которые могут привести только к зловредным результатам. То, за что мы должны всегда бороться -- выявить естественное влечение и следовать ему. Преподобная мать ТАРАЗА. Запись устной беседы, БД ПАПКА GS XIX МАТ 9 Безбрежное небо уходило ввысь, и в него карабкалось солнце Гамму, извлекая и конденсируя влагу из трав и окружающих лесов, и вместе с влагой вознося их запахи. Данкан Айдахо стоял у Заповедного Окна, вдыхая эти запахи. Этим утром Патрин сказал ему: -- Тебе сегодня пятнадцать лет, смотри теперь на себя, как на юношу. Ты больше не ребенок. -- Это мой день рождения? Они были в спальне Данкана, куда Патрин только что вошел со стаканом цитрусового сока. -- Я не знаю твоего дня рождения. -- У гхол есть дни рождений? Патрин отмолчался -- с гхолой запрещается разговаривать о гхолах. -- Шванги говорит, что тебе нельзя отвечать на этот вопрос, -- сказал Данкан. Патрин проговорил с явным замешательством: -- Башар желает, чтобы я передал тебе: тренировка сегодня утром будет попозже. Он желает, чтобы ты выполнял упражнения для ног и коленей до тех пор, пока тебя не позовут. -- Я выполнял это вчера! -- Я просто передаю тебе распоряжение башара, -- Патрин забрал пустой стакан и оставил Данкана одного. Данкан быстро оделся. Его ждут к завтраку... "Чтоб их всех!" Не нужен ему их завтрак. Чем же занят башар? Почему он не может вовремя начать занятия? "Упражнение для ног и коленей!" Это просто, чтобы не дать ему сидеть без дела, потому что у Тега есть какое-то другое неожиданное дело. Данкан гневно поглядел на заповедную дорогу к Заповедному Окну. "Пусть эти проклятые стражи будут наказаны!" Запахи, доносившиеся до него через открытое окно, были знакомы, но он никак не мог вспомнить, что же пряталось в дальних уголках его сознания, будоража его память. Он знал, что это -- жизни-памяти. Данкана это пугало и притягивало -- как будто он ходил по самому краю обрыва или пытался открыто бросить непокорный вызов Шванги. Но он никогда этого не делал. Даже если он рассматривал голографические картинки в книге с изображением обрыва, то это вызывало странную реакцию -- у него сводило живот. Что до Шванги, он часто воображал сердитое неповиновение и переживал точно такую же физическую реакцию. "В моем сознании живет кто-то другой", -- подумал он. Не просто в его сознании: В ЕГО ТЕЛЕ. Он ощущал эти другие жизненные опыты так, как ощущаешь, проснувшись, какой-то сон, не в силах, однако же, этот сон припомнить. Эта материя снова взывала к тому его сознанию, которым, как он знал, он не мог обладать. И все же, он им обладал. Он знал названия некоторых деревьев, запахи которых доносились до него, но эти названия не были подсказаны ему книгами из его библиотеки. Заповедное Окно называлось так потому что ему было запрещено к нему приближаться -- оно было прорублено во внешней стене Оплота и могло открываться. Оно часто бывало открыто, как сейчас, для проветривания. К окну можно было попасть из его комнаты по балконным перилам и через вентиляционную отдушину кладовой. Он наловчился проделывать весь этот путь -- от перил до вентиляционной шахты -- ничем себя не выдавая. Очень рано ему стало ясно, что воспитанные Бене Джессерит могут считывать даже самые малые знаки. Он мог и сам прочесть некоторые из этих знаков, благодаря обучению Тега и Лусиллы. Стоя в глубокой тени верхнего прохода, Данкан вглядывался в округлые ступени верхних лесистых склонов, взбирающихся к скалистым острым вершинам. Лес властно его притягивал. Вершины над ним обладали почти магической силой. Легко было вообразить, что там никогда не ступала нога человека. Как хорошо затеряться там, оказаться наедине с самим собой. Не беспокоясь о человеке, обитающем внутри него. Об этом постороннем. Данкан со вздохом отвернулся и вернулся в комнату по своему тайному маршруту. Только когда он опять оказался в безопасности своей комнаты, он позволил себе признать, что сделал это еще раз. Никто не будет наказан за эту вылазку. Наказание и боль, висевшие, словно аура, вокруг мест, запрещенных для него, заставляли Данкана только проявлять крайнюю осторожность, когда он нарушал правила. Ему не нравилось думать о боли, которую Шванги могла бы причинить ему, обнаружь она его у запретного Окна. Даже самая сильная боль, однако же, не заставила б его закричать. Он никогда не кричал, даже когда она выкидывала и что-нибудь попоганей. В ответ он просто смотрел на нее неотрывным взглядом, ненавидя, но усваивая урок. Для него урок Шванги был прям: изощряй свои способности, чтобы двигаться незамеченным, невидимым и неслышимым, не оставляй следа, способного выдать, что ты здесь проходил. В своей комнате Данкан присел на край койки, и стал созерцать пустую стену перед ним. Однажды, когда он вот так смотрел на стену, на ней возник образ -- молодая женщина с волосами цвета светлого янтаря и сладостно