немногу навыки всех строительных профессий, о которых когда-то писала в юности. Как, кстати, помогла ей та журналистская практика, коммуникабельность в контактах с людьми! - С ума сошла! Да ты не сможешь, не справишься! - говорили ей. "Неужели смогу?" - удивленно и восхищенно спрашивала она себя. Она смогла. Она была подручной, поварихой, официанткой, посудомойкой /иногда за стол садилось до двадцати человек/. Рабочие пили водку, буянили, падали с лесов, приставали с гнусными предложениями, матерились, халтурили одновременно у соседей, приворовывая у нее стройматериалы, и партачили, где только можно. Она выдержала. Прогоняла одних, нанимала других. Однажды двое студентов стройотряда долго раздумывали вместе с ней, как поставить на лоджию слишком высокую стеклянную дверь, которая, по всем признакам, укорачиванию не подлежала /какие-то филенки, замки, болты кругом/... "А может, поднять потолок или опустить пол?" - предложила Иоанна. - Ладно, что-нибудь придумаем. Ребята уехали, а Иоанна в полном отчаянии отправилась к деду-фронтовику на соседней улице, по профессии кузнецу, в армии - конюху, а вообще, по слухам, могущему все, но уже давно не при деле из-за болезни ног. Старика и впрямь с виду ветром качало. - "Дедуль, ты хоть дойди, посмотри, посоветуй насчет двери", - умоляла Иоанна. Уговорила-таки. Боялась - по дороге рассыплется. - Вот, дедуль, высока... То ли пол прорубать, то ли потолок. Не влезает. - Ладно, щас прорубим. Струмент какой есть? - Да вот, в ящике. - Ладно, иди пока погуляй часок-другой... Когда Иоанна вернулась из магазина, дед курил беломорину, а дверь стояла на месте. Пол и потолок - тоже. Иоанна протерла глаза - дверь ничуть не изменилась, лишь укоротилась, будто по волшебству. Где, как? Никаких следов. - Дед, как ты это сделал? - А чего там делать-то? Посидели, выпили. - Дед, иди ко мне работать. Тебе ничего тяжелого делать не придется, ты только этими чайниками руководи. А, дед? - На кой они мне нужны - руководить - вон они понашлепали чего! Один хрен, что горшками командовать. Коли надумаю - один возьмусь. Пособишь, коли что? - Дедуля, миленький, конечно пособлю! И чмокнула его в небритую седую щеку. Дед спас ее - он действительно умел все. Приходил в восемь, уходил в пять. В час они обедали - и стопку, по окончании работы - еще стопку с огурчиком. Брал он немного - двенадцать рублей в день, работал степенно, добросовестно и требовал лишь одного - чтоб его не торопили. Она не уставала удивляться, какие чудеса он выделывал на своих больных ногах. За зиму они практически вдвоем произвели всю внутреннюю отделку дома. Иоанна не только помогала, но и училась, восхищаясь, как легко он находит выход из, казалось бы, самых безвыходных ситуаций. Вытянуть нужную неподъемную балку из штабеля, забить в недоступном месте гвоздь, положить кафельную плитку на обитую оргалитом перегородку /"чего мудреного, рабицу надо прибить и на раствор!"/. Она ловила себя на том, что влюблена в этого деда, ему нравилось ее восхищение, он при случае хлопал ее фамильярно по бедру или коленке, звал "Яничкой" и за работой они пели дуэтом популярные песни - военные, народные, романсы. И деда восхищало, что Иоанна помнила все слова. Одержим победу, К тебе я приеду На горячем боевом коне. Она пела, а дед подмурлыкивал, расплывался, таял. - Я тебе, Яничка, перильца на лесенке вырежу. Увидишь, какие, как сестре родной. Мужик твой шляпу обронит. Денис никогда не носил шляп, дед видел его лишь пару раз, но резко различал его и Иоанну. Если она была "своя", то он - чужак, "шляпа" и "барин". "Шляп" дед дурил, заламывая цену, лебезил фальшиво, в глубине души презирая за неумение даже вбить гвоздь. Но дерзость странным образом сочеталась с самоуничтожением, особенно когда слышал дед от "шляп" мудреные разговоры, которых не понимал. Сразу тушевался и превращался из кудесника в пришибленного, как рыба об лед, тщедушного старичка с несвежими носками на распухших ногах, с трудом влезающих в самые большие бахилы. И может быть, только Иоанна угадывала в этом его якобы тупом молчании воистину патрицианскую благородную ненависть к дилетантству, позерству и фальши. Дед был убежден, что каждый должен быть на своем месте, где его "судьбина определила", как он выражался. Что сапожник должен шить сапоги, а пирожник пироги печь. Иоанна была, подобно ему, конем необъезженным, смело бросающимся на любое препятствие в фанатичной жажде испытать себя, самоутвердиться или сломать шею. "Смогу ли?" - думала она и лезла под потолок прибивать с дедом огромный лист оргалита. Или училась резать стекла, или оклеивала обоями неровные стены... - Ровные-то любой дурак может, - поддразнивал дед, - А вот тут как ты вырежешь для розетки дырку, чтоб на место стала и шов сошелся, а? - Любимый город может спать спокойно,.. - пела Иоанна, найдя решение, и дед радовался с ней и за нее. Они были чудной парой, их бы пропустила любая космическая комиссия на какой-нибудь "Союз-12", как образец совместимости. Дом оформлялся, преображался, хорошел. Каждый день приносил какую-то новую победу, каждый день выковывался результат. Она и не подозревала, что это так здорово - своими руками строить жилье, напевая старые песни, есть простую пищу под рюмочку "с устатку", и вечером, читая определенное отцом Тихоном вечернее молитвенное правило, падать замертво в одежде на дяди женин диван и засыпать здоровым крепким сном трудяги, выполнившего честно свой дневной долг. Литературную работу она делала из-под палки, когда гром грянет, а московскую квартиру и вовсе забросила - благо, Филипп женился, и Лизанька, сокровище, находка, взяла хозяйство в свои руки. Идеально прибрано, приготовлен обед, холодильник полон, все выстирано, а ведь она еще и училась во ВГИКе, и снималась... "Мама, вы не волнуйтесь, мне это нетрудно", - у Лизы был счастливый вид человека на своем месте, и у нее было свое восхождение день ото дня, и Филя ходил гоголем, и свекровь признавала, что внук, кажется, нашел достойную пару. Теперь даже Денис стал чаще бывать дома, признавшись, что впервые в жизни наслаждается лицезрением давно занесенного в красную книгу экземпляра - идеальной женщины. Симбиоза красавицы, неплохой актрисы и хранительницы очага, плюс секретаря комсомольской организации. А приехавший в Лужино Денис был ошеломлен размахом строительства "Неясной Поляны". - Слушай, откуда у тебя на все это деньги? - Бог посылает, - сказала совершенную правду Иоанна. Про торговлю цветами он, разумеется, ничего не знал, он бы наверняка схватился за голову. А Иоанна к весне с учетом конъюнктуры запаслась парниковой пленкой, навозом, дед соорудил ей из остатков от стройки пару теплиц и приходилось разрываться между домом и участком. Был великий пост, она говела, часто ходила в храм, похудела и дочерна загорела апрельским подмосковным загаром. Сменила телогрейку и валенки на свитер и резиновые сапоги с шерстяными носками - почва еще не просохла. Подсобница, архитектор, штукатур, отделочница, маляр, садовод, огородница и цветочница... "Цветочница Анюта", как она теперь себя именовала. Эти новые игры, такие непривычные, азартные и в то же время серьезные. Давние, умиротворяющие, как сами эти слова: дом, сад, цветы, земля... Она впервые творила мир - не пером, не фантазией, не словом, а из дерева, глины, песка, земли, навоза, цемента и краски... И все это, наконец, материализовалось во взаправдашний дом, уютный, удобный и красивый, в нежно зазеленевший вдруг как-то в одну ночь после теплого ливня сад, в ровные грядки под пленкой с нарциссами и тюльпанами, уже набирающими бутоны... И надо было ко всему еще и торговать - к Пасхе, к Первому мая, на День Победы и на Красную Горку... А возвращаясь в электричке поздним вечером, пока хватит сил, надо было еще обдумать и набросать несколько страничек, ибо студия и зрители требовали продолжения сериала /как им только не надоело!/. Так называемая "светская культура" теперь ее вообще оставляла равнодушной, горы рождали мышей. - Ну, поехал, давай суть,.. - ворчала она, продираясь сквозь Денисовы наброски очередного эпизода. Суть же была одна - чушь это собачья. А наиболее точно определялась одной-единственной толстовской фразой, полной ужаса и отвращения: "Чем занимаются!.." Великий граф с его религиозно-нравственными исканиями, ремонтировавший крышу бедной вдове, граф-пахарь и сапожник был ей теперь наиболее близок, хоть отец Тихон и считал, что тот пал жертвой собственной гордыни. ПРЕДДВЕРИЕ 52 Генерал Гальдер о Гитлере: "За исключением момента, когда он достиг вершины своей власти, для него не существовало Германии, не существовало германских войск, за которые он лично отвечал. Для него - сначала подсознательно, а в последние годы вполне сознательно - существовало только одно величие, величие, которое властвовало над его жизнью и ради которого его злой гений пожертвовал всем - его собственное "Я"." "Такие существа неподотчетны; они появляются, как судьба, беспричинно, безрассудно, бесцеремонно. Они неожиданные, как вспышка молнии, слишком ужасные, слишком внезапные, слишком неумолимые, слишком "иные", чтобы можно было их ненавидеть... Ими движет тот ужасный механизм художника, художника с пронзительным взглядом, который наперед чувствует себя бесспорно оправданным в своем "творении", как мать в своем ребенке". /Фридрих Ницше/ - Это что же за "художник с пронзительным взглядом?" - покачал АГ черной головкой в белой панамке. - Начальство надо знать в лицо! - покачал АХ белой головкой в такой же панамке. Лев Троцкий: "Когда в начале 1926 года "новая оппозиция" /3иновьев, Каменев и др./ вступила со мной и моими друзьями в переговоры о совместных действиях, Каменев говорил мне в первой беседе с глазу на глаз: "Блок осуществим, разумеется, лишь в том случае, если вы намерены вести борьбу за власть". "Как только вы появитесь на трибуне рука об руку с Зиновьевым, - говорил мне Каменев, - партия скажет: "Вот Центральный Комитет! Вот правительство!" Уже в течение ближайших полутора лет ход внутрипартийной борьбы развеял иллюзии Зиновьева и Каменева насчет скорого возвращения к власти... "Раз нет возможности вырвать власть у правящей ныне группы, - заявил Каменев, - остается одно: вернуться в общую упряжку. К тому же заключению... пришел и Зиновьев". "Круг гомосексуальных связей Мейерхольда был достаточно широк... В старой России свобода и нетривиальность сексуальной жизни не поощрялись. Возможно, Мейерхольд связывал с большевистским переворотом выход в царство подлинной свободы, в том числе творческой, в том числе и сексуальной. Он не мог предположить, что этот переворот принесет еще большую несвободу, закрепощение всех и каждого, что гомосексуализм будет преследоваться как уголовное или даже государственное преступление... В последние годы им владел, помимо всего прочего, и страх за гомосексуализм". /"Новый журнал"/ "Видел Я прелюбодейство твое и неистовые похотения твои, твои непотребства и твои мерзости на холмах в поле. Горе тебе, Иерусалим! ты и после сего не очистишься. Доколе же?" /Иер.13:27/ * * * "Раньше буржуазия позволяла себе либеральничать, отстаивала буржуазно- демократические свободы и тем создавала себе популярность в народе. Теперь от либерализма не осталось и следа. Нет больше так называемой "свободы личности", права личности признаются теперь только за теми, у которых есть капитал, а все прочие граждане считаются сырым человеческим материалом, пригодным лишь для эксплуатации. Растоптан принцип равноправия людей и наций, он заменен принципом полноправия эксплуататорского меньшинства и бесправия эксплуатируемого большинства граждан, Знамя буржуазно- демократических свобод выброшено за борт. Я думаю, что это знамя придется поднять вам, представителям коммунистических и демократических партий, и понести вперед, если хотите собрать вокруг себя большинство народа. Больше некому его поднять." (И.Сталин) * * * "Я хотел бы, чтобы, вы обратили внимание на следующее обстоятельство. Рабочие на Западе работают 8, 10 и 12 часов в день. У них семья, жены, дети, забота о них. У них нет времени читать книги и оттуда черпать для себя руководящие правила. Да они не очень верят книгам, так как они знают, что буржуазные писаки часто обманывают их в своих писаниях. Поэтому они верят только фактам, которые видят сами и могут пальцами осязать. И вот эти самые рабочие видят, что на востоке Европы появилось новое, рабоче- крестьянское государство, где капиталистам и помещикам нет больше места, где царит труд и где трудящиеся люди пользуются невиданным почетом. Отсюда рабочие заключают: значит, можно жить без эксплуататоров, значит, победа социализма вполне возможна. Этот факт, факт существования СССР имеет величайшее значение в деле революционизирования рабочих во всех странах мира. Буржуа всех стран знают это и ненавидят СССР животной ненавистью. Именно поэтому буржуа на Западе хотели бы, чтобы мы, советские лидеры, подохли как можно скорее. Вот, где основа того, что они организуют террористов и посылают их в СССР через Германию, Польшу, Финляндию, не щадя на это ни денег, ни других средств." /из беседы с Ромэном Ролланом/ "Как мы знаем, Сталин был ненормально подозрительный и в то же время здравый и разумный человек... Он был разумен, но обезличенно беспощаден, убежден, что его режим /и, разумеется, его личное положение/ должны оставаться неприкосновенным. И.Сталин знал об опасностях автократического правления, в заговорах разбирался как никто: извне ему грозила отнюдь не вероятная, а весьма определенная перспектива неизбежной войны, заговоры были вероятны - в партии, в армии. За тридцать лет до того он возглавлял тайные революционные организации, секретнейшие из секретных, и знал: единственный противовес тайным организациям - тайная полиция. Сталин готов был использовать и использовал тайную полицию, как никто прежде ее не использовал. Ему нужно было уничтожить и он уничтожил самое возможность альтернативного правительства: не только оппозицию, но и тень оппозиции в самых отдаленных закоулках, откуда могла бы выйти другая администрация. С помощью таких мер он, режим, страна выстояли в войне. После войны времени на передышку не было вовсе. Ему приходилось приглядывать за Америкой, вооруженной атомными бомбами. Вновь, в который раз, режим нуждался в защите. Те же самые меры. Та же секретность. Такие же, если потребуется, жертвы невинных. И так - до тех пор, пока не останется никого, кто мог бы стать средоточием опасности. Кое-что в этом аналитическом конструировании со счетов не сбросишь. Не так уж и невероятно, что Тухачевский и другие высшие армейские чины составили заговор с целью устранить Сталина. Фактически это априори вероятно. При такой концентрации власти и при отсутствии какого бы то ни было законного инструмента ее замены /тут одновременно трагедия и знамение сталинской эры, это было предсказуемо и предсказывалось/ единственной альтернативой становилась армия. Такого рода урок усвоен римскими автократами задолго до наших дней, им пользовались люди, насколько мы можем судить, сравнительно уравновешенные, такие, как императоры Септимий Север и Константин". /Чарльз П.Стоун/ "Я должен сознаться, что для меня Сталин остается самой непостижимой, загадочной и противоречивой личностью, которую я знал. Последнее суждение должна вынести история, и я оставляю за нею право". /А.Гарриман/ "...Один мой знакомый писатель привез из Парижа книжку А. Авторханова "Загадка смерти Сталина" и дал мне почитать. Я, в свою очередь, дал ее Молотову, а через несколько дней пришел послушать его мнение. - Она такая грязная, - говорит Молотов. - Он всех рисует в каком-то разбойничьем виде! Доля правды, конечно, тут есть. Берия - это человек, так сказать, не столько прошлого, сколько будущего... Из реакционных элементов он активный, поэтому он старался проложить дорогу для частной собственности. А вне этого он не видит. Он социализма не признает. Он думает, что идет впереди, а на самом деле тянет назад, к худшему... - Хрущев - он, безусловно, реакционного типа человек, он только примазался к коммунистической партии. Он не верит ни в какой коммунизм, конечно. Булганин действительно ничего не представляет - ни за, ни против, куда ветер подует, туда он и идет. Берия - это, я считаю, чужой человек. Залез в партию с плохими целями. Маленков - способный аппаратчик. Почитаешь - немножко жутко становится... - Могло быть, что эти четверо сплели заговор против Сталина? - как пишет Авторханов. - Тройка, тройка. Без Булганина, да, она могла иметь всякие планы. Роль Берии не выяснена... По-моему, в последние годы Сталин не вполне владел собой. Не верил кругом. Я по себе сужу. А Хрущева пододвинул. Тут он немножко запутался. - По этой книжке получается, что он перестал доверять Берии. - Я думаю, да. Он знал, что Берия пойдет на любое, чтобы себя спасти. Тот же Берия подбирал охрану фактически, а Сталин выбирал из того, что ему давали, думал, что сам все делает. А Берия подсовывал. - Могло быть, что они отравили Сталина, когда выпивали с ним в последний день перед болезнью? - Могло быть. Могло быть. Берия и Маленков были тесно связаны. Хрущев и примыкал к ним и имел свои цели. Он всех перехитрил! У Хрущева была почва более крепкая, потому что мещанство было везде. А он на мещан ориентировался. Хрущев, не интересуясь идеями. Как одно с другим слепить. А идеями построения коммунизма он не интересовался." /В.Молотов - Ф.Чуев/ "- Я был у Поскребышевых, разговаривал с дочерью Власика, она рассказала, что когда арестовали ее отца, незадолго до смерти Сталина, он произнес: "Дни Сталина сочтены. Ему мало жить осталось." Он понял: Берия убирает всех преданных Сталину людей, - рассказываю я. - Правильно. Тогда говорили, что разложился Власик. Разложились еще кто-то из окружения Сталина, с бабами путались чужими. Но я уже тогда мало был в курсе дела. - Авторханов пишет: "...единственный, кто искренне относился к Сталину, был Молотов"... - Да, во время похорон из трех выступавших, дескать, искренне, один... Я тоже допускаю, что так и есть. - Я не думаю, что Хрущев горевал о смерти Сталина. - Нет, он был очень зол на Сталина. А Берия тем более, конечно, Сталин иногда выражал пренебрежительное отношение к Берии. Убрать хотел. А кому доверял - трудно сказать. Кажется, никому. Хрущеву? Никак уж не мог, конечно, доверять. Булганин никак не подходил. Сказать, что Маленков был близок к Сталину, по-моему, нельзя. Молодых заметных не было. Ленинградцев он отшил. - Авторханов пишет, что Сталин придумал "дело врачей", чтобы свалить Берию. А что, он без этого не мог? - Так тоже не бывает. Надо, чтоб для других было убедительно. Промолчат, но не поверят... - В сообщении о врачах было о небдительности наших органов Госбезопасности - сильный намек на Берию. - Да, правильно. Видел, что Берия старается, но не вполне искренне... Что Берия причастен к этому делу, я допускаю. Он откровенно сыграл очень коварную роль". /Молотов - Чуев/ "Сталин лежал на диване. Глаза закрыты. Иногда он открывал их и пытался что-то говорить, но сознание к нему так и не вернулось. Когда он пытался говорить, к нему подбегал Берия и целовал его руку. - Не отравили ли Сталина? - Возможно. Но кто сейчас это докажет? Лечили хорошие врачи. Лукомский - хороший терапевт, Тареев... - Говорят, его убил сам Берия? - Зачем же Берия? Мог чекист или врач, - ответил Молотов, - Когда он умирал, были моменты, когда он приходил в сознание... Вот тогда Берия держался Сталина! У-у! Готов был... Не исключаю, что он приложил руку к его смерти. Из того, что он говорил, да и я чувствовал... На трибуне мавзолея 1 мая 1953 года делал такие намеки... Хотел, видимо, сочувствие мое вызвать. Сказал: "Я его убрал". Вроде, посодействовал мне. Он, конечно, хотел сделать мое отношение более благоприятным: "Я вас всех спас!" Хрущев едва ли помог. Он мог догадываться. А возможно... Они все-таки близко... Маленков больше знает. Больше, больше... - Сам Сталин, помнится, сказал во время войны: "Я знаю, что после моей смерти на мою могилу нанесут кучу мусора. Но ветер истории безжалостно развеет ее!" - И еще одна деталь. Он пишет, что 17 февраля 1953 года Сталин принял посла Индии К.Менона. Рисовал на листках блокнота волков: "Крестьяне поступают мудро, убивая бешеных волков!" Вроде бы он имел в виду некоторых членов Политбюро. - Рисовал для забавы, - ответил Молотов". /Молотов - Чуев/ Люди, люди развращенные, То рабы, то палачи, Бросьте, злобы изощренные, Ваши копья и мечи. Не тревожьте сталь холодную, Лютой ярости кумир - Вашу внутренность голодную Не насытит целый мир. Ваши зубы плотоядные Блещут лезвием косы. Так грызитесь, кровожадные, До последнего, как псы. /А.Полежаев - современник Пушкина/ "Что с нами сделалось, братья? Почему лукавые и велеречивые властители, умные и хитрые отступники, жадные и богатые стяжатели, издеваясь над нами, глумясь над нашими верованиями, пользуясь нашей наивностью, захватили власть, растаскивают богатства, отнимают у народа дома, заводы и земли, режут на части страну, ссорят нас и морочат, отлучают от прошлого, отстраняют от будущего - обрекают на жалкое прозябание в рабстве и подчинении у всесильных соседей?.." /Из "Слова к народу". Страница Истории, 1991 год/ СЛОВО АХА В ЗАЩИТУ ИОСИФА: Он максималистски признавал только "спасающийся" народ, только "верных", служащих Делу. Он интуитивно выбирал, выращивал в своем царстве лишь пригодных для "светлого будущего" самоотверженных сподвижников высокой божественной мечты. Тайны, а не пресловутой "бочки варенья", отвергая слуг царства тьмы и Мамоны. Он строил страну "героев, мечтателей и ученых", "готовых на подвиг и на труд", искал "крылатых" и часто разочаровывался, когда "крылатые" оказывались упырями и демонами. А бескрылые - ползали на брюхе. Но Иосиф упорно продолжал непосильную свою селекционную и инкубаторcкую работу, свою реанимацию "мертвых душ", не щадя ни себя, ни других, следуя проштудированным в семинарии понятиям о вселенском зле, от которого он как "пастырь добрый" должен увести своих овец согласно повелению Неба: "Выйди от нее, народ Мой..." "Пусть мертвые хоронят своих мертвецов..." "Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног..." Он пытался "отделить зерно от плевел", понимая, что "кадры решают все". В фильме тех лет "Золотой ключик" куклы свирепого жадного Карабаса- Барабаса улетают в сказочную страну Спасения на странном диковинного вида летательном аппарате, очень похожем на библейский Ковчег. Иосиф построил для своего народа такой летающий Ковчег - нелепого вида, громоздкий, варварскими методами - но аппарат летал! Там "дружба помогала делать настоящие чудеса!", а конструкция была очень близка к Замыслу. Каждая часть должна была служить Целому, быть на своем месте, то есть исполнять предназначение. У Иосифа "пастыря" не было "родни" - лишь сподвижники - "матерь и братья". Он не менял "солдат на генералов", даже собственного сына. Кесарь-пастырь Иосиф часто использует библейскую лексику, запрещает религиозные секты, убийство детей во чреве, вводит цензуру на нравственность - построже, чем при царе, вводит раздельное воспитание мальчиков и девочек. Считает "святым делом" защиту социалистического отечества, избавившего народ от "служения Мамоне". Он был "хранителем виноградника" в отсутствие Господина - восстанавливал, взращивал, охранял, защищал... Он старался заставить их отречься от сидящего в душе алчного зверя, первородного греха. Он убивал зверя порой звериным способом и считал, что это лучше, чем соблюдать "права зверя". * * * Великий граф с его религиозно-нравственными исканиями, ремонтировавший крышу бедной вдове, граф пахарь и сапожник был ей теперь понятен и близок, хоть отец Тихон и считал, что граф пал жертвой собственной гордыни. /"В безумии дерзнул Евангелие переписывать! А гордыня - стена, отделяющая от Бога"/ Иоанна понемногу "воцерковлялась". Ходила по воскресеньям и по праздникам в храм, старалась соблюдать посты, регулярно читала утренние и вечерние молитвенные правила, бывала на исповеди и причащалась. Привыкла к долгим службам, к тычкам бесноватых бабок, которые тоже к ней привыкли и даже разрешали подежурить у подсвечника перед иконой Спасителя. Ей это нравилось - менять догоревшие свечи, гасить подушечками пальцев, почему-то не обжигаясь, принимать новые, перекрестившись с поклоном, расставлять полукругом по росту, снимать с подсвечника еще теплые подтеки воска - так она, казалось, могла стоять часами, испытывая странно-блаженное состояние умиротворения. И еще ей нравилось, что теперь она хоть отчасти могла оградить впервые или случайно пришедших на службу, на которых накидывались бабки: не так стоишь, не так крестишься, чего без платка, чего губы накрасила, чего в брюках - ну и так далее - с явной целью навсегда отвадить от храма. Она тут же брала жертву под защиту, ставила ее свечку на лучшее место, и улыбалась, и ободряла и шепотом просила простить старух, которым во времена богоборчества приходилось защищать храм от беснующихся хулиганов едва ли не клюками... Вот и бдят по привычке, охраняют святыню, как умеют. Так что надо нам всем приходить в храм почаще, становиться хозяевами и исправлять грехи отцов и дедов. Вот в хор нам голоса нужны... Самой Иоанне петь в церковном хоре тоже нравилось - подвязавшись под подбородок платком, тоненько выводить со старухами: "Бога человекам невозможно видети, на Него же не смеют чины ангельские взирати..."Но в общем-то ей, наверное, так и не удалось воцерковиться по-настоящему, как, например, лужинской общине, Глебу и Варе... Они жили этим. Не говоря уж о Гане. Бог и церковь для нее все еще не слились в одно, но ее уже тянуло в храм, к подсвечнику, к бабкам из хора, к отцу Тихону, который считал ее своим духовным чадом. И она, выросшая без отца, по-детски безропотно исповедывала ему то, в чем никому другому ни за что бы не призналась. - Мне кажется, я никого не люблю, - опять сокрушалась она, - Вот родные, семья... Я, конечно, исполняю что надо, но это так, поневоле... Отношения поддерживаю только с нужными людьми, от которых что-то могу получить, друзей у меня нет. Для меня что люди, что вещи - захотела, теперь имею. Они требуют внимания, иногда это приятно, иногда тяготит. Матери писала неохотно и редко, открытки в день рождения и на новый год. Она мне сначала писала длинные письма, все жаловалась на тоску и одиночество... Потом, наверное, поняла, что кричит в пустоту, писала все реже. И я не знала, что она тяжело больна. Даже на похороны не приехала, не стала прерывать заграничную поездку. "Возлюби ближнего"... - Но как возлюбить, батюшка, если не получается? - А ты хочешь, чтоб получилось? "Возлюбить", Иоанна, значит пожертвовать. Самостью пожертвовать, то есть собой. Ближний съест твое время, покой, жизненные силы, сядет на шею. И отплатит порой самой черной неблагодарностью... Человек лукав и грешен. Это великий подвиг - отдать себя на распятие ради других. И опять же человек лукав. Как совместить слова: "Возлюби ближнего, как самого себя" и "Кто ради Меня не оставит мать, мужа, детей, тот не достоин Меня"? Надо отличать любовь к ближнему от идолопоклонства и человекоугодия - это все грехи тяжкие, а грань иной раз едва различима... Увидеть в каждом Образ Божий и Образу этому служить, очищать от скверны - вот к чему призывает Господь. Или милосердие. Накорми, приюти, перевяжи раны, утешь, посети в тюрьме. Но и тут можно запутаться. На днях вот ко мне парень пришел, сын одной прихожанки. Руки дрожат, сам весь трясется. "Дай, говорит, батюшка, трешку опохмелиться, сил нету, а то грех будет, украду или повешусь". Ну что с ним сделаешь - дал. Прав или не прав - сам не ведаю. А если бы и впрямь что сотворил? А так вроде пронесло. Потом трезвый приходил, лечиться пообещал... Лишь на Господа упование наше, сами мы и добра от зла порой отличить не можем, своих грехов не видим. Это большой дар - видеть свои грехи, это уже полдела. Благодари за то Господа. Но и спрос с тебя строже, коли ведаешь, что творишь. Молись так: Господи, у меня холодное сердце, и я даже не хочу, чтобы Ты его растопил, ведь так? Я как тот отрок из сказки, у которого сердце превратилось в кусок льда и он ничего не чувствовал. А ведь сказано: даже если чудеса творишь, а любви не имеешь - не войдешь в Царствие. Как же нам, немощным, быть? Только молиться смиренно молитвой мытаря: "Буди, Боже, милостив Мне грешному". Верю, Господь услышит, ибо "жертва Богу дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит". Предай свою жизнь Господу, Иоанна, и устроит Он все чудесным образом. И сердце оживет для добра, и душа расправит крылья. "Отвергнет прах земных сует", как Пушкин писал, и полетит, полетит... - Батюшка, вы же сами благословили зарабатывать трудом на земле, и цветы продавать благословили. Сами говорили: "Побудь, Иоанна, Марфой..."- Благословил. А несвежие цветы продавать - грех, сама поняла. Убыток понесешь материальный, а так - душа пострадает, куда хуже. Покупатель букет принесет жене на именины, а цветы облетят - стыд-то какой! И выскажутся в твой адрес, а Господь слушает... Кладешь в карман, а крадешь-то у души, у вечности! Об этом мы, безумные, не думаем. Рубля нам жалко, а души не жалко... - Я больше не буду, батюшка... - Будешь, Иоанна. Господь сказал Никодиму: "должно вам родиться свыше". То есть от духа. Вон даже апостолы после распятия Господа... Поначалу испуганные, растерянные, а как сошли на них в день Пятидесятницы огненные языки, так исполнились все Духа Святого и заговорили на незнакомых языках, и все их понимали... И не колебались боле, шли на смерть, ибо почувствовали, что бессмертны, как боги. "И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать,.. - читал из Евангелия отец Тихон, - Солнце превратится во тьму, и луна в кровь, прежде нежели наступит день Господень великий и славный; И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется". Есть, Иоанна, хорошие сказки, мудрые. Вот лежит красавица и спит, и вокруг все царство спит. В паутине все, во грехе. Но так сладко спать! И ждем - вот явится принц и разбудит... Все мы до поры до времени спим, Иоанна. А спать нельзя - лес дремучий и волки вокруг. Когда осознаешь неправедность земного бытия и собственную немощь этой неправедности противостоять, и невозможность жить во зле и тьме, тогда закричишь: Спаси, Господи, погибаю! 3акричишь, как роженица в муках - к таким Он приходит. И преобразует, рождает свыше. Всякий плод должен созреть, а иные так и висят до зимы, пока не сгниют или замерзнут. Теплохладностью надо переболеть, как коклюшем или ветрянкой, и молить о выздоровлении. И кто записан в Книге Жизни, обязательно родится свыше. "А я? - со страхом думала Иоанна, - Записана ли я? Вроде слышу Зов, и иду, но так медленно. И опять играю..."- Не горюй, - будто читая ее невеселые мысли, ободрял отец Тихон, - сказано нам в утешение: "Ты никогда бы не искал Меня, если б Я уже не нашел тебя"... Это я насчет Книги Жизни. Будь ревностна - "Много званых, но мало избранных". Господь любит и зовет всех, но мало кто избирает Царство, оставаясь теплохладным. Тогда приходят скорби, лишения, страдания - чтоб через них смягчилось сердце, пришло отвращение к греху. Господь кого любит, того наказует. Господь всех призывает, но знает, чем все кончится, ибо для Него нет времени. Нет настоящего, прошлого, будущего - Он и изначально все знает. Время течет для нас, и в нем мы свободны выбирать между добром и злом. Вот Пушкин знал, что Татьяна не станет прелюбодейкой, и за то любил ее, так?.. Тебе даны разум и Образ Божий. И закон в сердце, и свобода выбирать - свет или тьму. Всякий грех, помни, кража у себя самой. Тот же букет с изъяном - кладешь в карман, отнимаешь у души. Искушение - брань, то есть сражение, бой. Выиграл- проиграл. Проиграл, согрешил - значит, ранен. Много ранений - возможная смерть. Никто бы не спасся, но мы искуплены Божественной Кровью, Господь победил смерть. Веруй и моли о милости. "И, по молитве их, поколебалось место, где они были собраны, и исполнились все Духа Святого и говорили слово Божие с дерзновением. У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее. Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного. И полагали к ногам Апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду". /Деян.4:31,32,34,35/ Вот он где, настоящий коммунизм... А она думала о Гане, которому было даровано рождение свыше. И о том, что у избранников и искушения бывают огненные. Никогда она не заговаривала с отцом Тихоном о Гане, ни так, ни на исповеди, и снова и снова благодарила Господа, что тут ей не в чем было каяться... Все лето они не виделись - она вкалывала по-черному - на стройке, на участке, на рынке, отрабатывая долги. И еще ухитрялась по вечерам со слипающимися глазами сочинить несколько страничек. Спать удавалось по пять- шесть часов, она себе изумлялась, что выдерживает, и выдерживала. И вот, наконец, в октябре дом был, в основном, готов, цветочный сезон окончен, сценарий сдан, долги почти все выплачены. И тогда остро захотелось увидеть Ганю, которого она целую вечность видела лишь во сне - один и тот же сон: они бредут рука об руку среди закатных лужинских сосен, и рыжий дух Альмы невесомо, как и их похожая на полет поступь, едва касается в бесконечно длинных прыжках росистой травы. Он куда-то исчез, этот дух, с тех пор как началась суета со стройкой, торговлей и долгами. С тех пор как появился в Лужине привезенный Денисом "немец" Анчар - от медалистов Антея и Чары, которого купил Филипп. Но когда из пушистого трогательного комочка вымахал здоровенный волкодав, которого нужно было не просто выгуливать регулярно, но "с нагрузкой", который в квартире грыз с тоски все подряд, и поскольку дома сидела, в основном, свекровь, перед ней стала трагическая дилемма: или ходить целыми днями по комнатам с валидолом и тряпкой, или спускаться во двор и там гоняться за Анчаром. Который, в свою очередь, гонялся за всеми движущимися предметами - другими собаками, кошками, машинами и мотоциклами. Денис приходил только ночевать, Филипп с невесткой Лизой укатили в Пицунду, и свекровь торжественно заявила, что хоть и очень любит собак и вообще мухи не обидит, и Анчар красавец и умница, но вопрос стоит о ее жизни и смерти. И раз уж у них теперь есть дача, а она лично освободила Иоанну от забот по дому, воспитания внука и стирки денисовых рубашек, то пусть она, невестка, хоть в чем-то поступится личным комфортом ради семьи и возьмет Анчара хотя бы на лето. Напрасно Денис втолковывал, что лужинский "личный комфорт" напоминает скорее полевой стан и стройплощадку - свекровь лишь твердила, что они все сговорились сжить ее со свету. В Лужине Денис появлялся редко, в основном, чтобы обговорить тот или иной сценарный эпизод. Стройка и связанная с ней разруха, горы мусора, досок и щебня внушали ему ужас, как и новый облик жены - отощавшей, дочерна загорелой, в драном спортивном костюме, стоящем на ней колом от подтеков клейстера, раствора и краски. Яна, одна среди всего этого апокалипсиса, непостижимым образом с ним управляющаяся, не требующая ни денисовых мужских рук, ни денег, чего тот ужасно боялся, ибо ни того, ни другого не было... Яна, перескакивающая с высокой духовной тематики на строительно-торговый жаргон, а то и срывающаяся в выяснении отношений с "работничками" на площадную брань. Он не понимал, что происходит, каким образом из скромной запущенной дачи, на которую они весной кое-как наскребли деньжат, вырастает нечто масштабно- фундаментальное. И откуда в литератур ной даме, с которой он прожил уже четверть века, проснулся вдруг эдакий многопрограммный строительно- огородный (он еще не знал, что и торговый) суперробот, квалифицированно ныряющий то с пассатижами в забарахливший газовый котел, то с кистью на стремянку под потолок, то корчующий ломом старый смородиновый куст... - Погоди, я сейчас! - орала она, продираясь мимоходом через тысячу неотложных дел. Когда можно будет, наконец, умывшись и переодевшись, приложиться к его щеке и вернуться на несколько часов в обычную жизнь. Помирая со смеху - такое у него было лицо! Он боялся, что она его попросит помочь и одновременно боялся ее новую - супербабу с отбойным молотком, всезнающую и всесильную, ни о чем не просящую. И когда она, наконец, становилась прежней и они работали бок о бок, как всегда, и он сидел за дяди жениным столом, потягивая любимый свой жасминовый чай /"твой барин", как говорил дед/ - он постепенно успокаивался и заговаривал о том, о сем, а Яна делала вид, что ей интересно. И он понимал, что она лишь делает вид, но предпочитал не докапываться. "Докапываться", будить спящую собаку он терпеть не мог. Да и что она могла ему рассказать? Про неведомую силу, которая так властно и настойчиво уводит ее от знакомого, привычного, а она, страшась Огня, играет в чужие игры, порой самозабвенно до изнеможения, сама не очень-то понимая, зачем этот дом ей, жаждущей полета, свободы от суеты, а ставшей батрачкой, рабой дома и куска земли, прикованной к этим строительно-садовым делам и долгам... Теперь вот Анчар, в восторге носящийся за птицами и бабочками, с которым надо было не только регулярно гулять, но и ухаживать за ним, как за младенцем - больше чем на несколько часов не отлучишься. И которого все же пришлось взять, потому что свекровь была права - Иоанна действительно ей подкинула, вольно или невольно, свою семью, жила своей жизнью. Надо было хоть как-то ее уважить. Да и вообще на даче собака нужна. Иоанна стряхивала, сдирала с себя прежнюю жизнь, привычки, связи, как пловчиха тину, выбравшаяся наконец-то на желанный, но незнакомый берег из какого-то опостылевшего замкнутого водоема. Новое рабство принес этот берег или это какой-то неизвестный покуда, непроявленный вид свободы? Она не знала. Просто неведомая сила, которой она своей волей подчинилась, распорядилась так, а не иначе. И возможно, это добровольное подчинение и являлось свободой, как осознанной необходимостью, подчиниться этой Воле... Послушание воле? Наверное, - думала она, - весь вопрос в том, чья она, эта воля. Два, казалось, бы взаимоисключающих начала заложены Творцом в человеке: свобода и послушание. Рабство и бунт - вот история человечества, особенно России. И путь каждого конкретного человека. Мы жаждем свободы, а наша злая, греховная, разрушительная воля разрушает и нас, и все вокруг, и тогда... мы жаждем рабства. Подчиниться чьей-то иной воле - мудрой, справедливой, очищающей, благой. И мы творим себе кумиров, не находим таковых в лице грешных земных правителей, тоже рабов кого-то и чего-то, разочаровываемся во всяких "измах", в собственных рабских страстях, похотях и кумирах, и вновь жаждем призрака свободы. Заколдованный круг. Свобода не как противодействие, противостояние, а как единение, слияние - такое возможно лишь в Боге. Святая Троица, триединство, свободно соединенное любовью, Трое в Одном. Лишь Истина абсолютно свободна. Добровольное подчинение самой Свободе - только здесь могут примириться две бездны. Слившись свободно, свободно подчинившись абсолютно свободному, я сама становлюсь свободной. Дух свят и свободен и, слившись добровольно с Духом, я становлюсь свободной. "Я сказал, вы - боги", т.е. Дух Божий присутствует в нас, животворит и "ходит, где хочет", это - наша суть, тоскующая по родной стихии. Свобода - освобождение от всего, мешающего соединиться со Свободой. Две бездны, по Достоевскому, - они необходимы. Без них не было бы свободы, была бы бессмысленная история. Их совмещение - конец всемирной истории. И в этом совмещении, примирении свободы и послушания -глубинный смысл истории, путь от грехопадения и распятия до воскресения, дорога "к солнцу от червя"... Но если без выбора нет свободы - Он, Творец... Имеет ли выбор Сама Истина? Да, конечно, - разъяснит впоследствии отец Тихон, - Уничтожить падшее ослушавшееся человечество или спасти? Искупить собственной мукой на кресте... Бог стал человеком, чтобы падший человек вновь обожился. Искупленное Божественной Кровью возвращение каждого человека к первичному богоподобию /по образу и подобию/ - смысл земного пути. И горе тому, кто крадет у Бога. То есть, соблазняя других, заставляет их отдавать свое время, здоровье, способности не делу спасения и просветления бесценной человеческой души, а собственной неограниченной похоти. На чем и основано все общество потребления. То есть она в корне порочна и противна Богу. Ты воруешь не только у своей души, у ее судьбы в вечности, но и других заставляешь служить своему греху. "Вы куплены