сленных молний, украшавших кожаную куртку. - Пошли, - сказала Шеветта Вашингтон. - Не стоит здесь задерживаться. - Ты видела? - с надеждой спросил Райделл. - Постоишь здесь, так не то еще увидишь. Райделл оглянулся на "Патриота". Не желая облегчать будущим ворам работу (а то подумают еще что), он спрятал ключ зажигания под коврик и запер дверцы. И начисто забыл про заднее окно. Странное это ощущение, когда ты прямо мечтаешь, чтобы твою машину угнали и поскорее. - Ты точно знаешь, что се приберут к рукам? - А заодно и нас с тобой. Линять нужно отсюда, в темпе вальса. Шагая следом за Шеветтой, Райделл скользил глазами по глухим, без единого окна стенам. От самого низа и до уровня, куда можно еще дотянуться рукой, кирпичная кладка была сплошь покрыта рисунками и буквами, только буквы эти не складывались ни в какие нормальные слова. Вот так же примерно выглядят вопли, хрипы и ругательства, которыми изъясняются герои комиксов. Едва они свернули налево и сделали пару шагов по тротуару Хайт-стрит, как сзади донеслось негромкое; сытое урчание - кто-то запустил двигатель "Патриота". Спина и затылок Райделла покрылись гусиной кожей, он словно забрел ненароком в фильм про привидения. Ведь там, в переулке, не было ни души, только этот, в черном презервативе, но и он давно выкатил на своей доске на улицу, скрылся из вида. - Смотри вниз, в землю, - шепнула Шеветта. - Не поднимай глаза, а то они нас убьют. Райделл послушно уставился на заляпанные грязью носки своих десантных говнодавов. - Так ты что, знаешь все повадки и обычаи автомобильных воров? Близко знакома с этой публикой? - Иди как идешь. Не разговаривай. Никуда не смотри. Райделл слышал, буквально видел затылком, как машина выворачивает из переулка... приближается... едет рядом. Ну почему так медленно? Насквозь промокшие ботинки противно чавкали. Неужели так и придется умереть, думая о каком-то там мелком, жалком неудобстве, о том, что в ботинках полно воды, что надо бы вылить ее и переодеть носки, только вряд ли это удастся... Но тут водитель совладал наконец с непривычной американской схемой переключения скоростей; "Патриот" взревел и рванулся вперед. Райделл начал поднимать голову. - Не надо, - прошептала Шеветта. - Так это что, приятели твои что ли? - Да не знакома я с ними ни с кем. Лоуэлл, он называет их "сухопутные пираты". - Какой еще Лоуэлл? - Ты видел его в "Диссидентах". - В баре? - Это не бар. Тусовка. - Бар не бар, а спиртное подают. - Тусовка. Сидят там, треплются. Тусуются. - Кто тусуется? Этот Лоуэлл, он часто туда ходит? - Да. - А ты? - Нет! - с неожиданной злостью отрезала Шеветта. - Ты хорошо знаешь Лоуэлла? Он ведь твой дружок, верно? - Вот и видно, что ты коп, по всему разговору видно. - Нет, - качнул головой Райделл, - не коп. А не веришь - спроси у них сама. - Не дружок, а знакомый, - снизошла Шеветта. - У меня их много. - С чем тебя и поздравляю. - А у тебя есть в этой сумке пистолет или что еще в этом роде? - Сухие носки. И белье. - Не понимаю я тебя, - вздохнула Шеветта. - А ты и не обязана. Пару минут они шли молча. - Так мы что, с тобой воздухом дышим или ты знаешь, куда идти? - не выдержал наконец Райделл. - На улице хорошо, но хотелось бы куда-нибудь в помещение. - Мы хотим посмотреть на картинки, - сказала Шеветта. Сквозь каждый сосок толстого мужика было продето по паре таких штук, вроде как висячие замки, только поменьше и блестящие, хромированные. Тяжелые, судя по тому как они оттягивали кожу; Райделл посмотрел на них разок, зябко поежился и отвел глаза. Кроме жутковатых этих подвесок на мужике имелись мешковатые белые брюки с мотней, болтавшейся где-то в районе коленей, и синий бархатный жилет, обильно расшитый золотом. И татуировки. На большом, жирном, мягком, как подушка, теле не было ни вот такого лоскутка неразрисованной кожи. У Райделлова дяди, у того, который служил в Африке да так оттуда и не вернулся, у него тоже были татуировки. Та, что на спине, так прямо роскошная - громадный извивающийся дракон с крыльями, когтями, рогами и добродушной, чуть придурковатой улыбкой. Это дяде в Корее сделали, на компьютере, в восемь аж цветов. Он рассказывал Райделлу, что компьютер построил сперва точную схему его спины и нарисовал, как все это будет в готовом виде. А потом оставалось только лечь на татуировочный стол, и робот сам, безо всяких там людей, наносил татуировку. Райделл представлял себе этого робота вроде пылесоса, только с гибкими хромированными лапами, и в каждой лапе по игле, а дядя объяснил, что все было совсем не так и робот тот просто серая такая коробка, а ощущение, когда под ним лежишь, такое, словно тебя пропускают через матричный принтер. И за один день такая сложная штука не делается, пришлось прийти в салон и на следующий день, и еще на следующий, и так восемь раз, на каждый цвет по разу, но