отивника в пах. Бедняга застонал, согнулся пополам, потеряв равновесие, когда его искалеченная рука качнулась вперед, и свалился с края площадки, ударившись о плотно утоптанную землю в двадцати, или около того, футах ниже. Конан, не торопясь, вгляделся в распростертое тело. Оно не шевелилось. Киммериец повернулся, торопливо подошел к лестнице и спустился по двадцати и пяти ступенькам в эту мрачную камеру, обитель невыразимого ужаса и разложения. Только приблизившись к обнаженной, связанной женщине, Конан обнаружил, что Испарана в подземелье не одна. Хозяин этого продымленного, забрызганного кровью царства боли отдыхал от своих трудов, прикорнув на подстилке у задней стены. Теперь Конан увидел его в первый раз; палач Балтай был человеком такого же мощного телосложения, как и сам Конан, с такими же длинными руками и, возможно, таким же сильным, но с более заметным животом. Как и киммериец, он был вооружен и мечом, и кинжалом. Разница была в том, что его большой нож не был сломан. - А ты здоровущий, - сказал он гортанным и в то же время странно высоким голосом, - так ведь? Конан не подумал о том, чтобы отдать приказ волшебному мечу Зафры. Не стал он и ждать, пока хозяин камеры пыток нападет на него. Он подбросил сломанный кинжал в воздух и воткнул меч в земляной пол как раз вовремя, чтобы поймать кинжал правой рукой. Плевать ему на порезы; он взмахнул рукой назад, вперед, и рукоять и около трех дюймов неровно обломившегося клинка все еще были в воздухе, когда его ладонь опустилась на рукоять меча. Весь странный маневр длился какие-то секунды. Это был акт отчаяния; Конан не хотел тратить время, встретившись лицом к лицу с человеком такой силы, с такими длинными руками, и к тому же лучше вооруженным, чем он сам. Он бросил кинжал не в голову Балтая, а в его грудь, предположив, что палач не сможет двигаться настолько быстро, чтобы успеть увернуться, - не с этим хорошо откормленным брюхом. Он оказался прав. К тому же палач Актера сделал неверное движение: он нырнул вниз, подставляя таким образом лицо летящему снаряду. Рукоять сломанного кинжала тяжело и с громким звуком ударила его в рот. Палач зарычал от боли и потрясения; его губа была разорвана, и один зуб сломан; из обоих глаз потекли слезы, вызванные не рыданиями, и он ослеп, пусть всего на мгновение. Этого хватило. Меч Конана, выдернутый из земли согнутой вбок рукой, взлетел вертикально вверх и распорол брюхо Балтая от пупка до грудины. Разрез был неглубоким, но болезненным, длинным и кровоточащим. Клинок, оставляя за собой кровавый след, продолжал двигаться. Не задев лица палача, он взлетел над его головой, и Конан шагнул вперед, обращая свое движение и опуская клинок вниз. Великолепный меч Зафры рассек череп замбулийского мастера пыток. - Слишком плохо, - пробормотал киммериец. - Было бы приятно испробовать на тебе твои собственные штучки, жирная свинья! - Прекрати... разговаривать с покойником, - с некоторым трудом выговорила связанная женщина, пытаясь освободиться, - и разрежь на мне веревки. Я достаточно долго ждала тебя, ты, ворующий верблюдов кимрийский пес-варвар с куриными мозгами. - Киммерийский, черт возьми, киммерийский, - отозвался Конан, разрезая веревки и восхищаясь про себя ее мужеством. Ей пришлось кое-что вытерпеть, и ничто из этого не было приятным. - У тебя довольно-таки ужасный вид, Спарана, любовь моя, - хотя я клянусь, что даже покрытая рубцами и грязью и с этим клеймом на теле ты все равно лучше выглядишь обнаженная, чем десять любых других женщин. Она неуверенно села, морщась и растирая ободранные веревкой запястья. - У этой толстой свиньи там, около подстилки, есть немного мяса и вина, - сказала она. - Как мило ты разговариваешь, возлюбленный, с бедной, нежной и невинной девушкой, которую ты оставил в таверне Актеровым свиньям и псам. О-о... Конан... прости, но, по-моему, я сейчас потеряю сознание. - У нас нет на это времени, Спарана. И вообще, это у тебя просто кровь отхлынула от головы, - как давно ты не стояла на ногах? Он принес вино, встряхивая кувшин и улыбаясь плещущим звукам, и дал ей сделать первый долгий глоток, а потом помог ей встать на ноги, и внезапно она неистово сжала его в объятиях. - Ох, - вырвалось у нее тут же, и она отшатнулась. - Я понимаю твою благодарность и неумирающую любовь, Спарана, но я бы ни за что не стал обнимать человека, одетого в кольчугу. Она подняла глаза и взглянула на него исподлобья. - Ты действительно варварская свинья с мелкой душонкой, Конан. Ты знаешь об этом? Его лицо напряглось. Все это ни к чему не вело; может быть, лишь слегка снимало напряжение; однако время не стояло на месте, а кроме того, ее голос начинал звучать слишком уж серьезно. - Возможно, моя милая дама из Замбулы, но я только что убил Зафру, троих Шипов Хана и весящего несколько сот фунтов палача, чтобы прийти и вытащить