й дерзостью и отвагой. А тут еще неожиданно для Спарты из ущелья выбежало аркадское войско и с копьями в руках бросилось с двух сторон на спартанскую фалангу. Аркадяне издали метали в них копья и дротики, осыпали их стрелами. Те, что посмелее, подходили к спартанцам вплотную и, как говорит Павсаний, "били с руки". Спартанцев, привыкших к боям, было трудно смутить. Нападение аркадян было неожиданным и стремительным, однако спартанцы удержали строй. Они всей фалангой поворачивались к врагам, старались разбить и уничтожить их. Но те легко убегали, а потом нападали снова. Тяжелая, плотная фаланга ничего не могла с ними поделать, и это приводило спартанцев в ярость. Они начали терять терпение. Первые ряды падали, как скошенная трава, раненые и убитые лежали под ногами, мешая двигаться... В бешенстве, забыв свои военные правила, спартанцы выбегали из строя и гнались за легковооруженными врагами, которым ничего не стоило убежать и скрыться в зарослях. Спартанцы с досадой и проклятьями снова становились в строй. А те снова возвращались и тотчас начинали их бить дротиками со всех сторон. Тяжеловооруженные мессенцы, в медных шлемах и панцирях, с копьями и мечами, в это время шли стеной на спартанцев, бились с ними лицом к лицу. Чувствуя, что побеждают, они напирали, теснили врага все смелее, все отважнее. И вот случилось то, чего никак не ожидали спартанские полководцы: их тяжеловооруженная фаланга не выдержала, расстроила ряды - и побежала! Спартанцы бежали с поля боя как безумные, так, что земля гудела под их ногами. Пораженные ужасом и позором того, что случилось, вместе с простыми воинами бежали их военачальники и цари. И мессенцы били спартанцев, уже не встречая сопротивления. В этот день в спартанском войске были очень большие потери. Может быть, если бы мессенцы и аркадяне гнались за ними до самой Спарты, они могли бы захватить и разорить ненавистный город. Но добивать бегущего врага было не в их обычае. И спартанцы, разбитые, измученные, беспрепятственно добрались до Спарты. Их союзникам-коринфянам вернуться домой оказалось тяжелее. Им пришлось пробиваться в Коринф через земли враждебных стран - Аркадии и Сикиона, с воинами которых они только что сражались. И здесь их тоже не щадили. СОВЕТ ПИФИИ Мессенцы ликовали. Похоронив с почестями убитых, они приносили богам благодарственные жертвы, праздновали, прославляли своего полководца царя Аристодема. Теперь можно жить спокойно. Спарту так проучили, что она не посмеет больше вступать на мессенскую землю. Мессенцы снова могут пахать и сеять и убирать урожай. Их дети снова могут играть на улицах, не боясь быть убитыми. Девушки и юноши могут снова справлять праздники, не опасаясь нападения и кровопролития. Так думал мессенский народ, сразу ободрившийся и повеселевший. Люди вспомнили о том, что есть на свете беспечная радость, цветущие сады, песни, солнце, красота гор и лазурного моря, прохлада сверкающих рек... Пока царь Аристодем с ними, пока он твердо держит в руках оружие, Мессения может жить счастливо и спокойно. Но царь Аристодем слишком хорошо знал Спарту и спартанских правителей. Может, и оставят они Мессению в покое, но ненадолго. Они не успокоятся, пока не достигнут своего. Они не смогут примириться со своим позором. Мессенцы победили, но победа эта не прочна. Спартанское войско сильнее, а сила свое возьмет. Так думал царь Аристодем. Но он скрывал свои тревожные думы. Только зорко следил за тем, что делается там, в долине Тайгета, в стане их коварного врага. А в Спарте поселилась мрачная печаль. Принесли на щитах с поля боя и похоронили многих своих полководцев, отважных и прославленных в битвах... Много цветущей молодежи легло в этом несчастном бою. Думали закончить на этом войну и окончательно поработить Мессению. И не смогли. И клятва спартанцев вернуться домой, лишь победив Мессению, не выполнена. Молодые спартанцы ходили, не глядя в глаза старикам и женщинам. Сердца их кипели от ненависти к мессенцам, кровь бросалась в лицо от стыда при воспоминании о том, как мессенские пахари и аркадские пастухи преследовали их и гнали с мессенской земли... Военачальники, старейшины и цари без конца обсуждали эту битву, перебирали события этого дня, искали, где они сделали ошибку, чего не предусмотрели. И - Аристодем знал их! - вовсе не собирались положить конец этому делу. Они думали, и передумывали, и советовались, как поступить теперь, что предпринять. И, по обычаю всех эллинов, когда возникало затруднение в решении какого-нибудь важного вопроса, снова послали в Дельфы дары с просьбой дать им совет. Пифия дала такой совет: "Обманом держит народ мессенскую землю; тою же хитростью она будет взята, с какой ему досталась". Такой вот лукавый совет дали Спарте дельфийские жрецы: не можешь взять силой - возьми обманом. Они припомнили древнее предание