уж дракон получился просто загляденье - здоровенный, весь закрученный и гораздо ярче, чем орлы, какие на американском гербе, и фирменная марка "Харлей-Дэвидсон", вытатуированные на дядиных предплечьях. Когда дядя выходил на задний двор, снимал рубаху и качал Райделловы гантели, Райделл обязательно выходил тоже - смотреть, как дракон вроде как извивается. Красиво, ничего не скажешь. А у этого жиряги с грузилами на сиськах татуировки были везде - кроме ладоней и лысины, ну и лица тоже. Прямо словно не голое тело, а в таком костюме, и все картинки разные, все хитрые, безо всяких там орлов и мотоциклов, и все они переходят одна в другую, сплетаются воедино. Райделл смотрел-смотрел на жирного, а потом почувствовал, что голова кружится, и начал смотреть на стены, где тоже были сплошь татуировки, то есть рисунки для татуировок, образцы, из которых можно выбирать. - Ты ведь была здесь раньше, - сказал мужик. - Да, - кивнула Шеветта, - с Лоуэллом. Вы ведь помните Лоуэлла? Мужик равнодушно пожал плечами. - Мы с другом, - сказала Шеветта, - мы хотим что-нибудь выбрать... - А вот друга твоего я что-то не припоминаю. Жирный говорил спокойно, дружелюбно, но Райделл уловил в его голосе какое-то недоверие, вопрос. И еще он косился на Райделлову сумку. - Все о'кей, - уверенно заявила Шеветта. - Он знает Лоуэлла. Он оттуда, с оклендского конца. - Вот вы тут, мостовые, - начал жирный; было видно, что люди, живущие на мосту, вызывают у него искреннее уважение, - так как вы перенесли эту жуткую бурю? Надеюсь, она не слишком много у вас переломала? В прошлом месяце один клиент подкинул нам снимок, сделанный широкоугольником, хотел перенести к себе на спину. Весь ваш подвесной пролет и все, что там есть. Прекрасный снимок, только он не поместился на спину, а от предложения уменьшить клиент отказался. Вот у твоего друга, - он взглянул на Райделла, - спина пошире, ему бы в самый раз. - И как, получилось? Райделл уловил в голосе Шеветты инстинктивное желание растянуть разговор, поддержать интерес собеседника. - Наш салон обеспечивает полный сервис, - значительно сообщил жирный. - Ллойд прогнал снимок через графический компьютер, повернул изображение на тридцать градусов, усилил перспективу, получилось нечто необыкновенное... Возвращаясь к началу, какими образцами ты интересуешься - для себя или для своего друга? - Ну, вообще-то, - скромно потупилась Шеветта, - мы хотим подобрать что-нибудь для нас обоих. Ну, значит, вроде как бы парное, гармонирующее... - Весьма романтично, - улыбнулся жирный. Райделл с сомнением покосился на свою непредсказуемую спутницу. - Сюда, пожалуйста. - При каждом шаге жирного в низко болтающейся мотне что-то негромко, но отчетливо позвякивало; Райделл болезненно сморщился. - Позвольте угостить вас чаем. - А кофе? - оживился Райделл. - Прошу меня извинить, - покачал головой жирный, - но Батч кончает в двенадцать, а я не умею пользоваться этой машиной. Но я могу угостить вас очень хорошим чаем. - Да. - Шеветта предостерегающе ткнула Райделла острым, как карандаш, локтем. - Чай, пожалуйста. Вся обстановка маленькой комнаты, куда проводил их жирный, состояла из двух стенных экранов и кожаного диванчика. - Я сейчас, только заварю вам чай, - сказал он и удалился, притворив за собой дверь. Побрякивание стихло. - Чего это ты там намолола про парные татуировки? Райделл бегло осмотрел комнату. Чисто. Голые стены. Мягкое освещение. - Теперь он отвяжется от нас, даст время повыбирать. Ну а парные - чтобы не удивлялся, чего мы так долго копаемся. Райделл поставил сумку в угол и сел на диван. - Так мы что, можем здесь посидеть? - Да, нужно только вызывать образцы. - А это как? Шеветта взяла дистанционный пультик, включила правый экран и пошла гулять по меню. Увеличенные, с высоким разрешением снимки татуированной кожи. Минут через десять жирный принес подносик с двумя большими керамическими кружками. - Тебе зеленый, а тебе... - Он повернулся к Райделлу. - Мормонский, раз уж ты просил кофе. - Спасибо, - неуверенно сказал Райделл, беря тяжелую, как булыжник, кружку. - Располагайтесь поудобнее и никуда не агешите, - любезно улыбнулся жирный. - А если что потребуется - не стесняйтесь, зовите меня. Он широко улыбнулся и ушел, помахивая пустым подносом. - Мормонский? Райделл с сомнением принюхался к поднимавшемуся над кружкой пару. Ничем вроде не пахнет. - Им кофе не полагается. А в этом чае эфедрин. - Это что, наркотик? - Его делают из одного растения, в котором есть что-то такое, мешающее уснуть. Все точно как кофе. Не до конца убежденный, Райделл решил, что чай все равно слишком горячий, и поставил кружку на пол, рядом с ножкой дивана. Девушка на экране демонстрировала дракона вроде дядиного, только этот был поменьше и не на спине, а на левом бедре. Сквозь верхнюю часть ее пупка было продето