ичалов кораблями. - А, так ты привел меня сюда, чтобы показать залив сверху! - сказал он, изображая удивление. - Ну, и какие же из них наши? - Нет, я привел тебя в свой дом, погостить дня два или три, - возразил Маздок с неудовольствием. - Неужели твои дела не подождут немного? Я собирался похвастаться перед тобой своим гаремом... - Как ни жаль, но время сейчас - наш худший враг, - покачал головой Конан. - Если ты не против, я хотел бы отплыть уже сегодня или завтра утром. Но это, конечно, зависит от того, готовы ли у тебя корабли для нас. - Не беспокойся, я уже давно все приготовил. Но, может, мы сначала хотя бы пообедаем? Когда дозорные донесли мне, что вы приближаетесь, я велел накрыть столы в одном из внутренних дворов. - Взяв Конана под руку, Маздок почти потащил его ко дворцу. - И в любом случае тебе надо потолковать с Гулизаром, моим кормчим, а ныне - советником по делам морской торговли. Он может рассказать тебе немало полезного касательно дельты Стикса и обычаев стигийских сборщиков пошлин. - Приветствую вас, ваше величество, а также вас, ваша милость, - думаю, не ошибусь, если назову вас Конан, верно? Я весь к вашим услугам. Со ступеней дворца сбежал, кланяясь на ходу, маленький человечек, проворный и изящный. Первое, что бросалось в нем в глаза, большие, торчащие вверх усы. Одет он был в светлый шелк, как и большинство придворных. Несомненно, это упомянутый Гулизар собственной персоной. - Осмелюсь утверждать, что знаю течения и фарватеры Стикса не хуже, чем собственные вены, - он поднял тонкую руку с ухоженными ногтями. - Я смогу провести вас по всему руслу до тех пределов, где уже не сможет пройти судно. Видя, что ночевки в Асгалуне ему не миновать, Конан сдался и пустился в долгое и пространное обсуждение всех сюрпризов, поджидающих путника на проклятой реке. Маздок велел своим слугам как следует принять гостей, и большая часть солдат и командиров вступила во дворец. Конан распорядился остаться только небольшому отряду - распрячь и определить на ночь животных. Остальным предложили вдоволь некрепкого вина и большой дворцовый бассейн, в который не замедлила окунуться вся тысяча пропыленных воинов. После купания и обеда Маздок и Гулизар предложили Конану совершить небольшую прогулку в гавань. На канале их поджидал восьмивесельный баркас. - Я приготовил вам четыре большие галеры, - говорил Маздок, стоя на корме, как на капитанском мостике, - которые пройдут и по реке, и по морю при сносной погоде. Помимо них, у вас будет еще несколько судов поменьше - для маневрирования, составления лоций и разведки. - Выдержат ли те галеры еще и лошадей? - спросил Конан. - Для них потребуется лишняя палуба в трюме. - Он придирчиво рассматривал проплывающие мимо мощные суда с двумя гребными палубами и большой жилой каютой на корме. Помимо весел, на галерах были установлены по две высокие мачты с косыми парусами. Команды кораблей, состоявшие сплошь из бронзовокожих белозубых молодцев, махали руками и тюрбанами вслед проплывающему баркасу. - Да, мы все продумали, - отозвался Гулизар. - Каждый корабль вынесет до трехсот человек и до трети всех припасов. На кораблях предусмотрены стойла для животных... Вы ведь оставите быков здесь, не так ли? Верблюды были бы предпочтительнее в жарких южных землях. - Хорошо сказано, - кивнул Конан, разглядывая корабли. На его взгляд, как бы крепки они ни были, помещать по триста человек с лошадьми на каждом было бы неразумно. Но четырех, распределенных между тысячью солдат и двумя сотнями лошадей, должно было хватить. - Ты можешь оставить себе наши повозки и наших быков, Маздок, как дополнительную плату за корабли. А как насчет хотя бы одного боевого корабля? Я бы хотел иметь в придачу ко всему этому хорошую боевую галеру весел на восемьдесят. Маздок важно кивнул. - Тебе должен понравиться тот корабль, который я припас лично для тебя, - сказал он, посмеиваясь. Баркас быстро скользил по воде, огибая причал с галерами. Король Асгалуна вытянул руку и указал на пятый корабль с низкой посадкой, тяжело покачивающийся на воде. Это был аргосийский военный корабль с чуть удлиненным корпусом и изящными обводами. От воды до перил верхней палубы по борту было не более человеческого роста. Ростра на носу изображала оскалившегося дракона, бьющего себя по боку изогнутым хвостом. Прямо над его головой торчал высоко задранный бушприт, обитый бронзой и заостренный, - при случае им можно было пользоваться как тараном. - Это бараханская боевая галера, - пояснил Маздок. - Скамей и весел у нее на всю сотню, но она прекрасно идет и на шестидесяти, в то время как остальные могут стрелять с гребных палуб. - Превосходно! - отозвался Конан. - Выглядит она весьма внушительно, стигийцы и близко не сунутся. Где ты ее только достал? Такой галеры для нашего похода хватило бы и одной! На ней можно уйти и от пиратов, и от морских чудовищ! - Ну, если