтон говорит, что он там подсел на что-то. Наркотик, Континьюити? Извини, Энджи. Это засекреченная информация. Хилтон! Континьюити, начал было тот, но закашлялся. Здравствуй, Хилтон. Служебный канал, Континьюити. У нас имеется такая информация? Источники службы безопасности описывают пристрастие Ньюмарка как нейроэлектронное. Не понимаю. Что-то вроде, гм-м, провод очков в голове, предположил Свифт. Энджи внезапно захотелось рассказать Свифту, как она нашла наркотики и движок. Тише, дитя, спокойнее. Голова наполнилась пчелиным гудением... давление изнутри. Энджи? Что с тобой? Он приподнялся со стула, протягивая к ней руку. Ничего. Я... расстроена. Извини. Просто нервы. Ты тут ни при чем. Я собиралась рассказать тебе, что нашла киберпространственную деку Бобби. Но ведь ты уже об этом знаешь, правда? Может, тебе что-нибудь принести? Воды? Нет, спасибо, но если ты не возражаешь, я ненадолго прилягу. У меня есть кое-какие идеи насчет съемок на орбите, так что мне бы хотелось твоего совета по... Конечно, конечно. Подремли, а я пока пойду погуляю по пляжу, мы поговорим потом. Она наблюдала за ним из окна спальни, смотрела, как коричневая фигурка, делаясь все меньше и меньше, удаляется в направлении Колонии, со провождаемая маленьким терпеливым дорнье. На пустом пляже он казался ребенком и выглядел таким же потерянным, какой и она себя чувствовала. ГЛАВА 21. АЛЕФ Когда поднялось солнце электричества все еще не было, чердак Джентри залил утренний свет. Зимнее солнце смягчило очертания консолей и проекционного стола, выявило фактуру корешков старинных книг, заполнявших прогнувшиеся фанерные полки вдоль западной стены. Джентри, не переставая говорить, мерил шагами чердак, петушиный хвост светлых волос подскакивал всякий раз, когда он резко разворачивался на каблуках своих черных ботинок. Возбуждение Джентри, похоже, успешно противостояло остаточному действию Черриных снотворных дермов. Сама Черри сидела на краю кровати, наблюдая за ковбоем, и время от времени бросала осторожные взгляды на показатели датчика зарядки батарей, укрепленного на краю носилок. Слик пристроился на колченогом стуле, который он раскопал где-то на Пустоши. Импровизированная набивка из скомканной рваной одежды была обтянута прозрачной пленкой. К облегчению Слика, Джентри на этот раз опустил привычную белиберду по поводу Образа и прямиком окунулся в свою теорию об алефе. Как всегда, стоило Джентри завестись, он использовал такие слова и конструкции, что Слик лишь с большим трудом понимал, о чем идет речь, но он по опыту знал, что ковбоя лучше не прерывать. Фокус состоял в том, чтобы выловить из общего потока фраз подобие смысла, пропуская непонятные куски. Джентри сказал, что Граф подключен к тому, что равнозначно гигантской материнской плате, утыканной огромным количеством микрософтов. По его мнению, серая пластина в изголовье это один цельный биочип размерами с приличный булыжник. Если это так, то объем памяти у этой штуковины практически безграничен. Алеф было бы немыслимо дорого изготовить, продолжал Джентри, просто сказка, что кто-то вообще решился его создать, хотя ходят слухи, что подобные вещи существуют и находят себе применение, в особенности при хранении гигантских объемов конфиденциальной информации. Не имея связи с глобальной матрицей, данные здесь фактически иммунны к любой атаке через киберпространство. Загвоздка, однако, состоит в том, что поскольку в алеф нет доступа через матрицу, то это как бы мертвая память. У него там может быть все, что угодно, сказал Джентри, останавливаясь, чтобы заглянуть в пустое лицо. Он круто повернулся на каблуках и снова начал шагать взад-вперед. Некий мир. Много миров. Сколько угодно конструктов разных личностей... Как будто он живет в стиме? спросила Черри. Вот почему он всегда в REM? Нет, сказал Джентри, это не симстим. Эта штука полностью интерактивна. Все дело в масштабах. Если это биософт класса алеф, то у него там может быть все, что угодно. В некотором смысле эта штука может