збудить девушку, он оделся и, проскользнув через зашторенный дверной проем, прошел в общую комнату. Но направлялся он не к своему тюфяку, набитому сеном. Он прошел через комнату и вышел на кухню, тускло освещенную красноватыми углями в печи. Подойдя к полуоткрытой двери в коридор, Конан осторожно выглянул и увидел часового, стоявшего у стены рядом с дверью, ведущей во двор. Часовой был в полной форме, включая стальной шлем и кирасу Солдат переминался с ноги на ногу и скорее всего, чтобы размяться, должен был бы пройтись по коридору. Конан затаился и стал ждать. Вскоре он действительно услышал тяжелые шаги. Часовой вошел в кухню, обошел ее кругом и повернул обратно. Выбрав момент, Конан неслышно встал позади него и прошел в коридор. Тихо и бесшумно киммериец двигался через темные кладовые, подобно пантере, вышедшей ночью на охоту и пробирающейся через северные леса в поисках добычи. Добычей Конана должно было стать то, о чем он не раз слышал в легендах и рассказах -- огромные сокровища, которые всегда была во всех замках баронов. Уверенность в том, что часть их достанется ему, придавала ему решительности и делала его зрение более острым, а слух более тонким. Им двигала еще и надежда заранее найти какой-нибудь выход, чтобы потом, когда понадобится, воспользоваться им. В Предыдущую ночь он смог пробраться на крышу замка, откуда увидел шлемы прохаживавшихся по двору часовых, и понял, что двор охраняется слишком хорошо, чтобы надеяться легко проскочить через него. Но какой-нибудь выход все-таки должен быть! Теперь, пробираясь через темную кладовую, он нащупал ведущую наверх лестницу, но едва собрался подняться на первую ступеньку, как наверху скрипнула дверь. Мелькнула полоска света, и Конан тут же спрятался за корзину для белья. Свет приближался, и Конан увидел, что источником его были три свечи, вставленные в канделябр. Звук шагов того, кто спускался по ступенькам, заставил его пригнуть голову и затаить дыхание. Но когда свет проплыл мимо него, Конан рискнул выглянуть и увидел героический профиль барона Бальдра. Конан взглянул наверх и увидел, что дверь закрыта. Осторожно выбравшись из своего убежища, он медленно, двинулся за бароном, ломая голову, что понадобилось знатной особе делать в нижнем этаже дома в столь поздний час. Странный для экскурсии наряд барона состоял из длинной ночной рубашки и кожаной юбки поверх нее, а на груди поблескивал тяжелый амулет в виде звезды с шестью кинжаловидными лучами. Ночной путешественник шел спокойно, не оборачиваясь, как человек, твердо знающий свою цель. Конан был озадачен, увидев, что барон уверенно направляется к пустому углу большой сводчатой кладовой. Интересно, а вдруг Бальдр как раз собрался навестить свои сокровища, запрятанные в какой-нибудь бочке иди корзине? А может, под полом? Подойдя к дальней стене комнаты, барон поставил канделябр на корзину и подошел к пыльному ткацкому станку с натянутой на него материей, напоминавшей паутину, которую сплел какой-то гигантский паук. Взявшись за раму обеими руками, барон отодвинул ее в сторону, и Конан увидел низкий арочный вход в стене, закрытый железной дверью. Не открывая никакого замка, Бальдр просто потянул за железную скобу, и дверь отворилась со скрежетом и дребезжанием, эхом отдавшимися в темный пустоте. Барон взял канделябр и, пригнувшись, вошел в узкий туннель. Когда света стало почти не видно, Конан подкрался к проему и решился войти внутрь. Едва не свалившись с крутой неровной ступеньки, он с трудом удержался и начал быстро спускаться, стараясь не потерять из виду свет, исчезающий где-то внизу. Помещение у основания лестницы оказалось склепом с несколькими альковами и гробницами, установленными между ними. Опасаясь, как бы барон не оглянулся и не увидел его крадущимся вдоль узкого прохода, Конан быстро спрятался за одну из гробниц. Это были саркофаги последних правителей Динандара. Конан догадался об этом, увидев выбитые на их мраморной поверхности руны и геральдические символы. На каждой гробнице лежал заржавевший меч и кольчуга, бывшие вероятно когда-то любимыми принадлежностями благородного покойника, засунутого внутрь. Конану стало немного не по себе. Он испытывал суеверный страх перед могилами и тем, что было у них внутри. Хотя некоторые из доспехов могли быть из золота или серебра, но вряд ли эта могильная рухлядь была теми сокровищами, которые он искал. Он не хотел не то что прикасаться к ним, но даже смотреть в их сторону, однако каждый раз, когда ему казалось, что барон собирается обернуться, приходилось прятаться за очередную гробницу и даже плотно прижиматься к ней. Они шли уже довольно долго, и Конан начал размышлять, под какими помещениями замка мог проходить сейчас этот длинный мрачный туннель. По всей видимости они находились уже вне его пределов. И тут он увидел конец