епосредственных участников событий: „...в 60-ти вылетах до 9 сентября 1941 г. наше подразделение встречалось с советскими истребителями всего 10 раз" (майор Коссарт, командир бомбардировочной эскадрильи). „...из 20 самолетов, потерянных моей группой в 1941 г., только три или четыре аварии не имели объяснения, и это единственные потери, которые можно отнести на действия советских истребителей..., я сам несколько раз сам чуть ли не сталкивался с русскими истребителями, пролетая через их строй, а они даже не открывали огня" (подполковник Х. Райзен, командир бомбардировочной авиагруппы II/KG30). „...до осени 1941 г. мы или не сталкивались с советскими истребителями, или те просто не атаковали нас" (майор Й. Йодике, командир бомбардировочной эскадрильи). „...с 22 июня по 10 августа 1941 г. я совершил около 100 вылетов и только 5 раз встречался с советскими истребителями, но ни в одном из этих случаев серьезного боя не произошло" (капитан Пабст, командир эскадрильи пикировщиков). „...до конца 1941 г. я 21 раз вылетал на стратегическую разведку в глубокий тыл русских и только один раз встретил советские истребители" (майор Шлаге). Здесь необходимо дать небольшое пояснение, дабы читатель мог по достоинству оценить эти фразы: „я совершил около 100 вылетов", „я 21 раз вылетал на разведку в глубокий тыл русских..." 19 августа 1941 г. за подписью Сталина вышел Приказ Наркома обороны No 0299, которым устанавливался порядок награждения и материального поощрения летного состава ВВС. Так вот, в ближнебомбардировочной и штурмовой авиации звание Героя Советского Союза (и премия в 3000 рублей) присваивалось за выполнение 30 боевых заданий, в разведывательной авиации - за 40 вылетов [90]. На странице 54 своей книги В. Швабедиссен делает такое (возможно, пристрастное) обобщение: „В оценках большинства армейских командиров, за весьма редким исключением, сквозит удивление по поводу слабости и неэффективности действий советской авиации, а также скудных результатов, которые они приносили в 1941 году". Да уж... А в отчетах - 250 000 боевых вылетов. Не от хорошей, видно, жизни 9 сентября 1942 г. Сталин подписал Приказ No 0685 „Об установлении понятия боевого вылета для истребительной авиации" [90]. Цитировать данные в этом приказе оценки действий „сталинских соколов" у автора рука не поворачивается. Отметим только то, что в соответствии с п. 5 приказ был объявлен „всем истребителям под расписку", но никто из доживших до Победы летчиков в своих мемуарах не стал вспоминать Приказ No 0685... Теперь вернемся к событиям самого первого дня войны. Каждый школьник должен знать наизусть вот это заклинание: „на рассвете 22 июня... внезапным ударом... 66 аэродромов, потеряно 1200 самолетов, из них 800 - прямо на земле..." Да, во всех без исключения текстах, посвященных началу войны, от газетной статьи до толстых монографий, приводятся именно эти цифры. В немногих, особенно толстых, книжках приводится и небольшая расшифровка: „в том числе, в 11-й САД - 127, в 9-й САД - 347, в 10-й САД - 180 самолетов". Другими словами, больше ПОЛОВИНЫ всех потерь первого дня войны пришлось на долю трех авиадивизий ВВС Западного фронта, потерявших в тот день 654 самолета. Еще более весомым оказывается „вклад" этих трех дивизий в пресловутое „уничтожение советской авиации на земле". Общепринятой цифрой (ниже мы обсудим ее достоверность) потерь авиации Западного фронта от удара по аэродромам является 528 самолетов, что уже составляет ровно ДВЕ ТРЕТИ от всех „аэродромных" потерь советской авиации на всех фронтах. Никто из многочисленных авторов, посвятивших свои книги событиям 22 июня 1941 г., никогда не приводил „разбивку" этой цифры (528 самолетов) по всем шести дивизиям ВВС Западного фронта. Но так как известно, что аэродромы 12 БАД (район Витебска) и 43 ИАД (район Орши) вообще не подвергались ударам немецкой авиации в первый день войны [56], а из мемуаров Полынина известно, что его дивизия (13 БАД, Бобруйск) потеряла 22 июня на земле 2 (два) бомбардировщика, то мы можем с очень большой долей достоверности предположить, что именно на аэродромах 11, 9,10 САД и было потеряно более 500 боевых машин. Другими словами, две трети всех потерь самолетов „на мирно спящих аэродромах" пришлось на три дивизии из двадцати пяти. Три из двадцати пяти. Уточняю. Всего, как совершенно обоснованно утверждают авторы монографии „1941 год - уроки и выводы", „группировка советских ВВС у западной границы СССР включала 48 авиационных дивизий". Но - исключая из этого перечня авиадивизии ВВС Ленинградского округа, исключая большое число новых формирующихся дивизий, исключая дивизии ДБА (которые в силу своего географического местоположения