о Кресфонте - об одном из древних царей Мессении. Рассказывают, что Мессению добывали по жребию. Налили в сосуд воды, и те, кто спорил из-за Мессении, опустили в воду глиняные шарики: чей шарик раньше всплывет на поверхность, тот и получит Мессению. Тут Кресфонт схитрил. Шарик его противников был сделан из глины и высушен на солнце. А шарик Кресфонта - тоже из глины, но был обожжен на огне. Необожженный шарик в воде распустился. А шарик Кресфонта всплыл на поверхность, и Кресфонт получил Мессению. Вот об этом обмане и припомнили теперь дельфийские жрецы. Их ответ ясно подсказал Спарте, что нужно делать. Кресфонт схитрил в свое время, действуйте хитростью и вы. Бороться можно не только мечом, но изворотливостью ума тоже. Спартанские правители обсудили это изречение. И стали думать: какой бы хитростью обмануть мессенцев? Прикидывали одно, другое... Не годится. Наконец придумали. Пошлем в Итому сто человек - будто бы они перебежчики. Пускай посмотрят, что там предпринимается. А мы для вида присудим их к изгнанию. Так и сделали. Отобрали сто человек смельчаков и отправили их в Мессению. А здесь, в Спарте, подняли большой шум. Они-де уличили изменников и теперь изгоняют их. Пусть идут куда хотят! "Изгнанные" явились к Аристодему. - Нас изгнали из Лаконики за сочувствие к вам, - сказали они. - Прими нас, пусть ваша земля станет нам родиной. Больше нам некуда идти! Аристодем молча посмотрел на них, на их лица с опущенными глазами, на их горестные мины... И ответил: - Выдумка эта старая. А обида со стороны Спарты новая. Идите домой и несите обратно свою ложь! Спартанцы принялись уверять, что Аристодем ошибается и только напрасно причиняет им лишнее горе. Но Аристодем больше не стал их слушать. И спартанцы вернулись домой. Тогда Спарта придумала новую уловку: - Надо поссорить с Мессенией ее союзников - Аркадию и Аргос. Если бы не они, мы бы не проиграли бой. И вот идут посланцы Спарты в Аркадию. Карабкаются по крутым тропам в горную, подоблачную страну. Что они говорили там, как старались очернить и уронить мессенцев в глазах аркадян, неизвестно. Но известно, что они вернулись оттуда с позором. И в Аргос уже не пошли. Аристодем скоро узнал о происках Спарты. Что еще придумывают там? Какую гибель готовят? Он отправил послов в Дельфы. Боги знают все. Боги видят будущее. Пусть помогут советом, как избавиться Мессении от ее неотступного врага? Послы принесли странный ответ: "Бог подаст тебе славу войны, но думай: да не превзойдет тебя обманом коварно враждебная хитрость Спарты. Ибо Арей понесет славные их доспехи, и венец стен обнимет горьких обитателей, когда двое судьбою разверзнут темный покров и вновь сокроются; но не прежде конец тот узрит священный день, как изменившее природу должного достигнет". Аристодем и жрецы много размышляли над этим изречением. Но понять ничего не могли. И поняли смысл его только спустя несколько лет. Снова потекли год за годом. По-прежнему ни войны, ни покоя. Тревога, опасения, обманчивость тишины и ненадежность радостей - все это изводило и утомляло народ. Однажды аркадские всадники неожиданно привезли в Мессению пленника. Это был Люкиск, когда-то убежавший со своей дочерью в Спарту. Оказалось, что дочь его умерла. Люкиск сильно горевал о ней. Страдая от одиночества, он часто уходил из города на ее могилу. Там аркадяне подстерегли его, схватили и привезли в Итому. Люкиску пришлось предстать перед народным судом и ответить за свой проступок. Он стоял на площади перед народом, перед старейшинами, перед Аристодемом смущенный и печальный. Трудно ему было слышать, как стыдят и оскорбляют его, трудно было принимать брань. Но еще труднее было выдержать грустный взгляд Аристодема. Ведь из-за Люкиска Аристодему пришлось убить свою дочь. Он стоял опустив глаза и молчал. Однако, когда его назвали предателем родины, Люкиск поднял голову. - Я не предатель, - сказал он, - но я оставил отечество только потому, что поверил словам жреца. А жрец сказал, что это не моя дочь. Но если эта девушка не крови Эпита, то зачем же было приносить ее в жертву? Эта жертва не спасла бы Мессении! Но собрание ответило грозным шумом упреков и недоверия: - Это ложь! Это выдумка, чтобы спасти свою дочь! Ты спасал ее, а другой отдал свою дочь на жертву вместо твоей! - Не старайся оправдать предательство, это была твоя родная дочь! В это время толпа расступилась, раздалась на две стороны. На площади неожиданно появилась жрица из храма богини Геры, матери богов. Она шла, накинув на голову белое покрывало. Кругом стало так тихо, что слышно было, как ступали по земле ее легкие сандалии. Жрица подошла к царю, склонила перед ним голову и сказала: - Люкиск говорит правду. Это была не его дочь. Это была моя дочь. Я подкинула ее жене Люкиска. А у Люкиска никогда не было детей. Теперь моя дочь умерла. И я пришла, чтобы