сь повозками. И несколько повозок с высоким верхом, окруженные охраной воинов, свернуло к царскому дворцу. Роксана! Роксана явилась перед ним измученная долгой, трудной дорогой. Но, увидев Александра, сразу вся словно засветилась от счастья. Александр бросился к ней, прижал ее к груди. - О моя светлая! О моя светлая! Эта бесхитростная девушка гор несла в себе свой мир - непостижимый мир здоровья, радости, солнечного спокойствия. В ней было все, чего сейчас так не хватало Александру. Сатрапы Александра начали собираться к царю. Каждый день являлись пышные караваны - вельможи со своей свитой и дарами, со своим войском. В Кармании становилось людно. Праздники и трудовые заботы, чередуясь и перемешиваясь, заполняли дни. Во дворце было тесно от гостей, от их ярких нарядов, сверкающих доспехов, от шелковых плащей... Но, оставаясь один, Александр тотчас посылал кого-нибудь из своих молодых слуг: - Узнай, нет ли вестей от Неарха? С многочисленной свитой и войском явились к царю правители Мидии Клеандр и Ситалк, те самые, что по приказу Александра убили Пармениона. Гордо, с независимым видом, вошли они в зал. Клеандр почтительно приветствовал царя, однако глаза его глядели дерзко. Но не успел Александр ответить им приветствием, как на улице вокруг дворца поднялся непонятный шум. Гефестион поспешил узнать, что случилось. Через несколько минут он, бледный, вошел обратно. - О царь, ты сам должен услышать, что говорит войско этих людей! - Что они там говорят? - сердито крикнул Клеандр. - Что они там клевещут? - Неужели царю надо слушать, что говорят простые воины? - сказал Ситалк. Но царь встал и вышел к войску. Тысячи жалоб и обвинения - из тысячи уст. Обвиняли Ситалка и Клеандра. - Они творили нам всякие несправедливости! - донеслось к царю. - Они грабили храмы! - Они разрывали старые могилы! Александр вернулся в зал черный от гнева. - Разве не знали вы, что в моем государстве правители не смеют грабить моих подданных? - закричал он мидийским сатрапам. - Не оправдывайтесь. Тысячи свидетелей против вас. Вам нет оправдания. Он позвал стражу: - Увести и казнить. И чтобы все видели! И чтобы все знали, что сатрапам, не оправдавшим моего доверия, пощады не будет! Заботясь о том, чтобы его сатрапы не разоряли страну, Александр надеялся завоевать признательность подвластных ему народов. Он хотел властвовать над богатым и хорошо устроенным государством, а не над разоренной и нищей толпой, и его уже начинали тревожить неурядицы, восстания, произвол сатрапов, которым он верил... Являлась страшная мысль, что великое его государство уже теперь начинает разваливаться. Во дворце бродил приятный шум празднеств. Звучала музыка. Веселые восклицания доносились в отдаленный покой, дымок благовоний пробирался сквозь толстые занавеси... Царь сидел один. Тяжелая тревога снова увела его от праздничного стола. Там новые гости - сатрапы из дальних областей, дары, поздравления. А у него болит голова. Багровый ужас пустыни не отпускает его. Он видит этот мертвый берег, его ноги снова вязнут по колено в жгучем песке, он снова чувствует, как силы покидают его, а глаза заволакивает туман... ...А они где-то там, плывут мимо этого мертвого, безводного берега. А может, и не плывут уже... Океан огромен. Так легко затеряться кораблям в его темной пучине! - Не вернулись гонцы с побережья? На окрик вбегает юный слуга. - Нет, царь. Еще нет. - Как вернутся, пусть идут прямо сюда. И вчера, и позавчера, и все эти дни он посылает гонцов в прибрежные селенья - не слыхать ли чего-нибудь о флоте? Гонцы приходят с одним ответом: - Никто не видел флота. И никто ничего не слышал о нем. По ночам вокруг Александра бушевал грозный Океан... Черные волны поднимались к небу и разбивали один за другим его корабли... А иногда не разбивали. Измученные моряки боролись с волнами, приставали к берегу. Но это был опять тот же самый злой берег, где гибли его воины, безмолвная пустыня, затаившая смерть. Моряки выходили на этот берег, ложились на песок, умирали... Сны были так реальны, что Александр кричал от ужаса, от тоски. Просыпался, узнавал роскошное спокойствие дворца, приходил в себя. Но тоска оставалась, угнетая сердце. - Нет ли гонцов? - Двое вернулись. Они здесь. Александр вскочил: - Что? - Ничего, царь. Никто ничего не видел. Но наступил день, когда к царю вошел Гефестион и сказал: - Александр, явился здешний гипарх [Гипарх - правитель области. Не путать с гиппархом, гиппарх - начальник конницы.], говорит, с известием о Неархе. - Где он? Правитель области стоял на пороге. - Где они?! - О царь, Неарх благополучно пристал с флотом к берегу в устье Анаспиды... Эта река в пяти днях пути отсюда. - Это правда? - Это правда, царь. - Гонцов туда! Немедленно! Неарх ведь не знает, что я здесь, в Кармании! - Он знает, царь. Он расположился лагерем. Огородил