ю. Нам тогда придется самим подумать о своем спасении. - Надо сделать так, как говорят фессалийцы, - сказал Фемистокл, - надо послать войско в Олимпийский проход и заградить его, чтобы персы не смогли пройти в Элладу. Совет согласился с ним. Есть в Фессалии прекрасная Темпейская долина между горами Олимпом и Оссой. Через всю долину среди цветущей зелени течет светлая река Пеней. По этой долине, по берегам Пенея можно пройти из Нижней Македонии в Фессалию и оттуда - в Элладу. Теперь в этом узком проходе собралось большое эллинское войско, чтобы преградить дорогу врагу. Сюда же прибыла и фессалийская конница, прославленная в боях. Фемистокл не знал покоя, его словно носило на крыльях. Он заботился о провианте, он подыскивал хорошее место для своего лагеря, он следил, чтобы у его воинов было всего в достатке. Он был все время в каком-то возбуждении. Ночью, валясь от усталости, он пытался разобраться в своих чувствах. Что держит его в таком напряжении? Может быть, предстоящая схватка с врагом, может быть, осуществление своей давней мечты, для которой он себя готовил - отдать родине свои силы, свои способности, а может быть, и жизнь, - и тем навеки прославиться! Друзья подшучивали когда-то, а враги утверждали, что трофеи Мильтиада, добытые в битве при Марафоне, не дают спать Фемистоклу. Да, это так и было. Он тогда, после битвы при Марафоне, глубоко задумался над своей судьбой, над своей пустой жизнью, которую проводил в пирах и забавах. Ведь мог же Мильтиад стать героем! А разве он, Фемистокл, не сможет достигнуть такой же славы? И тогда же почувствовал, что в нем таятся неизмеримые силы, которые в состоянии вершить большие дела, и что теперь это время - время подвига - наступило. В одну из ночей, когда Фемистокл спал в своей палатке, его разбудили. - Фемистокл, иди к Евенету. Там прибыли вестники. Фемистокл тотчас вскочил и, опоясавшись мечом, поспешил к военачальнику. У Евенета в шатре сидели македонцы в своих широких шерстяных плащах, защищавших и от холода и от жаркого солнца. Командир македонского отряда поднялся и сказал: - Эллины! Я - македонский царь Александр, сын Аминты. Мы пришли к вам тайно и просим, чтобы вы эту тайну сохранили. Я советую вам: не оставайтесь здесь, в Темпейском проходе, не дайте раздавить себя подступающему врагу. Численность его войска огромна, и вы не уйдете отсюда живыми, если не поспешите оставить эту опасную для вас долину. Помните: македонский царь Александр, сын Аминты, предупредил вас. Македонец поклонился, надел свою широкополую шляпу и вышел из шатра. Вслед за ним вышли и остальные македонцы. Они вскочили на коней и исчезли в горных зарослях. Евенет и Фемистокл задумались. Верить или не верить македонскому царю? - Я считаю, что совет македонца разумен, - сказал Евенет, - я верю Александру, он же все-таки эллин. - Однако он служит персам, - хмуро возразил Фемистокл, - македонский наместник перс Бубар отличает его недаром же? - А как быть Александру, Фемистокл? - Евенету очень хотелось на этот раз поверить македонцу и уйти из Темпейской долины. - Ведь Македония - в руках у персов и ему приходится подчиняться Бубару! Но Фемистокл все еще колебался: - Трудно верить человеку, который служит и той и другой стороне. Кому же он служит искренне? Я думаю что ни нам, и ни персам, а только самому себе. Ты разве не видишь, как, прячась за спиной персов, он понемножку захватывает наши земли? - Ах, кто теперь разберет, где правда и где неправда! - с досадой сказал Евенет. - Но я решил оставить Темпеи. Ты же слышал - у персов огромное войско! - Что у персов огромное войско, это всем известно, - сказал Фемистокл, - но если каждый раз это слово "огромное" будет пугать нас и вынуждать к отступлению, то надо заранее покинуть Элладу и оставить родину врагу! - Я вижу, что ты недоволен моим решением, Фемистокл, - ответил Евенет, - но и я не из трусости решил оставить это место. Македонцы сказали мне, что есть еще один проход в Фессалию - из Верхней Македонии через страну перребов. И если персы пройдут там, то мы окажемся запертыми в долине. Согласен ли ты еще и дальше оставаться здесь? - Еще один проход? Фемистокл покачал головой. Он мгновенно представил себе, как гибнет его войско в этой зеленой долине, которая теперь казалась ему зловещей. - Ты прав, Евенет, - сказал он, - нам надо немедленно уходить отсюда. На рассвете эллины оставили лагерь и ушли из Темпейского прохода обратно на Истм. Фессалийцы были покинуты. Теперь им ничего не оставалось, как перейти к персам, "ибо нет силы сильнее немощи". А их военная сила была ничтожна. ГРОЗА НАД ЭЛЛАДОЙ Молодой персидский царь Ксеркс, сын Дария, поднял в поход свои бесчисленные войска, дабы "не умалить царского сана предков и совершить не меньшие, чем они, деяния на благо персидской державы". К походу готовились несколько лет. Подвозили