защищает нас. В свете твоем мы благоденствуем. Милость твоя хранит нас. Униженно склоняемся мы пред мудростью твоей. Мы живем только для того, чтобы служить тебе. Наши жизни принадлежат тебе. Ритм произносимых слов наполнил огромный зал, и хотя людей было много, словно бы один голос гулко отдавался в стенах. Дженнсен напряженно прислушивалась, желая услышать другой голос, который был неразлучен с ней столько, сколько она помнила себя. Но этого голоса не было. И Дженнсен перестала сопротивляться, ее увлек общий порыв. Она отчетливо слышала, как вместе с толпой повторяет слова: -- Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал учит нас. Магистр Рал защищает нас. В свете твоем мы благоденствуем. Милость твоя хранит нас. Униженно склоняемся мы пред мудростью твоей. Мы живем только для того, чтобы служить тебе. Наши жизни принадлежат тебе. Дженнсен снова и снова, вместе со всеми, повторяла слова молитвы. Снова и снова, останавливаясь только, чтобы набрать в грудь воздуха. Снова и снова, снова и снова, без поспешности и суеты. Распевная молитва заполнила все ее сознание. Мелодия манила, призывала, разговаривала с ней. И уже ничего не было больше в сознании Дженнсен. Молитва заполняла ее настолько, что для каких-либо других размышлений попросту не осталось места. Это как-то успокоило ее. Мимо протекало время, случайное, ничем не примечательное, не имеющее значения... Каким-то образом эта тихая ритмичная молитва принесла ей чувство умиротворенности. Так, наверное, чувствовала себя Бетти, когда она успокаивала козу, почесывая у той за ушком: Дженнсен еще сопротивлялась этому ощущению, но мало-помалу пение затягивало ее. Теперь она понимала, почему это называлось молитвой-посвящением. Невзирая на случившееся, она чувствовала себя лишенной бурных эмоций, в душе ее царил полный покой и торжественное ощущение великой сопричастности. И она перестала сопротивляться. Она без напряжения шептала, давая молитве возможность избавить ее от остатков боли. И в конце концов почувствовала себя свободной от чего бы то ни было... Сквозь застекленное отверстие в зал ворвалось солнце, и на Дженнсен упало сияние солнечных лучей. Ощущение было -- словно в материнских объятиях. Тело казалось невесомым. Это сияние напомнило Дженнсен, что когда-то именно так она и представляла себе милостивых духов. Прошло еще мгновение, и часы молитвенного пения завершились. Дженнсен разогнулась, медленно, оттолкнувшись от пола, села. И разрыдалась, неожиданно для себя самой. -- Эй, что случилось? Над ней возвышался солдат. Женщина-вышивальщица обхватила Дженнсен рукой за плечи, спокойно объяснила: -- Недавно она потеряла мать. Солдат переминался с ноги на ногу и выглядел совсем смущенным. -- Прошу прошения, госпожа. От всего сердца сочувствую вам и вашей семье. Дженнсен увидела по его голубым глазам, что он абсолютно искренен в своих чувствах. Она ошеломленно молчала, наблюдая, как он повернулся к ней спиной и отправился дальше по маршруту патрулирования, один из убийц, работающих на лорда Рала, огромный, мускулистый, затянутый в кожаную форму. Сочувствие в доспехах... Знай он, кто она такая, он бы безо всякого сочувствия передал ее в руки тех, кто позаботился бы, чтобы она умерла только после мучительных, длительных пыток. Дженнсен уткнулась в плечо соседки и снова зарыдала. Ей так не хватало матери, что она едва могла вынести это. А теперь ее душу переполнял еще и ужас из-за судьбы Себастьяна. Глава 18 Дженнсен поблагодарила вышивальщицу и, только отойдя в глубь зала, поняла, что даже не знает, как зовут эту женщину. Впрочем, это было не столь важно. У обеих были матери. Обе понимали друг друга и сочувствовали друг другу. Теперь, когда молебен закончился, покидающие Дворец люди снова превращались в толпу. По всему залу раздавался смех. Шум гулко отдавался от мраморных стен и колонн. Люди возвращались к своим заботам, к покупкам, торговле, болтовне. Стражники патрулировали зал, а дворцовые слуги, в основном одетые в светлые одежды, занялись своими обычными делами. В одном месте рабочие ремонтировали петли огромной дубовой двери, ведущей в боковой коридор. Появились уборщицы, начали деловито убирать пыль, протирать пол, оттирать до блеска стены. Когда-то мать Дженнсен была одной из таких женщин, которые должны были работать в помещениях Дворца, закрытых для публики, в официальных залах, где решались дела государственной важности, где находился чиновничий аппарат и обслуживающая его дворцовая прислуга. И, конечно, в комнатах лорда Рала. Сознание Дженнсен после молитвы было настолько ясным, словно она долго проспала и полностью отдохнула. Эта необычайная бодрость позволила ей принять быстрое решение. Дженнсен отправилась назад, тем путем, каким пришла сюда. Терять время теперь было нельзя. Люди, живущие в Народном Дворце, с любопытством