лагерь валом и рвом. А сам собирается к тебе, царь! У Александра отлегло от сердца. Флот остался цел. Неарх жив. Скоро явятся гонцы, а с ними и он, его флотоводец! Но гонцы вернулись растерянные. Они не нашли лагеря Неарха. И сколько ни спрашивали, ни искали - никто не видел флота. - Это слепые, нерасторопные кроты, - гневно сказал царь, - пошлите других гонцов. Немедленно! Через несколько дней вернулись и эти гонцы, объездили весь берег: никакого лагеря там нет, и никто о нем не слышал. И еще раз послали гонцов. И еще раз. Некоторые, боясь царского гнева, не вернулись. Никто не видел флота... Александр снова потерял надежду. Он приказал привести гипарха. - Ты рассказал мне сказку, - крикнул Александр, - вероломную сказку ты сочинил мне! Ты осмелился шутить горем войска, горем царя! - Я сказал правду, царь! Неарх там, на берегу! Но царь уже не слушал его: - Заковать в цепи этого лжеца! Гипарха увели. Александр, бледнея, повалился на ложе. Силы уходили из его тела. И снова ночные видения - корабли, налетающие на скалы, стоны и крики тонущих... Бескрайние, темные просторы Великого моря, и среди них одинокие, затерявшиеся триеры, которым никогда не вернуться... И снова зловещая пустыня, пески, пески... И тела умерших людей на песках... НЕАРХ А Неарх тем временем уже шел к Александру. Его воины достраивали свой лагерь, чинили корабли. Здесь они были уже в безопасности, и Неарх мог покинуть их на время. Он шел вместе со своим другом Архием. И еще пять человек сопровождали их. На дороге им встретились царские гонцы. Неарх остановил их: - Скажите, где стоит царский лагерь? Гонцы еле взглянули на них. Но показали путь и поехали дальше. - Неарх, - сказал Архий, осененный догадкой, - уж не нас ли они ищут? Давай скажем, кто мы такие, и спросим, куда они едут? Неарх остановил гонцов: - Эй, друзья, вы ищете кого-нибудь? - Мы ищем Неарха и войска которое прибыло на кораблях. Неарх засмеялся: - Ну, так я и есть тот, кого вы ищете. Ведите нас к царю. Гонцы соскочили с колесниц, окружили моряков. Перед ними стояли странные люди - длинные, косматые волосы, косматые бороды, бледные, пожелтевшие лица, ввалившиеся глаза. Одежда в лохмотьях. - Я - Неарх, друзья! Да, это был Неарх. Люди, вернувшиеся из преисподней! Гонцы закричали от радости, посадили их в свои колесницы и погнали коней обратно, к царю. Подъезжая к лагерю, несколько гонцов в нетерпении соскочили с колесниц и побежали к царскому дворцу. - Царь, вот едут Неарх и Архий! И еще пятеро с ними! - Неарх! Неарх... - Александр побелел, как его хитон. - А войско?! Значит, эти несколько человек - все, что осталось от моего флота... Флот погиб! Он нетерпеливо ждал Неарха. - Неарх пришел, царь! В зале появился незнакомый, заросший, оборванный, смертельно исхудавший человек. Александр смотрел на него в недоумении. Человек улыбнулся, блеснули его крупные белые зубы. - Неарх! Это ты, Неарх! - Это я, царь! И вот Архий со мною! Александр поглядел на них. И вдруг слезы хлынули у него. Он теперь часто и легко плакал. Изнурительный индийский поход, страшные испытания Гедросии, тревога за Неарха и свой флот, тревога из-за грозных неурядиц в его государстве - все это безнадежно подорвало могучие нервы Александра. - О Неарх! Я вижу тебя и Архия живыми. И мне уж не так тяжело перенести нашу потерю... Расскажи, как погиб мой флот и мое войско? - Царь, твой флот и твое войско не погибли. Корабли стоят на реке. А мы пришли, чтобы сказать тебе об этом! Вскоре Неарх, отдохнувший, отмывшийся, одетый в богатые одежды, выступал перед всем войском. Огромная масса людей, расположившаяся полукругом, слушала Неарха, затаив дыхание. На него смотрели с жадным любопытством и удивлением: ведь он побывал в таинственном и неизвестном Великом море, он прошел с кораблями по неведомым путям... Что видели там моряки? Что испытали? Царь и его свита сидели тут же, рядом с Неархом. Неарх повел рассказ с того дня, как они вышли их устья Инда: - Не сразу могли мы выйти в Океан. Пассаты, супротивные ветры, дуют все лето с моря на сушу, гонят воду вверх по реке, не дают плыть. Пришлось ждать, когда переменится ветер. Дождались, пошли. А в устье Инда оказались рифы. Волны бьют, кипят, ни один корабль не выстоит. Ничего. Прорыли канал, целых пять стадий, по каналу вышли в море. И пошли вдоль берега... Неарх развернул перед царем карту, начерченную во время плавания. - Вот этот берег, - Неарх водил пальцем по чертежу, - вот тут, справа, высокая гора Эйрон. А слева остров, низкая песчаная земля. В конце острова хорошая гавань, - вот она. Я назвал ее твоим именем, царь, - гавань Александра. - Правильно, Неарх! - Около этих берегов нас одолел голод. Не стало сил вести корабли. Вышли на сушу, стояли двадцать четыре дня, отдыхали. Ловили рыбу. Доставали раковины, огромные раковины. А воду пришлось