ротив, широко открытыми глазами смотрела перед собой. - У нас нет детей, Уржэнэ, не стало и брата... Она вздрогнула. На ресницах копились, набухая, слезы, сорвались, прокатились по щекам. - Не надо, Уржэнэ. Монгольские женщины не плачут.- Он поднялся.- За смерть Тайчара убийца заплатит своей жизнью. Будь я проклят, если не прикончу его и всех его родичей! Кто бы он ни был, пусть даже сам анда Тэмуджин... Караульный!- Он ударил кулаком по решетчатой стенке юрты - хрустнули тонкие прутья,- и когда нукер заскочил в юрту, торопливо прикрыв за собой полог, приказал:- Позови Куруха и Мубараха. - Ты что хочешь делать?- встревожилась Уржэнэ. - Поведу воинов на курень убийцы. Снесу всем головы, растопчу юрты. - Не спеши, Джамуха. Твоим разумом правит гнев. - Мой гнев не угаснет, пока не насажу на конец своего меча сердце убийцы! - Джамуха, ты не забывай, Тэмуджин - твой анда... Подняв на него меч, ты преступишь клятву, уронишь свою честь. - О своей и о моей чести должен был подумать он, направивший руку убийцы! - А если он не направлял? Джамуха замолчал. Уржэнэ, возможно, права. Об убийстве Тэмуджин скорей всего не знает. Коней-то отогнал Тайчар... За похитителями, как и водится, кинулась погоня... Ну, нет, при таком рассуждении он оправдает убийцу. Кровь брата взывает о мести. И он отомстит! Вошли Курух и Мубарах. Почему-то на цыпочках прошли мимо Тайчара. Глаза, нахлестанные ветром, были с красными, воспаленными веками. - Как в курене? - Пока спокойно. - Садитесь. Говорить будем долго. - Ты хочешь знать, как все это было?- осторожно кашлянув; спросил Курух. - Я не хочу ничего знать. Тайчар мертв, и это главное. - Он был убит стрелой Дармалы. - Какого Дармалы? - Того, что приезжал вместе с Хорчи посланцем от Тэмуджина. - А-а... Помню. Глупый, самодовольный и ничтожный. А такого человека сгубил!- В горле Джамухи запершило.- Много воинов в том курене? Сможем с ходу захватить его? - Сможем. Но...- Курух замялся, глянул на Мубараха, словно прося у него поддержки. Они, видимо, догадывались, что он им предложит, и уже обо всем поговорили. Это его рассердило. - Чего запинаешься, как колченогий конь? Говори. - Курень сейчас наверняка насторожен... - Ты не то хотел сказать, Курух! - Мы опасаемся этой внезапной войны,- сказал Мубарах.- Мы не готовы к ней. Мы не знаем, сколько сил у Тэмуджина. - Трусы!- крикнул он. Курух и Мубарах потупились. Он видел - не от стыда, от обиды и упрямого несогласия с ним. Оба они были отважными и разумными воинами, первыми мужами его племени, и он, конечно, не должен был говорить с ними так. - Вы хотите, чтобы кровь Тайчара осталась неотомщенной? - Этого нет в наших мыслях.- Мубарах поднял голову, нахмурился.- Надо искать помощи. У Тогорила... - Тогорил не даст ни одного воина. Если он узнает, что мы собираемся напасть на Тэмуджина, помешает нам. Неужели это не понятно? Мы найдем помощь в другом месте. Я поеду к тайчиутам. Мы сокрушим Тэмуджина. - Джамуха, он твой анда,- вновь тихо, печально напомнила Уржэнэ. И он вдруг понял то, что, кажется, раньше его поняла Уржэнэ, потерял не только кровного брата, но и своего анду. До этого, несмотря ни на что, в сердце жила надежда, крошечная, не всегда заметная, что когда-нибудь небо сведет-таки их дороги в одну, но, если он сейчас обнажит свой меч против Тэмуджина и меж ними ляжет кровь, дороги уже никогда не сойдутся. - Курух, ты поедешь к Тэмуджину. - К Тэмуджи-ину?.. - К нему. Склони перед ним голову и скажи так: <Анда мой, злое горе обрушилось на мою юрту, болью и кровью залито мое сердце, скорбью наполнена душа. Единственный брат покинул меня. Он ушел не по зову неба, его увели не духи, творящие зло, а люди твоего улуса. Рассудив, что моя боль - это и твоя боль, моя скорбь - это и твоя скорбь, прошу тебя, мой клятвенный брат, вместе со мною воздать по заслугам злодею и роду его>. - Я запомнил твои слова. На рассвете я отправлюсь в путь,- сказал Курух. - В путь ты отправишься сейчас. Курух прислушался к ветру за стеной юрты, потер воспаленные глаза, обреченно вздохнул. - Я готов отправиться сейчас. - Буду ждать тебя. Не медли. С убийцей на аркане или один поскорее возвращайся сюда. Танчар лежал безучастный ко всему. К левому гутулу пристала веточка колючего репейника. Выходя, Мубарах наклонился, отбросил ее. Нога чуть шевельнулась. Судорожный всхлип застрял в горле Джамухи. Он закрыл лицо ладонями, выдавил из горла глухой стон. Уржэнэ развела огонь в очаге, подогрела котелок архи, налила полную чашу, подала ему. Он выпил, сам наполнил чашу еще раз, поставил к изголовью брата. На рассвете у юрты собрался почти весь курень. Он вышел к людям. Бурые тучи пыли неслись над землей, прикатывая траву, гнули спины людей, взметывали полы одежды. Метущаяся, гудящая завеса скрывала долину, сопки, небо... VI Песчаная буря разгульно гудела над кочевьями две ночи и два дня. Такой бури не помнили и старики. Ветер изломал, вывернул с корнем многие кусты тальника и черемухи на речке Сангур, а те, что остались, уныло шуршали иссушенными, покоробленными листьями, роняли их в,мутную, взбаламученную воду. Буря нанесла немалый урон улусу Тэмуджина. Много ветхих юрт было опрокинуто, войлоки растрепаны в клочья, пропал табун лошадей, ветер угнал далеко от куреня, раскидал по степи стада. Нукеры, пастухи рыскали по долинам в розысках скота. Тэмуджин и сам выезжал на поиски. Целый день провел в седле. Лошади устали. Домой возвращался шагом. Нукеры тащились сзади, растянувшись на полет стрелы. Недалеко от куреня повстречался Джэлмэ. - Нашли табун?