разглядывали с балконов толпу тех, кто пришел полюбоваться великолепным сооружением. Дженнсен старалась не обращать внимания на окружающих, сосредоточившись на том, чтобы держать себя в руках. Себастьян предупреждал ее, чтобы она ни в коем случае не бежала и не привлекала к себе внимания. Однако опасность оказалась столь велика, что его схватили, хотя он вел себя очень осторожно. Если поведение Дженнсен вызовет у кого-то подозрение, солдаты наверняка остановят ее. А если солдаты остановят ее и поймут, кто она такая... Дженнсен всем сердцем хотела, чтобы Себастьян вернулся. Подстегиваемая страхом за него, она быстро шла через зал. Она обязана вызволить его до того, как с ним сделают что-нибудь ужасное. Она понимала, что Себастьян сейчас пребывает в смертельной опасности. Если его начнут пытать, он может не выдержать пыток. Если он скажет им, кто с ним пришел во Дворец, его предадут смерти. От одной мысли о том, что Себастьяна могут казнить, колени у Дженнсен подкашивались. Под пыткой люди могут признаться в чем угодно, оговорив и себя, и кого угодно. Если его решат пытать, он обречен. И, представив на миг, как Себастьяна пытают, Дженнсен почувствовала подступившую тошноту и головокружение. Нет, она просто обязана вызволить его!.. Но для этого ей необходима помощь волшебницы. Если Алтея наложит на Дженнсен защитное заклятие, нужно попытаться освободить Себастьяна. Алтея должна помочь. Дженнсен ее убедит. Ведь жизнь Себастьяна висит на волоске... Она добралась до знакомой лестницы. Поток людей все еще вливался во Дворец. Некоторые шли, шумно отдуваясь от усилий при подъеме. Но кое-кто уже спускался. Стоя на верхней площадке, Дженнсен оперлась рукой о мраморную балюстраду и осторожно огляделась, проверяя, не идет ли и не наблюдает ли кто за ней. Некоторые люди посматривали на нее, но не дольше, чем на других. Делающие обход стражники находились на значительном расстоянии. Дженнсен ступила на лестницу. Она полагала, что спускаться будет легко, но уже после ста ступенек обнаружила, что это очень утомительно. Ноги заныли. Она решила, что если уж нельзя бежать, то не стоит и останавливаться -- только таким образом она сможет сберечь время. На площадках между пролетами она срезала углы. Когда никто не смотрел, она перешагивала через две ступени. Когда ей надо было миновать боковые коридоры, она старалась спрятаться за соседями -- в этих местах располагались караулы стражников. Люди сидели на скамейках, ели хлеб и пироги с мясом, пили эль, разговаривали с друзьями... Им и в голову не могло прийти, что рядом находится сводная сестра лорда Рала. Дженнсен продолжала шагать. Ноги ее дрожали от безостановочного спуска. Мышцы уже горели огнем, но она не давала себе отдыха. Наоборот, добавляла шагу, как только возникала такая возможность. На пустой лестничной площадке между двумя пролетами, где никого не оказалось, она даже побежала. Но сразу замедлила ход, когда мимо прошла молодая пара, держась за руки, склонив друг к другу головы, перешептываясь и пересмеиваясь. Наконец Дженнсен добралась до очередной площадки и устремилась дальше. Воздух становился все холоднее. Площадку густо облепили стражники -- словно мухи в хлеву весной. Один из них посмотрел Дженнсен прямо в глаза и улыбнулся. Поразившись, она на мгновенье замешкалась, но тут же поняла, что он улыбается ей, как мужчина -- приглянувшейся женщине, а вовсе не как убийца -- жертве. И улыбнулась в ответ, вежливой, радушной улыбкой, однако не настолько открытой, чтобы создалось впечатление, будто его поощряют к ухаживанию. Дойдя до следующей площадки, она оглянулась. Стражник стоял, опершись на перила, и наблюдал за ней. Он снова улыбнулся и на прощание помахал рукой. Дженнсен, не в силах больше сдерживать свой страх, рванулась вперед, перепрыгивая сразу через две ступеньки, а потом побежала по очередному залу, мимо небольших лавок, где продавали еду, броши и кинжалы, украшенные изящным орнаментом. Она бежала мимо сидящих на каменных скамьях, установленных возле мраморной балюстрады, дальше, к следующей лестнице, пока не осознала, что люди изумленно смотрят на нее. Тогда она с невозмутимым видом перешла на шаг, пытаясь создать впечатление, что мчалась только из-за свойственной юным живости. Эта тактика сработала. Люди, мгновение назад разглядывавшие ее, приходили к выводу, что мимо них пронеслась не беглянка, а девушка, у которой просто чудесное настроение. Они отворачивались и возвращались к своим делам. Обрадованная удачей, Дженнсен периодически использовала этот прием и сумела выиграть еще немного времени. Тяжело дыша, она, наконец, добралась до похожего на пещеру входа, где, потрескивая, горели факелы. Здесь было слишком много стражников, поэтому она замедлила шаг и пристроилась вплотную за немолодой четой, чтобы ее приняли за их дочь. Пара бурно