али ток. Салли, встав лицом к двери, расправила плечи и выдала серию мелких стремительных жестов. Кумико с удивлением уставилась на нее, а Салли тем временем повторила свои странные действия. Салли? Язык жестов, оборвала ее Салли. Я же сказала тебе заткнуться, так? Да-а-а? Голос чуть громче шепота, казалось, появился словно из ниоткуда. Я уже все тебе сказала, отрезала Салли. Не знаю я этого вашего языка. Я хочу поговорить с ним. Голос Салли звучал размеренно и жестко. Он умер. Я знаю. Последовало молчание, и до Кумико донесся звук, который вполне можно было принять за ветер холодный, наполненный песком ветер, рыщущий среди рваных куполов геодезиков над головой. Его тут нет, сказал голос и, похоже, стал исчезать. Повернешь за угол, потом через полквартала налево в переулок. Этого переулка Кумико никогда не забыть. Темный кирпич скользких от сырости стен. Укрытые колпаками люки вентиляторов отрыгивают потоки сгущенной пыли. Желтая лампочка в сетке из окислившегося металла. Низкая поросль пустых бутылок, давшая побеги у основания обеих стен. Горы скомканных факсов и кусков упаковочного пенопласта высотой в человеческий рост. И перестук Саллиных каблуков. За тусклым свечением лампочки полная тьма, хотя отраженный мокрым кирпичом свет позволял разглядеть стену в конце тупик. Кумико помедлила, напуганная внезапно проснувшимся эхом, шуршанием, мерным перестуком водяных капель... Салли подняла руку. Узкий ослепительный луч, выхватив четкий круг испещренного корявыми надписями кирпича, мягко соскользнул вниз. Он опускался до тех пор, пока не нащупал у основания стены какой-то предмет: блеснувший тусклым металлом вертикальный округлый прибор на подставке, который Кумико ошибочно приняла за еще один вентилятор. Рядом с ним приютились огарки белых свечей, плоская пластиковая фляжка с прозрачной жидкостью, коллекция сигаретных пачек, дюжина сигарет россыпью и замысловатая многорукая фигурка, нарисованная чем-то белым, похожим на истолченный мел. Салли сделала шаг вперед. Луч даже не дрогнул. Кумико увидела, что этот бронированный предмет крепится к кирпичной стене массивными скобами. Финн? В ответ мгновенная вспышка розового света из горизонтальной прорези. Эй, Финн, приятель... с непривычной заминкой в голосе повторила женщина. Молл. Скрежет, как будто звук проходит через испорченный динамик. Зачем тебе фонарь? Линзы у тебя еще на месте? Что, стареешь и уже не bhdhx| в темноте? Это ради моей подруги. Что-то шевельнулось за прорезью, это что-то было нездорового розового оттенка, как пепел тлеющей сигареты на полуденном солнце, и лицо Кумико омыло волной колеблющегося света. Понятно, проскрипел голос. И кто же она? Дочь Янаки. Ничего себе. Салли опустила фонарь. Луч упал на свечи, фляжку, сырые серые сигареты, белую фигурку с похожими на крылья руками. Угощайся подношениями, сказал голос. Вон там пол-литра Московской. А вот этот колдовской рисунок сделан порошком. Якобы при носит удачу; обдолбанные роллеры рисуют его кокаином. Господи, отстраненно сказала Салли, присев на корточки. Просто поверить не могу. Кумико смотрела, как она подбирает фляжку и нюхает содержимое. Хлебни. Недурное пойло. Должно быть хорошим. Никто не решается экономить на оракуле, особенно если знает, что для него хорошо, а что плохо. Финн, начала было Салли, потом взболтала фляжку и, глотнув, вытерла рот тыльной стороной ладони, ты просто сумасшедший. Если бы так. Первоклассная оснастка, и все равно приходится ее вздрючивать, чтобы извлечь хоть немного фантазии, не говоря уже о безумии. Кумико подошла ближе и присела на корточки рядом с Салли. Это конструкт? Поставив фляжку с водкой на мостовую, Салли тронула сырой порошок кончиком перламутрового ногтя. Конечно. Ты их и раньше видела. Хочешь воспоминания о реальном мире, хочешь врубаешься в киберпространство. Я получил этот оракулов волчок, чтобы все время крутить его, понимаешь? Прибор издал странный звук: смех. Любовные неприятности? Злая женщина тебя не понимает? Снова скрежещущий смех, похожий на раскаты статики. На самом деле я скорее бизнес-консультант. А это добро оставляют здесь местные ребятишки. Вроде как добавляет мистики к антуражу. Время от времени мне удается заполучить скептика, какого-нибудь ублюдка, который решает вдруг угоститься. Из прорези полыхнула тонкая, как волосок, алая линия, и где-то справа от Кумико взорвалась бутылка. И снова смех статики. Так что привело тебя сюда, Молл? Тебя и, розовый свет опять скользнул по лицу девочки, дочь Янаки? Рейд на виллу Блуждающий огонек, сказала Салли. Давно это было, Молл... Она охотится за мной, Финн. Четырнадцать лет прошло, а эта сумасшедшая сучка все не хочет от меня отстать... Так, может, ей больше заняться нечем? Ты же знаешь, какие они, эти богатенькие... Где Кейс, Финн? Возможно, ей нужен