округленными чертами. Она смотрела на него со стены и улыбалась. Ее губы беззвучно шевелились. Однако же Данкан, уже научившийся читать по губам, ясно разобрал слова: -- Данкан, мой сладкий Данкан. "Была ли это его мать? Его настоящая мать?" Даже у гхол были настоящие матери, когда-то, давным-давно. Затерянная в незапамятных временах среди акслольтных чанов, существовала когда-то живая женщина, выносившая и любившая его. Да, любившая его, потому что он был ее ребенком. Если это лицо на стене было лицом его матери, то как же могла она явиться к нему? Он не мог опознать это лицо, он ему хотелось думать, что это его мать. Этот опыт напугал его, но страх не загасил желания, чтобы это еще раз повторилось. Кто бы ни была эта женщина, ее мимолетное появление терзало его. Тот, чужой внутри него, знал эту молодую женщину. Данкан был в этом уверен. Порой ему хотелось хотя бы на секунду стать этим чужаком -- только на то время, чтобы вытащить на свет все свои скрытые воспоминания -- но он страшился этого желания. "Я потеряю свое подлинное "я", -- думалось ему, -- если этот чужак войдет в мое сознание". "Не на смерть ли это похоже?" -- задумался он. Данкан увидел смерть, когда ему не исполнилось еще и шести лет. Его стражи отбивали нападение, одного из стражей убили. Погибли и четверо нападавших. Данкан увидел, как пять тел занесли в Оплот -- обмякшие мускулы, волочащиеся руки. Что-то существенное вышло из них. Ничего не осталось, чтобы воззвать -- к собственным или чужим -- памятям. Этих пятерых унесли куда-то глубоко внутрь Оплота. Позднее он слышал, как стражник сказал, что четверо нападавших были напичканы "шиэром". Это было первой встречей с понятием об Икшианской Пробе. -- Икшианская Проба позволяет считывать ум даже мертвого человека, -- объяснила Гиэза. -- Шиэр -- это наркотик, который от этого защищает. До того как прекращается действие наркотика, клетки полностью умирают. Данкан, наловчившись подслушивать, узнал, что четверо нападавших были проверены и другими способами. Об этих "других способах" ему не рассказали, но он подозревал, что это, должно быть, какие-то тайные штучки Бене Джессерит. Он думал об этом, как об еще одном дьявольском приемчике Преподобных Матерей. Они, как пить дать, оживляют мертвых и выкачивают информацию из костных тканей. Данкан живо воображал, как мускулы утратившего душу тела покорно следуют воле дьявольской наблюдательницы. Этой наблюдательницей всегда бывала Шванги. Такие образы заполняли ум Данкана, несмотря на все усилия его учителей развеять "глупости, порожденные невежеством". Его учителя говорили, что эти безумные истории представляют только ту ценность, что порождают среди непосвященных страх перед Бене Джессерит. Данкан отказывался верить, что он один из посвященных. Глядя на Преподобных Матерей, он всегда думал: "Я НЕ ОДИН ИЗ НИХ!" Лусилла была в последнее время весьма настойчива. -- Религия -- это источник энергии, -- говорила она. -- Ты должен освоить эту энергию. Ты сможешь направлять ее на достижение собственных целей. "На их цели, а не мои", -- думал он. Он фантазировал, воображая те цели, каких хотел достичь, видя себя триумфально берущим верх над Орденом, особенно над Шванги. Данкан осознавал, что такие изображения самого себя порождались в нем глубинной реальностью того обитавшего в нем чужака. Он научился кивать и делать вид, что тоже находит такую -- религиозную -- доверчивость забавной. Лусилла разглядела в нем эту противоречивую двойственность. Она сказала Шванги: -- Он считает, что мистических сил следует опасаться и, если возможно, избегать. До тех пор, пока он упорствует в этой вере, его нельзя научить использовать наши самые сокровенные знания. Они встретились для того, что Шванги называла "регулярная оценочная сессия", когда они только вдвоем собирались в кабинете Шванги. Время было вскоре после легкого ужина. Звуки Оплота были редкими и быстрогаснущими -- ночное патрулирование только начиналось, свободная от работы прислуга сейчас наслаждалась одним из коротких периодов свободного времени. Кабинет Шванги не был полностью изолирован от своего окружения, и это было умышленно предложено проектировщиками Ордена: тренированные восприятия Преподобной Матери способны понять очень многое из доносящихся Звуков. Шванги чувствовала себя все более и более потерянной на этих "оценочных сессиях". Все очевидней становилось, что Лусиллу нельзя переманить на сторону противостоящих Таразе. Лусилла была неуязвима и для манипулирующих уверток любой Преподобной Матери. И, что хуже всего, совместное влияние Лусиллы и Тега приводило к тому, что гхола на лету схватывал самые опасные способности, опасные до крайности. Вдобавок ко всем другим проблемам, Шванги начала испытывать возрастающее уважение к Лусилле. -- Он думает, что мы в своей деятельности используем оккультные