ал на приступ свои отряды. На четырнадцатый день Кир потерял терпение. Он разослал вестников по всему лагерю: - Кто первый взойдет на укрепление, тому будет царская награда! И опять его войско ринулось к стенам крепости. И опять ни с чем вернулось обратно. Сарды были неприступны. О Сардах в то время существовала такая легенда. У одного из первых лидийских царей, Мелета, родился сын в образе льва. Мелету было сказано: - Обнеси этого льва вокруг стен, и Сарды навеки останутся неприступными. Мелет так и сделал. Льва обнесли вокруг крепости. И лишь одно место, обращенное к Тмолу, миновали: там была высокая стена, а скала под ней отвесна, ни один неприятель никак не мог бы оттуда явиться. Теперь легенда эта снова ожила, подтвердив роковую ошибку Мелета. О ней позже не раз горько вспоминали лидяне, потому что враг пробрался в крепость именно здесь, несмотря на высокие стены отвесные скалы. Но дело было не в легенде. Все обстояло проще, без вмешательства богов. Однажды солдат Кира, по имени Гюроайд, нечаянно подсмотрел, как лидянин уронил сверху свой шлем. Думая, что его никто не видит, он по тайной тропинке спустился вниз, взял свой шлем и поднялся обратно в крепость. Это было как раз в том месте, которое считалось неприступным и никак не охранялось. Хитрый Гюроайд дождался тьмы. Надеясь на царскую награду, он отважился подняться вверх по той самой тропинке, по которой влезал лидянин. А вслед за Гюроайдом полезли другие солдаты. Не успели лидяне понять, что произошло, как в крепости уже было полно вражеских солдат и персы открывали ворота своему царю. Лидяне защищались со всей силой отчаяния. Крез, как простой воин, бился с персами. Но битва уже была проиграна, и враги уже разоряли и жгли его прекрасные Сарды: камышовые крыши полыхали огнем, пламя охватило город... Увидев это, Крез опустил копье. Он больше не хотел защищаться. Пусть придет смерть. Какой-то разъяренный битвой перс уже занес над ним свой короткий меч... И вдруг глухонемой сын Креза, сражавшийся рядом с отцом, закричал: - Человек! Не убивай Креза! Так сбылось предсказание пифии - несчастный немой юноша заговорил в момент горя и гибели. Может, так это и было. Говорят, что в минуту страшного потрясения у немого человека может прорваться речь. Но так это было или иначе, а Крез остался жив. Утро над Сардами занялось в дыму пожаров, стонах раненых, воплях женщин и плаче детей. Кир, в грязи и крови после ночной битвы, измученный, но не чувствующий усталости, победоносной поступью ходил по улицам города. Свита его, такая же продымленная и усталая, сопровождала его, бряцая мечами и охраняя своими высокими овальными щитами молодого царя. Седой Гарпаг, как всегда мрачный и суровый, шагал с ним рядом. Победа веселила его сердце, но он уже давно, с молодых лет, привык при дворе царя Астиага прятать свои чувства. Кир приказал потушить пожар. Ему в этом городе было все интересно. Его многое здесь поражало. Он еще никогда не видел таких богатых и красивых жилищ, таких одежд и утвари, которые тащили из домов лидян его солдаты. Волнуясь, с пылающими глазами, он вошел в роскошный дворец Креза: он еще не знал, что у людей могут быть такие сказочные чертоги. Он ходил из залы в залу, держась за свой меч - все-таки дворец-то был вражеский! - и любовался пурпурными занавесами, колоннами, золотыми сосудами странной формы, дивился нежным барельефам на стенах, сделанным из алебастра, трогал мягкие ложа, на каких ему никогда не приходилось спать... И тонкая отрава изнеженности и обезоруживающей красоты, таившаяся в этом царском жилище, незаметно я коварно проникала в его неискушенную душу. - Что будешь делать с Крезом, царь? Суровый голос Гарпага мгновенно рассеял наваждение. Кир поспешно вышел из дворца. - А что делали с пленными врагами великие цари? - Убивали. Сажали на кол. Сжигали на костре. Кир стиснул зубы и нахмурился. Битва кончилась, сияет ясный день, над головой серебрится Тмол, быстрая Пактол с прозрачным блеском бежит через город... Все эти четырнадцать дней осады Кир ненавидел Креза. Он готов был своей рукой убить его. Но сегодня, когда он победил, а Крез в цепях и унижении... Кир с негодованием на самого себя почувствовал, что у него больше нет никакой ненависти к побежденному врагу. Но все-таки он должен казнить Креза. Так поступали все великие цари. - Я сожгу его на костре. Гарпаг тотчас распорядился сложить на площади костер. Леса кругом было много, и костер сложили огромный. Для Кира приготовили место на возвышении, чтобы ему было видно, как взойдет на костер его враг. Вместе с Крезом должны были сгореть вся его семья и еще четырнадцать юношей из знатных лидийских семей. Кир с неподвижным лицом сидел и ждал, когда приведут Креза. Воины тесной толпой стояли вокруг него. Они любили Кира, они гордились им. Одни были благодарны Киру, что он освободил их из рабства