он... Кейс вне игры. Урвал пару-другую приличных кушей после того, как вы расстались, потом соскочил со стимуляторов и вышел подчистую. Сделай ты то же самое, не морозила бы сейчас свои прелести в тупике, а? Последнее, что я о нем слышал, у него четверо детей... Следя за гипнотическим покачиванием сканирующего розового уголька, Кумико кое-как сообразила, с кем или с чем говорила Салли. В кабинете ее отца были похожие предметы: четыре черных лакированных кубика, расставленных на длинной сосновой полке. Над каждым кубиком висел офи циальный портрет. Портреты были черно-белыми фотографиями мужчин в темных костюмах и с галстуками; четыре очень серьезных джентльмена Лацканы их пиджаков украшали маленькие металлические эмблемы, отец тоже иногда такую носил Хотя мать ей и рассказывала, что в кубиках заключены призраки, духи злых предков отца, Кумико они скорее притягивали, чем пугали. Если в них сидят призраки, рассуждала она, то наверняка эти духи очень маленькие, ведь в кубик и голова ребенка не поместится. Иногда отец подолгу медитировал перед кубиками, стоя на коленях на татами в позе, означающей глубочайшее почтение. Девочка не раз видела его в этой позе, но лишь когда ей исполнилось десять лет, она однажды sqk{x`k`, как он обращается к ним вслух. И один ответил. Вопрос показался Кумико бессмысленным, а уж ответ тем более, но размеренный голос духа заставил ее замереть, скорчившись за бумажной ширмой. Отец потом очень смеялся, найдя ее там, и, вместо того чтобы отругать дочь, объяснил, что кубики служат жилищами для записанных личностей прежних директоров корпорации. Это их души? спросила девочка Нет, с улыбкой ответил отец и добавил, что различие тут очень тонкое. У них нет сознания. Они отвечают на заданный вопрос приблизительно так же, как реагировали бы, будь они людьми. Если уж они призраки, то что тогда говорить о голограммах. После лекции Салли об истории и иерархии якудза в робата-баре на Эрлз- Коурт Кумико решила, что каждый из мужчин на фотографии, каждый из этих записанных личностей был в свое время ойябуном. Существо в бронированном футляре, наверное, имеет сходную природу, размышляла про себя девочка, ну, может быть, немного более сложную. Точно так же, как Колин просто более сложная версия гида Мишелин, какой носили с собой секретари отца в их экспедициях за покупками в Синдзюку. Салли звала его Финн. И было ясно, что когда-то этот Финн был ей то ли другом, то ли партнером. Интересно, подумала Кумико, а бодрствует ли он, когда тупик пуст? Сканирует ли его лазерный взгляд беззвучное кружение полуночного снега? Европа, сказала Салли. Отколовшись от Кейса, я исколесила весь континент. После той операции денег осталось даже больше, чем нужно, по крайней мере, так мне тогда казалось. ИскИн Тессье-Эшпулов выплатил все через швейцарский банк. Он же стер все следы того, что мы когда-либо поднимались вверх по колодцу. Я хочу сказать, вообще все: скажем, имен, под которыми мы путешествовали на шаттле Джей-Эй-Эль, там просто не было. Кейс все проверил, когда мы вернулись в Токио, пробурился в самые разные базы данных такое впечатление, что ничего из этого просто не происходило. Я не знаю, как такое возможно, ИскИн он или нет, но ведь никто так на самом деле и не понял, что случилось там, наверху, когда Кейс прогнал тот китайский ледоруб сквозь их базовый лед. ИскИн потом пытался выйти на вас? Я ничего об этом не знаю. Кейс считал, что он ушел не исчез, а именно ушел, растворился во всей матрице в целом. Как будто он перестал существовать в киберпространстве, а просто стал им. Если ИскИну не хочется, чтобы его увидели, чтобы знали о его присутствии, ну тогда, думаю, нет никакой возможности его обнаружить. И нет никаких шансов доказать это кому-то еще, даже если ты что-то знаешь... Что до меня, я ничего не желала знать. Я хочу сказать: что бы там ни случилось, мне казалось, что с этим покончено. Армитидж мертв, Ривьера мертв, Эшпул мертв, пилот-растафари, который возил нас туда на буксире, вернулся к себе в кластер Сион и, вероятно, списал все происшедшее на еще один наркотичес кий сон... Я оставила Кейса в токийском Хайятте и никогда больше его не видела... Почему? Кто знает? Да ни почему. Я была молода, и вообще казалось, что все позади. Но ее вы ведь оставили там, наверху. В Блуждающем огоньке. Вот именно. И время от времени я раздумываю над этим. Финн, когда мы уходили, было такое впечатление, что ей на все наплевать. Наплевать, что я за нее убила ее больного сумасшедшего отца, а Кейс взломал их защиту и выпустил в матрицу их ИскИн... Но я внесла ее в список, так? Когда однажды на тебя сваливаются по настоящему крупные неприятности, когда тебя достают, ты проходишься по такому списку. И ты с самого начала вычислила ее? Нет. Список у меня довольно длинный. Кейс, который, как