едскую дивчину, так он, проклятый, рубанул ее саблей... А мою усадьбу сожгли, когда я сказал: "Что же это вы... - побей меня бог, так и сказал, - вы, панове ляхи, - говорю им, - точно басурмане, убиваете нас?" Он и замахнулся саблей! Едва успел отскочить... А тут чья-то девка с узлом показалась. Так он, клятый, и погнался за ней... Сотники передавали свои сотни помощникам, пропуская их с возами, груженными казацким снаряжением. Приглушенно по нескольку раз повторяли: - Двигайтесь на Табурище, а уже оттуда, может, и на Крылов. Полковник поджидал сотников. Он решил послать четырнадцать молодых старшин, по одному от каждой сотни, навстречу войскам Потоцкого. В сумерках присматривался к каждому. Наконец тихо произнес: - Немедленно отправляйтесь! До наступления темноты встретите их! "Мы, скажете, не воевать идем с королевскими войсками". Но потребуйте, чтобы они прекратили басурманские наскоки на хутора! Скажите, что с минуты на минуту должны подойти запорожцы во главе с наказным с Низа. Пускай паны шляхтичи с ним договариваются. Но надо, чтобы жолнеры прекратили грабежи. Вон как набросились на беззащитных казацких детей. Наших женщин бесчестят, как неверные, грабят имущество, сжигают хаты. За что? Не его" ли величество король приказал так отблагодарить казаков за их помощь коронным войскам в битве под Хотином? Из группы старшин, которые должны были ехать к Потоцкому, смело вышел сотник Юхим Беда, недавно назначенный старшиной новой сотни добровольцев. Сотню пока что назвали "сборной", в ней надо было навести порядок. Поэтому сотник и обратился к полковнику: - Может, полковник, делегация и без меня обошлась бы? - Не хочешь упрашивать панов? Ведь польский язык хорошо знаешь, - может, уговоришь Потоцкого?.. - Да разве я один его знаю, полковник! Сотня должна быть готова к отражению удара польских войск. Сотня новая, "сборная", надо бы еще навести в ней порядок перед таким боем. Беда одернул кожушок, словно только что надел его на свои могучие плечи. На поясе у него два рожка с табаком, длинная драгунская сабля в ножнах с серебряной инкрустацией. На ногах не постолы, как у многих сотников, а сафьяновые сапоги. - Тьфу ты, побей его божья сила! - вздохнул полковник, почесывая затылок. - Столько хлопот. Хорошо, Юхим, оставайся при сотне. А вы, все тринадцать, отправляйтесь немедленно. Может, хоть это переубедит Потоцкого... Тебе, сотник, и в самом деле туго придется. Все продумал? Сотник не любил много говорить, когда речь шла о боевых делах. Полковник мог бы и больше сказать, но он пожал плечами и произнес: - Как полагается, думали все вместе. В таком деле не заснешь, все думать будешь. Этот прыткий казак Гейчура, которого ранили под Васильковом... Ловкий казак будет. С ним кое-что придумали. - А как ты думаешь, не врет он, что наказным казаки снова избрали старика Нестора Жмайла? - Да что вы, пан полковник! Гейчура действительно за словом в карман не полезет, но в таком деле врать... Нет, ручаюсь! Я возьму его своим помощником и в сегодняшней ночной встрече с Потоцким. Полковник подошел к Беде и, не говоря ни слова, вытащил у него из-за пояса большой рожок с табаком. Насыпал на ноготь табаку, поднес к ноздрям и, вернув рожок сотнику, затянулся. - Не берет и проклятый табак. Вторую ночь спать не будем... Ну вот и хорошо, возьми этого хлопца своим помощником. Да смотрите не подведите, полк надеется на вас! Не забывайте, сотник, что это - Потоцкий! Спесивый полковник будет стремиться выйти победителем. А нам надо задержать его, покуда хоть за озеро зайдем. Если не хватит духу, уведите его за собой куда-нибудь в другом направлении... - К лешему в болото завести бы их, проклятых! Я так думаю, пан полковник: если нападут, так только вечером. Будем отбиваться изо всех сил, даже пушку берем. А с полуночи, очевидно, и поведем... - Только не по следу полка! - Понятно, не по следу... - загадочно улыбнулся сотник. 18 Конецпольский наконец-то остановился в Чигирине. Служащих староста послал созывать казаков и их старшин, которые чуть ли не по домам разбежались, когда узнали о приезде гетмана. А Хмелевскому гетман не только разрешил заехать в Субботов, к Хмельницкому, но и поручил уговорить быть его послом к казацкой старшине в Крылове. Только сейчас Конецпольский понял, какая неутешительная обстановка создалась на Приднепровье с приходом сюда королевских войск. Как тут будешь наводить порядок? Ведь здесь настоящий казацкий край! Здесь даже находятся узаконенные, так сказать, решением короля и сейма шесть тысяч казаков со своими полковниками, сотниками, оружием, пушками!.. - Запорожцы сначала было избрали наказным полковника Дорошенко, - докладывал гонец, только что вернувшийся от передовых отрядов карательных королевских войск. - Но потом Дорошенко отстранили, избрав вместо него полковника Жмайло. - По-олковника Жмайло? Ха-ха-ха! Да этот Нестор Жмайло