открыть эту тайну и сложить с себя жречество. В Мессении был такой обычай: если у жреца или у жрицы умирал кто-нибудь из детей, они должны были сложить с себя звание и уступить его другому. Услышав, что говорит жрица, собрание успокоилось. Сан с нее сложили, на ее место избрали другую женщину. А Люкиска простили. ГЛИНЯНЫЕ ТРЕНОЖНИКИ Шел уже двадцатый год с того времени, как началась война со Спартой. Двадцатый год, как спартанцы начали терзать Мессению, добиваясь ее порабощения. Занятая этой упорной борьбой, Спарта окончательно превратилась в настоящий военный лагерь. До начала этой изнурительной войны Спарта мало отличалась от остальных эллинских государств. Здесь любили стихи, любили музыку и, кроме спортивных состязаний, устраивали веселые состязания плясунов. Спартанские девушки могли выходить замуж за неспартанцев, и права их мужей приравнивались к правам граждан Спарты... Теперь же Спарта словно стеной отгородилась от всего мира. Жесткая дисциплина, повседневная военная тренировка - этим была наполнена суровая жизнь Спарты. Спартанцы жили неугасающим стремлением - победить Мессению, захватить Мессению, поработить Мессению! Мессения устала от войны. Аристодем мучительно искал выхода из этого положения. Все, что от него зависело, он сделал. Он привлек союзников. Он водил войска в битвы. Он отдавал все силы, чтобы отстоять родину. Он отдал жизнь своей юной дочери за свободу Мессении... Никто не знает, что боль этой утраты до сих пор живет в его сердце, что, возвращаясь домой, он каждый раз остро чувствует, как опустел его дом с того дня, когда ее не стало, когда замолк навсегда ее голос. Никто не знает, как стонет он по ночам - он видит ее залитое кровью, беспомощное тело у своих ног... А враг не побежден. Враг по-прежнему грозит Мессении. Что же еще сделать Аристодему? На это никто не мог ответить. Ни старейшины, ни близкие царскому дому люди. Народное собрание тоже не решило ничего. Решило только об одном - еще раз посоветоваться с божеством. Аристодем больше не верил Дельфам. Божество потребовало деву крови Эпита. Дочь Аристодема мертва. А разве спасена Мессения? Но этих мыслей и чувств своих Аристодем не открывал никому. Снова еще раз отправил послов в Дельфы спросить: надо ли им воевать и будет ли победа? И как добыть победу? Пифия ответила: "Первым, поставившим вокруг жертвенника Зевса Итомского дважды пять десятериц треножников, свыше дается земля Мессенская со славой войны. Таково мановение Зевса. Обман поставил тебя высоко, но за ним воздаяние: не обмануть тебе бога. Совершай, что суждено: беда у одних раньше других". Мессенцы обрадовались. - Прорицание дает нам славу войны! Невозможно, чтобы спартанцы раньше нас поставили треножники: ведь святилище Зевса Итомского в нашем городе! И они принялись готовить треножники. Делали их из дерева, потому что на медные не было денег. Так, успокоенные, мессенцы готовились к празднеству посвящения Зевсу треножников. Спартанцы тем временем всеми силами добивались узнать: что ответила мессенцам пифия? Но мессенцы хранили это в крепкой тайне. Тогда спартанцы обратились к дельфийским жрецам. И нашелся один дельфиец, который, как видно, за хорошие деньги выдал Спарте мессенскую тайну. Однако и раскрыв эту тайну, цари и вельможи Спарты не знали: что же можно сделать? Зевс Итом-ский - в Итоме, за крепкими городскими стенами. Как могут спартанцы поставить треножники в его святилище, да к тому же раньше мессенцев? Дело казалось безнадежным. Но тут пришел к царям некий человек, гораздый на выдумки. Его звали Эвол. - Я знаю, что сделать! - сказал он. Он замесил глину и принялся из нее делать треножники. Делал и ставил их на солнце. Пока он сделал сотый треножник, остальные уже высохли. Когда все сто треножников были готовы, Эвол положил их в мешок. Вскинул мешок на спину, взял охотничьи тенета и будто бы пошел охотиться. Эвола не знал никто. Даже в Спарте он был мало кому известен. Он незаметно прошел в Мессению. А потом, с мешком за плечами и с тенетами в руках, он вышел из леса и пошел в сторону Итомы. Все, кто видел его, думали, что человек удачно поохотился и теперь несет добычу в мешке. Эвол не спеша шел через поля и рощи. А вечером, когда мессенцы, закончив работу на полях и виноградниках, направились домой на Итому, Эвол незаметно присоединился к ним и вместе с ними вошел в город. Наступила ночь. Мессенцы спокойно погасили огни. Всем уже было известно, что завтра жрецы поставят Зевсу треножники. Воля богов будет исполнена, и Мессения защищена. Треножники эти, гладко оструганные и украшенные, были уже готовы. Утро наступило ясное, праздничное. Прозрачное небо лучилось над Итомой. Оливковые рощи на склонах горы серебрились под солнцем. Внизу, в долине, ярко зеленели луга. И далеко на горизонте сквозь перламутровую дымку утра густо синело