показалось Кумико, был для Салли чем-то большим, нежели просто партнер, больше в рассказе не появлялся. Сидя на корточках рядом с Салли и слушая рассказ о четырнадцати годах ее жизни, который ради финна та сжала в стремительное стаккато мест и событий, Кумико вдруг обнаружила, что воображает себе более молодую Салли этакой бисонен, героиней традиционного романтического видеофильма: трагичной, элегантной и смертельно опасной. Кумико с трудом поспевала за deknbhrn-сухой манерой Салли излагать свою жизнь. Слишком много ссылок на места и вещи, которые девочке ничего не говорили. Зато так легко было представить себе, как Салли одним взмахом руки добивается внезапных и блестящих побед, как и положено бисонен. Нет, подумалось ей, когда Салли отмахнулась от неудачного года в Гамбурге (тут в ее голосе вдруг зазвучал гнев застарелый гнев, ведь с тех пор прошло десять лет), ошибочно оценивать эту женщину в японских понятиях. Никакая она не ронин, нет в ней ничего от странствующего самурая; и Салли и Финн говорили о бизнесе. Насколько Кумико сумела понять, тот трудный год в Гамбурге наступил для Салли после того, как она приобрела и потеряла какое-то состояние. По лучила она его как свою долю в деле наверху, в том месте, которое Финн назвал Блуждающим огоньком, в партнерстве с мужчиной по имени Кейс. При этом она нажила себе врага. Гамбург, перебил Финн, я слышал рассказы о Гамбурге... Деньги закончились. Так оно всегда и бывает, когда ты молода... Вроде сколько их ни сшибай, а все как-то не то, но я уже успела связаться с теми людьми из Франкфурта, оказалась по уши перед ними в долгу, а они хотели получить по счетам моим ремеслом. Каким ремеслом? Хотели, чтобы кое-кому перепало. А дальше? Я завязала. Как только смогла. Уехала в Лондон... Возможно, решила Кумико, что Салли когда-то и походила на ронин, была кем-то вроде странствующего самурая. Однако в Лондоне она стала совсем другой, стала деловой женщиной. Обеспечивая себя неким неназванным способом, она постепенно превратилась в спонсора, субсидирующего различные деловые операции. (Что такое спускать кредит? Что значит отмывать данные? ) Да уж, протянул Финн, неплохо поработала. Заполучила долю в каком- то немецком казино. Аикс-ла-Шапель. Я входила в правление. Да и до сих пор там, если добуду нужный паспорт. Осела? Снова смех. Конечно. Немного о тебе было слышно в те времена. Управляла казино. Вот и все. Справлялась. Ты дралась на пари. Мисти Стил Туманная сталь, полулегкий вес. Восемь боев. Я ставил на пяти из них. Матч с кровью, конфетка. Все нелегальные. Хобби. Хорошенькое хобби. Я видел видеоролики. Малыш Бирманец прямо-таки вскрыл тебя, ты чуть жизни не лишилась... Кумико вспомнила длинный шрам. Поэтому я завязала. Пять лет назад, а я и так уже была лет на пять старше, чем положено. Ты выглядела неплохо, но Туманная сталь... Господи Иисусе. Не цепляйся. Не я же придумала эту кличку. Хорошо-хорошо. Расскажи-ка о нашей подруге сверху. Как она вышла на тебя? Через Суэйна. Роджера Суэйна. Однажды заявляется ко мне в казино шестерка этого ублюдка, якобы крутой по имени Прайор. С месяц назад. Лондонский Суэйн? Он самый. А у Прайора для меня подарок с метр распечатки. Список. Имена, даты, места. Много? Все. Даже то, что я почти позабыла. И Блуждающий огонек? Все. Так вот, собрала я манатки и вернулась в Лондон к Суэйну. Ему, мол, очень жаль, но он вынужден меня прижать. Потому что некто прижимает его. У него тоже есть из-за чего нервничать собственный метр распечатки. Кумико услышала, как каблуки Салли проскрежетали по мостовой. Чего он хочет? Украсть кого-то тепленьким. Некую знаменитость. А почему ты? Да ладно, Финн, затем я к тебе и пришла. Спросить у тебя об этом. Насчет 3-Джейн тебе сказал Суэйн? Нет. Это сказал мой компьютерный ковбой в Лондоне. У Кумйко заболели колени. А малышка? Где ты ее подцепила? Она объявилась однажды вечером в доме Суэйна. Янака пожелал убрать ее из Токио. Суэйн должен ему гири. Во всяком случае, она чиста, никаких имплантантов. Судя по тому, что до меня доходит из Токио, у Янаки забот по горло... Кумйко поежилась в темноте. Что за знаменитость они хотят? продолжал Финн. Кумйко почувствовала, что Салли медлит. Анджелу Митчелл. Безмолвно качается розовый метроном слева направо, справа налево. Здесь холодно, Финн. Да уж. Хотелось бы мне это почувствовать. Я просто сделал небольшую пробежку тебя же ради. На Мемори-Лейн. Ты много знаешь о том, откуда взялась эта Энджи? Нет. Я играю в игру под названием оракул, дорогуша, а не в научную библиотеку. Ее отцом был Кристофер Митчелл. Большая шишка в исследованиях по биочипам Маас Биолабс. Она выросла в их закрытом городке в Аризоне, так сказать, дочь компании. Приблизительно лет семь назад там что-то стряслось. Поговаривают, что Хосака снарядила команду своих