еще при покойнике Жолкевском был "се-едым стариканом". Тоже мне нашли вояку, чтобы управлять таким войском! Неужели осмелятся выступить против войск короля?! - Но, прошу прощения, уважаемый пан гетман, покойник Жолкевский говорил, что, если казачество возглавляет Жмайло, не жди от них посланцев с повинной... - поддержал гонца один из гусарских старшин. - А не-е придут с по-овинной, то-огда будут биты! - с раздражением ответил гетман на не совсем учтивое замечание гусара. - Нех пан передаст это по-олковнику Потоцкому и во-оеводе Хмелевскому. - Ваша милость, сейчас разведка донесла... - вбежал еще один гонец с правого фланга королевских войск, - полковник Потоцкий принял делегацию казаков в составе тринадцати старшин каневского и черкасского гарнизонов. Полковник достойно, так сказать, разговаривал с ними... собственно, поиздевался и пригрозил посадить на колы. Он собирается тайком напасть на каневских казаков, чтобы помешать им объединиться с полками запорожцев... - Позор! Как мог допустить... такой знатный шляхтич? Приказываю пану Потоцкому никаких переговоров с бу-унтовщиками не вести, но и не срамить наши войска позорным задержанием их посланцев! - грозно закричал гетман. - По-осланец - это не пленник, захваченный в достойной чести шляхтича бо-орьбе... Немедленно освобо-одить посланцев и нанести удар по каневскому га-арнизону. Отрезать от них также и че-еркассцев! Не да-ать им соединиться со Жмайлом! По-онятно? - Вшистко! - откликнулся джура и убежал. 19 А в это время Станислав Хмелевский въезжал во двор субботовской усадьбы Богдана Хмельницкого. Двое челядинцев - бывших конюхов из каменецкого имения Потоцкого - хозяйничали во дворе. Воин в гусарской форме показался им знакомым, особенно гусар, сопровождавший его. У обоих резвые жеребцы, отороченные мехом "венгерки" с белыми шнурами на полах. В Субботове уже знали, что на Сечь проследовали каневские и черкасские казаки с пушками. Шла молва о том, что якобы казаки с наступлением первых морозов собираются отправиться в поход на море. Поэтому никто и не удивился неожиданному передвижению казаков. За последние годы на хуторах и в селах привыкли к этому. Но гусарского поручика конюхи узнали. Думали, что следом за ним появится и сам коронный гетман... Один из челядинцев бросился к воротам, послав своего товарища предупредить хозяина. Он помог гусарам привязать лошадей, тревожно поглядывая на дорогу, не едет ли гетман. На крыльцо вышел легко одетый Богдан. Следом за ним, суетясь, выбежал и челядинец. Только мгновение постоял Богдан, как степенный хозяин, присматриваясь к гостям. - О, Стась, узнаю... верен себе! Без всякого предупреждения. Как всегда, умеешь удивить и... обрадовать! - сказал и бросился к нему, перескакивая через две ступеньки. Хмелевский тоже оставил коня, бросив поводья дворовому слуге. Словно соревнуясь, они бежали друг другу навстречу. Около двух лет не виделись друзья! - Я и сам с ума схожу от радости! Вот так встреча... Оба, сильные, возмужавшие, сжали друг друга в объятиях, а говорить было не о чем. Один запнулся, как гость, ожидая вопросов. А второй подумал, что его бывший друг, согреваемый гетманской лаской, мог стать другим. - Значит, воюешь, Стась! - с горечью произнес хозяин, помогая другу раздеться, когда вошли в дом. - Критикуешь гетмана, или как это надо понимать?.. - улыбаясь, переспросил Хмелевский. - Разве это война, мой друг? В одной руке оружие, а вторая, как у нищего, тянется к королевским привилегиям на все новые и новые воеводства и староства. - Получается, что не я, а ты критикуешь государственного мужа. Очевидно, так я должен понимать, - шутливым тоном ответил Богдан. - Все равно. Понимай как тебе заблагорассудится. Только не так громко! - сказал гость. Богдан оглянулся, дверь действительно была не прикрыта. Он подошел к двери и с силой захлопнул ее. - Ничего серьезного, не стоит беспокоиться, Богдан... - промолвил Хмелевский, вздохнув. - Да ты, очевидно, чувствуешь, что по-настоящему запахло порохом! Теперь уже здесь, на Приднепровье. - Чувствую, чувствую, друг мой. Хорошо чувствую... - с горечью ответил Богдан. - Запахло, говоришь? Намек на известную всему миру эпопею Наливайко!.. Я и сам никак не могу избавиться от этих тревожных мыслей. Что случилось, что говорит твой всесильный? Ведь теперь его рука - владыка. Но им неожиданно пришлось прервать разговор. В комнату вошла хозяйка. Богдану не хотелось говорить при жене о таких тревожных делах, чтобы не волновать ее. Она была беременна. - Вот и моя Ганнуся. Для тебя, Стась, пусть она будет Ганной, потому что я ревнивый, - смеясь, знакомил Богдан жену с другом. - Стась Хмелевский, Ганнуся! Это мой самый милейший друг, адъютант далеко не милейшего гетмана! - Я знаю вас, пан Станислав, даже встречалась с вами у брата. Прятались вы от нас, женщин, распивая венгерское вино... - с легкой усмешкой