текст Марка и т. д. Сегодня мы знаем уже, чем это объяснить. Евангелия написаны не Матфеем, не Марком, не Иоанном и, быть может, даже не Лукой. Их создали или скомпилировали из разных письменных источников и устных преданий другие, неизвестные нам авторы, чьи подлинные имена мы, должно быть, так никогда и не узнаем. Даже католическая церковь вынуждена была признать, что вопрос об авторстве евангелий отнюдь не закрыт и нельзя возражать против дальнейшего научного исследования этой проблемы. Участники второго Ватиканского собора, обсуждая "Конституцию об откровении", отвергли большинством голосов следующий пункт: "Божья церковь всегда утверждала и утверждает, что авторами евангелий являются те, чьи имена названы в каноне священных книг, а именно: Матфей, Марк, Лука и Иоанн". Вместо перечисления этих имен решили вписать - "святые авторы". Итак, повторяем еще раз, авторы евангелий не были очевидцами событий. Это были компиляторы, черпавшие свои сведения из фольклорной традиции христианских общин, где уже тогда путем сочетания фактов с легендами создавался некий стереотип биографии Иисуса, называемый некоторыми исследователями "протоевангелием" или "праевангелием". Синоптические евангелия базируются на таком общем источнике, и этим объясняется их сходство, послужившее основанием для убеждения, что их авторы, будучи очевидцами событий, независимо друг от друга рассказывают то, что в самом деле происходило. Любопытно, что этого убеждения не поколебало даже Евангелие от Иоанна. Оно было создано в совершенно иной среде, вне влияния синоптического образца и дает совершенно иной образ Иисуса. Мы напомнили вкратце выводы предыдущих двух глав для того, чтобы еще раз подчеркнуть ничтожное значение евангелий как источников информации о подлинной биографии Иисуса. Но в Новом завете есть еще два произведения, которые в силу своего жанра кажутся более обнадеживающими. Это, прежде всего, "Деяния святых апостолов", а также сборник посланий, приписываемых св. Павлу, св. Иакову, св. Иоанну и св. Иуде. Поговорим прежде всего о посланиях, представляющих собою важный источник для изучения истории христианства. Филологические исследования показали, что из четырнадцати посланий Павла лишь часть можно считать подлинными. Некоторые исследователи считают подлинными всего четыре послания. Эту точку зрения сформулировал в середине минувшего столетия известный профессор богословия в Тюбингене Фердинанд Баур, пришедший после филологического анализа текстов к выводу, что Павел был автором только посланий к коринфянам, галатам и к Филимону. Этот вывод, с одной лишь поправкой, подтвердили современные библеисты из города Эдинбурга: профессор богословия Макгрегор и его сотрудник Мортон. В своих лингвистических исследованиях они воспользовались компьютером и на основе математических вычислений неопровержимо установили, что единство языка и стиля связывает пять посланий: к римлянам, к коринфянам (оба послания), к галатам и к Филимону. Не подлежит сомнению, что они написаны одним человеком. А поскольку на основании ряда признаков, на которых мы здесь не будем останавливаться, считается доказанным, что автором двух посланий (первое послание к коринфянам и послание к галатам) является св. Павел, то приходится признать его также и автором трех остальных. Что до остальных посланий, приписываемых Павлу, то уже ясно, что они принадлежат неизвестным авторам, которые по обычаю того времени назвались именем апостола, чтобы придать большую значимость своим доводам. Послания к Тимофею и к Титу, например, относятся к первой половине второго века: в них отражена такая обстановка в христианских общинах, какая была просто невозможна при жизни Павла. Там идет речь о борьбе с ересями, возникшими, когда Павла уже давно не было в живых. Мы не ставим своей целью детально рассматривать эти вопросы - сугубо специальные, чрезвычайно сложные и отнюдь не до конца решенные. Критическая литература, посвященная посланиям, колоссальна, и даже тем, кто специально занимается этой проблемой, трудно охватить ее всю. Мы хотим лишь в самых общих чертах познакомить читателя с существом проблемы и рассказать, в чем историческая ценность посланий. Что же представляют собой подлинные послания Павла? Вкратце можно сказать, что автор поднимает там ряд доктринальных и нравственных проблем, волновавших в ту пору христианские общины. Но главной целью автора посланий является проповедь теологической идеи, которую, хотя она и начала уже тогда зарождаться среди христиан в результате синкретического воздействия различных эллинистических течений, лишь Павел последовательно разработал и изложил. Главное в его учении - вера в то, что Иисус Христос является богом, который ради искупления первородного греха человечества позволил себя распять, воскрес, вознесся на небеса и со дня на день вернется, чтобы установить царство божье на