пить соленую. Потом пошли дальше. Вот тут, в этом месте, плыли между скал. Так тесно, что весла с обеих сторон ударялись о скалы. И, наконец, пришли к реке. Она называется Арабий. Обрадовались - река, вода! Но хоть и река эта Арабий, а вода в ней оказалась соленая, как в море. Что делать? Вышли на берег, раскопали песок, там вода пресная. Так вот и добывали воду - останавливались, раскапывали песок, пили. Особенно тяжелое дело - это прилив и отлив. То тебя несет на скалы, на отмели. То тебя тащит куда-то в море. И так нас здесь измотало, так мы настрадались, что я решил дать воинам передышку. Корабли оставили на якорях, а сами вышли на берег. И что же? Как раз в это время Леоннат привез нам хлеб. Леоннат, - Неарх обернулся к Леоннату, который сидел за спиной царя, - ты спас нас в это тяжелое время, клянусь Зевсом! Пусть боги будут милостивы к тебе во всех твоих начинаниях. - Я сделал это по приказу царя, Неарх! - отозвался Леоннат. Неарх обернулся к царю: - Ты все предусмотрел, царь! Мы тогда десять дней грузили хлеб на корабли. Это было в Пагалах, вот здесь. Тут я спихнул Леоннату со своих кораблей всех слабых, всех ленивых. А себе взял у него настоящих людей. - Да, так и было, - отозвался Леоннат. Неарх рассказывал долго. И о том, как велик Океан, как суровы, жарки и пустынны его берега. И о том, как попали мореплаватели к ихтиофагам, которые едят только рыбу и дома себе строят из рыбьих и китовых костей... - А киты вам встречались? - спросил Александр. - Видели вы их? - О! Еще бы! - крикнул Архий. - Видели, царь, - продолжал Неарх. - Чудо из чудес! Задали они нам страху. Мы тронулись из Кинза - вот отсюда, - палец Неарха нашел точку на карте, - море тихое. Рассвет. Гладкая вода. И вдруг бьет струя. Да так высоко! Как сейчас вижу - заря, море темное, а струя блестит над ним, как серебро. Воины мои да и я сам испугались. Потому что непонятное что-то! Спрашиваем у индов-переводчиков: что за чудо? А это, говорят, киты. Это они, говорят, плывут и воду кверху выдувают. Глядим, уже не одна струя - несколько. У моих гребцов и весла из рук выпали. Конец! От таких чудовищ не уйти. Кончилось наше плавание! Тогда я говорю: "Что вы, говорю, воины вы или кто? Кому и когда мы сдавались? Ну-ка, становите корабли в ряд, поверните их носами к этим китам. Давай в наступление!" И пошли на них всем фронтом. Да как закричали что есть силы, да как хлопнули все сразу веслами по воде! Да как затрубили в трубы! Глядим - они под воду! А потом снова всплыли, но уже за кормой. Так мы от них и спаслись. - Неарх спас флот и в этом случае, и во многих других, - сказал Архий. - А вот было еще... Историям Неарха не предвиделось конца. Были тут рассказы о том, как взяли приступом городок на берегу ихтиофагов - ради хлеба. И о таинственном острове, где, говорят, пропадают люди, хотя Неарх высаживался на нем и вот - не пропал. И о другом острове, где будто бы живет одна из нереид и превращает людей в рыб, а потом кидает их в море. Но Неарх считает, что все это пустая болтовня... - Расскажи подробней о том высоком береге, который мысом уходит далеко в море, - попросил Александр, - я вижу, у тебя на карте тут залив. Но что по ту сторону мыса? - Хорошо, царь, расскажу, что удалось узнать. Мы стояли в море на якорях. И смотрели на этот мыс. Вдруг твой главный кормчий Онесикрит - вот он, - Неарх кивнул в сторону Онесикрита, - приказывает: плыть прямо на этот мыс. "Нечего нам терпеть всякие беды и опасности возле берегов - то приливы, то отливы, то подводные скалы!" Ну, я сказал ему: "Ты, Онесикрит, глуп! Ты глуп, Онесикрит, - повторил Неарх, услышав протестующий возглас Онесикрита, - ты глуп, говорю я, если не знаешь, с какой целью отправил царь этот флот. Он послал нас не потому, что не мог сухим путем в целости вывести все войско, но потому, что хотел точно разузнать все берега вдоль пути флота, все стоянки, острова, заливы, узнать, какие там есть приморские города, какая земля плодородна, какая пустынна. Неужели мы должны уничтожить все наше дело, когда уже подошли к концу своих трудов? А если этот мыс уходит так далеко к югу, что мы снова попадем в пустыню, без воды, без хлеба?" [Это был острый выступ Аравии, где македоняне действительно попали бы в пустыню.] - И еще раз Неарх спас флот, - как припев повторил Архий, - оттуда мы не вернулись бы. СВАДЬБЫ Снова Персия, знакомые, когда-то пройденные дороги, подвластная македонскому царю страна. И тут, в Персии, сразу начались для Александра крупные неприятности, Произвол сатрапов, уверенных, что Александр погиб в Гедросии. Заговоры. Новоявленный царь мидийцев, уже надевший на себя высокую кифару персидских царей... Александр решил взять государство в железные руки. Люди, не оправдавшие его Доверия, должны умереть. И он казнил каждого, кто не смог оправдаться на