ответ на такой презент король подарил Петру для дворцовой комнаты драгоценную янтарную облицовку*. (* В годы Великой Отечественной войны облицовка "Янтарной комнаты" была похищена фашистскими захватчиками в городе Пушкине и до сих пор не найдена. (Прим. автора.)) Петр всегда проявлял к Архангельску внимание и по своему усмотрению вмешивался в дела и жизнь этого города, регулировал коммерцию, заботился об охране Беломорского порта, о выкачивании таможенных и прочих сборов, о выгодах русского купечества, о новых кораблях, и меньше всего - о простой мужицкой силе. Крестьянин, принадлежавший помещику или монастырю или же ютившийся на государевых землях, подлежал во всякое надобное время беспрекословному набору, как существо бессловесное. Указ за указом слал Петр в Архангельск. Где, как не на Севере, он мог находить умельцев-строителей, разных мастеров и опытных мореходов. Вот его высочайшие указы: "Архангелогородскому вице-губернатору господину Лодыженскому. Понеже здесь каменное строение зело медленно строитца от того, что каменьщиков и прочих художников того дела достать трудно и за довольную цену, того ради запрещается во всем государстве на несколько лет (пока здесь удовольствуетца строением) всякое каменное строение, какого б имени ни было, под разорением всего имения и ссылкою. И сей указ объяви во всех городах своей губернии, дабы неведением никто не отговаривался, и как всем объявлен будет, о том к нам пишите. Петр. Из Санктпитербурха в 17 день Сентября 1714 году". "Господин вице-губернатор. Послан от нас капитан порутчик Румянцов для набору в матрозы у Города, також в Сумском остроге на Мезени и в других местах, где есть лутшие работники, которые ходят на море за рыбным и звериным промыслом на кочах-морянках и протчих судах, которых надобно пятьсот человек и чтоб оные были не стары и не увечны, а имянно чтоб не были летами более как по тридцати лет, а то число людей впредь велим вам заменить с другими губерниями в побор рекрутной и для того набору дайте ему, Румянцеву, в помочь офицеров и солдат по рассмотрению, колико и ково он будет требовать, как он, Румянцев, оных наберет, тогда отправьте его с теми матрозами сюды, удовольствовав их в дорогу провиантом, також по рассмотрению и деньгами, дабы они без нужды в пути были, також для поклажи правианту и их рухляди дайте им от города до города хотя на десять человек по лошади. Петр. Из Санктпитербурха октября в 9-й день 1714 году". Потребовались на Канатный двор в Петербурге прядильщики, а хороших прядильщиков как-то Петр приметил в Вологде. Пишет тому же Лодыженскому указ: "Сыщите в Вологде сто пятьдесят прядильщиков и на два года вышлите в Петербург, дав им на проход подможные деньги..." И идут "на проход" пешим путем добрую тысячу верст вологодские прядильщики в столицу. На то воля царская... Заботливый царь, купец и закупщик, не хотел ронять торговый престиж перед иностранцами и не делал купцам поблажек. Когда англичане обнаружили жульничество со стороны русских торгашей в продаже льна и пеньки и Петру стало об этом известно, он немедленно разослал указ: "Понеже происходят жалобы от английских купцов, что русские купцы в браковании пеньки чинят обманы, в средину доброй кладут не токмо худую и гнилую, но и каменья, и так им продают, того ради подтвердить жестокими указы, чтоб впредь отнюдь того чинить не дерзали, под опасением живота и лишением всего имения, дабы впредь о том никакие жалобы не произошли. И ежели кто сыщется в таком воровстве после, и таковых казнить смертью..." Строгая требовательность Петра в делах коммерческих распространялась безоговорочно и на иноземных купцов, скупавших в России товары. В большом количестве вывозили в западные страны из Архангельска корабельный лес, кокоры - бревна с корневищами, пригодные для прочного строения больших судов, а также лес мачтовый. Большими привилегиями от русского царя в заготовках и вывозе леса пользовался голландский купец Любс. На этом деле он нажил огромный капитал. Со своей стороны Любс, за доброту Петра, вернее за русский лес, по договору обязан был построить для России два военных корабля. Любс, насытившись лесными богатствами, попытался обмануть Петра и увильнуть от выполнения своего обязательства по договору, уплатив неустойку деньгами вместо постройки кораблей. Сам он заблаговременно выбыл из России в Амстердам, но супругу свою, как бы в залог, оставил в Москве. Спустя некоторое время Любе посоветовал ей с детьми бежать в Голландию через Архангельск, что она и попыталась сделать, но была задержана. Узнав об этом, Петр приказал архангельскому вице-губернатору: "По получении сего Ивана Любса жену вели отправить от города Архангельского к Москве и пошлите за нею в провожатых доброго офицера, которой бы за нею в дороге