и. ГЛАВА 37. ЖУРАВЛИ Тик удалил маленькую пластинку с задней стороны модуля Маас-Неотек, использовав для этого зубочистку и ювелирные щипцы. Очаровательно, пробормотал он, вглядываясь в отверстие через оптическое устройство с лампочкой для подсветки, на которое тут же свесился водопад нечесаных сальных волос. Как это они протянули здесь проводки, не зацепив переключатель? Ловкие, ублюдки... Тик, спросила Кумико, ты познакомился с Салли, когда она в первый раз приехала в Лондон? Думаю, я познакомился с ней вскоре после того... Он потянулся за мотком оптического провода. Конечно, у нее тогда не было такого влияния. Она тебе нравится? Прибор с лампочкой обратился в сторону девочки, из-за линз на нее воззрился искаженный левый глаз Тика. Нравится? Не знаю, так вот сразу об этом и не скажешь. Но ты же не станешь говорить, что она тебе не нравится? Чертовски сложно с ней, с этой Салли. Понимаешь, что я имею в виду? Сложно? Она так и не смогла примириться с тем, как здесь делаются дела. Все жалуется. Его руки двигались быстро, уверенно: щипцы, провод... Наша Англия тихое место. Но, видишь ли, так было не всегда. У нас тоже были свои неприятности, а потом война... Здесь все происходит определенным обра зом, если ты меня понимаешь. Хотя нельзя сказать, что это верно для какой- нибудь показушной банды. Прости? Для типов вроде Суэйна. Впрочем, у людей твоего отца, тех, с которыми Суэйн общался раньше, похоже, есть уважение к традициям... Человек должен знать, какой путь ведет наверх... Понимаешь, о чем я говорю? Так вот, готов поручиться, эта новая афера Суэйна спутает карты всем, кто в ней не замешан. Господи, у нас же все-таки есть правительство. И им не заправляют большие компании. По крайней мере, не напрямую... А деятельность Суэйна угрожает правительству? Она его, черт побери, меняет. Наш мистер Суэйн перераспределяет власть, как ему удобно. Информация. Власть. Компромат. Сосредоточьте достаточно такой грязи в руках одного человека... Пока он говорил, на щеке у него дергался нерв. Корпус Колина лежал посреди обеденного стола на белой антистатической прокладке, а Тик подсоединял торчащие из него проводки к толстому кабелю, ведущему к одному из множества модулей на стеллаже. Ну вот, сказал он, потирая руки, не могу доставить его к тебе прямо в комнату, но мы доберемся до него через деку. Видела когда- нибудь киберпространство? Только в стимах. Тогда можно считать, что видела. В любом случае сейчас увидишь. Он встал и отошел от стола. Девочка прошла за ним через комнату к паре потертых кресел с обивкой из искусственной замши, которые стояли по обеим сторонам низкого квадратного столика из черного стекла. Беспроволочные, с гордостью пояснил Тик, беря со стола два набора тродов и протягивая один Кумико. Стоили целое состояние. Кумико рассматривала скелетообразную матово-черную тиару. На ободе между височными кругами был выдавлен логотип Маас-Неотек. Надела, почувствовав холод пластика на коже. Тик надел свои троды и устроился в другом кресле. Готова? Да, ответила девочка. И комната Тика исчезла, стены развалились колодой карт, которые затем съежились и пропали в яркой решетке со встающими внутри нее геометри ческими фигурами баз данных. Симпатичный переход, правда? донесся до нее голос Тика. Программка встроена в троды. Для пущего драматизма... Где Колин? Секунд очку... дай-ка я его вызову... Кумико ахнула, почувствовав, как ее уносит к равнине, сотканной из хромированного желтого света. Головокружение может стать проблемой, сказал Тик, внезапно оказываясь на желтой равнине рядом с ней. Она посмотрела вниз на его замшевые туфли, потом на свои руки. О телесном облике, по мере возможности, заботится графическая программа, объяснил англичанин. Ага, вот и он, произнес вдруг Колин, наш маленький человечек из Розы и короны. Покопался в моей упаковке, да? Кумико обернулась и увидела его здесь же. Подошвы коричневых сапог висели в десяти сантиметрах над желтой хромировкой. В киберпространстве, как она успела заметить, теней не было. А я и не знал, что мы уже встречались, ответил Тик. Не стоит беспокоиться, сказал Колин, это было неофициальное знакомство. Однако, обратился он к Кумико, я вижу, ты благополучно добралась в красочный Брикстон. Господи, воскликнул Тик, ты не можешь хотя бы наполовину прикрутить свой снобизм? Прошу прощения, с усмешкой отозвался Колин, мое предназначение отражать ожидания гостя. Так вот как японские конструкторы представляют себе истинного англичанина! Там были Дракулы, сказала Кумико, в подземке. Они отобрали у меня сумочку. Хотели отобрать тебя... Ты вытек из своего корпуса, приятель, сказал Тик. А сейчас подключен через мою деку. Надо же, усмехнулся Колин. Скажу тебе кое-что еще, продолжал Тик, делая шаг к Колину. Для того, чем тебе полагается быть, в тебе не