следствии. - Пусть знают все, что преступники будут наказаны. И наказаны жестоко! Но казни и заговоры - не битва с врагом на поле сражений. Это оставляет ядовитый след в памяти, омрачает душу, ожесточает сердце. И теперь уже редко видели царя веселым, он тяжело и угрюмо смотрел на людей. Пасаргады, древний персидский город... Снова ехал Александр на коне во главе конницы этеров по знакомым улицам - по слепым, окнами внутрь дворов, улицам восточного города. Едва отдохнув, он отправился навестить гробницу Кира. Вот и луговина, и белые дорожки, ведущие к темному саду, где стоит этот небольшой зиккурат... Смущенно, не глядя в лицо Александру, встретили его маги. Чувствуя недоброе, Александр соскочил с коня и поспешил к гробнице. Гробница была разграблена. У Александра от гнева и возмущения стало темно в глазах - осквернили гробницу Кира, которого он так почитал! - Аристобул! Ты когда-то украшал последнее жилище этого великого царя. Попытайся еще раз войти к нему и посмотри, что там. Аристобул тогда был на несколько лет моложе. Но и сейчас он сумел подняться к куполу. Купол оказался разбитым. Крышка гроба снята, тело Кира сброшено. Все драгоценности, украшавшие гроб, золотой стол, золотая посуда, славное оружие царя - все вытащили из гробницы. Пытались унести и золотой гроб: рубили его, сплющивали, чтобы протащить в узкое отверстие, но не смогли и оставили его исковерканным... По приказанию Александра Аристобул исправил гроб, уложил тело Кира, закрыл крышкой. Снова поставил покойному царю золотой стол и золотую посуду. Снова положил ему роскошные, шитые золотом одежды, ожерелья, золотые цепи с драгоценными камнями, украсил гробницу яркими лентами... Дверцу сделали незаметной, заложили ее камнем, замазали глиной. И в глину вдавили печать царя Александра. Магов Александр приказал пытать - пусть назовут преступников. Маги терпели пытку, но сказать ничего не могли. Они не знали, кто разграбил гробницу. - Спросим у Орксина, - мрачно сказал Александр, - как могло случиться в его сатрапии это злодеяние? Войско Александра тронулось к Персеполю. Сатрап Персии Орксин встретил царя дарами и приветствиями. Лукавый перс не скупился на пышные похвалы победам Александра. Но следствие подтвердило обвинения. Орксина повесили. Мрачные мысли одолевали Александра. Как скоро все эти люди, которым он доверил власть, похоронили его. Кого оставить в Персии вместо Орксина? Телохранителя Певкеста. Человека, который доказал в войне с маллами, что готов умереть за своего царя. Певкест один из первых надел персидскую одежду. Он выучил персидский язык, чтобы не зависеть от переводчиков и быть наиболее полезным царю в управлении персидскими областями. - Ты возлагаешь на меня тяжелую ношу, царь, - сказал Певкест, - но я приму ее, если ты этого хочешь. Стоял февраль. Войско Александра продвигалось к Сузам. Шли медленно. Отдыхали, раскинув лагерь среди садов и полей, на берегах рек. Кони паслись в лугах, нагуливая силу. Но царю отдыха не было. Доклады, отчеты по содержанию войска, письма из дальних сатрапий, письма из Индии - неурядицы, вспышки восстаний... Письма, требующие немедленного вмешательства царя. И письма из Македонии, от которых можно сойти с ума. Царица Олимпиада бушует ненавистью к Антипатру, который не подчиняется ей. Антипатр теряет терпение от этой вражды и просит оградить его от несправедливости царицы. Что делать ему с Македонией, с его родным домом в Пелле? Он никогда не позволит ни себе, ни другим обидеть мать. Может быть, отозвать Антипатра? В Сузах к Александру собрались все его войска. Пришел со своими отрядами Гефестион. Привел свой флот Неарх. А вскоре по улицам города прошагало в полном боевом снаряжении еще одно большое войско, при виде которого старые македонские воины изумились и вознегодовали. Шла четким шагом, вооруженная македонским оружием, построенная македонским строем, фаланга персидских юношей. Те самые тридцать тысяч юных персов, которых Александр велел обучить македонскому военному искусству. Их привел Певкест - персидский сатрап Александра. По лагерю зашумели враждебные выкрики. Кое-где ударили в щиты. Засверкали мечи, выхваченные из ножен... Но фаланга шла, не нарушая строя, сумрачные черные глаза, глядящие из-под шлемов, грозили... И македоняне опустили оружие. К еще большей своей обиде, македоняне увидели, как радостно, как ласково принял царь это персидское войско - как родных сыновей! Македоняне, понурив голову, разбрелись по своим палаткам. Конечно, царь любит персов. Он набирает себе персидское войско. А они, македонские воины, прошедшие с ним все войны, царю больше не нужны! - Чего нам ждать, если царь даже в жены себе взял азиатку! Александру было известно, о чем говорят в войске. Но разговоры эти скоро прекратятся. Он знает, что ему делать. Александр устроил большой пир для