тив тебя и отправит тебя в изгнание! "Он заходит слишком далеко! - подумала Алия. - Я должна послать за ним стражу, невзирая на последствия!" - но руки ее остались неподвижны. Проповедник обратился лицом к храму, поднялся на вторую ступень и опять повернулся к площади, все это время он не отрывал левой руки от плеча проводника. Затем он провозгласил: - Третье мое послание - принцессе Ирулэн. Принцесса! Унижение - это то, чего ни один человек не может забыть. Я предостерегаю тебя - беги! "Что он говорит? - вопросила Алия саму себя. - Мы унизили Ирулэн, но... Почему он подталкивает ее к бегству? Ведь мое решение только что принято!" Трепет испуга пробежал по Алии. Откуда Проповедник знает? - Четвертое мое послание - Данкану Айдахо! - вскричал тот. - Данкан! Ты приучен верить, что за верность платят верностью. Данкан, не верь в историю, потому что историю движет лишь уступаемое за деньги, Данкан! Прими свои рога и делай то, что ты лучше всего знаешь, как делать! Алия закусила тыльную сторону правой руки. РОГА! Она хотела протянуть руку к кнопке и послать стражу, но рука отказалась ей повиноваться. - Теперь я буду проповедовать дня вас, - сказал Проповедник. - Это - проповедь пустыни. Обращаю ее к жрецам Муад Диба, исповедующим экуменизм меча. О, вы, верующие в очевидность предначертанного! Разве не знаете вы, что очевидность предначертанного имеет демоническую сторону? Вы провозглашаете себя благородными просто потому, что обитаете в благословенных поколениях Муад Диба. Я говорю вам, что отвергли вы Муад Диба. Святость подменила в вашей религии любовь! Вы сами накликиваете на себя месть пустыни! Проповедник опустил голову, словно молясь. Алия узнала - и ее пробрало дрожью. Великие боги! Этот голос! Он подсел за годы, проведенные в жгучих песках, но он вполне мог быть голосом Пола. Опять Проповедник поднял голову. Голос его громоподобно прокатился по площади, где собиралось все больше людей, привлеченных этой диковинкой из прошлого. - Истинно говорю вам! - вскричал Проповедник. - Молящиеся о росе на краю пустыни призовут потоп! Не избегнут они своей судьбы через силу разума! Разум - дитя гордости, которую может и не постичь в себе сотворивший зло! - Он понизил голос. - Говорили, будто Муад Диб умер от предвидения, что знание будущего убило его, и он ушел из мироздания реальности в алам ал-митал. Говорю вам - это заблуждение Майи. Такие мысли независимой реальности не имеют. Они не могут изойти из вас и сделать что-нибудь реальное. Говорил о себе Муад Диб, что не обладает он никакой магией Рихани для расшифровки мироздания: Не сомневайтесь в нем. Проповедник опять воздел руки, а голос вновь возвысил до громоподобного рева: - Я предостерегаю жречество Муад Диба! Огонь над пропастью вас спалит! Слишком хорошо усвоившие урок самообмана от этого обмана и погибнут. Кровь брата счистить нельзя! Он опустил руки, нашел своего юного проводника и покинул площадь прежде, чем Алия сумела справиться с одолевшей ее трепещущей неподвижностью. Какая бесстрашная ересь! Это наверняка Пол. Она должна была предостеречь стражей. Они не осмеливаются открыто схватить Проповедника. Происходившее на площади внизу служило этому лишним подтверждением. Ведь, несмотря на ересь, никто не шевельнулся, чтобы остановиться уходившего Проповедника Ни один храмовый страж не кинулся его преследовать. Ни один пилигрим не попытался его задержать. Завораживающий слепец! Всякий, слышавший или видевший его, чувствовал его силу, отражение божественного дарования. Несмотря на дневную жару, Алии внезапно стало холодно. Она физически ощутила, как тонка та кромка, за которую она держит Империю в своей хватке. Она вцепилась в край своего смотрового окошка, словно пытаясь удержать свою власть, думая о ее хрупкости. Сила власти была заключена в Ландсрааде, КХОАМ и вооруженных формированиях Свободных, в то время как Космический Союз и Бене Джессерит вершили свои дела втихую, оставаясь в тени. Запрещенное просачивание развитых технологий, проистекавшее от самых дальних рубежей расселения человечества, подтачивало центральную власть. Разрешенное к производству на фабриках Иксиана и Тлейлакса отнюдь не снижало давления. И вечно на кулисами - стоял Фарадин из Дома Коррино, наследник титулов и притязаний Шаддама IV. Без Свободных, без монополии Дома Атридесов на гериатрический спайс, Алии власти не удержать. Вся власть развеется. Она ощущала, как власть выскальзывает у нее прямо сейчас. Народ проявлял внимание к Проповеднику. Опасным будет заставить его замолчать - не менее опасным, чем позволить ему и дальше произносить такие же проповеди, как сегодня на площади. Ей были видны первые знамения ее поражения, и ум ее со всей определенностью различил очертания стоящей перед ней проблемы. Проблема эта