земле. В этой концепции Иисус, как конкретная историческая личность, естественно, отодвигался на задний план. Павел, поглощенный своей идеей, не интересовался земной стороной жизни Иисуса. В своих посланиях он называет его всегда "Христос", что значит мессия, или сын божий, спаситель и сын человеческий. Возможность такой трактовки Иисуса облегчало Павлу то обстоятельство, что он не был лично знаком с Иисусом и не оказался поэтому в положении тех евреев из Евангелия от Иоанна, которые вопрошали с ужасом и изумлением: "Не Иисус ли это, сын Иосифов, которого отца и мать мы знаем? Как же говорит он: Я сошел с небес?" (6:42). Все, что Павел знал об Иисусе, он слышал от других, в основном от его ревностных последователей, которые в своих восторженных воспоминаниях изображали его сверхчеловеческим существом. Эта отвлеченная трактовка, при которой Иисус лишился конкретных черт и стал исключительно воплощением теологической идеи, привела к тому, что в посланиях Павла Иисус-человек почти полностью отсутствует. Что касается остальных посланий, то многие ученые (в особенности немецкий библеист Марксен) прямо заявляют, что ни одно из них не принадлежит указанному в каноне автору. Нельзя уже установить, кто приписал авторство их соответствующим апостолам: сами авторы или более поздние переписчики. Возможно, что послания какое-то время были анонимными, что способствовало возникновению подобных ошибок или сознательных мистификаций. Некоторое исключение составляет тут первое послание св. Иоанна, ибо очевидно, что его написал автор четвертого евангелия. Все вышесказанное не значит, однако, что послания Нового завета не представляют ценности для историков и религиоведов. Фиктивными оказались их официальные авторы, но не их содержание. Мы находим в них достоверный, живой, написанный по горячим следам событий рассказ о различных явлениях, характерных для быта, нравов и социальных отношений в рассеянных по миру христианских общинах. Перед читателем встают изобилующие множеством подробностей и на редкость интересные картины жизни христиан. Тут и толпы верующих, преданных Иисусу душою и телом, а рядом - несправедливость, возмутительные интриги и склоки среди членов общин, сектантские отступничества и измены, падение нравов и даже нравственные извращения. Мы с увлечением наблюдаем, как в этом клубке хороших и плохих инстинктов и черт человеческого характера начинает зарождаться идеал нового человека. Авторы посланий, хотя и скрытые под маской фиктивных имен, исторически достоверны. Ведь они действительно существовали и страстно боролись за этого нового человека. Но это не были апостолы. Они не знали лично Иисуса и не могут считаться очевидцами его жизни и деяний. Поэтому в посланиях нет ничего такого, что могло бы пригодиться для воссоздания биографии Христа. Чрезвычайно важное тридцатилетие. Деяния апостолов" - это единственный дошедший до нас первоисточник по истории христианства до третьего века, освещающий чрезвычайно важное тридцатилетие - период от распятия Иисуса до появления в Риме св. Павла в 61-63 годах. Мы знаем из предыдущих глав, как был богат событиями этот период и какое он имел решающее значение в истории новой религии, поэтому неудивительно, что ученых очень интриговал вопрос, насколько правдивы картины, изображенные в "Деяниях апостолов", можно ли считать это сочинение достоверным источником. Прежде всего встал вопрос об авторе этого произведения и времени его создания. Считается несомненным, что "Деяния апостолов" являются продолжением Евангелия от Луки и составляют вместе с этим евангелием единую композицию одного и того же автора, разделенную на два тома, соответствующие тогдашним двум свиткам. Это видно хотя бы из первой фразы "Деяний апостолов", где говорится: "Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил..." Есть и другие доводы в пользу общего авторства этих двух книг Нового завета. Филологи установили, например, тождество стиля и лексики, не говоря уже о том, что обе книги автор посвящает одному и тому же лицу, некоему Феофилу. Показательно и то, что пролог к "Деяниям апостолов" является как бы повторением последней главы Евангелия от Луки, то есть звеном, связывающим в одно целое обе части повествования. Согласно церковной традиции, автором обеих книг является Лука, секретарь и врач св. Павла. В соответствующей главе мы уже привели ряд доводов, опровергающих авторство Луки. Не будем их повторять, напомним лишь вывод: вряд ли удастся когда-либо в точности установить личность автора Евангелия от Луки, а следовательно, и "Деяний апостолов". Вопрос о времени создания "Деяний апостолов" оказался проще, хотя и здесь не обошлось без трудностей. В тексте сочинения нет ни одного намека на разрушение Иерусалима, и некоторые библеисты нашли это обстоятельство достаточным для того, чтобы заключить, что "Деяния апостолов" были написаны до 