профессиона лов, чтобы помочь Митчеллу поменять хозяина. Архивные сводки новостей говорят, что во владениях Мааса произошел взрыв в несколько мегатонн, но никто так и не обнаружил никакой радиации. И наемников Хосаки тоже не нашли. Маас же объявил, что Митчелл мертв, самоубийство. Это библиотека. А что знает оракул? Слухи. Ничего, что выстраивалось бы в единую картинку. Улица говорит, что она объявилась здесь день или два спустя после взрыва в Аризоне,. связалась с какими-то очень странными, даже чудными латиносами, действовавшими на окраинах Нью-Джерси. Чем они занимались? Заключали сделки. В основном железо, софт. Купля-продажа. Иногда покупали кое-что и у меня... Чем же они были странны? Они были колдуны. Считали, что в матрице полно мамбо и всяких прочих тварей. И знаешь, что я тебе скажу, Молл? Что? Они были правы. ГЛАВА 23 СВЕТ МОЙ, ЗЕРКАЛЬЦЕ Она очнулась, будто кто-то щелкнул переключателем. Не открывать глаза. Слышно, как они переговариваются в соседней комнате. Болело в разных местах, но не намного хуже, чем после магика. Черный отходняк уже совсем сошел, или, быть может, его заглушило тем, что ей вкатили, этим аэрозолем. Бумажный халат царапал соски, они почему-то казались большими и нежными, а грудь полной. По лицу извивались тоненькие ниточки боли, двойной тупой болью стягивало глазницы, во рту будто все воспалено, к тому же привкус крови. Я не собираюсь учить тебя жить, говорил Джеральд. Его голос едва перекрывал плеск воды из крана и позвякивание металла, как будто Джеральд мыл кастрюли или что-то вроде этого. Но ты дурачишь сам себя, если полагаешь, что она сможет обмануть того, кто не желает быть обманутым. Что ни говори, это очень поверхностная работа. Прайор что-то сказал в ответ, но Мона не разобрала, что именно. Я сказал поверхностная, а не халтурная. Качество профессиональное. Двадцать четыре часа на дермальном стимуляторе, и никому даже в голову не придет, что она побывала в клинике. Держи ее на антибиотиках, но ничего возбуждающего, ее иммунной системе и без того до вольно далеко до нормальной. Потом снова Прайор, и опять она не поняла ни слова. Открыла глаза, но увидела один потолок, белые квадраты звуконепроницаемой плитки. Повернула голову влево. Белая пластиковая стена с этим дурацким ложным окном: высококачественная анимация какого-то пляжа всякие там пальмы и волны. Если смотреть на воду достаточно долго, то можно заметить, что волны, которые накатываются на пляж, через некоторое время начинают повторяться. Похоже, что устройство повреждено или сносилось: прибой время от времени как будто запинается, да и красный закат над морем пульсирует, словно дефектная флюоресцентная трубка. Попробуем вправо. Снова поворот головы. Прикосновение к шее пропитавшейся потом бумажной наволочки на жесткой синтетической подушке. С постели напротив на нее смотрело лицо с синяками вокруг глаз, нос охвачен скобками из прозрачного пластика, поверх него пленка из мик ропоры, по щекам размазано какое-то коричневое желе... Энджи. Это лицо Энджи, обрамленное отражением заикающегося заката за дефектным окном. Кости мы не трогали, говорил Джеральд, осторожно отдирая пленку, которая удерживала маленькую пластмассовую скобу вдоль переносицы Моны. В этом-то вся и прелесть. Мы вживили в нос хрящ, введя его через ноздри, потом взялись за ее зубы. Улыбнись. Прекрасно. Нарастили грудь, надстроили соски клонированной, способной напрягаться тканью, потом подкрасили гла за... Он снял скобу. В ближайшие двадцать четыре часа постарайся не касаться лица. У меня от этого синяки? Нет. Синяки вторичная травма от работы с хрящом. Пальцы Джеральда на лице казались прохладными и уверенными. К завтрашнему дню пройдет. В Джеральде ничего стремного. Он дал ей три дерма, два синих и один розовый, такие гладкие и успокаивающие... А вот с Прайором все наоборот, но Прайор ушел, во всяком случае, его нигде не видно. Так приятно просто лежать и слушать, как Джеральд объясняет, что сделал, своим спокойным голосом. И поглядите только, что он умеет. Веснушки, сказала Мона, потому что веснушки со щек исчезли. Стирание и еще немного клонированной ткани. Они вернутся. Чем больше времени ты будешь на солнце, тем скорее... Она такая красивая... Мона повернула голову. Ты, Мона. Это ты. Она поглядела на лицо в зеркале и примерила ту самую знаменитую полуусмешку. Возможно, Джеральд все же не лучше Прайора. Снова вернувшись на узкую белую кровать, куда ее положили отсыпаться, Мона подняла руку, чтобы взглянуть на дермы. Транквилизаторы. В цветных кнопках колышется жидкость. Подцепив розовый дерм ногтем, она сорвала его, прилепила на белую стену и с силой надавила большим пальцем. Вниз сбежала одинокая капля соломенного цвета. Мона осторожно сковырнула дерм со стены и вернула на руку. В синих жидкость оказалась