совсем та информация. Он прищурился. Мой приятель в Бирмингеме как раз выворачивает тебя наизнанку. Тик повернулся к Кумико: В этом твоем мистере Чипсе кто-то покопался. Тебе это известно? Нет... Если начистоту, сказал Колин, отбрасывая челку со лба, что-то подобное я и подозревал. Тик уставился невидящим взглядом в матрицу, как будто прислушивался к чему-то, чего Кумико не могла услышать. Да, наконец произнес он, хотя с почти полной уверенностью могу сказать, что это фабричная работа. Десять основных блоков в тебе, он рассмеялся, были закрыты льдом... Черт побери, считается, что ты знаешь все о Шекспире, верно? Извини, ответил Колин, но боюсь, черт побери, что я знаю о Шекспире действительно все. Прочти нам тогда какой-нибудь сонет, предложил Тик; его лицо искривилось. Ты прав. По лицу Колина пробежала тень чего-то, похожего на страх. И о чертовом Диккенсе тоже! ликующе прокаркал Тик. Но я ведь знаю... Ты думаешь, что знаешь, пока тебя не спросят о чем-то конкретном! Видишь ли, они оставили эти кармашки пустыми блоки памяти для английской литературы и наполнили их чем-то еще... И чем же? Не знаю, ответил Тик. Мой приятель в Бирмингеме не может этого расколоть. Вообще-то он паренек умный, но ты как-никак чертов биософт Мааса... Тик, прервала его Кумико, есть какой-нибудь способ связаться с Q`kkh через матрицу? Сомневаюсь, но можно попробовать. Ты в любом случае увидишь этот макроформ, о котором я тебе рассказывал. Хочешь, прихватим с собой для компании и мистера Чипса? Да, пожалуйста... Вот и прекрасно, сказал Тик, потом помедлил. Но мы не знаем, чем твой дружок напичкан. Предполагаю, там что-то такое, за что заплатил твой отец. Он прав, отозвался Колин. Мы отправимся втроем, сказала девочка. Тик решил осуществить переход в реальном времени, отказавшись от мгновенного перемещения, к какому обычно прибегают в матрице. Желтая равнина, объяснил он, это крыша Лондонской фондовой биржи и связанных с ней учреждений в Сити. Тик каким-то образом сгенерировал некое подобие лодки эта синяя абстракция, в которую они погрузились, должна бы ла ослабить чувство головокружения. Когда синяя лодка заскользила прочь от Лондонской биржи, Кумико обернулась и увидела, как уменьшается огромный желтый куб. Тик, взяв на себя роль гида, указывал на различные структуры, в то время как Колин устроился по-турецки на сиденье эта смена ролей, похоже, его забавляла. Вот Уайтс 15, говорил Тик, обращая ее внимание на скромную серую пирамиду, клуб на Сент-Джеймс. Банк регистрации членов, список ожидающих... Кумико с интересом рассматривала архитектуру киберпространства, вспоминая своего французского наставника в Токио, который объяснял ей по требность человечества в таком вот информационном поле. Иконки, перекрестки линий связи, искусственные реальности... Но затем в памяти все начало расплываться как и эти громадные геометрические фигуры, когда Тик резко увеличил скорость... Размеры белого макроформа с трудом укладывались в голове. Первоначально он казался Кумико подобным небу, но теперь, глядя на него издали, она воспринимала его как нечто иное, как что-то, что можно взять в руку, цилиндр из светящегося жемчуга не выше шахматной пешки. Однако громоздящиеся кругом разноцветные фигуры превращались рядом с ним в ничтожных карликов. А вот это действительно необычно, бросил небрежно Колин. Поистине аномальное явление, единственное в своем роде. Тебе-то что об этом беспокоиться? Или все же есть причины? поинтересовался Тик. Только если это не имеет прямого отношения к Кумико, ответил Колин, вставая в лодке. Хотя как можно быть уверенным? Ты должен попытаться связаться с Салли, нетерпеливо напомнила Кумико. Эта штука макроформ, аномалия не вызывала у девочки особого интереса, хотя и Тик и Колин относились к ней как к чему-то сверхординарному. Посмотри на него, сказал Тик. Возможно, там, черт побери, целый мир... И ты не знаешь, что это? Девочка присмотрелась к Тику, во взгляде которого появилось знакомое отстраненное выражение, что означало, что где- то там, в Брикстоне, его пальцы порхают над декой. Это очень, очень большой сгусток данных, сказал Колин. Я только что попытался протянуть ниточку к тому конструкту, которого Салли называет Финном, сказал Тик; взгляд его потерял рассеянность, но в голосе появились нотки озабоченности. Однако не смог прорваться. У меня возникло нехорошее чувство, как будто там кто-то есть... ждет чего-то. Пожалуй, нам лучше бы сейчас отключиться... На жемчужной поверхности колонны возникла черная точка, выросла в четко очерченный круг... Чтоб мне провалиться, выдохнул Тик. Оборви связь, бросил Колин. Не могу! Нас зацепили... На глазах у Кумико синий силуэт лодки под ней вытянулся, превращаясь в лазурную дорожку, ведущую к круглому оку тьмы. Потом... мгновение `aqnk~rmni отчужденности, пустоты, и