никак не могли попасть под первый удар), мы и приходим к самой минимальной цифре - 25. Разумеется, ровными и одинаковыми бывают только телеграфные столбы, но не могла же одна общая для всей Красной Армии причина - „внезапное нападение" - привести к таким разным результатам! Если вся эта беда случилась от того, что „глупый и упрямый Сталин, опасаясь дать Гитлеру повод для нападения, запретил привести войска в боевую готовность", то почему же последствия этой злой (или глупой) сталинской воли распределились столь неравномерно? Как так получилось, что одна авиадивизия Западного фронта (9-я САД) потеряла в 4 раза больше самолетов, чем восемь (!) дивизий Северо-Западного и Южного фронтов вместе взятых? Более того, эти самые 11, 9 и 10 авиадивизии, развернутые в районе Гродно, Белостока, Бреста, хотя и считались „смешанными", фактически были крупными соединениями истребительной авиации. В их составе было 10 истребительных авиаполков, 450 летчиков-истребителей, на вооружении которых (по состоянию на 1 июня 1941 г.) было 616 самолетов-истребителей, из которых 520 числилось в боеготовом состоянии [23]. К слову говоря, это в полтора раза больше числа исправных истребителей во всей противостоящей группировке люфтваффе (2-й Воздушный флот). Такой „переизбыток" самолетов был связан с тем, что на вооружении четырех истребительных полков 9 САД (206 летчиков) наряду с 237 новейшими МиГами оставалось еще и 130 истребителей „старых типов" (И-16, И-153). Вообще-то, было в округе еще и 20 новейших Як-1, но их освоение в 10 САД еще только начиналось, и поэтому мы их в общую численность не включили. Бомбить аэродромы, на которых базируются ТАК вооруженные истребительные полки, столь же безопасно, как и тыкать палкой в осиное гнездо. Хорошо еще, если после этого удастся убежать... Далее. Необходимы некоторые пояснения и к сакраментальной цифре „66 аэродромов". 66 аэродромов - это вовсе не „все аэродромы западных округов". Аэродромов было несколько больше. Точное их число назвать невозможно. Цифры, характеризующие развитие аэродромной сети западных округов, редко совпадают даже в одной книге одного автора. Возможно, это связано с тем, что в эпоху самолетов со взлетным весом в 2 тонны и посадочной скоростью в 120 км/час само понятие „аэродром" несколько размывалось, ибо летом в качестве оперативного аэродрома с успехом могло использоваться ровное поле после минимальной подготовки. Осенью 1940 г. было принято решение довести численность аэродромов в ВВС Красной Армии до трех на один авиаполк (1 основной и 2 оперативных) [1]. Это решение, как и тысячи ему подобных решений партии и правительства по подготовке страны к Большой Войне, успешно выполнялось. Авторы вышеупомянутой монографии [3] сообщают, что „всего на 116 авиаполков ВВС приграничных военных округов имелось 477 аэродромов (95 постоянных и 382 оперативных). К этим потрясающим признаниям приложена таблица No 5. Крохотными буковками в ней дано пояснение, что эти цифры - 95 постоянных и 382 оперативных - относятся к 1 января 1941 г. А в январе на западе СССР дуют ветры буйные, заметают след человеческий. С наступлением весны начинается период активных строительных работ. В той же таблице No 5 указано, что в разной степени готовности находилось еще 278 строящихся аэродромов. В частности, понесшие наибольшие потери от „внезапного удара по 26 аэродромам" ВВС Западного ОВО имели (если верить таблице No 5) 29 основных, 141 оперативный и 55 строящихся аэродромов. И это также данные на 1 января 41 г. Шесть месяцев спустя какая-то часть „строящихся" перешла в разряд боеготовых. В частности, понесшая самые большие потери в первый день войны 9-ая САД имела 21 оперативный и 4 основных аэродрома для базирования пяти своих полков [2, 41]. Да и слухи о том, что эти аэродромы находились на расстоянии пушечного выстрела от границы, явно преувеличены. В приграничной полосе были развернуты (и подверглись нападению) полевые оперативные аэродромы. Основные же находились рядом с городами Белосток и Заблудув (80 км от границы), Россь (170 км от границы), Бельск (40 км от границы). Наверное, элементарные требования научной добросовестности и минимального человеческого приличия требовали, чтобы события того рокового дня были описаны примерно в таких словах: „...