и взял в свое войско. Другие разбогатели, служа в его победоносных войсках, и надеялись разбогатеть еще больше, грабя побежденных... И все они ценили его талант полководца - умного, отважного, быстрого в решениях. Они любили Кира и готовы были идти за ним всюду, куда бы он ни повел их. За толпой солдат, за их копьями и высокими колпаками, теснился народ, подавленный страхом и горем. Но вот толпа колыхнулась, раздалась, послышался ... Солдаты вели на костер пленников. Впереди шел Крез. Лязг цепей отмечал каждый его шаг. Седая голова была низко опущена. Молча, с невидящими глазами и сжатым ртом шли за ним его жены, его последний сын, его родственники... И гордой, твердой походкой, как и подобает благородным воинам, шли на смерть молодые лидяне. Они прошли мимо, не взглянув на Кира. Крез первым взошел на высокий костер, и тотчас по углам костра вспыхнуло рыжее пламя. День был жаркий, дрова сухие, и огонь быстро побежал по сучьям. Услышав треск огня и увидев бегущее пламя, Крез вдруг поднял голову. Глядя куда-то вдаль, выше всех голов, он простонал в глубоком отчаянии: - О Солон! Солон! Солон! Кир встрепенулся. - Кого это он зовет? Переводчики приступили с вопросами к Крезу. Но Крез не отвечал им. И лишь тогда, когда переводчики стали с угрозами требовать у него ответа, Крез сказал: - Много бы я дал, чтобы тот, чье имя мною было названо, поговорил со всеми владыками! Киру этот ответ был неясен. И переводчики снова стали допрашивать Креза: кого он звал? О ком он говорит? И тогда Крез, стоя на костре, рассказал, как некогда пришел к нему афинянин и, осмотрев его сокровища, ни во что их не поставил - Солон предсказал мне все, что со мной случилось. И не только ко мне это относилось, а вообще ко всем людям, которые считают себя счастливыми... Кир, услышав эти слова, смутился. Он опустил глаза, и брови его сошлись в одну черную черту. "Я, человек, предаю пламени другого человека... А ведь он считал себя таким же счастливым, как я сейчас считаю себя. Разве не может случиться того же со мною?" - Потушите костер! - крикнул он, вскочив. - Сейчас же потушите костер! Освободите Креза! Освободите их всех! Солдаты бросились гасить костер. Но пламя уже полыхало, и потушить костер было невозможно. Тогда Крез стал с плачем упрекать Аполлона. Ведь столько жертв он принес в его святилище! Пусть теперь и Аполлон поможет Крезу и погасит разбушевавшийся костер. Вдруг, словно по призыву Креза, неожиданно из-за горы надвинулась туча, разразилась гроза, хлынул ливень... Костер погас. "Это - знамение богов!" - со страхом подумал Кир. И велел позвать к себе Креза. Когда Крез, звеня цепями, сошел с костра и, несчастный пленник, с поникшей головой встал перед Киром, Кир спросил его: - Кто же, Крез, внушил тебе мысль идти войной на мои владения и стать моим врагом, а не другом? - Я сделал это, царь, на счастье тебе и на горе себе, - ответил Крез. - А виновато в этом эллинское божество, подвигнувшее меня на войну. Какой же разумный человек предпочтет войну миру? Ведь во время мира сыновья хоронят своих отцов, а во время войны - отцы хоронят сыновей. Слова Креза заставили Кира глубоко задуматься. Он велел снять с Креза оковы и посадил его рядом с собой. Но, к его удивлению и к удивлению всех окружающих, Креза это не обрадовало. Он оставался печальным и задумчивым. Отвернувшись от Кира, он смотрел, как персы разоряют его любимые Сарды. - Могу ли я тебе сказать, царь, - наконец спросил он, - или я должен молчать? - Говори все, что желаешь, - ответил Кир. Крез спросил: - Эти солдаты - что они делают с таким рвением? - Грабят твой город! - ответил Кир. - Нет! - Крез покачал головой. - Не мой город разоряют они и не мои сокровища расхищают. У меня больше нет ничего. Расхищают они твое достояние. Кира поразили его слова. Он удалил всех присутствующих, оставил лишь Креза и переводчика, чтобы они могли понимать друг друга. - Что дурного находишь ты в том, что происходит? - сказал Кир. - Ведь так было всегда - победители берут то, что завоевали. - Боги сделали меня твоим рабом, - ответил Крез, - поэтому я считаю своим долгом объяснить тебе то, что постигаю лучше, чем другие люди. Персы - народ бедный. Если теперь ты позволишь им грабить и присваивать себе чужие богатства, то отсюда могут быть тяжелые последствия: захвативший наибольшие богатства, восстанет потом против тебя. Поступи теперь так, как я скажу, если тебе угодно: поставь копьеносцев у всех ворот, пускай они отбирают сокровища у тех, кто будет выносить их. И пусть копьеносцы говорят им, что десятую часть всех богатств необходимо посвятить богу. Так ты не будешь отнимать у них награбленное силой и не восстановишь их против себя. Наоборот, они будут убеждены, что ты действуешь справедливо, и охотно отдадут взятое. Кир внимательно выслушал Креза и приказал сделать все по его совету. - Я