столи. - В доме ни к чему пистоли, Иван. Надеть всем сабли! - тихо и властно посоветовал Богдан. С крыльца донеслась польская речь. Богдан еще раз окинул взглядом гостей. И громко засмеялся, чтобы услышали в сенях его неподдельно веселый, звонкий смех. - Теперь, хлопцы, за стол! За стол и подымем бокалы с вином! Ну, затягивайте колядку, друзья мои, как пели когда-то наши отцы: А в нашего пана горилкы пивжбана, Горох'яни кныши, а в засиках мыши... Сию, вию пашныцэю, Роды, божэ, пшеныцэю!.. - "Нэхай пани казяться, що мыши им злазяться..." - завел Карпо Полторалиха свою коляду, которую дружно подхватили сидящие за столом. Богдан обернулся к незваным гостям. Пошел им навстречу, сопровождаемый дружными голосами: Горох'яни кныши, а в засиках мыши... Рядом с Богданом, встречая гостей, стояла хозяйка дома. - Просим пана полковника! Благодарю за честь, за праздничный визит к нам! - гостеприимно произнес, когда умолкли колядники. - Покойный отец мой был очень высокого мнения о королевской шляхте и твердо убежден, что лучшие представители ее с достойным уважением относятся к праздникам украинского народа. Вижу, что он не ошибся! Блаженный Лойола, кажется, так и пишет в своих "Духовных упражнениях": "Ум в жизни ценится значительно выше, чем самая высокая святость!.." А это, прошу, уважаемый пан воевода, моя жена Ганна, сестра известного переяславского купца... Каменецкий каштелян Александр Пясочинский растерялся от такого неожиданного приема. Какими переливами звенели шпоры у этого писаря Хмельницкого, а какая у него выправка! Любой мазур позавидовал бы его стройности. К тому же цитата из Лойолы, произнесенная под аккомпанемент колядок схизматов! Растерявшийся и ругавший себя за это позднее посещение полковник терзался еще и тем, что не сможет достойно ответить этому... чигиринскому писарю! Лойолу он должен был бы знать не хуже всякого схизматика. - Пшепрашам, пшепрашам... [простите, простите... (польск.)] - бормотал полковник, ловя руку хозяйки, протянутую для приветствия, и думая, как ему быть с рукой такой простой, но красивой хозяйки... В этот момент, очень кстати, его выручил все тот же чигиринский писарь, гостеприимно беря полковника под руку, намереваясь усадить его, как гостя, за стол. За вторую руку его поддерживала хуторская красавица, хозяйка дома. Воевода вздрогнул от мысли, что ему приходится безропотно покориться. Неужели он сядет за стол рядом с этой казацкой молодежью, в походной одежде, при полном боевом снаряжении?.. Вместе с подвыпившими казаками? - Дзенькую бардзо, пани хозяйка! Но не с праздничным визитом приехали мы со старшинами к вам, - показал он рукой на сопровождавших его командиров. Богдан отпустил локоть каштеляна, поклонился, давая понять, что готов к деловому разговору. - В таком случае, панове, проходите в другую комнату. - И, обращаясь к своим гостям, сказал: - А вас, друзья, прошу продолжать встречу Нового года, и, пожалуй, вместо колядок, давайте споем новогоднюю. Воздадим должное обычаям наших отцов и дедов! Ганнуся, оставайся с гостями. Уважаемые панове, надеюсь, простят тебя. - Колядники, ха-ха, - засмеялся Пясочинский, наконец обретя равновесие. - Пшепрашам бардзо. Но, перейдя в другую комнату, Пясочинский отказался сесть. - Разговор, уважаемый пан Хмельницкий, очень краткий и весьма срочный, - первым произнес чигиринский полковник. - Надеюсь, вы мне разрешите рассказать о цели нашего неожиданного приезда? Пясочинский кивнул головой, с нескрываемым интересом оглядывая рабочий кабинет полкового писаря. В кабинете на стенах висели рушники, турецкий ковер (недавний подарок наследника крымского хана!) и несколько оригинальных полотен западных мастеров живописи... Вдруг он вспомнил дубовые кресла в покоях Острожского, из благородного рода которого происходит его жена. На столике в углу лежало несколько новых книг в кожаных переплетах - первые печатные издания острожской и львовской типографий. Как бы подчеркивая свое внимание к печатному слову, гость с достоинством потрогал некоторые из книг. Раскрыл одну, перелистал страницы и, не читая, положил на прежнее место. Отдельно на столе лежала старинная книга с пестрым узором арабской письменности. Недавнему польскому послу в Турции Пясочинскому нетрудно было узнать Коран, а рядом латинское издание "Города Солнца" Кампанеллы. В углу - икона архистратига Михаила, который в стремительном небесном полете рассекал огненным мечом клубящиеся облака. Позолоченная рама на иконе свидетельствовала о глубоком почитании хозяином этого символического образа. - Это, уважаемый пан полковник, реликвия нашего рода, телохранитель моего отца, архистратиг Михаил... Прошу пана присесть, так будет удобнее вести деловой разговор! - снова настойчиво предложил Богдан. На этот раз полковник-пацификатор, словно от усталости, упал в удобное, обитое сафьяном кресло. "Очевидно, с удовольствием читает этот богопротивный Коран, как и сумбурные пророчества Кампанеллы!.." - подумал пан Пясочинский. А в соседней комнате пела и шумела разгулявшаяся молодежь, гости хозяина. Вдруг зазвучала бандура, и голос слепого кобзаря, заглушив пение Карпа, словно из-под земли донесся и в эту уютную комнату: Та, гэй, кобзо моя, дружынонька моя, Бандуро мальована, прорэчыстая!.. Степенный пан каштелян вздрагивал, сидя в сафьяновом кресле. По улыбке хозяина понял, что для него появление в доме кобзаря не было неожиданным. ...