- спросил Тэмуджин. - Нет. Табун, кажется, угнали. Перед самой бурей какие-то люди захватили косяк лошадей в курене Бури-Бухэ. Дармала его отбил. Но те люди могли... Тэмуджин круто повернулся, седло под ним резко скрипнуло. - И ты говоришь об этом только сейчас! - Я и сам не знал. Мне сегодня сказали. - Плохо все это, Джэлмэ! Меня подняли на войлоке, и мы уже думаем, что создали ханство. Где оно, ханство? Как и прежде, мы трое - я, ты да Боорчу - все на себе тянем. А воз стал грузным, и дорога ведет в гору. Остановимся - воз попятится назад, и мы окажемся на том месте, с которого тронулись в путь. Джэлмэ с ним не согласился: - Нас не трое. У нас много нукеров. - Нукеров, сколько бы их ни было, никогда не будет много. И коней. И колчанов со стрелами. И кочевых телег. И рабов-пастухов. Потому ничего терять не должны. Но как мы не будем терять, если о нападении на курень Бури-Бухэ я узнаю через несколько дней? С кого я взыщу за пропажу табуна? - Виновного найти не трудно. - Знаю. Только почему я должен искать виновного? Мы сделаем иначе. Всеми табунами будут ведать одни люди, верховыми скакунами - другие, овечьими стадами - третьи, волами - четвертые. Я буду всегда знать, сколько чего есть в моем улусе, с кого взыскать за утрату, кого вознаградить за приобретенное. И каждый будет знать свое дело. Кого назначим ведать табунами? Джэлмэ оглянулся на нукеров. Каждого из них Джэлмэ знал не только в лицо, но и когда, откуда они пришли к Тэмуджину, у кого какой нрав. - Молодые тайчиуты Морчи и Мухалку, я думаю, хан, годятся для этого дела. Оба неутомимые, легкие на ногу, глазастые. - Пусть будут они.- Тэмуджин тоже оглянулся на нукеров, и они под его взглядом стали подтягиваться.- Над агтанинами - конюшими - я поставлю брата Бэлгутэя. Он спокоен нравом и знает толк в верховых лошадях. За овечьими пастухами будет приглядывать Дегай. - Дегай?- слегка удивился Джэлмэ.- Он же неповоротлив... - Тут проворный и не нужен. Поставь моего брата Хасара, так он и пастухам спать не даст, и овец загоняет! Дегай подойдет. А его брата Гучугура приставлю смотреть за кочевыми телегами. Он тоже не резв, зато скуповат и запаслив. Уж он зря не утратит ни тележной чеки, ни ремешка из упряжки. - Хитро рассудил!- одобрительно сказал Джэлмэ. - Хитра, Джэлмэ, лиса, скрадывающая зайца. А я - хан, мне нельзя быть простоватым. Далеко впереди, на увале, показались всадники - человек пять. Ходкой рысью они скакали навстречу. Джэлмэ выслал вперед двух нукеров, остальным велел подтянуться и приготовить оружие. С беспокойством озирая вершины сопок, он недовольно проговорил: - Не дело хана искать пропавший табун! Коней не найдешь, а голову потеряешь. - Не будет на то воли неба, не потеряешь и волос с головы.- Однако и он почувствовал беспокойство, но не хотел, чтобы Джэлмэ заметил это.- Почему не спросишь, чем ведать будешь ты? - Зачем спрашивать? Что дашь, то и приму. - Вы с Боорчу мои самые первые, самые верные друзья. Вам ведать всем, что у меня есть. Вы будете над всеми, а над вами - один я. - Если так, я хотел бы знать, чем будут ведать твои родичи? - Они, Джэлмэ, утомлены заботами о своих куренях... Он хорошо знал: родичам будет не по вкусу то, что он собирается ввести. Его власть еле терпят, а тут окажутся подначальными нукеров. - Нас, кажется, встречает Боорчу,- сказал Джэлмэ. Тэмуджин вгляделся и тоже узнал среди всадников Боорчу. Вороной конь под ним шел легко, едва касаясь копытами земли, черная грива била по бедру Боорчу. Подскакав, он круто развернулся, натянул поводья, конь, приплясывая, закусывая удила, пошел рядом с усталой лошадью Тэмуджина. - Хорошая новость, хан Тэмуджин! - Нашел табун? - Табун я не нашел. Зато встретил Улук-багатура, нойона племени чонос. - Это старик, с которым как-то охотились? - Тот самый, хан Тэмуджин. Чоносы откочевали от тайчиутов. И, кажется, надумали пристать к нам. Старик лукав, прямо об этом не говорит. Принюхаться хочет. Я его проводил в курень, а сам не утерпел, бросился искать тебя. - Молодец, друг Боорчу! За такую новость я бы смертному врагу подарил жизнь... Племя чонос,- это, самое малое, две сотни воинов! Со старым Улук-багатуром мы сговоримся. - Еще