пираты вознамерятся нападать на тебя, более всего их прельстит именно этот корабль! - рассмеялся Маздок. - Но я не думаю, что он им достанется. Конан провел рукой по свежевыкрашенному и просмоленному боку. - Да уж, в особенности если у меня будет по полсотни лучников с каждого борта... - почти мечтательно проговорил он. Погрузка на суда заняла весь остаток дня и закончилась уже в сумерках, при свете факелов. А топоры плотников, доделывающих последние мелочи, стучали всю ночь напролет. Животные были распределены по верхним палубам трюмов, оружие и запасы еды и питья погружены вниз. Солдаты разыграли в кости койки и гамаки, и каждый устроился на новом месте так, как хотел. Сам Конан стараются маячить на виду как можно меньше, предоставив командирам отрядов распоряжаться погрузкой. Имя Амры, не так давно наводившего ужас на все западное побережье Шема, еще было у всех на устах, и Конан всерьез опасался быть узнанным кем-нибудь из пострадавших от его пиратских набегов. Это могло причинить неприятности Маздоку и надолго задержать их отплытие. - Ты в самом деле собираешься отбыть чуть свет? - спросил Маздок, стоя рядом с ним на террасе перед дворцом. - Ладно, я не обижаюсь. - Король шутливо ткнул приятеля в бок. - Я понимаю, что дела твои не терпят отлагательств. - Да, - кивнул Конан. - Как ни жаль мне платить такой черной неблагодарностью за всю твою помощь, я уплыву на рассвете. Если я хочу вернуться до зимы, мне нельзя задерживаться и дня. Кто знает, сколько мы проторчим на проклятой реке. - Ну, по мне, - фыркнул Маздок, - там и дня нечего делать! Не понимаю, на что ты рассчитываешь. Никакая армия, будь в ней хоть десять тысяч обученных воинов, не пройдет Стикс от устья до самых истоков. Но если ты все же найдешь, что ищешь, и вернешься в Баалур, вот тебе мой совет: становись верховным военачальником Афратеса, склони его к военному союзу со мной, в чем тебя, несомненно, поддержит Руфия, и мы вдвоем завоюем весь Шем. Начнем с Недреззара, а потом пойдем вдоль берега до самых пустынь. Конан рассмеялся: - План вполне достойный тебя, Маздок. Но пока меня ждет всего лишь река. Король, уже завоевавший себе одно королевство, степенно кивнул: - Будь по-твоему, старый друг. Но обещай мне, что, если будешь возвращаться морем, непременно заглянешь ко мне. И мы непременно выпьем за твое минувшее путешествие и все, которые тебе еще предстоят. Глава 9 ВВЕРХ ПО ТЕЧЕНИЮ - Мы приближаемся к дельте Стикса, - доложил кормчий Гулизар. Он стоял рядом с Конаном на баке боевой галеры, указывая на черные струи, растворяющиеся в зелени морских волн. - Вот отсюда уже видно, где он впадает в Западный Океан. Пусть гребцы приналягут - сейчас придется разворачиваться против течения. По его команде все гребцы левого борта опустили весла в воду и уперлись в них грудью, в то время как гребцы правого дружными взмахами принялись разворачивать галеру носом к протоку. За этими маневрами с интересом следили воины армии Конана, бездельничающие на палубе. Несколько человек полезли вверх по снастям - разворачивать парус. Их совместными усилиями галера понемногу продвигалась туда, где маячили зеленые холмы далеко разнесенных берегов. Один из солдат перегнулся через фальшборт и спустил в воду кувшин на веревке. Вытянув его полным темной воды, он отхлебнул глоток и во всеуслышанье объявил: - Пресная! С каким-то гнилым привкусом, но пресная! - Отлично! - отозвался Гулизар. - Теперь нам следует править к северному берегу и по возможности идти вдоль него. Так делают все купцы, плавающие в этих водах. Там течение тише, и выгребать против него легче, да и попутный ветер выдается чаще. Он уже обернулся, чтобы отдать соответствующие распоряжения, но Конан остановил его: - Пока еще рано, Гулизар. Вдоль того берега, я знаю, от самой дельты тянутся коварнейшие мели. К тому же северный берег всегда был прибежищем работорговцев и пиратов, промышляющих в здешних местах. Мы пойдем по самой середине, чтобы хорошо видеть, что творится впереди и позади нас. - Но, мой господин, как можно вести речь о пиратах с тысячным войском на борту? - Гулизар, как это часто водится у опытных кормчих, полагал, что никто не может знать о водах Стикса больше, чем он сам. - Во всяком случае, - сказал он тоном ниже, видя сведенные брови Конана, - я знаю северный берег как свои пять пальцев и успею предупредить об опасности, если в том возникнет необходимость. Маленький кормчий так надулся от самодовольства, что Конан не сдержал улыбки: - Уж конечно, ты увидишь опасность первым! А вот видишь ли ты отсюда наш пятый корабль, идущий в самом хвосте? Если он вдруг наткнется на мель или получит пробоину на подводных камнях, в изобилии рассыпанных вдоль северного берега, мы и глазом моргнуть не успеем, как потеряем его из виду! Гулизар с сомнением оглянулся на вереницу галер, плывущих за ними медленно и величаво, словно