путешествия -- тупик, в котором находился огромный, украшенный орнаментом саркофаг. Остановившись, барон преклонил перед ним колени, затем протянул руку к остаткам доспехов, лежавших на нем, поднял невероятных размеров меч и приставил его к стене. Его рукоятка была украшена шестиконечной звездой, похожей на тот амулет, что был на груди барона. Бальдр поставил канделябр напротив меча, и звезда ярко засверкала огнями, драгоценных камней, украшавших ее, напоминая символ над алтарем. Свет вокруг гробницы, казалось, стал ярче, и Конан вновь ощутил трепет. На миг он подумал, что оружие живое и само излучает сияние. Было что-то сверхъестественное и жуткое в том, как огни плясали и дрожали на древнем металле, и Конан какое-то время не мог даже понять, старым он был или новым, заржавевшим или чисто отполированным. На мгновение Конан отвернулся, чтобы не смотреть на это зрелище. Бальдр вновь опустился на колени и преклонил голову. Конан подкрался еще поближе и спрятался за последний саркофаг в нескольких шагах от барона. На крышке его тоже лежали доспехи, но Конана удивило, что они сохранились гораздо лучше в этой несомненно более старой части склепа, чем в той, откуда началось его путешествие. Бальдр поднял голову и заговорил, обращаясь к мечу. Это был непонятный архаический диалект, но Конан все же смог уловить суть этого ритуального заклинания. -- Священный меч Эйнара! Меч моего предка, мы чтим тебя! Мы воспеваем те времена, когда твой владелец был королем. Мы помним те времена и чтим их. О, священный меч, прошу тебя, охраняй нас, охраняй наш род. Веди нас на бой за наше великое право оставаться властителями на земле нашего народа! Бальдр продолжал свое молитвенное пение, а свет тем временем становился все ярче и ярче. Теперь Конан мог отчетливо видеть, как блики играли на сверкающем клинке, который какое-то время назад был весь изъеден ржавчиной. Несомненное присутствие каких-то чар поразило его, и он с трепетом огляделся вокруг, ожидая увидеть среди пляшущих теней склепа еще что-нибудь сверхъестественное. Затем его вдруг пронзила другая, еще болей ужасная мысль: ведь Бальдр, должно быть, скоро закончит свой ритуал и двинутся обратно. Даже если Конану удастся укрыться за саркофагом и затем последовать за бароном, то когда он доберется до выхода из катакомб, то обнаружит его закрытым, и надежды выбраться отсюда у него уже не будет. Мысль быть похороненным заживо в этом склепе вместе со всеми его ужасами и тайнами заставила киммерийца содрогнуться. Не спуская глаз с кланяющегося и молящегося барона, он стал прокрадываться назад. Когда ему удалось отступить на безопасное расстояние, куда не проникал свет, он обернулся и увидел, что барон умолк и начал подниматься с колен. Успокоившись, Конан благополучно нащупал остаток пути среди гробниц, затем кладовых, кухни и без сил рухнул на свою кровать. Он был все еще возбужден увиденным, но одна мысль, согревала ему душу. Там, в склепе, он обнаружил нечто ценное -- выход, который он искал. В одной из ниш у гробницы, за которой он прятался, оказалась потайная дверь. Когда Конан наклонился к щели между ней и полом и вдохнул теплый воздух, струившийся из нее, то сразу узнал его. Прошлой ночью, лежа на крыше замка, он увидел за оградой невдалеке от него реку и заросли жасмина на ее берегу. Ветерок донес до него тогда их аромат. Этой ночью в затхлом сыром склепе он уловил под дверью запах цветущих жасминов, который бывает только летней ночью. @BQ=А между тем... @CN2=Страшная долина. Со стороны Варакела до небес поднимались столбы дыма. Через поля и рощицы, топча сады и изгороди, двигалась огромная пестрая колонна, Это были крестьяне, крепкие мужчины и румяные женщины, в грубой рабочей одежде, предназначенной для ежедневного тяжелого труда. Они шли маршем, как армия, размахивая своими молотильными цепами и вилами, как мечам, но на их лицах отсутствовало всякое выражение. Их родные поля и фермы остались далеко позади, их дома, конюшни и стога сена пылали, охваченные, неистовым пламенем. Когда на их пути появлялся какой-нибудь дом, то от колонны немедленно отделялась группа, которая окружала его со всех сторон и поджигала. Крыс и кошек, первыми выскакивавших из горящих домов, тут же хватали и жадно пожирали. В облике этих людей не было уже ничего человеческого: когда двое или трое из них сталкивались, набрасываясь на одну и ту же добычу, то вырывали ее друг у друга, сплетаясь в один клубок борющихся тел. Но когда их добычей становились люди,-- то картина была другой. На одну жертву набрасывалось до десяти исступленных озверевших налетчиков, валили на землю и жадно впивались зубами в различные части ее тела. Но вместо того, чтобы разорвать и сожрать жертву, ее только кусали, затем отступали и ждали, когда она поднимется с земли. Когда ослабевший