своих этеров и военачальников. И после первой чаши вина, когда гости повеселели, но еще были трезвы, царь сказал: - Я женился на азиатке, друзья. Думаю, что будет хорошо, если и вы все женитесь на азиатках! Друзья онемели. Чаши звякнули о столы. - Невест много, - продолжал Александр, - дочери царя Дария, дочери знатных персов. Для каждого найдется хорошая невеста. Гефестион, всегда владеющий собой, смотрел на Александра с молчаливым упреком. - И ты женишься, Гефестион, друг мой. Одна из дочерей царя Дария будет твоей женой. Разве ты откажешься от царской дочери? Гефестион молча опустил глаза. - Царь, - сказал, смеясь, Неарх, - а ты что же, будешь у нас сватом? - Не только сватом, - ответил Александр, - я и сам еще раз женюсь. Женюсь на персидской царевне. У нас будут персидские дети, мы все породнимся. Вот тогда и не будет больше разговоров, кто эллин, а кто варвар. Или для вас не велика честь породниться со своим царем? - О Александр! - упавшим голосом сказал Гефестион. - Каким испытаниям ты нас подвергаешь! - Друг мой, Гефестион! - ответил Александр. - Я и себя подвергаю тому же. Но ведь ты знаешь, чего я хочу. Когда мы породнимся с азиатами и тысячи македонян породнятся с ними, разлад между эллинами и варварами сам собою исчезнет. И это укрепит мою власть. Гефестион молчал. Длинные черные кудри, упавшие на лоб, скрывали его глаза. Он понимал, что Александр надеялся этим смешением народов скрепить свое разноплеменное государство. Но жениться на персиянке... - Ты думаешь, что я очень счастлив назвать женой Статиру? - продолжал Александр. - Ошибаешься. Лишь одна женщина есть в моей жизни - Роксана. - Я понимаю, Александр. - Гефестион улыбнулся Александру. - То, что ты решил, - правильно. Может быть, только выполнить очень трудно... Гефестион, сын Аминтора, был чистокровным эллином, и преодолеть присущего эллинам отвращения к варварам он не мог. Он мог только скрывать его. Такого роскошного празднества еще не видели персидские города. Пять дней шумело свадебное веселье. Женился царь. Женились его этеры, его военачальники. Женились на азиатских женщинах воины-македоняне. Когда стали считать, то оказалось, что свадеб было больше десяти тысяч. Царь всем невестам дал богатое приданое, он щедрой рукой одаривал всех новобрачных. Кто думал о счастье? Кто ждал счастья? Многих прельстило приданое невесты. Многие хотели угодить царю. Женщин о согласии не спрашивали. Они должны были забыть о своих отцах и братьях, погибших в битвах с македонянами, которые стали их мужьями. Но могли ли они забыть? Александр все понимал. Злое, с прямыми чертами лицо Статиры не привлекало его. Но он веселился, пил вино, громко приветствовал певцов и флейтисток. И потихоньку, с затуманенной, захмелевшей головой, шептал себе в чашу: - Светлая моя". Светлая моя... Роксаны не было в Сузах. В тот же день, как узнала о том, что готовятся свадьбы, не простясь с Александром, она уехала в Вавилон. Александр сделал то, что хотел. Но он чувствовал, что эти свадьбы по его приказанию не принесли радости никому. Многие, получив приданое от царя, тут же покинули своих жен. Многие женщины, безропотно покорившиеся приказу царя, бежали и прятались от своих мужей, которые были им ненавистны... Объединения не получалось. Какое-то тяжелое уныние, как похмелье после большого пира, угнетало лагерь. Что сделать, чтобы в войске поднялось настроение? Дать денег? Александр знал, что многие воины его завязли в долгах, и он решил уплатить их долги из своей царской сокровищницы. По всему лагерю были поставлены огромные столы. На них лежали груды золота и серебра. Глашатаи ходили по войску: - Воины македонские, если у кого есть долги, царь заплатит их. Приходите и записывайте свои имена. Лагерь гудел. Это неслыханно! Царь хочет уплатить их долги! Но записываться не спешили. Царь хитроумен. Может быть, он вовсе и не собирается платить их долги, а просто хочет выяснить, кто из них живет безалаберно и тратит больше, чем имеет... А таких среди войска немало. Получили жалованье и тут же пропили или проиграли... Да ведь и кроме жалованья, было достаточно всякой добычи. Что скрывать? Грабили и города и деревни. И все-таки в руках ничего не осталось, кроме долгов. Что-то скажет им царь, когда это все всплывет наружу? Лишь немногие внесли в списки сбои имена. У них были большие семьи, и жалованья не хватало. Царь с удивлением смотрел, что к столам никто не подходит. А когда понял, в чем дело, рассмеялся. И рассердился. - Царь говорит только правду своим подданным, - сказал он, - и подданные должны верить своему царю! И уже не велел записывать имен должников - пусть берут так. Началось веселое оживление. Сначала смущенно, потом уже уверенно воины предъявляли долговые обязательства. Рабы, взятые на войне, едва успевали таскать мешки с деньгами к столам. В