напомнила хозяйка удивительно нежным голосом. - Хотел бы, Ганнуся, чтобы вы стали друзьями. Стась - мой друг. Не правда ли, Стась? - Конечно, рад бы. Хозяйка дома - жена друга... Такое непривычно в нашей жизни, Богдан... - начал было Хмелевский. Но Ганна прервала его: - Так и считаем вас в нашем доме, как друга и брата Богдася. Ты, Богдась, угощай гостя, а мне разреши поднять бокал. Будьте здоровы и веселы! И первой слегка пригубила. - Закусывайте. Угощай, Богдась, Станислава и сам закуси, а я должна уйти... - И исчезла за дверью. Но начатый разговор за столом так и не продолжили. Хмелевскому не терпелось узнать, как живет Богдан. - Ты счастлив с Ганной? - спросил он, когда хозяйка вышла из комнаты. - Все спрашивают: счастлив?.. А ты, мой друг, не такой, как все... - вместо ответа промолвил Богдан и умолк, наливая вино в бокалы. - О каком счастье ты спрашиваешь?.. Счастье, Стась, как многоводная река - ласкает, но уходит в море! Помнишь нашу мудрую пани Мелашку? Это ее афоризмы, основанные на жизненном опыте, - увиливал Богдан, не отвечая на вопрос, счастлив ли он с Ганной. - Боже мой! Всю дорогу думал о пани Мелашке, а тут... Это... хозяйка виновата, - быстро нашелся Хмелевский, увидев входившую Ганну. - В чем? Хозяйки, правда, всегда виноваты, - улыбаясь, сказала Ганна. - Не всегда, уважаемая... Ганнуся, не всегда. Но в этот раз все-таки виновата! Где это, спрашиваю, наша мудрая матушка львовских спудеев, пани Мелашка? Ганна взглянула вначале на Богдана, а затем на Хмелевского. И снова улыбнулась. - Право, в этом моя вина. Богдась отговаривал, а я все же... посоветовала, и пани Мелашка выехала в Крапивную. Вот какая буря поднимается над Днепром, а у нее... - Да погоди же: пан Стась до сих пор еще не знает, что я нашел племянника нашей матери, а через него и ее старую мать!.. - Мать пани Мелашки? - Да, мать пани Мелашки! Передали люди, что заболела старушка. Кому, как не дочери, с которой разлучилась еще в детстве, присмотреть за больной. А тут такое... Казацкие полки двинулись на Сечь, а следом за ними как снег на голову свалились и жолнеры. Сам коронный гетман привел их в такую даль. Ну, я и сказала: "Поезжайте, да и с сыном поговорите в Лубнах, чтобы с друзьями не встревали в эту драку". А из Лубен в Крапивную поедет, к матери... - Ну вот, суди сам, Стась, о настроениях!.. То радовались за Карпа, ты его знаешь, а сейчас снова беспокоимся... Хорошо, Ганнуся, я тоже рад за нашу маму Мелашку. А Карпу нынче... не до веселья. Но, налей нам, Ганнуся, еще, чтобы не думать об этом. Будет гетман воевать или нет, но его приход с войсками сюда камнем ляжет на сердца украинцев. Не следовало бы ему затевать этой кампании, она не в интересах Речи Посполитой. Что это им в голову стукнуло, не могу понять. Собрали людей во время войны с турками, вооружили их. Пообещали плату и королевские привилегии. И вместо этого шлют на Украину войска, насаждают иезуитов и униатских прихвостней. И все это делается, чтобы отнять свободу у казаков! Сам король посылает карателей. Следует ли так поступать умным правителям такого государства!.. И снова хотят закабалить народ, только покрепче. Ведь дилингенский пастор, иезуит Форер, призывает в европейской войне разжечь такие костры, на которых можно было бы сжечь протестантов, чтобы даже у ангелов, как он выразился, горели ноги, звезды плавились бы в небесах... Это людоедство! - Вижу, что правильно поступил, начиная именно с этого разговор с тобой, - вставил и Хмелевский, прерывая разгорячившегося Богдана... 20 Закончили начатый разговор друзья уже в дороге. Богдан наконец согласился поехать вместе с Хмелевским повидаться с гетманом, чтобы уговорить его отказаться от вооруженного столкновения с казаками. Ведь он человек с головой! Вынашивает планы создания европейской коалиции для покорения турок! - Ты должен понять, Богдан, что, возможно, и не гетмана надо винить в этом. - Гетман тоже не пешка на шахматной доске, Стась, - возразил Богдан. - Не пешка, но и не ферзь. Его-то я уже хорошо разглядел. - У Конецпольского были налицо все данные, чтобы стать ферзем! У гетмана есть все - и ум, и авторитет, и уважение короля. Чего же ему не хватает? - Коронный гетман окружен шляхтой типа Юрия Збаражского. Он, может, в душе и не одобряет эту войну, но у него не хватает сил, чтобы противостоять извечной шляхетской инерции. К тому же и он человек, со всеми присущими ему слабостями, хочет выслужиться перед королем-иезуитом. Это не Жолкевский, которого поддерживал Ян Замойский! - К сожалению, и не Жебжидовский, - добавил Богдан. - Кстати, умер этот прославленный воин-бунтарь. Умер в монастыре, как простой иезуитский ксендз. Хоронили его трое старших иезуитов в сопровождении десятка монахов, как неизвестного и забытого даже родственниками человека. - Какой же блестящей судьбы ищет пан Станислав Конецпольский, сравнивая себя, очевидно, не