обсуждала шансы приятеля заняться во Дворце распродажей париков. Женщина считала это многообещающей задумкой. Мужчина полагал, что не найдется достаточного количества желающих продать свои волосы, и все закончится полным крахом. Дженнсен не могла представить себе более бессмысленного разговора в ситуации, когда в плен захвачен человек и его скоро начнут пытать... Никто из супругов не заметил ее. Они шли, склонив головы, совсем медленным шагом. Цепкие взгляды стражников скользнули по их фигурам. У самого выхода ветер задувал так сильно, что у Дженнсен перехватило дыхание. После длительного пребывания в помещении она была вынуждена зажмуриться от яркого дневного света. Как только они очутились на рыночной площади, она свернула в сторону и пошла искать Ирму, торговку колбасой. Вытягивая шею, она старалась обнаружить красный шарф в рядах прилавков. Все, что казалось ей раньше великолепным, теперь, после посещения Дворца, выглядело откровенно убогим. За всю свою жизнь Дженнсен не видела ничего подобного Народному Дворцу. Ей трудно было понять, как в этом прекрасном месте могло существовать такое уродство, как Дом Рала. К ней приблизился какой-то уличный торговец. -- Не интересуют ли леди заклинания? Удача-то наверняка требуется. Дженнсен продолжала идти. -- Есть особые магические заклинания. За пенни серебром плохого не предложат. У торговца дурно пахло изо рта. -- Не надо, спасибо. Он отодвинулся в сторону, но совсем недалеко. -- Всего одно серебряное пенни, миледи. Дженнсен подумала, что еще чуть-чуть, и она отдавит ему ноги. -- Спасибо, не надо. Оставьте меня в покое, пожалуйста. -- Тогда одно медное пенни... -- Нет! Дженнсен отпихивала торговца локтем всякий раз, когда он, беспрерывно твердя о заклинаниях, пытался схватить ее за руку. А потом, шаркая ногами, забежал вперед, оглянулся и скривил физиономию в ухмылке. -- Очень хорошие заклинания, миледи. Дженнсен попыталась обойти его и, вытянув шею, снова обвела взглядом торговые ряды. -- Удача непременно будет с вами. -- Я сказала: нет! -- Едва не споткнувшись о ногу торговца, она не выдержала и отпихнула его. -- Пожалуйста, оставьте меня в покое! Мимо прошел пожилой человек, и уличный торговец тут же увязался за ним. Дженнсен с облегчением вздохнула. Она слушала, как затухает вдали его голос, и думала об иронии происходящего: ей предлагают колдовской обряд, а она отвергает, потому что спешит найти другого человека, который совершит колдовской обряд... Наконец она наткнулась на стол с винными бочонками и резко остановилась. Трое братьев были тут. Один наливал вино в кожаный бурдюк, а двое других выволакивали полный бочонок из фургона. Но место рядом с ними, где располагалась раньше торговка колбасой, оказалось пустым. Дженнсен почувствовала, что сердце ее готово выскочить из груди. У Ирмы остались лошади, у Ирмы была Бетти. Впав в панику, она схватила за руку одного из братьев: -- Вы не скажете мне, где Ирма? Он посмотрел на нее, сощурившись от солнца: -- Продавщица колбасы? Дженнсен кивнула: -- Да. Где она? Она не могла уйти так рано. Ей надо было распродать свой товар. Мужчина усмехнулся: -- Она сказала, что наше вино помогает ей быстрее продавать колбаски. Дженнсен стояла, широко раскрыв глаза: -- Так она уже ушла? -- Да, ушла. И ее колбаски помогли нам в продаже вина. Люди предпочитают запивать пряные колбаски из козлятины добрым вином. -- Из чего колбаски? -- прошептала Дженнсен, не веря своим ушам. Улыбка мужчины погасла. -- Что случилось, госпожа? Вы выглядите так, словно вас только что похлопал по плечу гость из загробного мира. -- Она продавала колбаски из козлиного мяса? Он кивнул с озабоченным видом: -- Да, среди прочих. Я их все попробовал, но особенно мне понравились те, что из козлятины, со специями. -- Он кивнул на своих братьев. -- Джо больше всего понравились говяжьи, а Клейтону -- свиные. А по мне, так лучше всего из козлятины. Дженнсен затрясло. -- Где она? Я должна найти ее! Мужчина почесал затылок, растрепав свои светлые волосы. -- Прошу прощения, не знаю. Она часто приходит сюда с колбасками. Хорошая женщина, всегда улыбнется, каждому найдет доброе слово. Дженнсен почувствовала, как стынущие от холода слезы бегут у нее по щекам. -- Но где же она? Где живет? Я должна найти ее. Мужчина схватил Дженнсен за руку, словно боялся, что она сейчас упадет. -- Извините, госпожа, но я не знаю. А в чем дело? -- У нее мои животные. Мои лошади. И Бетти. -- Бетти?.. -- Моя коза. И лошади. Мы заплатили ей, чтобы она посторожила животных, пока мы не вернемся. -- О-о! -- Мужчина нахмурился, у него явно не было для Дженнсен хороших новостей. -- Мне очень жаль. У нее так бойко шла торговля, что колбаски быстро закончились, а обычно на то, чтобы все продать, она тратит целый день. Она еще тут с нами посидела, и мы довольно долго разговаривали. А