аты. Морган Мэган закрыл лицо руками, несколько раз порывисто вздохнул, потом поднял голову и крикнул: -- Где эти черти? Я же велел доставить ко мне все живые валуны! Пошевеливайтесь! -- Его нужно остановить! -- сказал Иллуги. -- Я не могу больше смотреть на это уничтожение! Может быть, отправить к ним дракона? -- Лохмор не умеет летать, -- отозвался Хелот. -- Да и дышать огнем он толком еще не научился. Сегодня его чуть не убили. -- Так это вы с Лохмором захватили пленника? -- осведомился Иллуги, и Хелот с некоторой гордостью за себя и своего друга-дракона кивнул. -- Лаймерик допросил его чин по чину, -- сказал Иллуги. -- Где он теперь? -- Заперт в подвале. Дама Имлах хочет испытать на нем новое заклинание и посмотреть, можно ли из дакини сделать хотя бы тролля. Хелот поднял левую бровь, но от комментария воздержался. ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ С сумкой через плечо, с двумя короткими мечами на поясе, вождь Лаймерик шел по Оленьему Лесу, где росли деревья без ветвей и листьев и осока в человеческий рост. Золотистые стволы, похожие на оленьи рога, вырастали из плотного белого мха, который хрустел под ногами и долго еще хранил следы, так что и ступать по нему казалось свлтотатством. В сумке зашевелился горностай. Лаймерпк дернул завязки, и сразу же наружу высунулся острый нос. Два блестящих черных глаза с любопытством уставилнсь на хозяина. Горностай задвигал носом ,встопорщилщил усы, насторожил круглые белые ушки. Лаймерик погладил его по гладкой шерсти. -- Скоро придем, -- сказал он. Между стволов показалась чья-то фигура. Лаймерик остановился, слегка пригнув голову. Медленно шла она среди деревьев -- высокая по сравнению с женщинами Народа, облаченная в золотые одежды, закутанная в белые меха. Три косы носила она -- одна, рассыпавшись по спине, золотила мех ее плаща, две, закрученные бараньими рогами, обрамляли лицо. И когда она остановилась, Лаймерик увидел на ее прекрасном лице слезы. -- Здравствуй, Фейдельм-Из-Радуги, -- тихо сказал вождь Народа. -- Назови мне свое имя, -- откликнулась она. -- Не помню тебя. Ты был раньше. Меня еще не было, когда ты уже был. -- Лаймерик Окраина -- так меня называли, -- ответил он. -- Я тот, кто был до тебя. -- Где ты скрывался эти годы? -- Я был проклят Морганом, -- сказал Лаймерик. -- Кто освободил тебя от проклятия, Лаймерик Окраина? -- Я сам освободился от него, Фейдельм. С тех пор как Морган Мэган предал мир Аррой, стал я свободным от клятв и обязательств. -- Да, -- согласилась Фейдельм. -- Многое с тех пор изменилось. -- Скажи, Фейдельм, кто ты? -- Не открыто мне. -- Вспомни, -- настойчиво повторил Лаймерик. -- Какая сила создала тебя? Кто привел тебя в леса Аррой? -- Спрятано знание, -- сказала Фейдельм. -- Мучение думать. В лесу стояла чуткая тишина, и только очень далеко бежала вода. Горностай выбрался из сумки Лаймерика и принялся исследовать окрестности, взрывая носом мох и время от времени испуская забавные стрекочущие звуки. -- Если ты богиня, если в тебе действительно свет солнца и его сила, то скажи, какими жертвами склонить тебя к милости, -- совсем тихо проговорил Лаймерик и опустился на колени. Светлые, прозрачные глаза Фейдельм смотрели на него с отрешенной печалью. -- Встань, Лаймерик Окраина, -- сказала она. -- Чем прельстить тебя? -- повторил он. -- Я не богиня. Когда-то была женщиной. Давно. Потом умерла и родилась из Радуги. Не мучай меня, Лаймерик-Который-Был-До-Меня. Встань. Лаймерик поднялся на ноги. -- Но это правда, Фейдельм, что Морган Мэган не сотворил тебя? -- Я рождена до Моргана. В другом мире. -- Почему же ты оказалась здесь, Фейдельм? Она вдруг задрожала: -- Там было опасно. Там страшно... Лаймерик ухватился за ее страх как за спасительную соломинку. -- Если Моргана не остановить, Фейдельм, он разрушит Аррой. Он уничтожит твое убежище, спалит огнем Олений Лес, -- сказал вождь Народа. -- И тебе придется вернуться назад, к своим врагам. Помоги нам! -- Не враги. -- Она медленно покачала головой. -- Нет, не враги. Брат. Но он опаснее врага. О Лаймерик, зачем ты заставляешь вспоминать! Мне больно. -- Это важно для всех нас, Фейдельм! Быть может, ты одна в состоянии остановить Моргана. Он сжигает деревья, разбивает камни, лишает жизни всякую живую тварь, что встречается на его пути. -- Я вижу. -- Лицо Фейдельм застыло и стало похожим на маску. -- Смерть со мной каждую минуту. Никуда не уходит. -- Ты грезишь наяву? Ты ясновидящая? -- Я умираю с каждым убитым деревом. -- Голос ее звучал бесстрастно. -- Я мертва тысячи раз. Я исполнена страха. Я смятая трава. Я камень, ждущий своего часа. Я огонь свечи, на который сейчас дунут, чтобы погасить. Смерть вошла в Аррой. Горностай подобрался к Фейдельм и поднялся, вытянувшись столбиком. Потом передние лапки зверька уцепились