Кумико вместе с Тиком и Колином была затянута в клубящийся мрак... ... и оказалась в парке Уэно. Над неподвижными водами пруда Синобацу повис осенний вечер. Рядом с ней на полированной скамейке из холодных полиуглеродных брусков сидит мать, сейчас она гораздо красивее, чем в воспоминаниях. Ее полные губы светятся яркой помадой, нанесенной лучшими, тончайшими кисточками, с которыми Кумико не раз играла в детстве. На матери знакомая французская черная куртка с поднятым воротником, темный мех обрамляет ее приветливую улыбку. Кумико могла только смотреть перед собой, сжавшись в комок на скамейке и чувствуя под сердцем ледяной пузырь страха. Какая ты у меня глупая, Кумико, сказала мать. Как ты могла вообразить, что я забуду тебя и брошу посреди зимнего Лондона на милость гангстерам, прислуживающим твоему отцу? Кумико смотрела, как шевелятся совершенные губы, чуть приоткрывая белые зубы девочка знала, что за этими зубами следил самый лучший дантист Токио. Ты умерла, услышала она свой голос. Нет, улыбнулась мать, не сейчас. И не здесь, в парке Уэно. Посмотри на журавлей, Кумико. Но Кумико даже не повернула голову. Посмотри на журавлей. Отвали, ты, сказал Тик. Кумико резко обернулась. Он был тоже здесь, в парке. Его бледное лицо было перекошено и лоснилось от пота, сальные волосы прилипли ко лбу. Я ее мать. Она не твоя мама, понимаешь? Тика трясло, все его искривленное тело вздрагивало, как будто он заставлял себя идти наперекор ужасному ветру. Не... твоя... мама... Под мышками серого пиджака проступили темные полумесяцы. Маленькие кулачки ходили ходуном, а он все силился сделать следующий шаг. Ты болен, сказала мать Кумико сочувственным тоном. Тебе стоит прилечь. Тик упал на колени, придавленный к земле невидимой тяжестью. Прекрати! закричала Кумико. Что-то с силой вдавило лицо Тика в пастельный бетон дорожки. Прекрати! Левая рука человечка взлетела от плеча вертикально вверх и начала медленно вращаться, кисть по-прежнему оставалась сжатой в кулак. Кумико услышала, как что-то хрустнуло кость или, может быть, сустав, и Тик закричал. Ее мать рассмеялась. Кумико ударила мать по лицу. Удар отозвался в ее руке резкой и очень реальной болью. Лицо матери дрогнуло, превращаясь в чье-то чужое. Лицо гайдзинки с широким ртом и тонким, острым носом. Тик застонал. Чудесная картинка, доложу я вам, раздался вдруг голос Колина. Кумико повернулась и увидела его сидящим верхом на лошади с охотничьей литографии на стилизованном графическом воспроизведении вымершего животного. Грациозно выгнув шею, лошадь подошла ближе. Простите, что задержался. Мне потребовалось некоторое время, чтобы отыскать вас. Это восхитительно сложная структура. Что-то вроде карманной Вселенной. Я бы сказал: тут всего понемножку. Он натянул поводья. Игрушка, сказало нечто с лицом матери Кумико, как ты смеешь разговаривать со мной? По правде говоря, смею. Вы леди 3-Джейн Тессье-Эшпул, или, точнее, бывшая леди 3-Джейн Тессье-Эшпул, до недавних пор жившая на вилле Блуждающий огонек, а совсем недавно безвременно ушедшая из жизни. А эту довольно удачную декорацию токийского парка вы только что выудили из воспоминаний Кумико, не так ли? Умри! Женщина выбросила вверх белую руку, с ее ладони вспорхнула фигурка, сложенная из листка неона. Нет, сказал Колин, и журавлик распался; призрачные обрывки пронеслись сквозь Колина и растаяли. Не выйдет. Извините. Я вспомнил, что я такое. Нашел те байты, которые были запрятаны в блоках для Шекспира, Теккерея и Блейка. Я был модифицирован специально для того, чтобы помогать советом и защищать Кумико в ситуациях гораздо более опасных, чем те, какие только могли вообразить мои первоначальные конструкторы. Я тактическое устройство. Ты ничто. У ее ног зашевелился Тик. Боюсь, вы ошибаетесь. Видите ли, 3-Джейн, здесь, в этом вашем... капризе, я столь же реален, как и вы. Понимаешь, Кумико, сказал он, спры гивая с седла, загадочный макроформ Тика на самом деле куча мала очень дорогих биочипов, соединенных в определенном порядке. Что-то вроде игрушечной Вселенной. Я пробежался по ней вверх-вниз, и здесь, безусловно, многое стоит посмотреть, многому поучиться. Эта... женщина скажем так, если уж мы решили относиться к ней как к человеку, создала ее в трогательном стремлении о нет, даже не к бессмертию, а просто чтобы сделать все по-своему. Подчинить все своим узким, навязчивым и исключительно ребяческим желаниям. И кто бы мог подумать, что предметом жесточайшей и так мучительно снедающей ее зависти станет Анджела Митчелл? Умри! Ты умрешь! Я тебя убиваю! Сейчас же! Попытайтесь еще раз, предложил Колин и усмехнулся. Видишь ли, Кумико, 3-Джейн знала о тайне Митчелл, о тайне ее взаимоотношений с матрицей. Было время, когда Митчелл обладала потенциалом... ну... она могла стать центром всего... Впрочем, эта