силы, -- сказала Лусилла. -- Откуда у него взялась такая странная идея? Шванги почувствовала, что этот вопрос ставит ее в невыгодное положение. Лусилла уже знала, что такие мысли были внушены гхоле, чтобы его ослабить. Лусилла как бы говорила этим вопросом: -- Неповиновение -- это преступление против нашего Ордена! -- Если он захочет нашего знания, он, наверняка, получит его от тебя, -- сказала Шванги. Неважно, как это опасно с точки зрения Шванги, но наверняка правда. -- Его страсть к знанию -- вот мой наилучший рычаг, -- сказала Лусилла, -- и но мы обе знаем, что этого недостаточно. В голосе Лусиллы не было упрека, но Шванги все равно его ощутила. "Проклятие. Это она меня старается заполучить на свою сторону!" -- подумала Шванги. Некоторые ответы возникли в ее уме. "Я не нарушала данных мне приказаний". Ба! Отвратительная отговорка! "Гхола получает стандартное образование согласно учебным принципам Бене Джессерит". Не соответствует правде. И гхола этот не был стандартным объектом для образования. В нем были глубины, сравнимые только с глубинами потенциальной Преподобной Матери. В этом-то и была проблема! -- Я допустила ошибки, -- сказала Шванги. "Вот так!" Обоюдоострый ответ, который может оценить другая Преподобная Мать. -- Ты причинила ему вред не по ошибке, -- сказала Лусилла. -- Я никак не могла предвидеть, что другая Преподобная Мать сможет обнаружить в нем изъяны -- возразила Шванги. -- Он хочет обладать нашими силами только для того, чтобы от нас ускользнуть -- промолвила Лусилла. -- Он думает: "Однажды я узнаю столько же, сколько и они, тогда я сбегу от них". Когда Шванги не ответила, Лусилла продолжила: -- Это умно. Если он убежит, нам придется охотиться за ним и самим его уничтожить. Шванги улыбнулась. -- Я не повторю твоей ошибки, -- сказала Лусилла. -- Я говорю тебе открыто, что все понимаю -- ты в любом случае Это бы разглядела. Я знаю теперь, почему Тараза послала Геноносительницу к нему так рано. Улыбка Шванги исчезла. -- Что ты делаешь? -- Я привязываю его к себе точно так, как наши наставницы привязывают к себе послушниц. Я обращаюсь с ним с искренностью и верностью, как с одним из наших. -- Но он мужчина! -- Значит ему будет отказано только в Спайсовой Агонии, но ни в чем другом, он -- из чутких. -- А когда придет время для решающего этапа генного запечатления? -- спросила Шванги. -- Да, это будет щепетильный момент. Ты думаешь, что это его уничтожит. Таков, конечно, был твой план. -- Лусилла, Орден не единодушен в принятии проекта Таразы, связанного с этим гхолой. Ты наверняка это знаешь. Это был самый мощный довод Шванги. И тот факт, что она выложила его именно в этот момент, говорил о многом. Страхи, что они могут произвести нового Квизатца Хадераха, пустили в Ордене глубокие корни, и разногласия среди Бене Джессерит были довольно мощными. -- Он из примитивной генетической породы и выведен не для того, чтобы стать Квизатцем Хадерахом, -- сказала Лусилла. -- Но Тлейлакс что-то сделал с его генетическим наследием! -- Да, по нашим приказаниям. Они ускорили его нервные и мускульные реакции. -- И это все, что они сделали? -- спросила Шванги. -- Ты же видела результаты его клеточного обследования, -- ответила Лусилла. -- Если бы мы умели делать то же, что и Тлейлакс, мы не нуждались бы в них, -- сказала Шванги. -- У нас были бы свои акслольтные чаны. -- По-твоему, они от нас что-то утаили? -- спросила Лусилла. -- Он был у них девять месяцев полностью без нашего контроля! -- Я уже слышала все эти доводы, -- возразила Лусилла. -- Преподобная Мать, он -- полностью твой, и все последствия лежат полностью на тебе. -- Но ты не удалишь меня с моего поста, и неважно, что ты там доложишь на Дом Соборов. -- Удалить тебя? Разумеется нет. Я не хочу, чтобы твои сподвижники прислали кого-нибудь неизвестного нам. -- Есть предел оскорблениям, которые я могу от тебя вынести, -- проговорила Шванги. -- И есть предел тому, сколько предательства может терпеть Тараза, -- сказала Лусилла. -- Если мы получим еще одного Пола Атридеса, или. Боже упаси, еще одного Тирана, это будет работа Таразы, -- прошипела Шванги. -- Передай ей, что я так сказала. Лусилла встала. -- Ты можешь точно также узнать, что Тараза оставила полностью на мое усмотрение количество меланжа в рационе нашего гхолы. Я уже начала увеличивать ему долю спайса. Шванги обоими кулаками бухнула по столу. -- Чтоб вас всех! Вы нас еще погубите! x x x Секрет Тлейлакса, должно быть, в их сперме. Наши анализы удостоверяют, что их сперма не передает напрямую генетические коды. Случаются провалы. Каждый тлейлаксанец, которого мы обследовали, прятал от нас свое внутреннее "Я". Естественно, они неуязвимы для И китайского Тестирования! Секретность на глубочайших уровнях, таковы их главные щит и меч. Анализы Боне Джессерит. Код архива: ВТ ХХ 44I На четвертый год