только со своим первым тестем Жолкевским, но даже с Александром Македонским, надеясь отыскать "живую воду", с помощью которой можно безраздельно властвовать в селах и хуторах Украины? Слепой слуга короля и шляхты!.. Только и делает то, что подмазывает королевский трон смальцем лести и угодливости, как говорят наши казаки! Остроумие Богдана рассмешило Хмелевского. Он оглянулся, боясь, как бы не услышали этих слов сопровождавшие их жолнеры и казак. Холод и моросящий дождик принуждали согреваться скачкой. Хмелевский первым придержал коня и снова обратился к Богдану: - И мне не нравится подмазанное смальцем кресло коронного гетмана. За глаза поносит Збаражского, а в глаза льстит. Потому что чувствует, каким большим влиянием пользуется этот иезуит среди шляхетской знати. А влияние Збаражских на короля и верхушку шляхты угнетающе действует на гетмана. Он бредит идеей всеевропейской войны против турок, стремится к господству христианства. Поднятый шум вокруг австро-венгерского конфликта из-за Чехии рассматривает как внутреннюю ссору. Казаков же удерживает от походов против турок за море! Теперь еще носится с идеей нобилитации видных представителей казацких старшин. - Нобилитация казацкой старшины? Так это же взятка, толкающая нестойких старшин на предательство... - Богдан даже придержал своего коня. - Ясно, подкуп. А разве конь, презентованный тебе коронным гетманом, не является хитро задуманной взяткой? - Конь - взятка? Коня я вернул гетману, еще будучи в Киеве у митрополита. Теперь Хмелевский от удивления остановил коня. - Вернул? Так где же этот злосчастный конь?.. Конецпольский в Чигирине вспоминал о своем подарке "такому бойкому ка-азаку...". Пан гетман интересовался, понравился ли тебе жеребец... Оба остановились как вкопанные - Хмелевский от удивления, а Богдан от неожиданной догадки... Как же он теперь будет разговаривать с гетманом? Ведь возвращение коронному гетману его замаскированной взятки давало бы Богдану бесспорные козыри, возможность держать себя с ним независимо. - Мерзавец... Это я о казаке, с которым отправил коня пану Станиславу Конецпольскому. Этим конем он воспользовался сам, как вор. Опозорил меня... Нет, Стась, теперь я не могу ехать на свидание с гетманом, не могу! Поезжай сам, а я... должен разыскать Романа Гейчуру и научить его, как надо блюсти товарищескую честь! Кивнул другу вместо пожатия руки. Повернул коня и поскакал назад, в Субботов, на ходу крикнул сопровождавшему его казаку, чтобы тот следовал за ним. Богдана, точно удар молнии, ошеломила догадка, что он опозорил себя, взяв коня у коронного гетмана, стоящего во главе вооруженных сил польской шляхты, с которой не на жизнь, а на смерть борется его народ. 21 Опоздал Станислав Хмелевский, только ночью возвратился он в Чигирин, не застав там коронного гетмана. Даже ночью передвигались войска по улицам города, направляясь на Куруков. Испуганные жители Чигирина, спасаясь от жолнеров, забирали детей и убегали на приднепровские луга, прячась среди кустарников. К этому им не привыкать! Но в прошлом людям приходилось бежать от захватчиков враждебного им государства Ближнего Востока. Для этих людей грабежи, убийство христиан и пленение их было естественным, как для волка, нападающего на овец... С такими невеселыми мыслями и уснул уставший с дороги Хмелевский. На рассвете его разбудили далекие пушечные выстрелы, сотрясающие сухой от мороза прибрежный воздух. "Оказывается, что все же верх взяла ненависть польских шляхтичей к этому народу. Шляхтичам нужны покорные рабы, обрабатывающие их нивы, а не добропорядочные соседи, рачительные союзники!.. - с горечью подумал Станислав Хмелевский, проснувшись под утро. - С Конецпольским, или против него, или... подобно Богдану, держаться середины, разжигая в своем сердце ненависть к ним? Счастье двулико!.." И Хмелевский задумался. Вот уже сколько лет он служит у гетмана, уступив отцу. Хотя мечтал о других, более славных делах, полезных народу. В коллегии их мудрый наставник Андрей Мокрский учил: "Советую учесть горький опыт старших, чтобы не повторять непоправимые ошибки!" Богдан уже воспользовался его советом и... тем паче своим горьким опытом... - Моей непоправимой ошибкой было, очевидно, слепое служение высокому но положению, но не наимудрейшему в своих делах владыке!.. Он стоял у окна, разговаривая сам с собой, стараясь разобраться в своих мыслях. Потом прошел во двор, прислушиваясь, как стонало Приднепровье от пушечных выстрелов. И не поехал догонять гетмана. Да разве теперь его догонишь? Через Чигирин проходили сборные войска его отца-воеводы. К отцу, как и в детстве, потянуло сына, чтобы поделиться с ним своими мыслями и сомнениями. Одно было для него бесспорным - адъютантом коронного гетмана он больше не будет. Довольно! 