Гэй, пан! господынэ молодая! Зажый зиля Хмэля-Хмэльнычэнка: Та щоб цвив-процвитав, Над Славутою орлом злитав!.. Но чигиринский полковник и тут пришел на помощь встревоженному каштеляну: - Пан каштелян не для прогулки приехал сюда с низовий Днепра, побывав на Кодацких порогах, возле которых коронный гетман хотел бы построить самую дальнюю крепость. Речь идет, пан писарь, об объединении казаков в полки. - Да пни и так объединены в полки, уважаемые панове! Не понимаю, как еще надо объединить их? - спросил Богдан, воспользовавшись короткой паузой чигиринского полковника. - Не реестры, а воины... воины нужны пану коронному гетману! - не утерпел Пясочинский. - Сколько вооруженных казаков болтается без дела возле Днепра. Речь Посполитая обеспокоена. Московский царь снова подтягивает свои войска к Смоленску. А на Черниговском направлении?! Королевские войска на Дунае помогают австрийскому цесарю. Его величество король болеет. Поэтому пан коронный гетман сам решил собрать двадцать тысяч вооруженных казаков... - Двадцать тысяч?.. - удивился Богдан, развеселив своего гостя. - Да их, кажется, не больше шести тысяч в реестре! Остальным, как известно, предложено сложить оружие, сжечь чайки и разойтись по домам. Очевидно, уже и разошлись. - Уважаемый пан писарь, это шутка или хуже?.. - нервничал Пясочинский, прислушиваясь к голосам за стеной и пению кобзаря. - Речь идет о двадцати тысячах вооруженных казаков, а не реестровцев! А разошлись ли нереестровые казаки, уважаемому пану писарю, очевидно, лучше знать, чем мне. Надо навербовать из них, - подчеркнул он, кивнув на дверь, откуда доносились звуки бандуры. - Надо навербовать двадцать тысяч отлично вооруженных воинов. - Это совсем иное дело, уважаемые паны! - И Богдан пристально посмотрел в окно, за которым чернела пустота. Он видел, как неудобно было одетому пану Пясочинскому сидеть в кожаном кресле, держа саблю на поручнях. - Да разве наберешь их теперь двадцать тысяч? - и кивнул в сторону двери, вызвав этим еще большее оживление гостя. Тот задвигал саблей, точно подгонял Богдана. И Богдан закончил: - Слыхали мы о том, что большая часть казаков собралась снова отправиться в морской поход. Народ голодает, ищет казацкого хлеба. Пясочинский вскочил с кресла, потрогал саблю и, словно ловя Богдана на слове, с восторгом произнес: - Правильно мыслите, пан писарь! Собираются на море... А не лучше ли им отправиться в земли московского царя? Черт с ними, с этими реестровыми казаками. Пану гетману нужны храбрые воины, которые могли бы отразить нападение на Смоленск! В разговоре с глазу на глаз так и заявил пан коронный гетман... Никто, говорит он, не способен так умело и быстро объединить прекрасных приднепровских воинов, как чигиринский писарь пан Хмельницкий. - Он так и сказал? А почему бы не польный гетман пан Казановский? Наконец, пан Николай Потоцкий?.. - И снова посмотрел в окно. - И о них говорили, уважаемый пан Хмельницкий. Приднепровским воинам, или, как они называют себя, казакам, нужен не грозный, как вышеназванные паны, командир, а молодой, энергичный, хорошо понимающий душу казака атаман... Именно понимающий душу казака, уважаемый пан Хмельницкий! Егомость пан Конецпольский, подумав, так и сказал: только молодой чигиринский писарь, сын подстаросты Богдан Хмельницкий, любимец покойного Жолкевского! Таким образом, как видите, пан Богдан, с каким уважением относится к вам коронный гетман. - Скажу откровенно, не ожидал. Искренне благодарю вас за сообщение!.. Но об этом, как понимаю, уважаемые паны, я лично должен поговорить с коронным гетманом. И немедля! - словно очнувшись от задумчивости, закончил Богдан этот деловой разговор. Наконец он понял ситуацию. Не отклоняя их предложения и не давая согласия, он высказал желание продолжить этот разговор с коронным гетманом Речи Посполитой и дал понять полковнику, что их новогодний визит на этом закончен. Гостеприимный хозяин улыбнулся, прислушиваясь к праздничному шуму друзей за стеной и к кобзарской думе, и быстро поднялся с кресла. Орлом сызокрылым над Славутою злитав... - закончил кобзарь. 