давать доступ буквально ко всему на свете... Судя по поведению Малыша Африки, сказала Черри, этот парень платит ему за то, чтобы оставаться в таком состоянии. Что-то вроде кайфа под проводами в голове, но немного по-другому. И к тому же проволочные торчки не врубаются в REM, как этот... Но когда ты попытался прогнать его программу через свою аппаратуру, рискнул вставить Слик, то получил в ответ... нечто. Он увидел, как плечи Джентри напряглись под вышитой бисером кожей куртки. Да, мрачно ответил Джентри, а теперь мне надо восстановить наш счет у Ядерной Комиссии. Он указал на батареи постоянного заряда, уложенные под стальным столом. Достанька мне их. Н-да, протянул Слик, самое время. У меня уже задница отмерзает. Оставив Джентри, согнувшегося над киберпространственной декой, они bepmskhq| в комнату Слика. Черри настояла на том, чтобы подключить электроодеяло Джентри к одной из батарей так, чтобы она могла накрыть им носилки. На газовой плитке еще оставался холодный кофе; Слик допил его, не разогревая. Черри смотрела в окно на занесенную снегом Пустошь. Как она стала такой? рассеянно спросила девушка. Джентри говорит, что лет сто назад тут внедряли проект по землеустройству. Завезли тонны чернозема, но так ничего и не выросло. Боль шая часть земли оказалась токсичной. Затем дождь смыл почвенный слой. Думаю, они сдались и начали сбрасывать сюда все больше дерьма. Здешнюю воду пить нельзя: полным-полно полихлорбифенилов и всего остального. А как насчет кроликов, на которых охотится этот ваш птичий мальчик? Они к западу отсюда. На Пустоши я никогда их не видел. Здесь даже крыс нет. Во всяком случае, любое мясо, какое здесь удается достать, приходится проверять и проверять. Но птицы тут есть. Они только устраиваются на ночевку, а кормиться улетают куда-то еще. А что там между тобой и Джентри? Она все еще смотрела в окно. Что ты имеешь в виду? Сперва я решила, что вы голубые. Ну вместе живете. Нет. Но все выглядит так, будто вы друг в друге нуждаетесь... Это его дом, Фабрика то есть. А он разрешает мне тут жить. Я... хочу жить здесь. Чтобы работать. Зажглась лампочка в конусе из желтого факса, защелкал вентилятор в обогревателе. Ну, может, он и псих, протянула Черри, присаживаясь на корточки перед обогревателем и одну за другой расстегивая свои куртки, однако он только что сделал хоть что-то разумное. Поднявшись на чердак, Слик обнаружил, что Джентри сидит ссутулившись на старом офисном стуле и смотрит на светящийся откидной экранчик монитора на своей деке. Роберт Ньюмарк, сказал Джентри. А? Идентификация по сетчатке глаза. Или это Роберт Ньюмарк, или тот, кто купил его глаза. Откуда ты это узнал? Слик наклонился взглянуть на экран со стандартной таблицей свидетельства о рождении. Джентри пропустил его вопрос мимо ушей. Вот именно. Копни одно, а вляпаешься во что-нибудь совсем другое. То есть? Кому-то до смерти интересно, а не задает ли кто-нибудь вопросы о мистере Ньюмарке. Кому? Не знаю. Джентри забарабанил пальцами по обтянутым черной кожей коленям. Взгляни сюда: почти никакой информации. Родился в Барритауне. Мать Марша Ньюмарк. У нас есть его ГРЕХ, но явно меченый. Он отодвинулся вместе со стулом от стола и повернулся так, чтобы видеть неподвижное лицо Графа. Ну что, Ньюмарк? Это твое настоящее имя? Он встал и направился к проекционному столу. Не надо, начал было Слик, но Джентри уже нажал на кнопку подачи питания. И снова на мгновение возникло серое нечто, но на этот раз оно рванулось к основе полусферического дисплея, съежилось там и исчезло. Нет, не исчезло. Крохотный серый шарик завис в самом центре светящегося проекционного поля. На лицо Джентри вернулась прежняя безумная улыбка. Хорошо, проговорил он. Чего хорошего? Я понял, что это. Что-то вроде льда. Защитная программа. Эта обезьяна? У кого-то неплохое чувство юмора. Если обезьяна тебя не напугает, то превратится в вошь... Он отошел к рабочему столу и начал копаться в одной из корзин. Сомневаюсь, что им такое удастся с прямой сенсорной