ану, который всем своим видом выражал недоумение: как можно угодить человеку, пытаясь накормить его пищей, по мнению киммерийца, предназначающейся для травоядных животных. - Вот ест сердитый жрец, а сам смотрит по сторонам и все выискивает, за что бы ему проклясть Юни... - И нашел? - спросил киммериец. Ючэн радостно кивнул. - О, да. Жрец таки проклял Юни за непочтительность. Святой забыл вытереть остатки пищи с ног своего почтенного гостя... Конан выслушал с приоткрытым ртом, а потом запрокинул голову и оглушительно захохотал. - Это же надо так жрать! - выговорил он. - Даже ноги забрызгал! Ючэн прищурился так, что глаз на плоском лице вообще не стало видно. - Вот ты смеешься, это хорошо. Смеющийся не станет убивать. Убивать плохо. - А красть, по-твоему, хорошо? - спросил Конан, который на миг позабыл о том, что хотел стать королем воров. Однако Ючэн не воспользовался этой промашкой молодого варвара и на полном серьезе ответил: - Красть - тоже плохо, но лучше. Не будь как тот жрец, который сам нарушал заветы, а других проклинал. - Я не мальчик, чтобы какой-то пройдоха из джунглей учил меня, что я должен делать, а чего я делать не должен, - сказал Конан, как только уяснил, что сказка закончена и больше ничего интересного не будет. Он обожал истории, но терпеть не мог поучений. - Между прочим, я давно уже расстался с материнской титькой и теперь соображаю самостоятельно. - Притча не для мальчиков, - сказал Ючэн примирительно. - Притча для мужчин. Чтобы они слушали и мало-мало думали. У нас так положено. Для того и жрецы. Конан рассеянно забрал из рук Ючэна последний пирожок и целиком отправил его в рот. Он чувствовал настоятельную потребность подкрепиться, а ничто так не улучшало настроения варвара, как еда. Иногда он даже думал, что еда - это единственная вещь в мире, не считая, конечно, битвы, которая всегда верна сама себе и не обманет. - Ладно, кхитаец, говори, что за дело у тебя, - сказал он с набитым ртом. - Кажется, я должен что-то украсть? Теперь мне, как ты понимаешь, по-настоящему нужны деньги. Если ты дашь мне больше, чем я смог бы выручить за твою безделушку у шадизарских перекупщиков краденого, то я с радостью помогу тебе. - У Шан есть статуя, - сказал Ючэн. - Зеленый камень. Я сам ее делал. Ючэн - скульптор. Для статуи были сделаны украшения, среди них пояс из белого золота. Он усыпан блестящими прозрачными камнями, которые режут стекло... - Алмазами, что ли? - жадно спросил Конан. - Да-да, алмазами. Это священный пояс. Его нужно вернуть. Богиня послала меня сюда, чтобы я вернул его. - А что, его похитили? - Несколько лет назад в джунглях заблудился человек, не похожий на кхитайца. Его нашли крестьяне, долго лечили, кормили, потом приводили к Шан, чтобы он увидел лицо истины. Они думали: он умеет благодарить. Но этот человек вместо благодарности однажды ночью раздел статую богини, забрал в мешок ее нарядный пояс и убежал. Много времени мы искали его следы. Потом нашли. - И убили его? - спросил Конан. - Нет, зачем убивать его? Пусть другие убьют его. Если он скверный человек, то и друзья у него скверные. Кровь не вернет похищенного богине. Нам он нужен был лишь для того, чтобы отыскать украденные вещи. - Вы отыскали все, остался лишь пояс? - Ты сказал истину. Этот пояс - последнее, что нужно мне в Заморе. Как только он будет у меня, я отправлюсь с караваном обратно в Кхитай и поднесу его богине. Шан будет рада, Шан будет смеяться. У нас будет хороший год, уродится рис, хорошо будут ловиться крабы и кальмары, пройдут косяки рыбы... - Глазки кхитайца затуманились мечтами. Конан смотрел на него со странной смесью восхищения и презрения. Восхищала целеустремленность этого человека. Он знал, чего хотел и добивался этого год за годом. Теперь он почти у цели, и этому можно только позавидовать. Презирал же его варвар за приземленность и простоту этой цели. Сам Конан понятия не имел, чего он хочет в жизни. Может быть, завоевать королевство и сесть на трон, чтобы оттуда вершить судьбы мира. А может, наворовать столько, что можно было купить парочку городов и навести там свои порядки. Во всяком случае, неоформленность жизненных планов отодвигала на неопределенный срок их воплощение. - Стало быть, ты хочешь, чтобы я вытащил этот пояс из того сундука, где он зарыт. - Конан решил опустить кхитайца с небес его мечтаний на землю суровой действительности. Черные щелевидные глаза, тут же заблестели прежним деловым огоньком. - Именно, именно. Я говорю, где этот пояс спрятан, ты идешь и его берешь. Тогда я даю тебе деньги, много денег. - Только не в твоих дурацких серебряных квадратных монетах, - предупредил Конан. - Я не хочу походить на идиота. - О да, да. - Кхитаец закивал, и коса опять заплясала на желтом атласе халата. - Конечно. Я даю тебе в заморанских золотых. Я даю тебе несколько десятков. Два