одна новость, не знаю, хорошая или худая. Люди Даритай-отчигина, разыскивая скот, подобрали в степи Куруха, ближнего нукера твоего анды. Он был еле жив. В бурю ехал к тебе. Лошадь под ним пала... Тэмуджин остановил коня. - Ехал ко мне? В бурю? Зачем? Где он сейчас? - Я его не видел. Велел, как только сможет сидеть в седле, доставить его к тебе. Это было утром. Сейчас, думаю, Курух уже в твоем курене. Подозвав одного из нукеров Боорчу, Тэмуджин пересел на его коня. Что хочет от него Джамуха? Может быть, на него напали меркиты, и он попросит помощи? А может быть, решил возвратиться?.. Мысли обгоняли бег коня. Курух был уже в курене. Вместе с ним приехали Даритай-отчигин, Сача-беки, Бури-Бухэ и Дармала. По их унылым лицам Тэмуджин понял, что посланец Джамухи прибыл не с доброй вестью. Курух сильно пострадал от песчаной бури, кожа на лице спеклась, губы потрескались, распухли. Но на ногах он старался держаться твердо. Выслушав его, Тэмуджин внутренне сжался, похолодел: анда грозит войной... Обвел взглядом лица нойонов и друзей, притихших, сумрачных,- сдержанно, стараясь быть приветливым, сказал Куруху: - Слова твоего анды понятны... Ты болен и слаб. Отдыхай. Завтра получишь ответ. Едва Курух вышел за двери, вскочил, сутулясь, навис над сидящими нойонами. - Вижу, я для вас не хан! Грабители разъезжают по моему улусу, пытаются воровать табуны - я ничего не знаю. Вы убиваете Тайчара, и я об этом узнаю не от вас. Бури-Бухэ, ты почему не известил меня, что воры отогнали табун? - А чего извещать, если табун отбили?- Бури-Бухэ обиженно засопел. - Кто убил Тайчара? Ты? - Нет, его убил вот он,- Бури-Бухэ кивнул на Дармалу. Тот слегка поклонился Тэмуджину. - Доволен? Гордишься? Кому сказал, что убил Тайчара? - Я не думал, что убил насмерть. Я думал, что ранил... - Он думал! Он не думал! Ты понимаешь, что наделал? Ничего ты не понимаешь, пустая твоя голова! Отдам завтра на расправу Джамухе, он из живого кишки вымотает, тогда поймешь. И другие понимать будут... Дав выход гневу, он сел, удрученный, подавленный. Теперь хоть лопни от крика, ничего не изменишь. - Всем понятно, чего хочет от нас мой анда Джамуха? Или мы повинимся перед ним, выдав Дармалу и его семью, или будем воевать. Выбирайте. - Нам ли говорить о войне?- торопливо, будто боясь, что его опередят, сказал Даритай-отчигин.- Не станет думать о скачках тот, у кого под седлом одна хромая лошадь. - Выдадим Дармалу? - Светлым разумом своим ты должен понять, что, сохранно жизнь Дармалы, мы погубим на войне много хороших нукеров. А кто скажет, чем закончится война? - Так. Что скажешь ты, Сача-беки? - Я всегда готов надеть боевые доспехи. Но воевать за жизнь Дармалы, нукера, каких у нас не мало, я не желаю. - Ну, а ты, Бури-Бухэ?.. - Тайчара давно надо было убить. Я бы и сам оборвал его путь. Но почему это сделал Дармала? Тайчар был высокого рода. А кто наш Дармала?.. Сцепив на животе большие неподвижные руки, Дармала недоуменно смотрел прямо в лицо говорившим. Его уши горели, на приплюснутом носу блестели капельки пота. Он явно не понимал, в чем его вина. Да ее и нет, его вины. Дармала все делал так, как должен был сделать любой другой нукер. Но как же все-таки быть? В своем желании сохранить мир родичи единодушны и не колеблясь готовы откупиться от Джамухи головой несчастного Дармалы. Они, наверное, правы. Война с Джамухой опасна. Его воины отважны, сильны единением, закалены сражениями. Устоять будет трудно, скорее даже невозможно. Да, нойоны правы. Но есть во всем этом и другая сторона. Хан должен оберегать и весь свой улус, и каждого человека от посягательств врагов, от несправедливости. Дармала защищал улус от грабителей и за это должен лишиться жизни - разве это справедливо? Кто после этого захочет идти с ним? Нукеры отвернутся от него, и останется он со своими родичами. Что же выбрать? - Друг Боорчу, я хотел бы знать, что думаешь ты. - Хан Тэмуджин, я лучше скажу тебе потом... Он понял, что Боорчу не согласен с его родичами, но спорить не хочет. Заколебался. Может быть, все это обдумать сначала с Джэлмэ и Боорчу, а потом уж говорить с нойонами? Дело не шуточное, любой неверный шаг может оказаться гибельным. Но как прервать начатый разговор? Родичи будут обижены. А их сейчас обижать нельзя - переметнутся к Джамухе. - У нас мало времени, Боорчу. Встав с этого места, мы уже должны знать, что будем делать. Я прошу всех подумать еще и еще... Боорчу повернулся к Бури-Бухэ: - Я слушал тебя с большим вниманием, но по недостатку умудренности не все понял. Ты ставишь в вину Дармале, что он, низкородный, убил высокородного. Ты как будто забыл, что Тайчар вор. Выходит, прежде чем убить грабителя, нукер должен справиться, кто его отец... Я слушал и твое слово, Сача-беки. Ты говоришь: жизнь Дармалы не стоит того, чтобы за нее сражаться. Но только ли о жизни нукера Дармалы идет речь? Джамуха принуждает поступиться честью, склониться перед ним. Когда я был маленьким, моя бабушка говорила: за свою честь отказывается драться только тот, у кого ее нету... - Но-но!