панель, потом дотронулся до белой кнопки над штурвалом. Над кнопкой загорелся красный огонек. - Это, наверное, из-за того, что мы движемся слишком быстро, - пробормотал Маккрей. Он отключил автопилот и взялся за штурвал. Рокерман наблюдал за медленно движущейся зеленой полоской индикатора скорости, которая остановилась на ста двадцати. И снова Маккрей нажал на белую кнопку. Красный огонек опять загорелся. - Должно быть, какие-то неполадки в схеме, - буркнул пилот. - Что ты делаешь? - поинтересовался Рокерман. Маккрей взялся за штурвал, проверил курс и опять включил автопилот. Они теперь летели над открытым океаном, над тонким изорванным облачным одеялом. Яркое солнце бросало на волны белые искры. - Тут есть маленькая барометрическая безделушка, которая уже несколько раз использовалась, - сказал Маккрей. - Мои друзья говорят, что она очень нравится Турквуду. Эта штука прикрепляется к куску пластиковой взрывчатки и располагается в камере шасси. Она на взводе, когда вы снижаете скорость, и если вы опускаетесь ниже установленной высоты - БАБАХ! - Какой... какой высоты? - Может быть, пару сотен метров. Как раз тогда, когда вы у цели, поле перед вами, и вы ни черта не можете сделать. У вас нет времени на то, чтобы выпрыгнуть с парашютом, даже если он у вас есть, а у нас его нет. Зато у вас будет уверенность в том, что вас размажет по всем окрестностям. То, что от вас останется, поместится в шлеме и будет в нем похоронено. - Похороны в шлеме? - Если соберут достаточно ваших останков, чтобы его наполнить. - Как ты можешь подтвердить, что... - Этот маленький красный огонек. Авария. Зеленый огонек говорит о том, что шасси убрано или выпущено, в зависимости от того, что показывает индикатор вверху. - Маккрей ткнул пальцем в индикатор, который мигал зеленым светом. - Когда я проверяю, эта лампочка говорит, что шасси не убрано, но мы летим, будто все в порядке. - Может ли этому быть другое объяснение? - Разве что схема не в порядке. Но, черт побери! Целая бригада механиков проверяла все детали на этой птичке! Рокерман на мгновение задумался, потом глубоко вздохнул и покачал головой. - Это паранойя! - С Турквудом? Просто инстинкт самосохранения! Рокерман чувствовал гнев в словах пилота, передававшийся ему. Это были эмоции, так им нелюбимые. Мозг при сильных эмоциях не может нормально работать. А в нем заключено рациональное мышление - будущее всего мира. Наука терпит крах, когда людям не хватает рационального мышления. Гнев Рокермана продолжал нарастать. - Что мы, черт возьми, можем с этим поделать? - спросил он. - Как мы можем быть уверены в том, что ваши подозрения справедливы... - Дайте мне подумать, Билл. - Маккрей проверил приборы и автопилот, подтвердил свое местоположение и откинулся в кресле, закрыв глаза. Рокерман наблюдал за ним, стесненный непонятным приступом гнева. КОЗЕЛ ОТПУЩЕНИЯ! Подозрения Маккрея - сплошная фантазия. Компьютерная программа, подведения итогов других проектов, все материалы, лежащие в портфеле... и то, что О'Нейл, вероятно, находится сейчас в Ирландии! Боже мой! Он имеет шанс лично взять у него интервью. Что могло быть важнее этого? Президент многое сделал, чтобы удержаться у власти и держать весь мир в подчинении, но он, конечно же, не упустит возможности найти лекарство от чумы. Медленно до сознания Рокермана дошел странный звук. Он посмотрел на Маккрея. Парень храпел! Этот ублюдок просто уснул! Как он мог спать после... после... Маккрей фыркнул и сел прямо, открыв глаза. - У них в Англии такие озера... - произнес он. - Высокогорное озеро... или, может быть, даже высокогорный аэродром. - Пилот потянулся влево, порылся в куче карт и извлек одну из них. Раскрыл ее перед собой. Маккрей просматривал карту, и его губы шевелились. - Вот... Вот оно, прекрасное местечко сразу над Эберфелди. - Он положил карту на место. - Мы сымитируем поломку двигателя... и устремимся вниз. - Как далеко это от Хаддерсфилда? - поинтересовался Рокерман. - Не волнуйся, Билл, - сказал Маккрей. - Ты ОВП - очень важная персона. Они будут возить тебя в лимузине. Что касается меня, то я - мелкая сошка, и, безусловно, в меньшинстве. Я найду способ вернуться в Ирландию и добраться до жилища дядюшки Майкла. - Маккрей повернулся и улыбнулся Рокерману. Широкая улыбка буквально осветила его лицо со впалыми щеками. - Кроме того, я здесь - капитан. Я говорю этой птичке, куда лететь. Рокерман хмуро посмотрел на пилота и отвернулся. Безрассудные подозрения! Но... еще несколько часов задержки... В самом деле, какое это имеет значение? Пусть, в конце концов, Маккрей будет удовлетворен. Эгоистичный и легкомысленный идиот! Вдруг еще одна мысль промелькнула в мозгу Рокермана. Он повернулся к Маккрею. - А если в этом самолете есть еще одно взрывное устройство, и оно установлено на срабатывание через определенное время? - Тогда