с половиной десятка. - Это почти столько, сколько у меня украли, - начал было Конан. - Получается, я буду работать даром. А я хочу не только возместить похищенное, но и хоть немного навариться. - Э, Конан, навариться не получается. Ты хлопать ушами, как слон в кхитайских джунглях... Конан с гордостью подумал о том, что, по крайней мере, каков из себя зверь по прозванию "слон", он уже знает. - Можешь не стараться, кхитаец, - сказал варвар немного свысока. - Я уже имел дело со слоном. И не простым, а заколдованным. Он прилетел с другой планеты. Он был в заточении в волшебной башне, и злой колдун отрубил ему руки и ноги. Но вот пришел я... Ючэн поморщился, как от зубной боли. - Да, я уже понял. Я скажу Шан: "Ючэн видел в Шадизаре самого великого человека. Он украл все деньги Заморы. Он победил всех злых колдунов. Он освободил слона, и слон улетел на родную планету..." Конан пристально посмотрел на бесстрастное плоское лицо кхитайца: уж не вздумал ли маленький жрец из непроходимых джунглей смеяться над ним, киммерийским воином? Но ни тени улыбки не обнаружил на пухлых светлых губах. Ни один мускул не дрогнул на лице Ючэна под огненным взором пытливых синих глаз. - Я продолжаю, - сказал Ючэн, сделав короткую, но очень выразительную паузу. - Ты хлопал ушами, ловкий вор разрезал кошелек и украл твои деньги. Но нет связи с кражей. Кража простая, нужно забраться во дворец Зоэ, где ты уже был, и взять пояс. Она прячет его в ларце, насколько я выведал, в своем висячем саду. За это я плачу деньги. В какое-то мгновение Конан понял, что столкнулся с твердой, как скала, волей, которая была сильнее его собственной. Продать пояс в Шадизаре невозможно, это украшение известно всем и каждому. С другой стороны, кража действительно очень простая. - Я помог тебе, - добавил кхитаец неожиданно. - Там, во дворце, тебе никто не будет мешать. Просто возьмешь и все. - Как это "не будет мешать"? - Варвар удивился. - Мне и без твоей помощи никто не смеет мешать. А если кто-нибудь по несчастливой случайности встречает меня в коридоре, когда я крадусь к своей цели, то наутро беднягу находят плавающим в луже крови. - Не понадобится, - лаконично сказал кхитаец, но объяснять ничего не стал. - Хорошо. Когда передать тебе побрякушку? - Сегодня через три часа после восхода звезды Цы, - предложил кхитаец. Конан слыхом не слыхивал ни о какой звезде Цы и потому тут же нашел более простой способ. - Во дворце градоправителя отбивают ночные стражи, - сказал варвар, успевший хорошо изучить шадизарские порядки. - Между третьей и четвертой стражами я буду ждать тебя в тени деревьев напротив дворца. Там нас никто не увидит. - Хорошо, - кхитаец кивнул и двинулся прочь. Конан окликнул его: - Погоди, Ючэн. На всякий случай скажи мне, где тебя искать. - Нигде. - Но ведь ты где-то живешь здесь, в Шадизаре? Ответ был более чем странным. - Я нигде не живу, тем более в Шадизаре, - сказал кхитаец... и исчез. Дворец графини Зоэ поражал своей красотой. Он был построен из белого камня и украшен искуснейшей резьбой. На плоской крыше, обнесенной узорной балюстрадой, раскинулся знаменитый висячий сад. Здесь опытные садовники выращивали в кадушках чудесные тропические деревья. Небольшие пальмы с раскидистыми листьями и мохнатыми стволами, мясистые, зеленые с желтыми пятнами агавы, ощетинившиеся кактусы, изящные розалии всевозможных цветов и оттенков и множество других диковинных кустарников и деревьев. Все это требовало непомерных расходов, но когда речь заходила об удовольствиях блистательной Зоэ, с расходами не считались. Конан остановился посреди сада, равнодушный к его чарующей красоте. Он прокрался во дворец, хоронясь в тени, пересек просторный двор, еще раз внимательно осмотрелся и ловко, как кошка, вскарабкался по стене на крышу. Как и говорил Ючэн, никто во дворце не пытался препятствовать ему. Создавалось впечатление, будто владения Зоэ погружены в глубокий, непробудный сон. Фонтан журчал оглушительно в этой мертвенной тишине. Безмолвие ночи начало настораживать варвара. Не нравилось ему, когда дела шли так гладко. По собственному горькому опыту он знал, что там, где поначалу не встречается никаких препятствий, в конце концов их оказывается слишком много. Так много, что подчас приходится уносить ноги, спасаясь бегством и отказавшись от всякой добычи. Он сделал еще несколько бесшумных шагов. Никого. И вдруг заметил в тени фонтана человеческую фигуру. Казалось, стражник притаился, готовясь напасть на взломщика из засады, как только тот повернется спиной. Конан хищно усмехнулся, вытащил из-за пояса нож и скользнул к своему будущему противнику. Однако тот не пошевелился, как будто и не заметил варвара. Опасаясь какой-нибудь особо изощренной хитрости, Конан стал подкрадываться к человеку, выверяя каждое свое движение. Но тот никак не реагировал. Наконец, подойдя