была систематизирована Бене Джессерит: "Большое население, сдерживаемое небольшой, но могущественной силой - самое заурядное явление в нашем мире. И мы знаем главные условия, при которых это большое население может обратиться против своих сдерживателей: Первое - когда они находят вождя. Это самая неуловимая угроза дня властвующих; и они должны не ослаблять контроля над вождями. Второе - когда население осознает свои цели. Держите население в слепоте и в незнании сомнений. Третье - когда население обретает надежду избавиться от уз. Оно никогда даже и поверить не должно, будто избавление возможно!" Алия тряхнула головой, почувствовав, как от этого движения дрогнули ее щеки. В ее населении все признаки были налицо. Каждый доклад, получаемый ей от шпионов со всей Империи, укреплял ее и без того достоверное знание. Непрекращающиеся боевые действия джихада Свободных повсюду оставляли свои отметины. Куда ни дотронься "экуменизмом меча", народ не преминет занять позу покоренного населения: оборонительную, скрытную, уклончивую. Всякая демонстрация авторитета - что означало прежде всего и по сути РЕЛИГИОЗНЫЙ авторитет - стала провоцировать негодование. О да, пилигримы до сих пор стекались миллионными толпами, и были среди них, вероятно, истинно набожные. Но, по большей части, ими руководила не набожность, а другие мотивы. Чаще всем, это была хитренькая забота об обеспечении будущего. И покорность подчеркивалась, и приобреталась та форма власти, которая легко обращалась в богатство. По возвращении из Арракиса, хаджжи обретали дома новый авторитет, новый социальный статус. Они могли выносить выгодные им экономические приговоры, которым их родной мир, привязанный к своей планете, не осмеливался перечить. Алия знала народную загадку "Что ты видишь внутри пустого кошелька, принесенного домой из Дюны?" И ответ: "Глаза Муад Диба (огненные алмазы)". В сознании Алии прошествовали традиционные пути подавления возрастающего брожения: народ должен усвоить, что оппозиция всегда карается, а помощь правителю - награждается. Силы Империи должны быть перетасованы наугад. Главные придатки имперской власти должны быть скрыты. Всякое движение, при помощи которого Регентство нанесет встречный удар на возможное нападение, должно быть тщательно выверено во времени, чтобы выбить противостоящих из равновесия. "Не потеряла ли я свое хронометрическое чутье?" - задалась она вопросом. "Что это за бесцельные размышления?" - осведомился голос внутри нее. Она почувствовала себя поспокойней. Да, план Барона был хорош. Мы уничтожим угрозу со стороны леди Джессики, и заодно опозорим Дом Коррино. Да. С Проповедником можно будет разобраться попозже. Она понимала, что он из себя строит. Символика была ясной. Он был древним духом неутаиваемых мыслей, живым и действующим духом ереси в ее пустыне ортодоксии. В этом была его сила. И неважно, Пол ли это... до тех пор, пока в ней есть место сомнениям. Но знание Бене Джессерит говорило, что в его силе содержится и его слабость. "У Проповедника есть изъян, который мы найдем. За ним будут следить по моему приказу, каждый миг он будет под наблюдением. И, если предоставится возможность, он будет дискредитирован". 17 Я не буду оспаривать утверждений Свободных, что они, по божественному вдохновлению, передают религиозное откровение. Нет, это их сопутствующая претензия на идеологическое откровение побуждает меня облить их презрением. Конечно, они предъявляют эту двойную претензию в надежде, что она укрепит их владычество и поможет их долгосрочному утверждению в мире, находящим их гнет все возрастающим. И предостерегаю я фрименов от имени всех этих притесняемых народов: краткосрочная выгода всегда оборачивается убытком по прошествии времени. Проповедник в Арракине. Ночью Лито взошел вместе со Стилгаром на узкий уступ гребня низкой скалы в съетче Табр, называвшейся Спутником. В ущербном свете Второй луны со скалы им открывалась вся панорама - к северу защитная Стена и Гора Айдахо, Великая Равнина к югу и - к востоку, по направлению к скалам Хаббания - перекатывавшиеся дюны. С юга горизонт прятался в клубящейся пыли, отголосках шторма. Абрис Защитной стены морозно серебрился в лунном свете. Стилгар пошел против своей воли, присоединясь к секретной вылазке лишь потому, что Лито растревожил в конце концов его любопытство. Что за нужда пересекать пески посреди ночи? Парнишка грозился ускользнуть и отправиться в этот поход в одиночку, если Стилгар откажется. И Стилгара безмерно беспокоило проделанное ими. Две такие важные мишени - одни, в ночи! Лито присел на корточки на уступе, лицом к югу, к равнине. Время от времени он, словно бы разочарованно, хлопал себя по колену. Стилгар ждал. Искушенный в умении молчаливо ждать, он стоял в двух шагах от своего