пойдем на корм рыбам, - невозмутимо ответил Маккрей. Вверх по длинной лестнице И вниз по короткому канату - В ад с королем Билли, В ад вместе с Папой! Песни новой Ирландии Джон сидел в глубине бронированной машины с единственной прорезью в стали около его головы, через которую можно было рассмотреть пробегающие сельские пейзажи, насыщенные зеленью в лучах утреннего солнца. Снаружи было прохладно, и сталь приятно холодила кожу, когда он к ней прикасался. Сиденье было довольно жестким. Отец Майкл вместе с мальчиком занимали места впереди Джона. Мальчик свернулся калачиком и спал, положив голову на колени священнику. Водитель с вооруженным охранником, сидящие впереди, представляли собой молчаливую пару - пышущие здоровьем молодцы в военной форме цвета хаки, оба темноволосые, со странным цинично-настороженным выражением на лицах. Они будто прислушивались к кому-то невидимому, предупреждающему об ужасных событиях, которые вот-вот произойдут. Еще одна бронированная машина ехала впереди на расстоянии примерно сотни метров, а две другие следовали сзади. Все они были полностью укомплектованы людьми. Впереди группы машин двигалась ракетная установка. Давно не было видно Херити - с тех пор, как он стоял у ворот тюрьмы Килмайнхам. Ни отец Майкл, ни кто-либо другой не мог сказать, куда тот пошел. Отец Майкл наклонился вперед, подвинув мальчика рядом с собой, и тот спросонья застонал. Священник заговорил с водителем. Его слова Джон расслышать не мог, но зато ответ водителя был ясно слышен. - Мы едем по самой безопасной дороге, отец. Длинный путь является часто самым коротким в наши дни. Отец Майкл кивнул и облокотился на сиденье. Бронированная машина двигалась резкими толчками и подпрыгивала на шероховатых местах дороги, которая петляла по склонам, временами открывая виды на поляны с хвойными деревьями по направлению к Ирландскому морю, с домами и дымящимися трубами. Это была картина такой необычной красоты, что шокировала Джона, подобно удару током, вызывая глухое хныканье О'Нейла-Внутри. Потом это перерастало в плач и ужасный вопль, ждущий возможности выплеснуться в глубинах его мозга. Однако вид на море не должен был казаться неизменным. Могли быть заметны признаки того, что старая Ирландия исчезла с лица земли. Иначе... к чему все это? Водитель повернулся к своему спутнику и что-то сказал. Джон услышал только два последних слова, произнесенных чуть громче, когда громыхание бронированной машины усилилось на крутой дороге. - ...но теперь... Эти два слова в конце разговора, повторение тех же двух слов и молчание после них показались Джону словесным символом новой Ирландии. Эта мысль успокоила О'Нейла-Внутри и оставила Джона одного и в раздумье. "...но теперь..." Более описательного выражения для этих времен трудно было найти. НИЧЕГО не будет после "теперь". Люди думают, что могут решить любую проблему, научную или иную, если приступят к этому со скрупулезной настойчивостью и твердым желанием, с терпением, для которого время ничего не значит. По крайней мере, это был научный подход к решению. Но теперь... Что он может сделать в лабораториях Киллалу? Окажутся ли правдой самые страшные опасения Доэни? Этого просто не может быть! Джон вспомнил, как уходил от Финтана этим утром. Наступал рассвет - в офисе было сумрачно и холодно. Свет над столом Доэни был желтым островком во мраке. Сам Финтан был занят, подписывая кипу бумаг и передавая их старику, ожидавшему сзади. Этот сутулый человек бережно брал документы узловатыми пальцами и расправлял их на столе перед тем, как отправить их с Джоном. За все время эти два человека не проронили ни слова. Джон, чтобы как-то занять себя, начал бродить по офису, рассматривая фотографии на стенах, всматриваясь в них пристально при тусклом освещении. Около одной он остановился, увлеченный тайной частично стертой надписи на кирпичной стене. Джону захотелось разобрать слова. "ЕСЛИ В ИМ ИНФОРМ О УБИЙС ВЗР ЗАПУГИВ ИЛИ ТЕР ОРИЗ ПОЗВ БЕЛ АСТ ПОЛ КОНФ 65 155". Заметив внимание Джона к этой фотографии, Доэни сказал: - Я оставил ее как напоминание. Это, разумеется, практически бесполезно - слова вместо действия. Ничего, кроме слов, и очень мало действий. Однако сообщение есть, и правители в Ольстере придают ему большое значение. Это сравнить интересно с нашей нынешней проблемой. Если восстановить пропущенные части, надпись гласит: "Если вы имеете информацию об убийствах, взрывах, запугивании или терроризме, позвоните в Белфаст, полностью конфиденциально, по телефону 65-155". Джон повернулся и посмотрел на Доэни, чувствуя накатывающуюся волну беспокойства от его слов. Терроризм! - Безумец послал нам сообщение с вырезанными частями, - сказал Доэни. Он кивнул в сторону фотографии. - Эта надпись была в Дерри. Белфаст являлся центральным пунктом для сбора информации. Терроризм... Джон медленно