растопыренными коготками в подол ее одежд. Застывшие глаза Фейдельм ожили, она наклонилась и взяла зверька на руки. Он засопел и завозился, устраиваясь уютнее. -- Фейдельм! -- в отчаянии крикнул Лаймерик. -- Помоги нам! Никто, кроме тебя, не сможет остановить его. В каждом из нас есть частица Моргана. Одна ты свободна от него. -- Я не богиня. -- Ты дочь реки Адунн. Так говорят. Она покачала головой, и золотистый свет блеснул на бараньих рогах ее кос. -- Нет, Лаймерик. Я всего лишь душа в оболочке бессмертного тела. -- Ты бессмертна? -- Он жадно уцепился за это слово. -- Быть может. Я была некогда. Я буду долго. Где смерть? Я тысячу раз умирала, но вот я жива и говорю тебе это. Она отпустила зверька на землю. Лаймерик сразу поник, и плечи его опустились. -- Прощай, Фейдельм, -- сказал он. -- Грустное это дело -- конец света. Старый вождь медленно пошел прочь по белому мху, и вскоре золотые стволы скрыли его из виду. Фейдельм, дрожа всем телом, смотрела ему вслед, и еле заметное мерцание Радуги начало клубиться вокруг нее. Хелот спал , уткнувшись в теплый бок Лохмора. Полностью положившись на мудрость и бдительность опытного воина-человека, дракон безмятежно храпел. Его не тревожило то обстоятельство, что они устроились совсем неподалеку от расположения врагов. Хелот сказал, что, по данным Иллуги, наемни-не покндают укрепленного лагеря. Под утро Хелот замерз и начал ворочаться. Но разбудил его не холод. В ушах у него звенела медь, как будто кто-то тихонько ударял рукоятью меча в большой гонг. Хелот мотнул в полусне головой, но звон не смолкал. Медь пела и пела красивым женским голосом, настойчиво, с одной и той же интонацией, раз за разом повторяя что-то, пока он не понял наконец, что это имя. Медь словно обрадовалась тому, что он догадался, и металлический голос отчетливо произнес, чтобы не оставалось сомнений: "Фейдельм..." Имя встрепенулось в последний раз и ушло, растворяясь в тишине. И он проснулся. Солнце только что поднялось, протискивая сильные лучи между деревьев, и странствующий рыцарь подставил им лицо. Странный сон не отпускал его. Медное певучее имя продолжало звучать у него в ушах. Хелот поднялся на ноги. Дракон, это беспечное дитя, уже увлеченно шлепал по реке и разглядывал камешки на перекате. -- Лохмор! -- крикнул Хелот. Дракон одарил его веселым взглядом одной из голов, в то время как две другие шепотом обсуждали очередную находку -- красноватый прозрачный камешек размером с ноготь мизинца на руке очень маленькой женщины. -- Что у нас на завтрак, Хелот-дакини? Вопрос застал лангедокца врасплох, и, чтобы скрыть свое смущение, он огрызнулся: -- Лично я собираюсь перекусить жареной драконятиной. Лохмор выпустил сильную струю пламени: -- А я как раз думал о вяленой дакинятине... Дракон прыгнул вперед на перекате, но оступился и с головой погрузился в воду. Хелот хмыкнул. Головы Лохмора показались снова и сердито проворчали: -- Нет повода для веселья. Голодный дракон -- не смешно. Упавший дракон -- не смешно. -- А почему? -- засмеялся Хелот. Лохмор сердито прошипел, выбираясь из воды: -- Потому что упавший голодный дракон встанет на ноги и найдет еду. -- Ты могуч, Лохмор, -- сказал Хелот так, что непонятно было, смеется он или говорит серьезно. Лохмор решил удовольствоваться этими словами. Он вылез на берег и отряхнулся -- нарочно так, чтобы забрызгать и Хелота. -- Идем, -- сказал Хелот, вытирая лицо. - Куда? -- Тебе знакомо имя Фейдельм? Дракон сел, развалившись, как большая собака. -- Фейдельм? Дочь реки Адунн. Дочь Великой Реки. Несотворенная Морганом. Владычица Оленьего Леса, та, что с бараньими рогами. Таинственная сила у нее -- Сила Радуги. -- Она чуть было не уничтожила Тэма Гили. -- Маленький дакини. Смешной. Нет, Фейдельм не злая. Она как душа в мире Аррой. Даже драконы слышали. Зачем ты говоришь о Фейдельм? -- Она ждет нас, Лохмор. Дракон недоверчиво посмотрел на Хелота, заглядывая ему в лицо сразу с трех сторон: -- Откуда тебе это знать, дакини? -- Я слышал зов. -- У тебя видения. Это от голода. У меня тоже скоро будут видения. Я тоже голоден, дакини. -- Нам нужно идти, Лохмор. Думаю, она хочет нам помочь. Где ее искать? -- Даже драконы знают. Обитель Фейдельм -- Олений Лес. Нам по пути с солнцем. -- Дракон показал на запад. -- Через холмы, мимо народа холмов. Злой народ. Когда-то враги драконов. -- А теперь? -- Теперь?.. Не знаю. -- Лохмор, придется тебе идти со мной через холмы. Противу всех ожиданий дракон не стал возмущаться и протестовать. -- Я с тобой пойду, Хелот-дакини, -- заявило лохматое чудовище. -- Если захотят убить дракона, ты сумеешь меня защитить. Если захотят убить дакини, я убью твоих врагов. Ты мой друг. Ты надежный друг. Я буду тебе хорошим другом. И большие карие глаза дракона увлажнились слезами. -- Договорились, -- сказал