ер и Доролоу обменялись взглядом. Хорза вздохнул, убрал ноги со стола и сел немного прямее. Он наклонился вперед, уперся локтями и подпер ладонями подбородок. Он наблюдал, чувствовал, пытался оценить настроение разных людей в комнате. Он сознавал отстраненность, напряжение в их телах и время, которое ему понадобится, чтобы вытащить плазменный пистолет у правого бедра. Потом поднял голову, оглядел всех по очереди и остановил взгляд на Йелсон. -- Нет, -- сказал он. -- Это правда. Столовую заполнила тишина. Хорза ждал реакции. Вместо этого послышался шум открываемой двери в коридоре, ведущем мимо кают. Все глаза повернулись к входу. Появился Нейсин, одетый лишь в грязные кальсоны. Волосы его были взлохмачены и торчали во все стороны, глаза как щелочки, кожа в мокрых пятнах, а лицо было очень бледным. Через всю столовую потянуло запахом спиртного. Нейсин огляделся, зевнул, кивнул остальным, неуверенно показал на несколько еще не убранных черепков и объявил: -- В этой комнате такой же свинарник, как и в моей каюте. Можно подумать, мы совершали какие-то маневры. Извините. Думаю, пора поесть. А потом опять отправлюсь в постель. Он еще раз зевнул и исчез. Дверь закрылась. Бальведа тихо засмеялась. Хорза заметил в ее глазах слезы. Остальные выглядели только сбитыми с толку. -- Этот хитроголовый, вероятно, сейчас единственный беззаботный в этом передвижном дурдоме, -- сказал робот. Он повернулся на столе к Хорзе, ободрав столешницу. -- Ты серьезно утверждаешь, что являешься одним из этих легендарных людей-оборотней? -- надменно спросил он. Хорза опустил взгляд на стол, потом заглянул в настороженные, недоверчивые глаза Йелсон. -- Да, именно так. -- Они же вымерли, -- заметил Эвигер. -- Они не вымерли. -- Узкое, тонко обрисованное лицо Бальведы на миг повернулось к старику. -- Но сейчас они часть идиранской сферы. Некоторые из них всегда поддерживали идиран; остальные либо разбрелись, либо сказали себе, что тоже могут союзничать с идиранами. Хорза относится к первой группе. Терпеть не может Культуру. Он доставит вас всех на Мир Шара, чтобы добыть для своих идиранских господ мозг с разбитого корабля. Мозг Культуры. Чтобы очистить Галактику от мешающего человечества и предоставить идиранам свободу действий... -- Достаточно, Бальведа, -- сказал Хорза. Она пожала плечами. -- Ты Хорза? -- Йелсон указала на него. Он кивнул. Она покачала головой. -- Не верю. Я постепенно соглашаюсь с роботом, что вы оба сумасшедшие. Ты получил сильный удар по голове, Крайклин, а у вас, леди... -- она посмотрела на Бальведу, -- мозги в беспорядке вот от этой штуки. -- Йелсон подняла парализатор и снова положила на стол. -- Не знаю. -- Вабслин почесывал голову и разглядывал Хорзу, будто тот был выставочным экспонатом. -- Я уже давно нахожу капитана немного странным. Он не очень похож на него тем, что творил в системном корабле. -- А что вы натворили, Хорза? -- поинтересовалась Бальведа. -- Я, кажется, что-то пропустила. Как вам удалось уйти с него? -- Я улетел, Бальведа. Проложил себе дорогу с помощью ядерных двигателей и лазера. -- Действительно? -- Бальведа со смехом откинула голову назад. Она смеялась, но смех ее звучал слишком громко и слишком быстро на глазах выступили слезы. -- Хо-хо. Ну, я удивлена. Я уже думала, что вы наш. -- Когда вы узнали это? -- спокойно спросил он. Она шмыгнула носом и попыталась вытереть его плечом. -- Что? Что вы не Крайклин? -- Она провела языком по верхней губе. -- О, прямо перед вашим появлением на борту. Мы использовали микроробота, похожего на муху. Он был запрограммирован садиться на каждого, кто приближался к кораблю во время его пребывания в Малой Грузовой Бухте и брать пробы кожи, волос или чего-нибудь еще. Мы идентифицировали вас по вашим хромосомам. Снаружи был еще один агент; он должен был направить свой эффектор на управление бухтой, когда заметит, что вы начинаете стартовую подготовку. Я должна была... сделать