подопечного, скрестив руки на груди, его роба мягко колыхалась под ночным ветерком. Для Лито переход через пески представлялся откликом на его внутреннее смятение, необходимостью отыскать новую направляющую поддержку в жизни, объятой тем внутренним противоборством, на которое Ганима уже несмела отваживаться. Он выманил Стилгара в эту совместную вылазку, потому что есть вещи, которые Стилгару должно знать, ради того, чтобы быть готовому к дням грядущим. Лито опять стукнул себя по колену. Как же обременительно знать начало! Он порой ощупал себя продолжением бессчетных других жизней, таких же непосредственно реальных, как и его собственная. В потоке этих жизней не было конца, не было завершенности - только вечное начало. Представали они и шумно осаждающей его толпой, словно он был единственным окошком, в которое каждый жаждал заглянуть. И здесь таилась опасность, погубившая Алию. Лито поглядел вперед, на лунный свет, серебривший перенесшие бурю равнины. По равнинам растекались набегавшие друг на друга складки дюн; волнистыми насыпями громоздилась кварцевая крупка, словно по мерке рассыпанная ветрами - тускло-желтый песок, кварцевый песок, гравий. Он почувствовал, что обрел один из приходящих перед самой зарей моментов уравновешенности. Время поджимало. Уже стоял месяц аккад, и позади - все, что оставалось от этого бесконечного времени ожидания: длинные горячие дни и горячие суховеи, ночи, подобно этой терзаемые шквалами ветра, нескончаемые порывы от раскаленных, как топки, стран Хаукбледа. Он глянул через плечо на Защитную стену, изломанную линию в свете звезд. Там, за стеной, в Северной впадине, и обитала его главная проблема. Опять он посмотрел на пустыню. Пока он вглядывался в горячую тьму, забрезжил день, из-за пыльных склонов всходило солнце, лимонными оттенками трогая красные столпы бури. Он закрыл глаза, желая представить, как день взойдет над Арракином, увидеть в своем сознании город, разбросанными коробочками лежащий между светом и новыми тенями. Пустыня... коробочки.... пустыня... коробочки. Когда он открыл глаза, пустыня оставалась - разлегшееся шафранно-коричневое пространство взбитого ветром песка. Маслянистые тени вдоль основания каждой дюны вытягивались словно лучи только что минувшей ночи. Они связывали одно время с Другим. Лито подумал о ночи, сидя на корточках, недремлющий Стилгар рядом с ним, старший по возрасту, тревожимый молчанием и необъясненными причинами их приходов в это место. Наверняка у Стилгара много воспоминаний о том, как он проходил этой дорогой со своим обожаемым Муад Дибом. Даже сейчас Стилгар двигался, обшаривал взглядом все вокруг, будучи начеку против любой опасности. Стилгар не любил оказываться на открытом месте при дневном свете. В этом он был чистой воды Свободным прежних времен. Ум Лито неохотно расставался с ночью и с ясностью всего том, чем была она напряжена и чревата на песчаном распутье. Здесь, в скалах, ночь сразу обретала черную неподвижность. Лито сочувствовал страхам Стилгара, связанным с дневным светом. Тьма, даже переполненная ужасами, была бесхитростна. Свет мог быть очень даже всяким. Ночные страхи имели запах, то, что приходило из ночи - приходило с катящимся звуком. В ночи измерения оказывались разделенными, все усугублялось - шипы острее, лезвия более режущи. Но ужасы дня могли быть намного хуке. Стилгар кашлянул. Лито заговорил, не оборачиваясь: - У меня очень серьезная проблема, Стил. - Так я и предполагал, - голос сбоку от Лито прозвучал тихо и настороженно. Сын говорил очень уж похоже на отца Было в этом запретное колдовство, задевшее в Стилгаре струну неприязни. Свободные знали ужасы одержимости. Тот, в ком ее обнаруживали - убивался законным порядком, и воду его выплескивали в песок, чтобы она не осквернила водохранилище племени. Мертвым следует оставаться мертвыми. Нет ничего предосудительного в том, чтобы чье-то бессмертие обнаруживалось в его детях, но дети не имеют права слишком точно воспроизводить один из обликов своего прошлого. - Моя проблема в том, что мой отец слишком многое оставил несделанным, - сказал Лито. - Особенно, куда устремлены наши жизни. Империя не может и дальше следовать тем же путем, Стил, не предлагая надлежащей цели для человеческой жизни. Я говорю о жизни, понимаешь? О жизни, а не о смерти. - Однажды, растревоженный видением,твой отец говорил со мной в том же духе, - сказал Стилгар. Лито захотелось легкомысленной репликой разделаться с вопрошающим страхом Стилгара - может быть, предложением пойти позавтракать и покончить с постом. Он вдруг ощутил сильный голод. Последний раз они ели вчера в полдень, и Лито настоял на том, чтобы поститься целую ночь. Но иной голод влек его сейчас. "Беда моей жизни - это беда данного места, - думал Лито. - Нет изначального