тебя отсюда. - О-о... о, Конан, - сказала она, сжимая его предплечья - липкие от чужой крови, - и опуская взгляд. - Не нужно ни с того ни с сего обращаться со мной так серьезно; ты знаешь, что я благодарна тебе и что я люблю тебя. Он ничего не ответил, и через мгновение она взглянула на него блестящими глазами. - Зафру?! - Да. Его собственным мечом - вот он. Я расскажу тебе об этом как-нибудь в другой раз. Ты готова снова стать женщиной-воином, Спарана? - Нагишом? - У мастера пыток очаровательная, мягкая и душистая подстилка... Похоже, она состоит из одежд и других женщин, кроме тебя. Хотя я. узнал то красивое красное воздушное платье, которое было на тебе в ту ночь, когда они пришли за тобой. - Уф... Я бы предпочла не носить то, на чем он спал... - она оглянулась вокруг. - Однако, похоже, у меня нет выбора. Только бы у этой мрази не было вшей, - она скрылась нагишом в полумраке в той стороне темницы, где раньше спал Балтай. - Я не могу описать тебе, Конан, как я рада тому, что ты сказал насчет Зафры, - и как мне жаль что ты подарил этой свинье Балтаю такую быструю смерть. Знаешь, они сделали гораздо больше, чем просто попользовались мной. Конан кивнул. Он знал, что "просто попользовались" означало бы несравненно больше для другой женщины - или девушки, которой Испарана не была. Возможно, ей удалось получить от этого хоть какое-то удовольствие. Он надеялся на это. Он был рад, что он мужчина и что ему никогда не придется говорить о том, что им вот так "просто попользовались". - Ты воин, Испарана, - негромко сказал он. - Ты внезапно заговорил так церемонно. - Ты произвела на меня впечатление, - ответил Конан. - А как бы ты отнеслась к окровавленной кольчуге? - Хорошая идея, - отозвалась она, одеваясь. - Ты не мог бы немного вытереть ее его туникой или еще чем-нибудь? Конан как раз снял тунику с более молодого покойника с искалеченной рукой и сломанной шеей, когда боковое зрение сообщило ему о каком-то движении высоко наверху. Он поднял глаза и узнал Фаруза, одного из телохранителей Актер-хана. Плотный, средних лет стражник улыбнулся ему сверху вниз. - Прекрасно. Я в любом случае всегда чувствовал отвращение к этому подонку Балтаю. Конан, опускаясь на корточки, обхватил ладонью рукоять лежащего рядом меча и мрачно уставился на Фаруза, который стоял у самой двери. Стражник успел бы выскочить за дверь и запереть ее за собой гораздо раньше, чем Конан смог бы добраться до него. - Хорошее место для тебя, варвар. Я просто закрою эту дверь, пока мой господин Хан не решит, что он пожелает сделать с вами обоими! Конан вытащил меч. - Иог бы тебя побрал, Фаруз, надо же было тебе прийти именно сейчас! Ты уверен, что не готов поменять хозяина? - Вряд ли. Обо мне хорошо заботятся, Конан. Увидимся с вами обоими позже - и нас будет несколько. Необъяснимым образом едва заметная улыбка приподняла уголки губ киммерийца. Он направил меч на человека, стоящего в двадцати футах над ним, пробормотал: "Убей его", и разжал руку. Меч Зафры упал на дно темницы. Фаруз расхохотался. - Ага, я так и думал, что это... Значит, для варвара это не работает, а, варвар? - Черт! - рявкнул Конан. - Этот пес Зафра... заклятие работало только для него! Это просто меч! Когда он опускался на корточки, чтобы поднять меч, из полумрака в неосвещенном углу темницы, крадучись, высунулась изящная рука и подобрала кинжал Балтая. Конан подхватил меч Зафры и в отчаянии швырнул его вверх в тот самый момент, когда Фаруз начал отступать за дверь. Клинок со звоном отлетел от каменной стены. Фаруз рассмеялся и насмешливо помахал рукой в знак прощания - и кинжал, брошенный Испараной, доказал, что для оружия, летящего снизу, кожаная пола туники стражника не была достаточно длинной. Кинжал Балтая вонзился в пах Фаруза, и тот, хрипя и давясь блевотиной, с огромными, остекленевшими в агонии глазами, опрокинулся на спину. Конан резко повернулся к Испаране. Она вышла на свет в наряде, который был смехотворно разношерстным даже для этой камеры. - Я не знал, что ты можешь бросить нож таким манером дважды! - К счастью для тебя, могу. Много раз я с удовольствием бросила бы кинжал в тебя, мой дорогой, если бы только у меня была такая возможность. Я не сделала этого - опять же к счастью для тебя. Они с наслаждением обгрызали мясо с большой жирной кости. Конан смотрел на нее, припоминая все те разы, когда она легко могла убить его - в то время, когда ей еще этого хотелось, - если бы у нее был кинжал, уравновешенный для метания. Эта спокойно жующая женщина убивала с душевной непринужденностью и самоуверенностью киммерийца! - Уф! Хвала всем богам за то, что все, что ты когда-либо использовала против меня, - был меч! Надо бы не забыть поговорить об этом - как-нибудь в другое время. А этот кинжал был еще и тяжелым. - Да. Меня нельзя назвать слабой. Однако мне пригодится твоя