провиант. Собирали войска со всего персидского государства. Готовили корабли. На перешейке мыса Акте Ксеркс распорядился прорыть канал. Он хотел по этому каналу провести свой флот. Можно бы пройти и вокруг Акте, но Ксеркс боялся этой красивой, но смертельно опасной для мореходов горы. Его отец, царь Дарий, во время похода на Элладу потерял там триста кораблей. В то время, когда персидский флот шел мимо Акте, вдруг поднялась неистовая буря. Говорили, что это эллины призвали на помощь Борея, владыку северного ветра, ведь он им родственник - его жена Орифия взята из Аттики. И могучий Борей поднял море дыбом и разбил о скалы Акте Дариевы корабли. Почти две тысячи персидских воинов погибло у горы Акте. Поэтому Ксеркс приказал прорыть канал через перешеек, чтобы его флот мог пройти в Эллинское море. Множество людей из месяца в месяц, из года в год рыли заступами и кирками этот канал. В это же время египетские и финикийские воины по приказу Ксеркса строили мост через Геллеспонт, мост из Азии в Европу, по которому должны пройти персидские сухопутные войска. Мост строился долго и трудно, у строителей не было ни опыта, ни умения. Но все-таки мост построили, длиной в семь стадиев [Стадий - 177,6 метра.]. И когда строители наконец разогнули спины и с облегчением вздохнули - работа кончена! - Геллеспонт вдруг взбушевался и разметал этот мост, будто его и не было. Ксеркс чуть не ослеп от гнева. Ему было пророчество: "Один из персов соединит мостом берега Геллеспонта". И предсказатель объявил, что этим персом будет он, царь Ксеркс. Теперь же, когда Ксеркс выполняет волю божества, Геллеспонт противится ему! Ксеркс тут же велел наказать непокорный пролив, и наказать так, чтобы впредь ему неповадно было противиться воле царя. - Заковать в оковы! Заклеймить позорным клеймом, которым клеймят преступников! И сверх того - дать триста ударов бичом! Царские палачи выполнили приказ. Бросили в Геллеспонт железные оковы. Заклеймили его позорным клеймом. И потом хлестали бичами. - О ты, горькая вода! - приговаривали они, бичуя Геллеспонт. - Так тебя карает наш владыка за оскорбление, которое ты нанесла ему, хотя он тебя ничем не оскорбил. И царь Ксеркс все-таки перейдет через тебя, желаешь ты этого или нет. По заслугам тебе! Ни один человек не станет приносить жертвы такой мутной и соленой реке! Так наказал царь Ксеркс Геллеспонт. Наказал и строителей, строивших мост, - им отрубили головы. Начали строить новый мост. Натягивали тугие и очень толстые канаты, укладывали на них доски, на доски насыпали землю... В этих трудах и заботах прошло почти три года. И к тому времени, как с мыса Акте пришла весть, что канал прорыт, новый мост через Геллеспонт тоже был закончен. Весной 481 года до н.э. армия Ксеркса двинулась к переправе. Возле города Абидоса, что стоит на берегу Геллеспонта, на Абидосской равнине, царь захотел сделать смотр своим войскам. Жители Абидоса, предупрежденные заранее, поставили на высоком холме для царя белый мраморный трон. Ксеркс был доволен. Ему видна была вся равнина, заполненная его разноплеменным войском. Ему виден был и пролив, где лишь голубая полоска воды у дальнего берега была свободной от его кораблей. Моряки, стараясь показать свою ловкость и отвагу, устроили перед царем морской бой - корабли сражались, не вредя друг другу, с бортов летели стрелы, никого не поражая, весла триер и пентеконтер [Пентеконтера - пятидесятивесельное судно.], пенили воду... Ксеркс был счастлив. Его глубокие глаза задумчиво смотрели из-под черных дремучих ресниц. Еле заметная самодовольная улыбка пряталась в блестящих завитках его густой бороды. Да, он счастлив. Во всем мире нет никого могущественнее его, царя персов, царя мидян и всех неисчислимых племен, населяющих его царство от Индийского моря до Аравийской пустыни. Нынче же его царство перекинулось и на европейский берег - Фракия, Македония и многие города Эллады, завоеванные Дарием, подчинены ему. Да, каждому своя судьба. После Дария должен был царствовать старший брат Ксеркса, Артобазан. Но мать Ксеркса, Атосса, вторая жена царя Дария, всемогуща. Она убедила Дария отдать царство Ксерксу, своему любимому сыну. Атоссе помог Демарат, спартанский царь, лишенный в Спарте царской власти и поэтому удалившийся из Лакедемона к персам. "Ты родился, когда твой отец Дарий был уже царем, - сказал он Ксерксу. - Артобазан же родился, когда Дарий был только военачальником, а царем еще не был. Значит, Артобазан - сын Дария, военачальника. А ты, Ксеркс, - сын царя Дария. Поэтому нелепо и несправедливо, чтобы кто-либо другой, кроме тебя, Ксеркс, владел царским саном!" "Эллины всегда были хитроумны, - думал Ксеркс, наслаждаясь зрелищем своего пестрого войска, шумящего на равнине, - такие советчики нужны царям". Внезапно настроение его изменилось. Так бывает: светит солнце, и все вокруг светло и