- угрожающе вскинулся Сача-беки.- Болтаешь языком, как овца курдюком!.. - Я не хотел тебя обидеть, храбрый Сача-беки! Я знаю, как высоко ты несешь свою честь, потому и не понял твоих слов... Не понял я и тебя, многознающий Даритай-отчигин. Ты опасаешься, что война с Джамухой погубит много нукеров, потому легче отдать Дармалу. Но это все равно что, спасая стадо овец от волков, бросить стае на растерзание ягненка - жажду крови не утолишь, и стая будет преследовать тебя до тех пор, пока не перережет всех овец. И сам Тэмуджин, наверное, не смог бы сказать лучше. Молодец, Боорчу! - Теперь окажи ты, Джэлмэ. - Хан Тэмуджин, ты много делаешь для того, чтобы в куренях властвовала не прихоть, а твердое установление Выдав Дармалу, мы левой рукой разрушим то, что делает правая. Все верно. Ничего другого его друзья и не могли сказать. Их голос - это голос нукеров Немыслимо ждать, что они будут безучастны к судьбе одного из своих товарищей. Но как все-таки быть? О выдаче Дармалы, ясно, не может быть и речи. Значит, война. Как удержать при себе родичей, отбить у них охоту даже думать о тайном сговоре с Джамухой? В юрте было тихо. Все ждали, что он скажет. Вошла Борте, бесшумно ступая в легких чаруках по войлоку, взяла светильник, вышла, тут же вернулась с огнем. В юрте было еще не очень темно, но огонек светильника разом сгустил сумерки. - Тэмуджин, не слишком ли долго заставляешь ждать Улук-багатура?- тихо сказала Борте. - Пусть баурчи приготовит на ужин все самое лучшее. Мы сейчас закончим разговор. Борте вышла. - Садитесь ближе,- попросил он: хотелось видеть лица родичей и друзей.- Дармала, ты поступил, как полагается воину, охраняющему мой улус.- Снял с пояса меч.- Возьми. Рази им всех моих врагов. Шумно вздохнув, Дармала принял меч, вынул его до половины из ножен, приложил лезвие к груди. - Хан Тэмуджин!.. Великий и справедливый хан!.. - Иди, Дармала, и будь спокоен за свою жизнь. Ну, а вам, старшие родичи мои, думаю, понятна моя воля. Иначе я поступить не могу. Вы возложили на меня заботу о вашем спокойствии, безопасности и благополучии. Ради того, чтобы над нашими юртами вился мирный дымок, я отдал бы не только жизнь Дармалы Но вы плохо знаете Джамуху, если думаете, что он, обагрив меч кровью Дармалы, успокоится. Судите сами. У кого были давние раздоры с Тайчаром? У тебя, Бури-Бухэ. Чей табун отогнал Тайчар? Твой, Бури-Бухэ. Кому служит Дармала? Тебе, Бури-Бухэ. Так чью голову он потребует вслед за головой Дармалы? Твою, Бури-Бухэ. Разве не так? Бури-Бухэ отвесил нижнюю губу, выпучил маленькие глаза, пробормотал недоверчиво: - Ну уж...Так уж... Сача-беки окатил его надменным взглядом. - Меньше надо было задираться! - Мы выдадим Джамухе Бури-Бухэ. Чья очередь следующая?- Тэмуджин остановил свой взгляд на Сача-беки. - Я ни с Тайчаром, ни с Джамухой не ссорился,- сказал он. - Но ты, Алтай и Хучар, думает Джамуха, поссорили его со мной - разве не так? Разве вы не обманули его, когда покочевали с ним, а потом возвратились? Вы думаете, он позабыл это? Кого из вас он захочет первым насадить на копье - Хучара, Алтана или тебя, Сача-беки? - До меня ему еще дотянуться надо!- с усмешкой сказал Сача-беки. Но эта усмешка не могла скрыть от Тэмуджина смуты в душе Сача-беки. Храбрится, виду не показывает, но сам-то чувствует. Джамуха, попадись он в его руки, спросит и за отступничество, и за то, что согласились возвести над собой хана. - Я ваш хан и ваш младший родич. Так могу ли я спокойно смотреть на угрозу вашей жизни, если даже эта угроза исходит от моего лучшего друга и клятвенного брата? - Поистине твоим разумом правит само небо!- воскликнул Даритай-отчигин.- Мы должны стать локоть к локтю и отразить врага! - Пусть только сунется сюда!- пробурчал Бури-Бухэ. Сача-беки молчал. - Готовьте людей, коней, оружие... А сейчас придет сюда Улук-багатур. Будем пировать. Сбросьте с себя уныние! Но пир все равно получился невеселым. Нойоны, озабоченные думами о будущем, разговаривали без охоты. Старый Улук-багатур и семеро его сыновей почувствовали, что тут не все ладно, быстро переглянулись. О чем они подумали? Может быть, о том, что им здесь не рады? Тэмуджин решил ничего не скрывать от нойона племени чонос. Мудрый Улук-багатур, у нас сегодня тяжелый день... Он рассказал об убийстве Тайчара, о требовании Джамухи. Старик на это никак не отозвался, но стал разговорчивее. От него Тэмуджин узнал, что тайчиуты ведут дело к миру с татарами. А от рук татарских воинов пало немало лучших людей племени чонос. И кровь не отомщена. Вот почему они больше не захотели кочевать вместе с тайчиутами, ушли от них. Шаман Теб-тэнгри посоветовал держаться ближе к хану Тэмуджину, у которого не может быть мира с татарами. - Он говорил правду. Татары убили моего отца, выдали Алтан-хану деда Сача-беки Окина-Бархака. Хана Амбахая... - Я это знаю... Тэмуджин ждал, что Улук-багатур попросит принять его племя под высокую ханскую руку. Но он ничего не сказал. Утром в юрте Тэмуджина снова собрались родичи. Пришел и Улук-багатур. Остановился у порога, вглядываясь в людей подслеповатыми глазами. - Мне зайти позднее? - Почему же! Ты наш друг, а разве может быть что-то такое, что надо прятать от друзей? В сопровождении Боорчу пришел Курух. Прежде чем дать ответ, Тэмуджин еще раз спросил родичей: - Думает ли кто из вас иначе, чем я? Нет. Запоминай, Курух...