аменных стен каземата, как жестяная кружка. Мэтр д'арм повернулся к нему и указал на табурет. - Садись, мальшик. Хальдор осторожно сел. Мэтр д'арм нагнулся, вытащил из-под кровати обитый потрепанной кожей деревянный сундучок и извлек из него круглый медный поднос с высокими краями, который он поставил на стол. Деликатно звякнув, на поднос опустились серебряные коробки. В одной горкой лежал колотый сахар, в другой - смесь из черной и красной трав, которая пахла горько и таинственно. Затем мэтр д'арм вынул два маленьких стаканчика из очень толстого белого стекла и плоский чайник с носиком, напоминающим змею с разинутой пастью. На мгновение он замер с чайником в руке. - Да, - торжественно произнес он. - Ты праф, я много воевать. И много повидать. И эти вещь я тоше прифести с зафоефаний. Как трофей. Да, с Восточный Берег, как трофей. С этими словами он направился в самый темный угол каземата, где вскоре запыхтела небольшая жаровня, похожая на металлическое блюдо, снабженное невысокими кривыми ножками. Чайник стоял на углях, которые моргали в полумраке красным светом. В каземате пахло дымом, и Хальдору вдруг показалось, что они со старичком не в замке, а в походной палатке, в далекой стране, где их ждут опасности, победы и поражения. Старичок, видимо, думал о том же, потому что сказал задумчиво: - Люблю я запах тым. Это есть запах поход, запах чушая страна. Запах моя молотость. Вода закипела. Старичок насыпал в чайник полный стакан травяной смеси и снова поставил его на угли, а через минуту, подняв крышку, бросил туда устрашающее количество сахара. С кипящим чайником он подошел к столу и, высоко подняв руку, ловко налил крутую золотисто-коричневую жидкость в стаканы, безошибочно попадая в них с довольно большой высоты. Хальдор наблюдал за ним, приоткрыв рот. Мэтр д'арм, чрезвычайно довольный собой, пояснил, что это большое искусство, после чего вылил содержимое стаканов обратно в чайник. Он колдовал над напитком с упоением, повторив эту процедуру трижды. - Фсе, - сказал он, наконец, отдуваясь, и сел на кровать. - Мошно пить. Хальдор с опаской покосился на странный напиток - крепкий, с сильным травяным запахом. Мэтр д'арм одобрительно кивнул, и тогда он выпил отвар залпом, зажмурившись, словно это было лекарство. Он не знал, чего ожидать от незнакомого напитка и сидел на табуретке молча, опустив голову и слушая, как стучит сердце. Ему казалось, что он спит после тяжелой попойки и видит запутанный сон. Но старичок, смотревший на него с веселым вниманием, не был сном. Видениями, скорее, были те - полные дурацкой радости, распираемые бурлящими жизненными соками ребята в кожаных куртках, которые с гоготом носились по двору. Мэтр д'арм нарушил молчание. - Где тебя нашел наш барон-младший, Хальдор? Хальдор вскинул глаза и снова опустил их. - В лесу, господин, - нехотя ответил он. - Я наблютать за тобой - признался старичок. - Ты есть, как и я, не... - Он пощелкал пальцами, подбирая слово. - Не этих мест. - Ну вам-то что до этого! - взорвался Хальдор и снова замолчал, нахмурившись. Мэтр д'арм усмехнулся. - Ты злой, как охотничья собака с Восточный Берег, - сказал он. - Там собаки уметь хорошо только один дело - кусать людей. - Он поднял палец. - Не софетую. Я не есть барон, который есть само благоротство. Я есть... - Он немного подумал. - Я есть наемник. Он неторопливо глотнул из толстостенного стаканчика, на миг прикрыв глаза. Казалось, он прислушивался к чему-то в себе. Потом он снова перевел взгляд на Хальдора. Тот слегка покраснел. Но старичок уже успел забыть вспышку своего собеседника. Он задумчиво произнес: - Я алан... Мое племя не знать святилищ, не знать храм, не знать дом. Мы знать только свое орушие. Если алан хочет говорить с бошество, он втыкать свой меч в земля. У алан бошество шивет в любой клинок. Кашдый меч иметь свой шеланий, он любить и ненавидеть... В полумраке каземата, оглушенный странным восточным напитком, от которого вдруг загудело все тело и вспыхнула кровь, Хальдор слушал ломкий голос старичка, повествующий о сражениях и странствиях, и мир странно и прекрасно преображался. Посреди мира непреложно, как светлая радужная сталь меча, легла белая пыльная дорога, уходящая к горизонту. На нее нанизалось все остальное - города и деревни, колодцы и пастбища, поля и замки. Для этого чудаковатого старого рубаки весь мир был только обочиной. Он поклонялся дороге. Не вытоптанной ногами тропинке и не проложенной руками улице, а тому темному властному голосу, которому невозможно противостоять. Дорога проникает в плоть и кровь. Это как отрава, это как неизлечимая болезнь, которая рано или поздно начинает бунтовать, заставляя человека посреди достатка и покоя метаться в тоске по скрипу колес в пыли и ночлегу на голой земле и в конце концов срывая его с насиженного места. И Хальдору стало нестерпимо жаль, что та