прекрасное море, глубокий Мессенский залив... Жрецы Эпебол и слепой Офионей - в белых одеждах, с зелеными венками на голове торжественно направились в храм Зевса Итомского. Их помощники несли следом жертвенные треножники, сто деревянных треножников, наилучших, какие смогли и успели сделать. Вслед за жрецами шли знатные люди Мессении - царь Аристодем, полководцы, старейшины... Веселая толпа народа окружала храм. Жрецы вступили на порог храма. И, словно окаменев, остановились. Аристодем, почуяв недоброе, нетерпеливо отстранил их, вошел в храм. На алтаре Зевса Итомского лежали глиняные треножники. Сто глиняных треножников, сделанных в Спарте, лежало на алтаре Зевса Итомского. Помощники жрецов, увидев это, в растерянности уронили на пол свои деревянные треножники. Стук дерева глухо отозвался в гулких стенах храма. Ужас и отчаяние охватили мессенцев. Женщины кричали и плакали. Мужчины мрачно молчали. Теперь все кончено. Спартанцы отняли у Мессении покровительство бога, и теперь им уже не победить Спарты! Зевс отступился от Мессении! Аристодем, тотчас овладев собой, начал успокаивать народ: - Никогда еще не кончалось победой дело, начатое обманом и хитростью. Как может божество принять дар предательства, принесенный тайком, ночью, без жрецов и обряда? Он успокаивал мессенцев как мог. Велел поставить деревянные треножники вокруг жертвенника. И сказал жрецам, чтобы они делали свое дело. - Будем считать, что ничего не случилось. Но тут произошло что-то непостижимое. Жрец Офионей, который был слепым с детства, вдруг прозрел. Говорят, что перед этим у него сильно болела голова. - Жрец Эпебол напомнил о давнем пророчестве: - Бог подаст тебе славу войны, но думай: да не превзойдет тебя обманом коварно враждебная хитрость Спарты... Все слушали, не переводя дыхания, когда Эпебол начал читать старую дельфийскую табличку. Да. Хитрость Спарты превзошла их обманом! - "Ибо Арей понесет славные их доспехи..." Арей, бог войны, будет помогать Спарте. Значит, теперь Спарта обязательно победит! - "...и венец стен обнимет горьких обитателей..." Это они, мессенцы, горькие обитатели итомских стен! - "...когда двое судьбою разверзнут темный покров..." Вот оно! Двое разверзли темный покров - прозревшие глаза Офионея! Предсказание сбылось. Теперь надо ждать гибели. Боги не ошибаются. Это так. В Дельфах ошибались редко. Ведь там знали все, что происходит в стране, - все народы Эллады несли им свои горести и радости и свои тайны. А когда у дельфийских жрецов не было уверенности в том, какой дать совет, они давали его с двойным смыслом: можешь так толковать прорицание, а можешь иначе. А если прорицание не сбудется, сам виноват. Значит, неправильно истолковал божье слово. Поэтому в Дельфах обманывать не боялись. СМЕРТЬ АРИСТОДЕМА Вскоре еще одно зловещее предзнаменование поразило мессенцев. В Итоме стояла медная статуя богини Артемиды со щитом в руке. И случилось так, что этот щит отвалился и упал на землю. - Артемида бросила свой щит! - в ужасе повторяли мессенцы. - Она больше не защищает нас! Близится наша судьба, предсказанная богами... Аристодем, глубоко опечаленный, решил умилостивить богов, принести жертву Зевсу. Зевс-громовержец, могучий бог. Пусть он заступится за Мессению, пусть поможет отстоять свободу! Жрецы совершили обряд жертвоприношения, зажгли на жертвеннике огонь. Бараны, приведенные для жертвы, смирно стояли рядом. Но когда их хотели подвести к жертвеннику, чтобы пролить в огонь их кровь, бараны словно взбесились. Они начали биться рогами о жертвенник и до тех пор бились, пока не упали мертвыми. В глубоком и тяжелом молчании разошлись мессенцы по домам. Бог не принял жертвы. Защиты нет. Бороться бесполезно - Зевс на стороне Спарты: ведь они первыми положили треножники!.. Однажды ночью по всей Итоме вдруг завыли собаки. Пораженные мессенцы вышли из домов. Они увидели, что собаки собрались в стаю и воют на залитой лунным светом площади. К утру они умолкли и ушли из города. Пастухи, пасшие стада на склонах горы, следили за ними: куда пойдут собаки? Собаки ушли по дороге в Лаконику. Они покинули Мессению. Это странное, тяжелое предзнаменование лишило мессенцев последних надежд. Они забыли о том, как побеждали спартанцев в боях, как гнали их до самой лаконской границы... Уже ничто не могло вернуть им отвагу. Бог против них - значит, всякая борьба напрасна. И Аристодем не выдержал, мужество его сломилось. Он больше не мог успокаивать и ободрять народ, потому что пал духом и почувствовал себя бессильным. Поддержать его было некому. Жрец Эпебол, так и оставшийся до конца враждебным ему, словно радовался, что такие страшные, угнетающие дух приметы одна за другой являлись в Мессении. И кто знает, не с его ли помощью вошел в храм Зевса-Итомата спартанец со своими глиняными треножниками? Аристодем, как и все древние