вплотную, Конан присел на корточки и потыкал в человека острием ножа. Тот не двигался. Нож как будто упирался в камень. Конан осмелел и коснулся рукой лба стражника. Лоб был холоден, как лед. - Статуя, - пробормотал киммериец. - Но до чего же похожа на настоящего человека! Это она специально такое сюда поставила, что ли, чтобы воров пугать? Так настоящего вора не запугаешь! Однако в этой "персоне" было нечто такое, от чего у Конана мороз по коже пошел. Что-то в глубине его дикой души подсказывало: перед ним _н_е с_т_а_т_у_я_. - Покойник? - вслух предположил Конан. - Да нет, какие глупости. Если это был мертвец, нож вошел бы в плоть. Статуя, конечно же, статуя. И тут "персона" повела глазами. Глаза были живые, и варвар увидел в них удивление и тоску. Как будто это Нечто не понимало, что с ним происходит, и страшно скучало, обнаружив себя в одиночестве и неподвижности здесь, в висячем саду возле фонтана. Конан глухо вскрикнул и отскочил. - Кто ты? - прошептал он, с трудом взяв себя в руки. - Если ты демон, то имей в виду: и на демона найдется холодная сталь! Но "персона" безмолвствовала. Вскоре Конан пришел к выводу, что перед ним нечто странное, но достаточно безобидное и не способное причинить ему, Конану, ощутимый вред. Самое большее, на что ее хватало, это страдальчески водить глазами. Ну, от этого еще никто не умирал, подумал киммериец и приступил к поискам ларца. Он обшарил несколько кадушек, безжалостно выворотив оттуда пальмы, а потом взгляд его упал на маленькую деревянную пагоду, очень похожую на ту, что недавно расписывал ему Ючэн. Видимо, ее поставили здесь для того, чтобы, не выходя из дома, Зоэ могла чувствовать себя в далеких джунглях Кхитая. Плоские, точно нанизанные одна на другую крыши были раскрашены золотой и алой краской. Должно быть, при солнечном свете они ослепительно блестят. Конан потянул за крышу и легко снял ее. Ларец. Он запустил туда руку и почти мгновенно нащупал что-то узкое и твердое. Вытащив предмет под яркий лунный свет, киммериец увидел чудесный блеск алмазов. Пояс из белого золота в виде двух тесно сплетающихся змей. Там, где головы рептилий сближались, сверкал большой алмаз, который змеи держали в зубах с двух сторон. На миг Конану вспомнилась диадема. Не ее ли имел в виду кхитаец, когда говорил о том, что почти все похищенные вещи уже возвращены богине? Но Конан тут же покачал головой. Диадема находится у Семирамис, а подружка киммерийца была не такой женщиной, которая выпустит из рук подобную драгоценность. Вряд ли хрупкому на вид Ючэну удалось бы отобрать у Семирамис ее добычу, если даже такому могучему гиганту, как Конан, это подчас бывает не под силу. Вероятно, сходство объясняется просто тем, что вещи сделаны в одной и той же стране. Может быть, даже одним и тем же мастером, вот и все. Конан тряхнул головой, отбрасывая с лица гриву черных густых волос. Не все ли ему равно! Сейчас нужно думать о том, как получить с Ючэна деньги за сделанную работу, а остальное его не касается. Сунув пояс в мешок и накрыв пагоду крышей, киммериец неспешной походкой двинулся к балюстраде, чтобы спуститься по стене в том месте, откуда начал свое восхождение. Аршак открыл глаза. Поначалу ему казалось, что вокруг царит непроглядный мрак, но постепенно тьма начала рассеиваться. Наконец он различил рядом с собой странно знакомое лицо с узкими глазами. Он хотел пошевелиться и тут же вспомнил: в саду, когда рассвирепевшая Зоэ мчалась к нему, заранее растопырив когти, кто-то подошел сзади, напустил ледяного холода, после чего он не смог больше двинуть ни рукой, ни ногой, точно провалился в мертвенное оцепенение. Как будто угадав его мысли, незнакомец прошелестел: - Ты свободен от чар и можешь шевелиться. Попробуй. Аршак ощутил приступ страха. Он опасался, что навсегда останется неподвижным, как бревно, и боялся теперь даже попробовать согнуть палец. И снова узкоглазый прочитал его мысли. - Не бойся, - сказал он мягко, - говорю тебе, я снял чары. Ты проверь свою свободу, ты попробуй. Страх - это нормально, у всех после этого страх. Он проходит. Аршак внезапно ощутил доверие к этому непонятному человеку, который, вне всякого сомнения, зачем-то заколдовал его, а теперь по столь же далекой от понимания причине снял свои чары. Бывший гвардеец согнул в коленях ноги и по-детски обрадовался тому, что мышцы подчинились, Повозившись немного, он сел и протер глаза. Была ночь. Над головами у них шелестели деревья, и по этому звуку и пряному запаху листвы Аршак определив, где они находятся: в небольшом саду напротив дворца градоправителя. Не слишком удачное место, подумал Аршак, однако говорить ничего не стал. Маленький кхитаец внимательно наблюдал за ним. Потом спросил, дружелюбно улыбаясь: - Ты Аршак, ты говорил это имя Конану. - Правда, - Аршак удивлялся все больше и больше. - Разве