7 Была глубокая ночь, когда Богдан вместе с Сулимой вышел из светлицы. Пусть молодежь отплясывает гопака под бандуру! Он уже обдумал предложение коронного гетмана. Роман Харченко так и не возвратил ему коня, но Богдан уже не сердился на него за это. Конь служил казаку в боях с королевскими войсками. Богдан посоветовал Сулиме немедленно подобрать самых лучших молодых казаков и отправиться с ними в далекий военный поход. - Куда же? Снова на море и на северное побережье Турции? - задумчиво спрашивал Иван Сулима. - Куда, куда?.. Разве я знаю, где казак может найти свое счастье. Не обязательно воевать с турком на его земле. Вон на обоих берегах Дуная до сих пор война. Разве тебе впервые бывать там! Когда-то ты хвастался наградой папы римского за то, что подарил ему несколько сот голомозых пленников. - Девать их некуда было, - смеясь, оправдывался Сулима. - Знаю. Воевал бы ты, если бы не задобрил грозных святейших... Теперь у тебя все-таки есть протекция у самого папы римского! До Вероны протоптал дорожку с такой тяжелой ношей, как пленники, вот и должен был сделать этот... дружественный подарок папе, - засмеялся Богдан, подбадривая Сулиму. - Может, пригодится когда-нибудь и эта награда. - Вряд ли, Иван. Папа умер, а новый, Урбан, и своих партизан уничтожает с помощью наемных войск. Медальон его предшественника не является свидетельством на право искать в горах Италии повстанцев. Но, независимо от этого, славянские народы на Балканах стонут не только под ярмом турок, но и европейских пацификаторов... Не следует, говорю, слепо впутываться в военные драки. Взять хотя бы, к примеру, грабителей, войска султана на Балканах. Пускай бы народ Болгарии, да и другие славяне Приморья почувствовали, что у них есть друзья на Днепре. Надо два-три года перебиться, собраться с силами... ...И полковник Сулима с двумя тысячами казаков отправился к берегам Черного моря и за Дунай. "Ой Дунай, мий Дунай..." - запевал Карпо Полторалиха, а за ним подтягивали казаки. С песней и вступили казаки Сулимы на согретые южным солнцем болгарские земли. Здесь даже зимой не надо было заботиться ни о теплой одежде, ни о теплой хате. Многие казаки не впервые тут. Утаптывали стежки в горах Македонии и в загребских придунайских лесах. Двухтысячный отряд казаков поредел еще возле устья Дуная. Несколько сот старших казаков отделились в Килии, пошли на море. Вместе с ними поплыл и Назрулла сводить свои счеты с султаном. Сулима не удерживал их. - Счастливого пути, - говорил он на прощанье. - Плывите по морю, такая погода хорошо помогает казаку. А мы обойдем море по славянским землям. Может, в Царьграде и встретимся. Если раньше нас доберетесь туда, кланяйтесь голомозым. Скажите, что Иван Сулима придет жениться на первой одалиске султана! - Да и о невесте-туркене для Карпа не забудьте напомнить при этом, - пошутил Полторалиха. В действительности Сулима не был уверен в том, что не повернет свои полки к морю где-нибудь в более населенном побережье Болгарии. Но здесь трудно было бы найти необходимое количество челнов для такой армии казаков. 8 А на Балканах разгоралась большая война, начатая чехами. Сулима знал, что эта война продолжается на берегах Дуная уже десять лет. - Воюют люди и закаляют свою ненависть к панам! - говорил в кругу друзей Сулима. - Мы тоже не рыбку удить прибыли сюда с Днепра. Турецких угнетателей хватает и в этих султанских владениях. Славяне будут помогать только нам, а не туркам... Турецкие войска, воевавшие на болгарских рубежах султанских владений, встревожились, узнав, что у них в тылу, чуть ли не у итальянской границы, появилась армия казаков. К Ивану Сулиме привели турецкого посланца от софийского беглер-бека, командовавшего турецкими войсками. Отуреченный славянин, как он сам назвал себя при встрече с казаками, слишком самонадеянно и довольно воинственно стал выполнять свою миссию. - Головы снесу этим казацким атаманам! - закричал он в первые минуты встречи с казаками дозора Карпа Полторалиха. - Забыли о том, что вместе со своим польским королем данниками султана живете на наших приднепровских землях? Где ваш атаман? - Погоди, голубчик, не кричи. Проводим тебя и к атаману! Карпа хотел перекричать! Как бы свою голову не потерял, пустая макитра... - ответил Карпо, связывая этого воинственного парламентера. Сулима велел развязать посланца и вытащить у него изо рта кляп. - Кто ты? - спросил Сулима по-турецки. Но когда парламентер заговорил на балканском наречии, он засмеялся: - Глупого теленка родила твоя мать. Чего бесишься, продажная басурманская шкура! Повесить бы тебя, чтобы проветрился, как тарань на солнце. Но иди и передай паше, что Сулима со своими запорожцами сначала в гости к папе Урбану заглянет. Вот, видишь? - Сулима вытащил из кармана папский медальон и поднес его к глазам турецкого парламентера. - А преградите нам путь, будем драться с вами! Родниться же придем в Стамбул! - Так и передай беглер-беку, макитра... - вставил свое слово нетерпеливый казак. Поначалу и в самом деле пытались договориться с софийским беглер-беком. Ведь им ничего не стоило назвать себя здесь войском