радостно, но нашло облачко - и радость исчезла... Что-то слишком много оказалось у него советчиков. Если разобраться, то почему он здесь, на этой равнине у Абидоса, а не в Сузах, в своем роскошном дворце, не в Вавилоне, прекрасном и веселом городе, не в Экбатанах, в древней крепости за семью стенами, где горы дышат свежестью, спасая от летнего пекла?.. Зачем он созвал сюда народы со всей своей державы? Чтобы разорить и уничтожить маленькую страну на побережье - Элладу, страну, в которой даже хлеба не родится вдосталь? Какие богатства найдет он там? Месть за поражение при Марафоне? Пустое. Это даже не война была. Просто его отец царь Дарий хотел наказать мятежников в покоренной стране. Так же вот, как недавно наказал египтян сам Ксеркс: он только что усмирил мятеж в Египте и придушил египтян тяжелой данью, чтобы забыли о восстаниях против персидского царя. Да его отец царь Дарий вовсе и не считал Марафон своим поражением. Тогда почему же он, Ксеркс, сидит сейчас на этом белом мраморном троне на холме возле города Абидоса? Как это все произошло? К нему в Сузы пришли послы из Фессалии от Алевадов. Алевады - самые богатые и знатные семейства из всех знатных фессалийских семейств. Они ненавидят Афины, где власть - в руках демократии. Поэтому Алевады и прислали сказать о том, что готовы помогать персидскому царю в его походе на Элладу. Потом явился сын Писистрата, Гиппий, а с ним и его родственники. Писистрат когда-то властвовал тираном в Афинах тридцать шесть лет. Гиппий воевал против Эллады под Марафоном, неистово стремясь захватить победу, а вместе с ней и Афины и власть... Все эти люди, связанные родством с Писистратом, готовы были немедленно идти за Ксерксом на Элладу! Потом - Мардоний, его, Ксеркса, двоюродный брат. Этому человеку нет покоя. Ксеркс знает, чего добивается Мардоний и к чему ведут все его пылкие речи. Он непрестанно призывал Ксеркса отомстить афинянам за все зло, которое они причинили персам, он соблазнял Ксеркса красотой их страны, обилием их садов и выгодным местоположением... Нужно ли все это Ксерксу? Нет. Это нужно Мардонию. Это нужно Мардонию, потому что он хочет сделать Элладу своей сатрапией. А еще - этот прорицатель Ономакрит, которого привезли к нему послы Алевадов. Каждый раз, как являлся перед царем, Ономакрит пророчил ему поход и победу. "И что же? Все сделалось так, как хотели эти люди! По их решению я здесь. По их решению эти полчища моих войск, может быть, завтра лягут в бою или погибнут в морской пучине..." - Артабан, - обратился Ксеркс к своему дяде Артабану, который стоял рядом, - скажи мне, если бы тот призрак не явился тебе, остался бы ты при своем прежнем мнении и отсоветовал бы идти войной на Элладу? - В свое время я не советовал твоему родителю, моему брату Дарию, идти походом на скифов, - ответил Артабан, не глядя на царя, - а он меня не послушал, и ему пришлось вернуться назад, потеряв много храбрых воинов из своего войска. Так же и тебе я не советовал идти против людей, которые доблестнее скифов и, как говорят, одинаково храбро сражаются и на суше и на море. Но и тебе и мне явилось во сне видение, которое потребовало, чтобы мы выступили в поход. Пусть же, о царь, то, что обещало это видение, сбудется лишь так, как мы оба этого желаем. Что до меня, то я все время полон страха, тем более что я вижу - у тебя есть два страшных врага. Ксеркс резко обернулся к нему, его черная борода дрогнула, блеснув тугими завитками. - Странный человек! - гневно сказал он. - О каких страшных врагах ты говоришь? Разве ты считаешь, что эллинское войско сильнее моего? Или наши корабли хуже их кораблей? Или и то и другое? Если, по-твоему, наша военная сила недостаточна, надо как можно скорее набирать еще одно войско! Артабан покачал головой: - О царь! Если ты наберешь еще больше людей, то оба врага, о которых я тебе говорю, станут еще страшнее, а враги эти - море и чужая земля. Ведь нигде на море у тебя нет столь большой гавани, которая во время бури могла бы укрыть твои корабли! А чужая земля будет заманивать тебя все дальше, вперед. И чем дальше ты будешь продвигаться, тем враждебней она будет к тебе, и наконец в войсках у тебя начнется голод. Ксеркс сердито блеснул агатовыми глазами. - Если бы цари, мои предшественники, были того же мнения, то ты никогда не увидел бы нашего могущества, Артабан. Ибо великие дела обычно сопряжены с великими опасностями. Но, во-первых, мы сами идем в поход с большими запасами провианта. А во-вторых, в какую бы страну мы ни пришли, мы возьмем там весь хлеб, который у них есть. Мы идем войной на земледельцев, а не на кочевников. Откуда же голод? Они еще долго спорили. И спор кончился тем, что Ксеркс приказал Артабану немедленно покинуть войско, вернуться в Сузы и охранять там его царский дом и его царскую власть. На завтра была назначена переправа. В утренних сумерках, когда на востоке чуть порозовело небо, на мосту, перекинутом через Геллеспонт, задымились жертвенные благовония. Весь мост устлали миртовыми ветвями. И потом ждали, когда поднимется светлое всемогущее божество - Солнце. Ксеркс встретил первый луч на корабле. Воздев молитвенно руки, царь попросил божество, чтобы оно оградило его от несчастий, которые могут помешать ему завоевать Европу. С молитвой же совершил возлияние - вылил в море жертвенное вино. Чтобы умилостивить Геллеспонт, который недавно был так жестоко наказан и опозорен, Ксеркс бросил в голубую воду пролива золотую чашу и украшенный драгоценными камнями акинак [Акинак - кривой персидский кинжал.]