ивало почву из-под имперского строительства. Семья не может и не должна заменять великую пирамиду, на вершине которой ты оказался наедине с Богом. Но и семейные дела принесли Петру не только радость, но и страшную неприятность. Закрутилось "дело царевича Алексея". Вот как объясняет корни этого дела наш Историк. "Божественный основатель религии любви и мира объявил, что пришел не водворить мир на земле, но ввергнуть нож среди людей, внести разделение в семьи, поднять сына на отца и дочь на мать. Те же явления представляет нам и гражданская история"... Оставим на совести "основателя религии любви и мира" его людоедские парадоксы. Так или иначе, Алексей не поладил с Петром. Не оправдал сын папиных надежд. Не стал затевать потешных компаний и кампаний. Не впал в пьянство и разврат, избегал табака и мореплаванья. Во всем была виновата проклятая наследственность. То ли проявлялась в Алексее гнилая лопухинская кровь матери Евдокии, то ли звучал тишайший глас покойного деда Алексея Михайловича. Да и Русь православная сильно надеялась на Алексея. Огромное, мощное, напряженное экстрасенсорное поле всея Руси концентрировалось на юном наследнике престола. Народ надеялся, что папашу свалит-таки его бесовская падучка, и страной станет править нормальный государь. Алексею народные чаянья были не очень важны. Не очень. На него больше влияли воспоминания детства, обида и скорбь матери, повседневная кровавая действительность. Не хотел Алексей править так. Возможно, он никак не хотел править. Потому что если человек хочет править или тратить наследство, он сначала покорно дожидается кончины дорогого папаши, выполняя все его прихоти, а потом уж поворачивает по-своему. Мог Алексей походить в зеленом преображенском мундире? Мог покуролесить для вида? Мог. Но не стал. В лице Алексея мы имеем, пожалуй, первый на Руси случай добровольного отказа от перспективы власти... Тут почтенные приверженцы нашей Имперской Теории наверняка рассмеются: такого не бывает! Не иначе, Алексей был слаб на голову -- в дядю Ваню и дядю Федю. Нет, дорогие! Алексей знал несколько языков, много читал. "Бог разума тебя не лишил, - удивленно констатировал Петр, - но знай, что мало радости получишь, если не будешь следовать примеру моему". Наставник царевича Гюйссен удовлетворенно наблюдал, как царевич шесть раз подряд перечитывает всю Библию по-славянски и по-немецки, враз проглатывает все переведенные книги -- от церковных поучений -- до бульварных сочинений. Постепенно отец стал тягостен сыну. Алексей прозрел бессмысленность войны, неоправданность насилия, отвратительность образа монаршей жизни и труда. Уж чего только Петр не делал. И погнал мальчишку "отводить полки" по лютой стуже, -- пришлось потом долго лечить его от лихорадки. И выпроводил с Меншиковым в Дрезден, чтобы светлейший научил "зоона" хоть каким-нибудь заграничным вольностям, - Алексей вместо экскурсий по кабакам изучил сверх плана стереометрию и "профондиметрию" какую-то. Хотел царь подсунуть сыну вольфенбиттенскую принцессу, - еле царевич от нее открестился. Но упорный папа не унимался и в 1711 году выжал из Алексея согласие на брак с принцессой бланкенбургской Шарлоттой. Свадьба состоялась 14 октября в доме польской королевы в Торгау. Но жизнь молодая получилась какая-то непылкая, по-немецки расчетливая. Да и Петр не давал воссиять медовому месяцу -- все посылал сына к войскам. В 1713 году все съехались, наконец, в Питере. Царь хотел экзаменовать сына в черчении -- Алексей пытался прострелить себе руку. Петр бил сына за самострел, ругал, потом "забыл" о нем. В следующем году царевич разболелся и его отпустили в Карлсбад на воды. Стали готовить свиту, подорожные, перекладных и проч. Но Алексей быстро оформил у канцлера Головкина липовый загранпаспорт на имя некоего офицера и уехал инкогнито. В Карлсбаде он погрузился в чтение книг, а дома Шарлотта как раз рожала дочь. В следующем 1715 году ей удалось родить сына Петра, но на четвертый день она рановато вскочила с кровати и надорвалась. Царевич горевал, был с принцессой до конца и три раза падал в обморок от ужаса. Через пять дней после смерти жены, 27 октября 1715 года Алексей подал отцу прошение об отказе от престолонаследия. Он наговаривал на себя чуть ли не слабоумие, в общем, косил от призыва. Петр расстроился, грозил сыну плахой, монастырем, но свалился сам в сильнейшем припадке. По выздоровлении 19 января 1716 года послал ультиматум: или исправься и готовься царствовать -- или с тобой будет поступлено как со злодеем. Алексей сам засобирался в монастырь. Стал отпрашиваться у отца, заболел. Царь, уезжая в армию, простился с больным сыном, отложил "резолюцию" на потом. Уехал, и события завертелись. 