словно бы самая настоящая баталия: - Передние пять шеренг, пали! - Средние, с колена прикладывайся! - Задние, пали!.. Щелкнули курками задние солдаты. И стали поспешными движениями проделывать видимость заряжания. - А ну-ка скорым зарядом, покажите, как у них получается, - велел Петр майору. - Батальон! В две шеренги становись! - Заряжай ружье! - Прикладывайся! - Пали!.. - Добро, - похвалил Петр, - проворство в бою - великое дело. - И пошел дальше к гренадерам, швырявшим с широкого размаха чугунные незаряженные гранаты. Саженного роста сержант Михаило Щепотев обучал гранатометчиков. Приветствовав государя, он спросил разрешения продолжать занятия. - Давай, - коротко отозвался Петр. - Мушкеты за плечо! - начал командовать Щепотев. - Вынь гранат! Вскрой! - Зажигай, бросай!.. Гренадеры проделали все положенные манипуляции с учебными гранатами. Бросили на такое расстояние, что Петр одобрительно усмехнулся и сказал: - Пожалуй, я так не кину. Молодцы, ребята!.. Увидев одну гранату на близком расстоянии от бросавших, поднял и спросил: - А это чья? Могла бы в бою взорваться и поразить самого гренадера. Чья это? Кто до цели не докинул? - Моя, ваше величество, - признался один из солдат. - Что, силы мало? Или каши мало поел? - Нет, ваше царское величество, как увидел вас, сердце дрогнуло, робость взяла, рука затряслась, дозвольте снова бросить. - Валяй! - Господи благослови, - проговорил струхнувший солдат сконфуженно и, подняв гранату, швырнул ее саженей на шесть дальше прежнего. - Вижу, можешь. Смелый, умелый да храбрый - мой самый любимый солдат. Старайтесь, ребята, пригодится!.. По соседству с гренадерами пехотинцы учились, повторяя давно заученные приемы штыкового боя. - Становись в трех шагах от товарища. Вот так! - поучал офицер своих солдат к будущей атаке. - Колоть в четыре оборота! Живо!.. - Вперед коли! - Взад коли! - Прикладом бей!.. Плохо! Повторим еще раз... Петр взял из рук одного солдата ружье, самолично показал ружейные приемы штыкового боя и как от сабельного удара надо ружьем прикрываться. Потом засунул мизинец в дуло ружья. И ржавчина и копоть пристали к пальцу. - Негоже так ружье содержать! Майор, погляди у всех оружие со тщанием. Берегите ружья, ибо они-то и есть главные члены и способы солдатские, через которые неприятель почувствует силу вашу и убежден имеет быть, что супротив русака не устоит... - И пошел Петр туда, где дымились костры, варилась солдатская пшенная каша да щи из мясной солонины. Кое-где из котлов Петр черпал поварешкой, пробовал: - Ничего, харчисто, жить можно. Жирное солдату не впрок. Зажиреет, подвижность потеряет. Краткое время отдыха солдаты проводили по-своему, кто как мог: одни дружно песни пели на былинный склад, другие слушали грамотея, читавшего душеспасительную книгу, третьи заучивали, с трудом повторяя, непонятные молитвы из часослова. Находились и такие, кто в часы досуга, притаившись, перекидывались в замусоленные картишки. Известно, что Петр не любил картежной игры. Однако разрешал солдатам и офицерам "небольшой азарт", но с тем, чтобы проигрыш не превышал одного рубля. Если же это условие нарушалось, то по доносу фискалов виновные наказывались. О картежниках Петр так отзывался: "Они либо не имеют вкуса в полезных вещах, коими бы могли заниматься, либо имеют намерение своих сотоварищей лишить денег..." Стояла бурная непогодь на Ладожском озере. Петру не терпелось, как можно скорей хотелось приблизиться к Нотебургу и осадить крепость. Обстановка была самая подходящая и сулила победу. Еще задолго до этого похода, когда в Москве обсуждался план завоевания невских берегов, искони принадлежавших России, некоторые военачальники, после поражения под Нарвой боявшиеся даже и думать о таком, высказывались против намерений Петра. - И все-таки будем действовать! - сказал тогда Петр. - Несчастья бояться, так и счастью не бывать... И вот на исходных позициях сосредоточились войска, пехота и мощная, по тем временам, артиллерия. На совещании генералитета Петр зачитал Шереметеву, Меншикову и другим роспись новгородских дворян-разведчиков, добывших сведения об Орешке от ладожских рыбаков. В этой росписи горного (берегового) пути от Ладоги до Охтинской крепости Канцы были представлены сведения о шведской крепости Нотебург: "Город Орешек на острову, каменный, величиной с город Ладогу. Стены высокие, немного ниже новгородских, стоит от озера с версту. Невский проток подле Орешка от русской стороны шириною сажен со 100, глубок и быстр, суда ходят подле самой стены, а с левой к берегу не ходят. Солдат в нем бывает по 100, по 200, а более 300 не бывает". Для обычного, нетревожного времени эти сведения о численности защитников крепости были справедливы. Но когда Нотебургу стала угрожать опасность, шведы увеличили гарнизон до 450 