большие белые птицы, и пожал плечами. Конан не стал упоминать о том, что Турио, да и остальные командиры отрядов, воспользовавшись своей труднодосягаемостью для Конана, могут поднять мятеж среди солдат. Но даже если подобная мысль и не приходила в голову молодому военачальнику шемитов, его солдаты, никогда прежде не выходившие в море, вполне могли, не расслышав или неправильно истолковав непривычную команду, посадить судно на мель или, перепутав паруса, направиться в другую сторону. Из пятидесяти матросов команды Гулизара - по виду настоящих морских волков - Конан оставил на своем корабле десятерых, а остальных распределил по четырем другим галерам. Это давало некоторую надежду, что баалурцы, глядя на них, быстро научатся управляться с тяжело нагруженными судами. Помимо этого, Конан оставил Каспиуса на корабле Турио, с тем чтобы лекарь приглядывал за своенравным юношей. Гулизар скорчил недовольную гримасу, но подчинился. - Как тебе будет угодно, господин мой, - проворчал он, всем своим видом показывая, какой это позор для старого морского волка - подчиняться распоряжениям какой-то сухопутной крысы. - Но помяни мои слова: стигийские корабли в десять раз страшнее всех пиратов, вместе взятых. Их дромоны под полосатыми парусами день и ночь снуют вдоль дальнего берега. Их торговые пошлины высоки, и зачастую неразумные купцы расплачивались целыми кораблями, вздумав плыть вдоль южного побережья! Но Конан настоял на своем, и флотилия взяла курс к дальнему берегу, пересекая дельту с севера на юго-восток. Зеленые берега Шема уже были едва различимы, а перед ними, темный на фоне заходящего солнца, вставал стигийский берег. Низкий и заболоченный у реки, он переходил в пустыню, и только невысокие дальние холмы нарушали его однообразие. Над стоячими водами царило безветрие, зловонные испарения поднимались к небу. В их сероватой дымке, разрастаясь по мере их приближения, словно волей неведомого колдуна, вставали черные стены города. Это был Кеми, древнейший город Стигии, прибежище жрецов Сэта, Змея Вечной Ночи, верховного бога стигийцев. Здесь, в лабиринте гробниц и склепов, раскинувшемся под городом, покоились останки бесчисленных поколений правителей Стигии, здесь творили черное колдовство жрецы в кровавых мантиях. Говорили, что большие бронзовые ворота Кеми стоят распахнутыми всю ночь, потому что по улицам ползают выпущенные из храмов змеи, и чужеземец, отважившийся нарушить ночной покой древнего города, ступив за ворота, не жил и часа. - Если Стикс, как говорят стигийцы, и вправду воплощение змеиного бога, - пробормотал Гулизар, - то мы лезем прямо на его клыки! А черный Кеми, - он ткнул пальцем в отблескивающие красным в лучах заката стены города, - зеница его недремлющего ока! Конан ожидал увидеть в гавани множество кораблей - больших и малых, но не насчитал и десятка. Большей частью это были весельные баркасы с одной мачтой или вовсе без мачт. Они мирно покачивались у причалов или неторопливо плыли вдоль берега. Но один из кораблей вдруг поднял паруса и устремился навстречу пришельцам; на его высоких мачтах развевался флаг с изображением глаза, а вдоль бортов поблескивали наконечники копий. Конан прищурился, глядя на него против заходящего солнца, а затем повернулся и принялся распоряжаться: - Все на весла! Барабанщики, задайте самый быстрый темп! Гулизар, сигналь остальным, чтобы немедленно поднимались вслед за нами вверх по течению! Шкипер бросился к сигнальщику, а затем, вернувшись на бак, встал рядом с Конаном и счел нужным заметить: - Я не вижу необходимости в такой спешке, господин мой! Конечно, этот корабль движется быстро, но это мирное судно, а не военная галера. Вряд ли они собираются причинить нам какой-либо вред, скорее, просто хотят посмотреть поближе, чтобы потом доложить о нас своим жрецам. Возвышая голос, чтобы кормчий расслышал его за плеском весел и грохотом барабана, Конан ответил: - Не так уж и безвреден этот корабль, Гулизар! Мне не хотелось бы прерывать поход в самом начале и лишаться большей части своих людей, обрекая их на пожизненное рабство в Стигии! - Он поднял руку, призывая всех к вниманию, и прокричал: - Гребцы, приготовиться к повороту! По моей команде начинайте разворачивать судно к гавани! На пути из Асгалуна северянин заставил гребцов несколько раз отработать этот маневр, и потому сейчас он был выполнен быстро и слаженно, несмотря на сильное течение. - Ну, а теперь гребите изо всех сил! И бросьте разговоры, эй, вы, там, по правому борту, поберегите дыхание! Выкрикивая приказания, Конан в то же время следил за тем, как выполняют маневр четыре других корабля. Наконец все галеры встали поперек течения, и Конан удовлетворенно кивнул. Стигийский корабль шел прямо на них, и при той скорости, что развили его гребцы, Конан мог запросто протаранить его. - Эй, что там творится, во имя Иштар? - вскричал