связью. Теперь у mecn было что-то в руках. Сетка тродов. Джентри, не делай этого! Посмотри на него! А я и не собираюсь это делать, улыбнулся Джентри. Ты сделаешь. ГЛАВА 22. ПРИЗРАКИ И ПУСТОТА Глядя в грязное окошко такси, Кумико жалела, что рядом с ней нет Колина с его ехидными комментариями. Но потом вспомнила, что эта ситуация со вершенно вне его компетенции. Интересно, подумала девочка, а производит ли Маас-Неотек подобные модули для Муравейника и какую форму принял бы в таком случае призрак? Салли, спросила она полчаса спустя, когда они уже въезжали в Нью- Йорк, почему Петал позволил мне уехать с тобой? Потому что он умный. А мой отец? Твой отец будет вонять. Прости? Будет очень зол. Если, конечно, об этом узнает. А может, и не узнает. Мы здесь ненадолго. А зачем мы здесь? Мне надо кое с кем переговорить. А я? Тебе тут не нравится? Кумико помедлила. Да нет, нравится. Хорошо. Салли поерзала, устраиваясь поудобнее на продавленном сиденье. Петалу пришлось нас отпустить. Дело в том, что он не смог бы нас остановить, не поранив одну из нас. Ну, может, не поранив, а скорее не оскорбив. Тебя Суэйн мог бы потом успокоить, сказать твоему отцу, что это было сделано для твоего же блага. Но если бы ему удалось заставить меня пойти на попятную, это как потеря лица, понимаешь? Едва увидев Петала с пушкой в руках, я уже знала, что он нас отпустит. Твоя комната прослушивается, как, впрочем, и весь дом. Собирая твою экипировку, я потревожила сенсоры, регистрирующие передвижение по дому. Однако чего-то в этом роде я и ожидала. Петал же, в свою очередь, знал, что это я. Вот почему зазвонил телефон наш друг давал понять, что ему все известно. Не понимаю. Жест вежливости чтобы я знала, что он ждет внизу. Давал мне шанс передумать. Но у него не было выбора, и он это понимал. Видишь ли, Суэйна вынуждают кое-что сделать, или, во всяком случае, он так говорит. Что до меня, то мне определенно выкручивают руки. И тут мне стало любопытно, а насколько на самом деле я Суэйну нужна. Как выясняется, нужна, и даже очень. Потому что мне позволяют уйти, прихватив с собой дочь ойябуна, привезенную в такую даль в целях безопасности. Сдается мне, есть что-то такое, чего Суэйн до смерти боится, причем боится гораздо больше, чем твоего папочку. Возможно, это что-то или кто-то способно дать ему много больше, чем уже дал твой отец. Во всяком случае, то, что я тебя увезла, отчасти выравнивает счет. Как бы ответный удар. Ты не против? Но тебе угрожают? Кое-кто слишком много знает, что я делала в этой жизни. И Тик установил личность этого человека? Да. Пожалуй, я и так это знала. Но хотелось бы ошибиться. Фасад выбранного Салли отеля был обшит проеденными ржавчиной стальными панелями, каждая из которых крепилась блестящими хромированными болтами этот стиль Кумико знала еще по Токио и считала его несколько старомодным. Их номер был просторным и серым повсюду десятки оттенков серого цвета. Салли заперла дверь, прошла прямо к кровати и, сняв куртку, легла. У тебя нет сумки, заметила Кумико. Салли села, чтобы расшнуровать ботинки. Я могу купить все, что мне понадобится. Устала? Нет. А я устала. Салли стянула через голову черный свитер. Груди у нее были маленькие, с коричневато-розовыми сосками; чуть ниже левого соска m`whm`kq старый шрам, который исчезал за поясом джинсов. Тебя когда-то ранили? спросила Кумико, глядя на шрам. Салли тоже посмотрела на шрам. Ага. А почему ты не пошла в клинику, чтобы его удалили? Иногда неплохо иметь зарубку на память. О том, как тебе было больно? О том, как я была глупа. Серое на сером. Не в силах спать, Кумико вышагивала по серому ковру. В этой комнате девочке чудилось что-то вампирическое. Нечто, роднящее ее с миллионами подобных комнат в сотнях гостиниц по всему миру. Однояйцевая анонимность гостиничного номера будто высасывала из нее индивидуальность, фрагменты которой всплывали повышенными при ссоре голосами родителей, лицами одетых в черное секретарей отца... Во сне лицо Салли превратилось