Хелот, проводя рукой по пушистому загривку Лохмора. Ободрав с куста орехи и отдав большую часть дракону, Хелот кое-как заглушил противное голодное нытье в животе и торопливо пошел на запад, чувствуя на затылке горячий солнечный луч. Лохмор бежал рядом. Зеленые холмы, щедро поросшие травой и кустами, перекрывали один другой, и горизонт казался подвижным. Иногда среди холмов синими и розовыми пятнами мелькали незабудки -- там, в низинках, собиралась вода. Над холмами горело солнце позднего лета. Трава до пояса вымочила Хелота росой. Низины одуряюще пахли белыми цветами. Нигде пока что они с драконом не замечали никаких признаков народа холмов, но Хелот полагал, что Лохмор не ошибается -- тролли где-то близко. Пробираясь следом за драконом через сплетающиеся травы, Хелот поднялся на очередной холм. И остановился, щуря темные глаза. Дракон прижался к его боку, чуть не опрокинув. Их действительно ждали. На разбросанных каменных плитах древнего святилища, на корягах, прямо на траве располагались жители холмов. Хелот ощутил толчок крови -- мягкий, но очень настойчивый и сильный. В глазах у него потемнело, в ушах резко зазвенело, словно по струне повели бесконечным смычком. Что они задумали? Зачем им понадобился человек? Зачем Фейдельм заманила его сюда? Единственное дерево, дуб, вцепилось в склон, и треснувшая ветка, могучая, как целое дерево, повисла, спускаясь к земле, на перекрученных канатах древесины. Хелот прижался спиной к теплой коре. На холме собрались тролли -- Длинная Ветка, с одной, зато огромной плоской ногой; Форайрэ в клетчатой юбке, долговязый белобрысый Алонд с красными глазами-щелками; толстяк Тифлон, рыжеволосый, с бородавкой на носу. Рядом примостился старый трухлявый пень, к которому тролли изредка обращались весьма почтительно, именуя его "Шамотт". Гномы уже успели перессориться друг с другом и с целым светом. Они расположились довольно тесной компанией, но так, чтобы глаза их не видели друг друга. При этом Лоэгайрэ был очень занят -- пытался пристроить у себя на голове рыцарский шлем под названием "жабья морда". Скорее всего, выменял недавно. Фейдельм появилась словно ниоткуда. Тролли расступились, пропуская ее вперед, и в их причудливой толпе возникла невысокая худенькая девушка с прямыми плечами. Золотое платье падало до самой земли, скрывая ноги, но по ее походке сразу было видно, что она идет босиком. Покрытые золотистым загаром руки были одного цвета с берестяными браслетами, застегнутыми выше локтя. Рыжие волосы перевязаны на лбу тонкой золотой ниткой. Она подняла глаза, черные в тени ресниц, и взглянула на солнце, не щурясь. Хелот не смог бы сейчас описать ее лица, озаренного этими глазами. Он даже не понял, красива ли она. Фейдельм перевела взгляд на чужого человека, на дакини, и теперь грустно смотрела на него. -- Ты пришел, дакини, -- произнесла она совсем тихо и слегка наклонила голову. Этот жест показался Хелоту невыносимо знакомым. Он сощурил глаза, пытаясь разглядеть ее получше, но радужное сияние, окутавшее девушку, почти полностью скрыло ее из виду, и только голос звучал мягко и приглушенно. -- Ты -- один из немногих в мире Аррой, кто не сотворен. Так сказали мне. Верно ли мне сказали, Хелот-дакини? -- Тебе сказали верно, владычица Фейдельм, -- ответил Хелот, неожиданно для самого себя наделяя юного эльфа титулом. Но она словно не заметила этого. -- Лаймернк Окраина приходил. Военный вождь Народа просил помощи. Не знала, что ответить. Послала зов к несотворенным. Ты пришел. Есть еще несотворенные, они не ответили. -- Скажи мне, что я должен делать, Фейдельм-Из-Радуги. На мгновение свет, окружавший ее, расступился, и Хелот увидел прямо перед собой ее лицо -- широко расставленные светлые глаза, большой детский рот, золотистую россыпь веснушек. Хелот вздрогнул. Она слабо улыбнулась ему. На щеке показалась ямочка. Сомнений больше не оставалось. -- Дианора! -- закричал Хелот. Радужный свет вспыхнул так, словно Фейдельм стояла посреди огромного костра. Тролли зашевелились, начали угрожающе галдеть. Длинная Ветка сердито захлопал по земле плоской стеной. Спустя несколько секунд ослепительный свет померк, и из кольца Радуги выступила девушка, живая и невредимая. Ее золотые волосы припорошило пеплом, одежда потускнела, глаза погасли. Медленно, отчетливо она произнесла: -- Ты назвал имя. Я не помню его. -- Это твое имя, Дианора. -- Быть может. Не помню. Слушай. Я звала тебя, несотворенный, чтобы сказать: убей Моргана. Теперь она уже не казалась Хелоту знакомой. Та Дианора, которую он помнил в доме святого Сульпиция, не была ни такой величественной, ни такой решительной. И такой горечи в ней тоже не было. Глядя на него ясными, беспощадными глазами, Дианора повторила: -- Убей Моргана. Он сейчас силен, с ним много