вижу: ты, Крез, царственный муж, - сказал Кир, очень довольный. - Ты готов сделать и посоветовать доброе. За это проси у меня чего хочешь. Я сейчас же выполню твою просьбу! Крез горько усмехнулся. - Ты доставишь мне величайшее удовольствие, Кир, - сказал он, - если позволишь послать эти цепи божеству эллинов, которое я чтил больше всех божеств, и спросить его: таково ли его правило - обманывать тех, которые сделали ему столько благодеяний?! - И это получишь от меня, Крез! И все, чего бы и когда бы ни пожелал! И Кир тотчас отправил послов-лидян в Дельфы. Он велел положить на пороге храма цепи Креза и спросить: "Не стыдно ли божеству, что оно подвигнуло своими советами Креза на войну с персами, обещая разрушение царства Кирова?" И, указав на цепи Креза, спросить также: "Может быть, неблагодарность - вообще закон для Эллинских богов?" Но напрасно Крез думал смутить этим дельфийских оракулов. Они ведь недаром давали уклончивые и двусмысленные ответы. - Упреки Креза несправедливы, - ответила пифия лидянам, - все случилось так, как было предсказано: "Если Крез пойдет войной на персов, то он разрушит обширное царство". Если бы Крез был осторожен, он бы еще раз спросил: о его ли царстве говорит оракул или о кировом? Но Крез не понял изречения оракула, а теперь пусть винит самого себя. ...Так рассказал Геродот историю царя Креза, его величия и его падения. Не все понятно нам в этом рассказе. Геродот повествует о встрече Креза с афинским законодателем Солоном. Но мы знаем, что этого не могло быть: когда Солон путешествовал, то Крез в эти годы был еще ребенком и никак не мог принимать Солона в своем дворце. Может, случилось и так, что приходил к царю Крезу какой-нибудь странствующий эллин, который хорошо знал высказывания Солона и глубоко почитал его. Может быть, он и приводил эти высказывания в ответ на хвастливые речи Креза. И так как слова Солона были глубоки и мудры и словно предсказали судьбу царя, то не будет удивительным, если Крез вспомнил Солона на костре, перед лицом смерти. БАСНЯ О РЫБАХ В греческих городах на азиатском берегу Эгейского моря наступило смятение. Крез побежден, и они остались беззащитными перед лицом грозного персидского царя. Теперь они горько сожалели, что не согласились перейти на сторону Кира, когда он предлагал им это, и завидовали Милету, принявшему персидское подданство. Милет согласился платить дань Киру так же, как платил Крезу. Милету не грозили ни война, ни разорение. Но и война, и разорение грозили теперь остальным эллинским городам. Делать нечего. Придется принять предложение Кира, которое они в свое время отвергли, и поступить так, как поступил Милет. - Царь, нас прислал к тебе Панионийский союз, - так сказали Киру послы ионийских колоний. - Мы согласны быть у тебя в подданстве на том же положении, как были у Креза. Кир усмехнулся. Но глаза его были недобрыми. - В ответ на это я расскажу вам басню, - сказал Кир. - Один флейтист увидел рыб в море и начал играть на флейте. Он ждал, что рыбы выйдут к нему на сушу плясать. Но его ожидания оказались напрасными. Тогда он взял сети, закинул их в море и вытащил множество рыб. Рыбы стали биться и подпрыгивать на берегу. Тогда флейтист сказал: "Престаньте плясать! Когда я играл вам на флейте, вы плясать не хотели!" Последние слова царь произнес в гневе. Весть о том, как ответил Кир посланцам ионян, тотчас облетела все города Панионийского союза. На северной стороне гористого мыса Микале, против острова Самос, у ионийцев было свое святилище, которое называлось Панионий. Сюда они собирались на праздники, чествуя бога Посейдона, которому было посвящено это место. Сюда же собрались они и на совет после гневной отповеди Кира. Положение сложилось такое. Милету уже нечего бояться Кира. Осторовитянам-эллинам, живущим на ближайших островах, Кир тоже не страшен - у персов тогда еще не было кораблей. Но зато над всеми остальными городами эллинских колоний нависла страшная туча Кирова гнева: война, рабство, казни... Где защита? Кто может помочь им? Тогда их речи и помыслы обратились к родине. Родина защитит ионян. И они решили послать туда своих глашатаев с мольбой о помощи. Но не в Афины, откуда пришли ионяне, а в Спарту - спартанцы сильнее и опытнее в боях. Эоляне и фокеяне, эллинские племена, жившие на том же берегу, присоединились к решению ионян. Испуганные, встревоженные, они поспешно снарядили послов и отправили их в Спарту. А сами бросились сооружать защитные стены вокруг своих городов. Послы торопились. Но на пути лежало море, которое надо было переплыть. Достигнув берегов Пелопоннеса, они долго пробирались через горы и болотистые долины, пока, наконец, не ступили в тень мрачного, в снежной шапке, хребта Тайгета. Изнеженным на своем ласковом побережье ионийцам здешние края казались суровыми и неприветливыми. Перед тем как войти в Спарту, послы