греки, верил в сны, верил, что это боги предупреждают о чем-нибудь человека или предсказывают его участь. Он жил в эти дни с глубоко омраченной душой. И неудивительно, что ему приснился тяжелый, зловещий сон. Аристодему снилось, что он собирается на войну. Он надел свой медный шлем с красным султаном, надел панцирь, пристегнул меч, взял копье и щит... На столе перед ним лежали внутренности животного - он должен сейчас принести жертву. Вдруг явилась его дочь. Она распахнула черные одежды и молча указала на свою рассеченную его мечом грудь. Потом сбросила со стола то, что было приготовлено для жертвы, отняла у Аристодема оружие... Вместо шлема надела ему на голову золотой венец, а вместо панциря накинула ему на плечи белый плащ. Аристодем проснулся в ужасе и тоске. Смерть его близка - в белых одеждах и в золотом венце погребают мессенских царей. Вскоре ему сообщили, что жрец Офионей снова ослеп. Эпебол тотчас напомнил мессенцам предсказание пифии: "...двое судьбою разверзнут темный покров и вновь сокроются..." - Предсказание исполнилось! - зловещим голосом повторял жрец. - Теперь, мессенцы, ждите гибели! Аристодем уже не мог бороться ни с Эпеболом, отнимающим у мессенцев последнее мужество, ни с безнадежностью, которая охватила Мессению. Аристодем не мог больше жить. После этого сна, когда дочь молча упрекнула его в своей смерти, Аристодем уже не находил покоя. Как-то ночью, когда его никто не видел, он пошел на могилу своей дочери. Он ударил себя кинжалом в сердце и умер на ее могиле. Аристодем царствовал шесть лет и несколько месяцев. И, так же как царь Эвфай, во время всего своего царствования боролся со Спартой, защищая отечество. ИЗГНАНИЕ Народ мессенский, узнав о смерти Аристодема, пришел в отчаяние. Самый лучший их военачальник умер. Что делать? Как жить? Собрались на совет. Собрание было тихим, печальным. Многие так пали духом, что готовы были сдаться на милость врагов. - Мы не сможем противостоять Спарте. Принимать новые бои - только напрасно губить людей. Все равно нам не спасти Мессении, если боги этого не хотят... Но еще больше было тех, которые не могли представить, что они будут рабами Спарты. - Это невозможно. Лучше смерть, чем рабство. Лучше смерть, чем торжество над нами ненавистного врага! На этом совете мессенцы выбрали уже не царя, а полководца, военачальника. Военачальником выбрали Дамиса и дали ему неограниченную власть. Дамис взял себе в помощники Клеониса и Филея, людей отважных и сведущих в военном деле. Тем временем к Итоме подошли спартанские войска и осадили город. Дамис велел запереть ворота. - Сдавайтесь! - кричали им спартанцы. - Все равно вы рабы! Сдавайтесь, илоты! Дамис собрал всех, кто еще мог воевать. Но силы мессенцев были не велики, и надежды на победу не оставалось. К тому же кончались хлебные запасы, и мессенцам грозил голод. Несмотря на всю эту безысходность, у мессенцев еще хватило мужества выдерживать осаду почти пять месяцев. К концу года, чтобы не умереть голодной смертью, они сдались и оставили Итому. Мессенского государства не стало. У мессенцев больше не было отечества. Спартанцы, победив, прежде всего разорили Итому, раскидали ее стены и дома до основания. Мессенский народ уходил из Мессении. Мессенцы пахали и возделывали свою землю, когда были свободными. Но пахать и возделывать ее, будучи в рабстве у Спарты, они не хотели. Уходили в Сикион, в Аргос, в Аркадию, где могли их принять друзья или родственники. Мессенские жрецы Эпебол и Офионей ушли в Элевсин. Спартанцы тем временем заняли все мессенские города. Разграбив Мессению, они захватили большую, богатую добычу. В Лаконике, недалеко от Спарты, в местечке Амиклы, у них было святилище Аполлона Амиклейского. Там стояла статуя Аполлона - высокий, гладко отесанный столб, с маленькой головой и висящими по бокам прямыми руками. В знак благодарности они поставили своему Аполлону три больших медных треножника. Теперь спартанцы хозяйничали на всей мессенской земле. Тех мессенцев, которые остались в Мессении, Спарта принудила принести клятву, что они никогда не отпадут от Лаконики и никакой войны не предпримут. Пашни и сады им оставили. Но половину урожая их полей и садов было приказано отправлять в Спарту. А если умирали спартанские цари или полководцы, мессенцы должны были надевать черную одежду и оплакивать своих господ... А это было для мессенцев тяжелым унижением. ВТОРАЯ МЕССЕНСКАЯ ВОЙНА АРИСТОМЕН - ГЕРОЙ ЭЛЛАДЫ Снова открываю старые книги, и с их пожелтевших страниц сквозь строчки старинного шрифта встает образ Аристомена, героя Древней Эллады, озаренный легендами, увенчанный славой побед и страданиями за родину. Вот он стоит передо мной, подняв копье и заслонившись щитом, на котором от края до края раскинул широкие крылья орел. Прошло около сорока лет в печали и рабстве мессенской