до Москвы присматривал и объявил бы ее на Москве имянно Вице Губернатору Московскому Господину Воейкову, к которому о том от нас писано, и велите за нею присматривать, чтоб куда не уехала". Хитроумному амстердамскому купчине Любсу через посредство русского посланника князя Куракина Петр сделал внушительное предложение с предупреждением: "Сами знаете, как вы сделали, что добрым людям не надлежит делать, ибо без пашпорта из государства выезжать нигде нет обычая, что вам предосудительно, а особливо потому, когда ты себе взял пас за подписанием моим, тогда ни слова о жене и детях мне не сказал, и татски сие хотел учинить, что не удалось. Однако ж когда в том прощения просишь, я могу на то позволить, когда вы за ту вину свою нас удовольствуете, а именно, дабы вам построить два корабля о 52 пушках каждый, на которые такелаж и пушки мы пришлем, голые вы сделаете своим иждивением; и когда оные в Ревель придут, то жена ваша со всем тотчас к вам отпустится, в чем будьте весьма надежны..." Любс просил посла Куракина ходатайствовать перед Петром, чтобы тот взял денежный штраф, а не требовал с него двух кораблей. Петр повелел Куракину объявить ответ Любсу: "Его величество никаким числом денег доволен не будет, и ежели не построит он корабли, то жена и дети его из Москвы отпущены не будут..." Пришлось Любсу удовлетворить требование Петра... Война со Швецией приближалась к победному концу. На Балтике господствовал сильный русский флот. Десанты петровских войск высаживались на шведские берега и производили разрушения военных объектов. Завоевание Прибалтики и усиление России, победившей прославленного Карла Двенадцатого, было не в интересах владычицы морей - Англии. Петр, понимая это, предвидел вытекающие отсюда последствия и на всякий случай, во избежание диверсий со стороны Англии, особо секретным письмом, собственноручно написанным и печатью запечатанным, предупреждал Лодыженского: "Понеже от английских воинских кораблей надлежит вам опасение, того ради вели Гостин двор полисадами и бруствером укрепить и на башнях пушки поставить, так же товары выше города ставятца в барках и потом на корабли грузят, осмотри повыше место, чтоб было безопасно, дабы мелкими судами чего не учинили, для чего мелких судов сам несколько вооружи и протчее все, что ко опасению надлежит, ибо ежели какая трата учинитца, то на вас будет взыскана. Петр. Из Санктпитербурха в 10 день апреля 1720". Слова "на вас будет взыскана" были предупреждением о личной ответственности за последствия. Иногда в указах губернатору угрозы были еще более бесцеремонны. Так, незадолго до этого письма, Петр направил в Архангельск ревизора по делам проверки "окладных и неокладных по приходу и расходу книг". Заподозрив что-то неладное в замедленной отчетности, Петр, посылая со своим представителем "Указ Архангелогородской губернии вице-губернатору со товарищи", требовал исправности в отчетности и предупреждал: "А если сего в назначенный срок не исполните, то имеет сей посланной указ всех вас вице-губернатора и протчих подчиненных, которые до сего касаются, сковать за ноги и на шею положить чепь, и держать в Приказе, потамест, пока вышеписанное исполнитца". Можно себе представить, с каким тщанием и радением старался Лодыженский "со товарищи" помочь посланцу Петра разобраться в отчетной путанице церковнославянских, старых, и новых арабских, вошедших в употребление цифр. Какому же начальнику преогромной губернии лестно быть скованным по ногам и с цепью на шее, аки псу или смерду, сидеть в Приказе или на цепи? Дюже зазорно и непристойно. И ведь не ради страха Петр так пишет. У него слово с делом не расходится, если дело касается интересов государства. Но искоренить злоупотребления: взятки, воровство и казнокрадство - даже великий преобразователь был не в силах. Из собрания анекдотов о Петре, опубликованных Штелиным, Нартовым и Голиковым, известен весьма похожий на правду следующий: - Клянусь богом, что я наконец прерву проклятое воровство! - взглянув на тогдашнего генерал-прокурора Ягужинского, сказал Петр. - Павел Иванович! напиши сейчас от моего имени генеральный указ во все государство, что ежели кто и столько украдет, чего будет стоить петля, без дальних слов, будет повешен... - Подумайте, Петр Алексеевич, о последствиях такого указа, - ответил ему Ягужинский. - Всемилостивейший государь, разве вы хотите остаться без слуг и подданных? Мы все воруем, только с тем различием, что один более и примечательней другого... Указ такой не состоялся... Крепкие, твердые и мозолистые руки Петра были вольны и беспощадны. Недаром один наш современник-поэт сказал: День в чертогах, год в дорогах. По-державному широка, в поцелуях, слезах, изжогах императорская рука. Ленин писал о Петре: "Петр ускорял перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства". И это было именно так. Десять лет подряд, ежегодно, по сорок тысяч крестьян сгонялось под конвоем со всей страны на строительство Петербурга, не считая солдат, освободившихся от войны и попавших в строительную кабалу. С мест, из губерний и уездов, снова и снова поступали Петру тревожные сообщения о разорении крестьянства. В частности, архангелогородский воевода в 1711 году писал в столицу: "Архангелогородская губерния весьма разорена: по переписным книгам 1678 года было 99600 дворов, а по новым 1710 года - только 60000. Города и пригороды бесхлебны и скудны, губерния платит рекрутов, провиант и всякие поборы за 40000 пустых дворов..." Покидая деревни, люди искали себе привольного житья в Заволжье, на Дону, в Сибири. Задержанных беглецов уводили под ружьем на каторжные работы. С ростом Петербурга, огражденного от всяких случайностей Кронштадтом и раздвинувшимися от него границами на юг и север, значение Архангельска стало заметно падать. Сначала было установлено, что русские купцы обязаны из своих товаров, продаваемых иностранцам, две трети привозить любыми путями в Петербург и только одну треть в Архангельск. Затем, спустя несколько лет, а именно в 1722 году, последовал указ, повелевающий привозить в Архангельск товаров не больше того, сколько требуется местному населению. После такого указа за навигацию прибыло в Архангельск из-за границы за лесом и хлебом только двадцать шесть судов. На несколько долгих десятилетий заглохло в Архангельске и кораблестроение. Потом возродилось снова и процветало, выдвинув опытных умельцев кораблестроения, вошедших в историю Архангельского порта, таких, как новгородский уроженец Андрей Курочкин, волжанин Василий Ершов и архангелогородец Федор Загуляев. Под их благотворным и умелым руководством были построены сотни различных судов. Архангельские корабли ходили в иные земли, поступали на пополнение флота в Балтике и даже, соединившись с кронштадтским флотом, ходили в Средиземное море, где русские матросы и солдаты заняли Бейрут и уничтожили турецкий флот в Чесменской бухте. Знатный иноземец Виллим Геннин И до Петра Первого о том ведали, что стране нужен свинец и порох, железо и сталь, - иначе прочности в государстве не будет. Но Петр это понимал практичнее и чувствовал глубже своих венценосных предков. Тула, Урал, Устюжна и подмосковные заводы не справлялись с потребностями государства. Пушек, ружей и всякого другого вооружения недоставало. Не хватало и опытных мастеров литейного дела. Добыча металла в Заонежье велась первобытными способами, способы литья пушек и якорей были крайне ненадежными. В январе 1702 года Петр предписывал датскому дворянину Андрею Андреевичу Бутенанту "вылить тотчас сто пушек чугунных, самых добрых без всяких изъянов ядром по 12 фунтов, да по тысяче ядер ко всякой пушке и с Олонца поставить в Новгород не позже марта 1702 года". В марте того же года через адмирала Головина Бутенанту последовал от Петра второй заказ: изготовить для строившихся фрегатов 100 пушек и к каждой по 200 ядер, по цене чугунные пушки по 13 алтын и 2 деньги за пуд, ядра 8 алтын и 2 деньги за пуд... Бутенант не справился с заданием Петра. И тогда, учреждая Рудный приказ - своего рода министерство металлургии, Петр сказал: - Наше русское государство перед иными землями преизобилует потребными металлами и минералами, будем их искать и добывать... В 1702 году, когда Петр пробирался с войском от Нюхчи к Онежскому озеру и дальше по Свири и Ладоге к невским берегам, он распорядился строить горные заводы около Повенца и в устье реки Лососинки, где впоследствии возник Петрозаводск. Поводом к указаниям Петра строить заводы послужили материалы исследования, проведенного группой иноземных и русских рудознатцев и следопытов, исходивших вдоль и поперек лесные окрестности Онежского озера. По указу Петра в феврале того же 1702 года несколько человек были направлены в Заонежье "для поиску серебряных и медных руд". История сохранила имена тех наемных иноземцев и русских людей - открывателей, благодаря которым было совершено в здешних местах большое и славное дело. Вот их имена: Патрушев Иван - дозорщик, Головачев Иван - подьячий, Блюэр Иоган - пробирный мастер, Вульф Мартын - плавильный мастер, Циммерман, Шмиден и Цехариус - горные мастера; рудокопатели Михайло да Гаврило, толмачи Самойло Печь и Андрей Христофоров, ученики Савва Абрамов, Сергей Щелкунов, Осип Карачаров и Свешников Иван... Следовало бы запечатлеть на бронзовой доске имена тех, кто разведал эти места, кто способствовал возведению завода на Лососинке, получившего название Петровского завода. В ту далекую пору в устье Лососинки находилась одна водяная мельница и несколько рыбацких шалашей. Петр повелел Меншикову возглавить