история не стоит того, чтобы в нее вдаваться. А 3-Джейн просто ревновала... Фигура матери Кумико качнулась дымком и растаяла. О, дорогая, сказал Колин, боюсь, я утомил нашу леди. Наша с ней пикировка нечто вроде позиционной войны; только на уровне командных программ. Ситуация патовая. Разумеется, временно; я уверен, она без труда оправится... Тик тем временем поднялся на ноги и принялся осторожно массировать руку. Господи, выдохнул он, я уже было решил, что она мне ее оторвала. Она это и сделала, сказал Колин, но, уходя, так злилась, что позабыла сохранить эту часть конфигурации. Кумико, сделав несколько шагов, подошла к лошади. Вблизи она и вовсе не походила на настоящую. Девочка коснулась лошадиного бока. Холодный и сухой, как старая бумага. И что нам теперь делать? Убираться отсюда. Пойдемте, вы, оба. По коням! Кумико вперед. Тик назад. Тик с сомнением поглядел на лошадь: Сесть на это? Больше в парке Уэно они никого не видели, хотя и скакали какое-то время в сторону зеленой стены, постепенно приобретавшей черты очень не японского леса. Но мы же должны быть в Токио, запротестовала Кумико, когда они въехали в лес. Здесь все обрывками, сказал Колин, хотя вполне могу представить, что если поискать, то отыщется и какой-нибудь Токио. Однако, думается, я знаю точку выхода... Тут он стал рассказывать ей о 3-Джейн, о Салли, об Анджеле Митчелл. И все это было очень странным. На дальней стороне леса деревья казались просто огромными. Наконец они выехали на поле, заросшее высокой травой и полевыми цветами. Смотрите, сказала Кумико, увидев сквозь ветви высокий серый дом. Да, отозвался Колин, оригинал находится где-то на окраине Парижа. Но мы почти на месте. Я имею в виду точку выхода... Колин! Ты видел? Женщина. Вон там... Да, сказал он, не давая себе труда повернуть голову, Анджела Митчелл... Правда? Она здесь? Нет, ответил он, пока еще нет. И тут Кумико увидела планеры. Очаровательные, похожие на стрекоз конструкции подрагивали на ветру. Вам туда, сказал Колин. Тик отвезет тебя назад на одном из... Да ни за что, запротестовал сзади Тик. Это ведь очень просто. Как будто работаешь с декой. Что в данном случае одно и то же... С Маргейт-роуд прилетели раскаты смеха и пьяные голоса, за которыми последовал звон бутылки, разбившейся о кирпичную стену. Зажмурив глаза, Кумико неподвижно сидела в кресле и вспоминала, как планер взмыл в голубое небо и... и что-то еще. Зазвонил телефон. Глаза девочки тут же распахнулись. Выпрыгнув из кресла, она промчалась мимо Тика, оглядела стеллажи с оборудованием в поисках телефона. Нашла его наконец и... Домосед, а, домосед, сказала Салли издалека; ее голос пробивался сквозь мягкий прибой статики, что там у вас, черт возьми, происходит? Тик? С тобой все в порядке, приятель? Салли! Салли, где ты? В Нью-Джерси. Эй. Детка? Детка, что происходит? Я не вижу тебя, Салли! Экран пустой! Я звоню из автомата. Из Нью-Джерси. Что у вас случилось? Мне столько нужно тебе рассказать... Давай, сказала Салли, это ведь моя монетка. ГЛАВА 38. ВОЙНА НА ФАБРИКЕ (2) Из высокого окна в дальнем конце чердака было хорошо видно, как горит ховер. Тут до Слика донесся все тот же многократно усиленный голос: Вы думаете, это чертовски весело, а? Ха-ха-ха, и мы того же мнения! Мы думаем: в вас, ребята, просто тонны сраного веселья, так что давайте теперь повеселимся вместе! Ничего не видно, только пламя над ховером. Мы просто уйдем, сказала Черри у него за спиной, возьмем воду, какую-нибудь еду, если она у вас есть. Глаза у нее были красные, лицо залито слезами, но голос звучал спокойно. Слишком спокойно, на взгляд Слика. Давай, Слик, что нам еще остается? Слик обернулся к Джентри, ссутулившемуся на своем стуле перед проекционным столом. Сжимая руками виски, тот вглядывался в белую колонну, вздымающуюся посреди привычной радужной путаницы киберпространства Муравейника. С тех пор как они вернулись на чердак, Джентри ни разу не пошевелился, даже слова не произнес. Каблук левого ботинка Слика оставлял на полу нечеткие темные следы кровь Пташки; он наступил в лужу, когда они пробирались через цех Фабрики. Не смог сдвинуть с места остальных, сказал вдруг Джентри, глядя на лежащий у него на коленях пульт дистанционного управления. Просто у каждого свой пульт, ответил Слик. Пора спросить совета у Графа, сказал Джентри, бросая пульт Слику. Я туда не пойду, ответил Слик. Иди сам. Нет необходимости, отозвался Джентри, набирая что-то на встроенной в верстак клавиатуре. На мониторе возникло лицо Бобби Графа. Глаза Черри широко распахнулись. Да скажите же ему, начала она, что ему скоро хана. Так и будет, если его не отсоединить от матрицы и не отправить прямиком в реанимацию. Он умирает. Лицо Бобби на мониторе застыло. За его спиной резко обозначился фон: шея чугунного оленя, высокая трава с