22 Уже в Чигирине коронный гетман понял, что теперь не остановить жолнеров, возглавляемых Потоцким. Даже его приказы не удержат их от бесчинств в селах и городах Украины... По наущению Потоцкого украинские села и города превратились для жолнеров в селения врагов, и они грабили, насиловали женщин, жгли, убивали ни в чем не повинных людей. Это уже была настоящая война, которая закончится лишь после полной победы или полного поражения: середины не бывает. Естественное опьянение войной, когда разгорается жадность к легкой наживе не только у жолнеров, затуманило разум и гетмана. Точно с завязанными глазами, и он был захвачен вихрем бесчинств жолнеров в украинских селах и хуторах. Когда же вопли людей о помощи заглушили пушечные выстрелы, гетман уже не в силах был взять себя в руки и остановить войско. - Где стре-еляют? Чьи пу-ушки? - допрашивал он приближавшихся старшин, еще больше заикаясь от волнения. - Всюду, пан гетман! Начиная от приднепровских лугов и до Табурищенского гарнизона запорожцев. Пушки киевского воеводы Томаша Замойского находятся вот здесь, за лесом! - четко докладывал ротмистр Скшетуский. Лицо гетмана перекосила нервная улыбка. При упоминании, имени Замойского он вспомнил о том, как этот воевода упрашивал в Риме горделивых иезуитов посвятить его в члены их ордена. Босой, с веригами на ногах, в лохмотьях ходил он по улицам Рима, надеясь вызвать расположение иезуитов, но вызывал лишь насмешки римлян! За Мартина Казановского, двигавшегося со своими войсками вдоль Днепра, гетман был спокоен. Туда же велел отправиться войскам воеводы Хмелевского. И сразу же вспомнил об адъютанте Хмелевском, испуганно оглянувшись. Но этого расторопного и исполнительного адъютанта до сих пор нет!.. Хотя его с усердием замещает ротмистр Скшетуский. Этот чрезмерно услужливый и расторопный служака на какое-то время рассеял тревогу гетмана из-за отсутствия Хмелевского... Скшетускому он и приказал сопровождать его на позиции Томаша Замойского. Гетман застал воеводу возле тяжелых пушек. Окутанный едким пороховым дымом, с красными от раздражения глазами, Замойский сам держал огромный факел, ожидая, когда пушкари заполнят и забьют пыжами порох. Коронный гетман, даже не поздоровавшись, подошел к нему и, как маньяк, пожелал сам поджечь порох и выстрелить. - Такая честь! - воскликнул киевский воевода, уступая место гетману. - С удовольствием... И действительно, не с большим ли удовольствием и служебным рвением, чем тогда, когда выслуживался перед иезуитами, сделал он это? Сын Барбары Замойской протянул гетману зажженный факел. Вначале зашипело, окутывая огнем и дымом пушку и присутствующих. А потом со страшной силой ухнуло. В кого целились? Да и надо ли было целиться? Стреляли потому, что война! Замешкавшиеся пушкари, точно подкошенные, падали на землю. Но гетман устоял, считая унизительным падать на землю в присутствии посполитых. Когда же ветер рассеял дым и пепел, пушкари увидели черное от порохового дыма, перекошенное в безумной улыбке лицо Конецпольского. Поднимало ли это его авторитет, он не думал. Он сам еще не совсем пришел в себя, продолжая безумно улыбаться. А пушкари снова вскочили на ноги, стали прочищать горячее жерло, готовясь к следующему выстрелу. В этот момент пришлось упасть на землю и гетману, которого насильно повалил Скшетуский. Каневские казаки, отступившие накануне вечером, теперь не менее настойчиво отвечали противнику выстрелами из своих пушек. Коронный гетман и сопровождавшие его лица, по совету сообразительного Скшетуского, стали ползком выбираться из обстреливаемого места в ближайшие кусты, а потом и в лес. 23 На самом деле Роман Харченко никогда не зарился на чужое добро. Коня он не присваивал, а только воспользовался им для выполнения срочного поручения. "Потом отведу..." - уверял он самого себя. Съездил в Запорожье, выполняя обязанности гонца Каневского полка. Полк и сотня, в которой оказался Роман, находились в боевом походе. Вернувшись с Сечи, Харченко неустанно помогал сотнику Юхиму Беде готовить его "сборы богородиц" к ночному отражению войск полковника Потоцкого. - Да в этих приднепровских дебрях, пан сотник, нам каждый кустик, а не то что яр, будет помогать, - успокаивал Роман сотника. - Надо же их знать, казаче! - Странное дело, а разве я их не знаю? Вот и сейчас, в мороз, скакал напрямик, чтобы поскорее вернуться! - И сотню проведешь? - Конечно, проведу! Можно бы и ляхов повести за собой... В это время прибежал казак из-за буерака, где находились гусары Потоцкого, которые, обходя пески и озерца, собирались напасть на сотню. - Наши прибежали с наблюдательного пункта. Идут!.. - Ну, Роман, будь начеку возле вон того куста ольхи. Казаки не все сразу выйдут из боя. К тебе буду посылать уставших, чтоб отбиваться со свежими... - Так когда же? - Может, в полночь или попозже. Как фортуна... - Хуртуна, хуртуна... Так, может, и мне в дело? - Твое дело там, где велит сотник, понял?.. Только чтобы не пришлось искать