в гладкую маску. Вид из окна вообще ничего не говорил Кумико: ясно было только то, что она смотрит на какой-то город, который не Токио и не Лондон бескрайнее столпотворение людей и зданий, новая ступень видовой эволюции, воплотившая парадигму урба нистической реальности ее века. Возможно, Кумико тоже удалось подремать, хотя сама она не была в этом уверена. Она смотрела, как Салли заказывает туалетные принадлежности и белье, вводя требуемое с клавиатуры в видеомодуль подле кровати. Покупки доставили, пока Кумико принимала душ. О'кей, услышала она из-за двери голос Салли, вытирайся, одевайся. Пойдем повидаемся кое с кем. С кем? спросила Кумико, но Салли ее не расслышала. Гоми. Тридцать пять процентов прибрежного Токио выстроено на гоми, на выровненных площадках, отвоеванных у залива за века систематического сваливания и утрамбовки мусора. У нее дома гоми был ресурсом, требующим сбора, сортировки, прессовки использования, одним словом. Взаимоотношения Лондона и гоми уловить было сложнее. На взгляд Кумико, сам костяк города состоял из гоми из зданий, которые японская экономика уже давно поглотила бы в своей неуемной жажде пригодных для застройки пространств. Но даже маленькой японке лондонские дома позволяли различить ткань времени: каждая стена была залатана поколениями рук в бесконечном процессе обновления. Англичане ценили свой гоми сам по себе, совсем на иной лад Кумико только-только начинала постигать это: они населяли его. Гоми в Муравейнике был чем-то иным: богатый гумусом, перегноем, прорастающий человеческим талантом и чудесами из полимеров и стали. Кумико поразило уже одно только отсутствие очевидной планировки это шло вразрез всему значению, какое придавала ее культура эффективному использованию земли. Их поездка в такси из аэропорта яснее ясного показала, какой здесь царит распад: целые кварталы стояли в руинах, то тут, то там над замусоренными тротуарами разевали пасти пустые оконные проемы. Напряженные лица, настороженные взгляды вслед проехавшему мимо ховеру. Салли внезапно окунула ее во всю странность этого места, с его гниением и беспорядочным нагромождением вросших в землю башен, которые были выше любого здания в Токио. Эти монументы корпораций пронзали покрытое сажей кружево куполов, теснившихся один на другой. Еще две пересадки из такси в такси и вот они с Салли уже на улице, в гуще предвечерней толпы и косых теней. Воздух был холодным, но без примеси лондонской сырости, и Кумико вспомнились гроздья цветов в парке Уэно. Первая их остановка была в просторном, хотя и слегка поблекшем баре с вывеской Джентльмен-Неудачник, где Салли вполголоса обменялась с барменом несколькими быстрыми фразами. Они ушли, не заказав выпивки. Призраки, задумчиво сказала Салли, поворачивая за угол. Кумико старалась держаться к ней поближе. С каждым кварталом улицы становились все безлюднее, а здания все более темными и запущенными. Прости? Здесь для меня все наполнено призраками прошлого, или, во всяком случае, должно быть ими наполнено. Ты знаешь это место? Конечно. Выглядит все примерно так же и все же иначе, понимаешь? Нет... Со временем поймешь. Когда найдем того, кого я ищу, прикинься паинькой. Говори, только если тебя спросят, а лучше помалкивай. Кого мы ищем? Одного человека. Или, по крайней мере, то, что от него осталось... Полквартала спустя на какой-то мрачной пустынной улочке если не считать проезда у дома Суэйна под саваном полночного снега, Кумико еще никогда не доводилось видеть улицу без единого человека Салли остановилась возле древней, ничем не примечательной с виду лавки. Обе ее витрины серебрились изнутри толстым ковром пыли. Заглянув внутрь, Кумико увидела стеклянные трубки букв неработающей неоновой вывески: МЕТРО и дальше еще какое-то длинное слово. Дверь между витринами была укреплена листом рифленой стали. Через равные промежутки из нее выступали ржавые головки болтов, обмотанные провисшими отрезками бритвенно- острой проволоки цвета окалины, будто через нее некогда пропуск