человек, пошатываясь, поднимался, он смотрел на мир уже другими глазами. Взяв свои вилы или топору он присоединялся к колонне и шел дальше с ними, став одним из них. Они шли боевым строем, но при этом не слышно было ни труб, ни барабанов, не развевались знамена, не отдавались команды. Казалось, завоеватели были все равны между собой, среди них не выделялся ни один, кто бы мог быть их предводителем. И все же он был. В стороне от колонны, по узкой неровной дорожке громыхала повозка. Переделанная из телеги и украшен сверкающими металлическими деталями и яркой драпировкой, запряженная тремя крепкими рабочими лошадьми, она двигалась как будто отдельно, своим путем, появившись откуда-то со стороны. Когда повозка приблизилась к колонне, ни с той, ни с другой стороны не последовало ни возгласов приветствия, ни даже обмена взглядами. Затем дорога свернула, и повозка вновь удалилась от толпы на значительные расстояние. Она везла трех пассажиров, двое из которых стояли спереди, управляя лошадьми,-- сильный, мускулистый мужчина в фартуке кузнеца с черными от копоти руками и лицом, и высокий чернобородый парень, одетый в звериные шкуры, судя по всему, охотник. Третий пассажир в ленивой позе лежал позади них на кровати, сделанной из подушек. Он был закутан в пурпурную шаль, вышитую золотом, а на лбу у него сиял золотой венок, указывающий на то, что его обладатель явно претендовал на королевское звание. И при этом это был всего лишь мальчик. Мальчик по имени Лар. Тот самый Лар,-- дитя болот и равнин, которого когда-то укусила золотая змея. Однажды он поднялся с кровати, где долго пролежал в забытьи, и объявил себя новым правителем. Его армия, идущая, по долине, постоянно пополнялась новыми участниками, но Лар смотрел на все происходящее с видом царственной скуки. Повозка переехала через мелки ручей и устремилась в сторону небольшой вязовой рощи. Проехав по ней, она остановилась у небольшого домика, сделанного из камней, поросших зеленым, мхом. Пешие пришли сюда первыми, о чем ясно говорила сломанная дверь домика, а также загоравшаяся уже со всех сторон соломенная крыша. Кузнец и охотник соскочили с повозки, а юная царственная особа приподнялась со своего ложа и облокотилась на подушки. В этот момент двое крестьян выволокли из дома старика с испуганным лицом и всклокоченными седыми волосами. -- Нет, только не кусайте его! -- звонко крикнул Лар, увидев, что крестьяне уже потянули руки старика к своим жадно оскалившимся зубам.-- Сначала я поговорю с ним. Он спрыгнуло повозки и подошел к ним, то же самое сделали два его помощника. Старик стоял, не шелохнувшись, продолжая испуганно смотреть на Лара. -- Ну что, старый колдун, кончилась твоя жалкая власть в этих местах? Теперь пришел другой, более великий волшебник, так что тебе придется убраться,-- звонкий мальчишеский голос Лара совершенно не соответствовал зловещим словам, произнесенным им. Он нетерпеливо щелкнул пальцами, и двое помощников толкнули старика на колени. Теперь Лар мог смотреть на старика сверху вниз. -- Ну-ка, скажи мне, у тебя было время отправить слово твоим улетевшим собратьям? -- Лар взглянул на пустые клетки, стоявшие у домика.-- Я вижу, что твои голуби улетели. И наверное, стали разносить вести обо мне. И что же ты хотел другим сообщить о новой вере, охватившей долину? -- Лар прохаживался перед стариком с важным видом, как ребенок, играющий в завоевателя.-- Что все твои колдуны слишком глупы, чтобы противостоять мне? Старик молчал, сжав сморщенные побелевшие губы. Бусы из костей и зубов на его шее и сумка для сбора трав, висевшая на поясе, говорили, что он деревенский знахарь. В нем не чувствовалось ни сверхъестественной силы, ни колдовской власти над людьми. Он со страхом и недоверием смотрел на своего мучителя и ничего не отвечал. -- Ну ладно, хватит! Он не будет говорить,-- Лар взглянул на свою свиту и сунул руку под одежду.-- Кольните-ка его! Покорно и бесстрастно плечистый охотник извлек короткое сверкающее лезвие из-под своей шкуры и ткнул им старика в бок. Пронзительно вскрикнув от боли и удивления, пленник начал извиваться в мощных ручищах кузнеца. В то короткое мгновение, когда рот его был открыт, рука Лара выскользнула из-под полы и метнулась к лицу старика так быстро, что это движение можно было и не заметить. Но тем не менее юный царек успел втолкнуть в рот старика что-то маленькое, черное и блестящее, похожее на извивающегося головастика. Старик лязгнул зубами, мгновенно забыв о боли от удара ножом, и глаза его расширились от изумления. Огромная лапа кузнеца тут же схватила его за подбородок, чтобы он не смог открыть рот. Лар пристально смотрел на лицо старика, на котором удивленное выражение сменилось тревожным, затем паническим и наконец исказилось муками агонии. Из глаз его текли слезы, все тело сотрясалось от конвульсий.