18 июня 1716 года умирает тетка Алексея царевна Наталья. Перед смертью будто бы говорит царевичу, что защищала его жизнь перед царем, а теперь защиты не будет. Советует бежать в Австро-Германию к императору. Петр и сам подталкивает Алексея -- требует в письме с фронта: или-или. Или -- царствовать, и тогда давай сюда, как раз поспеешь к очередной битве; или -- ступай уж в монастырь, напиши только в какой, и не мешкай. Царевич решил бежать немедленно. Заявил Меншикову о согласии царствовать, получил загранпаспорт, якобы для выезда к царю "в поход". Прихватил с собой постельную подругу Афросинью Федорову и 26 сентября рванул на Ригу с умыслом поворотить на Вену-Рим. Царевич исчез. Царь и Москва забеспокоились, учинили розыск через своих резидентов. Рыли всю Европу, наконец, в начале 1717 года напали на след беглеца в Вене. Так впервые Россия приобщилась к благодати Интерпола. За Алексеем выехала группа захвата капитана гвардии А. Румянцева. Царевич истерично просил у императора политического убежища. Ему не отказывали. Немцы жалели Алексея, подозревали смертельную опасность, которой он подвергался "от яда и подобных русских галантерей". Царевича проводили в Неаполь. Румянцев выследил его. Он и тайный советник Петр Толстой добрались до Неаполя и выторговали у короля встречу с Алексеем. Алексей дрожал от ужаса и отпирался возвращаться. Последовали угрозы, что царь придет сюда сам, а то и с армией. Имперские правозащитники испугались насмерть. 3 октября 1717 года, через год после побега блудный сын согласился вернуться. Он успокаивал отца в письме, молил о прощении, выпрашивал разрешения жениться на Афросинье, не доезжая Питера, в общем, нес околесицу. С точки зрения строителя Империи Алексей явно выглядел душевнобольным. Но мы с вами легко можем войти в его положение, пожалеть парня, понять по-человечески. Он хотел покоя, хотел честно жениться на любимой, надежной женщине, мечтал о простых, безопасных радостях, не желал делать зло. С проволочками, дурными предчувствиями, задержками и прощаниями в королевских домах ехал Алексей в Россию, медленно влачил крестный путь к огромному лобному месту, имя которому - Москва. В Москве царевич оказался 31 января 1718 года, благоразумно оставив беременную Афросинью за границей. Царь тоже вернулся в страну. Его мысли были заняты грядущей интригой и подозрениями. Вот Алексей поселится в деревне или монастыре. Будет капустку выращивать, радоваться пчелиному жужжанию, птичьему хору, речному плеску. Он, значит, будет радоваться, а ты тут дрожи? Небось, найдутся советчики и заговорщики, разыщут Алексея в капусте, помоют его, оденут, притащат в Москву, привезут из-за бугра колхозную государыню Афросинью и новорожденного ублюдка-наследника, коронуют их всех, удавят законную царицу Екатерину и царевича Петю, вырежут всех Нарышкиных, спалят и заболотят Питер, сгноят флот, растеряют оккупированные польские, немецкие и прибалтийские города, распустят имперские окраины и украины, испоганят память великих дел петровых. Нужно было этих заговорщиков изловить заранее. Над Россией повис ужас повального "розыска", очередного дела о врагах народа. Тень Грозного витала над Москвой и Невой. Дело началось 3 февраля. В этот день царевича в арестантском обличьи -- нет, он был во всем своем, но уже без шпаги -- ввели в судебное заседание, которое происходило в Кремлевском дворце при духовенстве, светских начальниках и под председательством самого царя. Процесс шел по знакомой нам схеме 37 года. Царь зачитал обвинение. Царевич упал в ноги, слезно молил о прощении и каялся в любых грехах. Царь обещал простить, если Алексей "откроет всех людей". Царевич выдал этих несчастных людей всем списком лично царю в отдельном кабинете. Потом пошли в Успенский собор, где, как мы знаем, наследники венчаются на царство. Теперь здесь впервые произошел обратный акт. Алексей перед евангелием отрекся от престола и подписал клятву наследства не искать, брата Петра принять "истинным наследником". Успенский бог спокойно принял эту "отмазку" из царей, как раньше принимал безбожное "помазание" Грозного, Годунова, Шуйского. Совсем уж этот обитатель соборного купола превратился в скучного нотариуса -- ни тебе грозно рыкнуть, ни тебе молнией шаркнуть. На другой день был опубликован царский манифест с разъяснением дела. И сразу Алексея заставили дать письменные показания о "сообщниках". Он сдал под расписку шестерых: Кикина, Долгорукого, Дубровского, Вяземского, Афанасьева, тетку Марью Алексеевну. Их стали выборочно пытать, они легко кололись. Кикина приговорили к смертной казни "жестокой" -- с разными отсечениями, мучениями и др., Афанасьева -- к "простой смерти", туда же определили дьяка Федора Воронова -- за разработку шифра для тайной переписки царевича. Долгорукого сослали в Соликамск. Вяземского -- в Архангельск. Параллельно стали хватать Лопухиных, всех нежелательных и подозрительных по старым висячим делам. Добрались и до бывшей царицы Евдокии -- ее сослали на Ладогу. Последовали "жестокие" казни с посадкой