сотворения. Я просто иду назад и назад, пока не начинают исчезать расстояния. Мне не виден горизонт - мне не видны скалы Хаббания. Я не могу найти исходного места для проверки". - Предвидению нет никакой замены, - сказал Лито. - Может, мне стоило бы попробовать спайс. - И загубить себя, как твой отец? - Дилемма, - сказал Лито. - Однажды твой отец признался мне, что слишком хорошо знать будущее - это быть так запертым в этом будущем, что исключаются всякая возможность из него сбежать. - Парадокс, который и есть наша проблема, - сказал Лито. - Такая это тонкая и могущественная штука, предвидение. Будущее наступает сейчас. Возможность быть зрячим в стране слепых приносит свои собственные опасности. Стараясь растолковать слепому, что видишь, ты склонен забывать, что слепцы движутся по накатанным путям, обусловленным их слепотой. Они - как чудовищная машина, следующая собственной дорогой. У них собственная инерция движения, собственное тяготение. Я боюсь слепцов, Стил, я боюсь их. Они так легко могут сокрушить все на своем пути. Стилгар воззрился на пустыню. Лимонная заря превратилась в стальной день. - Почему мы сюда пришли? - спросил он. - Потому что я хотел, чтобы ты увидел место, где я могу умереть. Стилгар напрягся. Затем: - Так у тебя БЫЛО видение! - Возможно, это был только сон. - Зачем мы пришли в такое опасное место? - Стилгар сверкнул глазами на своего подопечного. - Мы немедля вернемся. - Я умру не сегодня, Стил. - Нет? Что у тебя было за видение? - Я видел три тропы, - голос Лито зазвучал в грезящей интонации вспоминающего. - Одно из будущих требовало от меня убийства нашей бабушки. Стилгар метнул короткий взгляд на съетч Табр, словно боясь, что леди Джессика может их услышать через пространство песка. - Зачем? - Чтобы не утратить монополию на спайс. - Не понимаю. - И я тоже. Но именно об этом я и думал в том сне, где воспользовался ножом. - Ага, - Стилгар понял об использовании ножа. - Каков второй путь? - Гани и я поженимся, чтобы закрыть род Атридесов для посторонних. - Фу-у! - Стилгар резко выдохнул, яростно выражая свое отвращение. - В древние времена такое было обычным для царственных особ, - сказал Лито. - Гани и я решили, что брачной близости между нами не будет. - Предупреждаю вас - будьте тверды в этом решении! - в голосе Стилгара прозвучала смертельная опасность. По закону Свободных, кровосмешение каралось смертью на висельной треноге. Откашлявшись, Стилгар спросил: - А третья тропа? - Я призван низвести моего отца до человеческого уровня. - Он был моим другом, Муад Диб, - пробормотал Стилгар. - Он был твоим богом! Я должен разбожествить его. Стилгар повернулся спиной к пустыне и посмотрел на оазис своего возлюбленного съетча Табр. Такие разговоры всегда его коробили. Лито уловил потный запах при движении Стилгара. Какое искушение - уклониться от разговора о всех тех наполненных важностью и значением вещах, которые должны быть здесь сказаны. Они могут проговорить полдня, переходя от частного к общему, как бы уводя себя от тех настоящих решений, от тех непосредственных нужд, которые им предстоят. И нет сомнения, что Дом Коррино представляет реальную угрозу для реальных жизней - его и Гани. Но все, что он делает теперь, должно быть взвешено и проверено на оселке тайных необходимостей. Стилгар проголосовал однажды за убийство Фарадина, предложив изощренное применение чаумурки - яда в питье. Фарадин был известен своим пристрастием к некоторым сладким ликерам. Такое нельзя дозволить. - Если я умру здесь, Стил, - сказал Лито, - ты должен остерегаться Алии. Она больше не твой друг. - К чему этот разговор о смерти и о твоей тете? - Стилгар неподдельно разъярился. УБИТЬ ЛЕДИ ДЖЕССИКУ! ОСТЕРЕГАТЬСЯ АЛИИ! УМЕРЕТЬ В ЭТОМ МЕСТЕ! - Маленькие люди изменяют свои лица по ее велению, - сказал Лито. - Правителю нет нужды быть пророком. И даже богоподобным. Я привел тебя сюда, чтобы ясно определить, чего требует наша Империя. Она требует хорошего управления. И зависит это не от законов и прецедентов, а отличных качеств правящего, кто бы он ни был. - Регентство очень хорошо справляется с обязанностями по управлению Империей, - сказал Стилгар. - Когда ты достигнешь нужного возраста.. - Я уже в возрасте! Я здесь самый старый из всех! Рядом со мной ты - хнычущий младенец. Я могу припоминать времена более чем пятидесятивековой давности. Ха! Я даже помню то время, когда Свободные были на Тергроде. - Зачем ты играешь с такими фантазиями? - властно вопросил Стилгар. Лито кивнул. И в самом деле, зачем? Зачем повествовать о воспоминаниях иных столетий? Сегодня его непосредственная проблема - это Свободные, большинство из них - до сих пор полуприрученные дикари, склонные потешаться над несчастливой невинностью. - Криснож испаряется со смертью его