-- -- Кузнец все продолжал сжимать его рот. Лар. сделал нетерпеливый жест, и кузнец убрал руку. Юное чудовище наклонилось над стариком, приставив ухо почти вплотную к его рту, который теперь слегка приоткрылся. Затаив дыхание, Лар внимательно слушал старика, хотя другим могло показаться, что тот издает только слабые вздохи и шипение. Иногда он кивал, как будто услышал хороший и полезный совет, который обычно дают Мудрые старцы. Наконец он выпрямился с удовлетворенным видом, открыл рот старика и извлек оттуда нечто черное, извивавшееся в его руках. Сунув его себе обратно за пазуху, он кивнул своим помощникам, чтобы бросили умирающего старика. С беспечным видом Лар направился к повозке. Кузнец и охотник поспешили за ним. -- Поехали! Глава 5. Меч и кнут. -- Клянусь бородой Митры, такого торса я еще не видел! Где ты раздобыл его, парень? -- Оружейник Дру снял с обнаженной груди Конана свой самый большой панцирь и водрузил его на один из тяжелых болтов, вбитых в стену оружейной мастерской. -- Нет, здесь тебе больше ничего не подойдет. Он повернулся к барону Бальдру, который, скрестив руки на груди, с легкой улыбкой смотрел на происходящее. -- Милорд, я не могу переделать что-нибудь из того, что здесь уже имеется. Мне придется сделать новый,-- озабоченно произнес оружейник. -- Да, киммерийские парни вырастают огромными,-- Барон протянул руку и пощупал бицепс Конана.-- Дикая северная жизненная сила... В моем сыне она тоже есть, но не так явно как и этом юноше. -- А что, если он сам попробует выковать себе доспехи? -спросил кузнец Арга.-- Конан сказал мне, что его отец был кузнецом. Их народ привык использовать примитивные, убогие кузни, но при этом там выковывают огромные мечи. Для этого требуется огромная физическая сила, чтобы раздувать мехи. -- Да, поэтому у них такое мощное телосложение,-- Барон оценивающе смотрел на Конана, огромную грудь которого украшало множество рубцов, а на шее был явно заметен след от железного обруча.-- Но у меня есть более важная работа для него, чем труд в кузнице,-- Он повернулся к оружейнику.-Сколько времени потребуется, чтобы сделать новый панцирь? -- По крайней мере неделя, милорд. Барон нахмурился и покачал головой: -- Нет, это слишком много. А ты можешь переделать ему панцирь из старого панциря Фавиана? -- Думаю, да, милорд,-- кивнул Дру.-- Молодой лорд тоже отличается крепким телосложением... хотя все же не таким, как, этот парень. -- Ладно, пошли,-- Барон повернулся и вышел из мастерской, остальные трое двинулись за ним. Конан вышел последним, на ходу натягивая куртку. -- Они быстро прошли через главный холл и направились к широкой мраморной лестнице. Конан оказался здесь впервые и поэтому старался не упустить возможность рассмотреть все как следует. Сейчас был полдень, и холл был пуст, за исключением Железных гвардейцев, неподвижно стоявших у входных дверей с бесстрастным выражением лица. Поднявшись по лестнице, они прошли через мезонин и вышли в коридор, который Конан уже видел во время своего первого ночного исследования. Остановившись у черной полированной двери, Бальдр два раза постучал и, не дожидаясь ответа открыл дверь и вошел. Остальные последовали за ним. В просторной комнате с высокими потолками никого не было. Барон кивнул, и Арга подошел к окну и отдернул тяжелые плотные шторы. В комнату хлынул свет, и Конан стал с любопытством оглядываться. Вдоль стен, украшенных яркими коврами и кавалерийскими принадлежностями, стояла резная мебель, среди которой выделялась большая кровать с беспорядочно раскиданными на ней одеялами. Бальдр подошел к большому гардеробу рядом с кроватью и открыл дверцы. Множество висевшей там одежды издавало запах талька. -- Я думаю, здесь мы подберем что-нибудь подходящее,-- сказал барон и начал перебирать развешанные вдоль стен боевые наряды. Немного помедлив, Дру присоединился к нему, начав просматривать одежду с другого конца. Вскоре оружейник вытянул кирасу со множеством вмятин и царапин и изрядно потертую кожаную юбку, с медными пластинами. -- Старое тренировочое снаряжение лорда Фавиана,-пробормотал он.-- Боюсь, милорд, из него ничего уже не сделать. -- И не надо,-- отозвался барон, задумчиво теребя рукав женского платья из тонкой алой материи. Вытащив, его, он несколько мгновений мял его в руках, затем решительно бросил на пол. Наконец барон извлек довольно впечатляющий боевой наряд, состоявший из стального нагрудного панциря, отделанного черной кожей, как у Железной Гвардии, но более изящно изготовленный и украшенный серебряными деталями Над ним висел соответствующий шлем с серебряными украшениями. -- Ну. а как насчет этого? -- Барон приложил панцирь к груди Конана. -- Если немного переделать, то будет то, что надо, милорд. Но это же новый костюм молодого лорда, сделанный по вашему распоряжению для участия в баронском конклаве,-- озабоченно произнес Дру.