помощь, когда я буду надевать эту кольчугу. - О! Пока он помогал Испаране натянуть через голову и копну черных волос, - которые в данную минуту были грязными и слипшимися от пота, - тридцать, или около того, фунтов сработанной без единого шва кольчуги, она задала ему нескромный вопрос: - А что это была за странная история с мечом? Ты сказал: "Убей его" - и уронил меч на пол? Он коротко рассказал ей, как Зафра использовал меч, и что он сказал о нем, и как меч гнался за ним, Конаном, - и как пронзил того, кто его заколдовал. - Клыки Иога, - слегка вздрогнув, сказала женщина, - какое ужасное волшебство! Я рада, что он умер и что меч теперь у нас, - а ты думаешь, что он был заколдован так, чтобы подчиняться только приказу Зафры? - Ну, - сказал Конан, направляясь вместе с ней к лестнице, - моему приказу он не повиновался! И бросил я его отнюдь не удачно, - если бы не ты, мы были бы пленниками и ждали бы появления полчищ вооруженных стражников. - Двоих было бы вполне достаточно, - заметила Испарана, - с луками или арбалетами. Значит, Зафра собирался захватить все, - а Актер-хан непременно потребовал бы себе такое оружие, как этот меч, если бы он знал о нем! Конан мрачно усмехнулся и кивнул. Несколько минут спустя они ногами спихнули Фаруза в подземелье пыток, а сами надели доспехи и взяли по паре мечей и кинжалов. Испаране не подошел ни один из шлемов - у нее было слишком много волос. Беглецы повернулись к открытой двери, и тут Испарана поймала Конана за руку. - Я не могу поверить, что мы когда-нибудь выберемся из дворца живыми, Конан. Я хочу сказать тебе, что... - Тогда пойдем искать себе помощь, - сказал он и широко распахнул дверь. - Подожди... Конан! Я хотела сказать... искать помощь? Что ты имеешь в виду? Конан! Он не остановился, чтобы подождать ее, и она с угрожающим выражением лица поспешила вслед за ним в коридор. - Что ты имеешь в виду - "искать помощь", черт бы тебя побрал? - Ты, без сомнения, права в том, что мы никогда не сможем вырваться с боями из дворца, и, конечно же, мы не сможем выскользнуть отсюда украдкой. Ни один человек, видевший нас больше, чем мельком, не поверит, что мы - Хан-Хилайим! Так вот, здесь есть один человек, который может помочь нам выбраться наружу, - тем, что будет нашим пленником! Мы найдем его в тронном зале. У нее перехватило дыхание. - Но ты же не можешь иметь в виду, что собира ешься похитить Ак... - она замолчала на полуслове, и по ее лицу медленно расползлась улыбка. - Можешь! Ты это и имеешь в виду! И если кто-нибудь вообще и может сделать это - то это мы, Конан! - Ты могла бы попробовать называть меня Фузл, или как-нибудь еще, - сказал он, выйдя из себя. - Нет нужды трубить повсюду мое имя, чтобы проверить, сколько внимания оно может привлечь! - Прости, Фузл, - отозвалась она, и они зашагали по залам дворца так, словно были здесь хозяевами. Одна, потом вторая, а вскоре и третья служанка бросилась бежать при виде того, как они приближались с суровыми лицами - одетый в доспехи гигант и одетая в доспехи женщина со спутанными волосами, чье лицо и ноги были измазаны грязью и жиром. Еще одна, четвертая служанка увидела их, заколебалась и пустилась наутек. Двоим солдатам из Хан-Хилайим следовало бы сделать то же самое. Конан и Испарана оставили одного мертвым, а второго - стонущим в луже собственной крови, а сами приблизились к дверям, ведущим в королевский зал Замбулы. - Как мило с его стороны, что он не поставил здесь охрану, - сказал Конан со скверной ухмылкой. - Готова? - Готова. Конан и Испарана рывком распахнули две огромные створки и вошли в широкий и длинный тронный зал. Почти в пятидесяти футах от них сидел на троне Актер-хан в царственных одеждах и алых туфлях. Между ним и двумя незваными гостями стояло одиннадцать стражников. Они были изумлены; Конан и Испарана были хуже, чем изумлены. На них уставились двенадцать пар глаз. Над глазами одного из них был шлем, из которого торчали желтые перья, именно этот человек заговорил: - Взять их. 20. МЕЧ НА СТЕНЕ - Стойте! Этот контрприказ был отдан Актер-ханом, и десять его Шипов замерли наготове, держа руки на рукоятях оружия. Хан наклонился вперед на своем отделанном серебром троне из фруктового дерева. и на лице его отразилось возбуждение. - Конан, - продолжал он, - Испарана, отойдите в сторону - оба. Освободите проход к двери. Капитан Хамер - выведи своих людей в коридор. Всех. Я желаю поговорить с этими двумя. Человек в шлеме с перьями, не поворачиваясь, рывком обратил лицо к Актеру. - Господин Хан! Это враги - и они вооружены! Конан внимательно наблюдал за сатрапом и капитаном. Он не заметил, чтобы они обменялись каким-либо знаком. Офицер вроде бы искренне был в ужасе о" кажущегося безумия своего повелителя. Актер взглянул поверх его плеча на Конана. - Ты сдашь свое оружие? Я не собираюсь обманывать тебя, Конан. Я