Гулизар, щурясь на стигийскую галеру. - С чего это они взялись карабкаться по снастям? - Не сбивайте темп, - кричал Конан, - слушайте барабанщиков! - Про себя он благодарил всех великих и малых богов, что гребцы сидят лицом к корме. Две галеры мчались друг на друга, грозя вот-вот столкнуться, как аквилонские рыцари на ристалище, и теперь все зависело от того, кто первым не выдержит и свернет в сторону. Вглядевшись, Конан тоже увидел какое-то странное шевеление на снастях летящего на всех веслах корабля, но из-за полоскавшего на нестойком ветру паруса - красного с чернозолотым глазом - невозможно было как следует разглядеть, что там творится. Но по мере того как корабль приближался, Конан все яснее видел, что на снастях его, кривляясь и бесстыдно извиваясь, висят нагие женщины. Они призывно махали руками, они принимали самые развратные позы, какие только можно было представить, они облизывали розовыми языками полные губы. В волосах у каждой красовался огромный красный цветок; их призывные крики раздавались все громче, и гребцы начали ерзать на скамьях, пытаясь оглянуться через плечо. - Сбавить темп вполовину! - распорядился Конан. - Просигналить остальным, чтобы поднимали паруса и уходили вверх по течению! Гулизар, стоявший рядом с ним, жадно сглотнул, не отрывая глаз от бесчинствующих красоток. - Они, верно, наелись красного лотоса, того самого, что у них в волосах! Его запах слышен даже здесь! Если женщина наестся этого цветка или просто нанюхается его, она не успокоится, пока не получит мужчину. Мне уже рассказывали о таком, да я не верил. Эти девицы - из храма Идрис-гадюки, младшей дочери Сэта. - Могу себе представить, что будет с тем мужчиной, который сейчас попадется к ним в руки, - пробормотал Конан. - Полагаю, очнется он уже в цепях - на рудниках или галерах! Расстояние между кораблями по-прежнему сокращалось, хотя уже не столь стремительно. - Лучше оставить их в покое, пусть убираются подобру-поздорову, - пробормотал Гулизар. - Если мы их подцепим на свой бушприт, потом хлопот не оберемся. Конан смотрел не на девиц, а на гавань, в которой откуда ни возьмись оказалось уже добрых три десятка кораблей, явно выжидая, когда иноземцы клюнут на приманку. - Да, если этих женщин увидят наши молодчики, они передерутся и не успокоятся, пока не поделят их меж собой! - сказал он. - Но напрасно думают жрецы Сэта, что мы так легко попадемся на их крючок. - Обернувшись к нижней палубе, он крикнул: - Эй там, готовьте катапульту! Гулизар одобрительно кивнул: - Прекрасная мысль, господин мой, нельзя подпускать их слишком близко. - Тут он неожиданно рассмеялся: - А то вот ведь какой стыд-то будет - великий поход, снаряженный двумя королями, бесславно окончится. Воины повстречались с лодкой, набитой голыми бабами! Крики и пение женщин приближались. Теперь их могли расслышать все гребцы на обеих палубах. Ритм сбился, люди начали выворачивать шеи, силясь разглядеть поющих. - А ну за дело! - рявкнул Конан. - На весла, Нергал вас всех побери! Если у кого увижу еще глаза на затылке - врежу так, что они там останутся навсегда! На остальных галерах, державшихся поодаль, призывные вопли любительниц лотоса слышны не были, но этого и не требовалось. Оглянувшись, Конан увидел, что команды в полном составе навалились на правые борта, тараща глаза и прищелкивая языками. Казалось, еще чуть-чуть, и они перевернут суда. Но что бы ни вытворяли женщины на снастях стигийского корабля, правила им рука твердая и уверенная: дромон, чуть развернувшись, шел теперь наперерез всем пяти судам Конана. Киммериец еще раз провел маневр, прибавил скорости - и окованный медью бушприт пробил огромную дыру в раскрашенном борту. Стигийская галера вздрогнула и остановилась, как осаженная на полном скаку лошадь. Несколько женщин попадали в воду - или, скорее, были сброшены, подумал киммериец. Конан подал свою галеру назад, высвобождая стигийца, и тот начал заваливаться на пробитый бок. Парус его бессильно повис, трюм наполнялся водой. И тут серые бревна, до тех пор неподвижно плававшие на поверхности реки, зашевелились и устремились к упавшим в воду. Раздались женский визг и крики, совсем непохожие на те, что доносились со стигийской галеры совсем недавно. На палубе показались прятавшиеся до сих пор мужчины, они бестолково метались туда-сюда, не зная, эа что хвататься - вычерпывать воду из трюма или вытаскивать женщин. Только один смельчак прыгнул в воду им на помощь, но тут же был утащен на дно крокодилом. Гулизар, взявшийся было за лук, увидев, что один из стигийцев прыгнул в воду, опустил его. - М-да, - хмыкнул Конан, - если у стигийцев есть свой путь на Серые Равнины, этот малый уже на нем! По счастью, мало кто из наших умеет плавать, не то наверняка бы попрыгали за этими девчонками. А откушенную ногу обратно не приставишь! Четыре меньших галеры шли теперь впереди, а корабль Конана