- Опустив голову, глядя в пол, начал говорить медленно и тихо:- Анда мой Джамуха, видит небо, скорбь твоей души - моя скорбь. И мне ли не понять сжигающую твое сердце ненависть к убийце. Но, брат мой бесценный, брат мой разумный, вдумайся в то, что произошло. Колесо повозки переехало твою ногу - кто виноват? Повозка, вол, ее везущий, или человек, правящий волом?- Поднял голову, поймал напряженный взгляд Куруха.- Не вол, не человек и не повозка. Виноват ты сам - не стой на дороге разинув рот! Твой брат Тайчар нашел то, что искал. Так чего же ты хочешь, анда Джамуха? Курух лизнул языком губы. - Хан Тэмуджин, ты затягиваешь петлю на своей шее! - Над всеми нами воля неба, Курух. Не тебе печалиться о моей шее. Поезжай. Тебе дадут коня, хурута и бурдюк с кумысом на дорогу. Кланяясь, Курух попятился к выходу. Тэмуджин набрал полную грудь воздуха, резко выдохнул. Все! Пути назад нет... - Улук-багатур, твои глаза много видели, скажи мне, верно ли я поступаю? - На облавной охоте ты оделил нас богатой добычей. Я тогда подумал: сын Есугея щедростью превосходит всех, кого я знал. Сейчас ты не дрогнув готов грудью защитить своего воина. Я вижу твое прямодушие и мужество. И я говорю: счастливы будут те, кого ты поведешь за собой. Мое племя, хан Тэмуджин, готово поддержать тебя. Это было не совсем то, чего ожидал Тэмуджин. Улук-багатур решил все-таки сохранить свою самостоятельность. Но он не уйдет, его воины будут сражаться с Джамухой. Пока достаточно и этого. Потянулись дни тревожного ожидания. С утра до вечера Тэмуджин не слезал с коня, носился по куреням, сам проверял снаряжение и вооружение воинов, был строг к нерадивым, за малую неисправность оружия и стыдил, и ругал воинов, был суров с нойонами. Вечером в юрте слушал донесения дозорных. Приходилось внимательно следить за кочевьями Джамухи, оглядываться на курени тайчиутов, посматривать в сторону татарских нутугов. Вдобавок ко всему надо было не спускать глаз с шатких своих родичей. Днем и ночью держал под рукой лучших воинов с оседланными конями. При малейшей попытке кого-либо из нойонов откочевать они перережут дорогу, а беглеца доставят в ханскую юрту. Пока не пришел враг, он не даст разбежаться нойонам-родичам. Но что будет, если придется всех воинов бросить в битву? Боорчу и Джэлмэ, правящие делами улуса его именем, как и он, носились из куреня в курень, наседали на нойонов, требуя воинов, воинского снаряжения, коней. Но если нойоны-родичи молча сносили попреки в нерадивости и медлительности от Тэмуджина, то его друзей терпеть не желали. Первым возмутился Сача-беки. - Кто они такие, чтобы указывать мне?! - Ты веришь им и оскорбляешь недоверием нас!- поддержал его Алтан. - Вы возвели меня в ханы и возложили на мои плечи груз забот о безопасности владений. Как же я буду защищать вас и ваши владения, если вы без рвения помогаете мне и не желаете, чтобы рядом со мной были добрые помощники?- Щетка усов на губе Тэмуджина взъерошилась, сухо и холодно блеснули глаза. Сача-беки в ответ запальчиво выкрикнул: - Мы не дети! Мы и не женщины, неспособные держать оружие. Мы и сами за себя постоять сумеем! Если до этого Тэмуджин лишь подозревал, что в трудный час нойоны-родичи, позабыв клятву, могут повернуться к нему спиной, то теперь это подозрение превратилось в уверенность - предадут. Где та узда, которая могла бы удержать их от постыдного и гибельного шага? <Мы не дети. Мы не женщины>... Эти слова Сача-беки почему-то крепко засели в голову Тэмуджина. Время от времени он повторял их про себя, пытаясь уловить какую-то тень мысли, мелькнувшую у него, когда слушал Сача-беки и Алтана. Вместе с Боорчу и Джэлмэ они решили прибегнуть к уже однажды испытанному способу усмирения заносчивых нойонов. Под видом воинов Джамухи Джэлмэ с нукерами ночью напал на курень Бури-Бухэ. Им почти удалось прорваться к юрте нойона. Слух об этом взбудоражил весь улус. Нойоны были напуганы. Но страх этот чуть было не обернулся против Тэмуджина. Ему донесли, что нойоны в открытую готовятся разбежаться кто куда - к тайчиутам, к Тогорилу, к Джамухе. Он поспешно собрал их в курень, стал успокаивать. - Ты хорошо говоришь,- прогудел Бури-Бухэ,- но твоими хорошими словами от врагов не закроешься. У меня чуть было не увели жену и детей. - Жену и детей?