-- Сомневаюсь, что у вашего сына останется еще что-нибудь такое красивое. -- У нас есть более важные задачи, чем красоваться перед другими баронами. Для Фавиана мы подберем что-нибудь попроще, а ты, переделаешь его наряд так, чтобы плечи у него казались пошире, как у этого парня,-- ответил барон и повернулся к Конану.-- Ну-ка давай, примерь. -- Но, милорд, неужели действительно необходимо, чтобы телохранитель носил такой красивый костюм в походе по провинции? -- продолжал протестовать Дру, глядя, как Конан надевает на себя панцирь. -- Не надо больше никаких вопросов,-- отрезал барон, сурово взглянув на оружейника.-- И никому об этом не говорить. Все поняли? -- Да, милорд,-- смутившись, ответил Дру. -- Теперь подними руки, парень. Да, ремни надо удлинить, но чтобы это было красиво. Что там такое? Барон резко обернулся, услышав звук открываемой двери позади него. Арга и Дру шагнули вперед, чтобы схватить непрошеного гостя, но тут же замерли, увидев, что им оказался молодой лорд. В его облике что-то изменилось, и он стал чуть-чуть больше похож на Конана. Увидев присутствующих, Фавиан застыл в изумлении, но затем глаза его сузились, а красивое лицо потемнело от гнева. -- Ах вот как, отец! Опять что-то затевается у меня за спиной! Для вас было недостаточно решить, что я должен скрывать мое лицо и мое имя. Теперь вы надумали сделать обыск в моем гардеробе! Ну и как вы это объясните? -- крикнул он, с силой швырнув свой охотничий лук на широкую полку у двери. Барон на мгновение растерялся, но затем его лицо вновь обрело черты сурового повелителя. -- Все это делается по причинам безопасности, Фавиан, только и всего,-- холодно произнес он.-- Кроме того, я не обязан объяснять тебе свои действия. Помни, любое решение, которое я принимаю, направлено только во благо тебе. -- Вы вторглись в пределы моей собственности! -- злобно сказал молодой лорд, выйдя на середину комнаты.-- Вы взяли мой лучший боевой костюм и надели его на этого проклятого варвара! Что будет дальше? Может быть, мне придется теперь дружески хлопать его по плечу? По его отвратительной грязной коже? Ну уж нет, этого делать я не буду! Он направился к гардеробу, намереваясь закрыть его, но барон преградил ему путь. -- Что тебе придется или не придется делать, Фавиан, это не тебе решать,-- спокойно оказал Бальдр.-- Помни, у тебя ничего нет в этом мире кроме того, что дал тебе я. И ничего, что я не мог бы взять обратно, если решу, что ты этого не заслуживаешь! -- Но это уже слишком, отец! -- Фавиан повернулся к Конану.-Эй ты, а ну немедленно сними со своего немытого тела мой панцирь! Конан вопросительно взглянул на барона, но в этот момент Фавиан с силой толкнул его в грудь, так что киммериец, качнулся, но с места все же не сдвинулся. Фавиан толкнул его еще раз, но Конан продолжал стоять, спокойно глядя на своего недруга. Тогда внезапно молодой лорд, отступив на шаг, выхватил из-за пояса кнут и размахнулся, намереваясь ударить по незащищенному лицу и рукам Копана. Киммериец поднял руку для защиты и молниеносным движением перехватил кнут за его конец, затем, вырвав его из руки Фавиана, швырнул в дальний угол комнаты. -Ах так, несчастный раб! Ладно, посмотрим. Как видишь, я сегодня не пьян и не безоружен. В воздухе раздался визг рапиры, вынимаемой из ножен, в тот же миг ее острие мелькнуло у самых ног Конана, но северянин успел отскочить назад. Так повторилось еще несколько раз, и Конану пришлось перепрыгнуть через кровать, чтобы не быть загнанным в угол. -- Стоять! -- крикнул барон Бальдр, но при этом обращался он вовсе не к дерущимся, а к Дру и Арге, которые, схватившись за кинжалы, напряженно следили за развитием событий. Барон быстро снял со стены меч и бросил его Конану.-- Давай, телохранитель, защищайся! Покажи, на что ты способен. Киммериец ловко поймал меч и выставил его перед собой как раз в тот момент, когда рапира перепрыгнувшего, через кровать Фавиана была почти у самого его лица. -- Давай, Фавиан! -- подбодрил сына барон. Рапира Фавиана задела по пустым ножнам, висевшим на стене, и они отлетели на середину комнаты, но молодой лорд в ярости не замечал ничего. Его удары стали более частыми и ожесточенными, но Конан ловко парировал их, теперь уже сам перейдя в нападение. Его меч оказался тяжелым и тупым, кожаное сплетение рукоятки протерлось от старости, и граненый металлический стержень больно впивался в его руку. -- Фавиан, точнее! Не трать зря силы! -- продолжал наставлять сына барон.