земли. Мессенцы терпели нужду, когда, отдав Спарте половину всего урожая, не знали, как дожить до следующей жатвы. Долина Мессении могла дать хлеба и олив только для тех, кто живет здесь. Она не могла кормить еще и соседнее государство. Значит, тем, кто подчинен и порабощен, приходится голодать, чтобы накормить своих поработителей. Но еще тяжелее было гордым потомкам дорян бремя обид, бремя унижений. Мессенцы ненавидели Спарту, и ненависть эта не утихала, но все больше росла. Однако рабству не предвиделось конца, и никакого исхода из этого тяжелого положения не было. А кроме того, мессенцев держала клятва не отпадать от Спарты и не замышлять новых войн. Значит, надо молча терпеть, молча ненавидеть и умирать в рабстве. Так думали старые мессенцы, когда-то проигравшие свою последнюю битву на Итоме. Совсем иначе думала подросшая за эти годы мессенская молодежь. То в одном месте страны, то в другом собирались молодые мессенцы и вели строптивые речи. - Неужели мы всю жизнь должны быть, как ослы, под ярмом? Разве не лучше умереть в сражении за свободу, чем жить в бесславном рабстве? Мы клятвы Спарте не давали! Особенно гордой и воинственной была молодежь в городе Андании. И самым отважным, самым решительным среди них был светлокудрый, синеглазый Аристомен. Разговоры привели к делу. Аристомен, а с ним и вся молодежь Андании задумали поднять восстание против Спарты. Постепенно к ним присоединились и молодые мессенцы из других городов. Опасаясь неудачи, они действовали осторожно, соблюдая строгую тайну. Сначала Аристомен потихоньку отправил посланцев в Аргос и в Аркадию. - Будете ли вы помогать нам так же решительно и неизменно, как помогали нашим отцам в первой войне? И аргивяне и аркадяне живо отозвались на это. Да, они будут помогать мессенцам насколько хватит их сил. Аргос и Аркадия в это время были в открытой вражде со Спартой. И Мессения восстала. Это было на тридцать девятом году после гибели Итомы. А по нашему летосчислению - в 685 году до нашей эры. Так началась вторая мессенская война. В Спарте тогда были царями Анаксандр, внук Полидора, и Анаксидам, правнук Феопомпа. Пока союзники мессенцев собирали войска, Аристомен со своим отрядом уже сразился со спартанцами. Битва произошла на мессенской земле, возле местечка Деры. В этом сражении победа не досталась ни тем, ни другим. Спартанцы, захваченные врасплох, растерялись. Их ошеломил Аристомен своей боевой стремительностью, своей безудержной отвагой, дерзостью нападения и силой удара. "Об Аристомене рассказывают, что он совершил подвиги большие, чем возможно одному человеку..." - говорил Павсаний в истории о второй мессенской войне. Отряд Аристомена не победил в бою. Но ведь и Спарта отступила. Это сразу придало мужество мессенцам. Несбыточная надежда на освобождение вдруг показалась осуществимой. Мессенский народ почувствовал свое единство, свою сплоченность. Чтобы теснее объединиться, им нужен был вождь, царь. И мессенцы решили сделать царем Аристомена. Но Аристомен отказался: ему не нужно было царской власти. Он хотел только одного - освободить отечество. Тогда его избрали полководцем и дали полную власть военачальника. Скоро стало известно, что имя Аристомена в Лаконике произносят с ужасом. Этого и хотел Аристомен. Пусть знают, что и в Мессении есть люди, с которыми сражаться опасно. Пусть имя Аристомена заставит и в будущем трепетать его врагов. Чтобы еще больше привести в смятение спартанцев, Аристомен однажды ночью пришел в Лаконику и проник в самую Спарту. В Спарте, среди других богов и храмов, стоял храм Афины Халкиойкос-Меднозданной. Меднозданной она называлась потому, что и храм и статуя были сделаны из меди. Вот перед этим-то храмом Афины Халкиойкос он и положил отнятый в бою спартанский щит. И оставил надпись: "Богине дар, отнятый у спартанцев". Утром жрецы увидели щит и надпись. Это сейчас же стало известно во всей Спарте. Аристомен был здесь - и его никто не видел! Аристомен явился во вражеский лагерь - и ушел невредимым! Это поразило и напугало спартанцев. Что делать? Спарта давно перестала беспокоиться из-за Мессении. Так долго, почти сорок лет, молчал этот народ, так долго подчинялся и терпел свою рабскую долю. И вот опять война! Мессенцы встряхнулись. Они сразу перестали подчиняться Спарте. И у них уже есть войско. И у них есть полководец, каких давно не видели в Пелопоннесе! - Что делать? - Ничего другого, как идти в Дельфы за советом. Прошло положенное время, и Спарта получила ответ божества: "Призвать афинянина в советники". Спартанцы отправились в Афины: - Дайте нам мудрого человека для советов. Божество повелело сделать это. И показали табличку с изречением пифии. В Афинах задумались. Послать в Спарту какого-нибудь уважаемого гражданина афиняне не хотели. Если дать им умного, знающего толк в военных делах и стратегии