замыкал строй. Корабли подгонял попутный ветер с моря, они почти не пользовались веслами, неспешно поднимаясь вверх по течению. Черные стены Кеми остались позади, за ними вставали четырехгранники пирамид, окрашенные с одного боку розовым - солнце садилось. Здесь дельта разделялась на несколько рукавов, и трудно было сказать, по которому из них смогут пройти галеры, а в котором увязнут в жидком иле. - И все же я еще раз советую подойти к северному берегу и плыть вдоль него, - снова принялся за свое Гулизар. - Там идет судоходный проток, и первое правило корабельщика в этих местах: если в чем-то сомневаешься - сворачивай налево. - Мы определим главный проток по самой холодной воде, - ответил на это Конан, - и будем следовать по нему, покуда возможно. Гулизар оценивающе оглядел Конана с головы до ног и наконец кивнул, соглашаясь: - После всего того, что я услышал от тебя нынче, господин мой, - заявил он, - трудно поверить, что ты никогда не плавал в этих водах прежде! - После всего того, что я нынче выслушал от тебя, - насмешливо парировал Конан, - трудно поверить, что ты здесь когда-либо был! Я исходил все южные моря и пил во всех портах Юго-Запада начиная с Аргоса и Барахских островов и кончая Кушем и Черными Королевствами! - Хорошо, хорошо, - проворчал уязвленный кормчий, - но сейчас нам в самом деле надо выйти в боковой канал и найти приличное место для стоянки. - Вот тут ты прав, - милостиво кивнул ему Конан. - Действуй, шкипер! Воды Стикса, светлые в горсти, но темные даже на небольшой глубине, становились очень опасными ночью, поскольку даже близкая к поверхности мель делалась невидимой с заходом солнца. Ночью в его водах отваживались плавать только стигийцы, знавшие наизусть все ловушки родной реки; а потому Конан запретил своим людям даже купаться и заставил Каспиуса дважды проверить, пригодна ли эта вода для питья. Солнце тонуло в водах Моря Запада, окрасив их в цвет крови. Блестящая лента реки плавно изгибалась к югу. Из-за пирамид на путешественников наваливалась ночь. Четвертый день поднимались они по реке, четвертую ночь вставали на якорь у южного берега, и до сих пор никто не потревожил спокойствия их неторопливого, однообразного плавания. Корабль Конана шел впереди, за ним плотной цепью следовали остальные. На ночевках северянин оставался на своем корабле, на первой из четырех галер ночевал Турио, а на третьей спал Гулизар, имея возможность быстро перейти на вторую или четвертую в случае, если бы вдруг пришлось срочно сниматься с якоря среди ночи. Солдаты откровенно скучали, ибо дни тянулись бесконечно, похожие один на другой, как близнецы братья. Но вскоре сильные ветра с суши, заросли зеленых водорослей и сильное, холодное течение сделали продвижение вверх по реке почти невозможным. Какое-то время Конан пытался плыть вечерами, когда в спину начинал дуть ветер с моря, но это было слишком опасно, поскольку шли первые дни новолуния и ночи стояли темные. Ночевки на берегах тоже превратились в сущее мучение. По мере того как путешественники продвигались в глубь страны, пустыня все ближе подходила к берегам Стикса, и по ночам их лагерь атаковали целые полчища змей, скорпионов и прочей пакости, которую так любили обожествлять стигийцы. И если ночами донимали их ядовитые твари, то днем они мучились от зловонных испарений стоячей, несвежей воды под почти отвесными палящими лучами солнца. Корабли двигались медленно, с трудом пробивая себе дорогу среди водорослей и тины. И напрасно пытались моряки поймать ветер в праздно повисшие паруса галер - лишь изредка удавалось им пройти лигу-другую без помощи весел, бесшумно скользя по зеркальной поверхности воды, в которой отражались огромными белокрылыми птицами все пять кораблей. Заросли белого лотоса начали попадаться им уже здесь, но Каспиус утверждал, что этот цветок не подходит и нужно искать непременно серебряный. Изредка однообразие пустынных берегов нарушалось какими-нибудь древними руинами пышной гробницы или заброшенного храма, вся паства которого теперь состояла лишь из змей да ящериц. За зарослями белого лотоса последовали заболоченные низины, заросшие ивами, где русло реки подчас становилось таким узким и мелким, что галеры едва могли пройти. Каспиус высказывал предположение, что вода, видимо, выходит какими-то подземными протоками, а солдаты шептались, что отсюда берет начало тот Стикс, который течет через Серые Равнины. Главный проток петлял от одного берега к другому, отклоняясь то к северу, то к югу, и Гулизар только разводил руками, повторяя, что он не может отвечать за реку, фарватер которой меняется после каждого разлива. Юркие баркасы высылались вперед каждые несколько часов, но и тогда не обходилось без ошибок: казалось бы, широкий и глубокий проток приводил их в настолько заросшую лагуну, что по ней не прошла бы и лодка. Иногда застрявшую в водорослях галеру приходилось