тебя между деревьями... Впереди уже начался бой. Юхим Беда бросился туда, махнув рукой Гейчуре, который уже отвязывал своего коня. В голове у него снова возник план, продуманный вместе с сотником. Действительно ли топкие болота находятся именно там?.. Даже холодок пробежал по спине. Он был уверен, что действует правильно. Никто из гусар Потоцкого здесь никогда не был, как и предполагал Гейчура. Тогда как же могли побывать в этих местах немецкие драгуны? Драгуны с полуночи ждали приказа гетмана, когда прискакавшие гонцы сообщили, что Николай Потоцкий, как громовержец, налетел на заставы Каневского полка. На рассвете сам Конецпольский уже был готов вести в бой гусаров и драгун, чтобы окончательно разгромить казаков. - Прошу, пан гетман! - обратился к Конецпольскому киевский воевода, приглашая войти в одну из хат. - Мои жолнеры поймали старого перепуганного казака. Удирал, что ли! На допросе, под ударами кнута, признался, что конница Каневского полка окружена войсками пана Потоцкого и галицкого каштеляна пана Калиновского. Казаки бросились бежать кто куда... Очевидно, часть из них будет пробиваться здесь. - По ко-оням! - недолго думая скомандовал коронный гетман. Скшетуский подал ему вороного коня, которого пан Криштоф Збаражский привез из Турции как подарок султана в знак благополучного завершения переговоров. Збаражский презентовал этим конем коронного гетмана. Красавец жеребец в самом деле был достоин такого прославленного наездника, как Конецпольский! От гетмана во все стороны поскакали гонцы к частям войска Томаша Замойского. - Пе-ерехватить отступающие полки! Перехватить и о-отрезать, чтобы ни один, пся-а крев, не соединился с запорожцами!.. Гетман предвкушал победу над казаками. Ему уже мерещились новые привилегии от короля. Все еще палили пушки Замойского. Им так же активно отвечали казацкие. Они будто подтолкнули вперед гетмана с его гусарами и немецкими драгунами. Он с ходу поскакал в объезд позиций, наперерез каневскому полку. За небольшим ольховым перелеском начинались луговые низины. Высохшая высокая трава так и стояла нескошенная, не съеденная скотиной. За ними сизой полосой вырисовывался притаившийся лес. Вдали, слева, может быть и возле Днепра, продолжался жаркий бой, перекликались пушки. Гетман знал по донесениям джур Потоцкого, что его полки наконец настигли черкасских и каневских казаков. По приказу Калиновского, там еще с утра идет бой. - Ну что же, бой так бой, - соглашался Конецпольский. И он приказал вести его старшин, адъютантов и курьеров на правое крыло, которым командовал киевский староста воевода Томаш Замойский. У гетмана возник план - преградить с помощью войск Замойского путь черкасским и каневским казакам, не дать им соединиться с запорожцами Жмайла. Решение это казалось гениальным выдающемуся полководцу, ученику гетмана Жолкевского. Но неожиданный шум слева встревожил гетмана. Там, на виду у всего его войска, мчалась казацкая конница, стремясь обойти войска Замойского. Гетману пришлось отказаться от своего плана, даже не огласив его. Ведь казаки хотят пробиться здесь на Куруков! Передний отряд вот-вот проскочит, обойдя гетмана под самым носом у его знаменитых гусар... Какая уверенность у казаков, как несутся!.. "Но не уйдете", - думал гетман, что есть мочи скача с гусарами наперерез. Прозвучало несколько выстрелов из ружей, будто казаки напоминали коронному гетману, что это конница Каневского полка! - Не бы-ывать этому! Гусары, драгуны!.. - кричал гетман. И погнал своего вороного наперерез казакам. Отваги Конецпольскому не занимать, на то он и коронный гетман! Как и полагалось, в этот же момент гетмана обогнали ротмистры, драгуны и гусары. Теперь уж казакам не удастся спастись! Еще быстрее он погнал своего турецкого коня, обгоняя гусар. Гетман уже ощущал радость победы! Вот он окружит казаков смертельным кольцом и продиктует им свои условия, предварительно, разумеется, обезоружив их!.. И в этот момент его мечтаний иллюзия победы исчезла, как исчезают в небе грозные мечи молний. Вдруг он услышал неожиданный, далеко не победный крик своих конников. В тот же миг понял, что это взывали о помощи его гусары и немецкие драгуны. Но он продолжал скакать за гусарами. И тут ему представилась страшная картина: казацкая конница остановилась и обстреливала с удобной позиции на бугре его увязшее в болоте войско! Это, очевидно, был край лугового клина, который так предательски и неожиданно переходил в западню... в трясину. На глазах у гетмана гибли его лучшие гусары, ротмистры, немецкие драгуны, испытанные в боях!.. Гетман опомнился, когда неожиданно стал погружаться с конем в эту топь. Попробовал подняться с седла, легко освободив ноги в сафьяновых сапогах от стремян. Но соскакивать уже было некуда. Его конь, беспомощно барахтаясь, погружался в трясину. Только теперь гетман сообразил, что казаки, зная об этой топи, нарочно инсценировали бегство, чтобы таким образом заманить его в ловушку и скрыться. Его, коронного гетмана, перехитрили как последнего бездарного полководца!.. - Помогите, гунцвот!.. Гетману на помощь! - закричал он, стараясь перекричать шум боя, ни единого разу не заикнувшись. К гетману бросились несколько немецких драгун, перескакивая с одного завязшего в болоте коня на другого. Они вытащили его из трясины и положили на землю. - Лежите, пан гетман, как на воде! - воскликнул спаситель, энергичный немецкий драгун, и пополз сам, продвигая гетмана по спинам увязших, коченеющих лошадей. Над трясиной время от времени с воем пролетали пули. Не утихал и шум смертельного боя на берегу. 