выбрали оратором фокеянина Пиферма. Пиферм красноречив, он сумеет убедить спартанцев выступить против Кира и защитить их города. Пиферм надел пурпурный плащ, чтобы спартанцы сразу обратили на него внимание. И лишь после этого послы вошли в многолюдный город Лаконики - Спарту. Пурпурный плащ сделал свое дело. Спартанцы собрались огромной толпой вокруг прибывших послов. Вышли послушать их и оба лаконских царя. И вот фокеянин Пиферм, в своем ярком, богатом плаще, выступил вперед и начал длинную, украшенную всякими цветистыми фразами и сравнениями речь. Послы, на горе свое, не знали или забыли о суровых нравах спартанцев, у которых многословие считалось одним из самых больших пороков. Пиферм говорил и говорил, не чувствуя ни времени, ни настроения окружающих его молчаливых людей, не видя их насмешливых лиц, не видя их насмешливых лиц, не слыша их пренебрежительных реплик... Не видели, не слышали этого и послы. Они, вышедшие из Афин, где высоко ценилось красноречие, восторгались умением Пиферма говорить так красиво. У них уже прояснились лица и на душе просветлело - после такой пламенной и убедительной речи спартанцы не смогут отказать им! Но когда Пиферм, ловко закруглив последнюю фразу, замолчал, ионийцы вдруг поняли, что его никто не слушал! - О чем говорил этот человек? - сказал кто-то из военачальников спартанцев. - Пока мы дослушали до конца его речь, мы забыли ее начало! - Мы не знаем, о чем вы просите, - сказали и цари, переглянувшись, - мы никуда и никому помогать не пойдем. И ушли с площади. С острыми насмешками, которые, как дротики, летели в ионийских послов, спартанцы разошлись по домам. Пиферм в своем пурпурном плаще молча, повесив голову, сошел с возвышения, на которое взобрался, чтобы произнести речь. В отчаянии от своей неудачи ионяне вернулись домой. Однако в Спарте только сделали вид, что они ничего не слышали и ничего не поняли. Угроза персидского Царя и встревожила и возмутила их. Кто он такой, этот Кир, что явился и захватил Лидию и теперь осмеливается угрожать эллинским городам? Спарта не потерпит этого! Впрочем, прежде чем бросаться защищать эти города, надо отправиться на Азиатское побережье и посмотреть, что там происходит. И, может быть, как следует пригрозить Киру - уж он-то, конечно, слышал о том, как воюют лакедемоняне и как они умеют постоять за свою военную славу! Решив так, спартанцы снарядили пятидесятивесельное судно и отправились в полном вооружении к берегам ионийских колоний. Прибыв туда, остановились у города Фокеи. Заносчивые, привыкшие всегда быть победителями среди малочисленных эллинских племен, спартанцы послали отсюда своего вестника к царю Киру в Сарды. Кир принял вестника во дворце. Вот он сидит на мягком ковре, волосы его, тщательно завитые, ложатся на плечи; маленькая шапочка придерживает их. Черные, как спелая олива, глаза под крутыми бровями глядят уверенно и спокойно. Знатный спартанец Лакрин, которого прислали вестником с корабля, остановился перед ним, высоко подняв голову. Царь, чуть прищурившись, оглядел его. Грубый плащ, простые грубые сандалии - подметки да ремни, переплетенные на ноге пять раз. Длинные, неубранные волосы, небрежно торчащие на голове. Спартанцы после битвы с аргивянами из-за Фиреи стали, как и все эллины, носить длинные волосы, но заботиться о них не умели и не считали нужным. Кир ждал, чуть-чуть брезгливо поджав свои красивые твердые губы, в углах которых уже обозначились легкие морщинки. - Я пришел сообщить тебе, царь, волю моего народа. Мы, спартанцы из Пелопоннеса, требуем, чтобы ты не вредил никаким городам эллинской земли, потому что мы, спартанцы, этого не потерпим. Кир в насмешливом недоумении обратился к эллинам, бывшим в его свите: - Что за люди - спартанцы? Или их число очень велико, что они обращаются ко мне с подобным требованием? Спартанцы - дорийское племя, живущее на Пелопоннесе, у подножия Тайгета. Нет, число их невелико. И земли у них немного. По сравнению с войском царя Кира то же, что облачко по сравнению с грозовой тучей. Выслушав сообщение эллинов, Кир сказал спартанскому глашатаю, не скрывая презрения: - Никогда не боялся я таких людей, у которых посреди города есть определенное место, где они собираются и под клятвою обманывают друг друга. Если я доживу, спартанцам будет не до чужих бед - своих хватит! Лакрин ушел от Кира с нахмуренным лбом. Он был в неприятном недоумении: как же так? Здесь угроза Спарты никого не испугала! И наоборот, он почувствовал, что угроза Кира страшнее, чем их угроза. Кир пригрозил всем эллинам и спартанцам тоже. Ведь и у них в Спарте есть базарные площади и рынки, где идет купля и продажа, а именно об этом и сказал Кир. У персов же нет рынков и базарных площадей, потому что они считают, что там не обходится без лжи и обмана, а ложь и обман для персов - величайший позор! Кир еще погневался, а