. Заручившись милостью бога Солнца - Митры и помирившись с Геллеспонтом, Ксеркс приказал начинать переправу. Тотчас по всей равнине затрубили трубы, и первые персидские отряды, увенчанные зеленью, торжественно тронулись по мосту через Геллеспонт. Весь день до темноты через мост шла персидская пехота и пехота других азиатских племен. На второй день, тоже с венками на голове, по мосту проходили всадники. За ними следовали копьеносцы, опустив копья остриями вниз. Потом прошли белые священные кони и священная колесница, на которой невидимо восседало божество. За этой колесницей проехал сам Ксеркс и с ним тысяча всадников, а за царем двинулось и все остальное войско, которое шло через Геллеспонт без перерыва семь дней и семь ночей. В это же время пошли и корабли по морю, направляясь к Сарпедонскому мысу. Там, у фракийских берегов, они должны были ждать, когда подойдет сухопутное войско. Необозримые полчища неотвратимо надвигались на Элладу. Шли, разделившись на племена, каждое племя в своей одежде, со своим оружием. Персы в длинных штанах, в мягких войлочных шапках, в чешуйчатых панцирях, с плетеными щитами, с короткими копьями, с акинаком на правом бедре. Киссии в митрах - повязках, концы которых свисали у них по обе стороны лица. Чернобородые ассирийцы в льняных панцирях, в медных, искусно сплетенных шлемах, со щитами, копьями и деревянными палицами с железными шишками на конце. Стройные длиннобровые бактрийцы с тростниковыми луками и короткими бактрийскими копьями. Арабы из оазиса Дисоф в длинных, высоко подобранных бурнусах, с луком за правым плечом. Мелкокудрявые ливийские эфиопы в львиных и барсовых шкурах, с луками из пальмовых ветвей, с маленькими камышовыми стрелами и копьями, у которых острия были сделаны из рога антилопы. Смуглые индийцы в белых хлопковых одеждах и вместе с ними восточные эфиопы. Эти носили на себе лошадиные шкуры, снятые целиком, над ушами у них торчали лошадиные уши, а лошадиная грива развевалась на затылке, как султан. Узкоглазые саки, скифское племя, в островерхих шапках, с луками, кинжалами и сагариссами - обоюдоострыми боевыми секирами. Ливийцы в кожаных одеждах и пафлагонцы в плетеных шлемах и сапогах, доходящих почти до колена. Фракийцы в лисьих шапках и ярких одеждах, с дротиками, кинжалами и пращами... Арии, каспии, хорасмии, согдийцы и все другие бесчисленные азиатские племена. Это пестрое войско тяжело и устало двигалось через фракийский Херсонес, мимо Кардии. Оно привалило к реке Мелас и, как говорят древние историки, выпило всю реку досуха. Повернув на запад, оно прошло мимо Стенторийского озера, что во Фракии, и разлилось, как весеннее половодье, по широкой Фракийской равнине. Здесь на побережье стояло, охраняемое стражей, укрепление, оставленное Дарием. Ксеркс расположился в этом укреплении. И, едва отдохнув, захотел сосчитать свои войска. Считали так: поставили десять тысяч воинов плотно друг к другу и обвели чертой. По этой черте построили невысокую ограду, доходящую до пояса, и потом в эту ограду вводили следующие десятки тысяч. Так и шел счет этому громадному войску. Потом Ксеркс торжественно проплыл на большом сидонском корабле, сидя под золотым балдахином, по линии выстроившихся перед ним кораблей. Боевые корабли стояли ровно, повернувшись к царю железными носами, готовые по первому его знаку идти в сражение. И царь, любуясь своим флотом, успокоенно думал о том, что в этой войне ему даже и потревожиться не придется - победа была у него в руках. Вечером, довольный и усталый, Ксеркс велел позвать к себе Демарата. Демарат не замедлил явиться. Разлегшись на тугих шелковых подушках, с кубком вина в руке, царь смотрел на него с иронической улыбкой. - Демарат, мне угодно задать тебе вопрос. Ты эллин и, как мне известно, не из самого ничтожного и слабого рода. Скажи мне теперь: дерзнут ли эллины поднять на меня руку? Что скажешь ты о них? Худощавое, тонкое лицо Демарата покрылось красными пятнами, когда Ксеркс так пренебрежительно отозвался о его прославленной Спарте. Потеряв родину, он не переставал любить ее. - Царь, говорить ли мне правду? Или говорить тебе в угоду? - Говори правду, Демарат, и не бойся. Я не