-- Киммериец очень вынослив, а ты можешь скоро выдохнуться. Лови подходящий момент и старайся не упустить свой шанс. Наибольшие неудобства Конану доставлял его тесный нагрудный панцирь, стесняющий движения и затрудняющий дыхание, но сила и точность его ударов от этого не слабели. А Фавиан действительно уже начал выдыхаться. Он тратил больше сил и времени на то, чтобы делать отвлекающие маневры и угрожающие движения, чем точные выпады. Не раз его рапира натыкалась на кирасу Конана, и он сосредоточил все внимание, чтобы попасть ему по ногам или по лицу. -- Точнее, сын! Тесни его, загоняй в угол! Но исход борьбы был уже ясен. Удары Конана были сильными и точными, и хотя он не собирался убить или даже ранить своего противника, вид у него был угрожающий. Еще один удар, и он увидел смертельный страх в глазах Фавиана. Барон хотел было крикнуть еще что-то в поддержку сына, но молодой лорд уже выставил рапиру вертикально перед собой, что на языке фехтовальщиков означало, что он сдается. Конан опустил оружие. -- Ну, варвар, я вижу, ты извлек огромную пользу из наших тренировок,-- Тяжело дыша, Фавиан вложил рапиру в ножны, а затем, к изумлению Конана, он шагнул вперед и положил руку киммерийцу на плечо.-- Надо было сразиться с тобой на две недели раньше, хотя бедняге Эвольду не повезло даже тогда. Ну что ж, ты прошел мой маленький тест, и если я должен иметь телохранителя, то я согласен, что им будешь ты. Фавиан взглянул на остальных, которые стояли в растерянности, понимая, что это был вовсе не тест. Ненависть молодого лорда к киммерийцу была очевидна, и все были удивлены этой внезапной сценой примирения. Чтобы скрыть неловкость, Дру занялся расстановкой опрокинутой вовремя сражения мебели, Арга взял у Конана меч, вложил в ножны и повесил на стену, а барон спокойно отдал им незначительные распоряжения и ушел, не попрощавшись, с замкнутым и надменным лицом. Конан снял панцирь и отдал его Дру, но когда собрался уйти вместе с остальными, Фавиан остановил его. -- Теперь, после того, как мы скрестили мечи, что ты скажешь насчет того, чтобы нам вместе выпить, киммериец? -- спросил, он и направился к шкафчику рядом с кроватью, откуда вытащил глиняную бутыль и два кубка.-- Честно говоря, я считаю выпивку благородным видом спорта, и охотнее упражнялся бы в нем, чем в чем-либо другом. @***= Некоторое время спустя Конан, обильно накачанный густым сладкий ликером, весело рассказывал своему хозяину о потасовке в тюрьме. Ликером была перепачкана его куртка, так же, как и охотничий наряд Фавиана, изрядно был залит им и стол. -- И вот, когда они выволокли меня оттуда, я был уверен, что меня сейчас вздернут на виселице, но вместо этого я неожиданно попадаю в благородный дом! Чужеземец в этой стране не может и мечтать о такой удаче,-- Конан сделал очередной большой глоток.-- Но для вас, должно быть, только прибавилось хлопот. Я вовсе не хотел этого, Фавиан. -- Да ну, не думай об этом, Конан! -- небрежно махнул рукой юный лорд.-- Разве ты виноват, что похож на меня или что попал в тюрьму именно в такой момент? А кстати, за что тебя посадили? -- Я ни в чем не виноват, клянусь,-- замотал головой Конан.-Просто я попала небольшую переделку. -- И ты не связан с бунтовщиками? Может быть, ты призывал к мятежу? -- Фавиан пристально посмотрел на него. -- Какой там мятеж! Я и знать ничего не знал. Просто я врезал одному стражнику по морде... но это только потому, что он сам напросился. А, понятно,-- кивнул Фавиан.-- Последнее время они все взбудоражены. Во-первых, разговоры о мятеже, а во-вторых еще этот культ змеи, о котором кругом ползут слухи. Не знаю, есть ли во всем этом реальная угроза для правления моего отца, но я знаю одно: если сейчас принять наиболее строгие меры, то меньше хлопот будет потом. Фавиан налил из бутыли еще Конану, затем, чуть поменьше себе. -- А что это за строгие меры? -- спросил Конан, залпом осушив свой кубок. -- Своретта говорит, что всех будоражат смутьяны, которые говорят, что налоги и подати слишком велики. Так вот, друг мой, именно тут-то я и могу сверкнуть во всей красе. Если бы отец разрешил мне возглавить конный отряд в провинции, я бы показал этому отрепью, что такое бунтовать! Я бы им устроил мятеж! Конан смотрел на свой кубок затуманенным взглядом, язык, слипшийся от сладкого ликера, уже едва ворочался. -- Я хорошо знаю селян,-- сказал он.-- Они не способны готовить какой-то большой мятеж. Те, кого я видел в тюрьме, совсем не показались мне кровожадными. -- Селяне? Кровожадные? Ну, конечно, нет! -- Фавиан цинично рассмеялся.-- Если бы они были кровожадными, то они не были бы селянами-земледельцами. Но есть одно, что позволяет сохранять власть Эйнарсонов -- абсолютная и безоговорочная жестокость, несмотря на все сладкозвучные разглагольствования советника Лотиана. С того времени, как мой предок Эйнар -- или его еще более дряхлый предок, кто бы ни начал это,-- так вот, когда он впервые взял в руки меч и стал учиться искусству кровавой бойни, он понял, что тем самым может поднять себя над своими товарищами. И с этого дня меч стал главным выражением нашего превосходства. Убийственное искусство войны -- мы всегда должны следовать ему, и если мы забудем об этом хоть на какое-то время, то мы погибли. Увлеченный собственной речью, Фавиан встал и взял в руки свой меч. Бросив ножны на кровать, он вытянул меч перед собой: -- Как странно, Конан, что этот ужасный инструмент является главным орудием в решении человеческих судеб! Он просто режет мясо, но при этом он поддерживает курс империи и охраняет нас, Эйнарсонов! -- Разве только меч охраняет? -- спросил Конан, чувствуя, как заводится Фавиан.