ты был в той харчевне у Абулетеса, когда Бахтияр пытался арестовать похитителя диадемы? - О да, да, - отозвался кхитаец, кивая. - Я был. - Кто ты такой? - Аршак чувствовал, что теперь окончательно сбит с толку. Кхитаец ответил с таким видом, будто одно только его имя должно все объяснить. - Я Ючэн, - сказал он, - я жрец богини Шан. - Я не знаю такой богини. - Это богиня моего народа. Далеко, в джунглях. - Пресветлый Митра! Что же ты делаешь, в таком случае, в этом проклятом богами городе? Я думал, кроме воров, торговцев и взбесившихся от скуки, обжорства и разврата вельмож, тут никого не водится. - Я пришел сюда за украденным у моей богини, - пояснил Ючэн. - Хорошо, но при чем тут я? - Аршак слушал, широко раскрыв глаза. Он почти ничего не понимал из того, что говорил ему кхитаец. - Мне нужен слуга, - без обиняков заявил Ючэн. - Ты лучше пойдешь со мной. Если ты поможешь Шан, мой народ даст тебе много-много хорошего. Деньги, красивые шелка. Будешь хорошо жить. - Я не понимаю, - признался Аршак. - Почему, в таком случае, ты выбрал меня? - У меня нет времени долго-долго выбирать. Ты честный и годишься в слуги. Конан тоже честный, но в слуги не годится. Другие нечестные. Я понятно говорю? - Вполне. И что, в таком случае, я должен буду делать? - Охранять меня. Не надо воевать. Если кто-нибудь приблизится злой, а я сплю - ты будишь меня. Кричишь: "Ючэн, вставай!" Этого довольно. И еще надо нести статую. Ючэн жестом указал на темный продолговатый предмет, скрытый под покрывалом. Видимо, это и была статуя. - Я скульптор, - сказал Ючэн. - Я сделаю новое тело для богини Шан. Она будет смеяться, и у нас выпадет разноцветная роса. Будет красиво. Она обрадуется. Люди тоже обрадуются. Аршак боязливо покосился на статую, лежавшую на земле. Она подозрительно напоминала обыкновенный труп. Наконец он решился. - Можно посмотреть? - Конечно, конечно. - Казалось, Ючэна даже позабавила эта просьба. Он с готовностью снял покрывало, и в лунном свете перед Аршаком предстала фигура женщины, изваянная в полный рост. У нее были длинные волосы, уложенные кольцами надо лбом, большие миндалевидные глаза, изящных очертаний нос и крупный рот. Сложение женщины было достойна бойни: пышная грудь и непомерно узкая талия. Чуть-чуть широковатыми казались бедра, но это искупала идеальная форма длинных ног. Статуя была покрыта тонким слоем позолоты, таким нежным, точно золотой порошок стряхивали с крыльев бабочки. - Хорошо - прошептал Аршак. Он наклонился поближе, всматриваясь в ее лицо. - Только... Я как будто видел ее раньше. - Да, да, конечно, ты видел. Все видели. Аршак вскинул глаза на скульптора. - Ты лепил ее с этой чертовки Зоэ! - воскликнул он в удивлении. - Неужели она согласилась позировать тебе? Не мог же ты ухватить ее черты после одной только встречи? Да и то ты наверняка мог видеть ее только в паланкине, лежа в грязи на обочине дороги, пока она проезжает ко дворцу градоправителя... Кхитаец тихонько засмеялся. - Я не лепил, - сказал он. - Это сама Зоэ. Наступило молчание. Потом Аршак переспросил: - Что значит "сама"? Так это не статуя? - Это тело для богини. Ты помнишь, как я сделал тебя неподвижным? Бывшего солдата передернуло при одном только воспоминании. - Пожалуйста, если ты не хочешь, чтобы я сбежал, не говори мне об этом. А то я буду тебя бояться. - Нет, меня неправильно бояться. Я не злодей. Я не убиваю. Я скульптор. Я могу делать людей неподвижными. На время. Навсегда. Меня учили. - Зачем же ты взял именно ее, Зоэ? Она такая скверная баба... - Она больше не скверная баба. Зоэ была злая. Такая злая. Она не знала, что такое истина. Шан войдет в ее тело, озарит ее своим духом. Зоэ будет другая. Она увидит, что такое истина. Это правильно. Убить, наказать - было бы неправильно. Аршак помолчал, осваиваясь с этой новой, непривычной для него философией. - Возможно, ты и прав, - сказал он наконец и покосился на Зоэ. - И ты хочешь, чтобы я нес ее на себе? - Да. Она тяжелая. Ты сильный. Я тоже сильный, но по-другому. Я не умею носить тяжелые статуи. Меня не учили. - Он поднял с земли плащ, снял кожаные ремни, петлями свисавшие с его широкого пояса с кистями, и принялся упаковывать превращенную в изваяние Зоэ. Бережно завернул ее в плащ стянул ремни, сделал петли, чтобы можно было нести ее за плечами, как вязанку хвороста. - Вот так не повредим, - сказал Ючэн удовлетворенно. - Попробуй, удобно ли тебе будет ее нести. Аршак повиновался. Он плохо соображал, что происходит, - слишком много событий за такое короткое время. К тому же у него кружилась голова и он очень хотел есть. - Мы чего-то ждем? - спросил он у своего нового хозяина. Тот покивал. - Да, мы ждем того человека, Конана. Он должен мне принести одну вещь, за которой меня и отправили в Шадизар. Мы возьмем эту вещь, мы отнесем ее в джунгли. Издалека донесся