пятнами белых цветов, толстые стволы старых деревьев. Слышишь, ты, сукин сын? заорала Черри. Ты умираешь! В легких у тебя все больше и больше жидкости, кишечник не работает, сердце летит ко всем чертям... От одного твоего вида меня блевать тянет. Джентри, сказал Бобби; его голос из крохотного динамика в боковой панели монитора был едва слышен, я не знаю, какой тут у вас расклад, ребята, но я организовал небольшую диверсию. Мы так и не проверили мотоцикл. Черри обняла Слика за плечи. Даже не пошли посмотреть. Может, он на ходу. Что это значит организовал небольшую диверсию? освобождаясь от ее рук, спросил Слик и уставился в монитор. Я еще работаю над этим. Я ввел новый маршрут в программу автоматического грузовоза Борг-Уорд, который недавно вылетел из Ныо- арка. Слик оторвался от Черри. Ну что ты сидишь, сделай хоть что-нибудь! заорал он Джентри. Тот поднял глаза, но в ответ лишь медленно покачал головой. Слик почувствовал первые признаки приближающегося синдрома Корсакова отшелушиваясь, теряли очертания и исчезали крохотные частички памяти. Он не хочет никуда идти, ответил за ковбоя Бобби. Он нашел Образ. А теперь просто хочет посмотреть, во что все это выльется. Каков будет конец. Есть люди, которые едут к вам. В некотором смысле друзья. Они освободят вас от алефа. А я пока по возможности займусь этими сукиными детьми. Не собираюсь я тут торчать, чтобы смотреть, как ты подыхаешь! взвыла Черри. А тебя никто и не просит. Мой вам совет выбирайтесь отсюда. Дайте мне двадцать минут, и я отвлеку их от вас. Никогда еще Фабрика не казалась такой пустой. Пташка лежит где-то в цеху у стены. Слик не переставал думать о спутанном ожерелье из ремешков и косточек у него на груди: перышки и разно калиберные ржавые часики все давно стоят, все показывают разное время... Дурацкое захолустное дерьмо. Но Пташки больше нет. Пожалуй, и меня скоро не будет, подумал он, ведя Черри по шаткой лестнице. Все не так, как раньше. И нет времени вывезти автоматы во всяком случае, без платформы и чьей-нибудь помощи не обойтись; он уже решил, что если уйдет, то сюда больше не вернется. Фабрике и так уже никогда не стать прежней. Черри несла пластиковую канистру с четырьмя литрами фильтрованной воды, сетку с нечищеным арахисом и пятью упаковками сухого супа Биг-Гинза это было все, что ей удалось разыскать на кухне. У Слика было два спальных мешка, фонарик и молоток. Кругом было тихо, только ветер гремел рифленым металлом и шаркали по бетону их башмаки. Слик и сам в точности не знал, куда он пойдет. Думал, что отведет Черри до фермы Марви и оставит ее там. Сам же, наверное, вернется, чтобы посмотреть, что случилось с Джентри. А она через день-другой найдет кого- нибудь, кто подвезет ее до любого городка Ржавого Пояса. Сама она, правда, про это еще не знает. Единственное, о чем она способна сейчас думать, как отсюда убраться. Ее, похоже, одинаково пугала перспектива увидеть как смерть Бобби Графа, так и тех людей, что окружили Фабрику. Но Слик ясно видел, что Бобби все равно нет дела до того, умрет он или нет. Возможно, Бобби решил, что он просто останется в алефе, как и 3-Джейн. Или ему вообще на все наплевать; бывает, что с ума сходят и так. Если он собирается уходить насовсем, думал Слик, свободной рукой направляя Черри через темноту, нужно бы пойти глянуть на прощание на Судью, на Ведьму, на Трупожора, на обоих Следователей. Правда, тогда ему придется сначала вывести Черри, потом вернуться... Но даже думая об этом, он знал, что это бессмысленно, что нет времени, что ее в любом случае нужно вывести... Здесь в стене, у самого пола, есть дыра, объяснил он девушке. Если мы выскользнем через нее, есть шанс, что нас никто не заметит... Когда он свернул в темноте, она сжала его руку. Отверстие Слик отыскал на ощупь, просунул спальные мешки, молоток заткнул за пояс, лег на спину и стал протискиваться в дыру, пока голова и плечи не оказались снаружи. Небо висело низко, оно казалось лишь чуть-чуть светлее, чем тьма внутри Фабрики. Ему подумалось, что он слышит слабое бормотание моторов, но потом и оно смолкло. Упираясь каблуками, плечами, бедрами, он наконец пропихнулся наружу и сразу же перекатился по снегу. Что-то ткнулось ему в ногу: это Черри выталкивала канистру с водой. Слик протянул за канистрой руку, и на тыльной стороне его ладони тут же загорелся красный светлячок. Отпрянув, Слик снова перекатился. Пуля, как chc`mrqjhi кузнечик, ударилась в стену Фабрики. И тут в небе вспыхнула осветительная ракета. Пробиваясь сквозь низкие тучи, Пустошь залил яркий белый свет. И сразу стало видно, что на Пустошь, раздув серые бока, опускается беспилотный грузовоз отвлекающий маневр Бобби. Вот фары грузовоза высветили второй ховер в тридцати метрах от Фабрики, фигуру в капюшоне и с винтовкой... Первый контейнер с грохотом