молочно-белой. Их она тоже вернула на место. Может, врач и заметит, но ей хотелось знать, что происходит. Мона посмотрела на себя в зеркало. Джеральд сказал, что сможет вернуть ей прежнюю внешность, если она когда-нибудь этого захочет. Тогда она еще удивилась, что он запомнил, как она выглядела. Может быть, он сделал снимок или еще что. Теперь, если вдуматься, нет уже никого, кто бы помнил, как она выглядела раньше. Она прикинула, что, возможно, единственным вариантом в этом случае была бы стим-дека Майкла, но она не знала ни его адреса, ни даже фамилии. Странное чувство как будто та, кем она была раньше, выскочила на минутку на улицу, да так и не вернулась. Тут Мона закрыла глаза и сказала себе, что твердо знает, что она это она, Мона, всегда была Моной, и что по большому счету ничего не изменилось, во всяком случае, за фасадом. Ланетта говорила, что не имеет значения, как ты меняешь себя. Однажды Ланетта проговорилась, что у нее не осталось и десятой части того лица, с которым она родилась. Даже не подумаешь, ну если не считать черного на веках, так что ей никогда не приходилось возиться с тушью. Мона тогда еще подумала, что Ланетте сделали не такую уж хорошую операцию, и, должно быть, это как-то отразилось в ее взгляде, потому что Ланетта сказала: SТебе стоило бы поглядеть на меня до того, дорогуша. А вот теперь и она, Мона, лежит пластом на узкой кровати в Балтиморе, и все, что ей известно об этом городе, ограничивается завыванием сирен на улице да гудением вентилятора Джеральда. Не понять как, но это гудение перешло в сон, и как долго она спала, Мона не знала. А потом возле кровати оказался Прайор, его рука лежала у нее на плече, и он спрашивал, не хочет ли она есть. Мона смотрела, как Прайор сбривает бороду. Он делал это над хирургической раковиной из нержавейки. Сперва подрезал бороду хромированны ми ножницами, потом взялся за пластмассовый одноразовый станок, который позаимствовал из коробки Джеральда. Странно было видеть, как на свет появляется его лицо. Лицо оказалось совсем не таким, как она ожидала: моложе. Но рот остался прежним. Мы здесь еще надолго, Прайор? Перед тем как начать бриться, он снял рубашку. По плечам и рукам вниз до локтя сбегали вытатуированные драконы с львиными головами. Пусть это тебя не волнует. Скучно. Мы достанем тебе стимы. Он брил подбородок. Как выглядит Балтимора? Отвратительно. Как и все остальное. А Англия? Отвратительно. Он вытер лицо толстым комом синей впитывающей салфетки. Может, пойдем поедим крабов? Джеральд говорит, тут чудесные крабы. Ага, отозвался он. Я принесу. И выбросил синий ком в стальную мусорную корзину. А как насчет того, чтобы я пошла с тобой? Нет. Ты можешь попытаться сбежать. Рука Моны скользнула между стеной и кроватью и нашла проделанную в темперлоне ямку, куда она спрятала шокер. Свою одежду она уже успела обнаружить в белом пластиковом пакете под кроватью. Каждые два часа приходил Джеральд со свежими дермами. Она сколупывала их сразу после его ухода. Мона рассчитывала на то, что если удастся уговорить Прайора с ней поужинать, то в ресторане она рванет когти. Но Прайор не поддавался. В ресторане ей, возможно, удалось бы добраться до копа, ведь теперь, как Моне казалось, она сообразила, в чем заключалась сделка. Пришьют. Ланетта ей о таком рассказывала. Есть мужики, которые готовы платить за то, чтобы внешность девушки перекроили под какую-то другую особу, а затем убивают ее. Обязательно богатые, по-настоящему богатые. Не Прайор, конечно, а кто-то, на кого он работает. Ланетта говорила, что эти мужики иногда устраивают так, чтобы девушки выглядели, как, скажем, их жены. Тогда Мона в это не поверила. Ланнета любила рассказывать страшные истории, просто потому что приятно бояться, зная, что тебе самой ничего не грозит. И уж историй об извращенцах у Ланетты было полно. Она говорила, что пиджаки из них изо всех самые сумасшедшие. Естественно, крутые пиджаки, те, что в правлениях больших компаний они ведь не могут себе позволить потерять самоконтроль на работе. Но когда они не на работе, говорила Ланетта, они могут его терять, как им заблагорассудится. Так почему бы какому-нибудь большому пиджаку наверху не пожелать поиметь таким образом Энджи? Ладно, многие девушки из кожи вон лезут, чтобы стать на нее похожей, но результат выходит в основном жалкий. Мона не встречала еще ни одну действительно похожую на звезду настолько, чтобы одурачить кого-то, кому не все равно. Но может быть, нашелся кто-то, кто заплатил за все это, просто чтобы заполучить девушку, которая выглядела бы как Энджи. И опять же, если дело не в убийстве, зачем она ему? Прайор застегивал голубую рубашку. Потом подошел к постели и сдернул простыню, чтобы посмотреть на ее грудь. Будто осматривал автомобиль. Мона рывком натянула простыню обратно. Я