на кол и колесованием, обычные повешения и "усекновения глав", публичная порка женщин, ссылки и конфискации. Право Империи на террор наглядно подтверждалось. Царевич будто бы был прощен. Отец поехал в Питер, взял его с собой, определил ему место содержания и присмотра. Но логику, мораль, принципиальную неизбежность предстоящего мы с вами, конечно, уже почувствовали. Уцелеть, выжить, заняться пчелами и капустой Алексею было столь же нереально, как Марине Мнишек -- получить пожизненную вдовью пенсию от Романовых; как царевичу Ване Лжедмитриевичу -- попасть в детсадик, окончить школу, мирно состариться среди мемуаров; как моему любимому Грише Отрепьеву -- получить понижение из царей в дьячки и убыть в провинциальную епархию на рублевое жалованье. Петр был настоящий Император. Он был беспощаден и неукротим. Он был нацелен на строительство Империи, как "основатель царства любви и мира" -- на строительство царства божьего на земле, то есть -- до крови в семьях, братоубийства, геноцида, гражданской войны, вселенской вражды и ненависти. Чего не сделаешь во имя светлого будущего?! Петр сам был -- приговор Алексею. Алексей был рожден Петром. Но жизнь Петра была смертью для Алексея. И Алексей умер. Не сразу, конечно, а погодя. Сначала он на свою голову вымолил у отца возвращение Афросиньи. Дурачок наивный. Ее-то здесь и дожидались! Афросинью поставили на допрос, и она показала, - мы догадываемся от каких угроз, - что Алексей весь с ног до головы в заговорах и крамоле. Она уверенно цитировала любимого мужа: "Я старых всех переведу и изберу себе новых по своей воле: когда буду государем, буду жить в Москве, а Петербург оставлю простым городом, корабли держать не буду, а войны ни с кем иметь не хочу, буду довольствоваться старым владеньем, зиму буду жить в Москве, а лето в Ярославле". За такое изменное настроение Алексею было предъявлено новое обвинение "в неполноте и неправильности прежних показаний". И снова был допрос, и Алексей отвечал как-то устало и двусмысленно, что, действительно не прочь был царствовать, но по-своему, и не отстраняя отца, а мирно дождавшись его смерти, а в заговор на свержение вступать не стал, хотя мог, а если бы заговорщики были посильнее, то и подумал бы. Такая пионерская честность особенно заводит палача. 13 июня Петр отдает сына на суд церкви, министрам, сенаторам, генералитету. Он пространно уговаривает их не стесняться в приговоре, не "флатировать" и не "похлебствовать". Он буквально вдалбливает "судьям" смертный приговор. Такой вот Павлик Морозов наоборот. Но опыт карьерного прогноза каждому чиновнику нагляден и памятен в веках, поэтому попы заводят уклончивую библейскую волынку о прощении блудного сына, о помиловании гулящей жены, захваченной в прелюбодеянии и не добитой камнями. Понятливей оказались светские чины. 17 июня они просто допрашивали Алексея, а 19 июня -- о, смелые люди! -- поставили его на пытку, дали 25 ударов. Алексей повторил все прежние признания, зачем было и пытать? 24 июня получил еще 15 ударов, опять все подтвердил, добавил какие-то мелкие подробности о второстепенных "заговорщиках". В тот же день прочитали приговор: "Достоин смерти!". В постскриптуме сенаторы и прочие дико извинялись и оговаривались, что приговор -- условный, подлежит окончательному решению царя. Подписали документ 126 кавалеров, начиная сиятельным вором Меншиковым и заканчивая сотней "менее высоких чинов". Казнь состоялась 26 июня 1718 года. К 8 часам утра в гарнизонную канцелярию собрались главные подписчики приговора. Приехал Петр. Был "учинен застенок" в Трубецком раскате гарнизона. Что делали с царевичем с 8 до 11 часов, осталось неизвестным. Но, видимо, его мучили окончательно, ибо к 6 часам вечера он скончался. Чудовищна отцовская драма Петра... Это нам она чудовищна. Мы по-человечески не можем себе вообразить это медленное, практически публичное сыноубийство. Никакой шизофренический вопль Ивана Грозного не покрывает его, никакой патриотический стон Тараса Бульбы не оправдывает. Но был ли Петр человеком? - Каким "человеком"? Вы что, забыли, товарищи, что Петр Алексеевич Романов был Императором великой России! А вы -- "человеком"!.. -- назидательный голос кремлевского анонима еще звучит, но мы уже ничего не слышим, кроме заунывного звона петропавловского колокола -- это 30 июня царевич Алексей погребается рядом со своей супругой принцессой Шарлоттой Бланкенбургской. В своих письмах к европейским дворам Петр застенчиво врал, что казнить Алексея, может быть, и не собрался бы, но слабый "зоон" внезапно скончался от испуга и апоплексического удара при чтении приговора. Эх, Петр Алексеевич! Если сын твой такой был хилый на сосуды, так что ж он у тебя не помер на коленях в раннем детстве, при чтении английской народной сказки Сергея Михалкова "Три поросенка"? Такая чушь навозная -- прекрасное удобрение для народного творчества. Вот сокращенные фольклорные версии смерти Алексея: 1. Царевич задушен подушками в присутствии Петра. 