- почти весело переспросил Тэмуджин: мысль, так долго ускользавшая от него, явилась вновь, и она была простой и четкой, как след копыта, вдавленный в сырую глину.- Я повелеваю всех ваших жен и детей доставить в мой курень. Они будут в безопасности. Семьи родичей оказались его заложниками. И нойоны уже не могли помышлять о том, чтобы куда-то уйти или уклониться от войны. Но их недовольство не стало меньше, оно копилось, как горькая соль в бессточном озере. Только матери Сача-беки были рады - старым хатун не нужно было ездить из куреня в курень, чтобы почесать злые языки. - Из тайчиутских кочевий, загнав коня, прискакал Чаурхан-Субэдэй. Таргутай-Кирилтух поддержал Джамуху. Аучу-багатур, нойон племени уруд Джарчи и нойон племени мангут Хулдар уже выступили. Через несколько дней они соединятся с Джамухой. - Много воинов под началом Аучу-багатура, Джарчи и Хулдара? - Много, хан. Больше, чем у нас.- Субэдэй насупил густые брови, и его юное лицо стало очень похоже на лицо его отца, сурового кузнеца Джарчиудая. - И у Джамухи больше. На каждого моего воина придется не менее трех врагов. - Шаман Теб-тэнгри советует тебе идти к Тогорилу. - Джамуха только этого и ждет. Он перехватит нас по дороге и принудит драться там, где ему удобно, тогда, когда ему выгодно. - Что будем делать, хан? - Сражаться, Субэдэй. Но не мой анда, а я выберу место для битвы. Вес остальное в воле неба. Я-то надеялся, что Теб-тэнгри сумеет удержать тайчиутов. - Шаман не сидит без дела. Но очень уж велика ненависть к тебе Таргутай-Кирилтуха. VII - Глуп твой анда!- сказал с презрением Аучу-багатур. Они с Джамухой в сопровождении Джарчи, тощего, жилистого парня с горбоносой, сайгачьей головой, его друга и анды Хулдара, коротконогого здоровяка, поднялись на бугор, остановили коней. За бугром было урочище Далан-бальчжут - полоса равнины, поросшая щетинистым ковылем - хилганой и сизой ая - полынью. Слева на равнину надвинулись горы с крутыми каменистыми склонами, справа, скрытый от глаз зарослями кустарников, - катил свои воды Онон. Вдали река подворачивала вплотную к горам, серые скалы поднимались прямо из воды. Там, где в тело гор черным провалом врезалось ущелье, на равнине в боевом строю стояли воины Тэмуджина. В урочище Далан-бальчжут Джамуха бывал не однажды. И когда дозорные донесли, что Тэмуджин поджидает его у входа в ущелье Дзеренов, он им не поверил. Анда сам залез в ловушку. Его воинам никуда не уйти. Прижатые к горам или реке, они будут истреблены. Об этом же, видимо, думал и Аучу-багатур. - Глуп твой анда. Глуп,- повторил он и трусцой поехал к своим воинам. За ним последовали Джарчи и Хулдар. Воины подтягивались к берегу, сбивались в три отдельные кучи - особо от тайчиутов вставали уруды и мангуты, в стороне от тех и других - его джарджираты. Солнце клонилось к закату, тени гор наползали на равнину. Шел к концу последний день ханства Тэмуджина. Еще до того, как солнце уйдет за горя, с ним будет покончено. Понимает ли это анда? О чем он сейчас думает? На что надеется? Напрягая зрение, Джамуха всматривался в строй всадников. Ему казалось, что где-то он все это уже видел. Начал припоминать Из зыбкой памяти, как из марева, выплывало видение. Он стоит на телеге я через головы празднично одетых людей смотрит в дальний конец луговины. Там перед забегом остановились наездники. Среди них и Тэмуджин в ярко-красном халате... Тогда анда почти выиграл скачки. Потом Таргутай-Кирилтух отобрал жеребчика. Тэмуджин исступленно кричал и бился в руках нукеров. Он кинулся к нему на выручку, готовый умереть рядом с другом... Оба были слабые мальчишки, бессильные защитить себя... Он спустился к своим воинам, подозвал Куруха и Мубараха. - Все готово? - Можно начинать. Еще раз глянув на солнце, он слез с коня. - Расседлывайте. Будем ждать утра. Веселый шумок пробежал по толпе воинов. Они стаскивали с потных лошадиных спин седла, расстилали войлоки. Многим из них и своему анде он на короткое время продлил жизнь. Сбросив с себя доспехи и гутулы, он почувствовал облегчение для тела и души. Подъехали Аучу-багатур, Джарчи и Хулдар. Аучу-багатур был удивлен: - Я тебя не понимаю, Джамуха! - Мы с утра в пути. Устали кони и воины. Будем отдыхать. - Кто ложится спать, замкнув кольцо облавы? Может быть, ты хочешь, чтобы твой анда удрал? - Куда? - Не растопыривай пальцы, если держишь в руках жаворонка! Джарчи, Хулдар, стройте своих воинов. Мы одни управимся! - Наши люди и наши кони тоже устали, славный Аучу-багатур,- со смирением, скрывающим упрямство, возразил Хулдар. Молча повернув коня, Аучу-багатур ускакал к своим воинам. Хулдар и Джарчи спешились. Джамуха прошелся по жесткой траве, вбирая подошвами босых ног ее ласковую прохладу, сказал: - Горячий человек Аучу-багатур. Хулдар качнул головой. - Он