-- А как насчет сверхъестественной защиты вашего рода? -- Откуда ты знаешь об этом? -- Фавиан подозрительно взглянул на киммерийца и бросил меч на кровать.-- Кто тебе сказал? -- Однажды барон как-то обмолвился об этом,-- Конан сделал один глоток.-- И по замку тоже ходят слухи. -- Я думаю, они ходят и вокруг замка,-- Фавиан сел за стол, взял кубок в руки и начал задумчиво вертеть его в руках.-Знаешь, Конан, скоро я достигну возраста посвящения в тайну моей семьи. И тогда, может быть, я пойму, просто ли пугают этой легендой доверчивых дураков или во всем этом что-то есть. Но вот только ты, киммериец, никогда не поймешь -судьба ли тебя охраняет или ты просто хорошо делаешь свою работу. Фавиан заткнул пробкой бутыль и сгреб кубки. Конан смотрел на залитый ликером стол и уже ничего не хотел говорить. -- Ладно, парень, мне надо готовиться к ужину,-- сказал Фавиан.-- А тебе надо торопиться к своему. Но мы еще поговорим. И если мой отец не остынет к этой идее сохранения нашего рода, то твоя удача будет и дальше тебе улыбаться. Конан вышел из комнаты Фавиана слегка пошатываясь, с головой, затуманенной крепкой выпивкой. С трудом найдя путь вниз, он спустился в комнату слуг и сел за стол. Лидия не появлялись, и Конан не заводил своих обычных разговоров за ужином. Он был необычно молчалив и, рассеянно доедая свой ужин, размышлял о том, что теперь ему стало известно о Фавиане. Проведя с ним половину дня, Конан понял, что у наследника барона изменчивый и непостоянный характер, а его малодушие принесет еще всем немало неприятностей. Чутье подсказывало Конану, что все это прекрасно знает барон Бальдр. Внезапно появившись в общей комнате, Лидия быстро прошла через нее, даже не взглянув на Конана. Он тяжело поднялся из-за стола и пошел, волоча ноги, в свой закуток, проклиная всех цивилизованных мужчин и женщин я их непредсказуемые настроения. @***= Уже поздно ночью Конана разбудили какие-то неясные звуки: тяжелые шаги и приглушенные рыдания. Он быстро вскочил на ноги и отдернул занавеску. Мерцание свечей было слабым, но Конан успел увидеть полуодетую фигуру, только что исчезнувшую в одном из альковов. Это была Лидия. В одно мгновение Конан пересек комнату и вошел в темный закуток. -- Лидия,-- шепотом сказал он, опустившись на колени перед ее постелью, где она лежала, содрогаясь в рыданиях.-- Что случилось, девочка моя? Тебя кто-нибудь обидел? -- Нет, Конан, уйди, пожалуйста,-- с трудом произнесла она.-Не беспокойся, все нормально. -- Да что же такое, милая? Ты можешь мне сказать... О, Кром! -- Рука Конана коснулась вздувшихся горячих рубцов на спине девушки, они были липкими от крови.-- Кто это сделал, скажи мне? Но Лидия ничего не ответила. Когда Конан собирался вновь спросить ее, он вдруг услышал металлический звук кованых ботинок в соседней общей комнате. Шаги приблизились к алькову, и жесткий бесстрастный, голос спросил: -- Здесь есть девушка по имени Лидия? -- Да, сэр, вот там ее кровать,-- откликнулся юношеский голос. Конан отдернул занавеску и увидел двух Железных гвардейцев, один из которых держал в руке пику, а другой -- горящую свечу. Из-за занавесок других закутков стали выглядывать слуги, но никто из них не проронил ни слова. -- Девушка Лидия, ты пойдешь с нами,-- приказал один из гвардейцев. -- Никуда она не пойдет. Она плохо себя чувствует,-- Конан вышел из алькова, задернув за собой занавеску, чтобы не было видно Лидии. -- Она должна пойти с нами по приказу барона. Отойди в сторону! -- гвардеец поднял пику, увидев, что Конан не двигается с места. Второй гвардеец поставил свечу на стол и положил руку на рукоятку меча. В этот момент из-за занавески вышла Лидия. Пошатываясь, она прошла мимо Конана и подошла к гвардейцам. На ней было наспех наброшенное меховое одеяло, но Конан увидел часть спины с ярко-красными свежими рубцами, и ярость закипела у него в груди. Остатки опьянения исчезли бесследно. Гвардеец со свечой пошел вперед, за ним двинулась Лидия, шествие замыкал гвардеец с пикой, который, услышав, что киммериец направился за ними, остановился и поднял свое оружие. Но Конан не отступил ни на шаг, молча глядя гвардейцу в глаза. Поколебавшись несколько мгновений, гвардеец повернулся и поспешил за удаляющейся свечой. Они прошли через ночные коридоры и поднялись по лестнице