действительно хочу, чтобы мы трое остались одни в этом зале. - Зачем? Это единственное слово, произнесенное киммерийцем, пронеслось, словно рык, сквозь тишину огромного зала. - Я скажу тебе, - ответил Актер-хан, удивляя всех, кроме Конана. - Возможно, ты кое-что знаешь о том, почему небольшой отряд воинов на верблюдах в эту самую минуту доставляет столько беспокойства моей армии. Я помню, что ты прибыл в Замбулу в сопровождении некоторых из этих шанки... и мне искренне не хочется уничтожать их всех до единого, хотя и ты, и я - оба знаем, что я могу это сделать. Я буду говорить с тобой и с Испараной наедине. Испарана еле слышно произнесла: - Не верь ему! Конан сказал вслух: - Я ему верю. - Господин Хан... - начал капитан Хамер умоляющим тоном. Актер взмахнул рукой, выказывая некоторые признаки гнева. - Довольно! Вы покинете этот зал и останетесь поблизости в коридоре, капитан, ты и твои люди. Я готов стерпеть некоторое неуважение со стороны этого могучего воина, Хамер, который считает, что я предал его. Но я не стану спорить с тобой, человеком, которого я назначил на пост только потому, что он - брат одной из бывших шл... любовниц. Помни: оставайтесь рядом за дверью; и так уже достаточно моих Шипов покинуло дворец, чтобы помешать этим крысам пустыни на их паршивых верблюдах внезапно атаковать ворота! И Актер-хан снова перевел взгляд с Хамера на Конана. - Ваше оружие? Ты же понимаешь, что я не могу позволить вам остаться здесь наедине со мной и с оружием в руках. - Я понимаю. Ни один чужестранец не должен приближаться к королю в его палатах, имея при себе оружие. - Ко-нан... - сделала еще одну попытку Испарана. Конан обратил на ее увещевания не больше внимания, чем Актер на мольбы Хамера. Восседающий на троне сатрап империи Турана и семнадцатилетний юноша-горец из Киммерии, словно два могущественных властелина, пристально глядели в глаза друг другу - пока Конан нагибался и клал на пол оба своих длинных клинка. Он некоторое время поколебался, не отводя взгляда от глаз Актера, потом положил туда же и оба кинжала. Хан и двенадцать замбулийцев наблюдали за ним, затаив дыхание; воздух в просторной комнате, казалось, сгустился от напряжения. - Испарана, - сказал Конан. - Конан... мы только что... Он оторвал взгляд от лица Актера на достаточно долгое время, чтобы дать ей почувствовать жар этих вулканических голубых глаз, пылающих на его суровом лице. Она уставилась на него в ответ и попыталась выразить взглядом разумную мольбу. - Я безоружен, Хан Замбулы, - произнес он, не отрывая глаз от Испараны. - Поскольку эта замбулийка отказывается, пусть она покинет зал вместе с Хамером и его колючей командой. Теперь ее взгляд был исполнен мрачнейшей угрозы - и она, медленно и с неохотой, повторила действия киммерийца. Четыре меча и четыре кинжала лежали на гладких плитах пола. Конан оставался в полусогнутом положении, готовый подхватить длинный и короткий клинки. Хамер снова взглянул на своего хана - с надеждой. Его люди были наготове. Слово, знак - и они выхватят мечи и бросятся, чтобы пролить кровь этой бывшей воровки из их города и этого громадного, рычаще-мрачного, надменного чужестранца, от которого их хан принимал намеренное пренебрежение. Конан, вдруг осознав, что сдерживает дыхание, выдохнул, снова втянул в себя воздух, выпустил его; ему потребовалось направлять эти действия усилием воли. - Капитан Хамер, - сказал Актер-хан, и мускулы Конана напряглись - как и мускулы свирепо глядевших на него охранников, - оставь нас. Конан заставил себя расслабиться - чуть-чуть. - Ты пойдешь последним, капитан, - продолжал Актер-хан. - Возьмешь эти их клинки. Десять человек колонной промаршировали мимо Конана и Испараны; все их движения были настолько проникнуты контактом ненавидящих глаз и напряжением, что казалось, будто они длятся целые часы. Глаза киммерийца встретились с глазами Хамера. - Будь так добр, отойди в сторону, Конан, - крикнул хан. - Нет. Сначала ее клинки. Испарана запротестовала. Конан, не отрывая взгляда от шемитского стражника, продолжал настаивать. Теперь он стоял, выпрямившись; если бы капитан начал сейчас вытаскивать меч из ножен, внезапный бросок и сокрушительный удар коленом и предплечьем заставили бы его распластаться на полу. И тут бы все началось: его люди, толпясь и пихаясь, бросились бы обратно в зал... - Испарана! - рявкнул Конан. - Отойди! Испарана с подергивающимся лицом повиновалась. Капитан, приблизившись на два шага, поставил ногу на ее кинжалы и разделил их. Потом этой же ногой он один за другим отправил их в коридор. За ними последовал ее меч. Второй ее меч. Ожидающие не отводящие от этой сцены глаз вооруженные люди подняли их; двое при этом спрятали в ножны свои собственные клинки. Хамер посмотрел на Конана, и их глаза встретились. Киммериец отступил на один шаг в сторону. - Мои кинжалы, - сказал