приглушенный удар гонга. Кхитаец поднял палец. - Третья стража, - сказал он. - Я правильно понимаю эти звуки? - Да, - кивнул Аршак. - Еще две стражи, и наступит утро. Ты хочешь выйти из города на рассвете? - Лучше ночью. - Ночью ворота закрыты. Мы сможем уйти только после того, как стражники поднимут решетки. - Они поднимут решетки, потому что я их попрошу, - уверенно сказал Ючэн. - А теперь я хочу, чтобы ты ел. Ты голоден. Аршак улыбнулся. - Мне начинает нравиться эта служба, - сказал он. - Мой прежний начальник, покойный Бахтияр, никогда не обращал внимания на такие мелочи, как голод или жажда подчиненных. - Как это говорят у вас, на Западе? - задумчиво проговорил Ючэн, роясь в своей шелковой торбочке, затянутой витым шнуром с кисточками. - О мертвых или хорошие слова, или никаких слов. - А разве у вас, на Востоке, такого не говорят? Ответ Ючэна заставил Аршака надолго замолчать. - У нас, на Востоке, нет мертвых. Есть только реинкарнации. - Последнее слово он выговорил с особым старанием, стараясь произнести его правильно, без акцента, чтобы собеседник понял. - О вновь рожденных и возрожденных можно говорить все что вздумается, лишь бы справедливо. Кхитаец вынул несколько пресных лепешек и крохотный сосудик, в котором что-то булькало. - Это мало, но очень много сил дает. Сначала поесть потом выпить. Потом спать. Я разбужу, когда будет пора. Аршак повиновался. Он чувствовал, что подчиняться этому человеку будет легко и приятно. Ючэн знал, что говорил. Все, что делал маленький кхитаец, было исполнено глубинного смысла, что было не всегда понятно с первого взгляда. Но в том, что такой смысл был, бывший гвардеец больше не сомневался. Он действительно утолил голод одной маленькой лепешкой, после чего проглотил горькую маслянистую жидкость, заключенную в сосудике, разом напился и согрелся, и сам не заметил, как заснул крепким, здоровым сном. Донесся еще один приглушенный удар гонга, и почти одновременно с тем, словно вырастая из-под земли, перед Ючэном возникла рослая темная фигура. Низкий голос прошептал, выговаривая слова со знакомым жестким акцентом: - Ючэн, это ты? - Конечно, - хихикнул кхитаец. Было заметно, что у него отличное настроение, хотя различить что-либо в узких глазах, почти полностью скрытых под тяжелыми веками, было почти невозможно. - Ты Конан, ты принес? - Да. - Варвар покачал в руке мешочек, в котором явно лежало что-то увесистое. - Но сначала я хочу видеть мою плату. У тебя есть деньги, чтобы выкупить у меня пояс из белого золота? - Есть, есть. - Кхитаец суетливо зарылся в свою торбочку. - Ты Конан, ты не сомневайся. - И в заморанских монетах, не забудь, - уточнил Конан. - Я не хочу связываться с твоими серебряными квадратиками, которые то ли деньги, то ли просто мусор с рудника. - Конечно, конечно. - Ючэн извлек наконец мешочек, тоже довольно тяжелый. - Зачем обманывать? Ты делаешь для меня что-то хорошее, я должен заплатить. Конан бросил кхитайцу мешочек и, ворча, как голодный пес, схватил свою плату. Дернув завязки, он сунул нос в кожаный кошель, пощупал монеты, попробовал их на зуб. - Вроде золото, - пробормотал он. - Если ты обманул меня, Ючэн, то берегись. Я найду тебя даже в джунглях. Человек ты или демон, из плоти и крови или из слоновой кости и дерева, я раскромсаю тебя на куски, ибо нет ничего крепче холодной стали! - Но я не демон, - сказал кхитаец. - Я Ючэн, я жрец богини Шан. Больше ничего. Конан хлопнул его по плечу с такой силой, что маленький жрец даже присел. - Ладно, это я так, к слову. Прощай, Ючэн. Надеюсь, твоя богиня будет довольна и по достоинству вознаградит тебя. - Да, - вполне серьезно ответил Ючэн. - Шан будет смеяться, Шан захлопает в ладоши. Прощай, Конан. Конан еще раз сжал худенькое плечо кхитайца, повернулся и широким шагом двинулся прочь. На ходу он размахивал руками, и Ючэн знал, что сейчас его рот растягивается в довольную улыбку. Кхитаец наклонился над своим спящим слугой. - Аршак, вставай. Пора уходить. Самое время, пока Конан не встретился со своей женщиной. Нехорошо будет, когда Конан встретит свою женщину. Ничего не поняв в этой, как показалось Аршаку, бессмысленной тираде, заморанец тем не менее встал и с помощью Ючэна взвалил на плечи свою ношу. Он с удивлением обнаружил, что нескольких минут сна ему вполне хватило для отдыха и покосился на кхитайца с суеверным страхом. Колдун ему в хозяева достался, что ли? И, как обычно, Ючэн прочитал несложные мысли своего слуги. - Я не колдун, - сказал он. - Я жрец. Я ваятель. Больше ничего. - В конце концов, ты совсем неплохой хозяин, - пробормотал Аршак. - А до остального мне и дела нет. Вдвоем они направились к городским воротам. Чем ближе они подходили к закрытой на мочь тяжелой черной решетке, тем более молчаливым и задумчивым становился Ючэн. Наконец они остановились. Городские стены уносились