2. Царевич отравлен, поэтому мучился до вечера. 3. Петр лично забил Алексея дубиной еще накануне, в гарнизон подложили труп. 4. Петр запорол Алексея кнутом насмерть по подначке Екатерины и в ее присутствии. 5. Екатерина заговорила Алексея насмерть. Заговор происходил в компании чухонских ведьм-прачек и состоял в прочтении заклинаний над стираемой в реке сорочкой царевича. 6. Царь сам царевичу голову отсек. Невский закат Вы замечали, дорогие читатели, что, когда дочитываешь интересную книгу, то как-то заранее ощущаешь ее конец. Простите за двусмысленность, но конец этот не только прощупывается в тонком остатке страниц, но и сквозит в ускоренном повествовании, каком-то легкомысленном отношении автора к деталям, в закругленности фраз, обобщениях. Только что автор дотошно развозил бытовые подробности, сюсюкал над явлениями природы, без конца приводил погодные и кулинарные рецепты, упивался стонами бесконечного и безнадежного романа героини. А вот он уже сообщает, что пролетело двадцать лет, и героиня благополучно скончалась, объевшись грибками на крестинах очередного внука. - Какого еще внука? -- Сына дочери. -- Откуда дочь? -- Оттуда, от мужа - бывшего героя-любовника. -- Так что ж, она ему ... досталась-таки? -- А куда ж ей деваться! Такой вот быстрый ветер задул и над Невой после убийства Алексея. Многотрудный Ништадтский мир был подписан 30 августа 1721 года. Он долго тормозился, пока наши не пообещали взятку в два миллиона золотых ефимков английским посредникам. Закончилась Северная война. Это дело отметили жестокой публичной пьянкой на Троицкой площади Питера с раздачей народу вина из многих бочек. Во хмелю победители стали уговаривать царя назваться наконец "Императором восточным". Петр тоже пытался веселиться и согласился принять титул Императора, но всероссийского. Так наша Империя впервые утвердилась не только на наших спинах, но и на бумаге. Праздновали до конца года. 18 декабря новый Император очутился в Москве, молился о чем-то в Успенском соборе. Видимо, с Богом договориться удалось, потому что рождественские каникулы прошли буйно, с фейерверками, прогулками в потешных кораблях, поставленных на сани и проч. Царство Петра склонялось на закат. Спастись от удушливой пустоты можно было только войной, ежедневной жертвой, ежечасным адреналином военной опасности, душераздирающими военными сводками, повседневными инъекциями властных иллюзий. На севере воевать было нельзя по договору, Крым и Турция тоже входили в европейские расклады. Оставалось двигать куда-нибудь по карте Марко Поло. Причем двигать хотелось на военных кораблях, иначе зачем их строили? Итак, бред сформировался в идею похода на Индию. Резидентам был поставлен вопрос: "Нет ли какой реки из Индии, которая б впала в сие (Каспийское - С.К.) море?". Хотелось доехать в чудесные края по мягкой воде. Но географическая ситуация оставалась неясной. Поворотить сибирские реки, чтобы они переполнили Арал и Каспий и выплеснулись до истоков Ганга, пока не догадались, а воевать хотелось, хоть кричи. Решили дойти до Персии по следам Стеньки Разина. 18 июля 1722 года Петр отплыл из Астрахани с пехотными полками. Пехоты было 22000, матросов - 5000. По берегу двигались 9000 конников, 20000 казаков, 20000 калмыков, 30000 татар. Но воевать в гористых прибрежных местах было как-то неприятно, поход замедлился, дошли только до Дербента и Баку. В начале декабря Петр уехал в Россию, и через неделю уже торжественно въезжал в Москву. Геройских баталий на юге не получилось, обозначилось только русское присутствие, длящееся до сих пор в наших ежевечерних кровавых телевизорах... Историк четко выделяет эпоху Петра - особенно ее последние годы - как переломный момент русской истории. Признаком этого перелома он считает экономический бум, взрывоподобное развитие промышленности, эпидемическое распространение мануфактур. И все это - правда, за исключением пустяка -- никакого перелома на самом деле не было. Экономическое чудо, сколь бы величественным оно ни казалось, ничего не меняет в сути человеческой. Южный эмир, проснувшийся в луже нефти и облепленный долларами, не перестает быть дикарем. Даже гарвардский диплом не вполне прикрывает гуманитарный срам этого удачливого бедуина. А для России наличие бумажных фабрик и оружейных заводов, ядерных реакторов и космодромов и вовсе ничего не значит. В лучшем случае -- это начало движения в нужном направлении, в худшем -- пародия на цивилизацию, сценический гротеск. В подтверждение я предлагаю вам несколько парадоксальных тезисов: 1. Наши рабы -- самые читающие рабы в мире! 2. Наша текстильная промышленность полностью обеспечивает заключенных ватниками и портянками! 