человек при 142 разнокалиберных орудиях. Для обороны неприступной, окруженной водной преградой и толстостенными бастионами крепости такого количества войск и вооружения было вполне достаточно. Петр с Шереметевым, Апраксиным, Меншиковым, опытным разведчиком Василием Корчминым и другими начальными особами обсуждали на карте план осады Нотебурга, расположения артиллерии и пехоты вокруг крепости к началу бомбардировки и к штурму. В походной парусиновой палатке, за складным березовым столиком сам Петр возглавлял обсуждение намеченного им проекта. - Без плана быть не можно, - говорил он. - Лучше обдуманно рассчитать добрым порядком и действовать, громить крепость, а затем, опустошив ее огнем и проломив стены, ворваться в оную. Удаче может сопутствовать только продуманное основание... И государь продолжал: - Добро уже то, что до начала сражения за Орешек полковник Тыртов, погибший с доблестью на Ладожском озере, - вечная ему память - сумел на тридцати галерах крепко побить шведского вице-адмирала Нумерса, потопил пять шведских судов, а остатки войск Нумерсовых прогнал в Выборг. Следственно Орешек с озера, то есть с тыла, защиты не имеет. Однако и приступ с озера весьма труден. Крепостные пушки не подпустят лодок. Подготовка к осаде будет единовременной на всех подобающих местах: прорубим просеку в трех верстах от Невы и по просеке с озера выведем в Неву полсотни карбасов и стругов. Учиним тут же летучий мост из новгородских понтонов и по нему на правый берег Невы протащим осадные пушки, порох и ядра трехпудовые. На левом берегу, ближе к крепости, выроем траншеи; установим под прикрытием батареи, отколь можно навесно стрелять по крепости и разрушать все, что там внутри имеется. Я буду командовать мортирной батареей... С берегов, того и другого, подвергнем Орешек мощному обстрелу. И коль не сдадутся шведы по доброй воле, выберем час для приступа. Когда в стенах цитадели будут бреши пробиты, мы тогда и лестницы штурмовые, и пики с крючьями, и мешки защитные, и дымом выкуривающие - все пустим в дело, и тогда остальных недобитых шведов из Орешка выкурим... О дне и часе начала штурма умалчиваю. Сие зависеть будет от нашей полной готовности учинить гром и урон врагу. Борис Петрович, как у тебя солдаты? Каков дух в войсках? - обратился в заключение Петр к Шереметеву. Фельдмаршал ответил: - Не могу пожаловаться, ваше величество. Солдаты за последние два года, побив шведов в Лифляндии, стали увереннее и храбрее. Полагаю, что и Репнин, и Апраксин не посетуют на солдат. Накормлен воин, обут, одет, вооружен, да ежели с ним обращаться по-человечески, так он горы свернет. Орешек будет раскушен, но отнюдь не сразу. Там, за стенами крепости, шведский комендант Густав-Вильгельм фон Шлиппенбах прочищает пушки и готовит нам "угощение". Думаю также, что он, со всех сторон отрезанный от своих, будет подобен медведю, в берлоге обложенному. Добро бы, если сразу Шлиппенбах проявил благоразумие и после малой пальбы сдался на аккорд по договору... - Крепок Орешек, - рассудил Петр, - такие цитадели, да в столь важных позициях, без обороны не сдаются. Приказываю всем военным начальникам завершить копание траншей и расставить к осаде пушки не позднее сентября двадцать пятого дня... Сосредоточенные на реке Назии петровские войска, пришедшие из Архангельска, и войска Шереметева, Репнина и Апраксина превышали гарнизон Нотебурга в 25 раз. Считается, что русских войск к невским берегам прибыло не менее двенадцати тысяч. А это значит, что Петр с такой силой имел в виду не только возвращение России занятого и укрепленного шведами Орешка, но и более важную, главную цель - завоевание выхода в Балтийское море. Так оно намечалось и стало по воле Петра. Городок Нотебург не оказал русским войскам сопротивления. Но крепость сдалась не сразу. Шведы храбро защищались с 27 сентября по 14 октября. Раскусить Орешек стоило больших жертв, и при осаде не обошлось без военных хитростей. В тактике петровских войск протаскивание судов по суше не было делом новым. Легко и быстро полсотни речных судов через проложенную лесную просеку были протащены солдатами, и, к изумлению осажденных шведов, большая русская флотилия оказалась на Неве. План дальнейших действий был довольно прост и благоразумен: крепость, осажденная с четырех сторон, подвергается сокрушительному обстрелу. Следующая за этим цель - пробить бреши в стенах и навесным огнем уничтожить постройки внутри крепости. Затем решительным штурмом ворваться в крепость и завершить начатое... На озере стояли во всеоружии построенные на баженинской холмогорской верфи морские яхты "Курьер" и "Святой дух". Ждать помощи коменданту крепости Вильгельму Шлиппенбаху (брату лифляндского генерала, известного в истории русско-шведской войны) ниоткуда не приходилось. Фельдмаршал