24 Казаки считали эту слякотную, не то осеннюю, не то зимнюю пору года не подходящей для войны. Временами уже падал снег, радовавший сердце приднепровского воина. И независимо от желания казаков затихала их боевая жизнь. Они находились у себя дома, хотя их и беспокоили польские захватчики, нападавшие на украинские селения. А королевским войскам следовало бы подумать о наступлении зимы, а вместе с ней и о трудностях военного похода! Наконец прибыли войска под началом наказного полковника Нестора Жмайло. Полками, куренями, Сотнями размещались казаки у Куруковских озер. После быстрого перехода запорожцы нуждались в отдыхе. Но положение каневских и черкасских казаков требовало немедленных действий: им надо было помочь! Каждый запорожец знал и понимал всю серьезность положения - напала польская шляхта. В каждой украинской семье помнили о карательном походе королевских войск против казаков Наливайко. Память об этом герое была для них священной. А сейчас то же самое. Надо было срочно помочь каневским казакам. Для этого запорожцы должны были вступить в бой с войсками коронного гетмана. - Для этого и скакали сюда столько дней без отдыха! - ответил Нестор Жмайло каневским гонцам. - Передайте своим полковникам, пусть мелкими стычками, обманывая врага, сдерживают продвижение королевских жолнеров. А сами с полками продвигаются сюда, за озера. Тут и дадим им бой!.. Ночью полковники и старшины запорожцев собрались на военный совет. Ночь, словно союзница во время обороны, прикрывала передвигавшихся казаков, а прибрежные перелески трещали, принимая воинов в свое лоно. На этот совет запорожцев прибыли и представители от каневских и черкасских старшин. Запорожцы радостно встретили их. Прибывших первым приветствовал самый старый полковник вольного казачества Ганнуся. - Здравствуйте, братья казаки! Хвала архистратигу Михаилу - все-таки вырвались из хитрой западни, в которую хотели заманить нас шляхтичи. Возможно, вместе с ними пришли сюда и лисовчики, польские жолнеры, с которыми мы почти два года бок о бок воевали. Теперь пан Конецпольский гонит их против своих же ратных друзей, украинских казаков и крестьян. Правду говорят о заике гетмане, что он скорее ударит, чем слово выговорит. Губит людей, словно косой косит. Сколько народу погибло, сколько селении, хуторов сожжено, опозорено женщин!.. Приветствовали прибывших Нестор Жмайло и другие старшины. Больше всех нервничал полковник Михайло Дорошенко: - Виданное ли это дело, братья казаки, панове старшины, - вступать в бой с такими вооруженными силами! Казачество запорожское не наседка, чтобы прикрывать своими крыльями всех украинских людей. А ведь надвигается зима! Чем жить будем, провоевав тут? Готовились мы к походу на море, а впутались в эту заваруху. - Так что ты предлагаешь, пан полковник? Не вмешиваться, оставить наших хлебопашцев на произвол судьбы или как? - Вон, глядите, как жолнеры Потоцкого по ветру пускают хаты наших крестьян! Никакими словами нельзя было утихомирить горячих каневских, чигиринских, черкасских и переяславских казаков. И Дорошенко неохотно отходил в сторону от воза, откуда говорили наказной и сотники. Он искал поддержки среди реестровых казаков, в куренях лихих сечевиков, сторонников морского похода. С ними Дорошенко мог скорее найти общий язык. - Не время сейчас казакам затевать войну с королевскими войсками. Не время, потому что король решил поставить на своем, на то он и король! - уговаривал Дорошенко. - Король отозвал коронного гетмана, хотя война со шведами еще продолжается. Против нас бросили немецких драгун. Стоит ли затевать эту междоусобицу, да еще зимой? Одно разорение украинским крестьянам и голод для казаков! Надо охладить горячие головы!.. - Онысько вернулся! Бородатый жолнер привел!.. - воскликнул старик Тимоха, которого до сих пор казаки называли Рязанцем. Казак Онысько был его старым побратимом. И теперь они вместе отправились с Запорожья, чтобы помочь казакам. Побитого, израненного казака привел не один, а трое польских жолнеров. Рыжебородый жолнер был у них старшим и вел как к себе домой. Особенно удивил казаков, когда заговорил с ними на украинском языке: - Братья, заберите своего