заговорил, глядя на фотографию: - Информацию о людях, подобных Джозефу Херити? - И о "Провос" тоже. Если на вас обрушился град пуль и бомб, значит кто-то из них обязательно должен был находиться где-нибудь поблизости. Джон медленно и неохотно повернулся, Доэни безразлично уставился на него, но в его темных глазах мелькнула вспышка циничного юмора. В желтом свете лампы Финтан казался очень похожим на куклу с кудрявыми волосами, лишь на окне позади него был серый оттенок пробуждающегося утра. - У нас было что-то около шестидесяти тысяч душ здесь, - проговорил Доэни. - А теперь... где-то около пяти-шести тысяч мужчин, включая местных. Город умирает без своих женщин. Джон проглотил комок в горле, но ничего не ответил. - Торговля - вот что поддерживает в городе жизнь, - продолжал Доэни. - Но успехи в торговле зависят от домашнего очага. Город... - Он бросил взгляд на фотографию позади Джона. - Город - это место для ремесленников, лавочников, коммивояжеров и тому подобных. Но женщины являются катализатором городской торговли. Мужчины без женщин вынуждены возвращаться к земле, выкапывать себе еду из грязи и повторно открывать для себя понятие "муж". Странное слово, однако. Джон посмотрел на верхнюю часть оконной рамы, не в силах стерпеть пронзительный взгляд Финтана. - Цветная фотография справа - это изображение такой же надписи, только на другом берегу реки, - сказал Доэни. - Вон там, маленькое белое пятнышко, которое невозможно прочесть из-за большого расстояния, даже если надпись полная. Джон обернулся и посмотрел на фотографию - типичный старый город Дерри, с каменными стенами, ободранными и покрытыми рубцами многовековых конфликтов... грязные коричневые скалы, возвышающиеся над Ривер Фойл... и внизу, с одной стороны - маленький белый прямоугольник с крошечными черными буквами. - Уцелевшие мужчины пока отсюда не уходят, - сказал Доэни. - Но уже забыто само понятие зарплаты. Они скоро будут вынуждены покинуть это место. Ты понимаешь, о чем я говорю. Зарплата - это основа семьи, средство выживания, домашний очаг, питание, одежда, развлечения, наконец. А теперь я прямо тебя спрашиваю, Джон. Сколько источников зарплаты есть на сегодня в Дерри? Джон повернулся к Доэни. Снова этот убийственный взгляд. - Не очень... много. - Что хорошего приносят неоконченные сообщения? - спросил Финтан. - Но наша литературная фантазия безгранична. Джон отошел от стены и направился мимо стола к жесткому деревянному стулу. Что-то в этих фотографиях производило на него ужасное впечатление! Стул под ним был холодным и тяжелым. Доэни пристально следил за Джоном, и взгляд его не дрогнул. Глядя на улицу через щель в бронированной машине, Джон вспомнил об этом разговоре. Группа машин пересекала длинную полосу болотистой местности со штабелями недавно срезанного торфа, тщательно укрытыми соломой. Их вершины венчали клочки черного пластика, придавленные камнями. Это была обычная сцена, но Джон почувствовал, что она может пробудить О'Нейла-Внутри. Отец Майкл внезапно обернулся и посмотрел на Джона. - Они все еще заготавливают торф, - сказал тот. Священник тихо заговорил, чтобы не тревожить мальчика. - Дамба в Арднакруше была взорвана. Теперь у нас есть только торфяные электростанции и мало мужчин, чтобы заготавливать для них топливо. Джон заметил, что на священнике свитер с вырезом и белыми пуговицами под черным костюмом. Свою шляпу он сменил на кепку с козырьком. Свитер по цвету очень походил на тот, что носил старый беззубый охранник в больничном дворе. Доэни оставил тогда Джона наедине с этим человеком, когда отправился посмотреть "что там с машинами". Свитер старика был связан вручную из толстой пряжи с небольшими погрешностями, которые могли сделать только чьи-то руки. Джон стоял на каменных ступенях, ощущая влажный холод утра. Поднимался туман, но небо над головой было покрыто заплатами голубого цвета. Внимание Джона вновь и вновь обращалось к этому старику, стоявшему в позе молчаливого наблюдателя, с руками, спрятанными под свитер. "Этот свитер связали руки его жены", - подумал Джон. Как только эта мысль появилась у пего, старик еще плотнее натянул на себя свитер, чтобы защититься от холода. Внизу на нем сразу же обнаружилась дыра от недостающей пуговицы. Эта вязаная вещь вообще имела такой вид, как будто никогда не стиралась. Джон опять подумал: "Старик хочет, чтобы к этому подержанному свитеру снова прикоснулись те пальцы, что связали его". Джону послышался шепот О'Нейла-Внутри: "Неужели из того, к чему прикасались пальцы Мери, уже ничего не осталось?" Слезы навернулись ему на глаза. Внимание старика было отвлечено каким-то шумом снаружи внутреннего дворика. Он наклонил голову, прислушиваясь, а когда повернулся, то уже не было того пристального, внимательного взгляда, как раньше. Это было иссохшее лицо, подслеповатые глаза