после посмеялся над такой самонадеянностью маленького эллинского племени. И забыл о нем. Другие замыслы, другие заботы неизмеримо более огромные и трудные, вставали перед Киром. Другие дороги звали его - дороги на Бактрию, на Вавилон... А может быть, и дальше - в Египет. Ионийские колонии у моря? Да он и не пойдет воевать с ними. Эти города возьмут и без него его полководцы. Перед тем как двинуться в дальние походы, Кир собрался в родные края, в Экбатаны. Город Сарды был красивый и богатый, с хорошим климатом и чистой водой. Но это был чужой город. Земли, которые он завоевал, были плодородными и цветущими, но это были чужие земли. Хотелось подышать суровой прохладой хребта Эльбруса, взглянуть на неприступный заоблачный Демавенд. Кир был такой же человек, как все. Его так же тянуло на родину, ему так же хотелось слышать вокруг родную речь, пусть варварскую, как считают здесь, по эту сторону Галиса, но родную! Но это был только голос сердца, с которым Кир умел справляться, когда это было нужно. А главное, как хороший хозяин, он хотел посмотреть, что делается в стране, которую он оставил, надолго уйдя в поход. Надо наладить все, что разладилось, навести порядок, утвердить законность. Надо было устроить государственные дела так, чтобы не опасаться ни бунта, ни восстания среди подданных его обширного царства. Он хотел, чтобы власть его держалась не страхом, а довольством и спокойствием подвластных ему народов. Это было необходимо Киру, потому что он снова собирался в поход, далекий и нелегкий. Когда-то Вавилон был союзником Мидии. Теперь, когда Кир воевал с Крезом, вавилонский царь Набонид согласился помочь лидийскому царю и готовился вступить в войну против Кира. Но Кир действовал слишком быстро и уже захватил Сарды, пока Набонид собирал войска... И тогда, когда вавилонский царь Набопаласар воевал на стороне Мидии против Ниневии, он был ненадежным союзником. Теперь же Вавилон стал открытым врагом. Этого сильного врага надо победить и захватить вавилонские земли. Вавилон богат. Дворцы Кира наполнятся сокровищами, и держава его увеличится. А там недалеко и до Египта... Охрану Сард Кир поручил персу Табалу. Запасы лидийского золота - золото Креза и Сард - он отдал под охрану лидянина Пактия, выразив этим свое уважение и доверие лидийскому народу. И когда Крез все это устроил, то отправился в Экбатаны с огромной свитой и боевыми отрядами. Он взял с собой и Креза, которого любил и уважал и с которым никогда не расставался. ВОССТАНИЕ ПАКТИЯ Все затихло в Сардах. Сверкающие воды Пактола смыли с улиц города следы минувшей битвы - грязь, кровь, пепел пожарищ. Горожане принялись за свои дела, жители деревень вышли на поля. Но уже не было в Сардах прежнего веселья и гордого спокойствия. Чужой гарнизон стоял в городе, чужой человек, говорящий на чужом языке, жил во дворце царя Креза и правил страной. Персы не грабили, не обижали лидян, но они были хозяевами, они диктовали свою волю, и это было трудно терпеть. Пактий ревниво хранил доверенное ему золото, золото Креза, золото Лидии. Он никого не допускал к сокровищнице, даже Табала. Но для кого он, лидянин, берег это лидийское золото? Для Кира, для завоевателя, отнявшего независимость Лидии? Нет, у Пактия созревали другие замыслы. Неужели он, держа в своих руках сокровища самой богатой страны, не сможет вернуть этой стране свободу? Кира нет, Кир далеко. Его конь уходит все дальше и дальше по индийским дорогам, все дальше и дальше от Лидии. Пока персы-гонцы доскачут до Кира, лидяне успеют сбросить персидского сатрапа и опять станут свободными. Хватит ли у Кира силы снова покорить Лидию, которую он и в первый раз не так-то легко взял? "А если у него, у Кира, хватит сил, - возражал Пактий самому себе, - что станется тогда с Лидией? Тогда ее больше не будет на земле". Противоречивые мысли и чувства мучили Пактия. Разум говорил, что надо покориться, что бороться с Киром Лидии не под силу. Но чувство не соглашалось с разумом. Пактий уже не мог расстаться со своей дерзкой мечтой. Будет ли у него более удобный момент? Сегодня ключи от сокровищниц Креза у Пактия в руках, а завтра их могут отнять у него, и тогда уже никаких надежд на освобождение, никаких! Может быть, кроме забот о свободе родины, голову ему кружил опасный мираж власти? Ведь если он, подняв восстание против Кира, победит, кому же, как не ему, Пактию, достанется высшая власть? И Пактий решился. Взволнованный, он ходил среди лидян, не давая им успокоиться. Он верил, что настал день, когда им удастся выгнать персов и снова стать свободными. Этой верой он окрылил и других. Лидяне еще не привыкли к зависимости, и речи Пактия были как горящий факел, брошенный в солому. Табал не успел понять, что происходит, а Пактий, захватив все золото из сокровищниц Креза, собрал лидян, могущих держать оружие в руках, и отправился к