он и проследил за тем, как шемит делает осторожный шаг и потом толчком ноги посылает один из ножей вслед за остальными клинками. Второй кинжал последовал за первым - раньше он принадлежал Балтаю. Прошла целая минута, прежде чем оба меча Конана оказались в коридоре. Он был уверен в том, что Испарана и Хамер почувствовали в эту минуту, как возрастает их напряжение. Для него самого это был критический момент; его собственное напряжение уменьшилось. Только он знал, что если Актер произнесет слова предательства и Хамер начнет вытаскивать свой меч, то пах капитана пронзит боль, а его лицо окажется разбитым всмятку. Конан ждал. Капитан ханской охраны, опустив руку на рукоять меча и отступив на два шага, повернулся и вопросительно взглянул на своего повелителя. Конан, слегка позвякивая доспехами и едва слышно ступая по полу обутыми в башмаки ногами, сделал два шага вперед, по направлению к Хамеру. - Капитан Хамер... убирайся... вон. Прежде чем хан успел договорить последнее слово, Конан промчался на десять шагов вправо, потом вперед и остановился. Теперь он был на таком же расстоянии от хана, что и Хамер, и далеко от одетых в мундиры шемитов. Капитан - на лице которого дурные предчувствия смешивались с желанием убить, заявлявшим о себе блеском глаз, - проследовал за своими Хилайим прочь из зала. - Закрой двери, - скомандовал Актер-хан. - Мой господин Хан... Актер-хан вскочил на ноги и ткнул пальцем: - Закрой двери! Казалось, хан в конце концов сошел с ума. Возможно, виной тому было его хорошо всем известное пьянство. Он отдал приказ, и тринадцать человек были тому свидетелями. Его действия граничили с самоубийством - и это после того, как он жестоко оскорбил и унизил Хамера перед его собственными солдатами и врагами. Хамер мысленно пожал плечами. Если этот проклятый пьяница, его хан, которого называют Заколотым Быком, желает совершить самоубийство... пусть. Он сделал знак. Капитан Хамер самолично принял участие в закрывании дверей. Это было сделано. Двое воров были одни в тронном зале с Ханом Замбулы. Они были безоружны, и оба полностью отдавали себе отчет и в этом, и в том, что совсем рядом, по другую сторону этих открывающихся дверей, толпятся вооруженные солдаты. Конан сосредоточился на своем дыхании, упорно не позволяя своему взгляду перескакивать на меч с красиво отделанной самоцветами рукоятью, висящий на стене слева от трона. О да, он знал, что этот меч висит там. Возможно, Актер-хан думал, что он забыл о нем или не заметил его. Возможно, он думал, что Конан отметит положение меча и утратит бдительность. Но Конан был не из таких; он помнил, что Актер-хан - левша. Напряжение висело над тишиной просторного зала, словно смертоносный орел, парящий над своей осторожной жертвой. Хан сообщил Конану, что его план вступил в силу. Все началось. За стенами города шанки выполняли свою часть плана. Солдаты из гарнизона преследовали их; люди из дворца стояли у ворот, далеко отсюда. Неизвестно где Балад и его войско двигались по направлению ко дворцу. А во дворце - Конан и Испарана стояли перед Актер-ханом, наедине с Актер-ханом, и Конан знал о мече, на который он не смотрел. Не смотрел на него и Сатрап Замбулы. "Ему никогда это не удастся", - думал киммериец. Он, Конан, будет там прежде, чем Актер успеет наполовину вытащить меч из его богато украшенных ножен. Если уж на то пошло, то киммерийцу лучше было бы самому придвинуться поближе к оружию. Возможно, Актер спрятал какой-нибудь меч в этом своем парадном троне с высокой спинкой. А эта расширяющаяся книзу мантия шахпурского пурпура могла скрыть под собой какой угодно кинжал. "Нет, - думал Конан, - мне не нужно бояться этого меча на стене; если кто-то и пустит его в дело, то это буду я". Конечно, стражники все еще ждали совсем рядом с высокими дверьми... - Испа, - позвал Конан, не отрывая взгляда от хана, - опусти перекладину на двери. Актер-хан только улыбнулся и откинулся назад, и Испарана опустила огромный, снабженный противовесом брус в скобы, прикрепленные к дверям по две с каждой стороны. Теперь слегка улыбнулся Конан, пытаясь представить себе лицо капитана и то, что будет твориться в его мозгу, когда он услышит, как его полностью отрезают от его хана. Да, в эту самую минуту славный шемитский капитан должен быть как нельзя более обеспокоен! Вопрос был в том, почему улыбался Актер-хан. Знал ли он о том, что бурлило у Конана в уме? - Итак, киммериец. Ты видел меч Зафры. - Я видел его. Я смог ускользнуть от него и победить его. Я использовал его. Брат твоей прежней потаскухи только что вытолкнул его в коридор. Пальцы хана сжались на подлокотниках трона Это инстинктивное движение не ускользнуло от взгляда Конана. - Этот меч, - выдохнул Актер-хан. - Ты... Конан кивнул. - Ах, так. - сказал Актер, - И Зафра... - ...