солдат. Убей исподтишка, пока он спит. Подлее подлых будь. Эту вину искупишь. Его солдаты разорвут тебя на части. Стало тихо. Хелот смотрел на маленького эльфа и молчал. Алькасар говорил -- казалось, с той поры прошла вечность: "Дианора из другого народа. В ней древняя кровь. Может быть, из тех, кто жил на этих холмах до людей. Ведь был же здесь первый народ?" Может быть, Алькасар был прав... Тролль Шамотт вдруг ожил и зашамкал, переспрашивая: -- Чего она хочет-то? -- Чтоб убил, дядюшка Шамотт, -- пояснил Алонд. -- Убил? Дело хорошее, дело хорошее, хе-хе... -- Ты кровавый пес, дядюшка Шамотт, -- хмыкнул Тифлон. Старичок остался очень доволен эпитетом. -- Да, -- прогудел он в нос, -- водились и за нами делишки... А кого убить-то надо? Может, пособить в добром деле? Но, узнав, что Моргана, старый тролль всполошился: -- Нет, эдак и всех нас тут угробят! Кто он, герой-то? Дакини? Низшая раса! Что он понимает! Дакини все ненормальные, взять того же Моргана! Кому, кроме этих выродков, пришла бы в голову мысль сотворить Длинную Ветку, да и тебя, Тифлон, не к ночи будь сказано? -- Нынче утро, дядюшка, -- поправил Тифлон. -- Какое имеет значение, утро, вечер! Скоро ни утра, ни вечера! Кто их звал сюда, этих дакини? Гадкие, дрянные.- Стереть их, стереть с лица земли! Старик энергично потряс головой, роняя труху, пробубнил себе под нос несколько воинственных призывов и снова погрузился в спячку. Фейдельм спросила Хелота: -- Меч, который с тобой, -- это Секач? -Да. -- Убей Моргана, -- повторила она. Его смерть не уничтожит ли всех сотворен--- осторожно спросил Хелот. Я думала. Спрашивала богов. Только ту часть души, что была вложена Демиургом, -- сказала Фейдельм. -- Сотворенные не только от Моргана, они и сами по себе. Их свобода пребудет с ними. Чем больше в них свободы, тем больше останется после того, как убьешь Моргана. -- Хорошо тебе говорить, Фейдельм, -- зачастил Лоэгайрэ. -- Тебе-то нечего бояться. Ты не сотворена. А нам каково? -- Тролли тоже не сотворены, -- заметил Длинная Ветка, -- а все же часть Демиурговой души и в нас. -- Мы отчасти порожденье Демиурга, -- сказал Алонд, -- а отчасти плод жизнедеятельности его безнравственных творений... -- Эк загнул! -- снова ожил Шамотт. -- Сдохнем мы все, вот и весь сказ. Эхх... -- Вся моя жизнь проходит в страхе, -- заговорила Фейдельм. -- Я слышу страх каждого из вас. Мне больно болью каждого из вас. Давно я не слышала радости. -- Так-то оно так, а все же вдруг этот сумасшедший Морган Мэган уничтожит нас всех в миг своей смерти? -- не сдавался Лоэгайрэ. -- Говорят, колдуны мертвые сильнее, чем живые. Да и вообще, не стал бы я доверяться дакини. -- Не стал бы доверять дакини? -- подал голос вдруг Форайрэ. -- Ха! А Секач им кто отдал? -- Это... я... так вышло. Выгодный же был обмен, как отказаться! Да кто же знал, что все так обернется?! -- рассердился наконец Лоэгайрэ. Хелот вынул из кожен Секач, взглянул на надпись, сделанную светящимися рунами. -- Я убью его, -- сказал он. -- Я убью его, Диано-ра-Из-Радуги. На рассвете Морган, взяв с собой одного Алькасара, углубился в чащу леса. Во-первых, создателя мутило после вчерашних возлияний и ему хотелось побыть вдали от чужих физиономий. Во-вторых, он решил самолично произвести разведку и пометить те валуны, которые надлежит уничтожить в первую очередь, чтобы не тратить времени и сил на разбивание неодушевленных предметов. Сарацин смотрел, как Моргана выворачивает наизнанку возле источника мудрости. Наконец, умывшись, Морган Мэган пробормотал: -- В таком-то состоянии я и сотворил этих Болотных Мороков, будь они неладны... -- Ты говоришь о вчерашнем малыше? Морган поднял голову и посмотрел на сарацина, подчеркнутое безразличие которого начинало уже раздражать Демиурга. -- О нем. Но почему ты называешь его "малышом"? Он старше тебя лет на четыреста. -- Он маленький, -- сказал Алькасар. -- Он слабый. -- Зато зловредный. Зря ты за него заступился. Ты рисковал лишиться моей милости, Алькасар. Сарацин пожал плечами. -- Это неважно, -- отозвался он. -- Зачем мне твои милости, Морган Мэган? -- О-ох, -- простонал Морган, снова хватаясь за горло. -- Зачем я столько пил? -- Это совесть бунтует, -- сказал Алькасар. -- Тебе не хочется убивать свой мир. Тебе хочется его спасти. -- Заткнись, -- хрипел Морган. У него не хватило сил даже на то, чтобы сжать кулак, и он тихо захныкал от слабости. -- Уйди с глаз, рябая морда. Ненавижу вас всех. Со всех сторон смотрят... глаза, глаза, глаза... Он застонал и сжал голову ладонями. Алькасар покусал нижнюю губу, как будто обдумывал что-то. Он стоял над поверженным Демиургом и пытался понять, какое чувство зарождается сейчас у него в душе. Одно мгновение он был близок к тому, чтобы вонзить в беззащитно открытую спину нож и на том покончить с этой