морю. Здесь, в приморских колониях, Пактий нанял большое войско: золота у него хватало. Он призывал и Жителей побережья помочь ему в битве с персами. Многие откликнулись на его призыв. Пришли из Приены, пришли из Магнесии, пришли лучники и копейщики с зеленой равнины Меандра. Со всем этим войском Пактий вернулся в Сарды. Снова отдохнувшую было от побоищ и крови страну заполонили солдаты, снова военные обозы прошли по полям, выбивая дотла посевы. Табал заперся в крепости. Пактий, окружив Сарды войсками, начал осаду. Персидские гонцы нагнали Кира уже на индийской земле. Царь выслушал их, и глаза его засверкали от негодования. Он обернулся к Крезу. - Чем все это кончится, Крез? - сказал он с гневным укором. - Мне кажется, лидяне не хотят успокоиться? Думаю я, будет лучше обратить их в рабство. До сих пор я поступал с ними милосердно. Я лишил их тебя, но самим лидянам возвратил город. И после этого они восстают против меня! Крез испугался. Он знал, что Кир не любил казнить пленных врагов. Но Кир не терпел, когда обманывали его доверие. Крез испугался за Лидию. - Ты говоришь правду, царь, - сказал он. - Но не гневайся, не уничтожай древнего города, ведь Сарды ни в чем не виноваты. Виноват перед тобою был я и терплю за это достаточно. А в том, что случилось теперь, виноват Пактий, которому ты доверил золото. Он и должен быть наказан, а самим лидянам даруй прощение. Но чтобы они не бунтовали против тебя, сделай такое распоряжение: запрети лидянам носить оружие, прикажи надеть длинные хитоны и высокие башмаки; вели им также обучать своих детей игре на кифаре и арфе, а также пусть они учатся торговле. И ты, царь, скоро увидишь их мирными людьми, и больше не нужно будет опасаться, что они восстанут против тебя. Крезу тяжело было давать этот совет, но, разоружая свою Лидию, он знал, что этим спасет ее. Сердце его дрожало при мысли, что лидян, в цепях и колодках, рабами погонят в чужие земли. Он снова с горячим волнением принялся убеждать Кира не губить лидян и послушаться его совета. Понемногу грозные морщины на лбу Кира разгладились. Гнев его погас. - Я сделаю так, как ты, Крез, советуешь мне. Кир позвал мидийского полководца Мазара, велел ему взять достаточно войска и вернуться в Сарды. - Разбей Пактия. Всех, кто осаждал Сарды, продай в рабство. Мирных лидян не трогай, но поступи с ними так, как сказал Крез. Пактия же не убивай и не продавай в рабство. Пактия возьми в плен живым и приведи ко мне. Так решив это дело, Кир отправил Мазара с сильным войском обратно в Лидию, а сам продолжал путь в Экбатаны. Мазар угрюмо ехал впереди своих отрядов. Мидянин устал от чужих стран, от чужого народа и непонятного говора, от духоты и жгучего солнца у него болела голова. Он так ждал того часа, когда копыта его коня звонко застучат по нагорьям его суровой родины и когда, обратившись к встречному человеку с вопросом или приветствием, он услышит родную индийскую речь. Солдаты тоже молчали. Раздражение против лидян росло. И чей ближе подходили к Лидии войска Мазара, тем яростнее было нетерпение схватиться с войсками Пактия, разбить их, уничтожить. Но Мазару не пришлось сразиться с Пактием. Лидяне, услыхав, что персы снова идут на Сарды, в ужасе разбежались. Наемники, получив плату, ушли. Пактий, оставшийся с горсткой солдат, понял, что дело его проиграно, и бежал из Лидии. Мазар открыл крепость, освободил Табала. Лидия притихла, приникла к земле. Все ждали жестокой расправы, наказаний, казней. Но проходили дни, а ни наказаний, ни казней не было. Мазар все сделал так, как велел Кир. Изумленные лидяне охотно повиновались его распоряжениям. Они снесли в крепость все свое оружие - копья, дротики, секиры, колчаны, полные стрел, все свои щиты, панцири и сложили в кладовые, охраняемые персидскими солдатами. Они надели белоснежные льняные хитоны и высокие башмаки. В домах зазвенели кифары и арфы. Лидяне все еще боялись поверить такому счастливому повороту своей судьбы, но понемногу распрямили спины и подняли головы. Жизнь потекла тихой рекой, с обычными ежедневными делами, с обычными заботами и обычными развлечениями. Только не скакали на конях юноши, тренируясь в искусстве битв, не бросали дротиков, не натягивали тетивы. Зато в Лидии стало много музыкантов. Дети, обязанные владеть арфой и кифарой, были почти в каждом доме. Уже никто не грозил лидянам войной. Меч Кира надежно защищал их, а белые хитоны и красивые башмаки скоро стали казаться приятной необходимостью. Только, старые конники грустили втихомолку: где их боевые кони? На них сели персы. Где их длинные боевые копья? Они ржавеют под замком у персов. Где их гордая, независимая родина? Она платит дань персам. Где их славный царь Крез? Он в плену у Кира. Что же осталось им, старым солдатам? Сокрушенно покачивать головой да вспоминать былые походы. Мазар сделал в Лидии все так, как велел