и рот, где уже не было зубов, - вот и все. Надтреснутым голосом старик произнес: - Ты один из тех, кто пришел сюда со священником? - Совершенно верно. - Предупреди этого малого, чтобы не вздумал возрождать здесь церковь и мессу, - сказал старик. - Я его задушу его же собственной рясой, если он только попытается. Джон был поражен горечью и силой в голосе старика - силой, которая не отражалась ни в глазах, ни в движениях губ, как будто беззубая дыра была просто механическим диктофоном внутренних мыслей. - Вы не хотите, чтобы отец Майкл справлял мессу? - Справлял мессу! - Старик плюнул на камни внутреннего дворика, затем заговорил слабым голосом, как будто каждое слово истощало его. - Я старый человек. Дни, когда я был ловким, проворным и сильным, давно ушли в прошлое. Больше во мне нет быстроты, и я никогда не пойду к мессе, потому что считаю - это Фиона стоит на коленях и молится вместо меня. - Тут надтреснутый голос словно запылал огнем: - Что могут принести ее молитвы, кроме одиночества? Джон почувствовал О'Нейла-Внутри, молчаливого наблюдателя, завороженного беззубым ртом и его горькими словами. - Я был рожден в полночь и поэтому могу видеть тени мертвых, - продолжал старик. - Если я правильно прищуриваю глаза и пристально смотрю в одно и то же место достаточно долго, то вижу мою старуху у огня так же реально, как в жизни. Она готовит мне на завтрак кашу. Старик прищурился и сосредоточенно вгляделся в глубину дворика. Его голос упал почти до шепота. - Это не похоже на память о старой боли. Ее можно заставить уйти, ты знаешь. Это та боль, которая не уходит, боль, которую чувствуешь, не зная ее причины. Она глубоко засела в черепе и не прекращается. Она появилась вскоре после того, как могила была засыпана землей. - Старик слабо покачал головой. - Может быть, она не кончится вовсе. Через несколько минут Доэни вернулся, выбежав из аркообразного входа. Такая неожиданно энергичная походка была нетипичной для полных людей типа Финтана. Старик слабым движением отдал ему честь, когда тот остановился. - Они сейчас заедут за отцом Майклом и мальчиком, - отрывисто сказал Доэни. - Будут здесь через минуту. Старина Барри, наверное, развлекал тебя какой-нибудь историей? Джон кивнул. Доэни потрепал старика по плечу. - Пойдем к выходу, Барри. Помашешь рукой, когда они приедут, а мы подойдем потом. Доэни заговорил с Джоном, не сводя глаз со старика, тяжелой походкой удаляющегося от них. - Некоторые из них живут надеждой на месть. - Он бросил быстрый взгляд на Джона. - Некоторые пребывают в отчаянии, а кто-то пытается забыться в сомнительных удовольствиях, которые можно найти, - алкоголь, наркотики, отвратительные пародии на секс без всякой надежды на потомство. - Доэни кивнул в сторону старика, занявшего свой пост посередине арки и сосредоточившего внимание на правой стороне. - Барри хочет только одного - встретить Безумца и задать один-единственный вопрос: "Ты удовлетворен тем, что сделал?" - И снова Доэни пристально посмотрел на Джона. - Большинство из нас здесь не знает усталости. - Он прокашлялся и вместо того, чтобы сплюнуть, сглотнул слюну. - Мы находим много путей, чтобы сбежать от реальности. Если кто-нибудь заставит нас сталкиваться с ней лицом к лицу каждый день, то мы просто сойдем с ума. На небольшом расстоянии, со стороны улицы, послышалось громыхание нескольких велосипедов. Старик наклонился вперед, отвлеченный этим звуком. - Месть О'Нейла, я полагаю, была своего рода попыткой убежать от реальности, - сказал Доэни. - А террористы с бомбой, надругавшиеся над ним, решали те же проблемы. - И опять он посмотрел на Джона странным тяжелым взглядом. - Ты можешь найти даже некоторую симпатию у людей к этому бедному Безумцу, О'Нейлу. У Джона першило в горле, и он не мог отвести взгляда от глаз Доэни. - Если у вас нет альтернативы отчаянию, то мир может взорваться, - задумчиво продолжал тот. - Мы имеем только ролевые модели наших отцов, примеры церкви, государства и семьи - яростные, разгневанные, болезненные. - Доэни повернулся к выходу. - О, вот и они, наконец. Джон посмотрел вперед и увидел, как старик машет им рукой. Оливково-зеленая бронированная машина уже была ясно различима в арочном проходе позади него. - Когда доберешься в Киллалу, - сказал Доэни, - попросишь их, чтобы дали тебе какую-нибудь новую одежду, вещи, которые тебе подойдут. Тебе, по крайней мере, нужно чувствовать себя комфортно. Направляясь в бронированной машине в Киллалу, Джон вновь и вновь возвращался к этой странной сцене во дворе клиники... старик, Доэни... Это было похоже на театральное представление, подготовленное только для него. С какой целью? Была ли это еще одна облава на О'Нейла? О'Нейл-Внутри оставался неподвижным. Ни вздоха, ни шепота, ни даже отзвука рыданий. Не было воя, подобного вою покинутой собаки. Этот вой был самым