оставлю тебя своими милостями. - Если ты хочешь правды, царь, то скажу тебе правду. Эллины никогда не примут твоих условий, которые несут Элладе рабство. А спартанцы будут сражаться с тобой, даже если все прочие эллины перейдут на твою сторону. И не спрашивай, сколько у них воинов. Ведь если выйдет в поход только тысяча, то все равно они будут сражаться с тобой. Царь засмеялся. - Демарат, какие слова слетели с твоих уст! Тысяча воинов будет сражаться со столь огромным войском? - Да, царь, будет, - подтвердил Демарат. - Будет, потому что у них есть владыка - их закон, которого они страшатся гораздо больше, чем твой народ - тебя. Веление закона всегда одно и то же: закон запрещает в битве бежать перед военной силой врага, как бы велика она ни была, но велит, оставаясь в строю, или одолеть, или самим погибнуть. Голос Демарата дрожал. Он знал, что так и будет. Спартанцы выйдут против персов и не отступят, пока не победят или пока не погибнут. Но Ксеркс не мог поверить этому. И, чтобы не спорить, обратил их разговор в шутку. ЛЕОНИД, ЦАРЬ СПАРТАНСКИЙ Эллада замерла, как замирает земля перед надвигающейся грозой. Вести приходили одна за другой все более гнетущие, все более ужасающие. Ксеркс уже прошел по фракийскому побережью и теперь со всей массой своего войска идет через фракийскую область Пеонию. А вот он уже в городе Ферме [Город Ферма - ныне Салоники.]. Стоит лагерем. Лагерь его занял все побережье Фермейского залива, вплоть до Галиакмона, македонской реки. Туда же, в Фермерский залив, пришли его боевые, кичливо разукрашенные корабли. Снова заседал Совет на Истме, снова эллины решали свою нелегкую судьбу. Разведчики следили за продвижением персидских войск. Сегодня они принесли известие, что персы вступили в область Верхней Македонии Пиерию. Оттуда через Фермопилы они пройдут прямо в Элладу. Медлить больше нельзя. Совет тут же принял решение ввести войско в Фермопильский проход, а у мыса Артемисия, который недалеко от Фермопил, поставить флот, так военачальники сухопутных и морских войск могут сообщаться друг с другом и, если будет надо, придут один другому на помощь. На заре, когда белая утренняя звезда еще висела в зеленоватом небе и вода чуть серебрилась на горизонте, военачальник Еврибиад вывел корабли в широкое Фракийское море. Флот миновал узкий пролив, синеющий между островом Скиафом и Магнесией, и, подойдя к мысу Артемисию, бросил якоря. Защищать Фермопилы пошел спартанский отряд. Отрядом командовал спартанский царь Леонид, сын Анаксандрида, потомок Геракла. Молодой, энергичный, воспитанный в твердых традициях Спарты - не отступать ни перед каким врагом, он взял в свой отряд триста самых отважных воинов, преданных родине, сильных телом и духом. Все это были люди зрелого возраста, у всех были жены и дети, и все они знали, за что идут воевать и что идут защищать. Спартанские правители - эфоры, истинные господа страны, цари над царями, - торопили Леонида: - Иди и занимай Фермопилы. Пускай наши союзники не думают, что Спарта будет медлить. Тогда они, увидев это, и сами поторопятся послать свои войска. А мы, как только отпразднуем Карней, почтим нашего бога Аполлона Карнейского, придем к тебе всем войском. Пока персы дойдут до Фермопил, мы закончим праздник. Воины Леонида собрались так быстро, что едва успели проститься с родными. Жена Леонида, прекрасная Горго, не пролила ни одной слезы - спартанки не плачут. - Со щитом или на щите! [Со щитом - с победой. На щите - убитый. Живой, но лишенный щита - побежденный, опозоренный.] - сказала она. - Со щитом, Горго, со щитом! - ответил Леонид. Однако румянец сбежал с ее лица, когда она увидела его в красном военном плаще. Она молча подвела к нему маленького сына. Так же молча Леонид простился с ними - слова были излишни. Воины Леонида, все триста в пурпуровых плащах, запели пеан, военную песнь, и покинули Спарту. В пути к Леониду присоединялись отряды союзных войск: локры, фокийцы, тегейцы, аркадяне, коринфяне, пелопоннесцы... Союзникам сказали, что это идет пока только передовой отряд Спарты и что следом двинется могучее спартанское войско. Отряд шел быстрым шагом. Леонид был спокоен. Его, как всякого спартанца, с самого раннего детства готовили для войны. Теперь наступил час выполнить свой долг перед родиной. У него не было страха, он знал свою силу и свое военное умение. Сердце его билось ровно. Но когда на их красные плащи легла тень тяжелых фермопильских скал, Леонида охватило недоброе предчувствие. На мгновение ему показалось, что его отряд вступил в темное царство смерти... Спартанцы шли по неширокой дороге между морем и Трахинской скалой. Дорога становилась все уже, все теснее. Скала прижимала их то к морю, то к болотам. Клокочущий шум горячих источников, падавших с гор, заполнял тесноту, мешаясь с шумом моря. Сырой серый туман висел над источниками, и мир сквозь эту дымку казался таинственным и нереальным. - Вот клокочут! - засмеялся Леонид, стараясь рассеять гнетущее впечатление. - Недаром здешние жители называют эти места хитрами [Хитры - горшки.]