строительство завода. Закладка происходила в присутствии Петра 29 августа 1703 года. Русский рудознатец Яков Власов, прибывший из Москвы, сумел так быстро завершить первоначальную постройку, что в декабре того же года на Петровском заводе была отлита изрядных размеров пушка. Яков Власов, оказавший способности рудознатного умельца, в свое время был отправлен на год в Саксонию учиться горному и строительному мастерству. Учение пошло впрок. В Москве и на подмосковных заводах он прошел испытания. Оружейный приказ пожаловал его званием мастера заводского дела. Петровский завод начал работать и продолжал строиться, расширяясь по замыслу Петра. Частный завод датского дворянина Андрея Бутенанта Петр отобрал в казну. Не прошло и года, как на Лососинке, впадающей в Онежское озеро, возникли четыре домны; с завода поступали в военное ведомство пушки осадной артиллерии, гаубицы, мортиры, бомбы и ядра. Ковалось железо, пригодное для сабель, шпаг, кортиков и гвоздей. В помощь рабочим-мастеровым ежемесячно, в порядке трудовой повинности, прибывало около тысячи крестьян. Литых пушек и кованых изделий для военных надобностей изготовлялось столько, что в зимнюю пору до Петербурга и Архангельска требовались обозы числом до четырех тысяч подвод. Летом отправка производилась на судах. На случай нападения со стороны шведов Петровский завод на Лососинке был окружен земляным крепостным валом с заряженными пушками. Нападений на завод не было, но бдительность Петра нельзя считать излишней. Вылазки шведских военных отрядов нарушали покой жителей Севера, и особенно в районе Олонца. Вошел в легенду один бесподобный пример героизма местного населения. Олонецкий поп Иван Окулов собрал около тысячи добровольцев, вооруженных кто чем мог, - слава богу на медведей один на один хаживали, - и, став во главе такого партизанского отряда, выгнал из Заонежья шведских грабителей и перешел пограничный рубеж. Тогда олонецкие мужики в схватках с солдатами Карла Двенадцатого перебили четыреста человек, захватили ружья и знамена. Узнав об этом происшествии, Петр, любитель иногда сказать шутливое слово, сообщил воеводе Борису Шереметеву: - Слыхал ли кто такое диво, что мой поп учит? "Отворите двери в рай, - но добавляет: - и купно в Шведскую область". Священника Окулова Петр наградил золотой медалью, подарил ему новую рясу и двести целковых. Мужики-партизаны получили по два рубля и по новому кафтану. А кроме того, на такой же случай, Петр приказал вооружить их солдатскими тесаками... Продолжались и шпионские происки Карла Двенадцатого. Пишущему эти строки довелось в Каргополе скопировать документ, свидетельствующий о бдительности и вездеуспеваемости Петра: "1708 года апреля в восьмой день. По указу великого государя царя и великого князя Петра Алексеевича всея Великия и Малыя и Белыя Русии самодержца память Устьмошским земским судейкам Федору Лебедчикову с товарищем и земскому старосте Ивану Злобину и того стану всем крестьянам. В нынешнем 708 году апреля в первый день в присланном великого государя указу из Вотского походу за подписанием Римского и Российского государств светлейшего князя Ижорские земли и генерального губернатора и кавалера Александра Даниловича Меншикова в Каргополь к коменданту Степану Ивановичу Хвостову написано: В нынешнем воинском в Польше будучи в походе, известно его царскому величеству учинилось, что король Швецкой взял во Гранску печати нашей Российской слова, которыми печатаны на словенском языке в Амстердаме, от иноземцев привезены во Гранск через мастера того книгопечатания Илью Копиевского. Намерен теми печатать некоторые прелестные листы и посылать со оным для возмущения народа в его, великого государя, Российские городы "шпигов" русских людей, которых несколько в разные времена из полков, забыв страх божий и верности своей крестное целование и учиня многие воровские измены ему, великому государю, - к неприятелю ушло. Того ради, по получении сего указу, надлежит приказать немедленно каргопольским всем жителям и служивым людям накрепко со всякою осторожностью того смотреть и когда такие "шпиги" с помянутыми возмутительными листами где - или такие листы явятся, велеть тех воров имать, также у кого-либо те письма явятся, у них потому брать и о том разыскивать и тех воров пытать, а призвав себе каргопольских бурмистров и знатных градских жителей, объявить им, дабы они того прилежно смотрели, и буде где прежпомянутые "шпиги" и те прелестные письма у них явятся - имали б и приводили в Приказную палату, и ежели кто ведает, о том бы извещали, по опасению за утайку - смертной казни. Против сего же в Каргополе и в Каргопольском усаде обретающихся монастырей властям и по церквам о том с подтверждением приказать - дабы они накрепко же и прилежно пристерегали