ужасным из всех звуков. Старик во дворике продолжал пребывать в беспокойном состоянии. Джон почувствовал, что этот человек ему симпатичен. Подобную симпатию он испытывал и к О'Нейлу. Оба эти человека испытали страшное чувство утраты. Интересно, что здесь делает этот бедный старик? Охраняет дверь? Наверное, выполняет мелкие поручения Доэни. Старается украсить чем-нибудь свои дни до тех пор, пока не умрет... в одиночестве. Джон не мог представить себе в Ирландии ни стариков, подобных этому, ни молчаливых мальчиков, могущих выполнять такую работу. Слезы скатились по его щекам. Он закрыл глаза, пытаясь их смахнуть, а когда открыл, то увидел пристальный взгляд отца Майкла, брошенный поверх спинки сиденья. Джон похлопал по сиденью рядом с ним. - Садитесь ко мне, отец. Осторожно, пытаясь не разбудить безмятежно спящего мальчика, отец Майкл встал, неловко ударившись о Джона, и, потеряв равновесие, упал на место рядом с ним, когда машина делала крутой поворот. - Что с тобой, Джон? - спросил священник. - Выслушаешь ли ты мою исповедь, отец? - прошептал Джон. "Это, наконец, случилось", - подумал отец Майкл. Предчувствие этого момента не оставляло священника с того времени, как он впервые увидел Джона возле озера - эта странная совершенно лысая голова, измученное лицо, покрытое теперь бородой... но глаза все еще горят ужасным огнем. - Да, конечно, - произнес отец Майкл. Джон подождал, пока священник найдет свой чемодан под сиденьем и подготовится к старинному ритуалу. Джон чувствовал себя спокойным, более спокойным, чем помнил себя с тех пор... с тех пор... Впрочем, у него никогда не было такого спокойствия. Отец Майкл наклонился к нему. - Сколько времени прошло с момента твоей последней исповеди, сын мой? Этот вопрос очень смутил Джона. Он вообще никогда не исповедовался. Джон Гарреч О'Доннел никогда не произносил тех слов, что сейчас были готовы сорваться с его языка. И вот он говорит их: - Прости меня, отец, за то, что я согрешил. - Да, сын мой. В чем заключается твое прегрешение? - Отец... у меня внутри Джон Рой О'Нейл. На лице священника появилось озадаченное выражение. Он хрипло прошептал: - Ты... ты О'Нейл? Джон пристально посмотрел на отца Майкла. Почему он не понимает? - Нет, отец. Я Джон О'Доннел. Но О'Нейл находится внутри меня. Глаза священника расширились, в них появилось изумление и растерянность. Его обучал психологии квалифицированный иезуит, отец Амброз Дрейфус, доктор и эксперт по Фрейду и Юнгу, Эдлеру и Райху, а также по многим другим. Концепция шизофрении также была знакома отцу Майклу. Но это! Это ненормально... опасно... Однако привычки священника взяли верх над эмоциями. - Да, сын мой. Продолжай, пожалуйста. Продолжать? Джон был в замешательстве. Как он может продолжить? Он уже все сказал. Джон чувствовал себя подобно изнасилованной женщине, забеременевшей от насильника и слышащей вопрос мужчины-гинеколога: "Какие у вас еще симптомы?" Пока он молчал, отец Майкл задал вопрос: - Может быть, О'Нейл хочет исповедаться через тебя? Джон почувствовал сильное волнение и чуть не застонал. Нет! Он прикрыл уши руками, пытаясь подавить внутри себя эти звуки ужасной тоски. Отец Майкл ощутил этот страх и произнес как можно более спокойным голосом: - Ты хочешь исповедаться только за себя? Джон подождал некоторое время, пока удары сердца станут более тихими, и опустил руки, почувствовав приход относительного спокойствия. - За себя, - тихо вымолвил он. Отец Майкл вплотную наклонился к Джону, когда машина преодолевала крутой поворот, громко фыркая на низкой скорости. Священник посмотрел вперед: водитель и охранник, казалось, не ощущают драмы, разыгрывающейся на задних сиденьях. Мальчик все еще спал. Близко придвинувшись к уху священника, Джон прошептал: - Это страшно тяжелая ноша, отец. Отец Майкл решил, что согласен с этим. Сильное чувство сострадания охватило его. Бедный парень! Сошедший с ума... и вселившийся в застенчивую, робкую, но устойчивую личность Джона О'Доннела. Человек, молящий о помощи. Безумное существо внутри его пыталось уничтожить сделанное им ужасное зло. - Помоги мне, отец, - умолял Джон. Отец Майкл положил руку на его голову, чувствуя, как от этого прикосновения мускулы шеи напряглись, а затем расслабились, когда Джон наклонил голову. "Как можно облегчить такую муку? - спрашивал себя священник. - Какое наказание ждет этого человека?" Он чувствовал, как другая личность, О'Нейл, ждет от него ответа. - Пожалуйста, отец, - прошептал Джон. Священник автоматически шептал знакомые ему слова отпущения грехов и благословения. Осталось наказание, и это самое трудное - покарать. Может ли кто-нибудь помочь бедному созданию? "Боже, помоги мне!" - молился отец Майкл. Но решение вдруг пришло в его сознание, и он ощутил священное спокойствие, когда начал говорить. - Джон, ты должен сделать все, что