маленькое серебряное колечко. Шеветта нажала кнопку. С потного байкерского предплечья глядело лицо президентши Миллбэнк, выполненное в черно-белых тонах. Райделл вылез из мокрой куртки, только теперь заметив разодранное плечо и белые клочья синтетической ваты. - А у тебя есть татуировки? - Он отбросил куртку в угол. - Нет. - Так откуда ты все про это знаешь? - Лоуэлл. - Шеветта перебрала еще с полдюжины картинок. - Вот у него есть. Гигер. - Какой еще гигер? Райделл открыл сумку, достал носки и начал распутывать мокрые ботиночные шнурки. - Художник такой. Девятнадцатого, что ли, века. Классика, самая взаправдашняя. Биомеханика. Лоуэлл сделал себе на спшгу картину этого Гигера "N. Y. С. XXIV" [N. Y. С. - Нью-Йорк-Сити.]. - Шеветта назвала римские цифры, как буквы: "экс-экс-ай-ви". - Там вроде этого города, Сан-Франциско. Без никаких цветов, все черно-серо-белое. А он хочет еще и рукава, чтобы в масть, вот мы и зашли сюда как-то, посмотрели других Гигеров [Гигер Г. Р. (р. 1940) - швейцарский художник, работающий также в театре и кино. Достойный продолжатель традиций Босха, Б╦клина, Гаудп, не говоря уж о Дали и Эрнсте. Для его творчества характерно сочетание машиноподобных и квазибиологнческих форм. Широким массам известен благодаря работе над фильмом Ридли Скотта "Чужой" (1979).]. - Слушай, - сказал Райделл Шеветте, нервно разгуливавшей вдоль экранов, - ты бы села, что ли, а то шея устала головой вертеть. Он снял мокрые носки, закинул их в мешок с эмблемой "Контейнерного города" и натянул сухие. Обуваться не хотелось, но что если придется мотать отсюда в темпе? Райделл вздохнул, надел ботинки, начал их шнуровать, и тут наконец Шеветта угомонилась, села. Она расстегнула куртку, скинула ее с плеч и потянулась; негромко звякнул болтающийся на цепочке наручник. Черная футболка с по плечо обрезанными рукавами, бледные, без малейшего признака загара руки. Шеветта перегнулась через диванчик и вроде как прислонила куртку к стенке; сшитая из жесткой, негнущейся кожи, она так и осталась стоять с бессильно обвисшими рукавами, словно уснула. Райделл остро ей позавидовал. - Слышь, - вспомнил он вдруг, - а этот мужик в плаще - ну тот, который застрелил... Райделл не успел сказать про волосатика на велосипеде - Шеветта больно вцепилась ему в запястье. Снова звякнул наручник. - Сэмми. Он застрелил Сэмми, там, наверху, у Скиннера. Он... он охотился за очками, а очки были у Сэмми, и он... - Подожди. Подожди секунду. Очки. Всем нужны эти долбаные очки. Их ищет этот мужик, их ищет Уорбэйби... - Какой еще Уорбэйби? - Здоровый негр, который высадил заднее окно машины - ну, когда я от них смывался. Вот он и есть Уорбэйби. - И ты думаешь, я знаю, что они такое? - И ты не знаешь, почему все на свете за ними охотятся? Шеветта взглянула на него, как на лошадь, вежливо спросившую, не кажется ли ей, что сегодня самый подходящий день потратить все какие есть деньги на этот вот лотерейный билетик. - Давай-ка начнем с самого начала, - предложил Райделл. - Расскажи мне, где ты их взяла. - С какой такой стати? Райделл обдумал вопрос. - А с такой, что ты давно была бы на том свете - не выкинь я там, на мосту, этого идиотского номера. Теперь задумалась Шеветта. - О'кей, - кивнула она секунд через двадцать. Может, в этом мормонском чае и вправду было что-то намешано, а может, смертельно усталый Райделл просто перевалил критическую черту, отделяющую обычную, вязкую усталость от парадоксальной, при которой мир становится светлым и прозрачным и ты чувствуешь себя даже бодрее, чем обычно, и сна - ни в одном глазу. Так или иначе, но он отхлебывал из кружки и слушал Шеветту, а когда она слишком уж увлекалась рассказом и забывала перелистывать образцы татуировки, то брался за дистанционный пультик сам и жал какие попало кнопки. Если расставить все по порядку, провинциальная, без роду без племени девчонка бросила свой захудалый орегонский городишко и двинула на юг, в Сан-Франциско. Дальше - мост. Больную и беспомощную, ее подобрал этот хромой, малость тронутый старик. Старик нуждается в уходе, она - в крыше над головой, так что все вышло ко всеобщему удовольствию. Затем она нашла себе работу - мотаться по Сан-Франциско на велосипеде, развозить пакеты. В Ноксвилле тоже были курьеры, так что за недолгую свою работу пешим патрульным Райделл достаточно насмотрелся на эту публику. То по тротуарам разъезжают, то под красный лезут, то еще какие нарушения, а задержишь такого, чтобы оштрафовать, так непременно скандал закатит. Вкалывают по-черному, но и зарабатывают вполне прилично. Сэмми, негр, которого застрелил (по ее словам, застрелил) золотозубый, тоже работал курьером, он-то и нашел ей это место в "Объединенной". Рассказ о том, как Шеветту случайно занесло на чужую пьянку и как она вытащила эти самые очки из кармана незнакомого мужика, звучал