и где ежели с такими возмутительными листами явятся - имали бы и приводили в Каргополь и о том по тому же разыскивать и писать велено в поход чрез нарочных гонцов или чрез почты немедленно. А тех пойманных "шпигов" держать за крепким караулом до указу, устьмошским земским судейкам Федору Лебедчикову с товарищем и старосте Ивану Злобину и всем крестьянам вышеобъявленный великого государя указ ведать и на стану и в волостех усматривать с великим прилежанием, и буде где прежде помянутые "шпиги" или прелестные письма у них явятся, и вам бы их имать и в крепости к розыску приводить в Приказную палату и объявлять коменданту Степану Ивановичу Хвостову не замолчав... А буде вы, судейки, староста и крестьяне, усматривать того с прилежанием и имать и в Приказную палату приводить не учнете и обыщется про то - или кто известит мимо вас, и вам за то по вышеобъявленному великого государя указу быть в смертной казни. А у подлинного списка с указу великого государя закрепа устьмошского судейки Василия Попова". Шведские разведчики проникали в глубь Севера, а в пограничной местности отряды шведов совершали грабительские налеты на поморское население. Не случайно впоследствии олонецкий комендант и начальник горных заводов Олонецкого края Виллим Иванович Геннин с тревогой доносил графу Федору Апраксину о том, что шведский майор Энберг и с ним двести солдат стоят у русских рубежей, да еще набирает войско и строит суда. Кроме того, проникнув в пределы расположения Лопских погостов, шведские разведчики опрашивали местных жителей: сколь далеко Кемский городок, где и сколько порогов на реке Выге ч далеко ли до заводов... "Я истинно опасаюсь, - писал в заключение Геннин, - что швед рекою до Кемского городка пойдет и разорит нашего ведения поморцев, такоже и архангелогородского ведения городок Кереть... Того ради помышляю, чтобы вы изволили писать вице-губернатору архангелогородскому, дабы он послал несколько людей под мою команду с провиантом в Кемь и Кереть, понеже у наших лопских мужиков хлеба ни горсти нет, сами питаются сосновой корой..." Под охраной крепостной артиллерии, в условиях военного времени, дни и ночи непрерывно и усиленно работал Петровский завод. Особенно, по тем временам, блестящего расцвета достиг завод на Лососинке, когда Петр Первый назначил комендантом Виллима Геннина, прочно вошедшего в историю русской металлургии. Путешествуя в составе "Великого посольства" в 1697-1698 годах, Петр набирал за границей опытных мастеров и отправлял морем через Архангельск в Москву. Виллим Геннин появился в России в юношеском возрасте и стал видным деятелем под благотворным влиянием окружавшей его среды и самого Петра, умевшего ценить и выращивать умных помощников. Дядя Виллима Геннина, амстердамский профессор, порекомендовал русскому царю взять в Россию своего племянника, как подающего надежды в литейном деле. На первых порах Петр поручил Виллиму Геннину обучать дворянских детей артиллерийской стрельбе. Жалованье было 67 рублей в год. Убедившись в его способностях, Петр стал повышать Виллима в чинах: поручик, капитан, майор, а в 1710 году, при взятии Выборга, Геннин становится подполковником. Через год Петр доверяет ему достраивать литейный двор в Петербурге и строить зелейные (пороховые) заводы. В 1713 году Геннин получает назначение быть комендантом-начальником Олонецких и Повенецких заводов. Петр не ошибся в его назначении. Талантливый организатор производства, пользовавшийся доброй славой среди рабочих, Геннин сумел вернуть многих кузнецов и литейщиков, ранее бежавших с Петровского завода. В первую очередь он учредил в Петрозаводской слободе школу, по сути дела школу рабочего ученичества, где дети и подростки изучали арифметику, геометрию, рисование, артиллерию и инженерное искусство. На завод прибывали новые партии рабочих с тех малых частных заводов, которые перестали существовать. Производя опыты смешения руд, Геннин усовершенствовал качество металла отливаемых пушек и вскоре достиг таких, казалось тогда, недосягаемых успехов, что во время пристрелки, при самых сильнейших зарядах, из тысячи орудий дали трещину только три. Петр Первый при неоднократных посещениях завода на Лососинке не мог не восхищаться механизацией, которую умно и спешно осуществлял Геннин. Работали специально устроенная вододействующая машина, пушечно-сверлильная, самодувные печи. Тяжелые молоты и прочие приспособления обработки металла приводились в действие с помощью водонапорной силы. Мастерские представили собою отдельные цехи: доменный, кузнечный, молотовый, якорный, токарный, ствольный, замочный, станочный, проволочный, жестяный, пильный, прядильный, сверлильный, ефесный (изготовлявший рукоятки к палашам и кортикам), столярный и другие. О своих успехах Геннин в ту пору писал