в твоих силах, для создания лекарства против чумы. Это будет твоей карой. - Отец Майкл осенил крестным знамением лоб Джона, ощущая при этом, что принял на себя его тяжкое бремя. Разве кого-либо из священников прежде просили хранить такой страшный секрет за семью печатями исповеди? Пожалуй, только сам Христос имел подобную тяжесть на сердце. Отец Майкл не мог вымолвить ни слова. Джон сидел отстранение, зажмурив глаза, сжав руки в кулаки. Отец Майкл чувствовал глубокое волнение этого человека, но не слышал жалоб и стонов. Одна из основных характеристик элитного корпуса - его подверженность влиянию структур, более могущественных, чем он сам. Элитную власть, естественно, привлекает властная иерархия, и она осторожно и послушно подыскивает себе место, обещающее наибольшие личные привилегии. Это ахиллесова пята армии, полиции и бюрократии. Джост Хапп Руперт Стонар, политический наблюдатель по исследованию чумы в Хаддерсфилде, стоял прямо под прожектором в рабочей лаборатории Хаппа. Свет отражался от стеклянных предметов на столе около него. Он выхватывал линии красного цвета и оттенял ими его непокорные светлые волосы. Лицо казалось высеченным из камня. Было уже за полночь, но Хапп не знал точного времени. Он оставил свои часы на прикроватной тумбочке, когда отвечал на вызовы, и у него не осталось даже секунды, чтобы снова взглянуть на них. Крепыш Ройял Марин, некто, кого Хапп никогда раньше не видел, сопроводил его в лабораторию и оставил примерно на расстоянии шага от Стонара. В комнате больше никого не было. Хапп чувствовал себя очень неудобно в купальном халате. Когда Ройял Марин уходил, Стонар приказал: - Поставьте охрану и не разрешайте никому сюда входить. - Да, сэр. Хапп решил, что ему не нравится пренебрежительное выражение бледно-голубых глаз Стонара. Здесь было полно подобных типов в военной форме как в офисах, так и на земле - и Хаппу это тоже не нравилось, но он держал свои мысли при себе. - Что-то случилось? - поинтересовался он. - Вы находитесь на решающем этапе в своих исследованиях, - заявил Стонар. - Насколько решающем? "Откуда Стонар это узнал?" - спросил себя Хапп и ответил вопросом на вопрос: - Может быть, вам лучше поговорить с Викомб-Финчем или доктором Бекеттом? - Почему вы не предположили, что я беседовал с доктором Рокерманом? В конце концов, разве он не сделал полное исследование работы вашей службы? Итак, Стонар также знал, что Рокерман приехал, понял Хапп. Разговор становился весьма неприятным. Он сказал: - Рокерман - это верный выбор. Кстати, где он сейчас? - Его привезут ко мне, как только я буду к этому готов. - Тогда при чем здесь я? - Я должен быть уверен в том, что услышу правду. Ваша семья ближе и более нам доступна. Последствия обмана были бы чрезвычайно болезненны для вас. Все это было произнесено бесцветным монотонным голосом, и внутри у Хаппа зашевелился страх. "Жанин! Мальчики!" Он слишком хорошо знал, насколько сомнительна их безопасность в Дордон-Резерве. - Чего вы уже достигли? - спросил Стонар. - Мы приближаемся к точному биохимическому описанию чумы, - угрюмо ответил Хапп. - Вы можете в этом поклясться? - Да. - Хапп внимательно посмотрел на Стонара, размышляя, как точно его прозвали: "Стоуни", то есть "каменный". Глаза его были, словно осколки сапфира. - Означает ли это, что в настоящее время вы имеете возможность репродуцировать чуму? - Или... противоядие. - Вы должны убедить меня в этом. Хапп осмотрел свою большую захламленную лабораторию. Поблизости нет ни одного стула. Это было место, где он не стал бы давать интервью: слишком много свидетельств его собственного непостоянства. - Это очень сложно, - промямлил Хапп. - Тогда упростите. Хапп нащупал в своем халате футляр для очков, ища себе хоть какую-то поддержку. Ройял Марин не дал ему даже одеться, и теперь он вспомнил, что очки остались там же, где и часы, - на прикроватной тумбочке. Ноги у Хаппа замерзли, от холодного пола они были защищены только тапочками. - Двойная спираль изгибается сама по себе, - объяснял Хапп. - Вы можете увидеть это, например, в генах для ботулического или холерного токсина, и даже для обычных энтерических или кишечных организмов. - Кишечных? - переспросил Стонар. - Микробов, которые могут жить в прямой кишке. - Вы имеете в виду, что О'Нейл мог изменить обычный организм в нечто подобное холере? - Мог изменить... да. Но не сделал этого. Чума - это неординарный вирусный геном. Суть ее такова, что природа не может этого проделать без вмешательства человека. Вы понимаете в целом процедуру рекомбинации ДНК? - Считайте, что я ничего не знаю. Хапп был озадачен. Стонар к этому времени должен был быть уже достаточно наслышан о рекомбинантном процессе. Он пожал плечами, затем произнес: - Это своего рода процедура резки и склейки с использованием преимущественно энзимов. Вы отрезаете