3. Наши пилоты-смертники в совершенстве владеют современной боевой техникой! Этот грустный ряд вы можете продолжать до бесконечности, но я не советую вам этого делать. Не стоит все-таки обижать наших военных, ученых и прочих заключенных, - каждый из нас, взятый по отдельности, - не такой уж скорбный двуногий, мы ничем не хуже европейцев и американцев в раздетом, отвлеченном от государства виде. К несчастью, русский опыт накапливался веками, он оставил незаживающие рубцы в сердцах и умах наших людей. Он проник на генетический уровень и застрял там неизлечимо. Попытки Петра, его родственников и безродных подражателей "насадить просвещение", "обустроить Россию", "воспитать человека нового типа" напоминают эксперименты по дрессировке забитой собачки, смахивают на хирургическую пересадку этому славному, но несчастному животному шкуры колли или добермана. Раньше надо было беспокоиться, господа! Старые дрессировщики и хирурги это прекрасно понимали и надеялись, что в результате их усилий: "Обращением более и более сильного внимания на всенародные права, общество мало-помалу придет к обеспечению человека как человека". И это правильно, но неосуществимо. Времени не осталось. Этими мало-мальскими делами нужно было заниматься с 9-го века. А сейчас -- поздно, Время почти закончилось. Под "сейчас" я имею в виду последние - в прямом и переносном смысле - 300 лет. Еще одно обстоятельство выбивало Петра из колеи. Он продолжал заниматься частными проблемами Империи, учреждением производств, синодов, академий, школ; написанием монастырских уставов и бюрократических правил, и прочим, и прочим - без числа. Этот метод руководства хорошо известен по журналу "Корея сегодня" и называется "руководство на месте". Любимый вождь Ким Ир Сен выезжает на одну из двух фабрик и лично щупает ситец. Но Россия не Корея, - ее всю не перещупаешь. Наш Император должен заниматься только стратегией, только контролем имперской пирамиды, только философией всенародной варки в гигантском общепитовском котле, каким была и остается Русь. От мелочей императорской жизни возникали одни только неприятности. Каждый день поступали достоверные сведения о воровстве самых близких соратников. Кроме общепризнанного вора Меншикова, попались и почти все прочие, во главе с председателем тогдашнего Верховного суда. 7 мая 1724 года короновали Екатерину, но вскоре был схвачен и казнен "ее любимец и правитель вотчинной канцелярии" камергер Вилим Монс -- брат давней возлюбленной Петра. Все перемешалось в голове Императора -- память прошлого, досада настоящего, неопределенность будущего. Летом Петр разболелся, его подлечили, но 22 сентября случился сильный припадок, за который царь избил лекарей, "браня их ослами". В первых числах ноября, проплывая у Кронштадта, Петр спрыгнул в воду и стал помогать солдатам снимать с мели бот. После этого слег окончательно. 17 января 1725 года болезнь усилилась. Велели рядом со спальней оборудовать церковь. 22 января царь исповедался и уже не мог кричать от боли, а только стонал. 26-го была проведена молниеносная амнистия каторжников по второстепенным делам. Облегчения не последовало. 27 января помиловали всех смертников, кроме убийц и рецидивистов. Страдания продолжались. Бог, к которому больной обращался непрестанно, требовал чего-то большего. Петр попросил бумагу и начал писать: "Отдайте все...", - но тут перо выпало из рук. Прибежала дочь Аня, хотела писать под диктовку, но Петр безмолвствовал... Слово "АННА" с приходом дочери выплыло из багрового тумана и повисло в слоистом воздухе спальни. Что оказалось неожиданным и забавным -- это симметрия милого имени. Оно одинаково читалось и с начала и с конца! Вот так просто! Но Император был человек опытный, он понимал, что ничего простого на свете не бывает. Петр крепко задумался над структурой странного слова и забыл диктовать завещание. В голове больного что-то потрескивало оседающей пивной пеной, сознание постепенно и навсегда освобождалось от тысячи ненужных мелочей флотского, придворного, армейского обихода. Мыльными бульбами лопались пустые вчерашние заботы, и тайна, мучившая Петра, стала проясняться. Разница в чтении имени "АННА" была не текстовой, а религиозной, звуковой, визуальнойСтоило Петру прочесть его по-католически, слева направо, и оно звучало под потолком АНгельским хором, и юная АНхен Монс неуловимо скользила у постели в короне Императрицы. Но вот Петр прочитывал коварное имя по-нашему, справа налево, и тут же грубый хор трюмных голосов взвывал АНафему... Кончалась последняя ночь. Екатерина не отходила от мужа, и когда беспросветным северным утром 28 января 1725 года лоб Петра стал холоднее подлокотника, закрыла Императору глаза... Так мы и не узнали, кому следует "отдать все", чтобы Россия расцвела и похорошела. Да и кому было это "наше все" отдавать? Сын Императора Павел умер вскоре после рождения. Сына Алексея Император убил сам. Любимый сын Петруша, больной, неходячий и