Шереметев предложил Шлиппенбаху сдать крепость без кровопролития. Шлиппенбах ответил, что без приказания нарвского коменданта он не решается на сдачу. Тогда русские батареи открыли огонь по осажденной крепости... И хотя подготовка к осаде Нотебурга велась весьма тайно, а о сражении у стен крепости и бомбардировке официально никуда не сообщалось, в иноземных печатных ведомостях все-таки появлялись запоздалые об этих событиях сообщения. "Крепость Орешек высокая, кругом глубокою водою объятая... Крепко от московских войск осажена, и уже больше 4000 выстрелов из пушек вдруг по 20 выстрелов было, и уже больше 1500 бомб выбросано, но по се время невеликой убыток учинили, а еще много трудов имети будут, покамест ту крепость овладают..." - эти сведения и в таком же духе последовавшие за ними поступили в иноземную печать и в петровские "Куранты", когда над Нотебургом уже развевался русский флаг. Были при осаде неудачи, преждевременные вылазки русских храбрецов встречали отчаянное и небезуспешное сопротивление шведов. За десять дней осады, до начала решительного штурма, на довольно незначительную по размерам территорию крепости было русской артиллерией выпущено 8000 легких, от 6 до 18 фунтов, пушечных ядер, свыше 2500 трехпудовых бомб. Брошено гренадерами 4500 ручных гранат, израсходовано пороха 4371 пуд. Можно себе представить, какое беспокойство учинилось в крепости от ядер и бомб, от огня и дыма. На третий день осады комендантша направила в русский стан барабанщика с письмом. От имени осажденных в крепости офицерских жен комендантша просила выпустить женщин, избавить их от огня и дыму и от бедственного состояния, в котором они обретаются. Петр на эту просьбу учтиво, но не без ехидства ответил: "А если жены офицеров свейских намерены из крепости выехать, то пусть, не разлучаясь, и любезных своих супружников купно с собою прихватят..." Подобный ответ Шлиппенбаху показался досадным. Он приказал усилить пальбу по русским войскам, однако большого урона шведы не учинили. Наконец 12 октября в крепостные проломы вступили солдаты Преображенского и Семеновского полков. Шлиппенбах, обессиленный осадой, согласился на сдачу крепости по договору. Оставшиеся в живых шведы с распущенными знаменами, под барабанный бой покинули крепость, по милости победителей были посажены на русские суда и отправлены по Неве к Ниеншанцу (иначе Канцы), находившемуся при впадении Охты в Неву. Из гарнизона крепости, судя по шведским источникам, при ее сдаче осталось способных продолжать оборону 83 человека. Раненых - 156. Убито свыше 200 человек. Русским войскам достались большие трофеи - запасы оружия. Достигнуто главное - Орешек, древнерусская, построенная новгородцами крепость, возвращена России. Воссияла слава русского оружия и утвердилась возможность Петра, по выражению Пушкина, "ногою твердой стать при море...". Потери в людской силе у шведов были менее значительны, нежели потери русских. Это вполне естественно. Обороняющиеся крепости нелегко достаются. В десяти русских полках, участвовавших в осаде и штурмах крепости, убито офицеров и солдат 538, ранено 925. Больше прочих понес потери Семеновский полк. За особые отличия в боях Петр назначил Меншикова комендантом крепости и повелел ее восстановить, дабы новонареченному Шлиссельбургу, ключ-городу, стать оплотом на исходном рубеже к Неве и Балтике. В общей стратегии Северной войны падение шведской крепости Нотебург для дальнейших замыслов Петра явилось весьма желанной, огромной по своему значению победой. Под гул оружейных и пушечных залпов с честью похоронили павших бойцов в братской могиле под курганом. За взятие крепости, как видно из письма Петра фельдмаршалу Шереметеву, командный состав был награжден: "Подполковнику - 300 дворов, 3000 рублев и чин полковника. Майору Карпову - чин полуполковника, 150 дворов, 1500 руб. Капитанам по 300 р. Поручикам по 200, прапорщикам по 100, сержантам по 70, капралам по 30 рублев. Рядовым - в старый оклад, старым - капральской. В Шлютельбурге октября 14 дня 1702. Питер". Рядовых бойцов, солдат и нижних чинов Петр награждал за их геройскую службу скупо и редко. Ограничивался в таких случаях выражением благодарности за верную службу. Надо отдать справедливость, не обременял Петр и себя наградами. Он вправе был сказать о себе такие слова: "Государь должен отличаться от подданных не щегольством и пышностью, а менее еще роскошью, но неусыпным ношением на себе бремени государственного и попечением о их пользе и облегчении, к тому ж таковые убранства только что вяжут меня и отнимают руки". Провинившихся в боевой обстановке наказывал он нещадно. Известный сподвижник Петра думный дворянин и дипломат Иван Желябужский в своих записках о жизнедеятельности Петра сообщает: "А под Шлиссельбургом повешен