этот день по войску разошлось двадцать, тысяч талантов. Александр одарил и военачальников, учитывая сан и учитывая доблесть в сражениях. А лучших друзей своих за их подвиги увенчал золотыми венками - высшей наградой Эллады. Первым получил венок Певкест, прикрывший царя щитом у маллов. Потом Леоннат, который тоже, вместе с Певкестом, защитил у маллов царя и блистательно победил оритов в Индии. Затем был увенчан Неарх, проложивший морской путь по Великому морю. Получил золотой венок и Онесикрит, кормчий царского корабля. Гефестиону, много построившему и мостов, и верфей, и городов, Александр сам надел золотой венок. Казалось, конца не будет празднествам и веселью. Но так только казалось. Александр уже обдумывал дальнейший поход и дальнейшие завоевания еще не завоеванных земель. РАЗЛАД Войско у Александра уже не то, что было. Много у него людей и больных, и старых, и отягченных ранами, уже не пригодных ни к битвам, ни к тяжелым переходам. Он давно думал о том, что надо отправить стариков на родину. Он думал об этом, когда видел, как идут перегруженные семьями и всяким скарбом обозы, замедляя ход армии. Он думал об этом, когда видел, как, превозмогая слабость и усталость, шагают старые македоняне... Армию надо было формировать заново. И когда эти мысли приняли отчетливую форму твердого решения, Александр созвал войско. К вечеру войско стояло перед царем. Оно стояло пестрое, многоликое на пылающей зноем желтой земле. В безжизненном небе висело потускневшее малиновое солнце. Александр поднялся на возвышение. "Как сейчас обрадуются старики! - думал он. - Как возблагодарят и царя, и богов!.." Войско затихло. Безмолвие сузийского плоскогорья словно поглотило людей. - Слушайте мое решение, о воины! Войско слушало. - Я решил отпустить домой всех, кто больше не пригоден к военной службе. По старости. Или по увечьям... Я отправлю вас на родину и каждого награжу так, что дома земляки ваши будут завидовать вам! Царь ждал взрыва ликующих голосов. Но войско молчало. Александр с изумлением понял, что воины не обрадовались, а глубоко обиделись на своего царя. Сначала где-то вдали, в глубине отрядов, началось ворчание. Оно становилось громче, приближалось к передним рядам. Уже можно было расслышать слова. - Конечно, мы царю больше не нужны. Много ли мы отдали ему? Всего только свою молодость и здоровье! А теперь, когда мы потеряли свои силы, - так уходи, ты не нужен! - Разве не видите, какая одежда на нем? Персидская на нем одежда! И персидское войско ему по душе. На что мы ему? - Уже и друзья его надели персидские столы. А мы все еще помним Македонию и отцовские обычаи. - Какие там друзья в персидских платьях? А в чем им быть, если они персы? - Что ж? Пойдем пасти коз в Македонию, а мечами колоть дрова. Пускай персы пользуются славой наших побед! - Как видно, не мы, а персы ходили с ним в поход и завоевали для него царство! И уже крики поднялись со всех сторон: - Раз мы тебе не нужны - увольняй всех! Мы уйдем. Воюй один, если ты сын Зевса. Так вот пусть твой отец Зевс и берет для тебя города! Александр, уже привыкший к персидской лести и земным поклонам, онемел, слыша, как македоняне поносят его - его, своего царя! В ярости он соскочил с возвышения и бросился в гущу войска. Он заметил тех, кто особенно громко кричал и грубил, и своей рукой вытолкнул их из рядов одного за другим. Задыхаясь от негодования, он крикнул страже: - Взять их! И казнить! Немедленно! Стража тотчас арестовала растерявшихся людей. Войско замерло. Тринадцать человек, не промолвив ни слова, ушли со стражей, повинуясь воле царя, над которым только что глумились. Александр, разгневанный и расстроенный, снова поднялся на возвышение. Его речь обрушилась на воинов, как индийский ливень: - Не за тем, чтобы удержать вас, македоняне, будет сказано мной это слово - вы можете уходить куда хотите, - но чтобы вы поняли, кем вы стали и с кем расстаетесь. Когда отец мой Филипп пришел на царство, вы были нищими. Одетые в кожухи, пасли вы в горах по нескольку штук овец и с трудом отстаивали их от иллирийцев, трибаллов и соседей фракийцев. Он надел на вас вместо кожухов хламиды, свел вас с гор на равнины, сделал вас грозными противниками для окрестных варваров, научил вас охранять себя, полагаясь не на природные твердыни, а на собственную доблесть... Александр перечислял все, что сделал для Македонии Филипп, и воины молча кивали головами. Да, это так и было. Напомнил, с чем вышли они в Азию. У Филиппа было долгов пятьсот талантов. Да еще сам Александр взял в долг восемьсот талантов, когда повел их из страны, которая не могла накормить свой народ досыта. Напомнил, что сделал для них он, Александр. Он распахнул дорогу через Геллеспонт, хотя персы были тогда господами на море. Завоевал побережье Срединного моря. Богатства лидийцев, сокровища