вверх зубцами и башнями. В ночной темноте они нависали над путниками, как глыбы древнего камня. В маленьком караульном помещении, где размещалась стража, горел слабый огонек. В узком окне то и дело мелькал чей-то горбоносый профиль. - В карты режутся, - сказал Аршак. - А может, в кости. Ночная стража ужасно скучное дело. Сам, бывало, просиживал до утра. Иной раз последние штаны спустишь, лишь бы от скуки избавиться. - Сейчас им будет интересно, - пообещал Ючэн. Он подошел поближе к окошку и стал смотреть долгим, неподвижным взглядом. Ничего не происходило. Ючэн не превращался в ужасное чудовище, не вызывал монстров из ночного мрака - вообще не делал ничего. Он только смотрел. Постепенно шум, доносящийся из караульного помещения, смолкал. Аршак ощутил, как до него медленно доползают волны почти непреодолимого ужаса, и задрожал. Ючэн уловил это и мгновенным движением выбросил назад руку, словно желая его успокоить. - Не бойся, - бросил он через плечо и снова сосредоточился на окне. Прошло еще несколько секунд и вдруг дверь распахнулась с такой силой, как будто ее вышиб ударом ноги разъяренный демон. Испуская пронзительные вопли, стражники бросились бежать кто куда. Один из них кричал, не переставая: - Змеи! Змеи! Другой голосил: - Крокодилы! Проводив их глазами, Ючэн тихонько рассмеялся. - Какие змеи? - сказал он лукаво. - Какие крокодилы? Откуда они знают, какие крокодилы? В Заморе этих тварей нет. - Должно быть, рассказов наслушались, - ответил Аршак, у которого зуб на зуб от страха не попадал. - В гвардии есть ребята, которые побывали даже в Стигии, те каких только ужасов не рассказывают. Ючэн внимательно посмотрел на него и тихонько коснулся его лба. Аршак ощутил, как страх уходит почти физически, как будто тонкие желтые пальцы Ючэна всосали в себя все дурные чувства и видения и выбросили их вон, точно стряхнули воду. Ючэн действительно взмахнул рукой, и с кончиков пальцев полетели разноцветные искры. Мгновение они плясали в черном воздухе, складываясь в жуткие картины, а потом рассеялись. Вместе с ними рассеялись и страхи. - А тебе что привиделось? - спросил Ючэн. Аршак густо покраснел. - Сперва мой начальник, Бахтияр. Будто гонится за мной с плеткой. А потом эта дурища Зоэ, с клыками и когтями, как тигрица. - Неужели ты мог испугаться таких ничтожных людей? - с любопытством поинтересовался Ючэн. Аршак покачал головой. - Нет. Но от них... как бы сказать правильнее? От них разило могилой. Они как будто пришли издалека. Из царства смерти. - Глупости, - заявил Ючэн. - Вас, на Западе, так легко испугать. Вы боитесь того, чего не надо. Змей бояться не надо, они не нападают. Мертвых бояться не надо. Я научу тебя. Мертвых не бывает. А тело, откуда ушла душа, не бегает. Оно лежит и молчит, и земля поглощает его. С этими словами маленький кхитаец прошествовал в караульное помещение и взялся за тяжелый ворот, которым обычно поднимают решетку. Для этого, как правило, требовалось человек пять дюжих молодцев. Аршак хотел было сказать Ючэну об этом, но прикусил язык: решетка - заскрипела и медленно поползла вверх. Ючэн крутил ворот двумя руками с довольно-таки большим усилием, но он делал это _о_д_и_н_! - Проходи, - сказал он Аршаку с таким видом, будто не случилось ничего особенного. Аршак повиновался. Он решительно отказывался понимать кхитайца. Откуда в хилом теле такая чудовищная сила? И в то же время, почему он не может нести на себе тяжесть? Ведь Зоэ, в конце концов, не такая уж тяжелая. А превращенная в статую, она еще удобнее для транспортировки: не гнется, не брыкается. Когда он спросил об этом Ючэна, ответ кхитайца ясности не внес. - Я по-другому сильный, - сказал он и надолго погрузился в безмолвие. Вскоре два путника уже шагали по старой дороге, ведущей на восток. Через несколько часов пути эта дорога выводит на большую караванную тропу, и Ючэн рассчитывал присоединиться к какому-нибудь большому каравану, который движется в сторону моря Вилайет и дальше, за Гирканские степи, к далекому, загадочному Кхитаю. Ликуя, Конан ворвался в дом на окраине Шадизара, где обитала его возлюбленная Семирамис, и, еще не успев закрыть за собой двери, закричал, обращаясь в душную темноту спальни: - Семирамис! Семирамис! Это я, Конан! Смотри, сколько денег я украл сегодня вечером! Ответа не последовало. Это слегка удивило Конана. Он был уверен, что женщина никуда из дома не уходила. Они собирались провести вдвоем упоительный вечер и не менее упоительную ночь. - Семирамис? - повторил он потише и, предчувствуя подвох или засаду, на всякий случай обнажил меч. В доме было темно. Конан осторожно прошел несколько шагов, держась наготове. Всякую секунду он ждал нападения из сумрака. Остановился, пошарил вокруг руками, ощупал занавески, скрывающие вход в спальню Семирамис. Никого. Он отвел занавески в сторону и нашел