на рассвете 22 июня 1941 г. 637 бомбардировщиков и 231 истребитель люфтваффе нанесли удар по 31 аэродрому советских ВВС. К концу дня число аэродромов, подвергшихся нападению, выросло до 66, что составляет 14% от общего числа аэродромов ВВС западных округов. В абсолютном большинстве случаев (в 22 авиадивизиях из 25) противник получил достойный отпор, а потери советской авиации были минимальными. И только три авиадивизии Западного фронта (11, 9 и 10 САДы) понесли огромные потери - 654 самолета, что составило 80% от первоначального числа самолетов в этих дивизиях. Причины таких беспримерных в истории Второй мировой войны потерь до сих пор не выяснены..." А потери и на самом деле были совершенно беспримерными. В Части 1 мы говорили про удар, который 25 июня 1941 г. советская авиация нанесла по Финляндии, в том числе и по финским аэродромам. Кожевников приводит в своей монографии такие цифры и факты: „...первый массированный удар был нанесен по 19 аэродромам. Враг, не ожидая такого удара, был фактически застигнут врасплох и не сумел организовать противодействие... В последующие пять суток по этим же и вновь выявленным воздушной разведкой аэродромам было нанесено еще несколько эффективных ударов. Советские летчики, атаковав в общей сложности 39 аэродромов, произвели около 1000 самолето-вылетов..." [27]. Согласитесь, это описание практически дословно совпадает со стандартным описанием первого удара люфтваффе по советским аэродромам. Количественные параметры вполне сопоставимы с действиями немецкого 2-го Воздушного флота в небе над Западной Белоруссией. Разница - причем разница гигантская - только в одном. В результатах. В первый день операции советские летчики уничтожили на аэродромах 30 (тридцать) финских самолетов, еще 11 было сбито в воздухе. Прочувствуйте разницу. Но, может быть, у финнов всего-то и было сорок самолетов? Нет, самолетов на финских аэродромах было больше. За шесть дней операции, как пишет маршал Новиков, „враг потерял в воздушных боях и на земле 130 самолетов" [39]. Одним из самых укоренившихся (и тщательно оберегаемых) заблуждений является представление о том, что 22 июня 1941 г. только аэродромы советских ВВС стали объектом нападения. Ничего подобного. Многие советские авиаполки успели-таки приступить к выполнению своих „сугубо оборонительных" предвоенных планов. „...Телефонистка соединила нас с Виндавой: - Могилевский? Как дела? Нормально? Возьми пакет, что лежит у тебя в сейфе, вскрой его и действуй, как там написано (подчеркнуто авт.). Командир полка (40-й БАП, 52 исправных СБ, 48 экипажей.- Прим. авт.) подтвердил, что приказание понял и приступает к его выполнению... В десять часов две минуты 22 июня 1941 г. наши краснозвездные бомбовозы взяли курс на запад... ...Порадовал майор Могилевский. - Налет на Кенигсберг, Тоураген и Мемель закончился успешно,- сообщил он но телефону.- Был мощный зенитный огонь, но бомбы сброшены точно на объекты. Потерь не имеем. Это был первый удар наших бомбардировщиков по военным объектам в тылу противника..." Книга воспоминаний комиссара 6-й авиадивизии А. Г. Рытова [54], в которой было приведено это замечательное свидетельство, была издана Воениздатом в 1968 г. Молодой офицер Володя Резун тогда еще даже не догадывался, что ему предстоит стать Виктором Суворовым, автором „Ледокола"... Комиссар Рытов по праву гордится успехом своих боевых товарищей, но по факту он не прав. Бомбовый удар 40-го БАП не был самым первым налетом на сопредельную территорию. „22 июня 1941 г. в 4 ч. 50 мин. 25 самолетов СБ из состава 9 БАП ВВС С.-З. ф. вылетели на бомбежку немецкого аэродрома под Тильзитом..." [ВИЖ.- 1988.- No 8]. Как и положено добросовестному историку, А. Г. Федоров приводит после этой информации и ссылку на архив (ЦАМО, ф. 861, оп. 525025, д. 2). Особую ценность этому свидетельству придает то, что его обнародовал не просто профессиональный историк, автор одной из лучших „доперестроечных" книг по истории советских ВВС [41], но и военный летчик, с ноября 1941 г. командовавший этим самым 9-м БАП. И что же? Никому из немецких историков или мемуаристов и в голову не пришло придать этим налетам какое-то судьбоносное решение. На войне как на войне. Мы бомбим их аэродромы, они бомбят наши... Тише, ораторы! Я прекрасно слышу ваши выкрики из зала: „Да разве можно сравнивать наши ВВС с немецкой авиацией... У нас летчики были с налетом шесть часов „по коробочке"... Безнадежно устаревшие самолеты... Никакой радиосвязи..." Нет проблем. Давайте сравним немцев с... немцами. В первый день „блицкрига" на Западе, 10 мая 1940 г., люфтваффе нанесло удар по 47 французским аэродромам. Геббельс объявил тогда о фантастическом успехе этой операции, а советские историки, с чувством глубокого облегчения, повторяли эту брехню шесть десятилетий подряд. На самом же деле, французы в первый день потеряли на земле 20 (двадцать) боевых самолетов, и еще 40 было повреждено [57]. Перед началом „второго генерального наступления", 3 июня 1940 г., немцы нанесли еще один массированный удар по аэродромам французских ВВС. Результат: 16 самолетов