Преображенского полка прапорщик Нестор Кудрявцев да солдат 22 человека за то, что с приступу побежали..." Нельзя не привести слова Петра по поводу взятия Орешка, высказанные в письме Виниусу: "Правда, что зело жесток сей орех был; однако ж, слава богу, счастливо разгрызен. Артиллерия наша зело чудесно дело свое исправила". На чертеже осады Нотебурга Петр учинил надпись: "Таковым образом, чрез помочь божию отечественная крепость возвращена, которая была в неправдивых неприятельских руках 90 лет". По этому же поводу была выбита памятная медаль с изображением штурма крепости. Закрепив, сколь можно, на берегах Невы завоеванный плацдарм и поставив усиленную охрану в Шлиссельбурге, Петр с частью солдат Преображенского и Семеновского полков отбыл в Москву; там победителям была устроена триумфальная встреча. Вскоре, побывав в Воронеже, Петр снова, ранней весной 1703 года, появился на Свири и у невских берегов, где поспешно строились суда - паузки, ладьи, галеры и фрегаты для дальнейшей борьбы за овладение выходом в Балтийское море. На пути к выходу в море еще находилась крепость Ниеншанц (Канцы). Об этой цитадели, сравнительно более слабой, нежели Шлиссельбург, Петр имел от новгородских купцов подробные данные, гласившие, что от города "Орешка до Канец леса большие и малые. Под Канцами между Невой и Охтою, где стать, земля сухая, песочная, шанцы копать и вал валить можно. Канцы стоят на устье Охты, город земляной, вал старый, башен нет. За валом деревянные рогатки и ров. Изо рву к валу палисады сосновые. Город небольшой, земли в нем всего с десятину, величиною, по примеру, с каменную Ладогу. Охта течет из болот, впадает в Неву ниже города близко стены. Река глубокая, ходят по ней шкуты большие и корабли с половиною груза. Посад Канецкий стоит против города за Охтою, по устье ее к Неве. Через Охту сделан мост подъемный. В посаде всех дворов 400. Вверх по Охте с полверсты анбары большие торговых людей и королевские со 100, с хлебом и другими припасами. Пушек в Канцах много железных. В городе только один воеводский дом, да солдатских дворов с 10. На посаде каменных палат нет, все деревянные. От Невы до Канец сажен за 300 зачат вал земляной к Охте, но не доделан". Зимним путем, с берегов, Петр не решался брать эту крепость, во избежание лишних потерь и трудностей в походе. Дождались весны. В конце апреля прибыл к Петру в Шлиссельбург фельдмаршал Борис Петрович Шереметев с полками. Царь приказал ему немедленно двинуться к Канцам и осадить крепость с левого берега Невы. В бодром настроении шагали берегом, под прикрытием дремучих лесов, боевые участники взятия Орешка. И как не быть в таком настроении, если самому царю не сидится на троне в белокаменной Москве, он опять здесь, на Неве, среди них - готовых победить или погибнуть. В те дни уже слагались победные песни солдатские. В них слышались отголоски еще не отживших напевов времен давних, былинных: ...Как по славной матушке Неве-реке, Подле устьица ея широкого, Что при самом истоке быстроем, Как плавали-гуляли три стружка, На первом стружке Шереметев был, На другом стружке офицеры сидят, А на третьем стружке все солдатушки Преображенские да семеновские. По реке они шли к круту бережку, К кругу бережку слюссельбургскому. Подбирали они парусы полотняные, Что того ли полотна олонецкого, Они якори метали да булатные, Что того ли булата сибирского. Приставали они к круту бережку, Они лесенки метали да дубовые. Выходили на пески на сыпучие, Накатили бочки с лютым зелием, С лютым зелием, с черным порохом. Становили свечи воску ярого, Зажигали те подкопы глубокие. Оттого ли крепость взорвало, Развалило стену белокаменну... 25 апреля Шереметев занял позиции не только с левого невского берега, как велел ему Петр, но в тот же день к вечеру русские войска сумели пресечь все пути связи и сообщения крепости Ниеншанц с окрестностями. Петр прибыл на другой день к осажденной крепости, осмотрел ее с Невы и, не сочтя нужным задерживаться, взял семь рот преображенцев и семеновцев и отправился на ладьях разведывать, что собою представляет устье Невы и взморье, предварительно сообщив в Шлиссельбург Меншикову о том, что крепость Ниеншанц "больше, чем сказывали, однако не будет с Шлиссельбург. Про новый вал говорили, что низок, а он выше самого города и выведен изрядною фортификациею. Стрельба зело редка...". А поэтому царь решил, что Шереметев легко управится с Канцами, если даже комендант крепости не скоро согласится, в ответ на русские пушки, капитулировать. Разветвленное устье Невы при впадении в залив настолько показалось Петру удобным и выгодным местом для основания крепости и портового города - будущей столицы России, что через два месяца после этого осмотра он заложил здесь Санкт-Петербург. Столь быстро совершались события в тот