плазмид ДНК и вводите инородную ДНК перед повторной вставкой плазмид к "хозяину". Плазмид - это миниатюрная хромосома, присутствующая в бактериях в дополнение к основной. Плазмид копируется каждый раз при делении клетки. - Продолжайте. Хапп начал говорить, но был прерван каким-то шумом в холле. Он узнал голос Викомб-Финча и еще кого-то, угрожавшего: - Пустите, а не то я применю силу. Стонар, казалось, ничего не заметил. Он спросил: - Как относится новый генетический материал к "хозяину"? - Он несет новую информацию, заставляя клетку выполнять новые задания, но это несущественно для жизни клетки, если нет каких-то чрезвычайных обстоятельств. - Как в случае с чумой. - Точно. О'Нейл создал прекрасно сбалансированный комплект генов, входящих в экологическую нишу, никогда не занимаемую ранее болезнетворным организмом. - Вы не закончили ваше биохимическое описание, а уже знаете это? - Мы получили это решение обратным методом. Чума не только связывает защитные механизмы тела, могущие бороться с нежелательным вторжением, но также блокирует жизненно важные ферменты, создавая очень быстрый процесс псевдостарения. И что самое ужасное, она сама закрепляет себя на одном месте. - Это идея застежки-молнии. - Да, нечто подобное. Стонар оглядел лабораторию. "Чертова дыра!" - подумал он. Именно из такого же беспорядка, как ему казалось, произошла и чума. Затем внимание Стонара снова вернулось к Хаппу, который виделся ему хитрой маленькой лягушкой. "Все они лжецы!" - Можно ли растормозить чуму, если она заблокирована? - спросил Стонар. - Мы сможем ответить на этот вопрос только тогда, когда узнаем ее точную форму. А мы еще не совсем уверены в том, какая она на самом деле. - В действительности, вы ничуть не уверены, - жестко произнес Стонар. - Господин Стонар, подобные вещи представляют собой обычно нити аминокислот. Каждая нить заканчивается одинарной цепочкой - явление, обычно не наблюдаемое в природе, потому что процесс воспроизводства имел бы тенденцию к их удалению. - Почему же чума не устраняется? Дыхание Хаппа участилось. Ему внезапно захотелось, чтобы пришел Бекетт. Билл бы смог выпутаться из подобной ситуации. - О'Нейл создал фабрику жизнедеятельности, - сказал Хапп. - Она воспроизводит свой патогенный микроорганизм и зависит от такого воспроизводства для своего длительного существования. - Вы хотите сказать, что не можете ответить на вопрос до того момента, когда сумеете воспроизвести чуму? - Я предупреждал вас, что это сложный процесс! - А я предупреждал, чтобы вы его упростили. - В голосе Стонара смертельная ненависть. У Хаппа пересохло в горле. Он сказал: - Генетическая информация для протеинов, могущих производиться в одном типе клеток, должна передаваться другому типу клеток. До О'Нейла мы считали, что можем менять только несколько характеристик рекомбинантных процедур, никогда не приближаясь вплотную к получению новой страшной болезни в ином обличье. Патогенный организм О'Нейла - это не обычный процесс расщепления простой цепочки аминокислот. Ферментативные и другие процессы расщепления экстраординарны. Мы много замечательного узнали от этого ученого. Замечательного. Хапп помолчал несколько секунд, размышляя. Потом сказал, будто самому себе: - Я не думаю, что он понял. - Что он мог не понять? - Наши открытия могут быть гораздо более весомыми, чем... они могут значительно превзойти эффект чумы. Стонар посмотрел на Хаппа недобрым взглядом, потом сказал: - Конечно, ваша семья все еще жива. Хапп будто проснулся, поняв, как много, должно быть, потерял Стонар из-за чумы. Он заговорил быстро и сбивчиво. - Я не пытаюсь преуменьшить опасность этой болезни. Просто хочу заглянуть в будущее. Человечество сейчас агонизирует. Я имею в виду, что гигантского значения этого открытия мы пока не в состоянии осознать. - Быть может, вы считаете, что Безумец войдет в историю как герой? - Нет! Но он привел нас к новому пониманию генетики. - Уф! - вздохнул Стонар. Хапп, углубившись в размышления, ничего не услышал. - Мы видим новые горизонты. Я благоговею перед тем, что нам открылось. - Когда я говорю с подобными вам типами от науки, то перед моими глазами предстает только кромешный ад! - гневно рявкнул Стонар. Хапп, услышав эту фразу, внезапно вспомнил о той власти, что находится в руках Стонара. Он сказал: - Я должен уточнить, сэр, что совсем не ученые свели О'Нейла с ума. Насильственное распространение политики, к несчастью, поразило человека КОМПЕТЕНТНОГО... Матерь Божья! Какое неадекватное английское слово! Не компетентного, а необычайно одаренного в своей области. - Вы дадите мне знать, когда соберетесь принять О'Нейла в свои августейшие ряды? Хапп, теперь уже внимательно прислушивающийся к голосу Стонара, почувствовал насмешку. - Ящик Пандоры был открыт в течение длительного времени, - сказал Хапп. - Нет путей для