казака, помогите ему. Да не болтайте, что жолнеры привели его. Жолнер тоже человек, у него есть и душа и семья! Коронный взбесился после неудачи на болоте. Жолнеры тихонько посмеиваются, но приказы выполняют. Кому нужна эта война?.. - вполголоса говорил обросший жолнер, озираясь по сторонам. Когда жолнеры собрались уходить, чтобы затемно вернуться к своим, к бородатому подошел полковник Гуня. - Погоди, браток. Ты не... - напрягал он память. Но жолнер быстро прикрыл ему рот рукой. - Не надо, пан Гуня. Да, мы встречались когда-то... Я Ставецкий, - тихо произнес он, - но об этом никому ни слова. Нам еще придется встретиться, и трудно предугадать, при каких обстоятельствах. Лучше, если казаки не будут знать, кто я. Да и незачем всем знать, кто и почему спасал старика Оныська... - И, повернувшись к товарищам, быстро ушел. Морозная ночь поглотила жолнеров, словно их и не было здесь. Казаки осветили несколькими факелами окровавленное лицо старого Оныська. Никто не расспрашивал его, не требовал объяснений. Все знали, почему и зачем добровольно пошел он навстречу каневским казакам. Знали и о том, что он должен попасть в плен к киевскому воеводе и своими "признаниями" обмануть поляков, убедив их идти в сторону Куруковских озер! Онысько до сих пор держался рукой за окровавленную щеку, а второй отмахивался от вопросов его многочисленных друзей. Только Тимохе улыбнулся, превозмогая боль. - Чужими были проклятые паны старосты, чужими и остались. Разве я им хоть что-нибудь сбрехал? Говорю, ищут каневские казаки путей для отступления, потому что не могут уже сдерживать напор войск панов Потоцкого и Тишкевича... А он, проклятый католик, по зубам... Ну разве только не доживу! Я тоже посчитаю ему его панские зубы!.. Что же мне было делать, признался! "Пойдут, говорю, вот сюда, в обход озера..." Спасибо, жолнер попался с доброй душой. "Бежим, говорит, из этого подвала, мы проводим". Есть еще добрые люди и среди них... Старик рассказывал, как допрашивали его поляки. Но рассказывал так, чтобы не нагонять страху на старшин и казаков. Даже о выбитом шляхтичем зубе говорил: "Проклятая кость треснула от панского кулака..." А своего спасителя - польского жолнера - он прозевал. И вдруг забеспокоился: - А где же мой спаситель? "Пойдем, говорит, старый казаче, а то тут и челюсти повыворачивают..." Смотри-ка, уже и нет его. - У него тоже свои паны и командиры. За такой поступок могут и голову свернуть. Это наш человек, убежал в Белоруссию от покойного Жолкевского... - Да, шляхтичи Потоцкие не погладят по головке за такое... - Мои хлопцы повели их. Скажут: "Убежали из плена", - объяснил полковник Гуня." Возле Оныська еще толпились казаки. Старшинам надо было спешить, время шло. Хватит ли его, чтобы расставить казаков для решительного отпора королевским войскам у этих озер? В кругу старшин не утихали споры, горячо поддерживаемые полковником Дорошенко. - Не дело, говорю, Нестор, затевать бой с войсками коронного гетмана! - настойчиво доказывал Дорошенко наказному. - Да разве мы затеваем, Михайло? Да пропади он пропадом, трижды проклятый гетман! Он же напал на нас. Отразим нападение королевских войск, тогда и отправляйтесь в поход. Вольному воля... Жолнеры Потоцкого наседают, как на басурманов! Снова уничтожили почти всю заставу черкассцев. Едва вырвались добровольцы запорожцы с пушками... Нет, полковник, до тех пор, покуда я буду наказным, с поклоном к гетману не пойду, я командир, а не проситель от имени украинского народа. Вот тебе и весь мой сказ. 25 Страшным судом назвали казаки эту ночь. - Будь я проклят, чтобы когда-нибудь полез в такую драку! - услышал Нестор Жмайло в разгар боя. Его и самого терзали сомнения, - казалось, что и в душе происходил страшный бой. Отступление - это не только гибель казачьих полков. Это вечный позор. И он не прекращал боя, потому что смерть на поле брани - это казацкое знамя благородства, силы и гордости! Наказной шел в бой, ведя за собой то сотню против жолнеров, то целый полк против отрядов, состоящих из польских, белорусских и волынских посполитых. В таких горячих схватках прошла ночь. А мороз крепчал, сковывая кровь в жилах. Тесно крови, тесно и душе казацкой в этом адском беспрерывном, бою. Отбить!.. Отбить и это последнее яростное нападение взбесившегося шляхтича. И горячей становилась кровь в жилах... лилась она на покрытую снегом и скованную морозом приднепровскую землю!.. - Пан Нестор! - узнал наказной голос Карпа Полторалиха. Оглянулся, услышав у себя за спиной звон сабли. Гусар уже занес карабелю над головой наказного, но Карпо сумел подставить под удар свою саблю, сгоряча окликнув наказного. Рассвирепевший гусар обернулся и, выругавшись, скользнул карабелей по подставленной Карпом сабле, чуть задев руку Жмайла. Но в этот же момент гусара настиг смертельный удар Карпа. - Давно не было таких жарких схваток, чтоб ты взбес