в Адмиралтейство графу Апраксину: "Ныне выдумал я и сделал новую машину водяную: стоя точу пушки 24-х фунтовые по 2 вдруг, да третью сверлит, почитай без людей. Только к оной машине надобно три человека, а прежде сего на работе у оного точения и сверления было 40 человек. Такой машины нигде нет и не слышно. Пожалуй, милостивый мой государь, не положи в забвение моего трудишку, а я воистину в деле государевом великое радение имею денно и нощно..." О своей заслуге изобретатель напомнил еще раз в следующем письме Апраксину, видимо с целью, чтобы дошло до слуха Петра: "Через выдуманные мною машины государю прибыль 5000 рублев в год приходит. А иной бы немчин взял за строение таких машин 5000 р. и лет десять у того дела работал". Кроме различного калибра пушек, ядер, ружей, якорей и прочего военного и корабельного снаряжения, Геннин строил на Олонецкой верфи речные суда и добывал смолу по заказам Адмиралтейства. Завод разрастался: ежедневно в мастерских трудилось восемьсот человек. Этому способствовало повеление Петра желающим крестьянам с "черных" государевых земель свободно переселяться в заводские поселки, строить на занимаемой земле свои дома и работать на заводах. И все-таки с ростом производства людей на заводах стало недоставать. В уездах, откуда черпалась Геннином рабочая сила, набирать уже некого было. В марте 1715 года Виллим Геннин обращается к Апраксину с просьбой: "Помилосердствуй, отец мой, от беды: истинно никоими мерами невозможно все припасы сделать и отправить в Петербург, а тем более к Архангельскому городу. Они в Петербурге думают, что можно лить пушки и якоря делать так скоро, как лить свинцовые пули... Повели прибавить для нужных работ Белозерский ближний усад, а государь может вам вместо оного другой уезд к адмиралтейству определить..." Заказы Петра Геннину казались непомерно высокими, невыполнимыми. В сентябре того же года Петр поторапливал его: "Без потеряния времени требую приготовить 837 пушек разных калибров и 718 якорей..." Между тем неурожайное лето не предвещало ничего хорошего и заводам. Обычно хлеб заготовляли в Белозерском уезде, в Крохине, Бадоге и других волостях. Неурожай заставил мужиков прекратить продажу скудных прошлогодних запасов. Геннин просит Апраксина воздействовать через бурмистров и "силой покупать у белозеров хлеб, заглядывая в мужицкие амбары, иначе рабочие с заводов разбегутся...". В самом деле, среди рабочих началось брожение. Некоторые стали искать лучшей жизни, пытались укрыться бегством, а затем устроиться на других заводах. Пойманных беглецов возвращали на завод. Они должны были отработать штраф в размере двух рублей. И комендант - начальник завода объяснял такие меры: - Понеже их кнутом содержать невозможно, а вешать грех, быть таковым под штрафом. И теми штрафами многих я удержал на месте, и стало в государеве деле пушечного литья и других припасов отправление доброе... Но "доброму отправлению" помех было еще и еще немало. Когда Виллиму Геннину стало известно, что из приписанных к его заводу заонежских погостов крестьяне отправляют ходоков-жалобщиков в Петербург, он, пользуясь правом распоряжаться людьми, как ему заблагорассудится, писал Апраксину: "А ныне слышно стало мне, что Олонецкого уезду заонежских погостов мужики многие без моего ведома пошли в Петербург к царскому величеству и к вашему сиятельству на меня бить челом. Поволь приказать таким учинить наказание, бить их кнутом и прислать сюда скованными, дабы впредь не своевольничали". Петр высоко ценил Геннина, был доволен итогами его работы. За первое трехлетие, докладывал Геннин Адмиралтейству, при его бытности изготовлено пушек и всяких железных припасов на 181 232 рубля, да казне прибыли от кабацких и прочих сборов 28 927 рублей - огромные по тем временам суммы. Солдатская фузея - кремневое ружье, выпущенное Петровским заводом, ценилось в сорок пять алтын, шпага, качеством стали не уступавшая немецкой золингенской, стоила двадцать алтын. Петрозаводские пушки в изобильном количестве гремели и громили врагов на суше и на море. Но Петру хотелось большего: побывав несколько раз на заводе, он решил отправить Виллима Геннина на металлургические заводы в Германию, Голландию, Англию и Францию посмотреть, как и что там делается, и привезти оттуда модели и планы. Отправляя Геннина за границу, Петр, в присутствии приближенных, наградил его своим эмалевым портретом в золотой оправе с бриллиантами и сказал: - Вот человек, Виллим Иванович, так его возвеличаем, Геннин, во младости появился в России и здесь обрел себе вторую родину, стал верным сыном ее. Помните, какие пушки у нас были в сражениях? Забыли? Скажу: из трехсот, бывало, уходило на разрыв шестьдесят три, да совсем негодных тридцать шесть. Единое достоинство у тех олонецких