пребывания Шиэны в священном убежище жречества от тамошних шпионов Бене Джессерит утром поступило донесение, вызвавшее особый интерес орденских наблюдательниц на Ракисе. -- Она была на крыше, ты говоришь? -- спросила Мать Настоятельница Ракианского Оплота. Эта Настоятельница Тамалан раньше служила на Гамму и знала лучше подавляющего большинства, на что Орден здесь рассчитывает. Доклады шпионов прервали завтрак Тамалан, состоявший из цитрусового конферита, сдобренного меланжем. Посланница непринужденно стояла пред столом, пока Тамалан доедала и перечитывала доклад. -- Да, на крыше. Преподобная Мать, -- сказала посланница. Тамалан взглянула на Кипуну, посланницу. Кипуна -- уроженка Ракиса -- была специально подготовлена для деликатной работы на своей родной планете. Проглотив конферит, Тамалан спросила: -- "Привезите их назад!" Это ее точные слова? Кипуна коротко кивнула, она поняла вопрос. Были ли слова Шиэны по существу приказом? Тамалан опять вернулась к отчету, в поисках тонких красноречивых деталей. Она была рада, что Вестницей была избрана Кипуна. Тамалан уважала способности этой ракианки. У Кипуны были мягкие округленные черты и легкие, как пух, волосы, довольно обычные для жреческого сословия Ракиса, но мозги под этими волосами были совсем не похожи на пушинки. -- Шиэна была недовольна, -- сказала Кипуна. -- Топтер пролетел совсем близко от крыши, и она совершенно ясно увидела двух заключенных в наручниках. Она поняла, что их везут на смерть в пустыню. Тамалан положила отчет и улыбнулась. -- Итак, она распорядилась, чтобы заключенных привезли назад, к ней. Я нахожу ее выбор слов прекрасным. -- "Привезите их назад", -- спросила Кипуна. -- Это кажется самым обычным приказом, что ж тут прекрасного. Тамалан восхитилась, насколько открыто эта послушница высказывает свой интерес. Кипуна никогда не упускала случая побольше узнать, как работает мысль настоящей Преподобной Матери. -- Не это в ее поведении меня заинтересовало, -- сказала Тамалан. Она наклонилась к отчету и прочла вслух. -- "Вы слуги Шайтана, а не слуги слуг", -- Тамалан взглянула на Кипуну. -- Ты ведь слышала все сама? -- Да, Преподобная Мать. Мы рассудили: важно, чтобы я доложила тебе об этом лично, на случай, если у тебя возникнут другие вопросы. -- Она продолжает называть его Шайтаном, -- сказала Тамалан. -- Как же это должно уязвить их! Конечно, сам Тиран сказал: "Меня Шайтаном будут называть." -- Я видела отчеты из хранилища, обнаруженного в Дар-эсБалате, -- сказала Кипуна. -- Два заключенных были доставлены к ней? Бег задержан? -- спросила Тамалан. -- Сразу же, как только послание было передано на топтер, Преподобная Мать. Они вернулись за несколько минут. -- Значит, за ней все это время наблюдали и слышали ее слова. Хорошо. Шиэна никак не дала понять, что знает этих заключенных? Не было между ними какого-нибудь обмена знаками? -- Я уверена, они были не знакомы, Преподобная Мать. Два обычных представителя низшего сословия, довольно грязные и бедно одетые. От них пахло грязью пригородных трущоб. -- Шиэна распорядилась, чтобы с них сняли наручники, а затем обратилась к этой немытой паре. И теперь ее точные слова; что она сказала? -- "Вы -- мой народ". -- Чудесно, чудесно, -- сказала Тамалан. -- Затем Шиэна распорядилась, чтобы этих двоих вымыли и выдали им новые одежды, а затем освободили. Расскажи мне своими собственными словами, что произошло потом. -- Она вызвала Туека, который явился вместе со своими тремя советниками-помощниками. Это было... Почти что спор. -- Войди в мнемотранс, пожалуйста, -- попросила Тамалан. -- Проиграй передо мной весь разговор. Кипуна закрыла глаза и погрузилась с мнемотранс. Затем она заговорила: -- Шиэна: "Мне не нравится, когда людей скармливают Шайтану". Советник Старое: "Мы приносим жертву Шаи-Хулуду". Шиэна "Шайтан!" Шиэна топает ногой в гневе. Туек: Довольно, Старое. С меня довольно этих сектантских разногласий". Шиэна: "Когда вы усвоите?" Старое пытается заговорить, но грозный взгляд Туека заставляет его замолчать. Туек говорит: "Мы усвоили. Святое Дитя". Шиэна говорит: "Я хочу". -- Достаточно, -- сказала Тамалан. Послушница молча открыла глаза и осталась ждать. Вскоре Тамалан проговорила: -- Возвращайся на свой пост, Кипуна. Ты и в самом деле очень хорошо справилась. -- Благодарю, Преподобная Мать. -- Среди жрецов будет просто паника, -- сказала Тамалан. -- Пожелание Шиэны -- для них приказ, потому что Туек в нее верит. Они перестанут использовать червей, как инструмент кары. -- Два заключенных, -- заметила Кипуна. -- Да, очень наблюдательно с твоей стороны, эти двою расскажут, что с ними произошло. Эта история будет искажена. Люди станут говорить, что Шиэна защищает их от жрецов. -- Разве не именно так она поступает. Преподобная Мать? -- Нет, но ты только поду май, какой выбор встает перед жрецами. Они