потом она сказала, что ей пора домой. Дженнсен судорожно пыталась понять, что делать дальше. Она находилась в полнейшем замешательстве. Казалось, все вокруг мчится, вращаясь, с невероятной скоростью. Но нет ничего, кроме одиночества. -- Пожалуйста, -- сказала она, и голос ее дрогнул от сдерживаемых слез, -- не могу ли я нанять у вас лошадь? -- Нашу лошадь? А как же мы отгоним фургон домой? Кроме того, у нас не верховые лошади. Нет ни седел, ни стремян... -- Пожалуйста! У меня есть золото. -- Дженнсен полезла за кошельком. -- Я могу заплатить. Однако кошелька на месте не оказалось. Дженнсен откинула полы плаща. На поясе, рядом с ножом, были только короткие кусочки ремешков, начисто срезанные. -- Мой кошелек... Моего кошелька нет. -- У нее перехватило дыхание. -- Мои деньги... Мужчина печально смотрел, как она трогает обрезки на своем поясе. -- Здесь рыщет множество подлых людей, так и норовят что-нибудь украсть... -- Как же так? Мне же надо! Он молчал. Дженнсен оглянулась, пытаясь найти торговца заклинаниями. В мозгу, как вспышка, пронеслось воспоминание. Торговец хватал ее за руку, подталкивал. А на самом деле в это время срезал кошелек. Она даже не помнила, как он выглядел -- разве лишь плечи были обсыпаны перхотью. Ей тогда совсем не хотелось смотреть ему в лицо, встречаться с ним глазами. -- Нет... -- застонала она. -- Нет, пожалуйста, нет! -- Она тяжело села на землю рядом с прилавком. -- Мне нужна лошадь. Милостивые духи, как мне нужна лошадь! Мужчина торопливо наполнил чашку вином и присел перед плачущей Дженнсен на корточки. -- Вот, выпейте. -- У меня больше нет денег, -- только и смогла она вымолвить сквозь рыдания. -- Бесплатно. -- Торговец вином сочувственно улыбнулся, обнажив в улыбке ровные белые зубы. -- Это поможет. Выпейте до дна. Два других брата, Джо и Клейтон, тоже светловолосые, стояли за прилавком, держа руки в карманах и сочувственно склонив головы, смотрели, как их брат успокаивает Дженнсен Он поднес чашку прямо ко рту рыдающей девушки, пытаясь заставить ее выпить. Часть вина пролилась на подбородок, немного попало в рот, и ей пришлось проглотить его. -- Зачем вам нужна лошадь? -- спросил мужчина. -- Я должна добраться до дома Алтеи. -- Алтеи? Старой колдуньи? Дженнсен кивнула, вытирая вино с подбородка и слезы со щек. -- Вы приглашены к ней? -- Нет, -- призналась Дженнсен. -- Но мне туда надо. -- Зачем? -- Это вопрос жизни и смерти. Мне нужна помощь Алтеи, иначе может погибнуть один человек. Согнувшись перед ней и все еще держа в руках чашку, мужчина отвел взор от ее глаз и взглянул на рыжие кольца волос, выбивающиеся из-под капюшона. Постоял так, упираясь левой рукой о колено, выпрямился и вернулся к своим братьям, а Дженнсен тем временем старалась перестать плакать. Справиться со слезами оказалось тяжело. Бетти была ее другом, помощницей и некоей связью с погибшей матерью. Дженнсен отдала бы сейчас все на свете, только бы увидеть, как Бетти приветливо помахивает торчащим вверх хвостиком. Тем не менее надо было брать себя в руки. Плачем она ничего не добьется. Надо что-то делать. Здесь, рядом с дворцом лорда Рала, помощи не найдешь, а теперь еще и денег нет. И нет рядом Себастьяна, на которого только и можно было бы надеяться. Наоборот, теперь _его_ жизнь зависела от того, что она предпримет. Нельзя сидеть, жалея себя. Она не имела представления, как вызволить Бетти, но в еще меньшей степени она представляла, как помочь Себастьяну. Это было самое важное, именно это ей и предстояло сделать. А она тут теряет драгоценное время!.. Дженнсен сердито вытерла слезы с лица, а затем приставила руку козырьком ко лбу, защищаясь от солнца. Она долго находилась во Дворце, и скорее всего уже близился вечер. Приняв в расчет положение солнца на небе в это время года, она сообразила, где находится запад. Будь с ней Расти, можно было бы передвигаться быстрей. А были бы деньги, можно было бы нанять или купить другую лошадь... Впрочем, какой смысл тосковать по тому, чего не воротить. Придется собраться с силенками и идти пешком... -- Спасибо за вино, -- сказала Дженнсен светловолосому торговцу вином, который нервно суетился у прилавка, не переставая смотреть на нее. -- Не за что, -- сказал он, опуская глаза. Она двинулась прочь, и тут торговец, похоже, набрался храбрости. -- Подождите! -- Он вышел из-за прилавка и взял Дженнсен за руку. -- Что вы намерены делать? -- У меня нет выбора. Надо идти. От моего похода к дому Алтеи зависит жизнь человека. -- Что это за человек? Что могло случиться, чтобы его жизнь зависела от колдуньи Алтеи? Дженнсен взглянула мужчине прямо в небесно-голубые глаза и осторожно высвободила руку. Этот крупный и сильный человек, с мощной челюстью и крепкими мускулами, напоминал ей людей, которые убили мать. -- Прошу прощения, но я не могу говорить об этом. Дженнсен