. Право, это и в самом деле хитры, в которых варят похлебку! Отряд миновал селение Альпены, откуда им назначено брать съестные припасы. Дальше началось самое узкое место Фермопил - по дороге между скалами и морем могла пройти лишь одна повозка, а со встречной негде было бы и разминуться. Поперек дороги стояла старая, полуразрушенная стена. Эту стену когда-то, в давние времена, построили фокийцы, защищаясь от враждебных племен. Тогда же они направили со скал горячие потоки на дорогу, чтобы сделать ее непроходимой. Леонид остановил войско. - Здесь мы будем ждать Ксеркса, стена будет нам защитой. Запылали костры, зазвучали голоса. Ущелье наполнилось теплотой человеческой жизни. На другой же день эллины принялись восстанавливать древнюю стену. А в это время царь Ксеркс уже шел к Фермопильскому проходу. Он шел по берегу Малийского залива. Войско его растянулось по всему побережью. Ксеркс с любопытством наблюдал за морскими приливами и отливами, когда волны то заливали ноги коней, то отступали далеко в море, обнажая прибрежную гальку. Иногда к дороге подступало болото, заросшее желтыми и белыми цветами. Стоящие впереди горы, казалось, замыкали путь. - Как называются эти горы? - Трахинские скалы, царь. - А что за река впереди? - Река Сперхей, царь. Сейчас на этой реке будет город Антикира. Бурная река встретила персов большим шумом. Но она была невелика, персы без труда перешли ее и, опустошив город Антикиру, двинулись дальше. - А это что за река? - Это река Дирас, царь. Эта река явилась из-под земли, когда Геракла охватило пламя. Она спасла Геракла. Перешли и эту реку. Через двадцать стадий еще одна река преградила дорогу - река Мелас. После Меласа долина расширилась, и Ксеркс вступил в город Трахин. Около этого города царь остановил войско и приказал раскинуть лагерь. Дальше, за Трахином, начинался Фермопильский проход. Из города Трахина к Леониду примчались гонцы: - Ксеркс стоит станом на Трахинской равнине. Скоро двинется в Фермопилы! Берегитесь, войско их огромно! Леонид обратился к воинам: - Друзья! Наше время настало! Отряд спартанцев ответил боевым кличем. Но, к изумлению Леонида, остальное войско молчало. Военачальники тревожно переглядывались друг с другом. Леонид почувствовал, что в отряды его союзников прокрался самый страшный враг - ужас перед врагом. Заговорили пелопоннесцы: - Зачем нам погибать в этих теснинах? Мы здесь будем защищать проход в Аттику, а наша пелопоннесская земля останется беззащитной! Надо немедленно вернуться на Истм и построить стену поперек перешейка. Охраняя Истм, мы спасем Пелопоннес! Тогда негодующе зашумели фокийцы и локры: - Если каждый будет думать только о своем городе, то и нам здесь нечего делать. Наши земли защищены горами, но мы пришли сюда защищать Элладу! Начался шум, начались пререкания. Леонид слушал их с мрачным лицом. Зачем ему войско, которое идет в бой по принуждению? - Мы посланы охранять Фермопильский проход, - сказал наконец Леонид, - и мы должны его охранять. На нас идет сильный враг, но ведь и Ксеркс не какой-нибудь бог, а просто человек. Я пошлю вестников в Спарту и во все наши союзные города, попрошу помощи. И помощь придет. А сейчас нам надо подготовиться и достойно встретить врага. Эллины стали готовиться к битве. А гонцы Леонида уже мчались в Спарту, мчались в Афины, мчались в другие города Эллады. И все с одним наказом, с одной просьбой: "Шлите помощь в Фермопилы! Ксеркс уже близко, а нас слишком мало, чтобы отразить его!" Спартанские эфоры еле выслушали их. Спарта торжественно справляла ежегодный праздник Карней в честь Аполлона Карнейского. Спартанцы не могли прервать богослужения. - Скажите Леониду, - сурово ответили эфоры гонцам, - что мы не можем нарушить наши обычаи и выступать, пока луна еще не достигла полного света. Как только наступит полнолуние, мы придем ему на помощь. К тому же мы не можем прервать праздник и оскорбить бога. Пусть ждет. Ничего не добились гонцы и у союзников. Эллинские города праздновали в Олимпии, проводили Олимпийские игры. Там на стадионе шла борьба, мчались кони, юноши соревновались в беге, в метании дисков и копий... Праздничная толпа, увлеченная состязаниями, теснилась вокруг стадиона, забыв все на свете. Это тоже делалось для услады богов, и нарушать олимпийские празднества было нельзя. - Девятнадцатого боедромиона [Боедромион - сентябрь.] Олимпийские игры окончатся, - отвечали гонцам союзники, - и тогда мы придем к вам на помощь. Один за другим вернулись вестники к Леониду. От их вестей лицо Леонида осунулось и брови сомкнулись над его синими глазами. - Что будем делать? - спрашивали военачальники. - То, что