должны будут шире прибегать к альтернативным видам кар -- бичеванию и конфискациям. В то время, как страх перед Шайтаном ослабеет из-за Шиэны, страх перед жрецами будет возрастать. Не прошло и двух месяцев, как в докладах Тамалан на Дом Соборов появилось подтверждение этих слов. "Урезание рационов, особенно урезание водного рациона, стали преобладающим видом наказания", -- докладывала Тамалан. -- "Управляемые слухи достигали самых отдаленных местечек на Ракисе и скоро со всей определенностью достигнут и многих других планет". Тамалан сосредоточенно размышляла, какие выводы последуют из ее отчетов. Его увидит множество глаз, включая и глаза не сочувствующих Таразе. Любая Преподобная Мать способна будет живо представить, что происходит на Ракисе. Многие на Ракисе видели приезд Шиэны на диком черве из пустыни. Жрецы с самого начала повели себя неправильно, создавая завесу секретности вокруг Шиэны. Неудовлетворенное любопытство порождало собственные ответы. Догадки часто опасней, чем факты. В предыдущих донесениях сообщалось о детях, которых приводили играть с Шиэной. Сильно искаженные, рассказы этих детей распространялись и обрастали новыми искажениями, и, соответственно, в таком виде передавались на Дом Соборов. Двое заключенных, вернувшихся на улицы в новой роскошной одежде, только способствовали разрастанию мифа. Бене Джессерит, мастерицы мифологии, обладали на Ракисе готовой силой, оставалось ее только развить и направить. -- Мы вскормили в населении веру в исполнение желаний, -- докладывала Тамалан. Перечитывая свой последний доклад, она подумала о фразах, бенеджессеритских по самой своей сути. -- Шиэна -- именно та, кого мы так долго ожидали. Это было достаточно простое заявление, для того, чтобы его значение разошлось без неприемлемых искажений. -- Дитя Шаи-Хулуда идет покарать жрецов! Это создавало чуть больше осложнений. Несколько жрецов погибли на темных аллеях в результате народной горячности, что возбудило в ответ новую настороженность корпуса порядка -- можно было предсказать несправедливости, которые обрушатся на население. Тамалан подумала о жреческой делегации, смятенных советниках Туека, посетивших Шиэну. Семеро, во главе со Стиросом, ворвались к Шиэне, завтракавшей с ребенком с улиц. Ожидая, что что-нибудь подобное обязательно произойдет, Тамалан была подготовлена, и ей доставили секретную запись этого инцидента. Было слышно каждое слово, видно каждое выражение лица, все мысли как на ладони для тренированных глаз Преподобной Матери. -- Мы жертвуем Шаи-Хулуду! -- ратовал Старое. -- Туек велел вам не спорить со мной об этом, -- ответила Шиэна. Как же заулыбались жрицы, когда она так осадила Стироса и других жрецов? -- Но Шаи-Хулуд... -- заикнулся Стирос. -- Шайтан! -- поправила его Шиэна, в выражении ее лица легко читалось: "Неужели эти глупые жрецы ничего не поняли?" -- Мы всегда думали... -- Вы были неправы!! -- Шиэна топнула ногой. Стирос сыграл, будто ему необходимо, чтобы она его просветила: -- Следует ли нам верить, что Шаи-Хулуд, Разделенный Бог, является также и Шайтаном? "До чего же он законченный дурак, -- подумала Тамалан. -- Даже едва сложившаяся девочка может его побить, что Шиэна весьма успешно и проделала". -- Всякий уличный ребенок это знает, едва научится ходить! -- назидательно проговорила Шиэна. -- Откуда ты знаешь, как думают уличные дети? -- хитро осведомился Стирос. -- Ты -- Зло, раз во мне сомневаешься! -- обвинила Шиэна. Это был ответ, которым она научилась часто пользоваться, зная, что все дойдет до Туека и вызовет тревогу. Стирос тоже слишком хорошо это знал. Он подождал с опущенным взором, пока Шиэна, говоря терпеливо, будто рассказывая старую басенку ребенку, объясняла ему, что либо Бог, либо дьявол, либо оба вместе могут обитать в черве пустыни. Людям остается это только принять. Не людям дано решать такие вещи. За подобную ересь Стирос ссылал людей в пустыню. Его лицо (так тщательно записанное для аналитиков Бене Джессерит) явно выражало: "Такие дикие мысли всегда возникают в самых отбросах ракианского общества". Но теперь! Он вынужден был примириться с настояниями Туека, что Шиэна вещает правду, как Евангелие! Проглядывая запись, Тамалан подумала, что каша заваривается именно как надо. Это она и доложила на Дом Соборов. Стироса терзают сомнения. Сомнения всюду, кроме преданного Шиэне народа. Близкие к Туеку шпионы докладывали, что даже он начал сомневаться в правильности своего решения "перевести" историка Дроминда в пустыню. -- Не был ли Дроминд прав, сомневаясь в ней? -- вопрошал Туек окружавших его. -- Невозможно -- отвечали льстецы. Что еще могли они сказать? Верховный Жрец никак не может ошибаться в таких решениях. Господь этого не позволит. Шиэна, однако же, явно сбила его с толку. Она ниспровергала в жестокое преддверие ада воззрения многих предыдущих Верховных