принесу крабов. Он надел куртку и ушел. Мона слышала, как по пути он что-то сказал Джеральду. В дверном проеме возникла голова китайца. Как ты себя чувствуешь, Мона? Есть хочу. Чувствуешь себя расслабленно? Угу... Снова оставшись одна, она перекатилась на бок и стала изучать свое лицо лицо Энджи, но теперь и ее тоже в зеркальной стене. Синяки почти сошли. Джеральд прилепил ей на лицо такие штучки, похожие на миниатюрные троды, и подключил их к какой-то машине. Сказал, что так быстрее заживет. На этот раз оно не заставило ее подпрыгнуть на месте, это лицо звезды в зеркале. Зубы были прекрасны: такие кому угодно захочется сохранить. А что касается всего остального, Мона пока не была особо уверена, что ей это нравится. Может, сейчас надо встать, одеться и пойти к выходу. Если Джеральд попытается ее остановить, она воспользуется шокером. Тут Мона вспомнила, что Прайор объявился в мансарде у Майкла, как будто был кто-то, кто все время за ней следил, ходил за ней по пятам всю ночь. Возможно, и сейчас снаружи кто-то дежурит. В клинике Джеральда, похоже, нет окон, настоящих окон, так что выходить придется через дверь. И ей до зарезу был нужен магик. Но если она хоть чуть-чуть дохнет, Джеральд это заметит. Мона знала, что ее косметичка здесь, в пакете под кроватью. Может, думала она, если немного принять, то она хоть что-нибудь да предпримет. Но, с другой стороны, есть вероятность, что это будет совсем не то, что ей нужно. Не всегда и не все, что она проделывала под магиком, срабатывало. Даже если он создает ощущение, что промашки просто не может быть. Как бы то ни было, хочется есть. Жаль, что у Джеральда тут нет музыки или еще чего-нибудь такого, так что, пожалуй, она подождет крабов... ГЛАВА 24. В ОДНОМ БЕЗЛЮДНОМ МЕСТЕ И вот перед ним стоит Джентри, и в глазах у него пылает Образ, и он протягивает ему сетку тродов под безжалостным сиянием голых лампочек. И говорит он Слику, почему все должно быть так, а не иначе, почему Слик должен надеть троды и напрямую подключиться к тому, что серая пластина вводит в мозг неподвижного тела на носилках, что бы это ни было. Слик покачал головой, вспоминая, как набрел на Собачью Пустошь. А Джентри, приняв этот жест за отказ, стал говорить еще быстрее. Джентри говорил, что Слик вроде бы как умрет, но совсем ненадолго, ну, может, на несколько секунд, пока он, Джентри, не зафиксирует информацию и не выстроит общий контур макроформа. Ведь Слик не знает, как это сделать, продолжал ковбой, иначе бы он, Джентри, пошел на это сам; да и не нужна ему эта информация, ему нужно только общее представление, потому что именно оно так он считает приведет его к Образу, к той главной цели, за которой он гонялся столь долго. А Слик вспоминал, как пересек Пустошь пешком. Он тогда боялся, что в любой момент может вернуться синдром Корсакова, и он забудет, где находится, и напьется канцерогенной воды из гнилой красной лужи, которых так много было на ржавой равнине. А в них плавают красная пена и раскинувшие крылья мертвые птицы. Дальнобойщик из Теннесси посоветовал ему идти от трассы на запад: через час, мол, будет вшивенькое двухполосное шоссе, где можно застопить машину до Кливленда. Но Слику казалось, что прошло куда больше часа, к тому же он не знал точно, в какой стороне запад. И вообще это место все сильнее его пугало как будто здесь проходил какой-нибудь великан, наступил на воспаленный волдырь свалки, расплющил его, а шрам так и остался. Однажды Слик увидел кого-то вдали на невысокой куче металлолома и помахал. Фигура исчезла, но Слик зашагал ту да, уже не сторонясь луж, а хлюпая прямо по ним, и, когда добрался до места, увидел, что это всего лишь бескрылый остов самолета, наполовину погребенный под ржавыми консервными банками. Он пошел назад вниз по пологому спуску, по тропинке, отмеченной расплющенными банками, пока в конце концов не добрел до квадратного отверстия, которое оказалось аварийным выходом невесть откуда. Засунул голову внутрь, и на него уставились сотни маленьких головок, свисавших с потолочного свода. Слик будто прирос к месту, прищурился, давая глазам привыкнуть к внезапной onksr|le, пока дикое ожерелье не начало приобретать некий смысл. Розовые головки были оторваны от пластмассовых кукол. Их нейлоновые волосы кто-то связал в хвосты на макушке, а в узлы продел толстый черный шнур головы свисали с него, как спелые фрукты. Кроме них да нескольких полос грязного зеленого пенопласта, ничего другого в бункере не было. Слик точно знал, что ему не хочется здесь задерживаться, чтобы выяснить, кто тут живет. Тогда он отправился на юг и случайно наткнулся на Фабрику. У меня никогда не будет второго такого шанса, говорил Джентри. Слик смотрел в напряженное осунувшееся лицо, в расширенные от отчаяния глаза. Я никогда его не увижу... Слик вспомнил, как