брать на буксир остальным и вытягивать усилиями всех гребцов. Движение очень замедляли постоянные промеры глубин и исследования боковых ответвлений, но без них было не обойтись. Каждый раз, выходя на открытое пространство, где русло было глубоким, а течение - сильным, Конан старался наверстать упущенное, но такие отрезки пути встречались все реже. Порой солдаты могли пройти по берегу пешком столько же, сколько проходили за день корабли. Глянув на эту ленивую, скучающую толпу, которой нечем было себя занять, кроме купания лошадей и рыбной ловли, мало кто опознал бы в ней одну из самых дисциплинированных армий Шема. Но Конан каждый час помнил о том, зачем они отправились, ибо черные птицы по-прежнему кружили у них над головами день и ночь. Первые дни Конан еще пытался подстрелить какую-нибудь из них, но вскоре оставил напрасные попытки: стервятники парили слишком высоко. Но что бы ни означали черные птицы, кошмары, похоже, оставили сны баалурцев навсегда. Жирея от ничегонеделанья, они лишь ели и спали, и по ночам их тревожили только надоедливые москиты. Даже часовые, сначала не спавшие ночами, теперь дремали на своих постах, оставляя бодрствующим кого-нибудь одного, кто мог бы быстро поднять их при внезапном появлении Конана. Лагерь на стоянках не охранял никто, а вся охрана кораблей состояла из трех зевающих воинов на каждый, и никому такие посты не казались беспечными или недостаточными. Маалюс, по прозвищу Рыжий, призванный в воинство Конана из отряда городской стражи, дремал на корме, уютно устроившись под тонкой москитной сеткой. Он полагал, что достаточно натрудился за день, чтобы отдохнуть ночь, и был весьма недоволен тем, что его определили в караул. У себя в городе он неоднократно слышал жуткие россказни про Стикс, который на поверку оказался самой мирной речушкой из всех, какие он когда-либо видел. Болтали, будто бы над ней ходят по ночам мертвые, которые не совсем мертвые, громыхают костями призраки, летают колдуны верхом на болотных ибисах, и прочую ерунду в том же духе. Подумать только, когда-то он слушал эти байки с раскрытым ртом и верил каждому слову! Теперь все это ему казалось байками, не стоящими внимания настоящего мужчины. Мертвые не летали над рекой, а спокойно спали в своих четырехугольных гробницах; ни один колдун до сих пор не пролетал над его головой; и даже крокодила он видел один-единственный раз, и то было похоже, что отвратительный ящер испугался этой встречи больше, чем он сам. Не-ет, теперь он знал цену этим россказням: пусть ими пугают маленьких детей и дураков - а он не дурак. За все тридцать с небольшим лет своей жизни действительно страшные вещи видел Маалюс лишь во сне в своем родном доме, в Баалуре. Ничто не пугало его так, как эти кошмары. Но теперь они были позади, а скоро будут позади и для всех остальных, когда они с помощью пресветлого Митры доберутся наконеи до зарослей серебряного лотоса. Встав, чтобы пройтись и размяться, он увидел Травика, сидящего с лампой на корме и глазеющего на черные, пустые воды, словно он надеялся высмотреть там что-нибудь ценное. Но, подойдя поближе, он увидел, что голова у Травика запрокинулась, а челюсть отвисла. Спит, подумал Маалюс. Ну и всыплет же ему военачальник Конан, если увидит на посту спящим! - Эй, Травик! Сладко ли спится в дозоре? - весело окликнул он приятеля. - Мышка тут не пробегала? Лягушка не проплыла незамеченной? Но приятель не шевельнулся. Подойдя ближе, Маалюс потряс его за плечо - голова часового откинулась назад, и стало видно, что горло у него взрезано от уха до уха. Кровь заливала его кольчугу и палубу под ним. Какой-то неясный шум, тихий, как плеск воды, послышался у Маалюса за спиной. Он вздрогнул, сорвал колпак с лампы - и прямо перед собой увидел страшную рожу - бледную, с копной мокрых волос, облепленную водорослями и тиной. Рожа ухмыльнулась, и над фальшбортом показались плечи и огромные руки. Маалюс раскрыл рот, чтобы крикнуть. Чья-то рука с размаху зажала ему рот. Маалюс дернулся и почувствовал холодную сталь кинжала у самого уха. Глава 10 НАПАДЕНИЕ Конану снился сон. Он был глубоко в центре земли, посреди какой-то волшебной пещеры, вырубленной в глыбе розового мрамора. Бело-желтые колонны сталактитов свешивались с куполообразного потолка, почти встречаясь внизу со своими братьями-близнецами, растущими из пола. В глубине пещеры была ниша. Над ней, отбрасывая по стенам пляшущие тени, горел факел. В нише, раскинувшись на огромном овальном ложе, застеленном простынями розового шелка, лежала ведьма Зерити. Она мало изменилась с тех пор, как Конан в последний раз видел ее, разве что кожа, всегда мягкая и золотистая, стала теперь бледной, словно у северянки, редко видевшей солнце. Но это ее ничуть не портило, скорее, наоборот: на бледном лице ярче горели темные глаза и более чувственными казались губы. Пряди длинных черных волос