Жрецов. Со всех сторон требовалось новое истолкование. Стирос продолжал наседать на Туека. -- Что мы на самом деле о ней знаем? Тамалан получила доклад о последнем таком столкновении. Стирос и Туек наедине проспорили глубоко за полночь, считая себя (напрасно) в одиночестве в апартаментах Туека, комфортабельно устроившись в редких голубых песьих креслах со сдобренными меланжем конфетами под рукой. Голографическая запись этой встречи, имевшаяся у Тамалан, показывала единственный желтый глоуглоб, блуждавший на своих суспензорах, совсем близко над этой парой, свет приглушен, чтобы не резать уставшие глаза. -- Может быть, в тот первый раз, когда мы оставили ее в пустыне с тампером, испытание было некачественным, -- сказал Стирос. Это был хитрый ход. Туек был известен своей простоватостью. -- Некачественный? Что только ты имеешь в виду? -- Возможно, Бог желал бы, чтобы мы провели другие испытания. -- Ты сам видел! Множество раз в пустыне она разговаривала с Богом! -- Да! -- Стирос чуть не подпрыгнул. Он явно рассчитывал именно на такой ответ. -- Если она способна стоять невредимой в присутствии Бога, то может быть, она может научить других этому. -- Ты знаешь, что она гневается, когда мы это предлагаем. -- Может быть, мы не так подходили к этой проблеме? -- Стирос! Что, если девочка права? Мы служим Разделенному Богу. Я думал об этом долго и серьезно. С чего бы Богу разделяться? Разве это не наивысшее испытание Бога? Стироса явно раздражало, что Туек вошел в колею как раз тех умствований, которых партия Стироса и боялась. Он постарался отвлечь Верховного Жреца на другую тему, но Туека нелегко было сдвинуть, если он садился на любимого конька свой метафизики. -- Наивысшее испытание, -- настаивал Туек. -- Видеть доброе во зле и злое в добром. Выражение лица Стироса можно было описать только как глубочайший ужас. Туек -- Верховный Помазанник Божий. Ни одному жрецу не дозволено сомневаться в этом! Выступи Туек открыто с такой концепцией -- и может произойти то, что потрясает самые основы жреческой власти! Стирос явно задавался сейчас вопросом, не подошло ли время ПЕРЕВЕСТИ Верховного Жреца? -- Я никогда не предполагал, что смогу обсуждать столь глубокие идеи с моим Верховным Жрецом, -- сказал Стирос. -- Но, может быть, я могу выдвинуть предложение, способное разрешить многие сомнения. -- Тогда выдвинь, -- сказал Туек. -- В ее одеяниях можно было бы спрятать незаметные устройства, -- так, чтобы мы могли ее слушать, когда она разговаривает с... -- По-твоему, Бог не узнает, что мы делаем? -- Такая мысль никогда не приходила мне в голову! -- Я не прикажу отвести ее в пустыню, -- сказал Туек. -- Но если ей самой вздумается туда отправиться? -- Стирос напустил на себя самое вкрадчивое выражение. -- Она делала это много раз. -- Но не последнее время. Она словно потеряла необходимость советоваться с Богом. -- Разве мы не можем предложить ей? -- спросил Стирос. -- Например? -- "Шиэна, когда ты наконец опять поговоришь со своим Отцом? Ты не жаждешь еще раз предстать пред Его очами?" -- Это больше звучит как понукание, чем как предложение. -- Я только предполагаю, чтобы... -- Святое Дитя не простушка! Она разговаривает с Богом, Стирос. Бог может нас жестоко покарать за такую дерзость. -- Разве Бог не послал ее сюда, чтобы мы ее изучали? -- спросил Стирос. По мнению Туека, это было слишком близко к ереси Дроминда. Он метнул на Стироса убийственный взгляд. -- Я имею в виду, -- сказал Стирос, -- что Господом наверняка предначертано, чтобы мы учились от нее. Туек сам говорил это множество раз, никогда не слышав в собственных словах курьезного эха слов Дроминда. -- Ее нельзя понукать и испытывать, -- сказал Туек. -- Боже, упаси! -- сказал Стирос. -- Я буду сама святая осторожность. И все, что я узнаю от Святого Ребенка, будет немедленно тебе доложено. Туек просто кивнул. У него были свои возможности всегда быть уверенным, что Стирос ему не лжет. Последующие коварные подначки и испытания немедленно докладывались на Дом Соборов через Тамалан и ее подчиненных. -- Шиэна выглядит задумчивой, -- докладывала Тамалан. Среди Преподобных Матерей на Ракисе и тех, кому это докладывалось, задумчивый вид Шиэны имел объяснение. Происхождение девочки было вычислено давным-давно. Колкие намеки Стироса заставляли девочку страдать ностальгией. Шиэна хранила мудрое молчание, но явно много думала о своей жизни в деревушке первопроходцев. Несмотря на все страхи и опасности, для нее то время было явно счастливым. Она припоминала смех, угадывание погоды по установке места в песке, охоту за скорпионами в трещинах, деревенские хижины, вынюхивание спайсовых выбросов. Из одних лишь повторяющихся путешествий Шиэны в определенную область пустыни Орден верно вычислил, где находилась ее сгинувшая деревня, и что с ней произошло. Шиэна часто глядела на одну из