чудовищной историей. Но внезапно странное сияние между деревьев привлекло его внимание. Алькасар поднял голову, присмотрелся -- и вдруг закричал от страха. Морган подскочил: -- Что с тобой? Почему ты орешь? Алькасар зажал рот ладонями, но и поверх ладоней смотрели насмерть испуганные черные глаза, в которых не осталось ни искры разума. Это был взгляд затравленного животного. Морган огляделся, но ничего подозрительного не заметил. Ни чудовищ, ни великанов. Говорили что-то про огнедышащего дракона, которого сманили на свою сторону мятежники, но и этого чудовища поблизости не наблюдалось. Морган пожал плечами и думал уже обругать сарацина, как вдруг и он заметил сияние среди серебряных стволов. Там клубился свет. Пестрые нити, окрашенные в чистые, прозрачные цвета, сплетались и расплетались, как будто катился клубок, свитый из солнечных лучей. И этот клубок света приближался. Шаг за шагом, толчок за толчком рос он, становился все больше, все ярче, все светлее. Вот уже стала заметна фигура женщины, ступающей в центре этой сферы. Можно было разобрать, что свет окутывает ее, точно плащом, что от каждого се движения взлетают и опадают световые полосы. Она остановилась неподалеку и развела в стороны руки. И в тот же миг свет как будто собрался между ее рук, поднялся над головой, и нити, прежде запутанные, расправились, превращаясь в Радугу. На эту-то Радугу и смотрел Алькасар глазами, полными ужаса. Но женщина не замечала его. Неподвижный взгляд ее остановился на Мэгане. -- Морган, -- тихо проговорила она, и волны грусти и покоя окутали бродячего мага. -- Морган Мэган... Искаженное злостью лицо Моргана дрогнуло и смягчилось. -- Кто ты? -- спросил он шепотом, и ответила: -- Я не помню своего имени. Я голос, богам. Я любовь и справедливость. -- Здравствуй, Фейдельм Прекрасная, -- громко произнес Морган. -- Так, кажется, назвали тебя в этом мире дети великой реки Адунн? -- Ты Морган Мэган, -- сказала девушка. -- Ты умрешь. Так решил Народ великой реки Адунн. -- Вы что, все в сговоре с моей матерью? -- возмутился Демиург. -- Это она подослала тебя? -- Твоя мать не знает. Твоя мать не согласилась бы убить тебя, Морган Мэган. Это мое решение. Морган отступил на несколько шагов. Он хорошо знал, что там, в Шервудшире, эта девушка была обыкновенным человеком -- дакини, как здесь говорят. И когда он открыл для нее ворота Радуги и когда дал ей часть своей Силы -- и тогда он знал, что она всего лишь человек. Но теперь он не был в этом уверен. Слишком хорошо сжилась она со своей ролью. Слишком уж послушна была ей Сила Радуги. Моргана бросило в холодный пот. Что, если каждое из его творений обрело самостоятельную жизнь? Полностью самостоятельную? От него не зависящую? "Слишком много нужно еще узнать о космогонии и эсхатологии", -- подумал Морган и дал себе твердое слово: бросить пить и закончить университет в Гейдельберге. -- Убирайся, -- выговорил Морган Мэган немеющими губами. -- Я знаю, кто ты. Ты не богиня. -- Я не богиня, -- согласилась девушка. -- Мое старое имя Дианора. Так мне сказали. Я не помню. Ты помнишь? -- Да, -- кивнул Морган. -- Я помню. Ты Дианора, и я спас тебе жизнь. Хорошо бы ты не забыла и об этом. -- Буду помнить. Но это неважно. Ты умрешь, Морган Мэган. -- Ведьма! -- крикнул Морган, чувствуя, что его одолевает страх. Он подскочил к девушке, чтобы схватить ее за плечи, и отдернул руку -- его обожгло. Радуга засияла ярче, и вот уже языки разноцветного пламени лижут тонкую фигурку в золотистом одеянии. Белый мех на ее плечах раскалился и начал мерцать красным светом. Потом по нему побежали фиолетовые, желтые, синие волны. Алькасар, который все это время пытался побороть страх, услышал из всего этого диалога только одно: имя Дианоры. Он с трудом поднялся на ноги. Имя прозвучало снова, на этот раз из уст самой девушки. И когда пламя охватило ее, он закричал: "Дианора!" -- и бросился к ней. В этот миг ему уже не было страшно. Он знал, что скоро ему предстоит умереть, если он не оставит Моргана. И если Алькасару суждено погибнуть в огне, то пусть будет так. Может быть, он успеет увидеть ту женщину, которую, как говорил Хелот, он любил в своей прошлой жизни. Но он не погиб. В кольце пылающей Радуги царила приятная прохлада. И еще одно странное ощущение удивило его: безопасность. Пока между девушкой и остальным миром горело это кольцо, никто не мог причинить ей вреда. Более того, если смотреть на мир сквозь горящую Радугу, то ни одна из мирских забот не покажется существенной. Дианора стояла, окруженная покоем, миром и любовью, и, когда Алькасар шагнул в этот мир, тишина окутала и его. И разом отпустила боль, забылся ужас, остались позади долгие ночи, полные чудовищных сновидений, бесконечные дни с их неутоленной тоской. Она смотрела на него и улыбалась, и детское