разметались по плечам и высокой груди, почти закрывая страшный шрам, происхождение которого Конану было известно слишком хорошо. Собственно, его меч проткнул ведьму насквозь в тот самый миг, когда вызванный ею демон бросился на Имболио, огромного кушита. Лишь то, что чернокожий воин отвлек на себя это темное порождение чар стигийки, спасло тогда Конану жизнь. Разглядывая сейчас бесстыдно раскинувшуюся перед ним нагую ведьму, Конан думал, остался ли шрам у нее на спине между лопаток? - Зерити, неумирающая ведьма! - приветствовал он ее с насмешливым почтением. - Всего мгновение назад я был в своей постели - мало же тебе понадобилось времени, чтобы доставить меня в твою! Задрав голову, он оглядел пещеру, где под потолком искрились в свете факелов капли влаги. - Уютненькая спаленка! Так чем я обязан такому вниманию с твоей стороны? Зерити рассмеялась коротким грудным смехом, чуть приоткрыв полные яркие губы, обнажив полоску жемчужно-белых зубов: - Да-а, это, несомненно, Конан - искатель счастья с далеких, холодных скал Киммерии! Только он, став главнокомандующим огромной армии, мог не усвоить при этом хороших манер! Помнится, и Маздок, и Озбаал в свое время быстро этому научились, поднявшись из такой же грязи, как и ты. - Не отрывая от него пристального взгляда мерцающих глаз, она сменила свою и без того нескромную позу на еще более вызывающую. - За те короткие мгновения, что мы с тобой виделись, я мало успела тебя узнать, но, как вижу, не ошиблась, представляя тебя эдаким косматым, грубым дикарем, - она откровенно разглядывала его почти обнаженную фигуру. - И, - добавила она, - ты мне очень нравишься именно таким. - Ну, ты тоже должна будить желание во многих, - насмешливо протянул Конан, - коль скоро сотни мужчин каждую ночь теперь видят тебя во сне! Она снова рассмеялась, но вскоре оборвала смех и придала своему лицу озабоченное выражение. - Ну, а если серьезно, Конан, я и в самом деле думаю, что такой силач и умелый воин, как ты, сможет сослужить мне неплохую службу. - Тут она снова изогнулась как кошка и сказала уже совсем другим тоном: - Неужели ты не сможешь удовлетворить мои скромные чаяния? Ведьма, конечно, смеялась над ним, но ведь не просто так она то ли вызвала его к себе, то ли сама явилась к нему во сне. Он скрестил руки на груди и решил посмотреть, чем все это кончится. Если он спит, то это не более чем сон, а присниться может всякое. - Сожалею, Зерити, но нынче я немного занят и не смогу уделить тебе времени ближайшие несколько месяцев. Не говоря уже о том, что нынешние мои заботы прямо противоположны твоим. - Хватит, - вдруг резко оборвала его Зерити, садясь на постели и обнимая себя за плечи, словно ей внезапно стало холодно. - Я и без твоих насмешек прекрасно знаю, с каким поручением послала тебя Руфия. Но знай, киммериец, рано или поздно ты будешь моим! Ты будешь принадлежать мне телом и душой, хочешь ты этого или нет! - Тут она засмеялась, но на этот раз смех ее звучал как-то неестественно. - Так что лучше тебе этого захотеть. Ибо скоро, очень скоро все то, что будет мне неинтересно, просто перестанет существовать! Если я захочу, я сотру с лица земли тебя и твою Киммерию... - Говоря это, она скорчила отвратительную гримасу, отчего ее лицо потеряло всю привлекательность. Встав с постели, Зерити протянула руку к факелу и резким движением вырвала его из гнезда в стене. - Никогда не заботили меня ни глупые страхи, ни страдания плоти - этому подвержены вы, простые смертные. И мне нет дела до вашей любви или ненависти, ибо у меня есть любовь бога, - она с яростью глянула на Конана, - бога, а не грязного варвара! Хочешь знать его имя? Я скажу тебе, - она вдруг развернулась и ткнула пылающим факелом прямо в шелковые простыни, выкрикивая: - Джакала! Его зовут Джакала! Постель вспыхнула, словно облитая маслом. Пламя, завиваясь столбом, поднялось до самого потолка пещеры, и та, словно была не из мрамора, а из воска, начала вдруг плавиться, оплывать и терять форму. Ведьма пропала, и языки пламени рванулись к Конану. Дивясь на все эти чудеса, Конан вдруг понял, где находится. Пещера была не пещерой, а сталактиты были не сталактитами. Варвар стоял посреди пасти какого-то немыслимого древнего хищника, у самой его глотки, и хищник этот начал просыпаться. Пламя обжигало ему небо, а розовая постель, на которой нежилась Зерити, была не чем иным, как его языком. Северянин затравленно оглянулся в поисках выхода, но гигантские челюсти клацнули, смыкаясь, горящий язык шевельнулся, потянувшись к нему раздвоенным концом... Конан проснулся весь в поту. Открыв глаза, он обнаружил, что, ворочаясь во сне, едва не разбил себе голову о торчащую из палубы металлическую скобу. Конан выругался и сел, откинув одеяло. Киммериец нащупал на затылке изрядную шишку и выругался еще раз. Ему и прежде снились дурацкие сны, но, видно, надо было крепко стукнуться