старых карт Туека на стене своих апартаментов. Как и ожидала Тамалан, однажды утром Шиэна ткнула пальцем в то место на стенной карте, которое постоянно привлекало ее внимание. -- Отвезите меня туда, -- распорядилась Шиэна своим прислужницам. Был вызван топтер. Жрецы оживленно слушали в кружившем высоко над пустыней топтере, как Шиэна вновь призвала из песков свою судьбу. Тамалан и ее советницы, настроенные на волну приема жрецов, наблюдали с неменьшей живостью. Даже самого отдаленного напоминания о деревушке не сохранилось в покрытой дюнами пустыне, где Шиэна приказала себя высадить. Однако на этот раз она использовала тампер. Еще одно из ехидных предложений Стироса, сопровождаемое тщательными инструкциями о том, как использовать древнее средство вызова Разделенного Бога". Пришел червь. Тамалан, наблюдавшая по собственному каналу, подумала, что червь этот -- средних размеров. "Примерно пятидесяти метров в длину", -- прикинула Тамалан. Шиэна стояла всего лишь в трех метрах от его распахнутой пасти. Наблюдателям были ясно видны всполохи пламени из внутренних топок червя. -- Скажешь ты мне, зачем ты это сделал? -- осведомилась Шиэна. Она не отпрянула от жаркого дыхания червя. Песок поскрипывал под чудовищем, но она ничем не показывала, что слышит это. -- Ответь мне! -- приказала Шиэна. Червь ничего ей вслух не ответил, но Шиэна, как будто прислушивалась, склонила голову набок. -- Тогда ступай, откуда пришел, -- сказала Шиэна, взмахом руки отсылая червя. Червь покорно развернулся и ушел в глубь песков. Целыми днями, пока Орден с великим весельем наблюдал за ними, жрецы обсуждали эту короткую беседу. Шиэну спрашивать нельзя, иначе она узнает, что ее подслушивали. Как и прежде, она отказывалась обсуждать что-либо, связанное с посещением пустыни. Стирос продолжал свои коварные происки. И результат был именно таков, какого ожидал Орден: без всякого предупреждения Шиэна могла однажды проснуться и заявить: -- Сегодня я отправляюсь в пустыню. Порой она использовала тампер, порой танцем призывала червя. Из песков, далеко за видимостью из Кина или другого населенного места, к ней приходили черви. Шиэна в одиночестве стояла перед червем, разговаривала с ним, пока другие слушали. Тамалан находила отчеты, проходившие через ее руки перед отправкой на Дом Соборов, восхитительными. -- Мне бы следовало тебя ненавидеть! Какое же смятение это вызывало среди жрецов! Туек хотел затеять открытую дискуссию: "Следует ли нам всем ненавидеть Разделенного Бога и в то же время любить его?" Стиросу кое-как удалось не допустить этого, ссылаясь на то, что пожелания Бога не были высказаны ясно. Одного из своих гигантских посетителей Шиэна спросила: -- Позволишь ли ты мне опять проехаться на тебе? Когда она приблизилась к червю, тот подался назад и не позволил ей взобраться на себя. В другой раз она спросила: -- Должна ли я оставаться со жрецами? Этому червю она задавала множество вопросов и среди них: -- Куда деваются люди, когда ты их проглатываешь? -- Почему люди лживы со мной? -- Следует ли мне карать плохих жрецов? Тамалан рассмеялась при последнем вопросе, подумав, какое смятение он вызовет среди людей Туека. Ее шпионы должным образом доложили об испуге и унынии среди жрецов. -- Как он ей отвечает? -- спрашивал Туек. -- Кто-нибудь слышал ответ Бога? -- Может быть он говорит ей прямо в душу, -- осмелился заметить советник. -- Вот оно! -- Туек ухватился за это предложение. -- Мы должны спросить ее, что Бог велит ей делать. Но Шиэна не давала втянуть себя в подобные обсуждения. -- Она отлично оценивает свои силы, -- докладывала Тамалан. -- Она не собирается слишком часто бывать в пустыне, несмотря на подстрекательства Стироса. Как мы и могли ожидать, притяжение ослабело. Страх и восторг будут нести ее как раз до того, как это потускнеет. Она, однако, обучилась и эффективному приказанию: "Убирайся прочь"! Орден отметил это, как важное достижение -- раз даже Разделенный Бог подчиняется, то никакой жрец или жрица не будут сомневаться в ее праве на такое приказание. -- Жрецы строят башни в пустыне, -- докладывала Тамалан. -- Они хотят больше безопасных мест, из которых могли бы наблюдать за Шиэной, когда она в пустыне. Орден предвидел такое развитие событий и даже сам несколько подстрекнул к тому, чему следовало произойти. У каждой башни были свои собственные ветроловушки, штат обслуги, водяной барьер, сады и другие элементы цивилизации. Каждая была небольшой общиной, распространяющей населенные области Ракиса дальше и дальше в царство червя. Деревушки первопроходцев перестали быть необходимостью, и заслуга этого приписывалась Шиэне. -- Она -- НАША жрица, -- говорили в народе. Туек и его советники балансировали на кончике иглы: ШАЙТАН и Шаи-Хулуд в одном теле? Стирос жил в ежедневном страхе, что Туек открыто такое провозгласит. Советчики