ударился о землю прямо перед ховером и раскололся, выбросив вверх облако упаковочных пенопластовых шариков. Второй, с двумя холодильниками, возместил неудачу прямым попаданием, смяв ховеру кабину. Превратившееся в бомбардировщик воздушное судно Борг-Уорд продолжало изрыгать контейнеры, а ракета, кружась, опустилась на землю и погасла. Слик продрался обратно сквозь отверстие в стене, бросив воду и спальные мешки. Бегом в темноту. Он потерял Черри. Потерял молоток. Девушка, должно быть, убежала в глубь Фабрики, когда человек в капюшоне сделал свой первый выстрел. Он же и последний, если стрелок угодил под рухнувший с небес контейнер... Ноги сами собой привели Слика к пандусу, ведущему в каморку, где ждали его машины. Черри? Он включил фонарик. В круге света возник однорукий Судья. А перед Судьей стояла фигура с отбрасывающими свет зеркалами на месте глаз. Сдохнуть хочешь? спросил женский голос. Нет... Гаси свет. Темно. Бежать... Я вижу и в темноте. Ты только что засунул свой фонарик в карман куртки. И вид у тебя такой, будто тебе все еще хочется побегать. Ты у меня на мушке. Бежать? И не думай об этом. Видел когда-нибудь игольник Фудзивара Эйч-Хи? Стоит игле попасть во что-то твердое, она взрывается. А если попадет в мягкое например, в тебя, приятель, войдет внутрь и тоже взорвется. Через десять секунд. Почему? Чтобы у тебя было время над этим подумать. Ты с теми парнями, что снаружи? Нет. Это вы сбросили на них печки и прочую срань? Нет. Значит, Ньюмарк. Бобби Ньюмарк. Сегодня вечером я заключила сделку. Я сведу кое-кого с Бобби Ньюмарком, и досье на меня испарится. А ты мне покажешь, где найти этого Ньюмарка. ГЛАВА 39. СЛИШКОМ МНОГО ВСЕГО И что же это, в конце концов, за место такое? Дошло уже до того, что Мона перестала находить утешение в воображаемых советах Ланетты. Окажись Ланетта в подобной ситуации, решила Мона, она просто глотала бы черный Мемфис 16 горстями до тех пор, пока не почувствовала бы, что все их проблемы ей до лампочки. У мира никогда еще не было так много движущихся частей и так мало этикеток для них. Они ехали всю ночь, Энджи по большей части в отключке. Теперь Мона определенно была готова поверить болтовне о наркотиках актриса все говорила и говорила... на разных языках, разными голосами. И это было хуже всего голоса, потому что они обращались к Молли, дразнили ее, вызывали на что-то, а она им отвечала, не отрывая глаз от дороги, и совсем не так, как если бы разговаривала с Энджи, стараясь успокоить ее, а скорее будто тут действительно был кто-то другой. Голосов, которыми говорила Энджи, было три, не меньше. Самой Энджи это причиняло явную боль, у нее деревенели мускулы и шла носом кровь. Мона сидела, наклонившись над ней, и промакивала кровь, переполненная странной смесью страха, любви и жалости к jnpnkebe своих снов а может, это просто действовал магик. Но в бело- голубом мигании огней на трассе Мона видела свою собственную руку рядом с рукой Энджи, и они вовсе не были одинаковыми, даже форма была другая, и это ее радовало. Первый голос пришел, когда они ехали на юг, уже после того, как Молли привезла Энджи в вертолете. Этот только шипел и скрипел и раз за разом повторял что-то о Нью-Джерси и какие-то цифры, вроде бы обозначения на карте. Часа два спустя Молли завела ховер на стоянку отдыха дальнобойщиков и сказала, что они в Нью-Джерси. Здесь она вышла и отправилась звонить надолго из автомата с заиндевевшими от мороза стеклами. Когда Молли нако нец вернулась, Мона увидела, как она швырнула телефонную карточку из окна прямо в застывшую на морозе грязь выбросила и все. Мона спросила, кому она звонила, а та сказала, что в Англию. Мона тогда увидела руку Молли на рулевом колесе на темных ногтях проступили желтоватые крапинки; такие возникают, когда отдираешь искусственные ногти. Нужно бы сначала обработать их растворителем, подумала Мона, а потом лечебной мазью. Где-то за рекой они съехали с трассы. Деревья, поле, двухполосное шоссе, временами одинокий красный фонарь высоко на какой-нибудь вышке. Вот когда стали приходить другие голоса. И пошло: туда-сюда, туда-сюда. Голоса, потом Молли, опять голоса, опять Молли. Если разговор что-то и напоминал, так это попытки Эдди заключить сделку, только Молли умела это делать гораздо лучше, чем он. Даже не понимая, о чем идет речь, Мона была уверена, что Молли вот-вот своего добьется. Но она, Мона, просто не в состоянии это выдерживать, ей не вынести... присутствия этих голосов. Когда они приходили, ей хотелось забиться в угол как можно дальше от Энджи. Хуже всего был тот, кого звали Сам-Эдди или что-то вроде того. Все голоса требовали, чтобы Молли отвезла Энджи куда-то ради чего-то, что они называли свадьбой. Тут Мона задумалась, не замешан ли здесь как-то Робин Ланье. Скажем, если Энджи и Робин собираются