неразговаривающий четырехлетний малыш скончался через год после казни сводного брата. Внук, хоть и двойной тезка - Петр Алексеевич, не успевший увидеть и узнать отца, был каким-то сомнительным наследником. Как он мог продолжать дела страшного деда, убийцы его дорогого папочки? Опять над страной повисла династическая проблема. Часть 9. По инерции (1725 -- 1762) Екатерина I Император умер, и кто-то должен был управлять страной. И кто-то должен был числиться царем официально. Многие полагали, что числиться будет маленький Петя, а править -- они, "многие". Екатерина решила по-своему, не зря же она короновалась минувшим летом. Расклад был такой. Боярство да дворянство хотело Петра, хотело потомка романовской крови на престоле, жаждало крови меншиковых, толстых и прочих, наворовавших сверх меры. Екатерина собиралась править сама и под это соглашалась прикрыть коррупционеров. Гвардия видела новым всадником престола одного из своих -- лихого кавалериста в зеленых штанах и со шпагой, разделившего с преображенцами и семеновцами Прутский поход. Гвардии было начхать, что этого кавалериста зовут Катя. Все члены гвардии встали за царицу, как один, и бесплатно. Екатерина, тем не менее, приказала выплатить гвардии задержанную зарплату за 16 месяцев. В ночь перед смертью Петра собрался совет вельмож. Возникла перепалка. Знать предлагала короновать Петра-малого, а Екатерине и Сенату выписать регентство. Меншиков и Толстой, трясущиеся за свое участие в преследовании Алексея, стояли насмерть -- за императрицу. Из темного угла залы им дружно поддакивали чьи-то грубые голоса. Сенаторы никак не могли понять, кто это там рычит? Но вот, свечи отразились в каких-то военных погремушках, и все умолкли -- Гвардия! Тут же с улицы ударила барабанная дробь. Дальше обсуждение пошло чисто демократическим путем, и к четырем часам утра -- за два часа до смерти Императора -- правильное решение было принято. Сами понимаете, единогласно. Народ несколько растерялся. Со времен святой Ольги никто такой нарумяненный Россией не управлял. Но после "Антихриста", - почему бы и нет? Сопротивление было, но оно имело художественный характер. Оживились анекдотчики и баснописцы, и вот чего они насочиняли: 1. Присягать женщине нельзя, - пусть ей присягают только женщины. 2. По прецеденту св. Ольги -- Константина царевичу Алексею нельзя было крестить Екатерину. Или уж Петру нельзя было на ней потом жениться. Теперь же получалось, что Петр женился на "дочери" своего сына, то есть на собственной внучке. Такой чудовищный инцест терпеть немыслимо. 3. Появилось продолжение легенды о "стекольном" плене Петра. Пока Петр прохлаждался в бочке с гвоздями (по другим данным -- в каменном столпе), его шведский двойник громил православную Русь. Двойник был такой точный, что никто его не распознал, и только первая царица Евдокия по каким-то тонким постельным признакам разоблачила диверсанта. Тот загнал Дуню в монастырь, сошелся с немецкой шпионкой Катериной, и вот теперь завещал ей царство. А настоящий царь бежал из плена и идет сюда. Но императрице за погребальными хлопотами было не до этих выдумок. Для прощания с Петром устроили специальную "печальную залу", украсили ее невиданными европейскими позументами и уставили пирамидами в потешном стиле. Только вместо веселых бахусовых стихов теперь на них написали траурные. Гроб набальзамированного Императора простоял в этой зале три недели, и вот несчастье! -- в начале марта рядом с ним появился гроб шестилетней принцессы Натальи Петровны. 8 марта после литургии в Петропавловском соборе Петра посыпали могильной землей, накрыли императорской мантией и так оставили под балдахином посреди церкви. Этот мавзолей действовал 6 лет -- до 21 мая 1731 года! Сюда приходили соратники Петра и горько жаловались покойнику друг на друга. Одно это было ясным свидетельством: Империя опять обречена на гибель. Петр не оставил четкого чингисхановского устава, всерьез исполняемого потомками. Теперь каждый из них будет поступать по своему слабому разумению и подсказкам алчного окружения. Теперь колесница российская понесется по овражному двухсотлетнему спуску, иногда взлетая на случайных буграх, иногда избегая болота нечаянным прозрением мимолетного правителя, а чаще погружаясь по брюхо и по ось. Целый год Екатерина попустительствовала придворным в переустройстве управления. Было отнято наименование "Правительствующий" у Сената и Синода, учрежден Верховный тайный совет, отосланы в провинции одни вельможи и возвращены из ссылок за воровство другие. Супер-вор тоже был прощен, финансовые начеты на него ликвидировались. Поздно, матушкаНужно было тебе скорбной ночью 28 января 1725 года не амнистировать воров дорожных и садистов народных, а списать долги с сиятельного вора. Глядишь, Император бы и поправился, я почти уверен в этом! Меншиков получил в удел Батурин с 1300 дворами и 2000 