наверх. Миновав несколько открытых дверей, они остановились у одной из них. Гвардеец с пикой вновь обернулся и загородил Конану древком вход в комнату. Это была комната Фавиана. На кровати, среди беспорядочно разбросанных одеял, сидел полуодетый юный лорд, опустив голову и уперевшись руками в колени. Посреди комнаты стоял барон Бальдр, всем своим видом выражая крайнее недовольство и гнев. Рядом с ним со злорадным выражением на лице стоял Своретта. Когда Лидию втолкнули в комнату, она упала на одно колено -или из почтения к присутствующим, или от слабости. Барон подошел к ней и, схватив за волосы, поднял ее залитое слезами лицо к свету. -- Итак, что здесь делала эта девица, простая прислужница за столом? -- гневно спросил барон, отойдя от Лидии. Фавиан поднял голову и заговорил усталым и все еще пьяным голосом: -- Она заигрывала со мной, отец. Она навязывалась мне, но у нее ничего не вышло. Слишком много хочет эта простая девка! -- Он встретился глазами с Лидией, и на его лице появилась наглая усмешка.-- Когда они стала слишком уж назойлива, я наказал ее кнутом. Разве я неправильно поступил, отец? Бальдр встал перед Фавианом, испепеляя его взглядом. -- Фавиан, неужели я должен объяснять, почему я так возмущен? Я не тащу к себе полуголых девок, как скотину, по коридорам замка! Не забывай, что это мой дом, а не заморанский бордель! Это дом твоей матери,-- барон нервно прошелся по комнате, затем снова подошел к сыну. Если тебе необходимо давать выход своим страстям, можно делать это и другим способом. Но твое поведение скандально и вульгарно, оно идет во вред морали всего дома! -- Ладно, отец, я извиняюсь, раз ты так хочешь,-- раздраженно мотнул головой Фавиан.-- Но, может быть, хватит об этом? -- Хватит? Ну хорошо. Но только с этого момента прекращаются твои вольности,-- жестко произнес барон.-- Теперь ты будешь находиться под постоянным присмотром. А эта женщина в доме больше оставаться не может, она должна быть казнена. -- Отец! -- испуганно воскликнул Фавиан.-- Разве нельзя просто отослать ее куда-нибудь? -- Домашняя прислуга не должна вступать в какие-либо отношения с благородными господами. Это из ряда вон выходящий случай,-- Бальдр презрительно указал рукой в сторону Лидии, которая вновь горько зарыдала.-- А если сна вернется через год с ребенком в подоле и будет претендовать на какие-то права? -- Отец, ну почему сейчас это стало такой проблемой? -- Фавиан нетерпеливо поднялся с кровати.-- Ведь раньше тебя это не волновало. Ну ладно, убей ее, если считаешь, что это необходимо, но только оставьте меня сейчас в покое! Услышав шум борьбы, все повернули голову к двери. -- Милорд, этот человек... он шел за нами из помещения для слуг,-- крикнул гвардеец с пикой, тщетно, пытаясь сдержать натиск Конана, рвавшегося в комнату. Оттолкнув гвардейца так, что тот упал на пол, киммериец перешагнул через него и подбежал к Лидии. -- Эй, парень! -- рявкнул барон.-- Ты что это себе позволяешь? -- Милорд барон,-- Конан с трудом выговорил это непривычное для него выражение почтения.-- Эта девушка никому не хотела причинить вреда. Она и так уже пострадала, так не отнимайте у нее еще и жизнь! Оба гвардейца подошли к Конану, уперев оружие ему в грудь. -- А тебе-то что до всего этого? -- недоуменно спросил барон. -- Милорд,-- вмешался Своретта, подойдя ближе к барону.-- Как только варвар появился в вашем доме, он сразу же спутался с этой девкой. Мои люди доложили мне, что против молодого лорда Фавиана замышлялся план: девка должна была своей притворной любовью втереться ему в доверие, чтобы затем вымогать из него деньги или еще хуже -- совсем окрутить его. Глаза Фавиана медленно встретились с глазами Конана. -- А я-то сегодня пытался помириться с ним! А оказывается, этот дикарь задумал подложить девку в мою постель, чтобы потом отобрать у меня все, что я имею! -- Он повернул пылающее лицо к барону.-- Вы правы, отец! Если бы я знал о ее намерениях, я бы отстегал кнутом ее дважды, нет, трижды! Теперь барон, казалось, был удовлетворен поворотом дела. -- Вот видишь, Фавиан, к чему может привести твоя неразборчивость. Так что мы не можем оставить ее в живых... Но его прервал шум отодвигаемых портьер в дальней части комнаты. Конан посмотрел туда, как и все остальные, и увидел молодую женщину с рыжими волосами и бледным лицом, закутанную в зеленый бархатный плед. В мерцающем свете свечей она казалась необыкновенно красивой. -- Отец, неужели вы сможете казнить это бедное дитя? Барон поднял руку предупреждающим жестом: -- Калисса, не вмешивайся, дорогая. Это дело отца и сына. -- О, нет,-- Калисса подошла к кровати и остановилась рядом с Фавианом.-- Я как раз слышало как вы говорили, что это касается всего дома. Моя мать заботилась об этом доме, пока была жива, так что и я имею право высказать свое мнение. Я считаю,