не горячий. Ходят слухи, что Тэмуджин когда-то поклялся привязать Аучу-багатура к хвосту табунного жеребца. Ему не терпится лишить твоего анду этой радости. Верно я говорю, Джарчи? - Верно. Он боится Тэмуджина. Пока Тэмуджин жив, ни ему, ни Таргутай-Кирилтуху не видать хороших снов. - А вы не боитесь? - Он ничего плохого нам не сделал. - Не успел. Он вредный для нас человек. Презрев обычаи старины, он принимает беглых нукеров, укрывает убийц, возвышает себя над всеми! Ему хотелось разжечь в себе злость, испепелить в своем сердце предательскую память о далеких годах нерасчетливой дружбы, увлечь нойонов своими мыслями о вольностях племен, о братстве свободных нойонов. Но они слушали безучастно-вежливо, этим отделяя его от себя. - Не так легко понять, кто поступает правильно, а кто нет,- сказал Хулдар.- Может быть, Тэмуджин не блюдет всех обычаев старины. Но кто их блюдет? Ты знаешь таких людей, анда Джарчи? Джарчи поднял камешек, прицелился в сухой стебель полыни - горбоносое лицо стало жестким,- кинул. Стебель переломился. - Не знаю, Хулдар. Чего нет, о том всегда очень много разговоров. - Эх вы... Взгляните на степь. Осень - травы вянут и засыхают. Зимой ее покрывает снег. Весной поднимается свежая зелень. И так из года в год. Степь, все время меняясь, остается, однако, такой же, какой была при отцах и дедах. И жизнь, как степь, меняясь, должна оставаться неизменной. Это установлено вечным небом. Позволим нарушить ход жизни - гибель ворвется в каждую юрту. Как не понять этого? А понимая, как можно спокойно смотреть на тех, кто дерзнул сломать установление мудрых предков? - Ты понимаешь, Тэмуджин не понимает. Однако не он идет войной на тебя. Я что-то не слышал, чтобы обычаи старины одобряли вражду клятвенных братьев. Может быть, слышал ты, анда Джарчи? - Не приходилось, Хулдар. От этого разговора Джамухе стало тоскливо. - Позовите Аучу-багатура. Будем пить архи. Он идет войной на Тэмуджина... Ему ли не знать, насколько это плохо. Но что делать? Как иначе образумить анду? Поздно думать об этом... Не надо ни о чем думать. Но когда подошли нойоны, он все-таки сказал Хулдару: - Я иду не воевать, а мстить убийце моего брата. Выдаст убийцу, подниму с Тэмуджином чашу вина. Аучу-багатур бросил на него подозрительный взгляд, затянул распущенные было ремни куяка, показывая этим, что не верит Джамухе, опасается его. За ужином Аучу-багатур пил архи молча, с угрюмым усердием, будто хотел выполнить неприятную, но необходимую работу и поскорее убраться восвояси. Но, захмелев, понемногу разговорился. Говорил сердито, раздраженно. - Ты, Джамуха, подобен сосне с подгнившими корнями. Рядом с тобой стоять нельзя - не знаешь, когда и куда повалишься. Вино не брало Джамуху, он был трезв, только в теле накапливалась глухая усталость, спорить совсем не хотелось. Но Аучу-багатур разошелся, не отставал. - Ты просил у нас помощи. Мы пришли. И что видим? Драться не хочешь.- Передразнил:- <Чашу вина подниму...> Поднимешь, но к губам не поднесешь, по рукам ударим... - Сегодня ты мой гость. Тебе многое позволено. Но зачем же угрожать? Угроз я никогда не боялся. Тем более пустых. - Пустые угрозы? Ты принимаешь мои слова за стрекот сороки? - Нет, Аучу-багатур, не за стрекот сороки, но и не за клекот орла. - Много мнишь о себе! Недалеко ушел от Тэмуджина. - Резкое слово портит вкус вина,- сказал Хулдар. - Ты и совсем помалкивай! Вы с Джарчи стали большими умниками. Обождите, до всех доберемся. Глуп тот, кто думает, что солнце моего господина Таргутай-Кирилтуха закатилось. Оно только всходит. Все неловко замолчали. - Не верите? Мы устанавливаем вечный мир с татарами. Развяжем руки, и что нам Тэмуджин? Тьфу! Всех своевольщиков урезоним. Не впервые Джамуха слышал о примирении тайчиутов и татар, но не верил этому. Казалось, они не сумеют переступить реки крови, разделяющие их, а выходит - сумели. Что таит в себе это? Предугадать не трудно: с помощью татар подымется новый властелин - толстопузый Таргутай-Кирилтух. Хочешь жить - склонись перед ним. Джамуха недобро взглянул на Аучу-багатура, перевел взгляд на Джарчи и Хулдара. Эти неторопливо потягивают архи, говорят о чем-то своем, и нет им будто дела до татар, до Тэмуджина и Таргутай-Кирилтуха, до вольности своих племен. Такие нойоны, как эти и другие, с усохшей, рабской душой, виноваты во всем. Хучар, Сача-беки, Алтан своей покорностью вскормили властолюбие Тэмуджина, своими руками посадили его на собственную шею. Пес не может жить без хозяина, они - без господина. Уйдут от одного - с поджатым хвостом бегут к другому. Почему? Для чего нойон племени чонос, подслеповатый старикашка Улук-багатур, уйдя от Кирилтуха, приткнулся к Тэмуджину? Мог же кочевать один или рядом с ним, Джамухой... Так нет же, впрягся в чужую повозку... - Ведите Аучу-багатура... Пора спать. - Я сам уйду. Сам!