уничтожено и 7 повреждено на земле, 32 сбито в ходе завязавшихся над аэродромами воздушных боев. Еще более красноречиво выглядят цифры потерь английской авиации в ходе майских боев над Францией. За первые шесть дней Королевские ВВС потеряли 74 истребителя в воздухе и только 4 на земле. За следующие два дня англичане потеряли 28 „Харрикейнов" в воздухе - и ни одного на аэродромах [57]. Ничуть не более результативными были и налеты люфтваффе на аэродромы южной Англии в ходе знаменитой „Битвы за Британию". Так, за первые четыре дня авиационного наступления (операция „Адлертаг"), с 12 по 15 августа 1940 г., немцы уничтожили на аэродромах 47 английских истребителей, потеряв при этом 122 собственных самолета! И это при том, что общая численность трех Воздушных флотов Германии, участвовавших в операции „Адлертаг", была ничуть не меньшей, чем в начале „Барбароссы", и единственной боевой задачей этой воздушной армады было подавление английской авиации, в то время как при вторжении в СССР люфтваффе пришлось выделить значительную часть сил на огневую поддержку сухопутных войск, разрушение дорог и переправ в тылы Красной Армии, оперативную и стратегическую разведку и т. д. Ничуть не более результативно действовали и наши союзники. Так, 5 апреля 1944 года 456 американских „Мустангов" и „Тандерболтов" нанесли массированный удар по 11 аэродромам истребительной авиации Германии, уничтожив на земле и в воздухе всего 53 немецких истребителя [76, 77]. И это - один из самых удачных для союзной авиации эпизодов войны. Так откуда же взялась та супер-гипер-экстраэффективность, которой якобы достигло люфтваффе 22 июня 1941 года? Автор честно предупреждал и сейчас еще раз предупреждает читателя - сенсаций не будет. Никаких „доселе неизвестных документов из архива Президента", никаких тайных и поэтому никому неизвестных „мемуаров советника Сталина". Ничего, кроме нудного, скучного, дотошного изучения открытых и, в принципе, общедоступных источников. Кстати, профессионалы „плаща и кинжала" утверждают, что именно таким путем и добывается большая часть всей разведывательной информации... Начнем с начала. Было ли в действительности то событие, причины которого мы хотим выяснить? То, что 11, 9 и 10 САДы были полностью разгромлены, никаких сомнений не вызывает. Это факт, который подтверждается сотнями свидетельских показаний бойцов и командиров сухопутных войск, а также летчиками и командирами бомбардировочных полков ВВС Западного фронта. Все они с первого же дня войны остались без истребительного прикрытия, которое как раз и должны были обеспечить эти три дивизии. Так, 24 июня авиакорпус Скрипко потерял 29 самолетов в 170 боевых вылетах. Это чудовищно высокий уровень потерь. Когда 17 августа 1943 г. потери американцев дошли до такого же уровня (17% к числу вылетов), они на целых семь недель прекратили дневные налеты на Германию. Не вызывает никаких сомнений и тот факт, что большую часть своих самолетов эти три дивизии потеряли именно на земле. Подтверждением этому могут служить отчеты немецких истребителей о количестве сбитых ими в воздухе советских самолетов. Число это было очень невелико и составляло лишь малую толику от общего числа потерь 9, 10 и 11 авиадивизий. Так, летчики самого крупного (как во 2-ом Воздушном флоте, так и во всей группировке люфтваффе на Восточном фронте) соединения истребительной авиации, эскадры JG 51, доложили 22 июня о 69 сбитых в воздухе советских самолетах [63]. В числе этих 69 самолетов было только 12 истребителей, остальные 57 были бомбардировщики. Только сбитые 12 истребителей могли принадлежать 9 и 10 САДам (истребительная дивизия Захарова 22 июня еще только перебазировалась из глубокого тыла в зону боевых действий). Что же касается 57 сбитых бомбардировщиков, то можно с большой уверенностью предположить, что это были самолеты из 13 БАД генерала Полынина и дальние бомбардировщики 3-го ДБАК Скрипко. Наше предположение основано на том, что входившие в состав 9 и 10 САД бомбардировочные полкм (13 БАП и 39 БАП) потерь в воздухе, как будет показано ниже, практически не понесли. С другой стороны, и Полынин, и Скрипко пишут о десятках расстрелянных „мессершмиттами" самолетов, которые потеряли их полки в первый же день войны. Заслуживает внимания и тот факт, что официальная сводка немецкого командования утверждала, что летчики люфтваффе сбили в первый день войны 322 советских самолета. Наши же истребители сбили 22 июня порядка 250-300 немецких самолетов, еще около 50 машин было сбито средствами наземной ПВО. По крайней мере, именно такие цифры гуляют по десяткам публикаций. Другими словами, заявленные и той, и другой стороной цифры побед в воздухе были примерно