вполне правдоподобно. Если хотят соврать, то придумывают обычно что-нибудь другое. А тут - не "нашла", не сами в руку прыгнули, а просто взяла и сперла, по мгновенному побуждению. Достал ее этот гнусный тип - вот и вся причина. Ерунда, мелкое воровство - не окажись эти очки такими для кого-то ценными. С другой стороны, из Шеветтиных описаний однозначно следовало, что именно этот ее "засранец" окончил жизнь с кубинским галстуком на шее, да и место событий совпадало - гостиница "Морриси". Костариканский гражданин германского происхождения - что, скорее всего, не соответствовало истине ни по первому, ни по второму пункту. А по состоянию на настоящий момент - труп, чей похабный портретик передали великому Уорбэйби по факсу, прямо в эту, украденную теперь "сухопутными пиратами машину. Человек, чье убийство расследуют Шитов и Орловский, если они его действительно расследуют. - Вот же мать твою, - пробормотал Райделл. Шеветта - она все еще продолжала свой рассказ - оборвала фразу на полуслове: - Что? - Ничего, это я так. Да ты говори, говори. Русские работают налево, это уж точно. Служат в убойном отделе - и косят налево. Можно поставить пачку долларов против рулона туалетной бумаги, что эти типы и вообще не задействованы в расследовании. Они организовали великому Люциусу доступ на место преступления, они залезли в полицейский компьютер, а все остальное - спектакль, рассчитанный на одного-единственного зрителя. На Райделла. Чтобы-взятый со стороны водитель не подумал чего плохого. И еще. Если верить болтовне Фредди, "Интенсекьюр" и "Дэйт-америка" - фактически одна и та же фирма. Очень, очень интересно. А Шеветту Вашингтон словно прорвало. С людьми, у которых много накопилось, такое часто бывает - сперва мнутся, заикаются, а как разговорятся, так и не остановишь. Теперь она рассказывала про Лоуэлла, что это который с волосами, а не тот, бритоголовый, и что он и правда был ее ну вроде как дружком, но это раньше, давно, и что он может сделать для тебя, считай, что угодно - это в смысле с компьютером сделать, и не бесплатно, а за хорошие деньги, - и это ее, Шеветту, всегда пугало потому что он постоянно болтал про копов, что он совсем их не боится, ничего они ему не сделают, никогда. Райделл машинально перелистывал образцы татуировок - вот, скажем, дамочка с розовыми гвоздиками на животе и груди, в аккурат по краям бикини, - так же машинально кивал, но слушал не Шеветту, а свои собственные мысли. Эрнандес - "Интенсекьюр", Уорбэйби - "Интенсекьюр", да и в "Морри-си" тоже интенсекьюровские. А Фредди говорит, что "Интенсекьюр" и "Дейтамерика" - одна и та же лавочка, так что... - ...Желаний... Райделл сморгнул и уставился на экран. Костлявый парень со скорбным Джей-Ди Шейпли во всю грудь. Будешь тут скорбным, когда у тебя волосы из глаз растут. - Как? - Держава. Держава Желаний. - А что это? - Вот потому-то Лоуэлл и говорит, что копы ни в жизнь его не тронут, а я ему сказала - хрень это все собачья. - Хакеры, - вспомнил Райделл. - Я говорю, говорю, а ты ни слова не слышал. - Нет, - помотал головой Райделл. - Очень даже слышал. Держава Желаний. Проиграй-ка этот кусок по новой, о'кей? Шеветта отобрала у него пульт, вывела на экран бритую голову с солнцем на самой макушке и планетными орбитами вокруг, затем чью-то ладонь с орущим, широко разинутым ртом, ноги, покрытые голубовато-зеленой чешуей, рыбьей или чьей там еще. - Так вот, - сказала она, - я тут сказала, что Лоуэлл всю дорогу хвастает, как он связан с этой самой Державой Желаний, и как они могут сделать с компьютером все что угодно, и что поэтому если кто покатит на него бочку, то схлопочет, по-крупному схлопочет. - Не слабо, - восхитился Райделл. - А ты сама, ты их видела когда-нибудь, этих ребят? - А их нельзя увидеть - Шеветта нажала одну из кнопок пульта, но Райделл уже не видел экрана. - Живьем нельзя, по-настоящему. С ними только говорят, по телефону. Ну или через гляделки, и вот это - самое дикое. - Почему? - Потому что они получаются вроде как раки и вся такая срань. Или - как телевизионные звезды. Как все что угодно. Не знаю только, почему это я так растрепалась. - Потому что иначе я усну и как же мы тогда решим, что нам больше подходит - чешуя на ногах или гвоздики в промежности. - Теперь твоя очередь, - сказала Шеветта и замолчала. И молчала, пока Райделл не начал рассказывать. Он рассказал ей про Ноксвилл и про Академию, и как он всегда смотрел "Копы влипли", а потом, когда сам стал копом и тоже влип, получалось, похоже, что и его покажут в этой передаче. Как они привезли его в Лос-Анджелес, потому что не хотели связываться с Дожившими Сатанистами, а появился этот Медведь-Шатун, это убийцы эти, и телевизионщики вроде как утратили к нему интерес, и тогда он устроился в "Интенсекьюр", сел за баранку "Громилы". Он рассказал ей про