владельца, - сказал Лито. - Муад Диб испарился. Почему Свободные живы? Это была одна из тех резких перемен мысли, что так ошарашивали Стилгара. На время он лишился дара речи. Такие слова полны смысла, но смысл их ускользал от него. - Ожидается, что я стану Императором, но я должен быть слугой, - Лито оглянулся на Стилгара через плечо. - Мой дед, в честь которого я назван, добавил новые слова к девизу семейного герба, придя сюда, на Дюну: "Я здесь, и здесь я буду пребывать". - У него не было выбора, - сказал Стилгар. - Очень хорошо, Стил. Выбора нет и у меня. Мне следует стать Императором по рождению, по складу моего сознания, по всему, что в меня вложено. Я даже знаю, чего требует Империя: хорошего управления. - Наиб имеет древнее значение - слуга съетча, - сказал Стилгар. - Я помню твои уроки, Стил, - сказал Лито. - Для того, чтобы иметь надлежащее управление, племя должно иметь способ выбирать таких людей, сами жизни которых отражают то, как следует вести себя правительству. От всей души Свободного, Стилгар ответил: - Ты облачишься в императорскую мантию, если она тебе подойдет. Сперва ты должен доказать, что сможешь вести себя как правитель! Лито неожиданно рассмеялся. Затем: - Ты сомневаешься в моей искренности, Стил? - Конечно, нет. - В моем праве рождения? - Ты тот, кто ты есть. - И если я сделаю то, что от меня ожидается, то это станет меркой моей искренности, верно? - Таков обычай Свободных. - Значит, у меня не может быть внутренних чувств, определяющих мое поведение? - Не понимаю, что... - Если я буду все время вести себя как должно, неважно, сколько мне будет стоить подавление моих страстей, то это и будет моей меркой. - Такова сущность самоконтроля, юноша. - Юноша! - Лито покачал головой. - Ах, Стил, ты даешь мне ключ к рациональной этике управления. Я должен быть постоянен, каждое действие должно основываться на традициях прошлого. - Так полагается. - Но мое прошлое уходит глубже твоего! - Какая разница... - У меня нет особой и первозначащей личности, Стил. Я - составная личность, с памятью о традициях, более древней, чем ты можешь вообразить. Таково мое бремя, Стил. Я устремлен в прошлое. Я переполнен врожденным знанием, сопротивляющимся новизне и переменам. Хотя Муад Диб изменил все это, - он указал на пустыню и широко повел рукой, в направлении Защитной стены позади него. Стилгар оглянулся на Защитную стену. Со времени Муад Диба под стеной возникло поселение, дома, дававшие приют экологическому отряду, помогавшему распространять по пустыне растительную жизнь. Перемена? Да. Поселение было выстроено как по линейке, эта правильность его коробила. Он стоял неподвижно, не обращая внимание на зуд от кварцевой хрупки под своим стилсьютом. Это поселение являлось оскорблением тому, чем прежде была эта планета. Внезапно Стилгару захотелось услышать завывание вихря, который накинулся бы из-за дюн и стер это место с лица земли. От этого чувства он затрепетал. Лито заговорил: - Ты обратил внимание, Стил, что наши новые стилсьюты делаются не из гигроскопичной материи? Наши потери воды слишком высоки. Стилгар осекся; едва уже не спросив вслух: "Разве я об этом не говорил?". Вместо этого он сказал: - Наш народ становится все больше зависим от таблеток. Лито кивнул. Таблетки регулировали температуру тела, сокращали потери воды. Они были дешевле и удобнее стилсьютов. Но они навлекали на пользователей новые тяготы, среди них замедленность реакций и, временами, затуманенность зрения. - Для этого мы сюда и пришли? - спросил Стилгар. - Обсуждать материалы для стилсьютов? - Почему бы и нет? - вопросил Лито. - До тех пор, пока ты не повернешься лицом к тому, о чем я должен поговорить. - Почему я должен остерегаться твоей тети? - в голосе Стилгара прорезался гнев. - Потому что она играет на старом желании Свободных сопротивляться переменам, и при всем том ведет к более жестокой перемене, чем ты можешь представить. - Ты раздуваешь малое до великого! Она настоящая дочь Свободных. - А, тогда настоящий Свободный придерживается обычаев прошлого, а у меня древнее простое. Стил, доведись мне отпустить поводья у собственных склонностей - и я потребую закрытого общества, полностью подвластного священным обычаям прошлого. Я буду контролировать миграцию, объясняя, что она пестует новые идеи, а новые идеи - угроза всей структуре жизни. Каждый маленький планетополис пойдет своим путем, видоизменяясь в ту сторону, куда его тянет естественным образом. В итоге, Империя расколется на кусочки под натиском возникших различий. Стилгар сглотнул - сухим горлом. Это были слова, которые мог бы произнести Муад Диб. Они были ему вполне созвучны. Они были парадоксальны и пугающи. Но если дозволить перемены... Стилгар покачал головой. - Прошлое может подсказать, как правильно вести