достопамятный исторический 1703 год... Разведав невское устье и оставив для наблюдения за взморьем надежного сержанта Михайла Щепотева с тремя ротами солдат, способных к пешему и морскому бою, Петр вернулся к Ниеншанцу. Удачно размещенные 19 пушек и 14 мортир в ночь с 30 апреля бомбардировали крепость и, будучи сами под прикрытием неуязвимы, произвели в крепости опустошительное разорение. Комендант и осажденные капитулировали, воспользовавшись добрыми условиями со стороны победителя: Петр дозволил выдать капитулянтам провиант на месяц и под конвоем отправить сдавшихся к своим, в Нарву. Походный полковой поп отслужил благодарственный молебен за победу, дарованную богом его царскому величеству, а наипаче того за обретение морской пристани, в коей так нуждалось отечество... Петр не любил при неудачах горевать, но умел торжествовать и других заставлял повеселиться, когда тому бывал добрый повод или причина. Величая высоким титулом князя Федора Ромодановского, который во время заграничного путешествия царя управлял столицей, возглавлял правительство и титуловался князем-кесарем, Петр 2 мая писал ему в Москву: "Извествую вашему величеству, что вчерашнего дня крепость Ниишанская по 10-часной стрельбе из мортиров (также из пушек только десятью выстрелено) на аккорд сдалась. А что в той крепости пушек и всяких запасов, о том вашему величеству донесу впредь". На всякий случай приписал: "Сие торжество отправить хорошенько, и чтоб после соборного молебна из пушек, что на площади, было стреляно". Шведы делали неоднократные попытки прорваться с моря в Неву к Ниеншанцу и Нотебургу. Но было уже поздно. Русские войска (своего рода морская пехота - на ладьях и галерах) быстро приобретали боевой опыт, смелели и далеко ушли вперед в своем боевом упоении от тех не столь давних, недоброй памяти дней поражения под Нарвой. Вспомним отмеченные историей характерные для Петра и русских храбрецов два факта. Шведский вице-адмирал Нумере 6 мая с эскадрой из девяти кораблей приблизился в заливе к невскому устью. Два судна - "Гедан" и "Астрильд", вооруженные восемнадцатью пушками, подошли к Васильевскому острову и на почтительном расстоянии от него, из-за дурной погоды, стали на якорь. Лил проливной дождь, густая облачность скрыла светлую северную ночь. Смотря с береговой засады на оба корабля, Меншиков, лихо покручивая короткие щетинистые бесцветные усы, говорил монарху: - Сдается мне, ваше величество, господин Питер, что шведы, проведав о наших двух холостяках "Меркурии" и "Святом духе", подослали им невест... Очень славная погодка для захвата оных прямо на месте, на якоре. - Умно сказано! - согласился Петр. - Что ж, сыграем свадебку. Готовь гренадеров-гвардейцев на тридцати лодках, ударим с двух сторон: ты выйдешь со своими из-за Гутуевского, а я из-за острова Вольного ударю. Погодку такую сам бог послал. Из-за близости дистанции и нашей скорости шведы не поспеют ни с якорей сняться, ни пушечным огнем распорядиться. А мы их гранатами! Ружьем. "Ура" - и на палубы... Все произошло, как по расписанию. Правда, шведы отчаянно сопротивлялись, но русские гренадеры-гранатометчики во главе с Петром и Меншиковым гранатами и штыками перебили сопротивлявшихся матросов, взяли на абордаж оба корабля и присоединили к своему юному боевому флоту. Ратный подвиг Петра и Меншикова был отмечен Андреевскими орденами. Офицеры и нижние чины получили золотые медали... Другой случай: узнав, что со стороны Выборга подошел к реке Сестре шведский генерал Крониорт с пехотой и артиллерией и намеревается прорваться к невским берегам, Петр взял шесть полков из дивизии князя Репнина и повел их против войск Крониорта. Бой длился недолго. Крониорт оставил тринадцать пушек. Потери в его войсках превысили в семь раз потери русских. А силы тех и других были равны. В победоносных боях возрастали изо дня в день мощь и боевое умение русской армии. Раскушенный Орешек широко раскрыл Петру невские ворота в Европу. Не робея за будущее, Петр начал строительство Петербурга и Кронштадта. Сюда, на Северо-Запад страны, по строгому указу Петра потянулись тысячи и десятки тысяч строителей созидать и погибать во имя будущего России. Время было тяжелое, жестокое, военное. Предстояли еще великие, кровавые бои. Тяжким ярмом давили непосильные подати, ложившиеся на трудовое, бесправное, угнетаемое барином, купцом, церковью и царем русское крестьянство. Михайло Щепотев Кто он, этот весьма скромный в своем звании сержант Преображенского полка, верный слуга и сподвижник Петра Первого, - Михайло Щепотев?.. (Иногда, в более поздних источниках, он именуется Щепотьев. Но будем его называть по фамилии так, как называли его современники и как писал он сам - Щепотев...) Надо полагать, что Щепотев один из тех "потешных" юных солдат, коими не