придержала капюшон у горла, защищаясь от налетевшего холодного ветра, и снова отправилась в путь. Однако не успела она сделать и дюжины шагов, как мужчина в два прыжка нагнал ее и снова осторожно взял за руку. -- Послушайте, -- сказал он тихо, когда она нахмурилась, -- у вас ведь нет никаких припасов? Дженнсен нахмурилась еще больше и с трудом подавила слезы, понимая всю отчаянность своего положения. -- Все пропало вместе с нашими лошадьми. Все теперь у колбасницы. Кроме моих денег -- они у карманника. -- Значит, у вас вообще ничего нет. -- Это был не вопрос. -- У меня есть я, и я знаю, что должна делать. -- И вы намерены отправиться к Алтее, зимой, пешком, без пищи? -- Я прожила в лесу всю свою жизнь. Я справлюсь. Дженнсен попыталась выдернуть руку, но он не отпустил. -- Наверное, так оно и есть, да только Азритские равнины -- это не леса. Там не из чего сделать укрытие. Нет ни хворостинки, чтобы разжечь костер. Когда солнце сядет, станет холодно, как в сердце у Владетеля. У вас ничего нет. Чем вы собираетесь питаться? На этот раз она все-таки вырвала руку: -- У меня нет выбора. Вы можете не понять это, но существуют вещи, которые ты просто обязан делать, даже если будет риск для твоей жизни. Иначе просто нет смысла жить. И прежде, чем он смог остановить ее снова, Дженнсен рванулась вперед и растворилась в потоке людей, движущихся меж прилавками. Она проталкивалась сквозь толпу, проходила мимо людей, которые продавали еду и питье. Глядя на прилавки, она вспомнила, что ела сегодня всего один раз -- колбасу утром. Однако мысль о том, что Себастьян и вовсе может не дожить до своей следующей еды, заставила ее прибавить шагу. Она свернула в первый же ведущий на запад проход между прилавками. Южное зимнее солнце светило ей с левой стороны, и она вспоминала тот солнечный свет во Дворце, во время молитвы, свет, который так был похож на материнские объятия. Глава 19 Дженнсен пробиралась сквозь толпу на рыночной площади, представляя себе, что проходит между деревьями в лесу, где она чувствовала себя как дома. Именно там ей хотелось бы сейчас очутиться, в тихом родном лесу, вместе с матерью смотреть на Бетти, мирно пощипывающую молодые побеги... Некоторые люди бросали любопытствующие взгляды в сторону Дженнсен, но она шла быстрым шагом, не поднимая головы. Ей не было дела до окружающих -- она ужасно беспокоилась за Бетти. Колбаснице Ирме требовалось козлиное мясо. Она определенно хотела купить Бетти. Бедная козочка, наверное, была напугана тем, что ее забрала какая-то незнакомая женщина. Но сколь бы Дженнсен ни была обеспокоена судьбой Бетти, желание найти и вернуть козу на втором плане. Прежде всего надо спасти Себастьяна. Все вокруг напоминало ей, что она голодна. Люди готовили себе на кострах, разведенных из дров, которые они явно принесли сюда с собой. На сковородках скворчало масло с чесноком и специями. В воздухе витал запах жарящегося мяса. От этих чудесных запахов кружилась голова и сосало под ложечкой. Но как только возникали мысли о пище, Дженнсен думала о Себастьяне. Каждый момент промедления с ее стороны мог означать для него еще один удар плетью, еще одно ранение ножом, еще одну сломанную кость... Еще один миг мучений. Не удивительно, что он пришел сюда с тем, чтобы помочь в борьбе против Д'Хары. А потом еще более ужасающая мысль потрясла ее: она вспомнила Морд-Сит. Где бы ни доводилось Дженнсен с матерью странствовать, никого люди не боялись так сильно, как этих Морд-Сит. Их способность причинять боль и страдания вошла в легенды. Говорили, что по эту сторону от руки Владетеля любая Морд-Сит не имела себе равных. Что если д'харианцы привлекут к пыткам одну из этих женщин? Пусть даже Себастьян и не обладает искусством колдовства, для них это не имеет значения. Человек далекий от магии, как Себастьян, для любой Морд-Сит окажется коротким кровавым развлечением... Толпы людей все редели, и скоро Дженнсен достигла границы рынка. Она подошла к последней лавчонке, где торговал долговязый человек, продававший кожаную упряжь и подержанные принадлежности для повозок. Весь товар был навален на телегу, за которой уже простиралось открытое безлюдное пространство. Бесконечная вереница людей двигалась по дороге на юг. Вдали были видны проселки, ответвляющиеся на юго-запад и юго-восток. Ни одна дорога не вела на запад. Несколько человек взглянули на Дженнсен, когда она отправилась в ту сторону, куда клонилось солнце. Однако никто за ней не последовал, и Дженнсен почувствовала облегчение, когда поняла, что осталась одна. Пребывание среди людей, как она всегда и опасалась, принесло только несчастья. Рыночная площадь в скором времени осталась позади. Дженнсен просунула руку под плащ, нащупала вселяющий уверенность нож. Он был теплым. Будто живое существо, а не серебро со сталью... По крайней мере, вор