дворов в окрестностях Гадяцкого замка. Овладев славным казачьим городом, Алексашка еще домогался титула генералиссимуса, - ну, что за мил-человек! Екатерина погрузилась в дела советов и коллегий. Она фактически стала спикером дворянской думы, а не Императрицей. "Корейское" управление великой страной неизбежно должно было растащить, распылить скудный запас имперской прочности, оставленный Петром. Но как должна была действовать особа, достойная императорской короны? Примерно так. Вот Императрица собирает свой дважды верховный и трижды тайный совет и молча слушает короткие доклады чиновников-профессионалов, этот совет составляющих. По выражению честных лиц она точно определяет, кто и сколько крадет, насколько вредит общему делу и есть ли от него вообще польза. Потом она так же молча переходит в свой кабинет, где заседает совсем уж тайный совет из пары ребят, проверенных библейскими искушениями. Здесь называются только фамилии и даются оценки деятельности. Заботы сверхтайных советников разнообразны -- это угрозы, выговоры, публичные аресты, тайные увозы, пытки утюгом, суды, казни по суду и казни без суда, публикация материалов дела в прессе. Но могут эти парни в черном и орден Золотого теленка тебе вынести на подушечке. И все? И все! Этих управленческих забот одному человеку, тем более, одной женщине, хватит на всю жизнь. А уж, какой полк и где на постой ставить, это не царская забота. Так постепенно, неспеша, за две-три казни, за неделю-другую, чиновники поняли бы правду бытия -- они же все неглупые люди! И стали бы служить страшно и потно. Или не служить - увольняться за убогостью ума, идти в управдомы, попы, писатели. А Катя наша стала требовать себе "на апробацию" все бумажки тайного совета... Я снова начинаю повторяться. Но я-то повторяюсь на нескольких сотнях страниц за три года, и не по своей вине. Это они, князья и цари наши виноваты в моих повторах. Это они бессильно повторялись своими делами длиною в целую жизнь, это они бездарны были осознать единственность, уникальность, неповторимость своего явления под Успенским куполом, под Петропавловским шпилем, под мохнатой нашей Шапкой. Тянулись скучные дипломатические месяцы и годы. Хорошо хоть светлейший Алексашка не давал нам скучать. Сначала он добивался у Екатерины герцогства Курляндского, потом совершил хитрый брачный финт. Император - римско-австрийский цесарь - обещал Меншикову "фьеф" - первую же графскую или герцогскую вакансию. Но для этого, кроме обычных откатов и "поминок" геральдическим службам, требовалось предъявить хоть какое-нибудь царское происхождение или родство. Дочь Меншикова была просватана за польского иммигранта Сапегу, но это царско-польское свойство на истинно царское не тянуло. А тут и Екатерина отобрала этого жениха для своей племянницы. Светлейший упал царице в ножки, стал сиротски выть о всемирном унижении. Матушка не знала, как от него и отделаться. - Очень просто, - вскочил наглец, - жени на моей дочери царевича Петра, вдруг он воцарится, я за ним присмотрю, тебя обороню. Императрица сдуру согласилась. Оппозиция ужаснулась и стала суетливо протаскивать в престолонаследницы дочерей Екатерины, но запуталась меж Анной и Елизаветой. А 10 апреля 1727 года у императрицы открылась горячка... Давайте договоримся так: слова "Император" и "Императрица", стоящие не в начале предложения, я буду впредь писать с большой буквы только у тех особ, которые более или менее соответствуют нашей с вами Имперской Теории. Так вот, матушка императрица Екатерина заболела горячкой на третьем году своего скромного правления. Опять был собран Верховный тайный совет-сенат-синод, майоры гвардии, президенты коллегий. Приговорили: наследником будет Петр. Принцессы входят в состав Верховного совета. Все вместе правят до 16-летия императора. Потом девки получают по 900000 целковых золотом и делят мамины бриллианты. Такой уговор пока устроил всех. Екатерина промучалась до 6 мая и скончалась с явными признаками легочного распада. Прочли чисто женское завещание о 15 пунктах, кому за кем наследовать и кому как себя вести. И когда на лужайке перед Зимним дворцом гвардия крикнула "Виват!" новому императору, никто не услышал криков Сапеги, что на самом деле завещания не было, написал его Писец под диктовку Меншикова. Россия была довольна. На престол входил мужичок спокойной лопухинской крови, крови Тишайшего, крови симпатичной принцессы Шарлотты Бланкенбургской. Петр II Алексеевич Все козыри были на руках у Меншикова. Он и раньше ходил в лидерах Верховного совета. Теперь совет получал на пять лет неограниченные полномочия, и кто бы там смог противоречить будущему тестю императорскому? Да и сами эти годы до 16-летия Петра были для светлейшего находкой. Уж он-то знал, как распорядиться властью, какую построить пирамиду, как подготовиться к совместному правлению с еще одним Петром. Все сановники