ласковое лицо девушки казалось странно знакомым. -- Я Дианора, -- сказала она. -- Я Дианора, хоть и не помню об этом. --И я не помню, -- признался он. -- Сказали, меня звали Алькасар. -- Пусть будут такие имена. -- Дианора улыбнулась. -- Сказали, что я любил тебя, -- продолжал он. Она покачала головой, рассыпав по плечам золотые ВОЛОСЫ. -- Я не помню и этого. Но если мы останемся живы и мне придется выбирать, я выбрала бы тебя. Он серьезно смотрел на нее, хмуря длинные брови. Потом спросил: -- Могу я дотронуться до тебя? Вместо ответа она положила обе руки ему на плечи. Он сжался, ожидая боли, но снова ничего не произошло. Только тепло и нежность ее прикосновения. Тогда он провел ладонью по ее щеке. Опять ничего. Дианора привстала на цыпочки и поцеловала его в губы. И тогда посыпались искры. Разноцветные искры, всех семи цветов. Дианора расхохоталась. Откуда-то издалека до них донесся пьяный рев. Оба разом повернулись и посмотрели на Моргана. Казалось, он находится не рядом, а за тысячи миль. Они смотрели на него сквозь Радугу и видели таким, каким он был -- несчастным, одиноким человеком, который запутался в собственных преступлениях и ошибках. -- Бог ты мой, я же просила Хелота убить его, -- сказала Дианора. -- Не надо было делать этого, -- отозвался Алькасар. -- Хелот рыцарь. Если он обещал, он сделает. Зря просила. Ты убила этим двоих. Знаешь как говорят: собрался мстить -- копай сразу две могилы. Сарацин еще раз взглянул на Моргана. Тот сидел, скорчившись на старой коряге, -- бледный, со слипшимися светлыми волосами, один глаз смотрит прямо на них, и в нем застыло недоумение, второй, больной, бельмом таращится из-под скошенного века. -- Морган болен, -- сказала Дианора. -- Как я не подумала об этом раньше! Мне нет прощения, друг мой. Он нуждается в нашей помощи, а мы изыскиваем способ уничтожить его. -- Молчи. -- Он сжал ее руку. -- Не говори ничего. Ты правильно поступила. Я забыл. Морган убийца. -- Морган болен, -- повторила она. -- Быть может, я сумела бы его вылечить... -- Ты не видела, как он убивает. Они доверяют ему, ведь он их создал. Они безобразны, но он их такими создал. Они покорны ему, а он бьет по ним Моргенштерном... -- Он убивает сам себя, -- сказала Дианора. -- Он хотел помочь мне. Он говорит, что спас меня от смерти. -- Может быть, -- пробормотал Алькасар. -- Он и меня спас. Но Морган сделал слишком много зла. Владычица Оленьего Леса задумчиво ответила: -- Не делает зла лишь тот, кто вообще ничего не делает. Не действия избегать следует, но лишь неподвижности и отвратительной лености. Слушай историю. Был святой Сульпиций, мой крестный отец. И вот что он однажды сказал. К нему пришел на исповедь один рыцарь. Крестоносец, который много убивал и часто обнажал свой меч ради наживы. Он совершил множество преступлений и покаялся во всех. И святой спросил его: "Будешь ли ты еще совершать подобные непотребства, дитя мое?" И "дитя", по локти обагренное кровью, сказало: "Да, но сейчас отпусти мне грехи". И святой отпустил ему грехи и сказал: "Ты таков, сын мой, каков ты есть. В тебе слишком много жизни. Стало быть, не в том спасение твоей души, чтобы сидеть на месте. Кради, убивай, прелюбодействуй, но только не стой на месте, ибо нет ничего более смрадного, чем гниющая душа". И с тем уехал тот рыцарь. -- Какова же душа у Моргана, Дианора? Дианора положила ладонь ему на губы, улыбнувшись, когда жесткая борода царапнула ей руку. -- У Моргана душа больна и истерзана. Но не гниет. Боль чиста. Боль, как огонь, -- сжигает и оставляет чистый пепел. Алькасар осторожно отвел ото рта ее руку и прикоснулся к ней губами. -- О чем ты говоришь, Дианора? Что может вырасти из пепла? Дианора тряхнула головой, отбрасывая с лица золотую прядь. -- Из пепла может вырасти новый феникс, -- сказала она. Хроальмунд Зеленый встретил Хелота с Лохмором в нескольких милях от источника мудрости. Первым заметил Болотного Морока дракон: внезапно Лохмор остановился, шерсть на его загривках поднялась, и он еле слышно зашипел. -- Что там, Лохмор? -- спросил Хелот. -- Что ты заметил? Дракон ударом лапы разрыл мох и вытащил из-под коряги странное существо, покрытое чешуей. Оно имело жалкий вид. На чешую налипла грязь, кое-где к ней пристали клочья волос и пятна крови. Две чешуйки были сорваны, и ранка загноилась. Большие круглые глаза существа испуганно уставились на огнедышащего дракона. -- Ой! -- сказал Лохмор, дурашливо цепляя его лапой и опрокидывая на спину. Существо пронзительно заверещало и принялось отчаянно размахивать ручками. Хелот заметил между трех растопыренных пальцев небольшие перепонки. -- Оставь его, Лохмор, -- сказал он дракону и сел перед существом на корточки. Оно растянуло большой рот в плаксивой улыбке. -- Кругом дакини, -- пробормотало оно, -- только