Кир. Но одного царского приказа ему выполнить никак не удавалось - захватить Пактия и отправить его к царю. СКИТАНИЯ И ГИБЕЛЬ ПАКТИЯ Пактий бежал в эолийский город Киму, что против острова Лесбоса. Кима в то время была самым большим и богатым из эолийских городов. Правда, рассказывают, что кимеяне были очень недогадливы. Будто бы лишь спустя много лет после основания города они стали собирать портовые пошлины. А до этого им и в голову не приходило, что они живут на берегу моря, что город их портовый и что они могут на этом разбогатеть. Рассказывают также, будто кимеяне заняли у своих богачей денег от имени города, отдав в залог портики. Денег они в назначенный срок вернуть не смогли, и за это народу не дозволялось гулять под портиками и во время дождя. Люди, давшие городу деньги взаймы, в конце концов устыдились, что кимеяне ходят под дождем, и они стали посылать глашатая, который кричал во время дождя: - Дождь! Идите под портики! Злые языки утверждали, что кимеяне даже этого сообразить не могут - так и ходят по дождю, пока глашатай не позовет их под портики. Но дело было, конечно, в другом. Они просто считали себя не вправе пользоваться портиками, раз эти портики еще не выкуплены. Вот в этот эллинский город на побережье моря, где жили не очень предприимчивые, но крепко соблюдавшие законы чести люди, и бежал лидиец Пактий просить убежища. Выдать попросившего защиты - позор. Пактий знал, что кимеяне не сделают этого. Скоро в Киму явились послы от Мазара. Именем царя Кира они потребовали, чтобы кимеяне выдали Пактия. Пактий ждал, что кимеяне ответят твердым отказом. Но, к ужасу своему и негодованию, он увидел, что отказа не последовало. Правда, не было пока и согласия выдать Пактия. Кимеяне колебались. Выдать Пактия - нечестно. Не выдать - восстать против самого Кира. И тогда что будет с Кимой? Недалеко от Милета, в Дидимах, находилось святилище Аполлона Дидимского, которого почитали ионяне и эоляне. Здесь было и прорицалище жрецов Бранхидов, куда ходили за советом к божеству. Чтобы не брать на себя ответственности за решение такого трудного дела, кимеяне решили спросить у Аполлона, как им быть. Как поступить с Пактием, чтобы это было угодно богам? Когда послы вернулись от Бранхидов, кимеяне собрались на площади. Все были взволнованы. От решения божества зависела их судьба и судьба города. Послы смущенно стояли перед народом. Стараясь не глядеть в сторону Пактия, они достали принесенную из прорицалища табличку. И оттого, что послы не взглянули в ту сторону, где стоял Пактий, несчастный лидиец понял, что он предан. Один из послов взял табличку и громко прочел решение оракула: - "Пактия выдать персам!" Пактий, который предчувствовал беду, но все же втайне надеялся, что божество защитит его, поник головой. И сразу на площади поднялся шум. Сначала завязались споры, потом голоса стали громче, началось смятение. - Если божество приказало, значит, надо выдать Пактия! - Как можно выдать Пактия? Он пришел к нам просить защиты! - Кир разорит Киму! Надо выдать Пактия! - Выдать Пактия! И Пактия уже схватили, чтобы отправить немедля в Сарды. Но тут за него, а вернее, за честь своего города вступился знатный кимеянин Аристодик. - Этого нельзя сделать, - сказал он. - Мы не можем принять на себя такое бесчестье! Горе такому народу, который выдаст того, кто ищет у него защиты! - А как можем мы не повиноваться божеству? - возразили ему. - Как можем не верить мы божеству? Ты не веришь оракулу Бранхидов? - Я верю оракулу Бранхидов, и я повинуюсь божеству, - ответил Аристодик. - Но я не верю послам, ходившим туда, и не верю их измышлениям. Они сказали неправду. Не может оракул подвигнуть нас на то, чтобы покрыть себя позором! Надо послать других послов в Дидимы. И я сам пойду с ними туда! Выбрали снова послов. Вместе с ними отправился к Бранхидам и Аристодик. Аристодик обратился к оракулу. - Владыка! - сказал он. - Пришел к нам с просьбой о защите лидянин Пактий, спасаясь от насильственной смерти от персов. Персы требуют его выдачи и понуждают к тому кимеян. Хотя мы и боимся могущества персов, однако не дерзаем выдать пришельца до тех пор, пока ты ясно не скажешь, что нам делать. И оракул ответил: - Выдать Пактия персам. Аристодик, хотя и говорил, что не верит послам, которые ходили раньше, однако был готов и к такому ответу. Поэтому он поступил так, как заранее задумал, если оракул снова велит выдать Пактия. Он вышел из прорицалища и начал молча разорять птичьи гнезда, которые ютились под крышей храма. Птицы подняли крик - никто и никогда не осмеливался трогать их здесь, под защитой божества. Вдруг из храма послышался голос: - На что ты посягаешь, нечестивец? Ты истребляешь ищущих у меня защиты! Аристодик не смутился. Он ждал, он хотел этого. - Ты, владыка, охраняешь молящих тебя о защите, - сказал он, - а кимеянам приказываешь