стали ласковы с Александром Даниловичем, и горизонты немножко расчистились, -- принцесса Анна Петровна вышла замуж за герцога Голштинского и уехала в его герцогство. Но были и неприятности, -- пришлось выпустить из Шлиссельбурга и быстрым транзитом этапировать в Новодевичий монастырь бабку императора монахиню Елену (Евдокию Лопухину). Далее последовал указ об изъятии из всех коллегий бумаг по делу царевича Алексея -- хотелось как-нибудь забыть неприятный эпизод. Меншиков разгоняет Кабинет, ненужный малолетнему императору, ссылает своего давнего врага Шафирова, вскрывает тайный кружок Бестужева. Члены этого кружка раньше поддерживали линию Алексея Петровича -- Петра Алексеевича, и теперь расчитывали на милость императора в ущерб Меншикову. Пришлось их затоптать и разослать. Здесь едва не погиб арап Петра Великого Абрам Петрович Ганнибал, активный участник кружка. Вот и не было бы у нас его кучерявого правнука. Меншиков старался придать своему фактическому регентству европейский вид. Было приказано убрать с питерских площадей каменные столбы с мясными крючьями, снять с этих крючьев вяленые куски казненных тел и похоронить их оптом и в розницу. На Украине восстановили гетманство, и теперь Меншиков уже не претендовал на этот пост. За потребительскими делами Александр Данилович упустил один пустяк, -- забыл заниматься воспитанием будущего зятя. Он только требовал у Петра полной отчетности в намерениях и желаниях, заставлял учиться, не пускал на охоту, и стал неприятен императору. Зато Петины детские прихоти вполне удовлетворялись бароном Андреем Ивановичем Остерманом и хорошенькой 17-летней тетей Елизаветой Петровной. Нечаянно императору стало известно, что милейший Андрей Иванович подавал императрице Екатерине проект о женитьбе Петра на Елизавете, -- этим примирялись все партии, но задвигался Меншиков. Теперь, поглядывая на румяную и улыбчивую Лизу, Петр горько вздыхал о своей несчастной судьбе, затравленно вздрагивал при упоминании "скучной и противной Меншиковой". Детский роман с Елизаветой приобрел опасные очертания. Мальчишке только 12-й год идет, но после всех этих прогулок, Елизавета вдруг наотрез отказывается от сватовства прославленного Прусского дома и получения Курляндии в приданое. Опытные царедворцы ждут немедленного и неотвратимого выпада светлейшего, но выпада нет. Князь болен, харкает кровью, пишет наставительное завещание юному императору о судьбе "недостроенной машины" -- Российской Империи. Человек, понимавший, что Империя -- это машина, вызывает уважение. Он достоин места в пантеоне имперских теоретиков! Не заболей Данилыч лихорадкой, еще не известно, кто был бы нашим очередным Императором, куда вывела бы нашу Империю ее кривая дорожка. Но Меншиков болеет, к тому же его подводит базовый инстинкт, - он нечаянно ворует прямо в дворцовом коридоре 9000 рублей, подаренных Петру цехом каменщиков. Петр устраивает скандал, начинает ощущать себя главной персоной, дерзит, ходит гордо. Говорить о свадьбе императора с Меншиковой при дворе становится дурным тоном. Свадьбу не отменяют, Петр просто "не намерен жениться ранее 25 лет". Он забирает свои вещи из дома Меншикова для украшения своего нового дворца, избегает встреч с диктатором. Зреет заговор. Детский двор Петра, эти несовершеннолетние сестры и тетки оказываются хитрыми бестиями, они четко ведут дело к изгнанию и разорению обер-вора. 7 сентября 1727 года, по возвращению в осенний Петербург Петр отдает приказ гвардии -- слушать только его личные приказания! Вечером невеста с сестрой приходят поприветствовать императора, но удаляются кислые и жалкие. 8 сентября 1727 года происходит падение всесильного Александра. К нему является майор гвардии генерал-лейтенант Семен Салтыков и объявляет светлейшему домашний арест. За политическим падением следует буквальное. Данилыч валится на пол, ему пускают кровь. Жена и дочери едут к Петру и тоже валяются в ногах. Княгиня Меншикова, достойная женщина, уважаемая даже врагами, на коленях встречает иператора, идущего от обедни. Не замечена! На коленях умоляет о протекции Елизавету и Наталью, -- гордые девчонки воротят носы. 45 минут стоит на коленях перед Остерманом -- вежливый отказ! Остерман спешит в совет, где немедленно зачитывается указ: "Никому, ничьих указов, кроме императорских, не слушать и по оным не исполнять!". Меншиков оправдывается в письме на имя совета -- без внимания! На следующий день, 9 сентября его дело слушается в совете. Решено лишить князя всех чинов и сослать пока в Ораниенбург, в его дальнее имение. Салтыков отбирает у лежачего Меншикова две "кавалерии" -- Андреевскую и Александровскую ленты. Но полной конфискации имущества пока нет, и ссыльному предоставляется 50 подвод для самого необходимого. Еще 50 подвод ему разрешено нанять за свои деньги. Следует указ отцам церкви -- "обрученной императору невесты в ектеньях