взял только деньги. Если бы ей дали возможность выбирать, она и предпочла бы остаться с ножом. Всю свою жизнь она прожила, не имея большого количества денег, -- ведь они с матерью всем обеспечивали себя сами. Но нож среди средств к существованию играл немаловажную роль. Человеку нужны деньги, если он живет во дворце. Если же ты живешь в лесу, тебе необходим нож, и ей никогда в жизни не доводилось иметь ножа лучше, чем этот... Дженнсен задумчиво коснулась пальцами рельефных завитков у буквы "Р" на рукояти. И подумала, что некоторым людям нож, пожалуй, нужен, даже если они живут во дворце. Она обернулась и с облегчением обнаружила, что следом никто не идет. Дворец казался отсюда совсем небольшим, а люди -- медленно движущимися муравьишками. Как приятно было находиться вдали от этого места!.. Впрочем, Дженнсен знала, что туда еще придется вернуться. Если она намерена освободить Себастьяна... Чтобы хоть на время защититься от ледяного ветра, она пошла спиной вперед, внимательно оглядывая громоздящиеся со всех сторон скалы и мощную каменную стену, окружающую дворец. Отсюда хорошо была видна дорога, по которой они с Себастьяном прибыли во дворец. Через ущелье, пересекающее дорогу, был перекинут мост. Сейчас он был поднят. Проникнуть во Дворец -- если у вас нет туда приглашения -- было весьма и весьма трудно. Дженнсен надеялась, что попасть на прием к Алтее будет попроще. Где-то там, в этом сложном комплексе дворцовых зданий, находился сейчас захваченный в плен Себастьян. Интересно, считает ли он, что его бросили на произвол судьбы?.. Дженнсен начала шепотом произносить молитву милостивым духам, прося их не лишать его надежды. А еще лучше, чтобы добрые духи каким-то образом дали Себастьяну знак о том, что она собирается вызволить его из плена... Устав идти спиной вперед, она развернулась. Идти сразу стало труднее. Дженнсен захлебывалась от сильного ветра. А иногда он швырял ей в глаза песок. Земля вокруг была совершенно высохшая, пейзаж -- унылый. То тут, то там среди рыжины пробивались пятна темно-коричневого цвета, словно сюда набросали крепкой чайной заварки. Растительность попадалась редко, и в основном это были низкорослые чахлые растения с темными и ломкими стеблями. На западе возвышалась зубчатая гряда гор. Одна из вершин в центре, похоже, была покрыта снегом, но против солнца рассмотреть что-либо было трудно. И совершенно невозможно было представить расстояние до нее: слишком непривычной для Дженнсен была местность. Ясно одно -- до гор идти как минимум несколько часов. А то и несколько дней. Хорошо хоть, не придется тащиться по снегу, как на пути в Народный Дворец!.. Была и еще одна проблема: даже зимой человеку нужна вода. Конечно, в болоте воды будет предостаточно. Но и до болота неизвестно сколько шагать. И Дженнсен еле слышно, шепотом, попросила духов, чтобы путь оказался как можно короче, пусть даже дорога пролегает через болота. Хотя, конечно, болота -- не то место, где бы она хотела сейчас оказаться... И тут сквозь ветер до нее донесся какой-то грохот. Она обернулась и увидела далеко позади столб пыли. Вскоре Дженнсен разглядела, что в ее сторону направляется какая-то повозка. Девушка быстро осмотрела местность вокруг, пытаясь обнаружить местечко, где можно спрятаться. Ей пришло в голову, что ее преследует долговязый мужчина с рынка. Наверное, он решил дождаться, пока она останется в полном одиночестве, и напасть на нее. Она бросилась бежать. Поскольку повозка приближалась со стороны Дворца, Дженнсен рванулась на запад, к горной гряде. Воздух был настолько холоден, что обжигал горло. Вокруг простиралась ровная долина, и не было ни одной рытвины, где можно спрятаться. Дженнсен сосредоточила внимание на горах впереди и продолжала мчаться к ним, напрягая все свои силы, хотя уже понимала, что горы находятся слишком далеко... И остановилась. До чего же глупо она себя ведет! Ведь лошадей все равно не обгонишь... Дженнсен согнулась, опершись руками в колени, пытаясь выровнять дыхание и наблюдая, как приближается повозка. Если кто-то решил напасть на нее, то бежать, выбиваясь из сил, попросту неразумно. А может, за нею и вообще не гонятся... Может, кто-то возвращается домой и знать не знает, что она шагает впереди. Ведь она-то заметила повозку только по шуму да поднятой пыли. Но тут Дженнсен пронзила мысль, от которой она похолодела: а вдруг за ней скачет какая-нибудь Морд-Сит, которая пытками успела добиться признания от Себастьяна?.. Может быть, претерпевая невыносимые муки, он уже выдал имя своей спутницы. Ведь он все знал о ней. Он знал, что Даркен Рал -- ее отец. Он знал, что Ричард Рал -- ее сводный брат. Он знал, что она собирается идти к колдунье за помощью. Может, они пообещали ему, что прекратят пытки, если Себастьян выдаст ее... Может, мчащаяся сзади повозка полна ухмыляющихся