- С пьяной решительностью Аучу-багатур поднялся, качнулся, и, высоко поднимая ноги, выпрямляя спину, двинулся к своему стану. За ним, насмешливо переглядываясь, ушли Джарчи и Хулдар. В урочище спустилась ночь. В той стороне, где стоял Тэмуджин, было тихо, волчьим глазом сверкал одинокий огонек. Джамуха лег и укрылся с головой халатом. Но думы мешали спать. С Тэмуджином завтра будет покончено. Или он падет в сражении, или со связанными руками отправится в курень Таргутай-Кирилтуха. А перед ним новая нелегкая забота - как помешать усилению Таргутай-Кирилтуха? Утром поднялся, томимый непонятной душевной раздвоенностью. Отгоняя ее от себя, носился на коне, выстраивая воинов, Аучу-багатур, с заплывшими хмельными глазами, туго соображающий, кричал на всех, подгонял, торопил, внося своими повелениями сумятицу и неразбериху. Кое-как построились, и Джамуха поднялся на бугор. Воины Тэмуджина как будто не сходили с места. На равнине среди ковыльной щетины серыми колышками торчали суслики, свистом встречая восход солнца. В душе Джамухи росло чувство, что делает он не то и не так. Но и ничего другого не приходило в голову. Строй воинов под бугром был похож на крутой лук. В центре - тайчиуты, правое крыло - уруды и мангуты, левое - его джаджираты. Лук обращен вогнутой стороной к Тэмуджину. Расчет был прост - охватить анду с боков, притиснуть к склону горы. Но, прикинув расстояние от реки до гор, он понял, что равнина урочища слишком узка для охвата. Придется идти в лоб. А в этом случае численный перевес перестает иметь большое значение. Тэмуджин вовсе не так уж глуп, как показалось Аучу-багатуру. Есть и еще незамеченное, но важное преимущество анды Выбрав это место для сражения, он лишил своих воинов надежды убежать, им остается одно-драться до последнего вздоха. Нет, не глуп анда, совсем не глуп! Он хотел было иначе построить воинов. Но увидел, что нетерпеливый Аучу-багатур направился к нему, резко поднял и опустил руку. Строй дрогнул, покатился по равнине, ссекая сочнями копыт жесткую траву. Аучу-багатур с руганью повернул коня и помчался догонять своих тайчиутов. Кобылица Халиун под Джамухой замотала головой, прося повода. Он удержал ее на месте. Как и ожидал, строй, все более сжимаемый горами и рекой, сломался, превратился в ревущую, визжащую толпу. А уруды и мангуты оттянулись назад, неспешной рысью пошли в хвосте, потом, когда тайчиуты и ею джаджираты сошлись с воинами Тэмуджина, они и вовсе остановили коней. Джамуха помчался к ним. - Что случилось? - Там плюнуть некуда. Подождем, станет толпа пореже, тогда, может быть, пойдем.- Широкоскулый Хулдар дружелюбно улыбался. - Уругша! Вперед!- крикнул Джамуха. - Три кречета не кидаются на одного селезня. Я такого не видел. Может быть, ты видел, анда Джарчи? - Не приходилось, Хулдар. Джамуха вспыхнул, потянулся к мечу. Жилистая рука Джарчи перехватила его запястье. - Э-э, с нами так не шутят. Мы этого не любим. - Нам захотелось стать вольными нойонами!- засмеялся Хулдар. Джамуха бешено рванул поводья, бросился к своим воинам. Гул битвы катился над урочищем Яростно отбиваясь, воины Тэмуджина откатывались к ущелью. Вдруг все разом повернули коней, исчезли в черном каменном зеве. Их бросились преследовать. Но из ущелья густо полетели стрелы. Тайчиуты и его джаджираты, потеряв много убитых, отхлынули назад. - Куда?!- закричал Аучу-багатур. Размахивая мечом, он поскакал к ущелью. Конь под ним упал. Аучу-багатур перевернулся через голову, вскочил, отплевываясь, побежал назад. Ему подали другого коня. Аучу-багатур сел в седло, погрозил кулаком ущелью: - У-у, проклятый рыжий демон зла! Я тебе покажу! Наступило замешательство. Джамуха видел: одна сотня хороших стрелков может уложить у входа в ущелье целый тумен воинов. Послал за Хулдаром и Джарчи. - Вы отдыхали за чужими спинами. Пришел ваш черед. Прорывайтесь в ущелье. Хулдар посмотрел на мрачные скалы с острыми выступами, на трупы воинов перед ущельем, покачал головой. - Будь я горным козлом - прошел бы верхом, будь серой мышкой - проскользнул бы низом. Но я не мышь, не козел. Верно, анда Джарчи? - Верно, Хулдар. Кто хочет крови убийцы, тот не пожалеет и своей. Спокойно-усмешливый говорок нойонов бесил Джамуху. Им ничего не нужно, они не хотят ни о чем думать, не желают сражаться. - Вы пойдете вперед! - Аучу-багатур, разве не ты над нами главный?- спросил Хулдар. - Как не я? - А Джамуха думает, что он тут над всеми главный. И над тобой тоже. - Ты зря так думаешь, Джамуха И зря много кричишь. - Я буду молчать. Посмотрим, как вы возьмете Тэмуджина. - Возьмем. Из ущелья выхода нет. Он как лиса в норе. Выкурим. Управимся без тебя! Теперь Джамуха знал, что делает не так. Убирая Тэмуджина, он помогает возвыситься Таргутай-Кирилтуху. Анда еще не связан, способен сражаться, а самонадеянный Аучу-багатур уже не хочет делить славу победителя, уже отталкивает в сторону. Во