человека, только усилить и без того самое сильное в военном деле государство! Проще всего было вообще отказать Спарте. Но повеление бога надо выполнять. Тогда они решили послать в Спарту Тиртея, скромного афинского учителя, обучавшего грамоте детей. Человек небольшого ума, да еще и хромой, - много ли от него проку Афинам? И Спарте помощь от него будет невелика, мудрых советов спартанцы от него не дождутся! Так думали афиняне, отправляя в Спарту Тиртея. И они очень ошиблись. Тиртей оказался талантливым поэтом, он писал песни и сам пел их. Сначала Тиртей пел свои песни в доме спартанского царя и в домах знатных спартанцев во время вечерних бесед, после позднего обеда. Потом стал петь для всех, кто приходил его послушать. Он сочинял элегии, солдатские песни. Он сочинял песни для празднеств, и спартанцы охотно пели их во время процессий. Особенно нравились им солдатские песни. "Песни спартанцев пробуждали мужество, - рассказывает древний писатель Плутарх, - звали к борьбе, прославляли счастливую участь погибших за родину и срамили трусов". ...Сладко ведь жизнь потерять среди воинов доблестных павши - храброму мужу в бою ради отчизны своей!.. Солдатские песни Тиртея назывались "Эмбатериями". Спартанцы пели их перед сражением под звуки флейт. И слова этих песен были именно теми "возбуждающими мужество, и зовущими к борьбе", которые так нужны в этот час солдатам. Он сочинял песня хвалебные при победах. При неудачах запевал песню, подбадривающую, поднимающую дух. И, пожалуй, ни один государственный вельможа не помог бы Спарте своими советами так, как помогал песнями хромой учитель Тиртей. Тиртей всей силой таланта служил Спарте. И не только о сегодняшних делах и победах Спарты пел Тиртей. Но вспоминал и ее славное прошлое, о том, как воевала Спарта и как побеждала. Сложил он хвалебную песню и о том, как Спарта победила и унизила Мессению. ...Как ослы, согнувшиеся под великим бременем, Несут они господам от тяжкой нужды половину Всего, что дает земля. Спартанцы любили, когда их восхваляли, и любили восхвалять себя сами. Прислушайтесь - у них праздник, у них поют три хора. Поют старики, мужчины и мальчики. Прислушайтесь! С т а р и к и. Когда-то мы были могучи и сильны. М у ж ч и н ы. А мы сильны теперь: не веришь - испытай! М а л ь ч и к и. Но скоро станем мы еще сильнее вас! Спарта непобедима. Никто не поднимет головы, если Спарта положила на нее свою железную руку. И вот - Аристомен! Аристомен, мессенец, спартанский илот, поднял голову и грозит войной. БИТВА ПРИ МОГИЛЕ КАБАНА Решающая битва произошла в местечке около города Стениклара. Целый год готовилось это сражение. Спартанцы ждали союзников из Коринфа. Собирали в отряды асинейцев, которые были связаны со Спартой данной ими клятвой помогать в войне. К Аристомену собирались союзники Мессении. Из Аркадии спускались в долину уже испытанные в битвах и в дружбе многочисленные отряды. К аркадянам присоединились илийцы. Спешила к Аристомену помощь из Аргоса и Сикиона. Прибыли к нему сыновья и внуки тех мессенцев, которые когда-то ушли из родной страны, не желая быть рабами Спарты. Даже внуки убитого мессенцами мессенского царя Андрокла - Финта и Андрокл - вооружились и встали в строй. Любовь к родине была сильнее, чем кровавая обида, нанесенная их семье. Пришли к Аристомену и жрецы из Элевсииа. Эпебола и слепого Офионея уже не было в живых. Пришли те, кто по наследству совершал таинства богинь в Элевсинском святилище. Служа богам, жрецы неизменно вмешивались во все государственные дела своей страны и участвовали во всех войнах. Они не сражались с копьем в руке. Но их речи, призывающие к победе, часто делали больше, чем копье самого отважного воина. Прошел год после битвы при Дерах. И снова спартанцы и мессенцы стояли друг против друга с оружием в руках и с ненавистью в сердце. Прежде чем вступить в битву, оба войска принесли жертву богам. За победу Спарты принес жертву жрец Эка. За победу Мессениии принес жертву жрец Феокл. Оба они обильно кропили жертвенники кровью козы и оба со страстью молили богов о победе. Во главе спартанских войск стоял Анаксандр. Во главе мессенцев стоял Аристомен, полновластный полководец. И рядом с ним - внуки царя Андрокла: Финта и Андрокл. Вокруг Аристомена собралось восемьдесят человек. Это были самые лучшие, самые отважные и пылкие воины. Все они были молодые, одного возраста с Аристоменом. Все они хотели сражаться рядом с Аристоменом, у него на глазах, хотели, чтобы он видел их отвагу и готовность умереть за родину: пусть он знает, что они во имя родины не пожалели жизни. Аристомен со своим отрядом сразу встал против Анаксандра и лучших воинов Спарты, которые так и рвались прославиться в этом бою. Войско Аристомена стояло тесно, плечом к плечу. В этот час воины все были дороги друг другу: ведь в какой-то мере от каждого из них зависела победа общего дела. И все они не сводили глаз с Аристомена, боялись пропустить момент, когда он даст знак начинать битву. И вот знак подан. Противники бросились друг на друга. Спартанцы, как всегда, бились отважно, уверенно, умело. Но мессенцы дрались с отчаянной яростью. Они не щадили себя, не замечали ран, не страшились смерти. "...