ненавистной туркам Речи Посполитой. Но несколько вооруженных стычек, да и имя казацкого атамана Сулимы убедили турок, что они имеют дело с вольными запорожскими казаками, а но с войсками польского короля. На этом и закончился мирный казацкий поход. Точно вихрем втянуло их в Балканскую войну, и они стали невольными союзниками итальянцев, участниками затяжной войны в долине Дуная. Втянувшись в эту войну, вынуждены были сражаться. Назад теперь не так легко возвращаться, как беспрепятственно шли они летом почти до итальянской границы! Вот впереди она, знакомая и Сулиме Италия! Он не забыл своего давнего рейда по этой земле. Медальон папы Григория всегда носил при себе, как веское свидетельство участия в Европейской войне. Более десяти лет назад он тоже воевал на стороне чешского народа. Австрийский цесарь прибрал Чехию к своим рукам, но кому-то из соседних государей завидно стало, они выступили "в защиту чехов" и перессорились между собой... - Не для нас эта воина, - сказал тогда Максим Кривонос, ища для себя иных путей в жизни. "Нашел ли? - промелькнула горькая мысль. - Очевидно, итальянские солдаты знают, куда ушли лисовчики..." Вспомнил он и о намеке Богдана, когда они прощались перед этим походом: - Возможно, где-нибудь встретите и наших лисовчиков! Вам во что бы то ни стало надо встретиться с итальянскими воинами, расспросить их... И повел Сулима своих казаков не к морю, как договаривались в Килии, а в противоположную сторону, на розыски следов Кривоноса. - Если удастся, постараемся пробиваться без боя, - советовался Сулима с казаками. - Но если уж турки нагло будут преграждать нам путь к соединению с итальянцами, не жалеть голомозых! 9 Во время встречи с Пясочинским в канун Нового года Богдан сказал: "Я должен лично поговорить с коронным гетманом!.." Тогда же шла речь о немедленной встрече с гетманом, находившимся в Баре. Но сейчас была не летняя пора, когда в любой момент сел на коня и поехал, а зима. Богдану не приходится краснеть за то, что не выполнил своего обещания. Чигиринский полковник и сам вскоре понял, что ехать Богдану Хмельницкому при таком бездорожье в Бар или в Краков было бы неоправданным геройством. Кстати, и Пясочинский из-за бездорожья вынужден был остановиться в Белой Церкви, пережидая метели и гололедицы. Да и стоит ли Богдану торопиться со встречей с коронным гетманом, чтобы договориться об участии в казацком походе против московского царя? Правда, ему надо было встретиться и поговорить с Конецпольским! Коронный гетман не только управлял войсками, но и направлял государственную политику Речи Посполитой. После Нового года никого не удивляло оживление казачества. Реестровым и нереестровым казакам было о чем подумать и поговорить. - Кажется, писарь у нас дельный, - говорили чигиринцы, узнав о разговоре Богдана с комиссаром коронного гетмана. Даже реестровцы стали с интересом присматриваться к Богдану. Через Субботов и Чигирин теперь свободно проходили нереестровые казаки, особенно молодежь. Никто не прятал своего оружия, а, наоборот, во всей округе увеличился спрос на сабли и пистоли. Другая новость молнией распространилась по стране... Умер король Сигизмунд III! На время Речь Посполитая осталась без короля, и казалось, что орел со скипетром державы в когтистых лапах, символизировавший собой власть, остался без короны. - Ну, братья казаки! Теперь-то уже и у нас спросят мужи Варшавы, кого бы мы желали избрать королем! - передавали чигиринцы слова полковника Острянина. Действительно ли сказал это Острянин на Сечи или нет, но молва распространилась, как эхо в лесу. - Владислава, очевидно, изберут без нас! Хотя должны бы пригласить и казаков на елекцию... [избрание короля (польск.)] - вслух рассуждал Богдан. Но на сейм казаков не пригласили. И хотя старшины реестровых казаков и некоторые из провинциальных украинских панков добивались "справедливости", Польские сенаторы грубо отказали им. - Не хотите порадовать украинцев! - возмущался Адам Кисель на одном из заседаний во время королевского безвластия. - Не будет у нас мира с приднепровцами! - Вы уж лучше замолчите, пан Кисель! - закричали сенаторы сейма. А когда украинцы потребовали предоставить им государственные права, сенаторы только посмеялись над ними. Делегацию реестрового казачества даже не пустили в Варшаву. Только в Кракове король дал аудиенцию казакам. Выслушав их жалобы, он торжественно успокоил реестровиков. Король Владислав был приветлив, но неуступчив. Он снова настаивал на участии казачества в войне против Москвы... Богдан чутко прислушивался к разговорам казаков в Чигирине. Он приглашал к себе кобзарей не только для того, чтобы послушать их думы, но и расспрашивал, о чем говорят люди на Украине. Кобзари рассказывали и о походе Сулимы. С Запорожья, по следам этого неугомонного казака, неслись не только кобзарские песни и думы: Як злэтив орэл, славный