головой, чтобы привиделась такая чушь. Да и вчерашнее вино оказалось несколько прокисшим... Ночь стояла тихая и безлунная. Где-то поблизости послышался тихий вскрик, и Конан поморщился: он надеялся, что кошмары давно перестали сниться его воинам. Но ведь кошмар приснился сегодня даже ему... А что, если они достигли границ темного царства Зерити и теперь эта чума снова охватит всех до единого? Но что это за надежды, которые возлагает на него ведьма? Надо будет попробовать расспросить людей, о чем говорит с ними Зерити во сне. Наверняка и остальным снится что-то похожее. Конан встал и прошелся по палубе. С бака его окликнул часовой, ему тут же отозвался часовой снизу. Вокруг было по-прежнему тихо, но Конана грызло какое-то беспокойство. Огни четырех галер мирно мерцали, отражаясь в черной воде. И тут снова послышался тихий вскрик. - Часовые, будите команду! - рявкнул Конан и сам кинулся вниз поднимать спящих солдат и гребцов. - Поднять якорь! Всем на весла! Но только тихо, и не зажигайте огней - сначала нужно узнать, что происходит. Снова поднявшись на корму, он окликнул часового на соседнем корабле и велел ему разбудить Турио. Тем временем, бормоча и спотыкаясь со сна, команда расселась по веслам. Гребцы терли глаза и зевали во весь рот. Вскоре перед Конаном предстал Турио - такой же заспанный, как и все остальные. - Я обойду лагуну и вернусь, если не увижу ничего подозрительного, - сказал ему Конан. - Ты остаешься здесь за меня. - А что случилось? - Турио, не вполне проснувшийся, соображал еще туговато. - Я ничего не слышал... - А я слышал! - оборвал его Конан. - Но еще не понял что. Якорь был поднят, люди расставлены по местам. Киммериец велел начинать грести и как можно тише разворачивать галеру по течению. Корабль почти бесшумно скользил по зеркальной глади воды. Лишь изредка всплескивали весла. Три галеры спали беспробудным сном; фонари часовых едва горели, а сами сторожа далеко не сразу отзывались на тихий окрик Конана. Ниже по течению, чуть поодаль от остальных, мерцали огни четвертой галеры, но, под плывя поближе, Конан разразился отчаянной руганью: на мелкой волне спокойно покачивалась пустая лодка с фонарем посреди скамьи, кормовой и бушпритный фонари были подвешены на склонившиеся над водой ветви деревьев. А галеры не было и в помине. - Всем на весла! - крикнул Конан. - Рулевой, разворачивай корабль и подведи вплотную к третьей галере! Ты и ты, возьмите по пять человек, разыщите свои мечи и следуйте за мной. Когда нос корабля Конана почти ткнулся в корму последнего судна, он спрыгнул на его палубу и кинулся разыскивать часовых; и вскоре он их отыскал. Первый свалился с койки прямо ему под ноги, когда Конан плашмя вытянул его мечом по тощему заду. Второй, увидев военачальника в таком дурном расположении духа, кинулся к борту, явно вознамерившись спасаться бегством. Конан отвесил ему доброго пинка и помчался на нос, где третий часовой, помаргивая сонными глазами, трясся как осиновый лист, раз за разом повторяя, что он не сделал ничего дурного. - Ничего?! - ревел Конан. - Ничего?! Пираты уводят нашу галеру у вас из-под самого носа, а вы и ухом не шевелите! Говори, сын греха, видел ты хоть что-нибудь, или вы проспали все на свете? Где Гулизар, задери его бешеный волк?! С нижней палубы поднялся заспанный кормчий, бормоча на ходу: - Не утруждайте себя напрасным гневом, мой господин, я сейчас сам все выясню! - Нет уж, иди сюда, ты можешь мне понадобиться! Капитан, буди команду и готовь к бою! Я иду искать галеру. - Если это пираты, - вмешался Гулизар, - стоит немного подождать и отправиться двумя кораблями! - У нас нет на это времени, - отрезал Конан. - Оставайтесь здесь и постарайтесь хотя бы не потерять то, что осталось, раз уж вы умудрились проспать галеру со всем экипажем! Если я не вернусь до рассвета, можете спуститься по течению и попробовать меня поискать. Вернувшись вместе с Гулизаром на свой корабль, Конан велел зажечь все огни и принести на нос как можно больше факелов. Барабанщики задали ритм и смолкли. Корабль летел по воде почти бесшумно, и Конан напряженно вслушивался в ночные шорохи. - Ну, кормчий, что скажешь? - спросил он наконец. - Куда они могли утащить ее? Кормчий на это только беспомощно развел руками: - Кто ж их знает? Но вероятнее всего, вниз по течению. Они постараются увести ее как можно дальше и спрятать, а для этого здесь есть добрая дюжина подходящих мест... - Барабанщики, полный ритм! - взревел вдруг Конан, не слушая его. - Рулевой, правь к северному берегу и держись его, как только мы выйдем из течения! Команда налегла на весла, и барабаны снова смолкли. Галера быстро плыла наперерез потоку, от света факелов, ярко горевших на носу, шарахались сонные крокодилы, да изредка птица вылетала из зарослей тростника, потревоженная плеском весел. - Пока мы будем так ходить вкривь и вкось от берега к бере