только ради потехи обзавелся Петр в подмосковных селах Преображенском и Семеновском. Не будет домыслом, если скажем, что Михайло Щепотев участвовал в Азовских походах и уже тогда был примечен Петром как храбрый воин и способный организатор. Не случайно уже в 1698 году сержант Михаило Щепотев руководил поспешным строением провиантских военных складов в Воронеже, и тогда у него в подчинении, невзирая на малый чин сержантский, было 1295 человек белгородских крестьян. В последующие годы, куда бы по делам государственным и военным ни отлучался Петр из Москвы, он неизменно брал с собою Щепотева, на которого в трудных делах и в тайных намерениях можно было положиться. Побывал Михаило Щепотев и на постройке Таганрогской крепости, и еще кое-где побывал. А когда Петр с батальонами Преображенского полка весной 1702 года отправился на Север, Щепотев в этом походе оказал своему государю важнейшие, не забытые историей услуги. - Знаю тебя по воронежским делам и могу на тебя, Щепотев, положиться, - сказал тогда Петр сержанту. - А дело предстоит огромное, и как можно наискорейшим образом подлежит началу и завершению. Поручаю тебе строить дорогу от Нюхчи на Повенец лесами и болотами. И чтобы могло той дорогой пройти пять тысяч войска, не считая вспомогателей из мужиков кемских, соловецких и прочих! И два морских фрегата протащены людской и лошадиной силой. В Сумский посад, в Кемь, Каргополь и Онегу дано моим именем повеление воеводам и начальным людям выслать в Нюхчу, под твое начало, две тысячи подвод, а людей и больше того. Ты - всему делу голова. Поусердствуй, Щепотев. Надеюсь на твой ум и радение, на твою смекалку. И пусть познают тогда набольшие начальники, чему способен человек русский, буде он и в малом сержантском чине. А в чем затор будет если, пиши с нарочными мне немедля... - Слушаюсь и постараюсь, ваше величество. - А конечную суть столь великого дела разумеешь? - Смекаю, ваше величество. Внезапным ударом шведу хвост прищемить. - Да, пожалуй, побольнее, нежели хвост. Но о том помолчим, - предупредил Петр и, выйдя из-за стола, головой доставая до матицы, крепко пожал Щепотеву руку, посмотрел ему в глаза и сказал в напутствие: - Ну, Михаило Иванович, орудуй. У меня сомнениев нет. Доброго тебе пути. Грамота от меня, деньги и харч в дорогу, все тебе приготовлено в походной канцелярии. Нынче же на соловецком паруснике в путь!.. Отправился Щепотев в приморское селение Нюхчу. Отсюда надо начинать поиски и прокладку пути на Повенец. А для этого дела руководитель должен был обладать качествами разведчика-землепроходца, дорожного строителя и организатора, коему с полной отдачей сил подчинялись бы тысячи северян. И несколько тысяч мужиков кемских, выговских, повенецких и каргопольских, на лошадях с волокушами, с топорами и пилами, двинулись тогда на строительство "государевой дороги". В сказочно короткий срок почти вся дорога через леса и болота, через сугорья и скалистые преграды под руководством сержанта была проложена. Прошли петровские войска, протащены из Белого моря в Онежское озеро по суше два фрегата. Сделано все главное, для внезапного и успешного удара по шведским крепостям. Казалось бы, за столь титаническую работу по прокладке более чем стоверстного пути можно было сержанта повысить в звании, отметить наградой... Но сержант Щепотев остался сержантом. Наградой могло быть царское спасибо и чарка водки. Бескорыстному русскому герою чего еще надо? Выполнил приказ, услышал спасибо из уст самого царя да при всем честном народе, - и тем награжден высоко. "Государева дорога", петровский поход по ней, взятие Орешка, завоевание выхода из Ладоги в Балтику - об этом уже сказано выше. Но какова же дальнейшая судьба Щепотева? Петр, как видно из опубликованных документов, со Щепотевым не расставался. Если же государь отлучался от боевых действий, Щепотев верой и правдой служил Меншикову. В 1703 году первые ладьи русской морской пехоты завладели выходом из Невы в Финский залив; Петр доверил тогда сержанту Щепотеву командование тремя ротами преображенцев, приказал ему зайти в лодках в залив, разведать острова, лежащие вблизи Котлина, и вести наблюдение - не появятся ли шведы с моря. Задание немалое, ответственное, и было выполнено с честью. Известно также, что на следующий год, накануне второй, удачной, битвы русских войск за Нарву, Щепотев находился в распоряжении Меншикова и выполнял его задания. Строил мост и разведывал силы противника. И в этих сложных и хитрых операциях легендарный сержант оправдал оказанное ему доверие. Так, выполнив очередное поручение, 18 мая 1704 года с устья реки Наровы Михаило Щепотев писал Меншикову: "Государь мой милостивый Александр Данилович, услужник твой Михаило Щепотев поздравляет. По приказу, государь, вашему, мост через реку Нарову