70 года. Однако они при этом упустили из виду, что "Деяния апостолов" - вторая часть Евангелия от Луки, что это, в сущности, одно сочинение, принадлежащее перу одного автора. Между тем в тексте евангелия, как мы уже знаем, имеются упоминания о разрушении Иерусалима и даже о репрессиях, каким подвергал последователей Христа император Домициан, царствовавший в 81-96 годах. А поскольку "Деяния апостолов" были написаны позже или, по крайней мере, в одно время с евангелием, то их следует отнести примерно к 90 году. Вопрос датировки намного важнее, чем это могло бы показаться на первый взгляд. Очень часто о степени достоверности исторических сочинений или мемуаров приходится судить по тому, когда они созданы: спустя несколько лет или несколько десятилетий после описываемых событий. Особенно тогда, когда они базируются не на надежных источниках, а - как "Деяния апостолов" - на устных рассказах и обманчивой человеческой памяти. Читая "Деяния апостолов", мы сразу замечаем, что уже на заре своего существования христианство обнаруживает тенденцию к раздвоению. Это рассказ о том, как новое религиозное движение, возникнув первоначально внутри иудаизма, постепенно, среди драматических конфликтов, освобождается от так называемого "ига Торы", то есть, например, от ритуальных обрядов, таких, как обрезание, мешающих приобщению греков и римлян к новой вере. Эта эволюция от иудео-христианского изоляционизма в Иерусалиме к универсализму св. Павла, от Палестинского периода к мировой карьере новой христологии в таких крупных городах Средиземноморья, как Антиохия, Эфес, Коринф, Афины и Рим, находит выражение не только в содержании, но и в структуре сочинения. Оно делится на две почти равные части. Первая включает двенадцать глав, повествующих о событиях в Иудее, Самарии и Сирии, а остальные шестнадцать глав посвящены описанию трех миссионерских путешествий св. Павла по римско-эллинскому миру, закончившихся его вынужденным пребыванием в Риме. Огненные языки. Автор "Деяний апостолов" в ярком, красочном повествовании ведет нас от эпизода к эпизоду, с величайшей непринужденностью стирая грани между материальным и сверхъестественным мирами. Подлинные исторические события перемежаются всевозможными чудесами, ангелы в человеческом облике появляются в тот самый момент, когда требуется их вмешательство и помощь. Все начинается с торжественной сцены вознесения. Прежде всего, к своему изумлению, мы узнаем подробность, о которой почему-то умалчивают все евангелисты, а именно, что Иисус, воскреснув из мертвых, пребывал на земле со своими учениками еще сорок дней. И вот теперь, попрощавшись с ними, он у них на глазах вознесся и исчез в облаках. Расстроенным апостолам являются два ангела и передают ободряющее обещание, что Иисус вернется на землю. Дальше мы встречаемся с Петром. Ему мы обязаны сведениями о дальнейшей судьбе Иуды. Оказывается, за добытые подлостью сребреники он купил кусок пашни, но вскоре его постигла заслуженная кара. Он вдруг рухнул наземь и раскололся надвое, так что у него вытекли внутренности. Рассказав о жалкой кончине негодяя, Петр распорядился о выборе нового человека на опустевшее место в их кругу. Из двух кандидатов путем голосования был избран Матфей, и, таким образом, число апостолов не изменилось, их было снова двенадцать. Наступил день Пятидесятницы, и ученики Иисуса собрались по этому случаю в одном из домов Иерусалима. Вдруг комната, в которой они находились, наполнилась таким шумом, будто поднялся ураган. В этот момент в них вселился святой дух, чему доказательством было то, что над их головами появились огненные языки, а сами они вдруг заговорили на незнакомых языках. В Иерусалим прибывало беспрестанно множество еврейских паломников, проживающих на чужбине. Несмотря на привязанность к религии предков, они в большинстве своем разговаривали на языках стран, в которых родились, где жили уже их отцы и деды. Необъяснимый шум, идущий с неба, привел многих из них к дому, где находились апостолы. Каково было их изумление, когда эти "некнижные и простые" (4:13) рыбаки из далекой провинции внезапно стали полиглотами и заговорили с ними на языках их стран! Однако, дочитав этот рассказ, мы видим, что не все присутствующие были повергнуты в изумление, нашлись и такие, которым поведение галилейских рыбаков показалось просто нелепым и которые, как жалуется автор, "насмехаясь, говорили: они напились сладкого вина" (2:13). Итак, одно из двух: либо апостолы действительно заговорили на незнакомых языках, вызывая всеобщее изумление, либо под насмешливые реплики части наблюдающих несли всякую околесицу, как люди, выпившие лишнего. Даже если попытаться решить дилемму аргументом, что шутники не знали языков, на которых говорили апостолы, и поэтому ошибочно приняли их речь за бессвязный лепет, то все еще нет ответа на вопрос: как могло случиться, что такие невероятные явления, как внезапный шум с неба и огненные языки над головами двенадцати мужей, не ошарашили скептиков и не отбили у них охоту насмехаться? Непонятно, как мог автор "Деяний апостолов" не заметить этой вопиющей непоследовательности. Но, во всяком случае, мы должны быть ему благодарны за небрежность, ибо таким образом он как бы показал нам изнанку всей истории, навел на след ее первоисточника и дальнейших эволюционных преобразований, в общем - на ее подлинную родословную. Тут ведь само собою напрашивается предположение, что отрывок с шутниками не что иное, как реликт, некритично перенесенный из первой редакции в более поздние, расширенные и дополненные варианты. Иначе трудно объяснить отсутствие логической связи между отдельными компонентами повествования. С течением времени эти компоненты накладывались друг на друга, как слои в археологических раскопках. В основе всей истории лежит скорее всего психологическое явление, именуемое глоссолалией. Суть его состоит в том, что люди под влиянием религиозной экзальтации впадают в транс и начинают издавать нечленораздельные звуки, так что создается впечатление, будто они говорят на каких-то экзотических языках. Глоссолалия - явление мистической галлюцинации - не была в древности редкостью, случалась она и у последователей Иисуса. Нам это известно из Первого послания к коринфянам, где, в частности, говорится: "Так если и вы языком произносите невразумительные слова, то как узнают, что вы говорите? Вы будете говорить на ветер. Сколько, например, различных слов в мире, и ни одного из них нет без значения" (14:9,10). А чуть дальше: "Но в церкви хочу лучше пять слов сказать умом моим, чтобы и других наставить, нежели тьму слов на незнакомом языке" (14:19). Из этих отрывков явственно следует, что Павел считал глоссолалию достойной порицания и сознавал, что в таком состоянии люди бредили, а не говорили на иностранных языках. Первое Послание к коринфянам - один из древнейших текстов Нового завета, и если предположить, что Павел не был одинок в своей разумной оценке этого явления, то можно считать несомненным, что первоначально большинство приверженцев Христа не одобряло глоссолалию. Отголоском этого и является реликтовый эпизод с насмешниками в рассказе Луки, вносящий в торжественную сцену сошествия святого духа на апостолов ноту иронического сомнения. В "Деяниях апостолов" есть места, позволяющие сделать вывод, что со временем эта отрицательная позиция - очевидно, под влиянием эллинистских мистерий, а также, как мы позже убедимся, традиций иудаизма - претерпела коренные изменения. Христиане все больше приходили к убеждению, что религиозная экзальтация присуща тем, на кого снизошел святой дух, и издаваемые ими при этом звуки не бессвязное бормотание, а незнакомая речь. В явном противоречии с установкой Павла Лука рассказывает, как в доме римского сотника Корнелия такая благодать снизошла на вновь обращенных в христианскую веру язычников: "И верующие из обрезанных, пришедшие с Петром, изумились, что дар святого духа излился и на язычников, ибо слышали их говорящих языками и величающих бога"(10:45, 46). Разница очевидна: в Послании Павла - упреки и призыв опомниться, а в "Деяниях апостолов" - некритическая вера в божественность этого явления. Истоки этой легенды надо искать не только в фольклоре. Вдохновляющим образцом здесь, несомненно, служила живая еще в ту пору иудаистская традиция, согласно которой Моисей объявил на горе Синай свои законы на семидесяти языках, чтобы они дошли до всех народов мира. Впрочем, сам автор "Деяний апостолов" наводит нас на след заимствования из иудаизма, когда он устами Петра цитирует следующий отрывок из пророчества Иоиля: "...Излию от духа моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; старцам будут сниться сны, и юноши ваши будут видеть видения. И также на рабов и на рабынь в те дни излию от духа моего. И покажу знамения на небе и на земле: кровь и огонь и столпы дыма" (Иоиль, 2:28-30). Как же сложна родословная этого, в сущности, простодушного сказания! Ведь если б не упоминание о насмешниках, можно бы и не догадаться о его временных напластованиях. Но наличие этого упоминания, диссонирующего со всей атмосферой благоговения и апологии, можно объяснить лишь тем, что с первоначальным вариантом, восходящим к эпохе, когда под влиянием Павла преобладало критическое отношение ко всякой мистике, слились воедино два хронологически последовательных сюжетных мотива: случай в доме Корнелия и окружение божественным ореолом двенадцати апостолов. И все же нам не дает покоя вопрос, как мог Лука, человек, как-никак владеющий писательским ремеслом, оставить в тексте этот компрометирующий и, по сути дела, ненужный отрывок о насмешливых скептиках, несмотря на то, что он столь явно противоречил всему благоговейному настрою сказания об апостолах. Тут уместно напомнить, что в "Деяниях апостолов" есть ряд мест, указывающих на компиляторский характер этого сочинения. Это наводит нас на мысль, что, пожалуй, не стоит возлагать на Луку (или на автора, скрывающегося под этим именем) ответственности за окончательную редакцию сказания. Возможно, данный отрывок попал в текст позднее по воле какого-нибудь невзыскательного компилятора, перенесшего его в "Деяния" из устной фольклорной традиции. Современный человек, привыкший мыслить рационалистически, не может, разумеется, принимать всерьез весь этот наивный, созданный народной фантазией театральный эффект с внезапным шумом, огненными языками и неучеными рыбаками с Генисаретского озера, внезапно превратившимися в полиглотов. Ему ближе позиция тех библеистов, которые рассматривают апофеоз апостолов всего лишь как аллегорическую притчу, способствующую пропаганде доктрины о ведущей роли в церкви прямых учеников Иисуса. Сочинителями этих легенд были, по всей вероятности, проповедники новой религии, которые, как св. Павел, странствовали от общины к общине и останавливались всюду, где рядом с иудейскими молельнями возникали первые очаги христианства. Имея дело преимущественно с простонародьем, они пользовались в своих проповедях повествовательными формами, действующими скорее на воображение, чем на разум, приводили образные примеры из жизни, притчи и аллегории. Ведь притча с моралью была на Востоке, в частности у евреев, традиционным способом оживить беседу. Вспомним, что евангелисты вложили в уста Иисуса сорок подобных притч. Фабула этих притч была обычно настолько убедительной и реалистичной, что, передавая их из уст в уста, люди вскоре начинали воспринимать их как рассказы о событиях, имевших место в действительности. Таков был, надо думать, и путь сказания о том, как на апостолов сошел святой дух. Драма Анании и Сапфиры. У всех легенд, однако, столь сложная и запутанная родословная. Есть и такие, которые обязаны своим возникновением исключительно народной фантазии и представляют собой подлинно фольклорные произведения. К этому разряду следует, вероятно, отнести сказание об Анании и Сапфире, наличие которого в "Деяниях апостолов" представляет собою, пожалуй, одну из любопытнейших загадок христианства. Вот исторический фон этого жуткого происшествия. Петр, Иоанн и другие апостолы, как рассказывает Лука, пришли в Иерусалим и во дворе храма отважно проповедовали, обращали в свою веру, исцеляли больных и увечных и даже воскрешали мертвых. Несмотря на преследования со стороны иудейских священников, телесные наказания и аресты, они, в конце концов, довели число приверженцев Иисуса до пяти тысяч. В этой первой христианской общине господствовал принцип безоговорочной общности имущества. "Не было между ними никого нуждающегося, - читаем мы в "Деяниях апостолов", - ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду" (4:34, 35). Мы узнаем также, что члены секты питались за одним столом; кстати, церковь рассматривает это как одно из доказательств, что евхаристия существовала уже на заре христианства. Именно в этой обстановке разыгралась драма Анании и Сапфиры, супружеской четы, которая под влиянием апостолов примкнула к новой секте и приняла крещение. Обращенные, согласно указанию, продали свое имущество. Но поскольку им было страшно сжигать за собой все мосты, то они решили сдать в общую кассу лишь часть вырученной суммы, а часть утаить и припрятать про черный день. Петр, узнав каким-то образом об их нечестивом поступке, воспылал гневом. Он позвал к себе Ананию и строго отчитал за попытку обмануть святого духа. Виновник выслушал его и свалился замертво, будто его ударило молнией. Юноши, присутствовавшие при этом, тотчас же вынесли тело и похоронили. Часа через три пришла Сапфира, и апостолы решили подвергнуть ее испытанию. Умолчав о том, что произошло с ее мужем, они спросили, какова сумма, полученная ими от продажи имущества. Когда Сапфира тоже назвала неправильную цифру, Петр заявил: "Что это согласились вы искусить духа господня? вот входят в двери погребавшие мужа твоего; и тебя вынесут" (5: 9). Женщина тоже упала замертво к ногам апостолов, и молодые люди похоронили ее рядом с мужем. Мораль этого сказания ясна. И прежде всего бросается в глаза разительное несоответствие между преступлением и наказанием, свидетельствующее о совершенно извращенном понятии справедливости. Тут нет и намека на проповедуемые христианством любовь к ближнему, братство, снисхождение и всепрощение. Есть только бескомпромиссный фанатизм и безудержная жестокость. Ученики Иисуса совершили, скажем прямо, обыкновенный самосуд над супругами, которые как-никак доверились им, примкнули к ним по своей воле и которых можно было упрекнуть лишь в том, что они не сумели до конца преодолеть страх перед завтрашним днем. А в каком некрасивом свете предстает в этой истории св. Петр, насколько его поведение в этой сцене противоречит всему, что мы знаем об этом апостоле, исполненном простоты и величия! Его совершенно не оправдывает в глазах читателей утверждение, что он действовал по поручению оскорбленного святого духа. Святой дух в роли гневного судьи, сеющего смерть среди тех, кто осмеливается не передать общине все свое имущество, - ведь это же типичное разгневанное божество далекой языческой эпохи! Странно то, что фидеисты, судя по комментариям к различным изданиям Нового завета, не сомневаются в историчности и нравственной справедливости этого сказания. Неизвестно, чем это объяснить: слепой верой во все, что сказано в "священном писании", прятанием головы в песок перед щекотливой проблемой или опасением, что высказывание сомнений по поводу одного отрывка Нового завета может породить критическое отношение и к остальному. А ведь для сохранения авторитета христианства просто необходимо было бы самым решительным образом отмежеваться от этой истории, словно бы сочиненной самим памфлетистом Цельсом. Ведь все говорит за то, что это выдумка темного, суеверного простонародья, которое таким невзыскательным образом выражало свою богобоязнь. Конечно, мы не знаем, каким путем это сказание попало в текст, но поскольку ученые утверждают, что "Деяния апостолов" столетиями перерабатывались и дополнялись, то не исключено, что сказание об Анании и Сапфире является более поздней вставкой. А теперь попробуем встать на точку зрения фидеистов и предположить, что история Анании и Сапфиры не была выдумкой суеверных простолюдинов, а произошла в действительности. Тогда возникает мысль, не кроются ли ее корни в тогдашних общественных отношениях. Может быть, суровое наказание, постигшее новообращенных христиан, было проявлением вполне понятного негодования людей, отличавшихся чрезвычайно строгими нравами и исключительным бескорыстием. Такие люди могли прийти в возмущение от того, что в их кристально чистое сообщество втерлась пара жуликов, попытавшихся сразу же после крещения утаить от общины часть своего богатства, нарушая таким образом назорейский принцип общности имущества. Но в самом ли деле отношения внутри общины назореев были столь идеальными? Уже последующие фразы в "Деяниях апостолов" заставляют нас усомниться в этом. Назореи отнюдь не были так безукоризненны в материальных вопросах, как могло бы показаться на основании непримиримой позиции св. Петра. Но передадим слово самому автору "Деяний апостолов"; "...Произошел у еллинистов ропот на евреев за то, что вдовицы их пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии потребностей. Тогда двенадцать апостолов, созвав множество учеников, сказали: нехорошо нам, оставив слово божие, пещись о столах. Итак, братия, выберите из среды себя семь человек... их поставим на эту службу, а мы постоянно пребудем в молитве и служении слова" (6: 1-4). Чтобы правильно понять эту цитату, мы должны прежде всего уяснить себе смысл некоторых слов. И "эллинисты" и "евреи" - назореи, с той лишь разницей, что первыми были евреи, проживавшие на чужбине и говорившие по-гречески, а вторыми - иерусалимские евреи, владеющие лишь арамейским языком. Языковые различия были столь глубоки, что у них существовали даже отдельные молельни, несмотря на то, что и те и другие принадлежали к одной общине назореев, руководимой двенадцатью апостолами. О чем же идет речь в вышеприведенном фрагменте? А вот о чем: иерусалимских евреев, ведавших общим достоянием секты (по всей вероятности, на том основании, что они составляли в ней большинство), обвинили в том, что "в ежедневном раздаянии потребностей", то есть при распределении пищи и одежды, они обижали эллинистских вдов. Это было серьезное обвинение, которое привело в конце концов к открытому конфликту. Апостолы сочли, очевидно, обвинение справедливым и согласились, чтобы ведение хозяйства перешло к комитету из семи человек, во главе со Стефаном, по-видимому, возглавлявшим движение протеста. Комитет семи, как сообщает автор "Деяний апостолов", должен был "пещись о столах". Прежде это толковали в том смысле, что на него возлагалась забота об общих трапезах. Однако в последнее время в это стали вкладывать более широкий смысл. Сторонники нового толкования ссылаются на арамейский язык, на котором слово "люди стола" означало торговцев валютой, расставлявших свои столы во дворе храма. Следовательно, в ведении вновь созданного комитета находилось не только продовольствие, но и казна. "Эллинисты", как мы видим, одержали полную победу над своими иерусалимскими единоверцами, вероятно, потому, что, будучи более состоятельными, они вносили больше денег в общую казну, зависевшую, таким образом, от их доброй воли. Предположим, что Анания и Сапфира вступили в секту именно в то время, когда среди ее членов вспыхнули упомянутые в "Деяниях апостолов" разногласия. И тогда драконовскую кару за мелкую, в сущности, провинность можно попытаться объяснить крайним раздражением руководителей секты, толкнувшим их на такую жестокость. С другой стороны, при таких обстоятельствах легко понять и мотивы поступка злосчастных супругов. Разве у них не могло возникнуть опасение, что и они станут жертвами дискриминации, как эллинистские вдовы? Глядя на вещи глазами Анании и Сапфиры, мы приходим к убеждению, что их поступок был не столько проявлением жадности и лицемерия, сколько вполне естественным стремлением беспомощных, напуганных людей как-то подстраховаться, не зависеть полностью от милости столь ненадежной, снедаемой конфликтами общественности. Все это, разумеется, лишь предположения. Но их в большой мере подтверждает тот факт, что сама церковь довольно скоро отказалась от принципа обобществления имущества, который она поначалу так рьяно отстаивала. Причем отказалась не потому, что ей этого хотелось, а под давлением жизненных обстоятельств. События, столь лаконично описанные в "Деяниях апостолов", доказывают, что в этой области возникли сложности чуть ли не с первых же шагов. История учит нас, что подобные преобразования никогда не проходят бесконфликтно. Несомненно, также и здесь этот процесс сопровождался многими драматическими столкновениями, при которых, быть может, не обошлось без человеческих жертв. Не исключено, что сказание об Анании и Сапфире - далекое эхо одного из таких трагических инцидентов, врезавшихся сильнее других в память людей. Если это так, то данное сказание не полностью плод народной фантазии, как мы предположили вначале, а один из примеров, подтверждающих мнение, что в легендах зачастую содержится зерно исторической правды. Страсти св. Стефана. После истории Анании и Сапфиры в "Деяниях апостолов" следует рассказ о страстях св. Стефана. Он интересен не только своим драматическим содержанием, но главным образом тем, что позволяет сделать ряд любопытных наблюдений, помогающих лучше понять пути развития раннего христианства. Итак, мы прежде всего узнаем, что за спором о разделе благ земных, явившимся непосредственной причиной бунта "эллинистов", скрывались антагонизмы более глубокие и чреватые более серьезными последствиями, чем это могло поначалу казаться! Разница в мышлении, нравах, мироощущении и прежде всего в отношении к иудаизму была между "эллинистами" и иерусалимскими назореями настолько велика, что ее не могла сгладить даже общая вера в мессию. "Эллинисты", воспитанные в греческой среде, привыкшие к демократическим свободам крупных метрополий Средиземноморья, отличались, как правило, либерализмом и широтой взглядов. И конечно же их смешила и коробила провинциальная узость иерусалимских единоверцев, считавших себя правоверными иудеями и строго соблюдавших все законы иудаизма. Нетрудно представить себе смятение иерусалимских назореев, когда в их среде начали верховодить "эллинисты", в особенности же Стефан, молодой, темпераментный агитатор, пламенный оратор, чьи дерзкие высказывания грозили навлечь на секту крупные неприятности. И действительно, их опасения вскоре оправдались. Стефан был арестован и предстал перед судом синедриона. Его обвинили в том, что в своих выступлениях он кощунствовал, предсказывая разрушения храма и заявляя, что слово Иисуса выше Моисеевых заповедей. Стефан, вместо того чтобы защищаться, встал в позу обвинителя. В пламенной речи, ссылаясь на Ветхий завет, он упрекнул евреев в том, что еще со времени патриархов они постоянно противились божьей воле, а не так давно распяли Иисуса: "Жестоковыйные! люди с необрезанным сердцем и ушами! Вы всегда противитесь духу святому, как отцы ваши, так и вы. Кого из пророков не гнали отцы ваши? Они убили предвозвестивших пришествие праведника, которого предателями и убийцами сделались ныне вы..." (7: 51, 52). Эта дерзкая речь вызвала, разумеется, неописуемое волнение. Разъяренная толпа, подстрекаемая фарисеем по имени Савл, выволокла Стефана за город и побила камнями. В сказании о страстях св. Стефана есть кое-какие недомолвки, наводящие на размышления. С одной стороны, из текста следует, что толпа поволокла Стефана на расправу прежде, чем закончился суд, и, таким образом, синедрион не успел формально приговорить его к побиванию камнями, которым у евреев обычно карали за кощунство. Но при этом тут же рядом сказано, что "свидетели... положили свои одежды у ног юноши, именем Савла" (7: 58). Эта краткая фраза показывает, что речь идет здесь все же не о самосуде, а о приведении в исполнение законного приговора. В еврейском судопроизводстве существовал обычай, по которому исполнители смертного приговора, готовясь к побиванию камнями, складывали свои одежды к ногам обвинителя. Страсти св. Стефана положили начало общей волне преследований, а Савл превзошел всех остальных своей жестокостью и фанатизмом. Автор "Деяний апостолов" рассказывает с возмущением, что он "терзал церковь, входя в домы и, влача мужчин и женщин, отдавал в темницу" (8: 3). А чуть дальше изображает его человеком, который "дышал угрозами и убийством" (9: 1). Преследуемых охватила паника. Кто мог, бежал из Иерусалима и искал прибежища в других странах. Таким образом, еще до миссионерских странствий св. Павла возникли новые очаги христианства в Иудее, Галилее, Самарии, Финикии и на Кипре, в особенности же в Антиохии, блестящей метрополии эллинизма. Вскоре христиане стали обретать единоверцев среди других греко-язычных народов. Один из комиссии семи, Филипп, обратил в Самарии в свою веру сановника царицы эфиопской, а Петр крестил римского сотника Корнелия с семьей и даже принял участие в их трапезе вопреки запретам иудейской религии. В рассказе о преследованиях говорится: "Все, кроме апостолов, рассеялись по разным местам..." (8:1). Загадочная лаконичность этой фразы интригует и толкает на размышления и догадки. Почему апостолы, невзирая на кровавый террор, остались в Иерусалиме? Впрочем, если внимательно следить за текстом "Деяний апостолов", то можно обнаружить ряд указаний на то, что положение апостолов отнюдь не было таким тяжелым, как поначалу может показаться. Мы с удивлением обнаруживаем, что руководители преследуемых назореев не только не прятались, но вели себя так, словно им ничего не угрожало. Странность этого положения усугубляется еще тем, что и члены их общины, их подопечные нисколько не пострадали от преследователей. Апостолы не чувствовали необходимости ограничивать и скрывать свою миссионерскую деятельность. Они продолжали выступать публично в городе и во дворе храма, не встречая никаких препятствий со стороны жителей Иерусалима. Поражает также факт, что апостолы по своей собственной воле покидают Иерусалим и свободно возвращаются в него, беспрепятственно поддерживая тесную связь с новыми христианскими центрами в других городах и странах. Так, например, Петр и Иоанн поспешили в Самарию, чтобы помочь Филиппу обращать в христианство язычников. Затем Петр отправился в Лидду, Иоппию и Кесарию, где он исцелял больных, воскресил умершую девочку Тавифу и добился такой удачи, как обращение в христианство римского сотника Корнелия. О том, что община назореев продолжала существовать и действовать также и как организационная единица, мы узнаем хотя и косвенно, но достоверно. Ведь она не могла не существовать, если посылала своих эмиссаров в другие христианские центры, как, например, Варнаву, и "пророков" в Антиохию с просьбой спасти иерусалимских братьев от угрожающего им голода. Значит, последователи галилейского мессии жили в Иерусалиме в атмосфере мира и терпимости. Это продолжалось до тех пор, пока они не решили за несколько лет до осады города (около 64 года) перекочевать за Иордан. Борьба за идею христианства. Во всех средиземноморских городах, которые св. Павел посетил во время своих трех миссионерских путешествий, он встречал яростную, угрожающую его жизни оппозицию со стороны ортодоксальных иудеев. В их нападках чувствуется система, и поэтому некоторые библеисты предполагают, что все эти инциденты организовали агенты, присланные из Иерусалима Иаковом - "братом господним" - или кем-то из его приближенных. Об одном из самых интересных эпизодов этой многолетней борьбы за идею христианства мы узнаем из послания к галатам. Павел ратовал за универсальный характер новой религии. Он хотел облегчить язычникам принятие ее, ликвидируя необходимость подчиняться бесконечным ритуальным правилам иудаизма, и прежде всего обряду обрезания. Иаков, Петр и другие назореи считали себя правоверными иудеями, и им трудно было смириться с мыслью, что к их братству могут примкнуть люди, чуждые иудаизму, не подчиняющиеся его законам. Павел же, сознавая, как важен этот вопрос для дальнейшего развития христианства, предпочел вступить в конфликт с еврейскими собратьями, но не отказался от своей концепции. Он никак не ожидал, что именно некоторые новообращенные язычники нанесут ему в этой борьбе, образно выражаясь, удар в спину. Меж тем община галатов, вероятно, под влиянием иудео-христианских агитаторов перешла в иудейство и ввела у себя обрезание. Павел был потрясен и, очевидно, никак не мог взять в толк, почему племя галатов, или галлов, не имевшее ничего общего с иудейством, внезапно побороло в себе отвращение к кровавому обряду. Однако современные исследователи, во всеоружии достижений исторической науки, сумели объяснить причины этого явления. Галлы, народ кельтского происхождения, покинули родную Галлию и направились на поиски нового жизненного пространства. В 390 году до нашей эры они завоевали Рим, затем ушли в Малую Азию, создали в Анатолии свое государство и с течением времени полностью эллинизировались. В Анатолии же с незапамятных времен существовал культ фригийской богини Кибелы и ее юного возлюбленного Аттиса, который в припадке безумия оскопил себя. Весной, в пра