направил его против меня. Я уклонился от него, и выскочил из комнаты, и закрыл за собой дверь, - сообщил Конан, отмечая без особого беспокойства, что здесь у него под рукой не было ничего похожего на светильник, который он использовал, чтобы отразить направляемую волшебством сталь. - Пока я держал дверь, чтобы она не открылась, меч Зафры продолжал свое дело. Он выполнял то, что ему было приказано. Зафра сказал, что он должен был убить. Он и сделал это... в то время, когда был в комнате наедине с Зафрой. Услышав о смерти своего подопечного, своего советника, своего высокоценимого молодого мага, которого он сделал Волшебником Замбулы, Актер-хан зажмурился и заскрипел зубами. В конце концов ему удалось овладеть собой, и он открыл глаза и рот. Его голос был очень мягким. - Очень... ловко с твоей стороны. У Зафры не было способа защитить себя от своего собственного заклинания? - Об этом я ничего не знаю, - пожимая плечами, ответил Конан. - После того как я выскочил из комнаты, там остался только один человек - и меч, которому был отдан приказ. Зафра сказал, что меч не остановится, пока не убьет. Он приказал: "Убей его". Зафра, а не я, стал "им". Актер-хан вздохнул. - Мне будет не хватать его, хотя это был человек, которому я никогда не мог доверять. Полностью - никогда. Без Испараны - которой мне не следовало доверять, - я прекрасно могу обойтись. - Попробуй пройти мимо меня, чтобы добраться до нее, Хан Замбулы. - Да, это я, - многозначительно, нараспев протянул Актер. - Я - Хан Замбулы. Некто по имени Балад, и с ним кучка недовольных изменников противостоят мне, и им никогда не одержать победы. Ты там, в пустыне, подружился с шанкийскими варварами, и теперь они выступили против Замбулы. Я - Хан Замбулы. Конан внимательно следил за тем, чтобы его лицо оставалось бесстрастным. "Да, ты - хан, Актер, в этот час, в эту минуту. Ты еще не связал воедино Балада, меня и "атаку" шанки, ты связал только шанки и меня. Продолжай тратить время на меня, Хан Замбулы, - продолжай оставаться глупцом". Актер-хан улыбнулся. - Да, я - Хан Замбулы. А ты... бедный варвар. Как мало ты знаешь. Это просто хорошо развитые мускулы и умение владеть мечом, ведь так? - Это правда, гением меня не назовешь. Всего несколько дней назад я уставал и злился, когда вы, выросшие в городах шакалы, которые думают, что стены вокруг собранных в кучу домов создают нечто, именуемое ими "цивилизацией", - когда все вы называли меня варваром. Теперь я совершенно не зол; я горд. Называй меня варваром. Я убиваю в честном бою, но никогда - из-за угла. Ты, Хан Замбулы, убиваешь исподтишка. Как видишь, я учусь. - Ты учишься, парень с холмов... чего бы там ни было. Но, Конан, ты узнал недостаточно - и недостаточно быстро. Без тебя я преспокойно обойдусь. Конан только посмотрел на него свирепым взглядом. Он заставлял себя расслабиться и быть готовым ко всему. Он не смотрел на Испарану. Независимо от того, в какую сторону сделает движение Актер, он, Конан, прыгнет прямо к мечу на стене. Ему незачем было бояться этого меча; бояться нужно было хану, считает он так или нет. - Зафра сказал тебе, Конан, что меч не разбирается ни в родах, ни в местоимениях и не останавливается до тех пор, пока не убьет, - после чего нужно только приказать ему снова? Для него и Испарана, и ты - это "его". Киммериец дерзко пожал плечами. - Что бы это все ни значило - какая от этого польза? Меч не прорвался бы сквозь эти двери, даже если бы Зафра был жив, чтобы отдать ему приказ. Но Зафра мертв. Конан не видел причин говорить Актеру, что меч, вероятно, повиновался - повиновался и в тот раз, не заботясь о том, кем была его жертва, - только покойному колдуну. А между тем... почему Актер был так уверен в себе, почему казалось, что он торжествует? "Что он планирует? Что знает он такое, чего не знаю я?" Конан глянул на стену справа от себя. Он знал, что эта дверь вела в комнату Зафры. Возможно, капитан собирался... - нет. Конан был уверен, что хан и Хан-Хилайим не обменялись никаким сигналом; и у них не было оснований полагать, что он и Испарана, вырвавшись с боем из подземелья, направятся к этому залу, а не к ближайшему выходу. Тем не менее, киммериец подошел на шаг ближе. К Актер-хану. К мечу на стене. Он попытался послать свои мысли на поиски. Он не мог внимательно осмотреть комнату, потому что не осмеливался отвести глаза от вероломной кровожадной мрази, оскверняющей трон, который она занимала. Что придавало Актеру такую уверенность в себе? Почему он улыбался? Почему он был в состоянии улыбаться? Он хотел остаться здесь наедине с Конаном и Испараной не для того, чтобы спросить об атаке шанки, как он сказал; он не боялся этой атаки и не подозревал, что это был обманный маневр, результат трехстороннего плана, составленного Конаном, Баладом и Хаджименом. Конан и Испарана были нужны ему здесь по другой причине. По какой? Почему он улыбался? Это