все, что удастся, как только вы появитесь, чтобы убить вас, захватить в плен, вывести из строя корабль, что угодно. К сожалению, меня слишком поздно проинформировали. Боялись, если меня предупредят, могут подслушать. -- Это тот самый шум из ее сумки, который ты слышала, -- сказал Хорза Йелсон, -- перед тем, как я ее оглушил. -- Он снова повернулся к Бальведе. -- Я выбросил все ваши вещи, Бальведа. Через вакуум-трубу. Ваша бомба взорвалась. Бальведа будто чуть сильнее обвисла в своем кресле. Она надеялась, предположил Хорза, что ее снаряжение все еще на борту. Как минимум, она надеялась, что бомбу можно будет взорвать, и если уж ей придется умереть, то не напрасно и не одной. -- Ах да, -- пробормотала она, глядя вниз, на стол. -- Вакуум-труба. -- А что с Крайклином? -- поинтересовалась Йелсон. -- Он мертв, -- ответил Хорза. -- Я его убил. -- Вот, значит, как. -- Йелсон забарабанила пальцами по столу. -- Я не знаю, действительно ли вы оба сошли с ума или все-таки говорите правду. И то и другое ужасно. Она посмотрела на Бальведу и Хорзу и, подняв брови, сказала мужчине: -- Вообще-то, если ты действительно Хорза, то я рада видеть тебя куда меньше, чем мне казалось раньше. -- Мне очень жаль, -- заверил он ее. Она отвернулась. -- Я все еще думаю, что было бы лучше вернуться на "Цель изобретения" и передать все дело властям. -- Робот чуть приподнялся над столом и огляделся. Хорза нагнулся вперед и постучал машину по корпусу. Она повернулась к нему. -- Машина, -- сказал он, -- мы летим на Мир Шара. Если ты хочешь вернуться на системный корабль, я с удовольствием суну тебя в вакуум-трубу и заставлю проделать весь путь туда в одиночку. Но если ты еще хоть раз заговоришь о возвращении и честном судопроизводстве, я задую твой проклятый синтетический мозг. Дошло? -- Как ты смеешь так со мной разговаривать! -- закричал робот. -- Имей в виду, что Актом Великого Ведомства Вавача о свободе воли я объявлен аккредитованным свободным конструктом, одаренным сознанием и обладающим всеми гражданскими правами Гетерократии Вавача. Я почти выплатил затраты на мое производство, а потом мне будет позволено делать все, что для меня подходит, и я уже получил разрешение на обучение прикладной паратеологии в университете... -- Ты не собираешься заткнуть свой проклятый... громкоговоритель и послушать? -- сердито прервал Хорза непрерывный монолог машины. -- Мы не на Ваваче, и меня не интересует твоя проклятая разумность или сколько ты там имеешь дипломов. Ты на моем корабле и будешь делать то, что прикажу я! Хочешь покинуть корабль? Тогда немедленно уходи и лети назад к тому, что осталось от твоей драгоценной дурацкой орбитали. Если остаешься, подчиняйся моим приказам. Или станешь кучей металлолома. -- Другого выбора у меня нет? -- Нет. Используй свой дипломированный разум и решай побыстрее! -- Я... -- Робот поднялся со стола и снова опустился. -- Хм-м, -- сказал он. -- Ну хорошо. Я остаюсь. -- И подчиняешься всем приказам? -- И подчиняюсь всем приказам. -- Хорошо, тогда ты... -- ...в разумных границах. -- Машина! -- Хорза схватился за плазменный пистолет. -- Ах ты мой хороший! -- вздохнул робот. -- Чего тебе еще надо? Технический прибор?-- Голос его звучал надменно. -- Сила моего разума не снабжена кнопкой "Выключить", я не могу решиться на то, чтобы не иметь никакой свободы воли. Конечно, я могу поклясться повиноваться всем приказам без оглядки на последствия, я мог бы даже торжественно пообещать пожертвовать за тебя своей жизнью, если ты этого потребуешь, но тогда я обманул бы тебя, чтобы спасти свою жизнь. Я клянусь быть послушным и верным, как любой член твоего человеческого экипажа... На самом деле я буду самым послушным и самым верным членом. Ради Бога, человек, чего тебе еще от меня надо, во имя разума? Коварный ублюдок, подумал Хорза. -- Ну, -- сказал он, -- кажется, я должен этим удовлетвориться. А теперь ты можешь... -- Но я обязан