жизнь, которая смотрела на него сейчас из пронзительных глаз старичка, уже прошла. А старичок простер, не глядя, руку к стене, где тускло поблескивала рукоять его меча, вложенного в ножны, и торжественно, словно провозглашая символ веры, сказал: - Орушие в рука мужчина есть свобода. Есть меч - есть сила - есть свобода. Нет меч - нет свобода. Нет меч - знашит, раб. Раб нельзя презирайт, если он есть трус. Не мошет быть смелый шеловек, если у него нет меч. Ты понять, Хальдор из Светлого Города? Хальдор тихонько вздохнул и поднял глаза. - Я понять, - сказал он. 11 Если бы в замке Веселой Стражи был свой придворный менестрель (или как там это называется), он непременно воспел бы эту мальву, растущую возле стены во дворе. Он описал бы стихами стену, сложенную необработанным камнем - простодушные строители замка заботились больше о его неприступности и не утруждали себя излишними художествами. На этом суровом фоне винно-красные и бело-розовые лепестки, покрытые налетом тончайшего пушка, казались особенно нежными. Будь эта мальва делом человеческих рук, она вызывала бы раздражение у истинного ценителя искусств, показавшись ему излишне приторной. Но мальва была живая и рассматривалась исключительно как сорняк, которому вздумалось зацвести. Потому что среди обитателей баронского замка поэтов не было. Вместо восхищенного созерцателя возле мальвы примостился Хальдор. Трудно было отыскать более удаленную от поэзии личность. Он сидел на земле, привалившись спиной к булыжникам стены и положив на колени меч, который выбрал для него мэтр д'арм. Светлые волосы Хальдора, перевязанные на лбу скрученной в жгут цветной косынкой, слиплись от пота. Мэтр д'арм, всерьез решив превратить Хальдора в образцового воина, ухитрялся за день выжимать из него все силы, сам оставаясь при этом вполне бодрым и свежим. Он никогда не хвалил Хальдора, а ругал часто и притом всегда на своем родном языке. Казалось, ему доставляло исключительное удовольствие выбить у своего ученика меч, заставить его попрыгать по двору безоружным и под конец сбить с ног, чтобы еще раз посмотреть, как Хальдор поднимается с мрачноватым огоньком в глазах. Веселые Стражники поглядывали на эти побоища с интересом, но вслух комментировать не решались: со старым наемником шутки были плохи. Да и Хальдора они, по правде говоря, старались обходить стороной. Цвела мальва и был ранний вечер. Верхний этаж и крыша донжона окрасилась в золотисто-розовый цвет. Небо выгорало. Голоса звучали приглушенно, растворяясь в необъятной вечерней тишине. В этом простом мире Хальдор чувствовал себя чем-то вроде занозы в пальце. Никто не расспрашивал его о прошлом, никто не интересовался, откуда он пришел, почему он бродит по замку злой и нелюдимый. Он жил как во сне. К концу дня сил у него оставалось ровно столько, сколько требовалось для того, чтобы добраться до набитого жесткой соломой тюфяка, брошенного прямо на полу в комнате, где квартировал его учитель. Если бы Хальдору было не наплевать, он мог бы устроиться гораздо лучше. Замок Веселой Стражи славился на Северном Берегу своим гостеприимством и гости чувствовали себя здесь уютно, словно дома. Но Хальдору было наплевать. Он сидел, опустив голову и скрестив руки на отдыхающем клинке. Всю свою жизнь он был рабом, и даже меч, в котором, как уверял мэтр д'арм, заключена магическая сила, не мог в один миг сделать его свободным. Кто-то остановился рядом с Хальдором, дружелюбно посопел и, наконец, сообщил, что погода просто блеск и это, похоже, надолго. Хальдор нехотя поднял голову. Он увидел одного из Веселых Стражников - веснушчатого, с прямыми, соломенного цвета волосами, одетого, как большинство здешних жителей, в штаны из плотной зеленой ткани, подвернутые у щиколоток по случаю летнего тепла, и клетчатую рубашку. Хальдор отмолчался. У него не было ни малейшего желания с кем-либо разговаривать. Но Веселый Стражник не уходил. Он поделился соображениями относительно предстоящего праздника середины лета, рассказал страшный случай из своей жизни и под конец спросил у Хальдора, что он по этому поводу думает. А это уже лишнее, сердито решил Хальдор. Пока Стражник болтал о том, о сем, он, Хальдор, мог не принимать непосредственного участия в разговоре, но переходить границы не стоит. Хальдор пристально посмотрел в большеротое, улыбающееся лицо, усеянное веснушками. - А пошел ты, - сказал Хальдор сквозь зубы и снова опустил голову, не интересуясь больше своим собеседником. Досада улеглась не сразу. Он еще долго сидел, не шевелясь, прежде чем раздражение, встряхнувшее его, как хороший удар по ребрам, наконец прошло. Тогда он медленно поднялся на ноги и побрел, держа меч в опущенной руке, к кованой двери в замковой стене. Он лениво потянул на себя дверное кольцо. Дверь раскрылась. Мэтр д'арм, сидевший на корточках перед своей коллекцией старинных