должны делать, - отвечал Леонид, - готовиться к битве и сражаться с врагом, когда он придет. Ксеркс уже знал, что в Фермопилах стоит эллинский отряд. Он велел послать туда лазутчика, пусть разведает, много ли там войска и что они думают делать. Лазутчик вернулся и тотчас явился к царю: - Странные дела я видел, царь. Я видел лишь немногих воинов, они стояли на страже перед стеной. Но одни из них упражнялись, бросая копья, другие боролись, а третьи расчесывали свои длинные волосы и украшали голову цветами! Царь засмеялся: - Так-то они готовятся к сражению? Не понимаю. Он велел позвать Демарата. - Объясни мне, Демарат, ты ведь спартанец: почему эти люди ведут себя так легкомысленно, когда им надо готовиться к битве? Демарат тайно вздохнул, он знал, что делают люди его племени. - Ведь я уже раньше рассказывал тебе, царь, об этом народе. Это спартанцы. Но ты поднял меня на смех. Для меня, царь, говорить правду наперекор тебе - самая трудная задача. Но все же выслушай меня теперь. Эти люди пришли сюда сражаться с нами, и они готовятся к битве. Таков у них обычай: всякий раз, как идти на смертный бой, они украшают себе головы. Знай же, царь, если ты одолеешь этих людей и тех, кто остался в Спарте, то уже ни один народ на свете не дерзнет поднять на тебя руку. Ныне ты идешь войной на самых доблестных мужей в Элладе. Ксеркс внимательно слушал Демарата. Кажется, он говорит правду, вон у него даже губы дрожат. Но все-таки можно ли этому поверить? - Как же они при таких малых силах будут сражаться с моими полчищами, Демарат? Демарат пожал плечами: - Поступи со мной, как с лжецом, царь, если будет не так, как я тебе говорю. - Подождем несколько дней, - с сомнением сказал Ксеркс. - Я уверен, что они одумаются и обратятся в бегство и мы спокойно, без сражений пройдем в Элладу. Пошлите гонца - пусть сдадут оружие. Демарат поклонился царю и ничего не ответил. Прошло четыре дня, как гонцы вернулись к Леониду. Каждый день защитники Фермопил ждали появления врага. Каждый день брали в руки оружие, не зная, чем этот день кончится - останутся ли они живы или погибнут. Начала появляться надежда, что персы промедлят до полнолуния, когда Спарта наконец сможет выступить в поход. На пятое утро на дороге показался небольшой отряд. Эллины насторожились: - Персы! Это были посланцы персидского царя. Краснобородый перс в высокой шапке выступил вперед: - Великий царь Ксеркс говорит Леониду: "Сдай оружие!" - Царь Леонид говорит Ксерксу: "Приди и возьми!" - ответил Леонид. Перс в изумлении от такой дерзости несколько мгновений молча смотрел на него. - Знайте, - продолжал он с мрачной угрозой, - воины царя столь многочисленны, что могут, пустив стрелы, затмить солнце! - Тем лучше! - крикнул кто-то из спартанцев. - Значит, мы будем сражаться в тени! Персы повернули коней. На другой день в Фермопилы вступили персидские отряды. Высокие войлочные шапки, пестрые одежды, сверкающие железными чешуйками рукава, копья, торчащие над головой... Они двигались потоком во всю ширину дороги, и конца этому потоку не было видно. Эллины стояли готовые к бою. - Это еще не персы, - приглядевшись, сказал Леонид, - это мидяне и киссии. Если у мидян персы могли отнять царство, неужели эти самые мидяне могут победить нас? Азиаты бросились в бой с громкими криками и воплями. Мидяне решили сразу уничтожить эллинский отряд, но словно наткнулись на железную стену. Первые ряды их упали. Тут же на место убитых встали другие, снова бросились на эллинов. И снова легли, ни на шаг не пробившись вперед. Целый день, до самого вечера, длилась тяжелая битва. Мидяне не отступали, не могли смириться с тем, что не в силах опрокинуть такой малочисленный отряд. Но когда ночной мрак заполнил ущелье и пары горячих источников начали затягивать дорогу, они отступили. Ксеркс встретил их в гневе: - Я вижу, что людей у меня много, но мало мужей! Иди ты, Гидарнес, со своими "бессмертными" и уничтожь этот отряд безумцев. Не вечно же мне стоять здесь, у прохода, не имея возможности пройти его! Гидарнес, сын Гидарнеса, начальник царских телохранителей, тотчас выступил со своим всегда готовым к бою отрядом. Ксеркс отправился вместе с ним. Он хотел видеть, как будут уничтожены эти дерзкие эллинские безумцы, осмелившиеся сопротивляться персидскому царю. Эллины похоронили своих убитых. Перевязали раны. И снова взялись за оружие. Они уже не ждали помощи - полнолуние еще не наступило и Карнейские празднества еще не окончились. Не окончилась и Олимпиада в Олимпии. Мысли невольно обращались туда. Там, на зеленой олимпийской равнине, сейчас полно народу, вокруг стадиона стоят нарядные палатки знатных и богатых людей. Идут состязания... Кого-то увенчивают зелеными венками - тех, кто прославил и себя и свой город победой... - Мухи там сейчас, - тихо переговаривались воины, занятые своими делами, - такие