равны. Какими были реальные результаты? Скорее всего, также одинаковыми, но раза в 2-3 меньшими. Так, Д. Хазанов, со ссылкой на государственный архив ФРГ во Фрайбурге, сообщает, что в первый день войны люфтваффе безвозвратно потеряло от „воздействия противника" 57 самолетов, и еще 54 машины получили повреждения. Не исключено, что эти числа все же следует увеличить, так, еще 6 самолетов было в тот день потеряно, а 50 получили повреждения различной тяжести якобы „без воздействия противника" (в эту категорию немцы заносили, например, всякий разбившийся при вынужденной посадке самолет). Абсолютно точных цифр мы не узнаем никогда, но никакого „избиения плохо обученных советских летчиков немецкими суперасами" и в помине не было. Такой вывод подтверждается всеми известными ныне конкретными подробностями того рокового дня. Киевский историк И. А. Гуляс, добросовестно перелопатив гору литературы, составил наиболее полный и подробный (из известных автору) обзор событий первого дня войны в воздухе [58]. Из его работы вырисовывается следующая картина событий. 123 ИАП (71 летчик, 53 исправных И-153, базировался в районе Брест-Кобрин), сражаясь на устаревших „чайках" против истребителей эскадры Мельдерса, сбил (как принято считать) более 20 немецких самолетов разных типов, потеряв в воздушных боях только 9 своих самолетов. И эти девять „чаек" были (как можно судить по исследованию И. Гуляса) самыми большими боевыми потерями среди всех истребительных полков ВВС западных округов. Столь же ожесточенные - и в целом успешные - воздушные бои вели 127 ИАП (53 летчика, 65 исправных И-153) и 122 ИАП (50 летчиков, 60 исправных И-16) из состава 11 САД. Летчики этих полков доложили, соответственно, о 20 и 15 сбитых немецких самолетах. По крайней мере одна из этих побед оказалась для немцев очень даже заметной: в небе над Гродно был сбит командир истребительной эскадры JG 27, опытнейший немецкий ас, ветеран воздушных боев в Испании, В. Шельманн. И это была не единственная потеря среди командиров люфтваффе в тот день. Были сбиты и погибли: командир бомбардировочной группы II/KG 51 Штадельмайер и командир истребительной группы II/JG 53, награжденный „Рыцарским крестом" уже в октябре 1940 г., капитан Бретнютц. Оценим и персональные успехи истребителей. Лучший на тот момент ас Германии, командир JG51 В. Мельдерс, заявил об одной сбитой „чайке" (И-153 из состава 123 ИАП) и трех СБ (вероятно, из 13 БАД). А наш молодой лейтенант Иван Николаевич Калабушкин, пилотируя тихоходный биплан И-153, сбил 22 июня два новейших „Мессершмитта" Bf-109F из эскадры Мельдерса, два „Юнкерса" и один „Хейнкель". Андрей Степанович Данилов из 127 ИАП на такой же „чайке" сбил 22 июня три Bf-110 и один „Хейнкель". Четыре немецких самолета сбил, выполнив девять боевых вылетов за первый день войны, командир эскадрильи того же 127 ИАП лейтенант (будущий генерал) С. Я. Жуковский. „...при малейшем организованном отпоре немцы атаку прекращают и уходят..., в бой с нашими истребителями вступать избегают; при встрече организованного отпора уходят даже при количественном превосходстве на их стороне... на советские аэродромы, где базируются истребительные части, ведущие активные действия и давшие хотя бы раз отпор немецко-фашистской авиации, противник массовые налеты прекращал..." Это строки из доклада „Выводы по боевому применению ВВС Западного фронта", подписанного 10 июля 1941 г. командующим авиацией фронта полковником Науменко [90]. Даже со всеми оговорками, относящимися к неизбежному завышению числа сбитых вражеских самолетов, к неизбежной субъективности любых отчетов и докладов, нельзя не признать, что советские „истребительные части, ведущие активные действия", проявили в те дни не только огромное мужество и героизм, но и высочайшее боевое мастерство. Успехи самой крупной (и лучше всех вооруженной) 9 САД были в первый день войны очень скромными, зато и потери, понесенные ею в воздухе, были минимальными. Так, в частности: - каких-либо упоминаний о боевых действиях и потерях в воздухе 41 ИАП (63 летчика, 56 МиГов и 22 И-16) автору найти вообще не удалось; - боевые действия 124 ИАП и 126 ИАП (103 летчика, 120 МиГов и 52 И-16) нашли свое отражение в описании воздушных боев, которые ранним утром (с 4 до 9 часов утра) вели летчики Кругов, Кокарев (совершивший один из самых первых воздушных таранов), Алаев, Ушаков, Панфилов (еще один таран), Журавлев. Всего было сбито 8 вражеских самолетов и потеряно в воздушных боях 22 июня, как можно судить по этому описанию, 3-4 своих. Наиболее подробные крохи информации мы обнаруживаем в описании боевых действий четвертого по счету истребительного полка 9 САД - 129 ИАП (40 летчиков, 