выдать того, кто просит защиты у них! И тогда оракул гневно ответил: - Я приказываю это для того, чтобы вы скорее погибли через ваше нечестие и чтобы впредь не приходили к оракулу за советом о выдаче просящих! С этим ответом послы и вернулись в Киму. Однако в Киме не наступило спокойствие. Выдать Пактия невозможно после того ответа, который получили они в Дидимах. Это грозило позором и гибелью. Но и оставить Пактия тоже нельзя - Мазар явится и разорит Киму. Тогда кимеяне пришли к такому решению: отправить Пактия куда-нибудь в другой город. И отослали его в Митилену, на остров Лесбос, город богатый, торговый, с двумя гаванями. До Митилены персам было труднее добраться, они в то время еще не были мореплавателями. Мазар узнал, что Пактий перебрался на Лесбос, и тотчас послал туда своих глашатаев все с тем же требованием - выдать ему Пактия. Митилян это требование не смутило. Кто для них Пактий? Чужой человек, варвар. Неужели из-за какого-то варвара им страдать и волноваться? Проще всего выдать Пактия. Да и не просто выдать, а потребовать с персов выкуп. О сумме можно договориться. Пактий в тоске выслушал их решение. Страшна смерть. И еще страшнее - наказание, которое готовят ему персы. Но спасения он уже не видел. Однако кимеяне следили за его судьбой. Их пугал ответ оракула, грозящий гибелью тем, кто выдаст просящего защиты. Митилена - город их племени. Вместе с Митиленой погибнет и Кима! Кимеяне снарядили судно и, чтобы спасти Пактия, перевезли его на остров Хиос. А вернее, они это сделали, чтобы избавиться от него совершенно. Они, эоляне, не выдали Пактия. А как поступят хиосцы - это их дело. Ступив на землю прекрасного острова Хиоса, Пактий, как и всюду в последние годы, попросил помощи и защиты. Но хиосцы смотрели на него пустыми, равнодушными глазами. Зачем он пришел к ним? Несчастный, потерявший родину, за которым следом идет опасная угроза персов, - зачем он пришел сюда, притащив за собой и эту угрозу? На Хиосе живут богато и свободно. У хиосцев прекрасные глубокие гавани, в которых стоят на якорях корабли. У них есть мраморные каменоломни. Их пальмовые рощи плодоносны, а их виноградники дают самые лучшие вина из всех греческих вин. Зачем нужен хиосцам этот варвар? Персы требуют его - пусть возьмут. Но так как хиосцы уже научились плавать по морю и торговать, научились ценить прибыль и наживу, то сочли благоразумным потребовать за Пактия плату. Пускай персы возьмут его, а хиосцам взамен отдадут Атарней, местность в Мисии, против Лесбоса. Пактий, услышав о таком вероломном решении, бросился в храм Афины - градохранительницы. Эллины почитают своих богов, они не осмелятся взять Пактия, если он укрылся под защиту богини! Но в Хиосе было смешанное население. Наверно, хиосцы уже забыли, кто из них какого племени. И законы своей прежней родины уже не казались им непреложными. Афина-градохранительница не смогла защитить Пактия. Его силой вывели из храма и отправили к персам. А взамен получили Атарней. Так погиб Пактий, пытавшийся вернуть свободу своей родине. КАРАЮЩАЯ РУКА КИРА Кир был милостив к побежденным. Он не разорял их земель и городов, не продавал в рабство, не выкалывал глаза, не сажал на кол, как было в обычае у древних завоевателей. Но только тогда, когда побежденные были покорны. Однако если побежденная страна пыталась сбросить власть Кира или, что еще хуже, пыталась обмануть его, тяжка и беспощадна была его карающая рука. Тогда и он сам, и его военачальники с безудержной жестокостью уничтожали эти племена и народы. Так случилось и с теми, кто присоединился к Лидии и осаждал Табала в Сардах. Мазар со своим войском, как огненный смерч, продел по равнине Меандра. Меандр, извилистая река, протекала через многие города и поселения. На ее берегах жили и варвары, я эллины, переселившиеся сюда из Эллады, лидийцы, карийцы, ионийцы, эоляне. Меандр часто менял свое русло и этим нарушал границы прибрежных стран. Говорят, что каждый раз в таких случаях против Меандра возбуждалось судебное дело. И после того как признают Меандр виновным, на него налагают денежный штраф. А штраф потом выплачивают из сборов за переправу. В долине Меандра была почва мягкая и плодородная - река создала эту долину из своего ила. Садов и лесов тут было мало, но зато щедро росли виноградники. На берегах Меандра стояли прекрасные богатые города - Магнесия, Пирра, Миунт... Тут же недалеко, над побережьем моря, лежала цветущая страна Приена... Всю эту зеленую равнину Меандра, напоенную влагой и жарким солнцем, все эти города, с их храмами, святилищами, с их обильными рынками и ремеслами, Мазар отдал на разграбление своим солдатам. Все было истоптано, разорено, сожжено... Не пощадили и прекрасную Магнесию, большой эолийский город. А жителей Приены, помогавших Пактию, Мазар продал в рабство. Это было самое страшное наказание, каким можно