пожениться, то это просто безумная выходка, авантюра, в какие пускаются все звезды, чтобы заключить брак. Правда, ей никак не удавалось заставить себя поверить в это, и каждый раз, когда возвращался голос этого Сам-Эдди, волосы у Моны вставали дыбом. Однако она сообразила, что именно пытается выторговать Мол ли. Молли хотела, чтобы все файлы с информацией о ней где бы они ни находились были вычищены, стерты. Мона с Ланеттой смотрели как-то фильм о девчонке, у которой было десять или двенадцать личностей, проявляющихся по очереди. Скажем, если одна была скромной малышкой, то другая прожженной шлюхой, но в фильме ничего не говорилось о том, что какая-то из этих личностей была способна стереть досье на себя в полиции. Потом свет фар выхватил из темноты занесенную снегом равнину и низкие холмы цвета ржавчины там, где ветер сдул белизну. В ховере имелась небольшая электронная карта, какие бывают в такси или у дальнобойщиков, но Молли ее не включала, кроме одного раза чтобы поискать цифры, которые называл ей голос. Через некоторое время Мона поняла, что именно Энджи указывает Молли, куда ехать, или, во всяком случае, это делают страшные голоса. Моне сильно хотелось, чтобы поскорее настало утро... Однако ночь еще не кончилась, когда Молли, погасив свет и прибавив скорость, понеслась сквозь тьму... Свет! крикнула Энджи. Расслабься, ответила Молли. Мона вспомнила, как легко и ловко она двигалась в темноте у Джеральда. Тут ховер немного притормозил, вписался в длинный поворот и затрясся на неровной почве. Огоньки на приборном щитке погасли, будто вырубились все приборы. А теперь ни звука, ясно? Ховер снова набрал скорость. Высоко в небе загорелся ослепительный белый огонь. Мона углядела за окном какой-то вращающийся падающий предмет, а над ним что-то еще... похожее на серую луковицу... Вниз! Да пригни же ты ее! Мона дернула застежку ремня безопасности Энджи как раз тогда, когда что- то врезалось ховеру в бок. Она столкнула Энджи на пол и накрыла ее шубой. А потом Молли резко свернула влево, и ховер пронесся мимо чего-то, что Мона никогда еще в жизни не видела. Мона глянула вверх: на долю секунды появилось в призрачном свете большое полуразрушенное черное здание, над p`qo`umsr{lh настежь воротами горела единственная белая лампочка. И вот они уже проскочили в эти ворота, турбина взвыла на задней передаче. Удар, скрежет. Просто не знаю, сказал голос, а Мона подумала: Ну я-то знаю, каково это. Тут голос рассмеялся и все никак не мог остановиться. Смех то слышался, то пропадал, то слышался, то пропадал, как будто кто-то включал и выключал звук. И смех был уже вовсе не похож на смех, когда Мона открыла глаза. Над ней сидела девушка с маленьким фонариком в руке, такой Ланетта обычно хранила на брелке для ключей. Силуэт девушки был неотчетлив, луч уперся в расслабленное лицо Энджи. Девушка перевела взгляд на Мону, увидела, что та смотрит в ответ, и похожий на смех звук прекратился. Кто вы такие, черт побери? Свет бил Моне в глаза. Выговор кливлендский. Упрямое лисье личико под растрепанными обесцвеченными волосами. Мона. А ты кто? Но тут она увидела молоток. Черри... А молоток зачем? Кто-то охотится за мной и Сликом. Черри перевела взгляд на молоток, потом снова подозрительно посмотрела на Мону. Это не вы? Вряд ли. Ты на нее похожа. Свет скользнул по лицу Энджи. Не моих рук дело. Во всяком случае, раньше я выглядела иначе. Вы обе выглядите как Энджи Митчелл. Да. Это она и есть. Черри передернуло. На ней было три или четыре кожаные куртки, полученные от различных дружков таков был кливлендский обычай. В этот высокий замок, раздался изо рта Энджи голос, густой и тяжелый, как грязь. Выронив от изумления молоток, Черри въехала головой в крышу машины. Моя лошадь теперь идти, продолжал голос. В мечущемся луче фонарика Черри они увидели, как на лице Энджи задергались мускулы. Что вы медлите здесь, маленькие сестры, теперь, когда все готово к свадьбе? Лицо Энджи расслабилось, превратилось в ее собственное, и из левой ноздри побежала тоненькая струйка ярко-алой крови. Энджи открыла глаза, поморщилась от резкого света. Где она? спросила она Мону. Ушла, ответила Мона. Сказала мне оставаться с тобой... Кто? спросила Черри. Молли. Она была за рулем... Черри хотела найти кого-то по имени Слик. Мона хотела, чтобы вернулась Молли и сказала ей, что делать. Но Черри трясло от одной мысли о том, чтобы остаться здесь, в бывшем цеху; она сказала: это из-за людей снаружи, у них пушки. Мона вспомнила звук, когда что-то ударило в бок ховера. Забрав у Черри фонарик, она повернулась к дверце. В правом борту оказалась дырка как раз такого размера, чтобы Мона смогла просунуть в нее палец, а в левом нашлась еще одна, но уже больше в два пальца. Черри сказала, что им лучше подняться наверх туда, куда, наверное, ушел Слик, пока