кинжалов с Восточного Берега, повернулся к Хальдору и кивнул. Кинжалы были разложены на ковре, изрядно побитом молью. Не отвечая на приветствие, Хальдор осторожно положил меч на пол возле своего тюфяка, снял башмаки и растянулся, хрустнув соломой. Мэтр д'арм неожиданно спросил: - Скаши, Хальдор, зашем ты ушиться фехтований? - Просто так, - ответил Хальдор, не открывая глаз. Он и сам не знал. - Я не могу не видеть, ты не любишь орушие... К шему упорство? - Я ремесленник, - сказал Хальдор. - Я не привык интересоваться тем, нравится ли мне моя работа. Мэтр д'арм покачал головой. - Кто только тебя воспитывал? - Один старый пьяница. - Какой трогательный историй... И где теперь этот пьяница? - Я бросил его. Хальдор мог не открывая глаз понять, что выражение лица у мэтра д'арм изменилось. Молчание стало отчужденным и неприязненным. Плевать, устало подумал Хальдор. Не буду я прикидываться. Не хочу делать вид, что я лучше, чем есть. Старичок какое-то время безмолвно звякал металлом, перебирая свои кинжалы, а потом все-таки заговорил. - Пошему ты ни с кем не начал друшба? Ты молотой. У тебя долшны быть друзья. - Мне никто не нужен, - сказал Хальдор. - Никакие друзья. - Напрасно. Тут много хороший люди. Хальдор резко сел на своем тюфяке и тяжело произнес: - Не знаю, господин. Мне страшно. Тут все добрые. Я не привык. Не то, что постоянно ждешь, что ударят, а просто... как-то не по себе. Как будто обманываешь. Все время кажется, что они принимают меня за кого-то другого, а когда обман раскроется, выгонят... - Мне это знакомый чувство, - задумчиво сказал старичок. - Я два года провести в плен. После плен трудно жить среди добро. Старый вояка усмехнулся. Он чувствовал себя намного моложе Хальдора - может быть, потому, что прожитые годы не оставили на его душе шрамов усталости и безразличия. - Представь себе, - заявил он, - когда я быть как ты, двадцать лет, я иметь много огоршений из-за мой рост. Меня дразнить, и я все время драться, драться. Алан вообще часто дерутся, но я - больше всех, и я уйти из племя. Я много, много воевать. Я быть в плен на Восточный Берег, потом бежать... Он принялся аккуратно заворачивать свои кинжалы в ковер. Хальдор, сидевший на тюфяке, скрестив ноги, следил за неторопливыми движениями его рук и, казалось, целиком ушел в свои запутанные мысли. Мэтр д'арм убрал кинжалы под кровать, вынул из обитого кожей деревянного сундучка, маленького, но вместительного до безразмерности, иголку, нитку и, видимо собравшись с духом, принялся надвигать иглу ушком на нитку. Хальдор еле заметно прищурился, в его глазах появилась усмешка. Мэтр д'арм невозмутимо продолжал свои попытки, ничуть не смущаясь неудачами. Хальдор не выдержал. - Что у вас порвалось-то? - спросил он. Мэтр д'арм, поглощенный своим делом, не расслышал, и Хальдору пришлось повторить свой вопрос погромче. - А, - отозвался старичок, - да тут мелошь... Воротник. Хальдор слез с тюфяка. - Я сделаю. Давайте. Он решительно отобрал у старичка рубашку с воротником, болтающимся на двух нитках: почти не глядя вдел нитку в иголку и, устроившись поближе к свету, начал шить. На какое-то мгновение мир вокруг снова стал знакомым и привычным, состоящим, как и прежде, из работы, еды и перебранок. И не нужно ни о чем думать, все идет своим чередом, все течет, но ничего не меняется. Мэтр д'арм, наблюдавший за ним спокойно и сочувственно, сказал: - Мне не ошень удобно, что ты так работать за меня. Я лучше сам. - Да ладно уж... - буркнул Хальдор, не отрываясь от работы. - Ты просто мастер, - сказал мэтр д'арм. Хальдор поднял глаза, и мимолетное ощущение прежней его жизни рассеялось. Мир вокруг все еще был чужим и непонятным - мир, где каждый отвечает за себя. Мэтр д'арм, чуть склонив набок голову, спросил: - Где ты так наушиться шить? В Светлый Город? - Угу, - нехотя сказал Хальдор. 12 Не надо было поддаваться дружескому подмигиванию веснушчатого парня - того, что пытался как-то с ним заговорить. Но как не поддашься, когда он стоит, улыбаясь во весь рот и прижимая к груди бутыль в плетеной корзине. Прозвище его было Осенняя Мгла, а имени Хальдор не знал. В замке его все любили. Осенняя Мгла показал на бутыль и сделал приглашающий жест. Хальдор не устоял. Длительное отсутствие тренировок по части выпивки сказалось тут же. Он напился, и снова в нем зашевелилась бессмысленная злоба на этих людей - уверенных в себе, спокойных, добрых. Осенняя Мгла, не замечая мрачного настроения своего собутыльника, дружески похлопал его по плечу, посоветовал поспать и, насвистывая, пошел прочь в поисках более стойких компаньонов. Хальдор не знал, много ли времени прошло с тех пор, как Осенняя Мгла оставил его одного и не мог с уверенностью утверждать, что все эти часы проспал на лавке в прохладном и темном складском помещении, среди мешков с мукой, ящиков с картошкой и банок с различными