себя, если ты живешь в прошлом, Стил, но обстоятельства меняются. Стилгар мог только согласиться, что обстоятельства действительно меняются. Но как же тогда нужно себя вести? Он взглянул поверх Лито - посмотрев на пустыню и не видя ее. Здесь проходил Муад Диб. По мере того, как солнце поднималось, равнина представала полнящейся золотыми тенями, лиловыми тенями, в пыльном мареве бежали гребешки песчаных ручейков. Пыльный туман, висевший обычно над скалами Хаббания, виднелся теперь совсем вдалеке, и вплоть до самых скал представали перед глазами Стилгара уменьшающиеся дюны пустыни, один изгиб перетекает в другой. Сквозь дымное трепетание жары он видел растения, стелившиеся по краю пустыни. Муад Диб заставил жизнь дать свои всходы в этом необитаемом месте. Медь, золото, красные цветы, желтые цветы, ржавчина и желтовато-коричневые тона, серо-зеленые листья, колючки и резкие тени под кустами. Движение дневной жары заставляло тени трепетать, вибрировать в воздухе. Вскоре Стилгар заговорил: - Я только вождь Свободных, а ты - сын Герцога. - Ты сказал это - не зная, что сказал, - ответил Лито. Стилгар нахмурился. Когда-то, давным-давно. Муад Диб упрекнул его точно такими же словами. - Ты помнишь это, верно, Стил? - спросил Лито. - Мы были у скал Хаббания, и этот сардукарский капитан, помнишь его - Арамшам? Он убил своего друга, чтобы спасти себя. Ты в тот день несколько раз предупреждал, что не стоит оставлять в живых сардукаров, видевших наши тайные пути. Наконец, ты заявил, что они наверняка выдадут то, что видели - они должны быть убиты. И мой отец сказал: "Ты сказал это - не зная, что сказал". И ты был уязвлен. Ты возразил ему, что ты только ПРОСТОЙ вождь Свободных. Герцоги должны ведать более важными вещами. Стилгар уставился на Лито. "Мы были у скал Хаббания!" "МЫ"! Это... это дитя, еще и не зачатое в тот день, знает в точных подробностях все, что произошло, в таких подробностях, которые могут быть известны лишь тому, кто сам там был. Что ж, это было всего лишь еще одно доказательство, что этих отпрысков Атридесов нельзя судить по обычным меркам. - Теперь послушай меня, - сказал Лито. - Если я умру или исчезну в пустыне, ты обязан будешь бежать из съетча Табр. Это мой приказ. Ты обязан будешь взять Гани и... - Ты еще не мой Герцог! Ты... Ты ребенок! - Я взрослый в обличьи ребенка, - ответил Лито. - Он указал на узкую расселину в скалах под ними. - Если я умру здесь, это произойдет вон в том месте. Ты увидишь кровь. И поймешь тогда. Возьми мою сестру и... - Я удвою твою охрану, - сказал Стилгар. - Ты не пройдешь сюда еще раз. Сейчас мы уйдем отсюда, и ты... - Стил! Ты не сможешь меня удержать. Обратись мысленно еще раз к тому времени у скал Хаббания. Помнишь? Заводской краулер был во внешних песках, при приближении большого Создателя. Не было способа спасти и краулер, и людей от червя. И отец мой приказал взять на борт сколько можно людей, пожертвовав добытым спайсом и оборудованием корабля. Стил, я возлагаю на тебя обязанность спасти людей. Люди важнее вещей. А Гани - самая драгоценная из всех, потому что без меня она - единственная надежда Атридесов. - Не желаю больше слушать, - сказал Стилгар. Он повернулся и двинулся вниз по скалам, через песок, к оазису. Он услышал, как Лито последовал за ним. Вскоре Лито обогнал его и, оглянувшись, спросил: - Ты заметил, Стил, как красивы молодые женщины в этом году? 18 Жизнь единичного человека, как и жизнь семьи и целого народа, зиждется на памяти. Мой народ должен прийти к пониманию этого, что станет частью их процесса созревания. Как народ, они являются ОРГАНИЗМОМ и через сохраняемую память они откладывают все больший и больший опыт в подсознательное хранилище. Человечество надеется обратиться к этому материалу, если он потребуется для изменения мироздания. Но большинство отложенного может затеряться в шальной игре случайного, которую мы называем "судьбой". Многое может быть интегрировано в эволюционные взаимосвязи и, таким образом, не стать оцененным и задействованным в те безостановочные изменения окружающей среды, которые воздействуют на плоть. ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ РОД может забывать. В этом особая ценность Квизац Хадераха, о которой никогда не подозревали Бене Джессерит: Квизац Хадерах не может забывать. Харк ал-Ада. Книга Лито. Стилгар сам не мог объяснить почему, но небрежное замечание Лито до глубины разбередило его душу. Оно больше всего занимало его мысли на обратном пути через пески, оттеснив все остальное, сказанное Лито на Спутнике, на второй план. Да, разумеются, молодые женщины Арракиса были очень красивы в этом году. И молодые люди тоже. Их глаза были устремлены вперед, вдаль: Их лица безмятежно светились от избытка воды. Они часто красовались безо всякого намека на маски и фильтротрубки стилсьютов. Зачастую они вообще не носили стилсьютов в обществе, предпочитая им новые одеяния, под которыми при каждом движении быстрым промельком угадывались их гибкие молодые тела. Эта человеческая красота выгодно оттенялась на фоне новой красоты ландшафта. Сочетание этой красоты с крохотным пучком зеленых веточек среди красно-коричневых скал завораживало взгляд - полная противоположность прежнему Арракису. Прежняя культура пещеро-города, лабиринтов съетча, дополнявшихся хитроумными перемычками и влагоуловителями на каждом входе, уступала дорогу поселениям под открытым небом, часто построенным из глинобитных кирпичей. Глинобитных кирпичей! "Почему мне захотелось, чтобы поселение погибло?" - подивился Стилгар, споткнувшись на ходу. Стилгар знал, что он - из отмирающей породы. Старые Свободные с разинутыми от изумления ртами смотрели на расточительство планеты - вода разбазаривалась только ради того, что на ней можно было замесить глинобитные кирпичи. Вода, изводимая на сооружение жилья для одной семьи, могла бы год поддерживать жизнь целого съетча. В таких домах даже делались прозрачные окна, чтобы пропускать внутрь солнечный жар и иссушать тела. Подобные окна открывались наружу. Новые Свободные могли смотреть на пейзаж из своих глинобитных домов. Они не теснились больше в закрытом со всех сторон съетче. А где приходит новое видение мира, там и воображение меняется. Для Стилгара это было ощутимо. Новое видение объединило Свободных с остальным миром Империи, вывело их в неограниченное пространство. Некогда они были привязаны к бедному водой Арракису, рабы суровых необходимостей. Не для них был тот распахнутый кругозор, который являлся условием жизни для обитателей большинства планет Империи. Перемены виделись Стилгару на фоне его собственных сомнений и страхов. В прежние дни редкий Свободный задумывался над возможностью покинуть Арракис и начать новую жизнь в одном из богатых водой миров. Даже МЕЧТА о бегстве им не дозволялась. Лито шел впереди, и Стилгар смотрел в движущуюся спину юноши. Лито говорил о запретах на внепланетные перемещения. Что ж, такое во время оно постоянно оказывалось реальностью для большинства обитателей других миров, даже там, где мечта дозволялась - в качестве предохранительного клапана. Но вершины своей планетарное рабство достигло здесь, на Арракисе. Свободные обратились вовнутрь, забаррикадировав свои умы точно так же, как забаррикадировались они в своих пещерных лабиринтах. Самый смысл съетча - места священного убежища от времени и от тревог - был здесь искажен, став значить место чудовищного заключения для всего населения. Лито говорит правду: Муад Диб все это изменил. Стилгар чувствовал себя потерянным. Он ощущал, как рассыпаются его прежние верования. Новое видение мира - направленное вовне - произвело жизнь, которая жаждала выйти из заключения. "Как красивы молодые женщины в этом году". Прежний уклад жизни ("Мой уклад!" - признался он себе) заставлял его народ игнорировать всю историю, кроме той, что была обращена вовнутрь, на их собственный тяжкий труд. Прежние Свободные учили историю по урокам ужасов своих собственных миграций, по бегствам от кары в кару. Прежнее планетарное правительство следовало установившейся политике прежней Империи. Оно подавляло творческую активность и всякие помыслы о прогрессе, об эволюции. Для прежней Империи и устоев ее власти процветание являлось опасностью. Стилгар вдруг потрясенно осознал, что все это являлось опасным и для того курса, который прокладывала Алия. Стилгар опять споткнулся - и упал, еще больше отстав от Лито. В прежнем укладе и в прежних религиях не было будущего - было только бесконечное СЕЙЧАС. До Муад Диба - и Стилгар видел это - вера Свободных была ограничена верой в то, что ничего нельзя окончательно достичь, возможно лишь потерпеть крах... Да, они верили в Льета-Кайнза, но тот заложил отсчет времени по сорока поколениям. Завершения не было - была мечта, которая, как Стилгар видел теперь, тоже оказалась обращенной вовнутрь. МУАД ДИБ ЭТО ИЗМЕНИЛ! За время джихада Свободные многое уяснили о прежнем Императоре-Падишахе, Шаддаме IV. Восемьдесят первый падишах Дома Коррино, занявший Трон Золотых Львов и правивший Империей из бессчетных миров, использовал Арракис как испытательный полигон для той политики, которую он надеялся провести и в остальных частях империи. Его наместники на планете Арракис неуклонно холили и лелеяли пессимизм, чтобы упрочить основу своей власти. Они неустанно пеклись, чтобы всем на Арракисе, даже вольным скитальцам Свободным, сделались наверняка хорошо известны многочисленные случаи несправедливости и неразрешимых проблем; они приучали население воспринимать себя беспомощным, не имеющим поддержки и опоры. "Как