пушек было, что шведы, захватив их у нас, стрелять из них робели, как бы самих не побило... А якори? Как закинем, глядишь - двух лап и нет. А что содеял Виллим Иванович? Он соединил разные материи ископаемых руд и произвел металл не хуже шведского. Теперь и пушки не лопаются, и якори, не ломаясь, удерживают корабли... Надеюсь, Виллим Иванович не праздно проведет время в чужих землях... Надо полагать, Геннин справился с поручением Петра. Когда Геннин вернулся из поездки за границу, Петр приказал ему возглавить на реке Сестре строительство плотины и оружейного Сестрорецкого завода. Петербург тогда уже прочно основался. Миновали трудные боевые годы, Россия вышла победительницей. В 1721-1722 годах Геннин по-прежнему руководил заводами Олонецкого края и одновременно строил Сестрорецкий. В скором времени первенство от олонецких заводов перешло к Сестрорецкому. Большинство мастеровых - 457 человек - были переведены из Заонежья на новый усовершенствованный завод. Однажды предприимчивый государь вызвал Виллима Геннина во дворец, положил перед ним карту России и, прочеркнув ногтем линию от Москвы к верховьям Волги, сказал: - Польза была бы и Москве, и Петербурху, и прочим местам, если бы связать каналом и шлюзами реку Москву с Волгой. Опричь тебя некому поручить такое дело. Действуй усмотрительно. А заводы теперь обойдутся и без тебя... Выполняя поручение Петра, Геннин с группой помощников в лето прошел, тщательно изучая трассу будущего канала, через Яузу на Клязьму, с Клязьмы на Яхрому и к селу Рогачеву... Проект Геннина предусматривал на этом пути сто двадцать три шлюза. - Сия работа будет зело велика, - докладывал Геннин Петру. - Не токмо велика, но и непосильна, - согласился с ним Петр, рассмотрев представленный проект. Зимой в семьсот двадцать втором году Виллим Геннин, в генеральском звании, щедро и многократно отмеченный наградами, по приказу Петра отправился на Урал разбирать склочное дело между Татищевым и Никитой Демидовым. Но это меньше всего входило в его компетенцию. Задержался он на Урале на двенадцать лет. Строил заводы и с помощью лучших заонежских умельцев обучил уральских рабочих мастерству литейного производства. В конце своей жизни, спустя уже десять лет после смерти Петра, Геннин составил полезную книгу, в рукописи она называлась "Абрисы о горных заводских строениях и о прочих куриозных вещах". Целый век труды Геннина изучались по рукописным спискам. Затем сокращенно печатались в "Горном журнале" в 1828 году. И полностью изданы в 1937 году. Итоговый документ деятельности опытного строителя и металлурга не лишен исторического и практического интереса. Так голландец по происхождению, Виллим Геннин, выросший в России, стал деятельным слугой Петра Первого и оставил по себе добрую память. С именем Геннина непосредственно связано создание в России первого лечебного санатория. Но об этом поведаем в следующем фрагменте повествования... Первый санаторий в России Крепка земля Карелии. Камень на камне, да камень сверху!.. Хороши и надежны неразбитые пути-дороги в Карелии; ехать по ним в любое время года одно удовольствие, а смотреть по сторонам и любоваться замечательной природой тамошних мест - другое, еще большее удовольствие. От Петрозаводска на север ведет добрый утрамбованный тракт к примечательному историческому месту, называемому Марциальные Воды. Здесь в петровские времена возник первый в России санаторий. И сам Петр со своими близкими и женой четырежды приезжал сюда лечиться. Красота здешнего края привлекательна, и кажется, что она со времени мироздания неизменна. Там, где когда-то находились Кончезерские рудные промыслы, вид на восток раскрывается, удивления достойный. Голубые озера, зеленые лесистые острова за болотистой долиной чередуются ступенчатыми террасами и уходят куда-то вдаль и в глубь северо-западной оконечности Онежского озера. Одна из деревень носит название Дворцы, потому что красота мест, железнозаводские промыслы и, наконец, обнаруженные целебные источники привели к тому, что при Петре Первом, по его соизволению, здесь были построены бревенчатые дворцы для самого царя, для больных и лекарей. Прежде, до открытия марциальных вод, Петр Первый прибегал к врачебной помощи за границей. Но он предполагал, что лечебные источники могут быть и у нас, в тех местах, где находится железная руда. Не случайно в 1713 году, в один из своих приездов на заводы, Петр поручил иноземцу доктору, Шуберту отыскать в Карелии минеральные воды. Шуберт не проявил усердия, да, возможно, и не был в этом заинтересован. О здравии простых людей беспокоиться он не почел нужным, а царь и богатые особы имеют достаточно средств на лечение и "прополаскивание" себя за границей. Однако чаяния Петра Первого осуществились. Целебные источники в Карелии