Саблетта и про Кевина Тарковского, и про домик на Map Висте, но вроде как опустил Державу Желаний, вроде как она и не имела отношения к той ночи, когда он загнал "Громилу" прямо в гостиную Шонбруннов. Рассказал, как вдруг, ни с того ни с сего, заявился Эрнандес (это ж подумать только, двух еще дней не прошло, а кажется - год) и как он, Эрнандес значит, предложил ему место водителя при Уорбэйби - лететь, значит, сюда, в Сан-Франциско, и шоферить. Тут Шеветта заинтересовалась, спросила, чем занимаются эти ищейки, и он объяснил ей, чем они, считается, занимаются и чем они занимаются в действительности, как ему теперь кажется, и она сказала: хреново, от таких типов лучше держаться подальше. А потом Райделл истощился и замолчал, и Шеветта тоже несколько секунд молчала, только смотрела на него ошалелыми глазами. А потом сказала: - Это что, вот так все и есть? Вот так ты и попал сюда - и вот этим ты и занимаешься? - Да, - чуть смутился Райделл. - Вроде того. - Мамочки, - вздохнула Шеветта. Они полюбовались на мужика, с головы до ног разрисованного древними печатными платами, даже не похоже, что голый, а вроде в таком электронном костюме. - Если поссать на сугроб, - сказала Шеветта и широко зевнула, - получаются дырки. Вот глаза у тебя точно такие. Честно. В дверь постучали. Затем она приоткрылась на полдюйма, и кто-то - не тот мужик, который звенел на ходу, - сказал: - Ну как, нашли что-нибудь? Генри ушел домой... - Очень трудно выбрать, - пожаловалась Шеветта. - Их так много, а нам хочется, что нам лучше подходит... - Ну тогда смотрите дальше, - безразлично предложил голос. - Выберете - скажете. Дверь закрылась. - Покажи-ка мне эти очки, - сказал Райделл. Шеветта перегнулась через диван, достала из кармана куртки футляр с очками и телефон. Материал футляра выглядел необычно - не металл, не пластик, а что-то такое темно-серое, тонкое, как яичная скорлупка, и жесткое, как сталь. Как же он открывается?.. А... понятно. Очки - точно такие же, как у Люциуса Уорбэйби. Черная оправа, стекла - сейчас - тоже черные. И чего они такие тяжелые, словно свинцом налитые? Шеветта раскрыла клавиатуру телефона. - Да ты что, - вскинулся Райделл, - они же знают твой номер, не могут не знать. Позвонишь по этой штуке - или даже не ты, а тебе позвонят, так через пять минут здесь будут сто машин с мигалками. - Ничего они не знают, - качнула головой Шеветта. - Это ж не мой телефон, а Коудса, я прихватила его со столика, сразу как свет потух. - А говорила, что никогда не воруешь, что с очками это случайно вышло. - У Коудса не считается, его телефоны все ворованные. Коудс выменивает их у городских, а другие знакомые Лоуэлла мастырят подкат. Шеветта потыкала пальцами в клавиатуру, поднесла телефон к уху и недоуменно вскинула брови. - Молчит чего-то. - Дай-ка сюда. - Райделл положил очки себе на колени и взял у Шеветты телефон. - Может, промок или батарейки не контачат. Кстати, а на что это Коудс их выменивает? Он поскреб ногтем по задней стенке футляра, отыскивая съемную крышку. - Да так, на всякое. Крышка щелкнула и открылась. Неисправность обнаружилась очень быстро: узкий пластиковый мешочек, втиснутый рядом с батарейками, нарушил питание. Райделл вытащил мешочек, осмотрел. - Всякое? - Ага. - Всякое - в таком вот роде? - Ага. Райделл чуть помрачнел. - Тетратиобускалин, тут и анализа не надо. Запрещенный наркотик. Шеветта взглянула на мешочек с темно-серым порошком, затем на Райделла. - Какая разница, ты же теперь не коп. - А как ты сама, балуешься? - Нет. Ну, один там раз пли два. Вот Лоуэлл - он почаще. - Дело, как говорится, хозяйское, но на ближайшее время тебе бы лучше воздержаться; я видел, как действует эта зараза. Одна щепотка - и спокойный, вежливый парень превращается в буйнопомешанного. А здесь, - он постучал пальцем по мешочку, - вполне хватит на десяток людей. Ты не представляешь себе, какой это ужас. Райделл отдал пакетик Шеветте и взялся исправлять погнутый контакт. - Представляю, - тускло улыбнулась она. - На живом примере Лоуэлла. - Ну вот, - удовлетворенно возвестил Райделл. - Гудит. Кому будешь звонить? Шеветта чуть задумалась, затем взяла телефон и закрыла наборную панель. - Некому вроде. - У старика твоего есть телефон? - Нет. - Казалось, еще секунда - и она расплачется. - Боюсь, они и его убили. Из-за меня, все ведь из-за меня. Райделлу хотелось сказать что-нибудь ободряющее, но слова не шли на ум. Прежняя усталость навалилась с новой силой. Забыв про пульт, про свою обязанность листать каталог татуировок, он тупо смотрел на экран. Чей-то бицепс, украшенный конфедератским флагом. Ну прямо как дома. Он взглянул на Шеветту. Вон ведь какая бодренькая, даже странно. Будем надеяться, что это возраст, а не "плясун" или еще какая дрянь. А может, она все еще в шоке. Сэмми этого застрелили, и еще там двое, то ли живы, то ли нет, в такой ситуации кто угодно дергаться начнет. А парня этого, который впилился в Шитова на велосипеде, его она тоже, конечно же, знает, только не знает, что и его застрелили. Странно, как много эпизодов можно не заметить, когда смотришь на драку. Ну не знает - и хорошо, что не знает, а то завелась бы еще больше. - Фонтейну, что ли, попробовать? Шеветта снова раскрыла телефон. - Кому? - Мужик из наших. Чинит Скиннеру электричество и все такое. Она набрала номер и приложила телефон к уху. Глаза Райделла закрылись, он ударился затылком о валик дивана с такой силой, что едва не проснулся. 