красивы молодые женщины в этом году!" Разглядывая возвращающегося в съетч Лито, Стилгар подивился, как же этот юноша сумел отворить в нем поток подобных мыслей - всего лишь простеньким на вид замечаньицем. Благодаря этой оброненной фразе, Стилгар совершенно по-другому увидел Алию и свою собственную роль в Совете. Алия обожала повторять, что старый уклад медленно уступает новому, и Стилгар признался себе, что всегда находил это заявление смутно успокаивающим. Перемены опасны. Изобретательность должна пресекаться. Личная сила воли должна быть отрицаема. Чему еще служит жречество, как не отрицанию личной воли? Алия частенько повторяла, что возможности для открытого соревнования должны быть ограничены до управляемых пределов. Но это означало, что нынешнее пугало технологии могло использоваться лишь для того, чтобы держать в узде население. Всякая разрешенная технология должна корнями быть привязана к ритуалу. Иначе... Иначе... Стилгар опять споткнулся. Теперь он был у канала, а Лито поджидал его у абрикосового сада, росшего вдоль проточной воды. Стилгар услышал, как его ноги зашелестели по нескошенной траве. НЕСКОШЕННАЯ ТРАВА! "Во что я могу верить?" - спросил себя Стилгар. Для Свободного его поколения надлежащей была вера в то, что личности нужно полностью осознавать свои пределы. Традиции являлись, несомненно, элементом наибольшего контроля в незыблемом обществе. Люди должны знать границы своего времени, своего общества, своей территории. Что плохого в съетче как в модели мышления? Всякому личному выбору следует быть замешанным на чувстве отгороженности - именно это чувство должно ограждать семью, сообщество, всякий предпринимаемый должным правительством шаг. Стилгар остановился и пристально посмотрел через сад на Лито. Юноша с улыбкой глядел на Стилгара. "Знает ли он о сумятице в моей голове?" - подумал Стилгар. И старый наиб попробовал обратиться к традиционному катехизису своего народа. Всякий аспект жизни требует циничности формы, присущая ей закругленность основывается на тайном внутреннем знании, что будет действовать и что действовать не будет. Моделью жизни, сообщества, всякой составляющей более крупного социального объединения, должен быть съетч и его двойник песков, Шаи-Хулуд. Гигантский червь был, несомненно, самым внушительным творением, но, когда возникала угроза, уходил на недосягаемую глубину. "Перемены опасны!" - повторил себе Стилгар. Однообразие и стабильность - вот надлежащие цели правительства. Но молодые люди и женщины красивы. И они помнят слова Муад Диба, произнесенные при низвержении Шаддама IV: "Не долгой жизни для Императора я ищу, но долгой жизни для Империи". "Разве не то же самое я все время твержу себе?" - недоуменно вопросил себя Стилгар. И он опять пошел - ко входу в съетч, находившийся чуть правее от Лито. Юноша двинулся ему наперерез. Муад Диб сказал и другое, напомнил себе Стилгар: "Цивилизация и правительства рождаются, зреют, размножаются и умирают точно так же, как отдельные люди". Опасная или нет, но перемена будет. Красивые молодые Свободные это знают. Им дано смотреть вперед и видеть ее, готовясь и будучи готовыми к ней. Стилгар вынужден был остановиться, чтобы не наткнуться на Лито. Юноша взглянул на него совиным взглядом и сказал: - Вот видишь, Стил? Традиция - совсем не такой абсолютный проводник, как ты думал. 19 Свободный умирает, когда он слишком долго отлучен от пустыни; мы называем это "водяной тоской". Стилгар. Комментарии. - Да, мне трудно просить тебя сделать это, - сказала Алия. - Но... Я должна быть уверена в том, что есть Империя в наследство детям Пола. В этом ведь - единственная причина Регентства. Алия повернулась от зеркала, сидя перед которым она завершала свой утренний туалет. Поглядев на мужа, она прикинула, насколько он проникся ее словами. В такие моменты Данкан Айдахо заслуживал тщательного изучения - он, несомненно, был сейчас намного хитрее и опаснее того мечевластителя Дома Атридесов, которым некогда являлся. Внешне, он оставался тем же - козлиные черные волосы над смуглым лицом - но за долгие годы после своего пробуждения из состояния гхолы он пережил внутреннюю метаморфозу. И теперь она гадала, как гадала уже много раз: что возродившийся после смерти гхола может скрывать в потайных глубинах своего одиночества. До того, как Тлейлакс обработал его по своей хитроумной науке, Данкан был для Атридесов весь как на ладони - верность, фанатичная приверженность моральному кодексу своих предков-наемников, мгновенные вспыльчивость и отходчивость. Он был непримирим в своей решимости отомстить Дому Харконненов. И умер, спасая Пола. Но Тлейлакс забрал его тело у сардукаров и, в своих регенераторных чанах, вырастил зомби-катрундо: плоть Данкана Айдахо, но ничего от его сознания и памяти