Стироса, после всех дискуссий отвергли предложение, что Туека следует ПЕРЕВЕСТИ. Другое предложение -- чтобы со Жрицей Шиэной произошел несчастный случай -- было встречено всеми с ужасом, и даже Стирос счел слишком рискованным. -- Даже если мы устраним эту занозу, Бог может нас подвергнуть более жестокому вторжению, -- сказал он. И предостерег: -- Самые старые книги говорят, что нас поведет малое дитя. Стирос совсем недавно оказался среди тех, кто взирал на Шиэну как на нечто, не совсем смертное. Не только Каниа, но и другие окружающие заметили, что стали ее любить -- она была так простодушна, так жизнерадостна и отзывчива. Многие наблюдали, что всевозраставшая привязанность к Шиэне распространяется даже на Туека. Для людей, затронутых этой силой, у Ордена было твердое определение. Боне Джессерит дал ярлык этому древнему эффекту -- "распространяющееся поклонение". Тамалан докладывала о глубинных переменах, распространявшихся по Ракису по мере того, как люди на всей планете начинали молиться Шиэне вместо Шайтана или даже Шаи-Хулуда. -- Они видят, что Шиэна стоит за самых слабых, -- докладывала Тамалан. -- Все это знакомый образец, все идет, как положено. Когда вы пришлете гхолу? x x x Внешняя поверхность надувного шара всегда больше центра этой треклятой штуковины! Вот в чем самая суть Рассеяния! Ответ Бене Джессерит на предложение икшианцев о засылке новых разведывательных отрядов к Затерянным Один из самых быстрых лайтеров Ордена доставил Майлза Тега на транспорт Союза, зависший на орбите Гамму. Ему было не по душе покидать Оплот в такой момент, но он ясно видел, насколько это важно. У него было и внутреннее предчувствие, что ждет его в этой вылазке. За три столетия своего жизненного опыта Тег научился доверять своему внутреннему чутью. Дела на Гамму складывались не очень-то хорошо. Каждый патруль, каждый доклад сенсоров дальнего слежения, сообщения шпионов Патрина из городов -- все подогревало беспокойство Тега. Выкладки ментата Тега делали для него ощутимым движение сил внутри и вокруг Оплота. Его подопечный -- гхола -- под угрозой. Однако приказ явиться на борт транспорта Союза, будучи готовым к применению силы, исходил от самой Таразы -- шифр-индикатор ее личности на посланиях не оставляли места для сомнений. На лайтере, уносящем его вверх, Тег приготовился к бою. Все приготовления, которые он мог сделать, сделаны. Лусилла предупреждена. Он испытывал доверие к Лусилле. Шванги -- другое дело. Тег был намерен обсудить с Таразой -- некоторые существенные переделки в Оплоте Гамму, но прежде, однако, ему надо выиграть очередную битву. Тег не имел ни малейших сомнений о готовящейся серьезной схватке. Когда его лайтер вошел в погрузочный отсек, Тег выглянул из иллюминатора и увидел гигантский икшианский символ внутри завитка Союза на темной стороне транспорта: корабль переоборудован Союзом под икшианский механизм, заменявший традиционного Навигатора. Значит, на борту будут икшианские техники, обслуживающие все оборудование. Подлинный навигатор Союза тоже там будет. Союз так и не научился полностью доверять навигаторским машинам, пусть даже переделывал под них свои транспорты. Тег ощутил слабый крен, сотрясение при посадке и сделал успокаивающий вдох. Он чувствовал себя в точности, как всегда перед битвой: избавлен от всех лживых фантазий. Лелеять их -- поражение. Разговоры часто ни к чему не приводят, и спор разрешается кровью, если только этого так или иначе не предотвратить. Битвы в эти дни редко были массовыми. Но смерть, тем не менее, в них присутствовала. Она представляла более устойчивый вид неудачи. "Если мы не можем мирно уладить наши различия, мы становимся нечеловечными... Прислужник, говоривший с явным икшианским акцентом, провел Тега в помещение, где ждала Тараза. Всюду по коридорам и пневмотрубам, через которые он шел к Таразе, Тег различал приметы, подтверждающие секретное предупреждение, посланное Верховной Матерью. Все казалось безмятежным, обыденным -- прислужник с должным уважением держался впереди башара. -- Я был среди офицеров Тирога в битве при Анжу, -- сказал сопровождающий, напоминая одну из тех почти состоявшихся битв, которую Тег предотвратил. Они подошли к обыкновенному овальному люку в стене обыкновенно-то коридора. Люк открылся, и Тег вошел в белопанельное уютное помещение -- подвесные кресла, низкие боковые столики, глоуглобы, отлаженные на желтый свет. Люк скользнул, закрываясь позади него с увесистым стуком, оставив охранника в коридоре. Послушница Бене Джессерит отодвинула кружевные занавески, открывавшие проход справа от Тега. Она кивнула ему. Его увидели -- Тараза уведомлена. Тег подавил дрожь в ногах. ПРИМЕНЕНИЕ СИЛЫ! Он не ошибся в толковании секретного предостережения Таразы. Достаточны ли принятые им меры? Справа от него было черное подвесное кресло, длинный стол перед ним