27 ПОСЛЕ ГРОЗЫ - Мочой воняет, - пожаловался Скинпер. Ямадзаки с трудом разлепил глаза. Только что они с Джей-Ди Шейпли стояли посреди бескрайней равнины - даже не равнины, а гладкой, почти геометрически абстрактной плоскости, - перед черной, как обсидиан, стеной, исписанной именами мертвых. Он поднял голову и огляделся. Темно. Сквозь витраж пробивается тусклый предутренний свет. - Откуда ты взялся, Скутер? Что ты здесь делаешь? Крестец и поясница японца тупо, противно ныли. - Гроза, - пробормотал он, все еще не совсем проснувшись. - Какая еще гроза? А где девица? - Ушла, - сказал Ямадзаки. - Вы что, не помните? Лавлесс. - Чушь ты какую-то мелешь. Скиннер приподнялся на локте и елозил ногами, пытаясь скинуть на пол одеяла, на покрытом седой щетиной лице застыла гримаса отвращения: - Мне нужно помыться. И сухую одежду. - Лавлесс. Он нашел меня в баре. Заставил вернуться сюда, сам он дороги не знал. Думаю, он давно за мной следил... - Конечно, конечно. А пока - заткнись, ладно? Ямадзаки смолк. - Нам нужна кастрюля воды. Горячей. Сперва кофе, а в том, что останется, я вымоюсь. Ты умеешь обращаться с примусом? - G чем? - Вон та красная штука. Его нужно накачать, я объясню тебе, как это делается. Ямадзаки встал, сморщился от боли в пояснице и неуверенно шагнул к загадочному устройству, на которое указывал Скиннер. - Да знаю я, чем она занята. Пилится. Снова учесала к дружку своему этому, мудиле сраному. Ну точно, Скутер, сколько волка ни корми... Опасливо подойдя к краю плоской черной крыши, Ямадзаки взглянул на огромный го- род, залитый странным железным светом. Игривый ветерок, шевеливший его волосы, трепавший обшлага брюк, вчистую отрицал любое, пусть самое отдаленное родство со вчерашним ураганом. В голове вяло кружились осколки недавнего сна. "Я простил их", - сказал Шейпли, имея в виду своих убийц. Ямадзаки смотрел на желтый клык "Трансамерики", перетянутый - в память о Малом великом - стальными скрепами, и не вспоминал, а слышал бархатистый, как у молодого Элвиса Пресли, голос. Они же - ты пойми это, Скутер, - они же хотели как лучше. Ветер рвал в клочки доносившиеся из распахнутого люка ругательства - там, внизу, Скиннер ополаскивался согретой на примусе водой. Ямадзаки думал об Осаке, о своем научном руководителе. - Наплевать мне на них, - сказал он по-английски. Сказал, словно призывая Сан-Франциско в свидетели. Весь этот город - огромный томассон. А возможно - и вся Америка. Ну как понять такое им, живущим в Осаке, в Токио? - Эй, на крыше! - окликнул его чей-то голос. Ямадзаки обернулся. Рядом с желтой корзиной Скиннерова фуникулера стоял худощавый чернокожий мужчина в плотном твидовом пальто и вязаной шапочке. - Как там у вас наверху, все тип-топ? Как Скиннер? Ямадзаки вспомнил золотозубого Лавлесса и замялся. А что, если и этот человек принадлежит к врагам Скиннера и девушки? Как отличить друга от врага? - Моя фамилия Фонтейн, - сказал чернокожий. - Звонила Шеветта, она попросила меня зайти сюда проверить, все ли в порядке со Скиннером, как он грозу перенес. Я обслуживаю здесь электропроводку, и подъемник этот, и все такое. - Скиннер сейчас моется, - неуверенно объяснил Ямадзаки. - Во время грозы он... он немного утратил контроль над собой. И он совсем ничего не помнит. - Напряжение будет через полчаса, - сказал чернокожий. - На нашем конце все гораздо хуже. Полетели четыре трансформатора. Пятеро погибших, двадцать серьезно раненных, это то, что я знаю. Кофе там у вас есть? - Да, - подтвердил Ямадзаки. - Не отказался бы от чашки-другой. - Да, - сказал Ямадзаки и вежливо поклонился. Чернокожий человек сверкнул широкой белозубой улыбкой. Ямадзаки вернулся к люку и осторожно спустился по стремянке. - Скиннер-сан! Человек по фамилии Фонтейн - он ваш друг? Скиннер пытался влезть в грязно-серые, застиранные кальсоны с электроподогревом. - Ублюдок он безрукий, а не друг, провода починить и то не может... Ямадзаки отодвинул тяжелый бронзовый засов и открыл нижний люк. Через несколько секунд внизу появился Фонтейн. Он оставил одну из своих парусиновых сумок на площадке, повесил другую через плечо и начал карабкаться по ржавым стальным скобам. Ямадзаки взял самую чистую из грязных