в углу масляную лампу. Раздался тихий шорох, потом глухой стук и горловой стон. Конан замер, прижавшись спиной к стене. Что-то зашелестело по полу, как будто к киммерийцу подбиралась огромная змея. Одним прыжком Конан вскочил на табурет, держа в одной руке меч, в другой лампу. Шелест стих, и Конан счел, что получил передышку в неожиданной ночной схватке для того, чтобы можно было зажечь свет. Через несколько секунд слабый огонек уже затеплился в лампе. Подняв ее повыше над головой, Конан осмотрелся в комнате. Никакой змеи не было и в помине. Вместо чудовища, затаившегося во мраке, киммериец увидел, что на полу, возле табуретки, лежит его возлюбленная Семирамис, связанная по рукам и ногам, с кляпом во рту. Видимо, пытаясь освободиться, она упала с постели, куда уложил ее неведомый злоумышленник, а потом покатилась навстречу Конану. - Кром! - Киммериец поспешно спрыгнул с табурета, умудрившись при этом не выронить и не опрокинуть лампу. Глиняную плошку с плавающим в ней фитилем он осторожно поставил на табурет, после чего склонился над женщиной и начал пилить мечом веревки, стягивающие ее руки, стараясь не отрезать Семирамис заодно и пальцы. Это занятие требовало от киммерийца особой осторожности, поскольку в его задачу не входило увечить женщину. Когда она в нетерпении задергалась, он машинально стукнул ее по лбу рукоятью меча. Она снова затихла, и, поскольку больше не мешала варвару работать, он спокойно продолжил свое дело. Наконец Семирамис была освобождена. Конан взял ее на руки, ласково погладил по лицу и поцеловал. Она тут же распахнула яростные черные глаза. - Негодяй! - вскричала она, как будто плюнула. Конан от неожиданности выронил ее на пол. Падая, Семирамис гулко стукнулась головой. Конан уселся на табурет и стал ждать. Наконец с оханьем и стенаниями Семирамис поднялась на ноги и обтерла распухшие от кляпа губы. - Так почему я негодяй? - спросил киммериец. - Мерзавец! Мерзавец и осел, - ответствовала женщина. - С кем это ты водил дружбу последние дни? - А с кем? - простодушно удивился варвар. - По-моему, я ни с кем дружбы не вожу. Да и не нужен мне никто, Семирамис. Я и сам неплохо справляюсь. - А этот проклятый кхитаец, этот Ючэн или как там его? Обезьяна эта желтомордая! - Ючэн попросил меня об одной услуге и неплохо за нее заплатил, если уж на то пошло. Думаю, завтра утром он покинет Шадизар. Так что слухи о нашей с ним дружбе несколько преувеличены, Семирамис. Да что с тобой? Он заметил, что женщину буквально трясет от злобы. - Что со мной? - вскричала она. - А то! То, что ты подарил мне эту проклятую диадему, а потом, как только почуял, что можешь получить от желтолицего хорошие денежки, навел его на мой след! - Глупости! - Конан наконец рассердился. - То, что я подарил, то твое. - Как бы не так! Диадема-то тю-тю! В своей ярости Семирамис не знала удержу. Она сжала кулаки и несколько раз взмахнула ими перед носом Конана. Варвар недоуменно поднял брови. И вдруг до него дошло. - Ты хочешь сказать, что диадемы больше нет? Ее украли? - Вот именно! Святые небеса, наконец-то он понял! Украли, сперли, слямзили, свистнули, похитили, если хочешь. Какое из этих слов тебе знакомо, варвар? - Все, - угрюмо сказал Конан. - Расскажи, как все было, Семирамис. Тебя связал похититель? - Да, да! А ты что думал - насильник? - Вот уж чего я не думал, - фыркнул Конан. - Если мужчина вламывается к тебе с такой целью, ему вовсе не требуется тебя связывать. - Вот именно. Словом, слушай. Поздний вечер. Я сижу одна дома и жду тебя, мой возлюбленный. Я расчесываю волосы, думая возложить на них диадему, чтобы ты мог любоваться мною. Диадема лежит рядом на столе, алмазы бросают яркие отблески... - Я понял, - заметил Конан. - Дальше-то что было? - Дальше... - Семирамис сделала страшные глаза. - Дверь тихо скрипнула. Сперва мне подумалось: ветер. Но вот острые иголочки страха пронизали мое естество... То есть, я хочу сказать, что ужасно перепугалась. И вдруг из темноты соткалось кошмарное чудовище! Оно скалило клыки, испускало страшное зловоние, оно тянулось ко мне своим раздвоенным языком, норовя поглотить! Я видела его синеватое небо... О, Конан, это было чудовищно, чудовищно! Я закричала. Оно бросилось ко мне, и меня окатило холодом. Потом я потеряла сознание. Во время этого душераздирающего рассказа Конан мрачно созерцал свои сандалии, время от времени шевеля пальцами ног. - Ну вот, - захлебываясь, продолжала Семирамис. - А когда я очнулась, я увидела, что диадема пропала! Я лежу, связанная, на своей постели. Хвала пресветлому Митре, этому злодею не пришло в голову меня изувечить. Я хотела закричать, позвать на помощь, но рот у меня был заткнут. И тут вернулся страх... Я увидела в воздухе плавающие разноцветные точки, и они сперва сложились в того монстра, а потом рассыпались и снова сблизились, но на