д'харианских солдат, готовящихся схватить ее... Может, кошмар только должен начаться... Может, пришел день, которого она страшилась всю свою жизнь... Она боялась даже помыслить о том, что будет, если кто-то начнет методично с хрустом ломать ей кости. Жгучие слезы выступили на глазах, и Дженнсен сунула руку под плащ, проверяя, как выходит из ножен нож. Она слегка выдвинула его, затем задвинула назад, услышав вселяющий уверенность металлический щелчок, когда нож вернулся в ножны. И пошла вперед, ожидая, когда же ее нагонит повозка. Минуты ползли медленно. Девушка изо всех сил старалась держать себя в руках и мысленно вспоминала уроки матери по обращению с ножом. Дженнсен находилась в одиночестве, но не была беспомощной. Она знала, что надо делать. Конечно, если в повозке слишком много людей, то ее уже ничто не спасет. Ведь в родном доме эти люди схватили ее, и не окажись рядом Себастьяна... Когда она снова обернулась, повозка уже неслась прямо на нее. Дженнсен чуть расставила ноги и приоткрыла полы плаща, чтобы суметь быстро выхватить нож. Неожиданная атака может стать ее союзником, единственным из тех, кого она сейчас может призвать под свои знамена... Повозка подъехала ближе. В ней находился крупный светловолосый мужчина. Он осадил лошадей, мелкие камни брызгами разлетелись из-под колес, поднялась пыль. А когда пыль улеглась, Дженнсен разглядела смущенную кривую улыбку. Это был тот человек с рынка, что торговал рядом с Ирмой и дал Дженнсен выпить вина. Он был один. Не уверенная в его намерениях, Дженнсен заговорила резким тоном, по-прежнему держа руку наготове. -- Что вы здесь делаете? Он все еще улыбался. -- Я приехал сюда, чтобы отвезти вас. -- А где же ваши братья? -- Они остались там, на рынке. Дженнсен ему не поверила. У него не могло быть причины отвозить ее куда бы то ни было. -- Спасибо, но, думаю, вам лучше вернуться. -- Она снова тронулась в путь. За спиной послышался глухой стук: мужчина спрыгнул с повозки. Дженнсен тут же повернулась к нему лицом. -- Послушайте... -- он помялся. -- Я никогда не смогу чувствовать себя спокойно... -- Почему? -- Я никогда не прощу себе, что позволил вам отправиться на верную смерть. А без еды и воды так оно и будет... Вы сказали, что существуют такие вещи, которые делать необходимо, иначе жить вообще не стоит. У меня не будет мира в душе, если вы отправитесь на верную смерть. -- Его настойчивость сменилась нерешительностью, и он продолжал почти умоляюще: -- Забирайтесь в повозку, я отвезу вас. -- А как же ваши братья? Ведь вы не соглашались дать мне лошадь, потому что вам надо было возвращаться домой. Он засунул большие пальцы за пояс: -- Знаете, мы сегодня заработали кругленькую сумму. Джо и Клейтон решили немного поразвлечься там, возле Дворца. А все потому, что Ирма продавала свои колбаски рядом с нами. -- Он пожал плечами. -- Она помогла нам хорошо заработать, и это дает мне возможность помочь вам. Ведь она забрала ваших лошадей и припасы. Думаю, подвезти вас -- это самое малое, чем я могу помочь. Ну, как бы слегка возместить ваши потери... Всего-навсего отвезу вас. Это ведь не рисковать жизнью или что-нибудь в этом роде. Просто чуть-чуть помогу, как пытаюсь помогать всем, кто в этом нуждается. Конечно, Дженнсен нужна была помощь, но она очень боялась довериться незнакомому человеку. -- Меня зовут Том, -- сказал он, словно прочитав ее мысли. -- Я буду благодарен, если вы позволите мне помочь вам. -- Что вы имеете в виду? -- Ну... вы же сказали... существуют вещи, которые нужно делать, даже если будет риск для жизни... чтобы в жизни было больше смысла. -- Он украдкой взглянул на рыжие кудри под ее капюшоном, а потом добавил торжественным тоном. -- Таким образом, я выражу вам... благодарность, если сделаю что-нибудь в этом роде. Она отвела взгляд первой: -- Меня зовут Дженнсен. Но я не... -- Тогда поехали! У меня есть немного вина... -- Я не люблю вино. От него хочется пить. Он пожал плечами: -- Есть и вода, сколько хотите. А еще я захватил с собой пирог с мясом. Клянусь, он еще теплый, если вы возьметесь за него прямо сейчас. Дженнсен изучающе смотрела в его глаза, голубые, как у ее отца-выродка. Однако в глазах этого человека была простодушная искренность. И его улыбка была застенчивой, а вовсе не наглой. -- Неужели у вас нет жены, к которой надо возвращаться? На этот раз Том покраснел, опустил глаза и уставился в землю: -- Нет, госпожа. Я не женат. Я много разъезжаю и не могу представить, чтобы какая-нибудь женщина согласилась на такую жизнь. Кроме того, постоянные разъезды не дают мне возможности завести знакомство достаточно долгое, чтобы начать помышлять о женитьбе. Когда-нибудь, конечно, я постараюсь найти женщину, которая захочет разделить со мной жизнь, такую женщину, которая заставит меня улыбаться, такую, которой я буду по нраву. Дженнсен