козак Иван Сулима, На турецькых слидах та на козацькых шляхах... Поговаривали также и о том, что шляхта угрожает казакам. Богдан улыбался, выслушивая это, хотя не до смеха было писарю Чигиринского полка реестровых казаков! После избрания нового короля шум постепенно утих и все становилось на свои места. Богдан узнал о том, что турки вдруг снова зашевелились. Может, султан захотел напомнить новому польскому королю, что Речь Посполитая является турецким данником? - Сулима все-таки насолил туркам! Султан подтягивает свои войска к молдавским границам. Во главе войск поставил софийского беглер-бека Аббас-пашу. Очевидно, для участия в торжественной коронации Владислава? - шутил Богдан, разговаривая с чигиринцами. "Пора проучить варшавских изменников!" - грозился султан, отправляя войска Аббас-паши на Приднестровье. Навстречу войскам Аббас-паши отправился из Кракова коронный гетман Конецпольский. Перед этим он послал гонцов к своим старостам на Украине, чтобы они ускорили снаряжение казаков. Софийский беглер-бек Аббас-паша, не успевший задержать в Болгарии полковника Сулиму с войсками, двинул свою орду на украинские земли вдоль Днестра. Под угрозой оказался и Каменец. В связи с этим, по приказу полковника Адамовича, Богдан Хмельницкий выехал с полком чигиринских казаков в район Каменца. Чигиринский полковник Адамович не хотел отставать от других реестровых полковников, которые уже отправили своих казаков под Смоленск, в помощь молодому королю Владиславу. Сопровождать же этот сборный полк во главе с Юхимом Бедой полковник Адамович и поручил Богдану Хмельницкому. - Вот вам, пан писарь, и представляется удобный случаи поговорить с коронным гетманом, - сказал полковник. Казакам, в свою очередь, представилась возможность доказать свою доблесть на поле боя. Давно исключенный из реестра каневского полка за глумление над киевским воеводой во время боя на болоте у Куруковских озер, сотник Беда не очень огорчался. Хотя из реестра его и исключили, но среди старшин и казаков он пользовался большим уважением. Сотника считали опытным и смелым командиром. А для военного похода на Дунай - лучшего не найдешь! - Не разгневается ли коронный гетман, узнав сотника? Может, не Бедой, а, скажем, Лихом назвать его?.. - озабоченно говорил чигиринский полковник Адамович. - Если понадобится, я сам поговорю с коронным гетманом! - решительно сказал Богдан, беря под защиту бойкого и сметливого старшину. Фамилию Беде не пришлось менять. 10 Богдан был писарем Чигиринского полка, а не этого сборного. Но до самого Каменца фактически вел его как старшой. Да и полком не называли этот отряд добровольцев, чтобы не пугать шляхтичей присвоением Беде звания полковника. Каждый казак в отряде знал, что до Каменца старшим у них является чигиринский писарь Богдан Хмельницкий. Именно пользуясь этим правом, он и посоветовал Юхиму Беде взять помощником казака лубенского полка Мартына Пушкаренно. - Лучшего помощника не найти! - говорил Богдан. К тому же этим он угождал и полковнику Адамовичу, беря помощником командира не случайного воина, а своего казака. Писарем сборного полка Богдан предложил назначить Ивана Богуна. Только Филона Джеджалия отстояла Лукерия, оставив его, единственного мужчину, хозяйничать на хуторе. Богдан снарядил для Ивана лучшего коня на хуторе. Отдал он Ивану и свой самопал, не пожалев ни пороха, ни пуль. А Лукерия отдала сыну саблю, принадлежавшую когда-то Наливайко. - Будешь сечь голомозых, вспоминай о своей матери, Ивасик! - приговаривала она. Казалось, что она сама взяла бы саблю и пошла воевать с этими людоловами, которые причинили ей столько горя. Филон не скрывал зависти, видя, как мать провожает Ивана в первый боевой поход... По дороге от Чигирина до Днестра казаки узнали, что орда буджацких татар и передовые отряды мультянцев пересекли реку и стали опустошать хутора, уводя в неволю людей. Более сильные и ловкие убегали, разнося тревожную весть по степям и лесным дорогам. Гетман Конецпольский спешил с войском навстречу врагу, каждый день посылая гонцов к старостам и полковникам, требуя подкреплений. Гонец и встретил чигиринцев как первую помощь с Днепра. - Коронный гетман будет рад! - сказал гонец. - Потому что без казаков, говорит, тя-яжело до-обиться по-обеды. Отряд чигиринцев должен был встретиться с гетманом недалеко от Каменца. И Богдан вспомнил о своем разговоре с Конецпольским в беседке роскошного сада Потоцких на крутом берегу Днестра. Это было давно, но все-таки разговор волновал его и теперь. От доставленного рейтарами "языка" гетман узнал, что летом возле моря прошел, направляясь в Италию, Сулима с двухтысячным отрядом казаков. Под Каменцем Конецпольского уже поджидали жолнерские части. Там он узнал, что первый казацкий полк чигиринцев идет на помощь. Коронный гетман и не мыслил начинать войну с турками без украинских казаков. Прибывших