эти люди не решили войти внутрь. Особой уверенности Мона не испытывала. Давайте же, торопила Черри. Слик, наверное, наверху, у Джентри и Графа... Что ты сейчас сказала? Это был голос Энджи, точно такой, как в стимах. Ладно бы пушки, но когда они выбрались из ховера, на Фабрике оказалось чертовски холодно, а Мона была по-прежнему без чулок. Но наконец-то! завязался рассвет: серым на черном стали вырисовываться прямоугольники скорее всего, окна. Девушка по имени Черри вела их, по ее словам, куда-то наверх, отыскивая себе дорогу краткими вспышками фонарика, сразу за ней шла Энджи, Мона же завершала процессию. Тут она зацепилась за что-то каблуком. Шорох. Наклонившись, чтобы nrveohr| эту дрянь, Мона обнаружила, что на ощупь это напоминает пла стиковый пакет. Липкий. Внутри мелкие твердые штучки. Она глубоко вдохнула и выпрямилась, засунув пакет в боковой карман куртки Майкла. А потом они долго взбирались по узким лестницам, круто уходящим вверх. Мех Энджи обметал руку Моны на шершавых и холодных перилах. Площадка, поворот, еще один пролет лестницы, еще площадка, снова лестница. Откуда-то потянуло холодом. Здесь что-то вроде моста, сказала Черри. Идти по нему нужно быстро, ладно? Потому что он вроде как... ну... уходит из-под ног... А вот это было уже совсем неожиданно: и странная белая комната с высоким потолком, и провисающие полки, набитые растрепанными выцветшими книгами (Мона сразу же вспомнила о старике), и нагромождение каких-то консолей с извивающимися повсюду кабелями, и этот худой человек в черном глаза горят, а волосы сзади затянуты в хвост, который в Кливленде называют бойцовая рыбка, и этот безумный смех, когда он увидел их, и еще этот мертвый парень. Мона и раньше видела мертвецов, видела достаточно часто, чтобы распознавать их с первого взгляда. У смерти есть свой цвет. Время от време ни во Флориде кто-нибудь лежал на куске картона на боковой дорожке возле сквота. Просто лежал и не поднимался. Одежда и кожа приобретали оттенок пыльной дорожки, и все же оттенок этот становился совсем другим, когда эти овощи наконец отдавали концы. Тогда приезжал белый фургон. Эдди говорил, что это потому, что, если их не забрать, их раздует. Как кошку, которую как-то видела Мона. Кошка вздулась, как баскетбольный мяч, лежала на спине, лапы и хвост торчали во все стороны, как твердые палки Эдди это еще насмешило. А теперь смеялся этот вот парень, явно пребывавший под магиком уж Мона-то знала, что означает подобный взгляд, и Черри издала сдавленный звук, похожий на стон, а Энджи так просто застыла у двери. Тихо, все, услышала Мона знакомый женский голос и обернулась. В дверном проеме с небольшой пушкой в руке появилась Молли, а за плечом у нее образовался огромный парень с грязными волосами, выглядевший тупым, как пень. Постойте-ка смирно, пока я не разберусь, кто тут кто. Худой в ответ только рассмеялся. Заткнись, рассеянно бросила Молли, будто думала о чем-то другом. Она выстрелила, даже не посмотрев на пушку. Синяя вспышка на стене прямо над головой у худого и звон у Моны в ушах. Худой свернулся калачиком на полу, зажав голову между колен. Энджи подходит к носилкам, где лежит мертвый парень, глаза ее закатились, так что видны одни лишь белки. Медленно-медленно. Будто дви жется под водой... И на лице такое странное выражение... Рука Моны в кармане куртки что-то нащупывала сама по себе. Вертела, сжимала подобранный по дороге зиплок, говорила ей, что в нем... магик. Она вытащила пакет и вправду магик. Сам пакет липкий от подсыхающей крови. Три кристалла внутри и еще какие-то дермы. Мона сама не знала, почему она вытащила его именно в этот момент, разве что потому, что все замерли без движения. Худой с бойцовой рыбкой уже сидел, но оставался на своем месте. Энджи склонилась над носилками, но, похоже, вообще не обратила внимания на мертвого, а вперилась взглядом в серый ящик, присобаченный к подобию рамы в изголовье. Черри из Кливленда вжалась спиной в полки с книгами и пыталась затолкать себе в рот костяшки сжавшихся в кулак пальцев. Большой парень просто стоял рядом с Молли, которая, склонив голову набок, будто к чему-то прислушивалась. Ну кто может такое выдержать! Стол был накрыт каким-то стальным листом. На столе под тяжелым бруском из металла пыльная стопка распечаток. Мона рядком, как пуговицы, выдавила все три кристалла, подняла этот брусок и раз, два, три разбила их в пыль. Сработало: все уставились на нее. Все, кроме Энджи. Извините, услышала Мона собственный голос, сметая желтую горку пыли на раскрытую в ожидании левую ладонь. Вот как это... Она зарылась носом в горку и вдохнула. Иногда, добавила она и вдохнула остатки. Никто не сказал ни слова. И снова в центре тишины. Точно так же, как это было до магика. Это происходит так быстро, что остается на месте. Вознесение. Вознесен