кружек и аккуратно, чтобы не прихватить гущу, слил в нее остатки кофе. Фонтейн положил сумку на край люка и только затем просунул в комнату голову. - Топливные элементы звезданулись, - недовольно сообщил Скиннер. Он заправлял в шерстяные армейские брюки полы трех, а то и больше, фланелевых, ветхих от старости рубашек. - Работаем, шеф, стараемся, - сказал Фонтейн, одергивая смявшееся пальто. - Уже скоро. Мощная была гроза. - Вот и этот, Скутер, он тоже про грозу какую-то говорит, - пробурчал Скиннер. - Ну и верно говорит, без балды, - улыбнулся Фонтейн. - Благодарствую, - добавил он, принимая из рук Ямадзаки дымящуюся кружку. - Шеветта сказала, что задержится, чтобы вы постарались без нее обойтись. В чем там дело? Ямадзаки взглянул на Скиннера. - Дрянь паршивая. - Скиннер затянул ремень и проверил ширинку. - Снова смылась к этому мудиле. - Шеветта ничего такого не говорила, - заметил Фонтейн. - Да и весь разговор был не больше минуты. Так или не так, но если ее нет, вам нужен кто-нибудь другой, чтобы о вас заботиться. - Справлюсь и сам, - проворчал Скиннер. - Ничуть не сомневаюсь, шеф, - заверил его Фонтейн, - только в этом вашем фуникулере поджарились два сервопривода. Быстрее двух дней я их не сменю - тут же, после этой грозы, работы невпроворот, люди вообще без света сидят. Так что нужен кто-нибудь, способный лазать по скобам, чтобы носил вам еду и вообще. - Вот Скутер и будет лазать, - сказал Скиннер. Ямадзаки недоуменно сморгнул. - Это точно? - повернулся к нему Фонтейн. - Вы останетесь здесь и примете на себя заботы о мистере Скиннере? Ямадзаки вспомнил квартиру в высоком викторианском доме, облицованную черным мрамором ванную. Роскошь, после которой даже не хочется возвращаться в Японию, в Осаку, в холостяцкую конуру, которая вся поместилась бы в одной этой ванной. Он перевел глаза с Фонтейна на Скиннера, затем обратно. - Если Скиннер-сан не будет возражать, я буду крайне польщен возможностью пожить в его обществе. - Делай, как хочешь, - снизошел Скиннер. - Да что она там, приклеилась что ли? - Он никак не мог стащить со своего матраса мокрую простыню. - Шеветта так и думала, что вы здесь - такой, говорит, парень университетского типа. - Фонтейн отставил пустую кружку, нагнулся и придвинул сумку поближе. - Говорила, что вы с мистером Скиннером опасае- тесь незваных гостей, - добавил он, отщелкивая никелированные застежки. Тускло поблескивающие инструменты, темно-красные мотки изолированной проволоки. Фонтейн вытащил со дна сумки нечто, завернутое в промасленную тряпку, оглянулся на перестилающего постель Скиннера и засунул тряпку вместе с ее содержимым на дальнюю полку, за покрытые пылью банки. - Никто незнакомый сюда не пройдет, мы уж позаботимся. - Он понизил голос почти до шепота. - А на всякий пожарный там лежит полицейский револьвер тридцать восьмого калибра. Шесть тяжелых пуль со сминающейся оболочкой. Если вы их используете - окажите мне услугу, утопите ствол, хорошо? Он... ну, как бы это сказать... сомнительного происхождения. Фонтейн заговорщически подмигнул. Ямадзаки вспомнил Лавлесса и сглотнул застрявший в горле ком. - Ну, как вы думаете, - спросил Фонтейн, - все тут у вас будет в порядке? - Да, - сказал Ямадзаки. - Благодарю вас. 28 АР-ВИ В половине одиннадцатого прибежала Лори, та самая продавщица, с которой Шеветта познакомилась при самом еще первом своем посещении "Цветных людей". Прибежала и заохала, что с минуты на минуту должен приехать заведующий, Бенни Сингх, и что им никак нельзя больше здесь оставаться, особенно когда этот вот, твой дружок, вырубился вчистую, так что даже не поймешь, живой он или нет, и чего это он, интересно, наглотался. - Хорошо, - сказала Шеветта, - я все понимаю. Спасибо. - Увидишь Сэмми Сэла, - сказала Лори, - передавай приветик. Шеветта уныло кивнула и попыталась растолкать Райделла. Тот пробормотал нечто невразумительное и перевернулся на другой бок. - Вставай. Нам нужно идти. В первый момент, когда Райделл только-только уснул, Шеветта крыла себя последними словами за неожиданный для нее самой приступ болтливости. Но если так подумать, она ведь должна была кому-то исповедаться, не этому парию, так другому, пятому, десятому. Иначе и в психушку попасть недолго. Ну и что теперь? Яснее ничего не стало, а только еще больше запуталось. Новость, что кто-то там не поленился и замочил этого засранца, казалась дикой, абсурдной. Шеветта понимала, что так оно скорее всего и есть и что теперь она в говне не по колено, а по уши, понимала - и все же чувствовала себя гораздо лучше, чем несколько часов назад. - Вставай! - Господи Иисусе... Райделл сел, ошалело помотал головой и начал тереть глаза. - Нужно сматывать. Скоро придет ихний босс. Моя подружка и так не трогала нас до последнего, дала тебе поспать. - И куда же мы теперь? Этот вопрос