61 МиГ и 57 И-153). Здесь в нашем распоряжении появляются и послевоенные воспоминания бывшего комиссара полка В. П. Рулина. На рассвете 22 июня 1941 г., в 4 часа 5 минут командир полка капитан Ю. М. Беркаль объявил боевую тревогу и поднял все четыре эскадрильи в воздух. Немецкие бомбардировщики пытались бомбить полевой аэродром полка в Тарново, но атакованные нашими истребителями, беспорядочно сбросили бомбы и повернули назад. В этом воздушном бою летчики Соколов, Кузнецов, Николаев сбили два бомбардировщика Хе-111 и один прикрывавший их „Мессершмитт". Еще один вражеский истребитель сбил в бою над Ломжей младший лейтенант Цебенко. Всего утром 22 июня полк сбил 6 самолетов, потеряв один свой. 1 из 118. Разве же такие потери могли привести к полному разгрому этих полков и всей 9 САД? Повторим еще раз: разгром трех авиадивизий (11, 9, 10) Западного фронта мог произойти - и произошел в действительности - исключительно и только НА ЗЕМЛЕ. 2.8. Все - в Балбасово Вот и мы и подошли к тому моменту, когда надо уже объясниться: почему автор с такой назойливой настойчивостью „ломится в открытую дверь" и доказывает то, с чем никто из отечественных историков никогда и не спорил. Проблема в том, что обстоятельства этого самого „уничтожения на земле" могли быть самыми разными. Например, на захваченный несколько дней (или недель) назад аэродром советских ВВС приезжает команда тыловой службы в составе одного фельдфебеля и двух солдат. Фельдфебель старательно пересчитывает „по хвостам" БРОШЕННЫЕ на летном поле самолеты, после чего солдаты сливают бензин из баков на землю и щелкают зажигалкой... Разве это не должно быть названо „уничтожением на земле"? Более того, если фельдфебель был из наземных служб люфтваффе (а так оно, скорее всего, и было), то и самолеты надо по праву считать „уничтоженными немецкой авиацией"! Разумеется, советские историки-пропагандисты имели в виду совсем другие „картины". Внезапное нападение, мирно спящие аэродромы, доверчивый Сталин, который „запрещал сбивать немецкие самолеты". И ведь что интересно - благодаря многократному вдалбливанию в мозги именно такая версия (версия очень спорная и странная, противоречащая всему опыту применения боевой авиации в годы Второй мировой войны) превратилась в не требующую никаких доказательств аксиому. Не пора ли уже спросить: а КТО ВИДЕЛ это самое „внезапное нападение" и уничтоженные в первые утренние часы самолеты? Территория „белостокского выступа", в котором были развернуты 11, 9 и 10 САДы, была покинута беспорядочно отступающей Красной Армией в первые 2-3 дня войны. За все это время ни Генеральный штаб в Москве, ни командование фронта в Минске так и не смогли получить ни одного внятного донесения о положении дел и местонахождении своих собственных частей. Неужели же кто-то из участников того беспримерного „драп-марша" (в ходе которого пропали десятки генералов и тысячи танков) мог составить достоверный реестр самолетов, оставленных на аэродромах? С точным указанием перечня повреждений, полученных этими самолетами во время налета вражеской авиации. А если такой „реестр" существует, то почему же его так и не опубликовали за истекшие шесть десятилетий? Откуда вообще взялись цифры „уничтоженных на земле" самолетов? В академически солидной монографии Кожевникова после строчки о потерях авиации Западного фронта стоит ссылка. Знаете на что? На популярную книжку „Авиация и космонавтика СССР". Это так же уместно, как, к примеру, ссылка на роман Жюль Верна в монографии по проектированию подводных лодок. И это при том, что в десятках других, гораздо менее значимых, случаев Кожевников дает, как это и принято в историческом исследовании такого масштаба, ссылку на архивные фонды. Едва ли это случайная небрежность. Скорее всего, больше и ссылаться ему было не на что. Самая крупная из разгромленных, понесшая наибольшие потери от „внезапного удара по аэродромам" 9-я авиадивизия просто исчезла. Никаких ее архивов не сохранилось [56]. Командир дивизии, герой Советского Союза генерал-майор С. Черных арестован 26 июня 1941 г. и позднее расстрелян. Арестован он был в... Брянске! В. Анфилов, первым опубликовавший эту информацию [40 с. 111], прямо объясняет такое „перебазирование" за тысячу верст от зоны боевых действий тем, что командир 9 САД „сбежал с фронта". Но, может быть, о своем небывалом успехе в уничтожении авиации Западного фронта доложили немецкие летчики? В 13 час. 30 мин. 22 июня 1941 г. Гальдер фиксирует в своем дневнике поступившие в Генеральный штаб вермахта донесения о результатах первого удара немецкой авиации: „...