Джентри ударил его и как он, Слик, посмотрел на гаечный ключ, который держал в руке, и почувствовал... Черри была не права насчет их обоих, тут было нечто иное, он только не знал, как это назвать. Левой рукой Слик вырвал у Джентри троды, а правой сильно толкнул его в грудь. Заткнись! Заткнись, черт тебя подери! Джентри упал на край стального стола. Тихонько чертыхаясь, Слик неловко натянул изящную сетку контактных дерматродов на лоб и виски. Подключился. Под подошвами скрипнул гравий. Открыл глаза, посмотрел себе под ноги: посыпанная гравием дорожка при утреннем свете казалась ровной и очень чистой, гораздо чище Собачьей Пустоши. Взглянул вперед и увидел, что она делает плавный поворот, а за зелеными раскидистыми деревьями скат черепичной крыши. Дом огромный, почти в половину Фабрики. Неподалеку в высокой мокрой траве стояли статуи. Отлитый из чугуна олень и мужской торс, вытесанный из белого камня, ни рук, ни ног, ни головы. Пели птицы, это был единственный звук. Слик пошел по подъездной аллее к серому дому, ничего другого ему, похоже, не оставалось. В конце дороги за домом виднелись постройки по меньше и широкое плоское поле травы, где трепетали на ветру планеры. Сказка, подумал он, поднимая глаза на широкий каменный выступ над входом в усадьбу, на розетки оконных витражей. Как в кино, которое он видел однажды в детстве. Неужели действительно есть на свете люди, которые живут в таких вот домах? Никакой это не дом, напомнил он самому себе, только лишь стим-реальность. Джентри, сказал он вслух, вытащи отсюда мою задницу, ладно? Слик принялся рассматривать тыльные стороны ладоней. Шрамы, въевшаяся смазка, черные полумесяцы грязи под обломанными ногтями. Машинное масло размягчало ногти, и они легко ломались. Он начинал уже чувствовать себя полным идиотом, стоя здесь посреди дороги. А ведь возможно, кто-то наблюдает за ним из дома. Бля, выплюнул он и свернул на вымощенную плиткой дорожку к дому, подсознательно перейдя на развязный широкий шаг и выпятив грудь, чему научился в бытность свою в Блюз-Дьяконах. Сбоку от двери была прикреплена какая-то странная штука: маленькая изящная рука держала в вытянутых пальцах сферу размером с бильярдный шар все отлито из чугуна. Крепится на шарнирах, так чтобы можно было повернуть руку и опустить шар вниз. Повернул. Рывком. Дважды. Потом еще пару раз. Ничего. Дверная ручка была латунной, цветочный орнамент на ней до того стерся, что стал почти неразличим. Повернулась она легко. Слик толкнул дверь. И невольно прищурился от бьющего в глаза богатства красок и интерьера. Плоскости темного полированного дерева, квадраты черного и белого мрамора, ковры с тысячью мягких оттенков, светившихся, как церковные витражи, начищенное серебро, зеркала... Он хмыкнул. Взгляд притягивала то одна, то другая мелочь столько вещей, предметов, названий которым он не знал... Ищешь кого-нибудь, приятель? Перед огромным камином стоял мужчина. На нем были узкие черные джинсы и белая футболка, ноги его были босы, и в правой руке он держал толстый, расширяющийся книзу стакан с ликером. Слик обалдело уставился на незнакомца. Бля, выдавил Слик. Ты это он... Мужчина покачал коричневую fhdjnqr| в стакане и сделал глоток. Я ожидал, что Африка со временем выкинет что-то подобное, сказал он, но почему-то, дружок, ты не похож на ребят в его стиле. Ты Граф. Ага, Граф, отозвался он. А ты, черт побери, кто? Слик. Слик Генри. Граф рассмеялся. Хочешь коньяку, Слик Генри? Он указал стаканом на стойку из полированного дерева, где выстроились в ряд причудливые бутылки; с каждой на цепочке свисал маленький серебристый ярлычок. Слик покачал головой. Мужчина пожал плечами. С него все равно не забалдеешь... Прости, что я это говорю, но выглядишь ты погано, Слик. Я так понимаю, что ты не из команды Малыша Африки? А если нет, то что все-таки ты тут делаешь? Меня послал Джентри. Какой еще Джентри? Ты ведь парень на носилках, так? Парень на носилках это я. Где конкретно в данную минуту эти носилки, Слик? У Джентри. Где это? На Фабрике. А это где? На Собачьей Пустоши. И как же я там очутился, на этой Пустоши, где бы она ни была? Это Малыш Африка тебя привез. Привез с девушкой по имени Черри. Понимаешь, я у него в долгу, так он захотел, чтобы я приютил тебя на время, тебя и Черри. Она ухаживает за тобой... Ты назвал меня Графом, Слик... Черри сказала, что так тебя однажды назвал Малыш... Скажи-ка мне, Слик, не выглядел ли Малыш, когда он меня привез, встревоженным? Черри думала, что он был до смерти напуган там, в Кливленде. Уверен, что был. Кто этот Джентри? Твой друг? Фабрика принадлежит ему. Я тоже там живу... Этот Джентри, он ковбой, а, Слик? Компьютерный жокей? Я хочу сказать, что, если ты здесь, он должен рубить в технике, так? Теперь пришла очередь Слика пожать плечами. Джентри, ну... он