казаков коронный гетман встретил с подчеркнутым вниманием, обещал лично встретиться с чигиринскими казаками, а с молодыми старшинами любезно поздоровался за руку. Ведь они - цвет храбрых украинских воинов! Он дольше, чем других, задержал руку Богдана, окидывая взглядом мужественную фигуру, словно сравнивал его с собой. "Силе и ловкости этого стройного казацкого старшины, - думал он, - мог бы позавидовать любой командир польского войска". - Мне о-остается только восхищаться паном Хме-ельницким! - торжественно произнес он, похвалив молодых старшин казацкого полка, подобранных Богданом. Конецпольский не скрывал своей радости от встречи с Богданом. Он встретил Богдана как равного себе, как знатного шляхтича, расстроив этим все планы намеченного Богданом нелицеприятного разговора с гетманом. То, что Конецпольский нисколько не удивился появлению здесь сотника Беды, свидетельствовало о том, что гетману крайне необходимы хорошие воины и что он умеет ценить воинскую доблесть казацких старшин. Ведь он с ними должен переправиться через Днестр, а это не на охоту! Не зря назначен беглер-беком в Софию Аббас-паша Эрзерумский. Коронному гетману приходится заискивать перед казацкими старшинами. Именно тут, на Днестре, ему больше всего нужны такие старшины, как Беда! О неприятном инциденте на Куруковском озере гетман даже не вспоминал. Сейчас ему было не до этого: Аббас-паша следом за ордами татар грозно продвигался к Днестру. Турецкие отряды Аббас-паши, взбешенные тем, что у них в тылу проскочили казаки Сулимы, вымещали свою злобу на украинских людях, живших за Днестром. 11 Отрядам Сулимы приходилось вступать в бой с турками и далеко за пределами Болгарии, на границе с Италией, в тылу основных враждующих сторон в Балканской войне. Бои эти были случайные, они возникали неожиданно, как вихрь, и быстро прекращались. Турки сразу чувствовали, что имеют дело с казаками. С ними приходилось им сталкиваться и на Дунае, где воевали лисовчики Стройновского. Казаков Сулимы турки принимали за действующий отряд австрийского цесаря и немедленно отходили, не препятствуя их продвижению на запад. А Сулима с казаками не спешил, словно притормаживал время. Он сохранял силы. Да и стоило ли растрачивать их здесь? Кое-кто из молодых старшин спрашивал: - Зачем нам эти итальянские земли? - Да не земли нам нужны, - убеждал Сулима других... Но был ли он сам уверен в том, что это так, трудно сказать. Понимал: медальон папы сделал бы его союзником итальянских войск, а значит - врагом испанских! Вооруженные нападения войск австрийского цесаря на придунайские страны давно уже превратились в большую Европейскую войну. Украинцам нечего было делать ни с цесарем Австрии, ни со шведским королем, ни с французскими и испанскими захватчиками, которые зарятся на чешские придунайские земли. Вот поэтому Сулиму и его казаков беспокоили только турки. Зачем голомозые лезут в эту драку европейских правителей из-за господства в Европе? - Получается, что и дальше продвигаемся только ради казацкого хлеба, воюя с турками! - роптали старшины и казаки Сулимы. - Бои, бои... Разве они нужны нам?.. Нам бы только Кривоноса разыскать, а потом сразу повернули бы к морю. А попробуй найди его в такой заварухе, - говорил, словно советуясь с самим собой, Сулима. - Корм коням и харчи казакам всегда нужны. Почему бы и не напасть нам на голомозых? Такие у них кони! И зачем они прутся на чужие земли? - поддерживали полковника молодые старшины, которые впервые отправились в такой далекий поход. - Верно. Всех до единого казака мы уже посадили на лучших янычарских коней. Что и говорить... - поддакивали казаки. - Не один черт, где бить голомозых, пан полковник! - воскликнул Золотаренко, поддерживая полковника. Вдруг громкий хохот донесся из-за холма, и тут же показался отряд казачьей разведки во главе с Карпом Полторалиха. А где Карпо, там всегда смех и шутки. Сулима обернулся, ища глазами Карпа. Его нетрудно было узнать по громкому разговору и обнаженной голове - он даже зимой ходил без шапки. - Эй, казаче! Не случилось ли что? - спросил издалека. - Конечно, случилось, пан полковник! - отозвался Карпо, пробиваясь сквозь толпу казаков. - В этот раз, батько Иван, самого Карпа ведут как на веревке. Друзья болгары с жалобой или с предупреждением спешат к нам. Что-то про турков... Подавай им старшого, да и только, словно дозорные за пазухой его носят. Только теперь увидели казаки, что Карпо шел в окружении не то итальянских, не то французских воинов. По их внешнему виду можно было судить, что они давно не воюют: все безоружные, опустившиеся, заросшие. И трудно было определить, сколько им лет. Только передний казался моложе других. Неужели они искали именно их, запорожских казаков? - Вот вам и наш старшой, панове братушки, - показал Карпо на Сулиму. - Драги приятелю!.. На драго сердце ми е да гледам това народната