Когда спартанцы бежали, Аристомен приказал преследовать их мессенскому отряду, а сам устремился на других, еще крепко стоявших спартанцев. Осилив и этих, бросился на третьих. Скоро и эти были прогнаны, и Аристомен уже беспрепятственно нападал на оставшихся, пока, наконец, все спартанские ряды и ряды их союзников были совершенно рассеяны. И так как они бежали без стыда и всякий думал только о себе, то нападение Аристомена было для них ужаснее, чем можно было бы ожидать..." - так описал Павсаний эту славную для мессенцев битву. Аристомен в счастливом азарте победы преследовал бегущих врагов. Он гнался за ними по широкому полю, и редко кто уходил от его копья. Но тут опять вмешались боги. Далеко среди поля стояла дикая груша. Аристомен, преследуя спартанцев, бежал по направлению к ней. - Не бежать около груши! - крикнул вслед Аристомену жрец Феокл. - Там сидят Диоскуры! Братьев Диоскуров - Кастора и Полидевка - эллины чтили как богов: верили, что Диоскуры защищают людей от всех опасностей и дома и на чужбине. Но на мессенцев Диоскуры разгневались, мессенцы оскорбили их. А было это так. В Спарте справлялся праздник Диоскурам. После положенных обрядов и жертвоприношений спартанцы начали игры и состязания. Двое мессенских юношей из Андании - Панорм и Гонипп - вздумали нарядиться Диоскурами. Они нарядились в белые хитоны, накинули сверху пурпурные хламиды, на кудрявые головы надели маленькие круглые шапочки. А потом сели на коней и с копьями в руках приехали к спартанцам на праздник. Спартанцы сразу поверили, что это сами Диоскуры явились к ним. Они бросились перед "братьями" на колени, стали молиться. А Панорм и Гонипп принялись их бить копьями. Перебили спартанцев сколько могли и ускакали обратно в Анданию. И вот теперь Феоклу показалось, что на дереве сидят братья Диоскуры, которые готовы мстить мессенцам. Поэтому он и крикнул Аристомену: - Не бежать около груши! Но Аристомен не слышал, что кричал ему Феокл. И мстительные Диоскуры, сидевшие на груше, вырвали у Аристомена щит и забросили его. Возможно, что Аристомен зацепился щитом за корявые ветки груши и щит вылетел у него из рук. Но Аристомен не сомневался, что щит отняли у него Диоскуры. Потерять щит в бою было для эллинов великим позором. Поэтому Аристомен кинулся его искать. А пока он искал щит, лаконцы, которых он преследовал, убежали. Поражение ошеломило спартанцев. Неистовая отвага Аристомена, его необычайное геройство напугали их до того, что они уже не решались начать новую битву. Они готовы были сложить оружие и больше не трогать Мессению. Но тут опять поднял свой голос хромой Тиртей. - Не теряйте мужества! - повторял он всюду, где появлялся. - Если войско ваше сильно поредело, пошлите в бой илотов, пусть они заменят тех, кто уже не встанет с поля сражения и не возьмет оружия! Он повторял это и в солдатских песнях и в элегиях: Вражеских полчищ не бойтесь, не ведайте страха! Каждый пусть держит свой щит прямо меж первых бойцов... Песни Тиртея помогли спартанцам воспрянуть духом. Тиртей прав, надо сделать так, как он говорит: собрать отряды илотов и с новой силой напасть на Мессению. Вслед за поражением придет победа - Спарта всегда и везде побеждала! И снова в Лаконике поднялись воинственные разговоры и забряцало оружие. Вот какую огромную услугу оказали Спарте афиняне, послав к ним человека, у которого, по их мнению, было очень мало ума. А в Мессении ликовали. И когда Аристомен после победы возвратился в Анданию, женщины осыпали его цветами и лентами. И всюду, по всей Мессении, неслась торжествующая песня: Вниз - по долинам градским Стениклара, вверх - по вершинам, Аристомен их гонял, Спарты трусливых бойцов!.. ЩИТ АРИСТОМЕНА Аристомен обошел все поле в поисках своего щита и не нашел его. Щит исчез. Значит, щит похитили Диоскуры - Кастор и Полидевк. Что теперь делать, Аристомен не знал. Он не мог придумать, чем бы ему умилостивить Диоскуров. Потеряв щит, воин терял свою честь. Без своего щита, который был известен всему войску, Аристомен не мог пойти в сражение. И он отправился в Дельфы за советом: что ему сделать, чтобы вернуть свой щит? Пифия приказала ему идти в Беотию и там, в святилище Трофония, отыскать щит. О том, как эллины открыли святилище Трофония, существует такой рассказ. Когда-то в Беотии случилась сильная засуха. Солнце палило нещадно, а дождей не было. И посевы на скудных каменистых полях Беотии сгорели дотла. Засуха продолжалась целых два года, страна погибала. Тогд