смерть, только убийство и жажда крови. Десять мудрецов отвернулись от нас. И оно обречено закрыло глаза большими морщинистыми веками без ресниц. -- Кто ты? -- спросил Хелот. Не открывая глаз, существо ответило: -- Хроальмунд Зеленый, Болотный Морок, из рода похмельных троллей, созданных в дурной час Демиургом нашим Морганом Мэганом, да будет проклято его имя, да будут преданы забвению его дела. От удивления Хелот с размаху сел на сырой мох. -- Прости, Хроальмунд, я не вполне понял. Что значит "похмельные тролли"? -- Ну что тут объяснять? -- Существо сердито уставилось на Хелота. -- Ты хочешь убить меня. Так убивай поскорее и не докучай мне своими вопросами. -- Я вовсе не хочу убить тебя, -- возразил Хелот. -- Я служу замку Аррой и сейчас... -- Он замялся. -- Словом, Хроальмунд, я не враг тебе, если ты проклинаешь Моргана Мэгана. -- Я проклинаю Демиурга потому, что прежде поклонялся ему. А кто ты такой, чтобы проклинать его? Ты -- жалкий дакини. Ты не понимаешь величия божества. Тебе недоступно представление о растоптанной вере. -- Да, -- сказал Хелот, чувствуя, что начинает сердиться на это, казалось бы, безобидное и жалкое существо. -- Мой бог никогда еще не предавал меня, хотя я частенько забывал помянуть его в молитвах перед сном. -- Неважно, -- отрезал Болотный Морок. -- По-хмельные тролли -- одно из почтеннейших сословий мира Аррой, хотя по ряду причин мы вынуждены скрываться и вести тайный образ жизни. Нам ведома та сторона жизни Демиурга, что сокрыта от остальных. Мы -- его пьяные кошмары, его ночной бред, его алкогольные муки, его подавленные эмоции и неудовлетворенные желания. -- Господи, сколько же еще вас, уродов, было создано в этом несчастном мире! -- воскликнул Хелот, не удержавшись. -- Морган разбрасывал свою созидательную силу налево и направо, и я сомневаюсь, чтобы он соображал, что именно он творит. Прости ему, Иисусе... -- Иисусе -- это что за идол? -- тут же прицепился Болотный Морок. Как только он понял, что опасность быть убитым ему не грозит, он уселся поудобнее на сыром мху и уставился на человека горящими глазами. -- Иисус -- не идол, Он Сын Божий, -- серьезно ответил Хелот. -- Гм. Думаю, демиурги между собой разберутся, -- заявил Болотный Морок. -- Не наше дело мирить их или что-то объяснять. Я хочу убить Моргана. Он оскорбил меня, мое племя, мою веру. Всю ночь я медитировал под взором Десяти Божественных Старцев и принял решение. Лохмор заворчал. Ему не нравилось это создание, от которого исходил сильный рыбный запах. К тому же рана на боку Морока выглядела не слишком красиво. Однако когда Хелот предложил Хроальмунду перевязать ее, маленький тролль отказался. -- Я иду на верную гибель, -- объявил он. -- Не понимаю, зачем тратить время на бессмысленные действия. Лохмор дохнул в сторону огнем. -- Сделать бы из тебя воблу, земноводное, -- сказал он как бы между прочим. Хроальмунд бросил на дракона косой взгляд. -- Сам ты земноводное, ящер, -- парировал он. Хелот расхохотался, хотя на самом деле ему было не до смеха. -- Страшная гвардия шла убивать великого чародея и мага Моргана Мэгана, -- сказал он. -- Два земноводных и один дакини из презренной расы. Наверняка наш враг уже дрожит от ужаса. Но Хроальмунд не поддержал его веселья. -- Кем бы мы ни были, -- сказал он, отряхиваясь и счищая пятно грязи с одной из чешуек, -- месть наша будет ужасной. Хроальмунд оказался весьма полезным спутником. Он хорошо знал все тропинки в Серебряном Лесу, ибо неоднократно по ним хаживал, и теперь вел Хелота и помрачневшего Лохмора прямиком к источнику мудрости. -- Откуда ты можешь знать, что Морган там? -- время от времени спрашивал дракон. -- Чую, -- лаконично ответствовал Морок. -- Как ты чуешь, когда лично я ничего не чую? У меня нюх ой-ой, -- ворчал дракон. -- Да и никому не по силам уловить чей-либо запах на таком расстоянии. -- Я ловлю не запах, -- сказал Болотный Морок. -- Просто господин наш вчера опять изрядно принял и снова находится на грани сотворения десятка-другого похмельных кошмаров. Еле сдерживается. В такие минуты любой из нашего народа найдет его с легкостью хоть на другом краю земли. Хелот был вынужден поверить этому объяснению. В конце концов, другого проводника у них не было. Время от времени лангедокский рьщарь касался ладонью рукояти Секача. И поймал себя на том, что обращается к капризному мечу с одной-единственной молитвой: "Предай меня, Секач, -- думал он, -- откажись рубить". Но меч никак не отзывался, и Хелот не улавливал ни волн тепла, ни струи ледяного холода. И когда он вынул меч из ножен, руны на клинке не горели и казались обыкновенной мертвой надписью. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ -- Вот он! -- крикнул Хроальмунд Зеленый, выскакивая на холмик и показывая рукой на источник мудрости, откуда Иллуги забрал свой провидческий глаз. Хелот поднялся и встал рядом с маленьким троллем. За их спинами тяжело топтался дракон. Они увидели яркое сияние, как будто Морган развел большой костер и побросал в него порошков, дающих разноцветное пламя. Хелот видел такое как-то раз на ярмарке, где давал представления фокусник откуда-то из восточных стран. Дракон присел и глухо зарычал. -- Сила Радуги! -- сказал он. -- Здесь Фейдельм, которая заманила нас. Зачем она здесь? -- Ловушка, -- быстро проговорил Хроальмунд. -- А вон там Морган. Морган сидел в стороне, неподалеку от источника. Одежда на нем была грязной и порванной во многих местах. Один рукав отсутствовал, и Морган зябко кутался в плащ. Хелота поразила мертвенная бледность его лица. Странствующий рыцарь ощутил приступ тоски. Он не мог убить своего врага, когда тот сидел перед ним больной и безоружный. И слово, данное Фейдельм в присутствии народа холмов, стало жечь Хелота, как огнем. Хелот вынул меч из ножен. Он едва не выпустил рукоять -- руны на клинке горели, разбрасывая искры, и серебряные стволы деревьев начали мерцать, отражая их теплый оранжевый свет. "Секач", -- умоляюще прошептал Хелот. Но он уже не мог остановиться. В замке Аррой ждали. Фейдельм ждала. И даже если когда-то властительница была девушкой по имени Дианора, это уже не имело никакого значения. Морган встал. Он заметил сияние и понял, что оно значит. -- Кто здесь? -- крикнул маг, поднимая голову. Голос у него был все еще звучным и ясным. -- Мое имя Хелот из Лангедока, -- был ответ. -- Я знаю тебя, -- сказал Морган Мэган. -- Зачем пришел? -- Ты знаешь и это, -- ответил Хелот и сделал несколько шагов вперед. -- Да. -- Морган кивнул. -- Ты выбрал хороший час. Я один и со мной почти нет Силы. Я устал, и меня терзают сомнения. -- И еще вчера ты слишком много выпил, Морган Мэган. Хелот подошел еще ближе. Морган был похож на мертвеца. Хелот попытался убедить себя в том, что виной всему чудовищное похмелье, но он знал, что это не так. "Черт побери, -- подумал он, -- не стану же я раскисать только потому, что у моего врага вчера был неудачный день и сегодня он выглядит таким несчастным?" И он снова вспомнил, как нашел в лесу Алькасара и как сарацин кричал по ночам от страшных воспоминаний. И подумал о Дианоре, которую чародей из чистого любопытства превратил в странное, почти лишенное человечности существо. И о тех камнях, что были разбиты по приказу создателя. И о ране на боку Хроальмунда. И о Лаймерике, который был проклят за свою гордость и независимый нрав.,. -- Ты хочешь убить меня? -- Морган криво улыбнулся. -Да. -- Назови причины. Хелот остановился, опустил меч, очертил вокруг себя круг сияющим клинком. -- Ты боишься умереть, Морган Мэган? -- Куда меньше, чем ты боишься нанести удар, Хелот из Лангедока. Так назови мне причины для того, чтобы убить меня. -- Мир Аррой, -- сказал Хелот, в упор глядя на своего врага. -- Прекрасный Аррой, с которым ты так зверски обращался, покуда он тебе не надоел. Ты изуродовал его, а теперь хочешь уничтожить. -- Кто там с тобой? -- спросил Морган, прищурив здоровый глаз. -- Болотный Морок? Это он тебе нажаловался? Посмотри, за кого ты заступаешься! Как он безобразен, глуп, напыщен! -- Он твое творение, и я не понимаю, почему ты так высокомерен по отношению к самому себе! Морган посмотрел Хелоту в глаза, и лангедокцу стало жутко -- такая пустота глядела из карего глаза бродячего мага. -- Потому что моя душа еще уродливее, чем эти монстры, -- тихо сказал Морган Мэган. -- Потому что моя мать хозяйничает в моем мире и я ничего не могу с ней поделать. Потому что она нравится им больше, чем я... -- Это ревность? -- Хелот не верил своим ушам. -- Да! -- крикнул Морган. -- Я ни одну женщину так не ревновал, как ревную свой мир. Мой Аррой -- и эта женщина... -- Она твоя мать. -- Она дура! -- заорал Морган и закашлялся. -- Я думаю, -- мягко заметил Хелот, -- миру нужна не только мудрость. Живые создания нуждаются не только в беспокойном духе, но и в глупости, в консерватизме. Тебе не приходило в голову, Морган Мэган, что твоим бедным троллям нужна просто курица-наседка? -- Неважно. -- Морган махнул рукой. -- Убивай меня, Хелот из Лангедока, иначе, клянусь, я завершу то, что начал. Я разнесу по камешку замок Аррой, я убью своими руками каждую тварь, которая называет себя моим творением. Я сделаю это. Морган обнажил меч и усмехнулся. -- Я вижу у тебя в руках Секач, -- сказал он. -- Ты не сможешь напасть на безоружного, так потешься мыслью о том, что против тебя стоит враг, вооруженный до зубов. Но знай, Хелот из Лангедока, когда в дело вступает Секач, ничто уже не спасает. Он разрубает то, что надлежит. И я думаю, что пришло время разрубить мою голову. Хелот сжал зубы и поднял Секач. В этот момент радужное сияние взлет