персов и индов отдал им. Он отдал им Великое море. Они уже нынче сатрапы, они - стратеги, они - таксиархи... - А теперь я собрался отослать тех из вас, кто не годен к военной службе, и отослать так, чтобы дома им завидовали. Но вы хотите уйти все. Что ж, ступайте все. И, придя домой, объявите, что Александра, своего царя, который победил персов, мидян, бактрийцев и саков, завоевал Парфию, Хорезм и Гирканию, переправился через Инд, через который никто не смог переправиться, кроме Диониса; переправился через Гидасп, Акесин и Гидраот; переправился бы и через Гифасис, если бы не остановились; проплыл по Великому морю, прошел через пустыню гедросов, где раньше никто не проходил с войском, в то время как флот шел от земли Индов в Персидское море, - и такого царя вы оставили в Сузах и ушли, бросив его под охраной побежденных варваров. Такое известие принесет вам, пожалуй, славу и милость богов. Ступайте! Ни на кого не глядя, Александр покинул возвышение и ушел во дворец. Свита, телохранители ушли вслед за ним. Войско стояло в молчании. Это было горькое молчание. И горькие слова могли бы сказать воины в ответ Александру: "Да, ты провел нас победителями через всю землю. А скольким из нас зажигали погребальные костры на тех дорогах, по которым мы шли? А сколько из нас остались изувеченными ради нашей и твоей славы? А как, в какой тоске по родине будут доживать те из нас, которые остались в твоих Александриях, среди чужой земли и чужого народа? И мы, завоевавшие вместе с тобой весь мир, - разве стали мы счастливее, потеряв и молодость, и здоровье? И как же не видишь ты, отсылая старых воинов домой, как это им тяжело и обидно? У них больше нет сил носить сариссу и скакать на коне, - так пусть идут эти победители всех стран к себе в Македонию пасти коз, они тебе больше не нужны!" Воины в растерянности разбрелись по лагерю. Солнце погасло, наступила душная тьма. Задумчиво, еле переговариваясь, сидели у костров. Некоторые шли к военачальникам. - Как же нам быть? Уходить в Македонию? Военачальники отвечали сдержанно: - Царь вам разрешил. - Так что же? Уходить? - Можете уходить. Много обидных слов царю было сказано и вслух, и втихомолку. Но время шло, и уже начались другие разговоры. Они - воины и привыкли жить по-военному, в походах, в военных лагерях... А теперь надо уходить домой. Но как же так - взять да и уйти? Столько лет они были с Александром вместе, столько горя вынесли вместе, столько славных побед отпраздновали! Как же им оставить его? Нет. Пусть будет так, как велит Александр. Пусть идут старики - ведь они пойдут и с наградами, и со славой. А зачем уходить всем? Разве Александр отсылает всех? Наступило утро. Началась обычная лагерная жизнь. Воины ждали выхода царя. Царь не вышел. Он закрылся в своих покоях. Даже телохранители не могли войти к нему. Александр всю ночь пролежал без сна. Все существо его было потрясено тяжкой обидой, гневом, негодованием. На рассвете наступило забытье. Он слышал голос Гефестиона и не знал, снится ему это или Гефестион сидит возле него. Вошел юный слуга - ему показалось, что царь зовет его. Александр открыл глаза. Он был один. Все вокруг было в каком-то тумане. Мелькнула страшная мысль: "Неужели опять слепну?! Как тогда, у скифов... После удара камнем..." Он велел принести вина. Юноша принес вино. - Царь, пришел Гефестион. Царь молча махнул рукой, приказав выйти. Его никто не должен видеть сейчас таким беспомощным... Он пил чашу за чашей, не подливая воды. Вино давало отдых мыслям, давало забвение. Он не хотел ни о чем помнить, не хотел ничего знать. Нет его. Он умер. Шатаясь, он вернулся на ложе. Тишина. Мгла... Опять кто-то говорит с ним. Голос далекий, еле слышный: "Искандер, думаешь ли ты обо мне когда-нибудь?.. Ах, Искандер..." "Роксана, моя светлая!.." "Нет, Искандер, я уже не светлая. Одиночество иссушило мне сердце. Ведь ты не любишь меня, Искандер, ты взял себе другую жену". "Жена моя только ты, Роксана!" "Да, только я. Но ты оставил меня так надолго. И на все дела у тебя хватает времени - только нет времени для меня. И самая длинная у тебя дорога - это дорога ко мне. Я живу среди вавилонской роскоши, а мне душно здесь, и тоска сводит меня с ума. Этот дворец страшен... Здесь стоят каменные чудовища - крылатые быки. Внизу чужой город, чужой народ... Я хочу в горы, Искандер, там вольный воздух, там ласковое солнце, там растут крокусы... Белые крокусы... Я умру здесь, Искандер!.." "Я скоро буду у тебя, Роксана. Скоро!" "Я ее убью, Искандер... Потому что я уже не светлая. Я ее ненавижу. И я ее убью!.." Александр открыл глаза. Отсвет малиновой зари лежал на полу, среди колонн. Вечер? Утро? Александр встал. Болела голова, ныла рана в груди, из которой вырезали зазубренную стрелу. Александр и на второй день не вышел к войску. Вечером к нему собрались