этот раз на меня смотрело лицо кхитайца! И оно усмехалось, как будто хотело сказать: "Ничего страшного, Семирамис. Я забрал то, что принадлежит мне". - Семирамис замолчала, задумалась. - Ты знаешь, Конан, - добавила она, - может быть, я даже _с_л_ы_ш_а_л_а_ эти слова на самом деле. - Словом, диадемы нет, и ты обвиняешь в этом кхитайца, - подытожил Конан. - Может быть, ты и права. - Почему ты так думаешь? - Семирамис вцепилась в его руку. - Потому что я только что украл по его поручению одну вещь, которая выглядела так, словно создавалась под пару диадеме. Ючэн утверждал, что она принадлежала богине Шан, и, что он пришел из своих диких джунглей специально ради этих безделушек. Он, видите ли, должен вернуть их в храм. Я думаю, пока я лазил во дворец Зоэ и искал там пояс белого золота, Ючэн не терял времени даром и ограбил тебя. - Может быть... Но зачем он поручил именно тебе забрать этот пояс? Он же мог найти любого другого вора... Конан сверкнул на нее глазами. - "Любой другой" мог бы и не справиться, дорогая, - сказал он заносчиво. - Все-таки здесь нужна определенная ловкость и сноровка. Я забирался по отвесной стене на крышу висячего сада... и вообще. Семирамис покачала головой. Она уже почти оправилась от перенесенного кошмара и заговорила рассудительно и трезво: - Мне кажется, причина в ином, Конан. Ючэну нужно было, чтобы ты находился не у меня дома, а где-нибудь в другом месте. Причем в таком месте, куда ты непременно пойдешь. А если ты и можешь на что-нибудь променять любовное свидание, так это на хорошую кражу. - Верно, - пробормотал Конан, уязвленный. - Значит, этот маленький поганец рассчитал все безошибочно. Пока я обворовывал Зоэ, сам он потрудился здесь, обворовывая меня. - Обворовывая _м_е_н_я_, - поправила Семирамис. - Неважно, - отмахнулся Конан, не замечая, что на лице Семирамис проступило странное выражение, словно она хотела возразить: "Очень даже важно". - В конце концов, он заплатил мне за пояс. Довольно много золота. Тем более, что сегодня утром на базаре... Он хотел было сказать, что его обокрали, но вовремя остановился и прикусил язык. Незачем этой насмешливой женщине знать еще и об этой его неудаче. Но Семирамис пристально слыша за ним. - Так что было сегодня утром на базаре? - Я пропил почти все деньги. - И одарил каким-нибудь баснословным подарком какую-нибудь дешевую девку? - ревниво спросила Семирамис. - Да нет же, - отрекся Конан. - Просто так вышло. Клянусь, я люблю только тебя, Семирамис. Я подарю тебе другую диадему. Если хочешь, подождем, пока градоправитель одарит свою любовницу, и я снова обкраду эту потаскуху Зоэ. - Хочу! - просветлела Семирамис и умчалась на кухню, чтобы приготовить своему возлюбленному ужин. Голова у нее болеть перестала, Конан опять был при деньгах - почему бы не полюбить молодого киммерийца? Семирамис всегда ощущала к этому юноше вполне искреннее расположение, перерастающее в пылкую страсть всякий раз, как он обзаводился толстым кошельком. И вдруг дикий рев ее возлюбленного заставил Семирамис выронить столовый нож и в спешке примчаться в комнату. - Кром! - воззвал варвар к своему дикому божеству, после чего, без паузы, начал изрыгать ругательства на всех известных ему языках. Поскольку ругательства были обычно первыми словами, которые киммериец усваивал, оказавшись в новой для себя стране, то знал он их изрядное количество. Золотые монеты были рассыпаны по полу у ног Конана, как будто они обожгли ему пальцы и он выронил их. - В чем дело, дорогой? - осведомилась Семирамис, уяснив, что ни змеи, ни крокодилы не заползли ненароком в ее уютный домик, и, что возлюбленный цел и невредим, а если и повредился слегка рассудком, то хуже от этого не стал. Женщина наклонилась и подняла золотой. - Что-то не так с этими деньгами? Умело она прикусила золотой, потом принялась рассматривать его и так и этак. - По-моему, это хорошие старинные монеты, - сказала она наконец. - Я видела такие как-то раз. Да ты мне и показывал. Помнишь, когда обворовал меняльную лавочку? Эти деньги намного дороже новых, потому что в них меньше медных примесей. Конан дико посмотрел на нее. - Это и есть те самые монеты, - сказал он. Семирамис не поняла. - Что? - Это _т_е _с_а_м_ы_е_ деньги, которые я спер из меняльной лавочки! - заорал Конан. - Я убью этого проклятого кхитайца! Он обворовал меня! Это он вспорол мой кошелек там, на базаре! А сам еще сочувствовал, желтая морда, кивал, языком цокал! Пирожком угостил! Зенки свои косые щурил с хитрецой, а я-то и не понял! Слушая этот бессвязный монолог, Семирамис раскрыла рот от изумления. - Ты хочешь сказать... что утром на базаре тебя о_б_в_о_р_о_в_а_л_и_? Конан побагровел. - Ну да, - нехотя сознался он. - Какая-то чертовски ловкая бестия разрезала мой кошелек, и вытащила оттуда все деньги, пока я... - Он криво улыбнулся, вспомнив