наши военно-воздушные силы уничтожили 800 самолетов противника (1-й Воздушный флот - 100 самолетов, 2-й Воздушный флот - 300 самолетов (в Белоруссии: полоса наступления группы армий „Центр"), 4-й Воздушный флот - 400)..." К концу дня эти цифры почти не изменились: „Командование люфтваффе сообщило, что за сегодняшний день уничтожено 850 самолетов противника..." [12]. Командующий Западным фронтом генерал армии Д. Г. Павлов был арестован 4 июля и расстрелян 22 июля 1941 г. Военный дневник Гальдера он никогда не читал. Протоколы допросов Павлова были впервые опубликованы в 1992 г. Ни сам Гальдер, ни его издатели этих протоколов не читали. Тем не менее, Павлов называет (протокол допроса от 7 июля) точно такую же цифру потерь авиации фронта, что и Гальдер [67]: „...всего за этот день (22 июня) выбито до 300 самолетов всех систем, в том числе и учебных..." Обратим внимание на то, как построена фраза: „до 300...", „всех систем...", „и учебных..." Проще говоря, Павлов знает, что потери боевых самолетов были значительно меньше, но, как говорится, „положение обязывает" его сгущать краски. Преувеличивает - правда, по другой причине - масштаб потерь советской авиации и Гальдер. К счастью для историка, у нас есть возможность сравнить доклады командиров люфтваффе с более достоверными свидетельствами. 21 августа 41 г. командующий ВВС Юго-Западного фронта генерал-лейтенант Ф. А. Астахов (к слову сказать, старейший русский авиатор, командовавшего авиацией 5-й армии еще в годы гражданской войны) подписал доклад о боевых действиях авиации фронта в начале войны [90]. По поводу „внезапного удара по аэродромам" в этом докладе сказано дословно следующее: „...первые налеты противника на наши аэродромы прифронтовой полосы значительных потерь нашим летным частям не нанесли (подчеркнуто автором), но в результате слабого руководства со стороны командиров авиационных дивизий и полков ... противник повторными ударами в течение 22.06.41 г. и в последующие два дня нанес нашим летным частям значительные потери, уничтожив и повредив на наших аэродромах за 22, 23 и 24 июня 1941 года 237 самолетов..." Цифра эта - 237 уничтоженных на земле (без уточнения о „поврежденных"!) самолетов - долгие годы бродила по страницам книг наших борзописцев, но при этом никто из них так и не признался, что это потери за первые три дня, а вовсе не от первого налета немцев. Что совсем не одно и тоже. К 24 июня про „внезапное" нападение знали уже оленеводы Чукотки... Генерал Астахов вступил в командование ВВС Ю.-З. фронта только 26 июня 1941 г. За потери первых дней войны он ответственности не несет (22 июня Астахов еще командовал учебными заведениями ВВС Красной Армии). Если он и был в чем-то лично заинтересован, так только в преувеличении размера потерь, понесенных авиацией фронта при его предшественнике. Тем не менее, сравнение его отчета с записями Гальдера показывает, что немецкие летчики строго придерживались правила „три пишем, один - в уме". Скорее всего, мы не сильно ошибемся, если оценим общие боевые потери авиации Западного фронта за 22 июня 1941 г. в 100- 150 самолетов, в том числе и несколько десятков самолетов, действительно сожженных немецкой авиацией на приграничных аэродромах 11, 9 и 10 САД. Все остальные „уничтоженные на земле" самолеты пропали, по нашему мнению, в ходе мероприятия под безобидным названием „перебазирование". В 129 ИАП (9 САД) это происходило следующим образом. В середине дня этот полк (истребительный полк!) решено было „вывести из под удара". Перелетели в Добженовку. Затем - на крупный аэродром в Кватеры (это уже порядка 100 км от границы). Учитывая, что самолетов в полку было почти в три раза больше, чем летчиков, можно предположить, что уже в ходе этого первого этапа „перебазирования" десятки новехоньких МиГов были брошены на земле и в дальнейшем украсили победные сводки люфтваффе. Вечером того же дня 22 июня аэродром в Кватерах подвергся 15-минутной штурмовке двумя эскадрильями Ме-110. После этого, как пишет в своих воспоминаниях Рулин, „остатки (?) полка перелетели в Барановичи". Последние пять МиГов были брошены в Барановичах по причине разрушения взлетной полосы аэродрома в результате немецких бомбежек. Днем 23 июня „командир приказал оставшемуся личному составу собраться на аэродроме Балбасово - пункте сбора летного и технического состава авиаполков округа" [66]. Балбасово - это под городом Орша. 550 км к востоку от границы. Лихо. Если бы немецкие истребительные эскадры решили „выйти из под удара" с подобным пространственным размахом, то они очутились бы на ближних подступах к Берлину... Сердитый читатель должен уже возмутиться: „А что же им еще оставалось делать, если аэродром был разрушен! На себе самолеты тащить?" Предположение верное. Именно так и положено обращаться с крайне дорогостоящей военной техникой. Тащить на себе. Почитайте воспоминания Покрышкина, он там очень подробно описывает, как спасал свой разбитый МиГ после вынужденной посадки, как тащил его десятки километров по дорогам отступления... Но к теме нашей дискуссии все это никакого отношения не имеет. Аэродром в Барановичах был вполне пригоден для боевой работы. В 6 часов утра 22 июня командующий ВВС Западного фронта И. Копец приказал командиру 43 ИАД Г. Захарову прикрыть одним истребительным полком город и крупный железнодорожный узел Барановичи. Во исполнение этого приказа Г. Захаров, штаб дивизии которого находился именно в Балбасово, перебазировал в Барановичи свой 162 ИАП (54 истребителя И-16). „К девяти часам утра полк приземлился в Барановичах,- пишет в своих мемуарах генерал Захаров,- после первых бомбардировочных ударов гитлеровцев аэродром в Барановичах почти не пострадал..." Ну это же после первых ударов... Может быть, его потом разрушили, как раз тогда, когда в Барановичи перебазировались „остатки" 129 ИАП? „В ночь на 23 июня немцы предприняли попытку бомбить аэродром, но попытка была сорвана и отбомбились они неудачно... С утра 23 июня в течение двух суток полк находился в непрерывных боях, и за это время летчики Пятин, Овчаров, Бережной, другие открыли свой боевой счет... За первые три дня полк не потерял в боях ни одного летчика..." [55]. Вот такая у нас была „странная война". Одни перебазируются с запада на восток, другие - с востока на запад. Одни - в Балбасово, другие - из Балбасово. Для одних аэродром пригоден для того, чтобы три дня на нем воевать, не потеряв при этом ни одного летчика. Другие и взлететь с него не могут, поэтому и бросают новейшие истребители... В мемуарах Захарова есть и еще один, очень примечательный штрих: „...приземлившись в Барановичах (ранним утром 22 июня), летчики 162-го полка увидели несколько бомбардировщиков Пе-2 и Су-2, несколько истребителей МиГ-1, МиГ-3 и даже истребители Як-1. Это были экипажи из разных авиационных полков и дивизий, которым в первые минуты войны удалось взлететь под бомбами..." Одним словом, некоторые летчики 9 САД (а только в ней и были МиГи) начали „перебазирование" в порядке личной инициативы, не дожидаясь никаких приказов, в первые же минуты войны. К вечеру перелетных „соколов" стало гораздо больше. Захаров пишет, что на аэродроме Минска он обнаружил „самолеты разных систем, абсолютно незамаскированные, все было забито техникой". Минск - это „всего лишь" 350 км от фронта. Нашлись и передовики „перебазирования", которые смогли долететь в первые часы войны аж до Смоленска! „...В тревожное военное утро 22 июня 1941 года на аэродромы нашего авиакорпуса стали производить посадку одиночные истребители полков армейской авиации Западного фронта. После напряженных воздушных боев многие из них уже не могли сесть на свои поврежденные аэродромы, а некоторые сразу были перенацелены на запасные аэродромы, в том числе и на наши..." [50]. Это - строки из воспоминаний маршала авиации Скрипко. Его 3-й дальнебомбардировочный корпус (как об этом уже говорилось выше) перед войной базировался в районе Смоленска (700 км от тогдашней госграницы). Редкий истребитель долетит туда от Бреста или Белостока, а уж о том, чтобы совершить такой перелет после „напряженного воздушного боя", и речи быть не могло! Еще более странно звучат слова о том, что уже УТРОМ первого дня войны кто-то и зачем-то „перенацеливал" истребительную авиацию в глубочайший тыл. Неужели истребительная авиация создавалась только для того, чтобы после первых же выстрелов начать безостановочный „выход из под удара"? Во второй половине дня 22 июня 1941 г. начатое „по инициативе снизу" перебазирование приобрело характер массового бегства. В. И. Олимпиев, 1922 года рождения, один из очень немногих призывников 1940 года, кому посчастливилось дожить до Победы. Интернет-сайт „Я помню" опубликовал книгу его воспоминаний о войне, которую Всеволод Иванович прошел от первого до последнего дня, от Белостока через Москву до Берлина. В Белостоке сержант Олимпиев служил командиром отделения телефонистов штаба 9 САД. Вот почему, несмотря на столь скромное звание, видел и знал Всеволод Иванович довольно много. Его мемуары стоят того, чтобы их подробно процитировать, подчеркнув некоторые ключевые слова: „...вернувшись с дежурства в казарму поздно вечером 21 июня 1941 г. с увольнительной на воскресенье в кармане, я уже задремал, когда сквозь сон услышал громкую команду - „в ружье". Взглянул на часы - около двух ночи. Боевая тревога нас не удивила, так как ожидались очередные войсковые учения... Почти рассвело, когда наш спецгрузовик, предназначенный для размотки