пряностями и приправами. Когда он вышел во двор, протирая опухшие глаза, был вечер. Закат, бесконечный и тихий, светился над верхушками деревьев. Орали кузнечики. В ухо Хальдору залетел шальной комар, и в течение нескольких минут ему было чем заняться. Затем он вдруг подумал о том, что ни разу после того, как появился здесь, больше не разговаривал с бароном. Ведь это невежливо? Не совсем соображая, что он делает и, главное, зачем, Хальдор неторопливо поднялся на второй этаж по лестнице, опоясывающей башню снаружи, свернул из галереи в коридор и увидел, что из комнаты Альдис выбивается полоска света. Хальдор постучал, потом приоткрыл дверь и безмолвно скользнул в щель. Барон сидел в кресле, поджав под себя одну ногу, и увлеченно читал очень толстую книгу, переписанную неровным детским почерком. Книга принадлежала перу Владетельной Дамы Махтельт, которая развлекалась в свободные часы, сочиняя разнообразные истории. Обычно Альдис не давала брату своих книг, уверяя с излишним жаром, что Махтельт не написала за последнее время ничего новенького и что она вообще скоро бросит это занятие. При этом Альдис напускала тумана и обменивалась с Дамой Махтельт многозначительными взглядами, до крайности раздражая этим юного барона и Иннгерд. Тем с большим удовольствием он таскал у нее книги. Он серьезно подозревал, что Иннгерд проделывает то же самое. Иногда ему казалось, что его мать на самом деле вовсе не мать, а старший брат. А иногда - что младший. Хальдор несколько секунд смотрел на освещенное свечкой лицо барона. Свечка горела на голове у медной кобры, поднявшейся на хвосте. - Господин барон, - негромко позвал Хальдор. Барон поднял голову и улыбнулся. - А, Хальдор, - сказал он. И снова юноша почувствовал неловкость, когда услышал, как титулованный аристократ произносит его плебейское имя. - Добрый вечер, - неуклюже сказал Хальдор. - Вы читаете? - Надо успеть, пока нет сестрицы, - ответил барон. - А то отберет. Таинственное дитя, подумал Хальдор. Бродит одна-одинешенька по лесу, неведомо чем питаясь и неизвестно где ночуя. - Вы не боитесь, что госпожа Альдис утонет в болоте? - брякнул Хальдор. Барон, снова с трудом отлепившись от книги, переспросил: - Кто утонет? Эта кикимора? Хальдор с тоской отвел глаза. Нужно было как-то поизящнее уйти. Зачем он вообще явился сюда с разговорами? С чего он взял, что не показываться барону на глаза невежливо? - А ты чего пришел? - спросил барон. - Ничего, - буркнул Хальдор и двинулся к выходу, изнывая от злости. - Да подожди ты, - сказал барон. - Давай раздавим банку компота, раз ты пришел. Хальдор отмолчался. Барон отложил книгу и выволок из-под кровати обширный, заросший пылью сосуд с темно-красной жидкостью. - Ну, будешь пить? Хальдор покосился на сосуд и мотнул головой. - А жаль, - искренне сказал барон. Неудержимая ненависть, копившаяся подспудно, вдруг вырвалась наружу и захлестнула Хальдора. - Будьте вы все неладны, - процедил он. - Да что случилось? - удивился барон. - Что здесь могло случиться? - завизжал Хальдор. - Здесь как в раю! Здесь ничего не случается! - Он чувствовал, что по его лицу поползли слезы. - Будьте вы неладны, - повторил он. - Будьте прокляты! Вы, с вашим благородством! - Последнюю фразу он уже выкрикнул. - В гробу я видел ваши благодеяния! Вы меня не покупали! Барон слегка покраснел. Хальдор бросился к выходу, но зацепил туалетный столик, тонконогий, похожий на малярийного комара и, не удержав равновесия, рухнул. Поднимаясь на ноги, он грязно выругался. Барон дождался, чтоб он снова утвердился на ногах, и серьезно сказал: - Что ты себе позволяешь в комнате моей сестры? Хальдор символически плюнул. - А чего? - развязно сказал он. - Ее же все равно тут нет. Барон встал. - Идем, - сказал он холодно. Какое-то мгновение Хальдор смотрел на него. Я ворвался в уютный вечер и смертельно обидел этого мальчика, от которого видел только добро. Обидел потому лишь, что боялся его и ненавидел в себе этот страх. Не надо было поддаваться на приглашение Осенней Мглы, не надо было пить. Хальдор давно уже протрезвел, и только злость все еще не отпускала его. Он знал, что из всех последствий опьянения ненависть к людям проходит у него в последнюю очередь. Барон слегка подтолкнул Хальдора к выходу. Они прошли по кирпичной кладке пола галереи к деревянной лестнице и спустились во двор, где по случаю позднего часа уже никого не было. Камни остывали после теплого летнего дня. Барон сделал Хальдору знак подождать и нырнул в какой-то подвал. Хальдор с недоумением смотрел на полуоткрытую дверь. Проклятье, эти идиоты здесь не запирают дверей. Он глубоко засунул руки в карманы штанов и задрал голову к небу. Великие боги, чего они все от меня хотят? Чтобы я вел себя паинькой? Я-то знаю, кто я такой. Я могу быть исключительно скотиной. Я плебей, сказал он сам себе, словно это могло его