нашлись. Поводом к их открытию послужил такой случай: один из молотобойцев, приписной к Кончезерскому заводу крестьянин Иван Рябоев, долгое время страдал желудочными и другими заболеваниями и, как он заявил в челобитной грамоте, "еле ноги волочил". После неоднократного употребления воды около мест, где добывалась железная руда, к удивлению своему, Рябоев быстро поправился и, не видя в том никакой божьей благодати, заявил своему заводскому начальству. Было это в 1714 году. Об исцелении Рябоева стало известно Петру, который распорядился немедленно исследовать химический состав воды и узнать ее целебные свойства. Тогда другой доктор, Блюментрост, исследовал воду, нашел ее марциальной, то есть железистой, - способной излечивать многие болезни. И поныне надпись на чугунной доске, находящейся в павильоне на месте открытия первого источника, гласит: "Сей источник исцелительной марциальной воды сыскан для пользы его царского величества Петра Первого императора всея российского и для прочей всенародной пользы тщением и искусством его величества всенижайшего раба артиллерии полковника и коменданта Олонецкого господина Георгия Вильгельма Геннина рождение его в Насосиген и помянутой источник объявлен в прошлом 1716 году". Память Геннина увековечена этой надписью. Видимо, кто-то надоумил первооткрывателя марциального источника Ивана Рябоева обратиться с челобитной к государю: "За прииск оной воды... милостивый указ учинить" (полный текст этой челобитной находится ныне в музее при Марциальных Водах). Петр, приняв челобитную, освободил Рябоева и его потомство от крепостной зависимости и от всех тягловых работ и податей. Первый санаторий в России открылся в 1716 году. Но Петр не спешил на своей персоне испробовать силу и пользу марциальных вод, хотя результаты испытаний вполне оправдали его надежды. В указах Петра имеется своего рода сводка "подлинных дознаний о действе марциальные кончезерския воды разными человеки изыскано, херугвием [хирургом] Равелином, 1718 году, в месяце генваре". Из этих дознаний явствует, что на первых порах отнюдь не знатные персоны, а простолюдины и солдаты проходили лечебные испытания. "Барабанщик Нижегородского полку Иван Шарапов имел кровавый понос 6 месяцев, зело отчего изнемог, и был бессилен, к тому же и цвет в лице изменился и стал блед. И от 27 генваря тех вод повседневно до 18 февраля пил и получил себе от того полное здравие. Семен Лихачев, солдат Олонецкого баталиона, имел 6 месяцев болезнь во утробе и удушье, и все тело его было желто, и когда 18 дней оной воды пил, получил совершенное здравие. Иван Елисеев имел некакую в правом боку извнутри жестокость три года, и немалое колотье в левой холке, и когда оной несколько дней пил, и та жестокость изошла вся, и не услышал более болезни..." После перечисления подобных фактов добавлено, что и многие иные получали здравие благодаря употреблению оной воды. Через год, в январе 1719 года, Петр с женой Екатериной и сановными особами выехал из Петербурга на марциальные воды. Благо к тому времени было уже все приготовлено к приезду, за исключением деревянной церкви, которую Геннин, по указанию Петра, начал строить позднее. Пробыл Петр на излечении с 19 января до 13 марта. Лечился, по совету докторов, марциальной водой, занимался игрой в бирюльки и шахматы, работал на токарном станке. И в то же время не оставлял дел государственных. Возвратившись в Петербург после удачного лечения, он приказал сделать объявление "о лечительных водах, от каких болезней и как при том употреблении поступать, тому дохтурское определение". В определении подробно рассказывалось, от каких болезней излечивают марциальные воды: "А имянно цынготную, ипохондрию, желчь, бессильство желудка, рвоту, понос, чечуйную, каменную, ежели песок или малые камни, и оные из почек гонит, от водяной, от запору... от апелепсии, выгоняют глисты, а также лечат килы [грыжу] и от прочих болезней силу имеют..." Дальше следовали докторские правила, состоящие из тринадцати пунктов поведения, принятия лечебных вод, пищи и пития по весьма тщательно разработанному рациону. В одном из правил говорится, что "после принятия вод, перед обедом полагается чарка водки тем, которые обыкли, или которым смутится, позволяется, а особливо анисовой, а за обедом рюмки 2 вина бургонского или реншвейну... а которые для скудости бургонского не имеют, тем другую чарку водки выпить полагается, а не больше, а квасу и кислых штей весьма запрещается..." Как видно из этого пункта, мера водки исходила, не иначе, из личной потребности самого государя, охочего до анисовки. Объявление о водах и докторские правила Петр скрепил указом 20 марта 1719 года: "Мы сами с своей фамилиею и многих знатных персон присутствием и употреблением оных вод все пользу получи