Шеветта уже обдумала. - Коул, это сразу за Пэнхэндлом. Тамошние заведения сдают комнаты на любой срок - хоть на сутки, хоть на час. - Гостиница? - Не совсем, - косо усмехнулась Шеветта. - Это больше для людей, которым постель нужна совсем ненадолго. По неписаному закону природы части города, яркие и оживленные ночью, оказываются наутро тусклыми и малопривлекательными. Каким-то чудом даже здешние попрошайки выглядели сейчас на порядок страшнее, чем в нормальные свои рабочие часы. Например, этот мужик с язвами на лице, пытавшийся продать початую банку томатного соуса. Шеветта обошла его по самой бровке тротуара. Через пару кварталов пойдут более оживленные улицы - ранние туристы спешат поглядеть на Скайуокер-парк. Больше возможностей спрятаться в толпе - и больше шансов нарваться на полицию. Шеветта попыталась вспомнить, от какой полиции работают скайуокерские рентакопы. Не от этого ли Самого "Интенсекьюра", о котором говорил Райделл? А еще Фоитейн - сходил он к Скиннеру или нет? Она не доверяла телефонам и сказала сперва просто, что исчезает на некоторое время и не мог бы Фонтейн забежать к Скиннеру, проверить, как он там - он, а может, и японский этот студент-аспирант, который шляется к нему чуть не каждый день. Но Фонтейн сразу усек, что голос у нее встревоженный, и начал допрашивать, что да как, и ей пришлось сказать, что она беспокоится за Скиннера, что появились какие-то темные личности, которые могут подняться туда и что-нибудь с ним сделать. - Ну это уж не наши, не мостовые, - уверенно сказал Фонтейн, и она согласилась, что да, что, конечно, не мостовые, но тем и ограничилась, не стала говорить ни про полицию, ни про стрельбу. Несколько секунд в трубке слышались только треск и далекое, словно с другого конца света, пение - кто-то из Фонтейновых детей тянул заунывную, с какими-то странными горловыми прищелкиваниями (и чем они это только делают, гландами что ли?) африканскую песню. - О'кей, - сказала Шеветта и торопливо выключила телефон. Фонтейн оказывал Скиннеру много самых разнообразных услуг. У Шеветты создалось впечатление - ни на чем, собственно, не основанное, - что эти двое знакомы не первый десяток лет и уж во всяком случае - с той легендарной ночи, когда толпы бездомных снесли проволочные заграждения. Старожилов на мосту много, ни один из них не откажется посторожить опору и подъемник от чужаков, тем более если попросит Фонтейн, главный электрик, перед которым все в неоплатном долгу. Впереди показалась эта хитрая бубличная с такой пристройкой, вроде как клеткой, сваренной изо всякого железного хлама, где мож- но сидеть за столиками, пить кофе и есть бублики. Шеветта вдохнула запах свежего хлеба и чуть не упала в голодный обморок. Она уже почти решила купить на вынос десятка полтора бубликов и пару баночек плавленого сыра, когда почувствовала на плече руку Райделла. Она повернула голову и увидела впереди громадный, безупречно белый Ар-Ви [Ар-Ви - RV, аббревиатура от "recreational vehicle", транспортное средство, предназначенное для отдыха.], только что вывернувший на Хайт-стрит из переулка, и словно чудом перенеслась домой, в Орегон, где старые пердуны - богатенъкие старые пердуны - предпочитают этот вид транспорта всем прочим. Целые караваны сухопутных кораблей, на каждой корме непременно висит вельбот - мотоцикл, а то и миниатюрный джип. А еще прицепы с прогулочными катерами и изящными, почти игрушечными лодками. Они ночуют на специальных стоянках, где и колючка вокруг, и собаки, и охранные системы, и таблички "ВХОД ВОСПРЕЩЕН" повешены не так, для балды, а вполне всерьез. Райделл вроде и не верил своим глазам, и морда у него была совсем ошалелая, а шикарный этот Ар-Ви притормозил рядом, и пожилая такая, очень приличная леди опустила окошко с водительской стороны, высунулась наружу и радостно завопила: - Молодой человек! Простите мою старушечью назойливость, но мы же с вами уже встречались - вчера, в самолете рейсом из Бербанка. Меня звать Даника Эллиот. Даника Эллиот оказалась пенсионеркой из Алтадины, это городок такой в Южной Калифорнии, рядом с Лос-Анджелесом, и она прилетела в Сан-Франциско тем же самолетом, что и Райделл, чтобы переложить своего супруга в другой холодильник - не супруга, конечно же, а только его мозг, вынутый из черепа через несколько минут после смерти и замороженный до какого-то там жуткого градуса. Шеветта никогда не понимала людей вроде покойного мистера Эллиота, зачем они пишут такие завещания, ну как же это можно издеваться над собственным трупом, и Даника Эллиот их тоже не понимала. А теперь, вздохнула она, опять приходится бросать деньги на ветер. Страшно было и подумать, что мозг Дэвида болтается в этой цистерне вместе с десятками неизвестно каких соседей, вот я и решила переселить его в заведение получше, хотя цены там просто грабительские.