утешить или послужить источником гордости. Я вырос в таких трущобах, какие и не снились этим чистоплюям. Он упрямо наклонил голову. Я не аристократ их Желтых Камней. И даже не солдат. И к почтенному сословию мастеров тоже имею весьма косвенное отношение. Он усмехнулся. Из подвала, выпрямляясь, вышел барон с двумя солдатскими мечами в руках. В ярком свете луны были хорошо видны узкие клинки, простые рукояти, обмотанные сыромятными ремнями. Барон безмолвно протянул их Хальдору. Поединок? Да с удовольствием! Он ощутил нечто вроде благодарности. В Светлом Городе его бы просто выдрали кнутом. Хальдор, не выбирая, взял наугад один из мечей и молча посмотрел на барона. Они были почти одного роста. Темно-серые глаза мальчика в полумраке стали совсем черными, растрепанные волосы торчали, как перья, придавая ему сходство с ушастой совой. Совенок, подумал Хальдор почти с нежностью. Губы барона сжались в полоску, словно кто-то задел его лицо летучим росчерком пера. Мальчишка неожиданно оказался противником пострашнее старенького учителя фехтования. С трудом отражая его великолепные атаки, Хальдор вдруг вспомнил рассказ мэтр д'арма о мече, который носил женское имя и пел каждый раз, когда его обнажали. Вот такой меч подошел бы барону. Хальдор начинал беситься. Ему было ясно, что барона не победить, и он с тоской понял вдруг, что это ему безразлично. Скорей бы, что ли, его убили - и чтобы не очень больно, пожалуйста. Меч Хальдора звякнул о булыжник и затих - узкая, как луч, ясная полоска. Хальдор увернулся от удара, споткнулся и упал. Сидя на камнях, он быстро отполз к стене и, задрав голову, посмотрел на барона. Тот стоял на ним, опустив руку с мечом, - невысокий, худенький. Черные глаза, невидимые в тени, смотрели на Хальдора в упор. - Ну, хватит издеваться, - сипло сказал Хальдор, изнемогая от отвращения к самому себе. - Дурак ты, - сказал барон. - Какой есть! - заорал Хальдор, подскочив на камнях. - Вас никто не просил! Лучше б я сдох! Барон ковырнул острием меча травинку, пробившуюся между камней. Хальдор молчал. Его трясло так, что зубы постукивали. Он плотнее прижался к стене и подтянул к себе ноги. - Ну, что с тобой? - спросил барон, усаживаясь рядом. Хальдор помолчал еще немного и ответил, перемогая дрожь: - Я вас боюсь. - Почему? - поразился совенок. - Да просто потому, что вы барон! - крикнул Хальдор. - Потому что я вижу барона в первый раз в жизни! Ясно? - Не кричи, - сказал барон. - Ты что, всерьез это? Хальдор вздохнул. Он знал, что потом его будет терзать стыд, но остановиться он уже не мог. В темноте чуткий, молчаливый собеседник казался ему старшим и мудрым и никак не связывался с представлением о тринадцатилетнем мальчике. Хальдор выложил ему все. Скудная жизнь Светлого Города в его описании предстала настолько зримо, что ее мелкие подробности, убогие, но многочисленные и вездесущие, как тараканы, заполнили собой ночь почти осязаемо. Воспоминания сгустились, как кошмар. И среди хлама жизни опять мелькнула физиономия Гисли. Интересно, что с ним сделали? - Послушай, - негромко сказал барон из темноты, - а этот твой мастер Гисли... - Что? - насторожился Хальдор. - С ним-то что случилось? - Не знаю, господин барон. Я же сбежал. - Его могли схватить, убить? - Не знаю, - повторил Хальдор и добавил: - Он пьяница. - Если он погиб с оружием в руках, то можно договориться с Одином, чтобы его забрали в Вальхаллу. У него было оружие в руках? - Ножка от табуретки, - уныло сказал Хальдор. - По большому счету можно рассматривать как оружие и это, - заметил барон рассудительно. - Только не знаю, как убедить Одина. - Да почему вы думаете, что он погиб? - не выдержал Хальдор. - Я ничего не думаю, - сказал барон и замолчал. Только сейчас Хальдор увидел и почувствовал ночь. Ослепительная луна, чуть-чуть не дотянувшая до полнолуния, горела в небе, умытом сильными ветрами, и рядом с ней подрагивала светлая красноватая звезда, о которой Хальдору почему-то хотелось думать, что это Бахрам. Хальдор поежился, неловко шевельнулся и встал, сразу ощутив холод. Выбитый бароном из его рук меч ясной полоской светился среди темных булыжников мостовой. Стены замка чернели вокруг, и Хальдору казалось, что они полны жизни и тепла. Он подобрал свой меч и оглянулся на барона. Тот сидел неподвижно и был почти невидим в темноте. Хальдор стоял посреди двора, с чужим клинком в руке, в одежде с чужого плеча, в самом центре чужой для него жизни, под холодной, молчаливо горящей луной. Он вдохнул запах весны и понял, что это запах дороги и леса. Не сказав ни слова, он бесшумно двинулся к центральным воротам замка, которые были открыты днем и ночью. Барон, сидевший возле стены, так и не шевельнулся.  * ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ЛОХМОР *  13 Ночь встретила его спокойно и приветливо. Она не была беспросветно темной, и Хальдор хорошо различал некое подобие тропинки между деревьями. Ночь жила и дышала, бессонная и чуткая, и еще одно дыхание она приняла как должное. Сначала Хальдор шел стремительно, почти бегом, торопясь уйти подальше от замка и от соблазна вернуться, но потом, пару раз налетев на стволы сосен, замедлил шаги. Меч мешал ему, но бросать оружие не хотелось. Луны за деревьями уже не было видно. Вообще в гуще леса было намного темнее, чем во дворе замка. Хальдор подумал о том, что неплохо было бы поспать, присел и потрогал землю - годится ли для ночлега. Под пальцами оказался сырой и холодный мох. Хальдор в задумчивости покачался, сидя на корточках. Если просто идти неизвестно куда, то добром это явно не кончится. Лучше всего было бы идти куда-нибудь. Например, к той хибаре, где он встретил гнома. Хибара - вполне приемлемая цель, хотя бы потому, что это человеческое жилье и, судя по всему, ничейное. Он встал, решительно прошел метров пятьдесят по бурелому в низину и неожиданно столкнулся с чем-то мягким и до странного теплым. - Мама! - пискнуло это странное петушиным спросонок голосом и подскочило. Хальдор отлетел на несколько шагов и плюхнулся в мох, стремительно напитавший влагой его штаны. Из мрака донесся знакомый ломкий басок: - Кто это здесь, а? - Это я, - ответил юноша. - Хальдор из Светлого Города. - Во имя берегов Лох Бел Драгон, - воззвал басок, - почему ты топаешь тут, как кентавр... - Басок вдруг замолчал и после паузы с совершенно другой интонацией переспросил: - Хальдор? Это ты был тогда с Лоэгайрэ? - Я, - сказал Хальдор. - Это... это ты, дракон Лохмор? В темноте засопели и завозились. - Ну я, - нехотя сказал Лохмор. - Куда ты несешься ночью сломя голову? - Куда глаза глядят, - эпически ответил Хальдор. - Глядели бы они получше, - порекомендовал дракон. - Не налетал бы ты, Хальдор, на спящих драконов. Советую. - Хорошо бы спящие драконы не путались у меня под ногами, - беззлобно огрызнулся Хальдор. - Ладно, - сказал дракон добродушно и переступил с лапы на лапу. - Ой, да тут, оказывается, так сыро... Пошли отсюда. Он затопал вниз, к реке. Хальдор шел за ним по небольшой просеке, которую могучее создание прокладывало в зарослях сорной ольхи своей широкой грудью. Они вышли на низинный берег реки. В глине сверкали и серебрились под луной многочисленные лужицы, собравшиеся в ямках следов. Высокий берег реки, как стена замка, был темным, теплым и уютным. Лохмор с тихим плеском вошел в воду и перешел реку вброд. Отряхиваясь на склоне, поросшем травой, он повернул одну голову к Хальдору и небрежно сказал: - Не трусь, тут мелко. Кстати, это место называется Ат Драгон. - Чего? - недоверчиво переспросил Хальдор. Глина звонко чавкнула под его ногой. - "Брод дракона", - пояснил дракон. - В честь меня. Хальдор снял башмаки и штаны, стараясь минимально вывозить их в сырой глине, и взял их в руки. Ему не хотелось пасовать перед драконом. Вспомнилось, кстати, и то, что Лохмор еще совсем мальчишка. Гигантскими прыжками, выдергивая немеющие ноги из ледяной воды, Хальдор форсировал реку и, обтерев глину с ног о траву, обулся. Дракон развалился на траве, как большая собака. Две его головы лежали между лап, третья лениво следила за Хальдором. - А ты не такой противный, как мне сперва показалось, - заявил дракон милостиво. - Замерз, а? - Замерз, - признался Хальдор. - Ну, тогда собери хворост, - распорядился Лахмор с оттенком превосходства в голосе. Хальдор воткнул свой меч в песчаный берег и нехотя направился к кустам. Сухих веток он набрал много. Заодно притащил совсем уж издалека высохшую елочку, которую выкорчевал из почвы. Он долго и неумело складывал все это в кучу и оказалось, что дров почему-то очень мало и нужно принести еще. Хальдор стоически принес еще. - А огнива-то нет, - сказал он с досадой. - Ха, - сказал дракон и отвернулся. - Ну так что? - повторил Хальдор. - Не мешай. - Лохмор набрал в грудь воздуха и дунул. Из двух его ртов вырвались легкие струйки пламени. Они лизнули ночной воздух и погасли. Дракон подсунул огнедышащие головы почти под сложенные Хальдором ветки и снова дунул. Ветки занялись. Выдергивая головы из пламени, Лохмор зацепился за сук, резко мотнул головой, и елочка, пристроенная сверху, упала на огонек и задавила его. - Недотепа, - сказал дракон Хальдору. - Кто так складывает костер? - Как умею, - обиделся Хальдор. - Я все-таки горожанин. Я не могу уметь все. - А надо бы кое-что и уметь, - язвительно заметил дракон. - Я из-за тебя чуть шкуру не подпалил. - Ты сам не умеешь как следует огнедышать, - сказал Хальдор. - Дохнул бы, как приличные драконы, издалека. И нечего на меня валить. Глаза дракона заморгали, и видно было, что он лихорадочно сочиняет ответную гадость. Хальдора кольнуло раскаяние, и он прижался к тяжелому драконьему боку. - Прости меня, Лохмор, - пробормотал он. - Я и на самом деле