сила! [Друзья!.. Сердечно рад видеть такую народную силу! (болг.)] - произнес самый младший из них. Он остановился и показал рукой на собравшихся в лесу казаков. Потом низко поклонился Сулиме и отрекомендовался: - Доктор на богословието и канонического право, болгарски човек Петир Парчевич!.. - Даже страшно... - шепнул Карпо старшине Ивану Золотаренко. Его услышали некоторые казаки и засмеялись. Услышал и Парчевич и расценил это как дружескую шутку. - Кой то се бои от врабци, да не сее проса! [Бояться воробьев - не надо сеять проса! (болг.)] - дружеским тоном сказал он, обращаясь к Карпу. И казаки поддержали его дружным смехом. Молодой болгарин Петр Парчевич не нуждался больше ни в каких рекомендациях в этом кругу настоящих друзей. Сулима поздоровался со всеми его товарищами, которые пришли сюда, ища поддержки или помощи. Гостей посадили на бревна напротив Сулимы со старшинами. Казаки не впервые принимают болгар. Когда казаки продвигались по берегу моря, к ним не раз приходили болгары предупредить, что янычары намереваются преградить путь казакам, потопить лодки на речных переправах. Сулима и старшины решили, что и эти пришли предупредить их о какой-то новой угрозе со стороны турок. - Наш народ до сих пор поет песни о русских воинах, которые давным-давно, еще во время царствования Асана Второго, помогли ему отвоевать престол болгарского царства. Мы ждем, что воины с Волги и Днепра снова придут и освободят болгар от турецкого ярма. - Да, казаки не на жизнь, а на смерть воюют с голомозыми! - сказал кто-то из старшин. Молодой доктор богословия и канонического права только вздохнул, взглянув на старшину. - Поэтому мы и не поддерживаем войну на Балканах. Мы только понемногу портим кровь туркам, - сказал Сулима под одобрительный смех казаков. - Наши люди снова должны подняться против турок! Но кому-то надо разбудить их, воодушевить и возглавить! А кто у нас осмелится на такое? Болгары никак не могут очнуться после разгрома восстания турецкими войсками. А ваши казаки... О, мы хорошо знаем их по партизанской борьбе в Италии. - В Италии?.. О ком вы говорите? - встревожился Сулима, догадываясь, на что намекает Парчевич. - О лисовчиках Кривоноса, об украинских казаках, которые сражались в Италии! - спокойно произнес Парчевич. Сулима вскочил, следом за ним поднялись с бревен казаки и старшины. - Вы знаете нашего Кривоноса? - приблизился Сулима к Парчевичу и, схватив его за обе полы мундира, потянул к себе. Тот даже растерялся... - Так мы же вместе... протаптывали горные тропы в Италии, вместе боролись за свободу и справедливость. Но это было давно. Храбрый казак Кривонос ушел из Италии, - словно оправдываясь, продолжал Парчевич. - Ушел из Италии? А куда? Ведь Кривонос - наш друг! К нему на помощь и идем мы в Италию... - наконец объяснил Сулима, только сейчас поняв и сам, куда и зачем идет он с казаками. - Кривонос ваш друг? Но и наш! - оживился болгарин. Казаки попросили Парчевича рассказать им все, что ему было известно о Кривоносе и его друзьях. Но больше того, что отряд казаков во главе со своим атаманом Кривоносом несколько лет партизанил вместе с болгарами, итальянцами, испанцами и даже с изгнанными из своей страны турками в горах и лесах Италии, - Парчевич не знал. - Восстание было жестоко подавлено испанскими правительственными войсками. Вдохновителя восставшего народа Кампанеллу с трудом удалось спасти французским друзьям. А куда деваться партизанам, особенно чужеземцам? И разбрелись они кто куда, как и мы. Вот крадемся на родную землю, - все так же спокойно говорил Парчевич. И, спохватившись, добавил: - Правда, двое моих друзей снова хотят вернуться в отряд... - Не тяни, браток, жилы! Убежал Кривонос или нет? - торопил Юрко Лысенко, особенно интересовавшийся Кривоносом. - Пошел Кривонос в наемные войска французов, поддавшись на уговоры... папского нунция Мазарини, любимца папы Урбана. Уж очень этот нунций любит Францию... А ваш Кривонос будто бы его старый... приятель! - улыбнулся Парчевич, вспомнив, что еще не рассказал самого интересного о "дружбе" партизана Кривоноса с сицилийским дворянином Мазарини. - Ежели Мазарини любимец папы, так какой же он, черт возьми, друг Кривоноса? - допытывался Богун. - Что же, бывают чудеса! Ведь папа Урбан уважал и Кампанеллу, считал себя другом Галилея!.. - А кто такой Галилей? Наверно, такой же папа? - не утерпел Вовгур. Болгары переглянулись. - Галилей самый крупный ученый на земле. Но бог с ним с Галилеем, братья! Кривонос пошел за Кампанеллой во Францию. Воины и там нужны... А мы завернули сюда, чтоб предупредить вас, братья. Беглер-бек Аббас-паша помирился с поляками и ведет свою грозную армию с Днестра на Дунай. Он грозится уничтожить весь ваш отряд! - Так, может, и нам повернуть следом за Кривоносом! Смогли бы вы показать нам дорогу к нему? Ведь говорите, что двое из вас хотят направиться туда? - вмешался Юрко Вовгур. - Да, двое наших собираются разыскать Кривоноса. - И я с вами, братцы! - воскликнул Юрко Вовгур. 