сделан. Да извествую милости твоей: пришел шведский флот, и с прежними судами всего их будет 40 кораблей... в том числе признаваем 4 тип-бомбардира, а всего они к нам бросали бомбы калибром трехпудовые, а на кораблях пушек по 20, и по 24 видел сам, которые в близости стоят от устья реки Наровы, а другие далече стоят в море верстах в 5 и меньше, а по сколько пушек на иных кораблях, того неведомо, а ядра имеют калибры 24 и 6 фунтовые. А от их бомбардирства и стрельбы нам трудности никакой нет. А знатно, что тут во флоте виц-адмирал, на корабле на фок-мачте поставлен его флаг. А по ведомости взятых языков, что на тех кораблях солдат 1000 человек, а больше на тех судах нагружено хлеб, солод, сельди, мясо, масло, и при моей бытности ничего с кораблей в Ругодев (Нарву) провианту не выгружали. Только ночью, еще мост не сделан был, на мелких судах 700 человек солдат, которые сбираны были из мужиков Колыванского уезду* тому ныне третий год, а у того полку полковник Гаспор, из тех судов ссадились на берег ночью и прошли в Ругодев..." (* Колывавь - старинное русское наименование Таллина.) Не был безучастен Щепотев и при, взятии Нарвы, когда Меншиков и Петр перехитрили коменданта Нарвы Горна, зайдя в обход города с тыла. Два полка - Семеновский и Ингерманландский, одетые тогда в новую форму синего цвета, были приняты Горном за прибывшее от шведского короля подкрепление. Внезапный удар - и крепость была захвачена. Вскоре после падения Нарвы сдались русским войскам Ивангород и Дерпт. Историки отмечают особенную радость Петра по поводу взятия Нарвы. Пир был устроен знатный. Перед домом Меншикова стояла осадная мортира дулом кверху, Петр черпал из мортиры кружкой вино и пил за здоровье солдат и генералов. В Москву Ромодановскому Петр сообщал о штурме Нарвы: "Где перед четырьмя леты (то есть четыре года назад. - К. К.) всемилостивый господь оскорбил, тут ныне веселыми победители учинил: ибо сию преславную крепость, чрез лестницы шпагою, в три четверти часа получили". Боевой опыт русских войск, приобретенный при захвате крепостей Нотебург и Ниеншанц, всецело оправдал себя в дальнейших битвах. Между тем в устье Невы поспешно и многой силой воздвигалась Петропавловская крепость и строился Петербург. Когда требовались на такое дело работные люди, Петр не останавливался ни перед какими строгими мерами. На строительство новой, предполагаемой Петром столицы шли под конвоем тысячи и десятки тысяч крестьян, затребованных из ближних северных областей и даже из Сибири. В указах царских говорилось: "А на покупку им хлеба и на дачу по полтине на месяц каждому работнику надобно всем сорока тысячам человек денег сто тысяч рублей, которые и собрать по-прежнему с тех, которые в домах останутся... А выслать и приводить сюда оных работников по прежнему указу самим воеводам, а для провожания их, чтоб они с дороги не бегали, велеть им, воеводам, взять с собой по нескольку человек каких-нибудь служилых людей или рекрут с ружьем..." Шведский король Карл Двенадцатый, узнав о закладке и строительстве Петербурга, насмешливо и самонадеянно сказал: "Пусть сосед мой Петр строит города, они будут взяты шведами". Осенью, в год закладки Петербурга, пришел сюда голландский корабль с солью и вином. Первая ласточка, первая радость Петра, предвидевшего, что великое будущее России зависит от возвращения ей невских берегов... На Свири, в Олонце и на Неве усиленно строился военный флот. Петр успевал бывать там и поторапливать корабельных мастеров, строивших фрегаты и удобные для боевых действий подвижные галеры, ставшие впоследствии грозной силой против шведского флота... В те дни петровских побед в Астрахани вспыхнуло восстание. Петр был вынужден снять из действующей армии часть войск под командой фельдмаршала Шереметева и направить их на усмирение повстанцев. Пусть не кажется странным, удивительным и неслыханным - от Петра этого можно ожидать - с ответственными полномочиями, в роли связиста-разведчика и наблюдателя за действиями прославленного в боях фельдмаршала Петр срочно направил сержанта Михайла Щепотева. В неподкупности и в бескорыстии Щепотева, в его преданности Петр не сомневался. Другое дело - люди боярского отродья. Они служат "и верой, и правдой", но, мечтая о победе силою солдатского оружия, имеют еще и другую неблаговидную цель - личного обогащения, расширения собственных и без того обширных земель и увеличения числа подданных им крестьянских бесправных душ. Так было и в этот ответственный момент с фельдмаршалом Борисом Петровичем Шереметевым. Ведая, что в нелегкий час Петр будет покладистее, Шереметев обратился к нему с просьбой о расширении своих владений. Разорение богатейшему фельдмаршалу, конечно, не угрожало, однако Петр, чтобы настроить его на боевой лад, ответил ему письмом: "Дело о