городской недотепа. Дракон посопел немного, свернулся клубком, подставляя бок Хальдору, который уже постукивал зубами от холода. Хальдор с благодарностью зарылся в мягкую шерсть. - Лохмор, - сказал он. - Спи давай, - сказал дракон. И сам сладко засопел Хальдору в ухо. Утро наступило раньше, чем Хальдор мог предположить. Он услышал чьи-то скрипучие разглагольствования и, приоткрыв глаз, со стоном взмолился: - Златая Фригг, только не это! Однако перед ним было именно "это". То есть Лоэгайрэ, который, судя по всему, уже долго и жаром произносил речь, не смущаясь тем, что его слушатели мирно спят. Лохмор тоже завозился и заворчал и вдруг подскочил, бессердечно стряхнув Хальдора на траву. - Ты принес? - крикнул он. - Конечно, - не без самодовольства отозвался гном. Лохмор пошел к нему, вытягивая и пригибая к земле шеи, так что Лоэгайрэ неожиданно оказался чуть ли не выше ростом, чем сам дракон. Синие глазки гнома сверкали, как сапфиры, омытые ядом. - Скажи, - потребовал он. - "Лоэгайрэ - герой двух измерений." - Лоэгайрэ - герой двух измерений, - с готовность признал дракон, подлизываясь, словно заурядное пресмыкающееся. - Великий Просветитель Леса... - Великий Просветитель Леса. - Могучий Кентавр Цивилизации... Дракон подавленно хихикнул и, вновь обретя твердость голоса, поддакнул: - Могучий Кентавр Цивилизации. Лоэгайрэ, полностью удовлетворив свое тщеславие, торжественно отошел в сторону, открывая доступ к трем синим жестяным цилиндрам удручающе малого размера. Дракон, урча и роняя слюну, припал к ним. - Что это? - удивленно спросил Хальдор у гнома. Лоэгайрэ посмотрел на него снизу вверх каким-то таким хитрым образом задрав острый подбородок, что складывалось впечатление, будто он смотрит сверху вниз. - Здороваться надо, - заявил он. - Здравствуй, Лоэгайрэ, - несколько угрожающе произнес Хальдор. - Так что это ты принес? - Сгущенное молоко с сахаром, - высокомерно сказал гном. - Вот что. Выпускает город Сокол. Понял? Хальдор присел рядом с драконом и шепнул в ухо, скрытое болтающейся кисточкой: - Лохмор, пожалуйста, дай попробовать. Карий глаз, обращенный к Хальдору, жалобно заморгал. Дракон с сожалением покосился на банку и молча отодвинул голову. Хальдор засунул в банку палец и облизал его. - Ну как? - с непонятной надеждой спросил дракон. - Умопомрачительно вкусно, - ответил безжалостно искренний Хальдор и снова запустил в банку палец. Дракон ревниво смотрел на него. - Ну ладно, хватит, - сказал он, не выдержав. Хальдор оттолкнул его локтем. - Подожди, дай хоть стеночку облизать. - Лоэгайрэ-э... - взвыл Лохмор. Гном сердито выхватил у Хальдора банку. - Совсем от рук отбился, - сказал он. - Послушай, Хальдор, я же сдал тебя на попечение барону. Что ты делаешь в Лесу, а? 14 Хальдор метал ножи в мишень, установленную возле Большого Камня - огромного валуна, испещренного древними рунами, которые давно уже заплыли мхом. Дракон наблюдал за его занятиями, насмешливо присвистывая каждый раз, когда нож, вспоров мох, бессильно падал на землю. Хальдор, наконец, не выдержал. - Слушай, ты, - сказал он сердито, - ошибка природы... Прекрати свистеть под руку. Шерсть на трех загривках дракона встала дыбом, и в глазах засветился потаенный красноватый свет. Хальдор слегка попятился, держа нож в опущенной руке. - Ты чего? - спросил он совсем другим голосом. Из двух раскрытых ртов Лохмора вырвалось шипение. Похоже было, что дракон не на шутку разозлился. - Лохмор, не надо, - сказал Хальдор и, покосившись на нож, отбросил его в кусты. - Пожалуйста, не обижайся. Дракон потоптался перед ним, вытягивая шеи. Красные огоньки медленно гасли под пушистыми светлыми ресницами. - Хальдор, - сказал он, подавив слезы, - я и без тебя знаю, кто я такой... Присев перед драконом на корточки, Хальдор заглянул ему в глаза. - Ты дракон Лохмор, - убежденно сказал он. - Ты лучший дракон Леса. Тебя все любят... Брод в твою честь назвали... Дракон ревниво моргнул. - Не шути так, Хальдор, - сказал он. - Я существо иного вида. Ты просто не видел настоящих драконов и не можешь сравнивать. - Он мечтательно прищурился. - Гладкие, черные, стремительные - вот они какие, драконы моего племени. Когда они расправляют свои сверкающие крылья, поднимается сильный ветер... - Лохмор помолчал и с болью завершил: - А я просто белый лохматый уродец. Хальдор обхватил его за шею. - Ты лучше всех, - сказал он. - Поверь старику. Дракон немного подумал. - Ты уверен? - спросил он наконец. Хальдор несколько раз кивнул. Дракон шумно выдохнул. Его снова обуяли подозрения. - Ну да, откуда ты можешь знать... - Мне так кажется, - пояснил Хальдор. - Потому что я люблю тебя, Лохмор. Бывший подмастерье мог поклясться, что дракон еле слышно замурлыкал. Какой я все-таки хороший человек, расслабленно подумал Хальдор. - Если ты меня любишь, - вкрадчиво начал дракон, - тогда сделай для