12 Теперь выбирай, атаман, какие пути безопаснее: на чайки и в море или немедленно отправляться за Дунай, к австрийскому цесарю? Болгарские друзья сообщили Сулиме о поражении войск паши на Днестре. Молодой турецкий султан в гневе повелел повернуть войска и истребить до единого казаков, прорвавшихся во владения правоверного султана. - Аллах повелевает устами падишаха, - сообщали гонцы, - немедленно очистить придунайские земли от неверных гяуров этого злейшего шайтана-запорожца, богопротивного Сулимана! Атаман засмеялся, услышав, как исказили мусульмане его имя. Но им овладела и тревога: ведь он привел сюда не подвижной, небольшой отряд, а более тысячи казаков! После встречи с болгарскими патриотами Сулима сразу же повернул свои войска к болгарскому побережью Черного моря. - Два года побродили по свету, хватит! Пора и домой возвращаться. - Так Аббас, сказывают, уже и Дунай перешел возле Килии! Хватит ли у нас сил отбиться в случае столкновения с его ордой? - тревожились ближайшие друзья Сулимы. - Не на суда же посадит Аббас тридцатитысячную орду! Этот пес обязательно пройдет со своей оравой по равнине между морем и Дунаем. Для этого чайки ему не нужны, да и безопаснее, чем на море!.. А нас горсть в сравнении с его ордой. Да и чайка для казака - словно колыбель матери. - Намытарились, что и говорить! Хотим на море, батько Иван, - поддерживали Сулиму и молодые казаки. - Давай наказ! - Наказ, друзья мои, будет один: не щадя коней, скакать как можно быстрее к морю! Захватите все суда на берегу. - А как же кони? Кони для казака - его жизнь! - зашумели казаки. - Да черт с ними, с конями! Оставим болгарам, ежели уцелеют после такой бешеной скачки. Все, что окажется лишним, придется сжечь. Сами видите, что армада озверелых турок уже спешит сюда. Успеть бы и нам!.. До ближайшего болгарского берега казаки Сулимы добрались только спустя две недели. Временами им приходилось вступать в бои с турками, снова возвращаться к Дунаю. Казаки с радостью встретили море, потому что в него впадали и воды Славутича-Днепра. Но бурлящее море было безграничным и бездонным. Его не перепрыгнешь, как ручеек. Казак без чайки на море, как и без коня в походе, если не воронью в степи, то хищным рыбам на съедение достанется... - Лето, братцы мои, вода как парное молоко! - восхищенно воскликнул Карпо, первым добравшись с разведкой к морю. - Айда искать челны, панове казаки! - приказывал Сулима, хотя хорошо понимал, как трудно раздобыть их в чужом, опустошенном турками краю. Это не Запорожье с его столетними вербами, где каждая из них, можно сказать, челн. - Позволь мне, атаман, вместе с другими желающими пробиться за Дунай, к лисовчикам Стройновского! Ведь на всех челнов все равно не хватит? Иван Сулима вздрогнул от неожиданного предложения Золотаренко. - Что это ты вздумал, Иван! Тогда уж всем вместе пробиваться, хотя бы и к лисовчикам. - Вместе, вместе... Как ты пробьешься с такой саранчой, как у нас?.. Лучше разделиться. Молодежь пошла бы со мной, обманем турок, собьем их с нашего следа... И увидел, что эта мысль не испугала Сулиму, а понравилась ему. Полковник словно очнулся. Неожиданное, но и спасительное предложение! А по болгарскому побережью Черного моря все больше и больше разносились слухи не только о поражении Аббаса и его перемирии с поляками, но и о том, что турецкая конница уже находится возле устья Дуная, направляясь в погоню за казаками. Услышали об этом и казаки Сулимы. - Будем же молить бога, панове товарищество, чтобы нам благополучно окунуться в эту казацкую купель, - говорили пожилые казаки, собираясь отправиться вместе с Сулимой в морской поход. - Разве вам впервые! - подбадривал их Карпо. Он первым поддержал и Золотаренко. Следом за Карпом, словно сговорившись, закричала и молодежь: "Согласны!" И снова казаки объединялись в сотни, курени. Сулима предложил уходящим вместе с Золотаренко выбрать самых лучших коней. Казаки делились порохом, уходящим в море отдавали лучшую одежду. Одного дня хватило, чтобы разбиться на два отряда. Сулима с грустью отметил, что большая часть казаков ушла с Золотаренко. Вечером того же дня и распрощались. Казаки, решившие пойти с Золотаренко, сердечно провожали казаков, отправившихся с Сулимой. Последним сел в атаманскую чайку Иван Сулима. "Отчего мне так грустно расставаться с ними?" - спрашивал он себя, вглядываясь в даль. Там, на чужом берегу, оставались его дети! - Не задерживайтесь и вы, братья. Не забывай, Нечипорович, что тебе надо вернуть на Украину и казаков-лисовчиков, обманутых полковником Стройновским и королевскими наемниками цесаря. Непременно вернуть! Сам знаешь, украинская земля стонет в ярме. Сейчас Украине нужны свои, надежные войска! Понял?.. - уже отплыв от берега, крич