ядовитые, спасенья нет от них! - И жара, духота... Деревьев много, мешают ветру. - Но зато какая холодная там вода! Теперь там ходят водоносы. Как сейчас вижу амфору, запотевшую от холодной воды... - Да... А ведь и мы могли бы сегодня праздновать там. Но что делать, воля богов. - И - Леонида. Разведчики прибежали с вестью, что идет персидский отряд "бессмертных". Сам Гидарнес ведет его. А для царя Ксеркса ставят на горе трон, чтобы он сидел там и смотрел, как будут сражаться его персы: уж на глазах-то царя они отступать не посмеют. - Пусть не пугает вас, воины, это название "бессмертные", - сказал Леонид, - они такие же смертные, как и все. Встаньте в боевой порядок, каждый к своему племени. А вы, фокийцы, идите на вершину горы и стойте там на страже, чтобы персы как-нибудь не обошли нас. Мы будем сражаться, сменяя друг друга. И помните, что не сила побеждает в бою, но умение воевать. У персов же этого умения нет! Эллинов ободрили слова Леонида. Появилась надежда, что они еще раз отразят персов и тогда Ксеркс приостановит наступление. Пройдет еще несколько дней, а там уж и праздники окончатся, и к ним в Фермопилы придет помощь. Фокийцы сразу ушли на гору и скрылись в лесу. Эллины разделились по племенам и стали ждать врага. Отряды Гидарнеса шли, блистая золотыми украшениями богатых одежд и вооружения. Сам грозный Гидарнес вел свое войско. Смуглое, чернобородое лицо его было мрачно и решительно. Леонид с копьем в руке встал впереди своего отряда. Персы дрались яростнее, чем мидяне и киссии. Они хотели оправдать свою славу непобедимых и бессмертных. И они знали, что царь Ксеркс, сидя на троне, смотрит на них с горы. Но эллины не уступали им в отваге, а в умении превосходили. Они то дрались лицом к лицу, то вдруг все сразу поворачивались и делали вид, что бегут. Персы с торжеством бросались их преследовать с криками, с шумом, и, когда уже настигали, эллины внезапно обращались к ним лицом и, пользуясь их смятением, избивали несчетно. Ксеркс несколько раз вскакивал со своего трона, видя, как убивают его лучших воинов. Ему хотелось самому броситься в эту битву, было нестерпимо сидеть в бездействии, не имея возможности помочь. И опять ночная тьма положила конец сражению. "Бессмертные" в недоумении отступили, унося своих убитых. - О царь! - сказал Гидарнес, сам изумленный и разгневанный. - Их там мало! Завтра мы возобновим битву, и они сдадутся, потому что многие из них уже изранены и не смогут так сражаться, как в первый день. Они поймут, что силы у них уже нет, и сдадутся. Но и на другой день эллины сражались так же отважно. И опять не сдались. "Бессмертные" умирали под их мечами и копьями. А когда еще раз отступили, Ксеркс закричал в ярости: - Я больше не знаю, что с ними делать! Персы затихли. Бессмысленно отдавать столько воинов на гибель. Но что предпринять? А эллины в изнеможении глядели на белую, повисшую над морем луну... Уже немного осталось и до полнолуния. Может быть, все-таки удастся продержаться до того счастливого часа, когда к ним придет помощь! Но помощь пришла не к этим доблестным людям, защищавшим свое отечество. Помощь пришла к персам. Из города Антикиры, где еще стояли войска Ксеркса, к царю явился Эфиальт, человек из племени малийцев, которое сразу стало на сторону персов. Тощий и желтый, с жидкой бородкой, он опасливо поглядывал на царя маленькими жадными глазами. - Я могу помочь тебе, царь, - сказал он, - я знаю тропу через гору. Твои воины могут напасть на эллинов с той стороны, откуда не ждут нападения. - Почему мне никто не указал эту тропу прежде? - нахмурясь, спросил Ксеркс. Эфиальт втянул голову в плечи, будто защищаясь от удара. - О ней все забыли, царь. А я вспомнил. Раньше, когда фессалийцы воевали с фокидянами, мы указали им эту тропу, и фессалийцы победили. Они обошли фокидян и... - Довольно! - прервал Ксеркс. - Веди отряд, Гидарнес, я надеюсь, что сегодня ты вернешься победителем! - Он вернется победителем! - подхватил Эфиальт. - А я... я надеюсь, царь, ты не забудешь о моей услуге?.. - Не беспокойся, - ответил Ксеркс с презрением, - предательство всегда оплачивается золотом. В час сумерек, когда в шатрах зажигают огни, отряд "бессмертных" вышел из лагеря. Эфиальт привел их к реке Асопу, шумящей в горной теснине. Здесь начиналась полузаросшая тропа и шла вверх по горе Анапее. Тропу тоже называли Анапеей, по имени лесистой горы, по которой она проходила. Персы переправились через бурный Асоп и ступили на тропу. Они шли всю ночь вдоль горного хребта. Густой лес скрывал их, помогая предательству. Леонид, тяжело задумавшись, сидел у костра. Ему уже было ясно, что персы не отступят. И так же ясно было Леониду, что помощь к нему не придет. Только что жрец Магистий по его просьбе принес жертву богам. Рассмотрев внутренности жертвенного животного, Магистий побледнел и понурил голову. -