твоей деревне сделано. Для бога не мешкай, как обещался, и тотчас поди под Казань..." Не очень-то быстро двигались со всей поклажей войска Шереметева. В конце декабря 1705 года фельдмаршал был в Казани. Царское повеление привез в Казань 16 января любимый сержант государя Щепотев. Петр писал Шереметеву, что господину сержанту велено быть при нем некоторое время "и, что он будет вам доносить, извольте чинить". Щепотеву было указано: "Смотреть, чтобы все по указу исправлено было. И буде за какими своими прихоти не станут делать, и станут да медленно, говорить. И буде не послушают, сказать, что о том будешь писать ко мне". И добавлено: "сего фельдмаршалу не писано". Надо полагать, не велико было удовольствие фельдмаршалу иметь за собой надзирателем сержанта. И это его неудовольствие, так или иначе, проявилось. Одновременно Петр направил в Астрахань некоего астраханца Ивана Кисельникова с грамотой, требуя прекращения "бунта", выдачи зачинщиков и обещая милость тем, кто покорится воле царской. Попытка астраханцев поднять восстание на Дону не увенчалась успехом. Продвинуться вверх по Волге им также не удалось. В самой Астрахани начался раскол. Астрахань сдалась. Прежде чем начался розыск-следствие по делу "воров"-заводчиков, Шереметев сообщал адмиралу Головину свои воззрения на происшедшее и жаловался на приставленного к нему Щепотева, который пришел в Астрахань за несколько дней до прихода войск Шереметева и был задержан, по сути дела, пленен восставшими: "А как Михаило Щепотев сидел у них в городе, и они чаяли, что он-то и пущий будет в промысле и бомбардир: для того больше и держались, и выняли у него письма, которые прислал мне троицкий соборный старец Дашков, что было в Астрахани полков и в них людей, и тем принес великую беду монаху, и живу бы ему не быть, если бы взять не поспешили. А как я вошел в город и пришел на двор свой, и он, Михаило, говорил во весь народ, что прислан он за мною смотреть и что станет доносить, чтоб я во всем его слушал. И я не знаю, что делать?.." В следующем письме, 5 мая, Шереметев снова жаловался Головину на Щепотева: "Если мне здесь прожить, прошу, чтоб Михаило Щепотева от меня взять. Всенародно говорит, что он хочет меня государю огласить, не знаю чем, и с Александром Даниловичем ссорит и говорит, я-де тебя с ним помирю. Боюсь, чево бы надо мною не учинил. Ракеты денно и ночно пущает, опасно, чтоб города не выжег..." Как видно, не робкого десятка был Михаило Щепотев, который, имея в подчинении в Астрахани только четырех солдат, пользуясь полномочиями государя, наводил страх на фельдмаршала. Не прямо, окольным путем, через Головина, фельдмаршал пытался известить Петра о неприязненном к нему отношении Щепотева. И Головин, будучи на равных в чинах, соглашался с фельдмаршалом, отзываясь небрежно о сержанте: "О Щепотеве я известен, все знают его, какой человек. Ныне писал ко мне, жалуясь на тебя, что будто ты не милостив больно по наносу злодеев, которые ко взяткам склонны..." Неприязнь фельдмаршала, его нежелание считаться с каким-то сержантом, хотя и доверенным государя, в свою очередь вынудили Михайло Щепотева жаловаться Петру. 7 мая в донесении государю он писал: "Изволил ты ко мне писать, как фельдмаршалу с астраханцами поступать. Он, фельдмаршал, мне сказал, что никаких статей у него нет, как с астраханцами поступать. Письмо твое из Минска от 7 марта о разборе дворян я получил через 2 месяца. Оно отправлено из Москвы 12 марта с человеком Бориса Петровича, для чего продержал, не ведаю. Фельдмаршал выбрал 200 дворян лучших и богатых, написал к себе в выборный шквадрон, я требовал их к себе, он мне не отдал. Притом явилось в его разборе воровство... С самого начала фельдмаршал стал на меня гневаться за то, что я говорил ему противно, для чего ведет неравно с своим шквадроном полк Шлюссельбургский и другие, которые при нем обретаются?.." Петр не мог не знать об отношениях между фельдмаршалом и сержантом, однако не стал их примирять, а, довольный подавлением восстания, наградил и осыпал милостями Шереметева, Щепотеву же выразил высочайшим рескриптом благодарность за труды в астраханском деле и повелел ему выехать из Астрахани, раньше чем пойдет оттуда с полками Шереметев. Не иначе как Петр хотел услышать из уст Щепотева подробную информацию о восстании, тем более что сержант находился некоторое время внутри событий и наблюдал непосредственно за их ходом. Обещания и предписываемая Петром Шереметеву "милость и ласка" к восставшим астраханцам скоро превратились в "розыск" и строгие меры наказания. 23 апреля 1706 года от государя последовали Шереметеву статьи, по которым он должен был принимать меры строгости к "пущим заводчикам": "Солдат прозвищем Жегала был старшина и лучшей вор, да и из других полков и из посаду которые бы