была торжествующая улыбка. Почему-и как? Конан не знал. "Актер прав", - думал киммериец. Он молод и знает недостаточно. Его ум недостаточно изворотлив, хотя он считал себя блестящим стратегом, составляя план, который должен был опрокинуть этого пьянствующего, вероломного правителя. Актер был прав. Оружием Конана были быстрота, и сила, и меч, а не мозг. Ему оставалось только ждать - напряженно приказывая своему телу не напрягаться, - пока он узнает, какая хитрость может быть в запасе у Актер-хана. Что он прячет за спиной... может быть, в буквальном смысле? Кинжал? Неважно. Этот человек не сможет бросить его быстрее, чем может двигаться киммериец. К тому же практически невероятно, чтобы он умел метать кинжал так же, как Испарана; и он не был в достаточной степени мужчиной, чтобы попытаться вступить в бой с рослым и мускулистым юношей, которого он так бойко называл "варваром". Терпение Конана было далеко не безграничным, далеко не таким, каким оно станет в более зрелые годы, - если он переживет нынешний день. Он начал медленно подходить к возвышению, и к стоящему на нем трону из мерцающего серебром фруктового дерева, и к сидящему на этом троне человеку в фиолетовой мантии. - Ах, Конан, Конан! Видишь ли, варвар... видишь ли, Зафра наложил заклятие Скелоса на два меча. И хан улыбнулся, почти сияя. - Конан! - встревоженный крик Испараны. Взгляд Конана немедленно метнулся к висящему на стене спрятанному в ножны мечу и застыл на нем. В этот миг киммериец понял, что он пропал, что он погиб, а в следующий - подумал, что может спасти хотя бы Испарану. Меч ведь не различает родов и местоимений, а? Значит, он убьет их, одного за другим, получив два приказа... если только она не откроет двери, и стражники капитана Хамера не ворвутся толпой в зал, окружая ее со всех сторон. Станет ли тогда меч, убив Конана, набрасываться на них, словно коса на заманчиво раскинувшееся хлебное поле? - Спарана! Открой дверь! - Конан! Меч... - Убей его. На теле киммерийца выступил пот и побежал по его бокам, заструился по лбу. Глаза Конана не отрывались от прикрепленного к стене меча, окутанного заклятием меча, который должен был стать его окончательной погибелью, пережив человека, заколдовавшего его и встретившего свою собственную погибель. Конан смотрел на меч. Голубые глаза киммерийца были словно прикованы к усаженной самоцветами рукояти тяжелыми цепями. Миг жгучего напряжения растянулся. Конан ждал, и все его тело дрожало мелкой дрожью. Он смотрел на меч. Тот не шелохнулся. Это был просто меч, висящий в ножнах на золотых скобах на стене тронного зала. Как висят тысячи других во всем мире... - Убей его! - на этот раз хан заговорил немного громче. Его требование граничило с просьбой. Испарана стояла, застыв в неподвижности у огром ных запертых дверей, подняв руки на уровень противовеса, повернув голову, устремив взгляд на меч. Меч не шелохнулся. Ладони Актер-хана стиснули резные львиные головы на подлокотниках его высокого трона, и, когда он резко обернулся, чтобы взглянуть на меч, костяшки его пальцев были белыми. - Убей его! Убей его! - Опусти брус, Испарана. Брус с грохотом упал на свое место. Хан уставился на того, кто бросил ему вызов. Меч продолжал висеть на стене. - Актер-хан - собственный меч Зафры повиновался ему, но не мне. Пот затекал Конану в глаза и заставлял его жмуриться и дергать головой. Киммериец жалел, что не может присесть. Он чувствовал озноб. Напряжение оставляло его; пот улетучивался. - Либо заклятие потеряло-силу вместе с его смертью, либо... - Эта вероломная собака! По залу раскатился нервный женский смех. - Господин Хан? Тебе не приходит в голову, что, хотя ты превосходно судишь о людях, но, тем не менее, ты учишься чересчур медленно? Ты мог бы доверять нам. Получив награду, мы были бы счастливы и преданны. Зафре ты доверять не мог! Актер припомнил... в подземелье, когда он подозвал к себе Балтая... и направил меч на эту аквилонийскую девушку, Митралию. Зафра отступил назад, встал рядом с ним, но за его спиной. Актеру показалось, что он услышал его быстрый свистящий шепот, но тут чудесный меч бросился вниз, в подземелье, чтобы выполнить его, Актера, повеление - так он думал, - и он, восхищенный, окрыленный, перестал обращать внимание на что бы то ни было. Его повеление? Нет! То, что он слышал, должно было быть голосом, тихо произносившим: "Убей ее"... или "его". Теперь он смотрел на двоих, вторгшихся в его тронный зал, двоих, которых он приказал оставить наедине с собой, двоих, которым он даже в своей самонадеянности и уверенности в Мече Скелоса позволил запереть двери, - и внезапно он почувствовал себя очень одиноким на своем троне и словно ссохся под своей мантией. - Не зови своих людей, Актер-хан, - сказал Конан, приближаясь при этом к трону. - Ты будешь задушен и начнешь разлагаться к тому времени, как им надоест пытаться разрубить дверь мечами и они пошлют за топорами или тараном. И что это даст тебе? Конан шагал к восседавшему на возвышении хану, и в этот момент по другую сторону громадных запертых дверей послышались звуки: крики и лязг оружия. 