была удивлена тому, что вопрос вызвал у него такое чувство стыда. По-видимому, смело заговорив с ней, он преодолел природную робость. И хотя он был по натуре человеком приветливым, но, оказывается, болезненно застенчив. Робость этого сильного человека перед нею, одинокой девушкой, успокоила Дженнсен, и ее страх пропал. -- Если это не причинит ущерба вашим делам и заработку... -- Не причинит, -- перебил он. -- Нисколько! -- Он махнул рукой в сторону рыночной площади. -- Мы сегодня получили хорошую прибыль и можем позволить себе немного отдохнуть. Мои братья не возражали. Мы много разъезжаем и покупаем всякие товары, которые попадаются... если цена выгодная... не только вино, но и ковры, а весной -- цыплят, а потом перепродаем. И для братьев немного отдохнуть от всего этого будет только на пользу. Дженнсен кивнула: -- Пожалуй, я воспользуюсь вашей помощью, Том. Он сразу посерьезнел: -- Конечно! Ведь на карту поставлена жизнь человека. -- Том взобрался на повозку и протянул руку. -- Осторожней, госпожа! Она ухватилась за эту огромную лапу и поставила ногу на железную ступеньку: -- Меня зовут Дженнсен, Том. -- Да, вы уже говорили, госпожа. -- Он бережно усадил ее на сиденье, вытащил откуда-то несколько одеял и несмело положил ей на колени. Дженнсен расправила одеяла и с признательностью улыбнулась, почувствовав, как сразу стало тепло. Том тут же извлек из повозки сверток, ухмыльнулся своей смущенной кривой ухмылкой и вручил Дженнсен завернутый в белую тряпицу пирог. Пирог и в самом деле все еще был теплым. Следом появился кожаный бурдюк с водой. -- Если предпочитаете, можете ехать сзади. Я взял с собой кучу одеял, чтобы вы не замерзли. Сзади вам будет удобнее, чем на деревянном сиденье. -- Мне пока и здесь хорошо, -- не согласилась Дженнсен. -- Когда я верну свои вещи и деньги, я заплачу вам. Том взялся за вожжи: -- Да, если вы так хотите. Но я вовсе не настаиваю. -- Да, я так хочу, -- сказала Дженнсен, и повозка, качнувшись, тронулась в путь. Вскоре Том свернул к северу. К Дженнсен тут же вернулись все ее подозрения: -- Что вы делаете? Куда я, по-вашему, направляюсь? Он посмотрел на нее с немалым удивлением: -- Вы ведь говорили, что хотите добраться до дома Алтеи, не так ли? -- Да, но мне говорили, надо двигаться на запад... -- И Дженнсен объяснила, как собиралась идти. -- Ага, -- сказал он, выслушав. -- Так тоже можно, но потратите целый лишний день. -- Зачем же тогда эта женщина рассказывала мне про дорогу, которая займет больше времени? -- Наверное, потому что именно таким путем ходят к Алтее те, кто не спешит. -- А зачем они ходят путем, который занимает больше времени? -- Люди ходят так, потому что боятся болота. Длинный путь тоже приведет вас к дому Алтеи, и не надо будет забираться в трясину. Вероятно, это был единственный путь, известный той женщине. Но так будет быстрее. Дженнсен пришлось ухватиться за поручни, чтобы удержаться, так как полупустую повозку, предназначенную для перевозки тяжелых грузов, сильно раскачивало на рытвинах. Том оказался прав: на деревянном сиденье было слишком жестко. -- А разве мне не следует бояться болота? -- наконец спросила она. -- Полагаю, следует. -- Тогда почему же мы должны ехать этим путем? Том бросил быстрый взгляд на ее волосы: -- Вы сказали, на карту поставлена человеческая жизнь. -- В его голосе не осталось и следа былой робости. -- Эта дорога займет намного меньше времени, мы срежем крюк. Проблема лишь в том, что на пути будет болото. -- А разве преодоление болота не займет больше времени? -- Поверьте мне, вы выиграете целый день. То есть в оба конца сбережете два дня Дженнсен не любила болота. Вернее, она не любила тварей, которые жили в болотах. -- Это намного опасней? -- Вы бы не отправились в путь без припасов, если бы это не было делом жизни или смерти. Раз вы готовы были рискнуть своей жизнью, значит, хотели выиграть побольше времени. Конечно, я могу отвезти вас и более безопасным путем. Решайте сами, но это будет на два дня дольше. -- Да, вы правы. -- От лежавшего на коленях Дженнсен пирога с мясом веяло уютной теплотой. Как было приятно взять его в руки!.. Наверное, этот Том заботливый человек, раз захватил с собой пирог. -- Спасибо вам, Том! Вы подумали даже о том, как затратить меньше времени. Он снова глянул на нее: -- Чья жизнь в опасности? -- Одного моего знакомого. -- Должно быть, он -- хороший знакомый. -- Да... Если бы не он, меня бы давно уже не было в живых. Том промолчал. Фургон катился в сторону от темной полосы гор, виднеющихся вдали. Дженнсен с тревогой размышляла о том, что может обнаружиться в болоте. Но еще сильнее она беспокоилась о Себастьяне. Что с ним будет, если она не получит помощь от Алтеи как можно скорее? -- Долго это? -- спросила она. -- Долго нам добираться до болота? Спутник сконфуженно посмотрел на нее: