лах браки растор╜гаются, и, если б этот человек нашел ее даже живой в могиле и поце╜ловал не только руку ее, но и губы, за что же его казнить смертью? Ведь он это сделал из любви. -- Слушайте все: вот как я рассудил: да будет дух жреца, впер╜вые осквернившего могилу царственной жены, предан в когти Истре╜бителя, дабы познал он последние глубины Смерти. Но этот человек пусть выйдет от нас невредимым, ибо совершенное им сделано по неведению и потому, что им руководила Хатор, богиня любви. Лю╜бовь правит тем миром, где мы нынче встретились, как и всеми мирами, в которых мы жили или еще будем жить. Кто смеет отри╜цать ее могущество? Кто осмелится восстать против ее закона? -- А теперь -- в Фивы! Словно множество крыльев прошумело -- и все исчезли. Нет, не все, ибо Смит еще стоял на ступенях перед двумя задрапирован╜ными колоссами, а рядом с ним, дивно прекрасная, неземная, све╜тилась призрачным светом фигура Ма-Ми. -- Я тоже должна уйти, -- шепнула она, -- но прежде хочу ска╜зать два слова тебе, который был скульптором в Египте. Ты любил меня тогда и за эту любовь заплатил жизнью, ибо ты и тогда поцеловал мне руку, как сейчас поцеловал мою мертвую руку, взя╜тую из могилы. Я была женой фараона лишь по закону -- пойми меня: только по закону, -- и титул Царственной Матери в моей надгробной надписи -- изваянная ложь. Гору, я никогда не была по-настоящему его женой, и, когда ты умер, скоро последовала за то╜бой. Ты забыл, но я -- я помню. Ты думаешь, это вор сломал мою фигурку, которую положили со мной в могилу? Нет. Я сама сломала ее, потому что ты осмелился написать на ней: "возлюбленная" -- не "бога Горуса", как бы следовало, но "человека Гору". И когда меня хоронили, фараон, узнавший все, вынул эту статуэтку из-под моих одежд и отшвырнул ее прочь. Помню, отливая ее, ты бросил в огонь вместе с бронзой и золотую цепь, подаренную мной тебе, говоря, что я достойна быть отлитой только из золота. И это кольцо с печатью на моей руке -- тоже твоей работы. Возьми его, Гору, возьми и вместо него дай мне то, что на твоей руке, кольцо Беса. Возьми его и не снимай до самой смерти, и пусть оно ляжет с тобой в могилу, как это легло со мной. А теперь слушай! Когда взойдет солнце и ты проснешься, ты бу╜дешь думать, что все это тебе приснилось. Но знай, о человек, ко╜торого некогда звали Гору, что такие сны -- тень истины. Боги меняют свои царства и имена, люди живут, умирают и оживают, чтобы снова умереть; царства могут пасть, и правители превра╜тятся в забытый прах. Но истинная любовь бессмертна, как бессмертна душа, в которой она зародилась. И для нас с тобою кон╜чится когда-нибудь ночь скорби и разлуки и восстанет ясный день славы, мира и полного соединения. А до того не ищи меня более, хотя я всегда буду близко около тебя, как и была всегда. До этого благословенного часа, Гору, прощай! Она склонилась к нему; он вдохнул аромат ее дыхания и ее волос, свет дивных глаз проник в самую глубь его души, и он прочел в ней ответ, начертанный там... Он простер руки, чтобы обнять ее, но она уже исчезла. Смит проснулся, весь застывший и окоченевший, проснулся на том же месте, где уснул впервые, -- то есть на каменном полу, возле погребальной ладьи, в центральном зале Каирского музея. Дрожа от холода, он выбрался из своего убежища и выглянул -- зал был также пуст, как и накануне вечером. Ни тени, ни следа царя Менеса и всех этих фараонов и цариц, которых он видел во сне так ярко, так реально. Раздумывая о странных фантазиях, которые может навеять сон, когда человек устал и у него взвинчены нервы, Смит дошел до входных дверей и стал ждать в тени, молясь в душе, чтобы, -- хотя это была пятница -- магометанский праздник, -- кто-нибудь заглянул в музей убедиться, все ли там благополучно. Молитва его была услышана. Вошедший сторож, не глядя, от╜пер дверь -- он загляделся в окно на змея, борющегося с двумя воронами. Смит мгновенно проскользнул мимо него вниз по лестни╜це, прячась между статуями, и так добрался до ворот. Сторож при виде его вскрикнул от испуга, но, так как нехорошо смотреть на призраки, являющиеся там, где не могло быть человека, поспешил отвернуться. Смит воспользовался этим и поспешил вы╜бежать через ворота и смешаться с толпой. Приятно было погреться на солнышке после ночи, проведенной на холодном каменном полу. Дойдя до своей гостиницы, Смит объяснил, что ездил обедать в Менахоуз, возле Пирамид, опоздал на последний трамвай и вынужден был там заночевать. Говоря это, он нечаянно ударился пальцами об острый угол футляра в кармане, заключавшего в себе реликвию Ма-Ми. Боль была так сильна, что он невольно посмотрел на пальцы и увидел кольцо на мизинце. Боже мой! Да ведь это не то кольцо, что дал ему директор. То было с надписью, посвященной богу Бесу, и с его изображением. А это -- с королевской печатью и с именем Ма-Ми. Так, значит, это был не сон? И до сего дня Смит спрашивает себя, не перепутал ли он чего-нибудь тогда впопыхах, не взял ли из рук директора другое кольцо. или не спутал ли колец сам директор. Он даже писал директору, но тот уже обо всем забыл и помнил только, что он дал Смиту одно из двух колец, а которое -- не помнит, и что кольцо с над╜писью: "Бес -- Анк, Анк -- Бес" лежит вместе с прочими драгоцен╜ностями Ма-Ми в Золотой комнате музея. Не может он ответить себе и на другой вопрос: во многих ли бронзовых изображениях египетских цариц содержится такой высо╜кий процент золота, как в изображении Ma-Ми, которая расска╜зывала ему -- во сне, что к бронзе, из которой вылита была эта статуэтка, влюбленный скульптор примешал золото. Был ли это только сон или нечто большее? -- Вот о чем он спра╜шивает себя день и ночь. Но ответа нет, и Смит, как все мы, вынужден терпеливо ждать того дня, когда раскроется истина. А как бы ему хотелось знать наверное, которое из двух колец дал ему заведующий! Такой, казалось бы, пустяк, а для него это важнее всего на свете... К изумлению своих коллег, Смит больше не ездит в Египет. Он уверен, что бронхиты его совсем прошли и ему нет надобности ежегодно проводить некоторое время в теплом климате. 2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского [1] Корона из золотых змей, надевавшаяся царями древнего Египта.