21. ТРОН ЗАМБУЛЫ Конан остановился на расстоянии двух длин своего тела от возвышения, на котором стоял трон Замбулы, и уставился на огромные двери, как уставились на них Испарана и Актер-хан. Снаружи, в коридоре, люди выкрикивали проклятья, предупреждения, угрозы. Люди кричали и громко стонали, получая ранящие их удары. Доспехи бряцали и лязгали. Острые клинки со звоном отлетали от шлемов, доспехов и других острых клинков. Один с глухим стуком врезался в дверь: кто-то собирался нанести могучий удар, а его предполагаемый получатель увернулся. Опыт Конана подсказал ему, что дерево, из которого сделана эта дверь, удержало клинок, и киммериец решил, что тот человек, который нанес этот несчастливый удар, уже мертв или ранен, потому что в бою нескольких секунд беспомощности было достаточно. Возгласы и лязганье стали продолжались. Теперь киммериец был уверен, что слышит меньше воплей, меньше криков боли или тревоги и - да, слышит меньше ударов клинков, А потом их стало еще меньше. Кто-то упал на дверь. Конану был знаком звук, который он услышал потом: безжизненное тело медленно соскользнуло вдоль створки дверей на пол. И потом наступила тишина. Конан взглянул на Испарану и увидел, что она смотрит на него. - Балад, - пробормотал он. Кулак - нет, определенно рукоять меча - забарабанила по двери, которая почти не заметила этого благодаря своей толщине, высоте и мощи. Огромная перекладина даже не задребезжала. - Актер! - взревел чей-то голос, и Конан узнал его. - Твои стражники убиты или сдались, Хан-Хилайим больше не существует. Хамер лежит тяжело раненный. Иабиз давно уже сдался и предложил присоединиться ко мне и служить мне! Это Балад, Актер; помнишь меня, твоего старого друга? Дворец наш. Открой двери, Актер-р-р! В течение долгого времени Актер, некогда хан, сидел в оцепенении, глядя на резные двери. Конан неторопливо прошел мимо него, без труда снял меч со стены и начал было пристегивать ножны к своему поясу, но тут же остановился, нахмурившись, а потом отшвырнул спрятанный в ножны Меч Скелоса. Тот с лязгом заскользил по розовым и красным плиткам пола и остановился в нескольких футах от запертой входной двери. Актер даже не взглянул на киммерийца. Он смотрел на двери, по которым снова с грохотом ударила рукоять меча. Наконец, очень тихо, он сказал: - Открой двери. Испарана, не так тихо, сказала: - Нет. И зашагала прочь от высокого портала и лежащего перед ним меча в ножнах. Актер какое-то время смотрел на нее, потом повернул изнуренное лицо к Конану. Киммериец стоял, сложив руки на груди, и спокойно глядел на него. - Конан... - Нет, Актер-х... Актер. Ты сам поднимешь перекладину. То, что ты причинил зло девочке-шанки, было твоей великой ошибкой. То, что ты причинил зло Испаране и мне, - предпоследней. То, что все твои надежды основывались на вере в этот заколдованный меч, - последней. Я понятия не имею, скольким людям ты причинил зло, скольких ты убил в дополнение к девушке-шанки или скольких разорил. Но... пришло время тебе расплатиться. Ты перестал быть сатрапом, Актер, ты перестал быть ханом - перестал править. Ты сам откроешь двери тем, кто представляет народ, который ты оплевывал и топтал ногами. В течение долгого времени Актер продолжал смотреть на Конана. В этих темных глазах не пылала ненависть или гнев; казалось, они умоляли. Потом голова в короне медленно повернулась снова к деревянному порталу, отделяющего его от тех, кто сверг его. И опять множество долгих секунд поползло улитками, пока он невидящим взглядом смотрел на дверь, погруженный в мысли о поражении. И об угрызениях совести? Конан в этом сомневался Актер поднялся, тяжело оттолкнувшись обеими руками от подлокотников своего парадного трона, и по ступенькам спустился с возвышения на вымощенный плитками пол. Машинально сжимая в левой руке несколько складок своей мантии, он прошагал - почти проскользил эти пятьдесят футов. Поколебавшись всего несколько мгновений, он поднял небольшой рычаг, который, в свою очередь, заставил подняться огромный брус, перекрывавший створки дверей. Потом Актер повернулся, взглянул на Конана и Испарану и на лежащий на полу поблизости меч и направился назад к своему трону. Конан взглядом проследил за тем, как он поднимается по ступенькам походкой старого, усталого человека, поворачивается и тяжело опускается на свой высокий трон. Спустя еще мгновение Актер поставил ступни ног вместе, опустил локти на подлокотники кресла и выпрямился. Конан был поражен мужеством и достоинством этого человека. "Правда, сам я поднял бы этот меч и встретил бы их, как воин, чтобы пасть в бою, - п