предотвращения таких явлений, как эта чума, пока мы не найдем способов устранения политического безумия - включая сумасшедший терроризм и несправедливость полиции. - У вас нет даже смутного представления о том, до какой степени правительство может дойти в карательных акциях, - хмыкнул Стонар. - Но я пришел сюда не для того, чтобы дискутировать по вопросам политической философии. Я считаю, что это вне вашей компетенции. - Вы верите, что могли бы предотвратить появление О'Нейла чем-то... чем-то вроде... наблюдения или слежки? - Вернемся к нашему разговору, - прервал его Стонар. - Каково ваше описание чумы? Чего вы уже достигли? - Она базируется на ряде доказательств, полученных и предоставленных как ирландцами, так и другими... - Привезенных сюда доктором Рокерманом. - Он отлично помог в этом, разумеется, - отметил Хапп. - Как я говорил раньше, симметричная спираль ДНК изгибается сама по себе. Этот процесс довольно интересен. Мы открыли теперь, что форма субмолекулярных элементов в ДНК может быть выведена из этих изгибов. Нам пришло на ум, что О'Нейл развил новую масс-спектрометрическую технологию десорбции поля, очень гибкую в отношении анализа продуктов пиролиза ДНК. - Что? - Он использовал стереоизомеры - правые и левые. Он... он сжигал их, накладывая друг на друга спектрометрические изображения, и выводил субмолекулярную форму из... из... Это подобно тому, как видишь тень на шторе и представляешь себе форму, ее образовавшую. - Видите? - торжествующе произнес Стонар. - Можете ведь упрощать, если на карту поставлена ваша жизнь. Хапп ничего не ответил. - Доктор Рокерман рассказывал президенту, что вы почти готовы проделать удивительные вещи, - сказал Стонар. - Викомб согласится с этим? - Доктор Викомб-Финч? - Хапп почесал затылок, выигрывая время для обдумывания ответа. - Я думаю, он бы хотел дать нам карт-бланш для эксплуатации производимого нами макета болезни. - Но у него есть и другие люди со своими проектами, которые ему тоже нужно рассмотреть? - Об этом я и говорю. Мы уже упоминали в разговоре с ним о половине имеющегося компьютерного времени. - Вы уверены, что не можете еще сказать, ведет ли ваша чума... вернее, ее модель, к получению лекарства? Хапп пожал плечами; и Стонару этот жест показался оскорбительным. - Так вы не знаете? - Мы сможем ответить только после того, как получим наше биохимическое описание чумы. - Поможет ли вам то, что вы будете иметь в своем распоряжении больше лабораторных ресурсов и оборудования? - Пожалуй, но только после того, как... - Получите ваше описание чумы! Да! Поймите меня, Хапп. Вы не нравитесь мне. Вы один из творцов этого бедствия. Вы... - Сэр! - Это не я предположил, что вы сошли с ума, пойдя по стопам О'Нейла. В любом случае, за вами теперь будут пристально следить. Я считаю, что вам вообще не принесет удачи то, что мы нуждаемся в вас. Я предупреждаю: не переоценивайте степень вашей нужности. "Без сомнения, ты сын шлюхи с Монмартра!" - подумал Хапп, но вслух ничего не сказал. Слабая улыбка коснулась губ Стонара и исчезла. Он развернулся и подошел к двери, а открыв ее, произнес: - Приведите Рокермана. Билл Рокерман был разбужен примерно таким же способом, как и Хапп, но ему разрешили одеться, а затем препроводили под охраной в комнату для хранения оборудования, наискосок от лаборатории Хаппа. Рокерман чувствовал, что что-то не так, но ничего не понимал. Усиленная охрана, множество военных на территории Хаддерсфилда - все это, однако, было неизбежно. Несмотря на холод в маленькой комнате-складе, Рокерман был весь в испарине, и это не ушло от внимания молчаливого охранника. Все шло так хорошо! План Вэлкорта по доставке его в Хаддерсфилд сработал, и даже Сэддлер не подозревал истинной причины этого. Только Турквуд чуял нечто неправдоподобное и предпринял типично турквудовский ход. Рокерман вспомнил их прибытие в Англию. Маккрей улыбался ему в кабине маленького реактивного самолета, ведя его по плотному кольцу над озером выше Эберфелди, в Шотландии. - Вы видите художника за работой, - хвастался он. - Почему мы не можем найти аэропорт выше... - Посмотри-ка сюда, - Маккрей поднял большой палец на самолеты карантинщиков, кружившие у них над головами. - Это опасно. Если мы внезапно бросимся искать себе другое место для посадки, они сядут нам на хвост. Даю голову на отсечение, что им приказано стрелять в случае, если запахнет жареным. - Это озеро выглядит таким маленьким. Рокерман уставился поверх головы пилота на приближающуюся воду. Над озером клубился низкий туман. - Уловка состоит в том, чтобы точно направить самолет, - заявил Маккрей. - Мы слегка чиркнем по воде и только. Осторожно, становясь чуть-чуть на дыбы, самолет начал резко терять высоту и падать по направлению к долине в конце озера. Затем резко выровнялся. Рокерман мертвой хваткой вцепился в подлокотники.