вроде художника. У него полно всяких теорий. Вообще это трудно объяснить. Он присобачил несколько проводов к той штуковине на носилках... ну к той, куда ты подключен. Сначала он попытался вывести изображение на проекционный стол, но там оказалась только эта дурацкая обезьяна, что-то вроде тени, поэтому он уговорил меня... Господи... впрочем, не важно. Эта фабрика, о которой ты говорил, она где-то на задворках? Сравнительно малодоступна? Слик кивнул. А Черри, она что-то вроде нанятой медсестры? Да. Сказала, у нее диплом медтеха. И никто еще не приходил меня искать? Нет. Это хорошо, Слик. Потому что если кто-то придет, кто-нибудь, кроме этого ублюдочного крысенка, прошу прощения, нашего общего друга Малыша Африки, то у вас, ребята, могут быть серьезные неприятности. Да ну? Вот тебе и да ну. Выслушай меня, идет? Я хочу, чтобы ты запомнил, что я тебе скажу. Если у вас на этой вашей фабрике появится хоть какая-то компания, единственная ваша надежда это подключить меня к матрице. Понял? А как ты стал Графом? Я имею в виду, что это значит? Бобби. Меня зовут Бобби. Граф, а может быть, правильнее было бы Счет прерывание на счет ноль, знаешь? Впрочем, не важно, и то и другое было когда-то моим прозвищем, вот и все. Как ты думаешь, ты запомнил, что я тебе сказал? Слик снова кивнул. Хорошо. Бобби поставил стакан на деревяшку с чудными бутылками. Слышишь? спросил он. За открытой дверью по гравию прошуршали шины. Знаешь, кто это, Слик? Это Анджела Митчелл. Слик повернулся. Бобби Граф, или Счет, смотрел в окно на подъездную аллею. Энджи Митчелл? Стим-звезда? Она тоже здесь? Как сказать, Слик, как сказать... Слик увидел, как мимо прокатил черный автомобиль. Эй, начал было он, Граф, то есть Бобби, что... Спокойно, сказал Джентри, просто посиди. Спокойно. Спокойно... ГЛАВА 25. НАЗАД НА ВОСТОК Пока Келли и его ассистенты готовили для предстоящей поездки ее гардероб, Энджи чувствовала, будто сам дом оживает вокруг нее, готовясь к одному из своих коротких периодов запустения. С того места, где она сидела в гостиной, до нее доносились голоса, чей- то смех. Одну из ассистенток, молоденькую девчушку, одели в синий полиуглеродный экзо, что позволило ей сносить вниз кофры от Эрме, будто невесомые блоки пенопласта. Тихонько жужжащий скелет поверх человеческого тела мягко шлепал вниз по ступенькам плоскими динозаврьими лапами. Синий скелет, кожаные гробы. Тут в дверях появился Порфир. Мисси готова? Парикмахер успел облачиться в длинное свободное пальто из тонкой, как ткань, черной кожи, над каблуками черных лакированных сапог посверкивали шпоры из горного хрусталя. Порфир, улыбнулась Энджи, ты выглядишь прямо как муфтий. Надо бы нам устроить шоу-выход в Нью-Йорке. Камеры там установлены в твою честь, не в мою. Да уж, протянула она, в честь моего нового включения. Порфир будет держаться на заднем плане. Никогда не думала, что ты станешь беспокоиться о том, что можешь вдруг кого-то затмить. Он усмехнулся, показывая скульптурные, обтекаемые зубы фантазия зубного врача-авангардиста на тему, каковы они могли бы быть у раз новидности более быстрых, более элегантных существ. С нами полетит Даниэлла Старк. До Энджи донесся звук снижающегося вертолета. Она будет ждать нас в аэропорту Лос-Анджелеса. Мы ее придушим, ответил он тоном заговорщика, набрасывая на плечи Энджи палантин из голубой лисы, выбранный для этого случая Келли. Если мы пообещаем намекнуть новостям, что мотив был сексуальный, она, возможно, даже решит нам подыграть... Ты ужасен. Это Даниэлла ужас во плоти, мисси. Уж кто бы говорил. А? Парикмахер сузил глаза. Но зато у меня душа младенца. Вертолет пошел на посадку. О Даниэлле Старк, сотруднице стим-версий журналов Вог-Ниппон и Вог- Европа, повсюду ходили слухи, что ей далеко за восемьдесят. Если это верно, подумала Энджи, тайком рассматривая фигуру журналистки, когда они втроем поднимались по трапу в Лир, то в том, что касается пластической хирургии и косметологии, Даниэлла Порфиру вполне под стать. На первый взгляд журналистке было чуть больше тридцати, и единственным заметным свидетельством, что она имела-таки дело с хирургами, была пара бледно- голубых цейсовских имплантантов. Один юный репортер из французского журнала мод как-то назвал их модно устаревшими. Как поговаривали злые языки в Сенснете, этот репортер больше нигде и никогда не смог получить работу. Энджи знала, что при первой же возможности Даниэлла заведет с ней разговор о наркотиках, о наркотиках знаменитости, будет смотреть на нее b упор, широко, как школьница, распахнув васильковые глаза, чтобы заснять все на пленку. Под грозным взором Порфира Даниэлла некоторое время пыталась сдерживаться пока они не достигли крейсерской скорости где-то над Ютой. Я надеялась, начала журналистка, что кто-то поднимет этот вопрос до меня...