этеры. - Царь, - сказал Леоннат, - прости их. Они в смятении. И не знают, что делать. - Как не знают? Знают. Они сказали, что все уйдут домой. Пусть идут. Вступился и Гефестион. - Царь, забудь эту размолвку! - Размолвку? Нет. Это не размолвка. Пусть идут. - Что же ты будешь делать без войска? - У меня мое персидское войско. На третий день македоняне увидели, что во дворец едут персидские военачальники. Нисейские [Кони из Нисейской долины, где росли обильные кормовые травы.] кони играли под ними. Одежды светились золотом. Персы ехали надменно, с неподвижными лицами. Они глядели на македонян и не видели их. Войско насторожилось. Что это? Почему персы собираются к царю? Вскоре военачальники объявили воинам решение царя. Начальство над войском вручается персам. Варварское войско делится на лохи, как войско македонян. Будет персидская агема. Отряд "серебряных щитов" будет персидским. Будет персидская фаланга. И конница этеров тоже будет персидской. Среди македонян сразу поднялся неудержимый шум. Отдать персам своего царя-полководца и все свои завоевания, добытые с такими мучениями, с такой кровью? Этого македоняне вынести не могли. Воины со всего лагеря ринулись к царскому дворцу. Оружие со звоном падало к царскому порогу, громоздясь грудой в знак того, что македоняне пришли как умоляющие. Они кричали, чтобы их впустили к царю. Александр сидел над списками войск. Он не шутил. Персидские военачальники отдавали земной поклон и, получив поцелуй царя, торжественно садились вокруг него. Александр распределял между ними начальство над различными частями войск. Гул и шум за стенами дворца становились громче, настойчивей. "Собрались уходить, - думал Александр, - пусть идут!.. Пусть идут! - а сердце сжималось от горя. Он и сам не знал, как он вынесет, если македоняне и в самом деле уйдут. Но - пусть идут!" Вошел начальник дворцовой стражи: - Царь, они никуда не хотят уходить. Они плачут! Александр поднял голову, лицо его вспыхнуло. Растолкав персидских вельмож, царь почти бегом бросился к войску. Он остановился на верхней ступени белой лестницы, над грудой македонского оружия, брошенного к его порогу. Воины, увидев его, снова закричали, прося прощения. Многие плакали. - Что вы хотите, македоняне? - спросил Александр. - О чем вы просите? Вышел вперед один из военачальников конницы этеров Каллин: - Царь, македонян огорчает то, что ты уже породнился с персами. Персы зовутся родственниками Александра и целуют тебя. Из македонян же никто не удостоился этой чести! - Всех вас я считаю своими родственниками! - закричал Александр. - И отныне так и буду вас называть! И македоняне, помирившись со своим царем, снова взяли свое оружие, брошенное у ступеней дворца, запели пеан [Пеан - военная песня.] и разошлись по своим палаткам. Стало так, как сказал царь. Старые, увечные, больные, усталые - все ушли в Македонию. Царь щедро наградил их за службу и сверх жалованья каждому выдал по таланту. Но детей их, рожденных в лагере, оставил у себя. Это сначала ошеломило воинов. Жены-азиатки, взятые во время похода, оказались любимыми, а дети, родившиеся здесь, - дорогими. Отцов уводили из семей... Александр сам пришел в лагерь: - Оставьте здесь свои семьи, македоняне. Пусть не приходит вместе с ними в Македонию раздор. Как они помирятся с теми семьями, которые ждут вас дома? Я сам позабочусь здесь о воспитании ваших детей. Я воспитаю их по-македонски, я сделаю из них воинов македонян. А когда они вырастут, я сам приведу их в Македонию и передам в ваши отцовские руки! На это нечего было возразить. Надежда на встречу облегчила горе разлуки. "Что еще сделать для них? - думал Александр, видя, как строятся для похода его старые воины. - Чем еще утешить их?" - Кратер, друг мой, ты пойдешь с ними и проводишь их, - сказал он своему верному полководцу. - Они увидят, что я отдаю их под твою охрану, и оценят это. Они ведь знают, что я дорожу тобой пуще глаза! Кратер, как всегда, без возражений принял приказ. Он стоял перед царем, сдержанный, невозмутимый. Александр давно уже заметил, как поседела его борода, как осунулось его лицо, как он постарел... В суете дел, пиров, забот и замыслов Александр не видел, не замечал самых близких людей. Они здесь, рядом, - и это хорошо. Но вдруг наступал час, когда словно каким-то беспощадным лучом освещалось лицо друга, и он с удивлением видел, что человек уже не тот, что он многое потерял - силу, молодость. Александр обнял Кратера. - Но я отпускаю тебя не только вождем уходящих войск, - сказал он, - ты доведешь их домой и возьмешь на себя управление Македонией... - А Антипатр? - прервал Кратер в изумлении. - Ты возьмешь на себя управление Македонией, - твердо продолжал Александр. - Фракией и Фессалией. Антипатру я уже послал приказ явиться ко мне и привести молодое войско. Но не раньше, чем ты приде