меня одну вещь... - Конечно, Лохмор. - Не ешь больше сгущенку... Хальдор, усмехнувшись, провел рукой по пушистому боку дракона. - Ладно, - сказал он добродушно. - Эх, ты... чудо. Он встал на ноги и пошел искать свой нож. Боаннитов было четверо. Они вошли в Лес незаметно, эти ретивые служители богини Боанн, жители Городища, что на реке Лиамор - Желтые Камни, и ни Хальдор, ни дракон не подозревали об их появлении. Привязав лошадей, они разбивали лагерь. Один из них привычными движениями ловко загонял в землю колышки, двое других раскладывали нечто вроде палатки, чтобы было где укрыться от дождя, а четвертый, самый молодой, занимался костром. Они работали молча, без спешки и суеты, - прирожденные воины, никогда не расстающиеся с оружием. Это были крепкие закаленные люди. Они выросли на приграничных землях и с детства знали, что такое полная боевая готовность. Войн между людьми и драконами не случалось уже несколько столетий, но богиня Боанн, вложившая в свое племя память о кровавых стычках и мысль о неусыпной бдительности, сделала свое дело на совесть. Из поколения в поколение боанниты передавали своим детям символ своей веры: "Убей дракона!" Это стало частью их природы - так же, как светлые волосы или высокий рост. Каждый из четверых носил на груди медную пластинку со знаком своего божества - две руки, согнутые в локтях и обращенные ладонями к зрителям. Дело, ради которого они оставили родное Городище, когда-нибудь прославит в веках их имена - Амрун, Лухта, Греллах и Эрик Волчья Лапа. Старейшина Воинского Союза назвал их избранниками. Воистину, так и было, и им страшно повезло, что именно на них указал он рукой в день, когда все воины Городища собрались на главной площади. Их послал он за Городищенскую Лаву, потому что один из извечных врагов человечества - дракон - перешел границу и бродит среди людей. - Мы были избраны богиней Боанн и поставлены на границе, у переправы через реку Лиамор, разделяющую земли людей и драконов. Великая Боанн возложила на нас прекрасную и жестокую миссию - брать на себя все опасности и ужасы, могущие проистекать от супостатов, охранять мир и покой, - говорил Старейшина Воинского Союза, и все слушали с удовольствием. Нельзя сказать, что он сообщил им в тот день нечто новое, но про свою великую миссию боанниты могли слушать в любое время дня и ночи. - Десять лет назад на наше племя легло пятно несмываемого позора. - Голос Старейшины понизился и зазвучал на низких нотах. - Несмотря на наш врожденный героизм, один из злодеев сумел просочиться сквозь кордон. О, позор! Позор и мщенье! - Он помолчал, оглядывая притихшую толпу суровых воинов, и внезапно светлая улыбка озарила мужественное лицо вождя. - И вот дракона удалось выследить. Эрик Волчья Лапа, несовершеннолетний, обнаружил следы чудовища. За этот подвиг он назначается следопытом и включается в число участников похода. - Старейшина повернулся к порозовевшему юному воину и положил ему руку на плечо. - Если ты вернешься живым, Эрик, то мы примем тебя в Воинский Союз. И голос вождя дрогнул. После этого Эрик был готов сразиться с дюжиной драконов и швырнуть их окровавленные трупы к ногам величавого старца. Яростно стуча тяжелым ножом по сучьям сухой елки, он думал о своей великой ненависти к крылатым и огнедышащим тварям, и о подвиге, который ему предстоит совершить. - Полегче, полегче, Эрик, - сказал ему один из воинов. - Это елка, а не шея врага. Эрик опустил нож и выпрямился. - Хвост дракона - выругался он. - Ты пил когда-нибудь кровь, Греллах? Греллах покачал головой. - Старики говорят, что это древний обычай победителей, - мечтательно произнес он. - И мы возродим его, клянусь ладонью Боанн! - Для начала нужно победить чудовище, - заметил третий боаннит. - А это нелегко, друзья. Хрустнула ветка. Драконоборцы замолчали. Крупное, тяжелое существо беспечно продиралось сквозь бурелом. Боанниты переглянулись и, как по команде, потянулись за оружием. На поляну шумно выбрался Лохмор. Он отряхнулся, помотал головами, чтобы избавиться от застрявшей в густой шерсти хвои и, широко расставив лапы, весело посмотрел на незнакомцев большими карими глазами. - Дракон, - выдохнул Эрик Волчья Лапа. Восторг и бешенство охватили его, и ему уже безразлично было, вернется ли он живым. - Боанн и смерть! - выкрикнул он и поднял меч. От неожиданности Лохмор присел. Он никак не предполагал встретить в Лесу врагов. Но эти четверо явно не шутили. С мечами в руках, серьезные, сосредоточенные, они шаг за шагом приближались к нему, собираясь взять его в кольцо. Пригнув головы, дракон медленно начал отходить к лесу. Ему стало очень страшно и очень одиноко. Где-то неподалеку был Хальдор, но Хальдор человек, а человек, по глубокому убеждению Лохмора, не станет проливать кровь других людей из-за дракона. Лохмор не стал звать на помощь. В глубине души он всегда знал,