немедленно известить тебя, что по условиям моего вышеназванного конструктивного соглашения, моего договора об оплате кредита за мое изготовление и контракта о моих занятиях из-за громадного удаления моей персоны от рабочего места до моего возвращения к ним ты обязан взять на себя оплату взносов за оговоренные долги и, кроме того, избегать опасности нарушать гражданский и уголовный... -- Ад и проклятие, робот! -- прервала его Йелсон. -- Не право ли ты собрался изучать? -- Я беру на себя всю ответственность, машина, -- объявил Хорза. -- А теперь заткни... -- Надеюсь, ты соответственно застрахован, -- пробормотал робот. -- ...клапан! -- Хорза? -- спросила Бальведа. -- Да, Перостек? -- Он с чувством облегчения повернулся к ней. Ее глаза сверкали. Она опять облизнула верхнюю губу, потом опустила голову и уставилась на стол. -- Что будет со мной? -- У меня мелькала мысль, -- медленно ответил Хорза, -- вышвырнуть вас через вакуум-трубу... -- Он увидел, как она напряглась. Йелсон напряглась тоже; она повернулась к нему, сжала кулаки и открыла рот. -- ...Но вы можете, -- продолжал он, -- кое в чем быть мне полезны и кроме того... ну, назовите это сентиментальностью. -- Он улыбнулся. -- Конечно, вам придется вести себя прилично. Бальведа подняла на него взгляд. В ее глазах замерцала надежда и одновременно печаль боязни надеяться раньше времени. -- Вы серьезно? -- тихо спросила она. Хорза кивнул. -- Серьезно. Вообще-то я совсем не собирался убирать вас, не разузнав, как вам удалось уйти с "Руки Бога". Бальведа расслабилась и перевела дыхание. Потом тихо рассмеялась. Йелсон враждебно посмотрела на Хорзу, продолжая барабанить пальцами по столу. -- Йелсон, -- сказал Хорза, -- вы с Доролоу... разденете Бальведу. Заберете одежду и все остальное. -- Он чувствовал, как все смотрели на него. Бальведа в наигранном ужасе подняла брови. -- Я хотел бы, чтобы вы, когда она будет голой, провели медицинскими приборами с ней всевозможные тесты, чтобы мы были уверены, что она не имеет на себе никаких фальшивых кожаных мешков, никаких имплантатов и никаких протезов. Используйте ультразвуковой и рентгеновский аппараты и все, что еще есть в нашем распоряжении! Будьте готовы подыскать ей что-нибудь из одежды. Суньте ее костюм в вакуум-трубу и выбросите. А также все украшения и личные вещи, независимо от их вида и размера и без оглядки на то, как бы невинно они ни выглядели. -- Может, нам ее вымыть и умастить, облачить в белые покровы и положить на каменный алтарь? -- ядовито спросила Йелсон. Хорза покачал головой. -- Я хотел бы, чтобы ее очистили от всего, что может использоваться в качестве оружия или превратиться в него. К новейшим приборам, которыми Культура снабжает своих ОО-агентов, относятся так называемые запоминающие формы, который могут походить на значок, или медальон... -- он улыбнулся Бальведе, и та саркастически кивнула в ответ, -- или что-нибудь еще. Но когда с ними хотят что-то сделать -- прикасаются к ним в нужном месте, увлажняют, говорят определенное слово, -- они могут стать коммуникатором, оружием или бомбой. Я не хочу рисковать. И иметь на борту что-нибудь опаснее самой мисс Бальведы. -- А когда прилетим на Мир Шара? -- спросила Бальведа. -- Мы дадим вам теплую одежду. Если умело закутаться, с вами ничего не случится. Но ни скафандра, ни оружия. -- А мы? -- поинтересовался Эвигер. -- Что придется делать нам, когда ты доберешься до цели? Конечно, если тебя туда пропустят, в чем я сомневаюсь. -- Этого я и сам пока не знаю, -- честно ответил Хорза. -- Возможно, вам придется меня сопровождать. Сначала я должен посмотреть, что можно предпринять для схем безопасности корабля. Возможно, вы сможете остаться на борту. Но может случиться, что вам придется наступить в дерьмо вместе со мной. Там живут еще несколько Оборотней, таких же как я, но они не работают на идиран. Они смогут принять вас к себе, если мое задание потребует более долгого отсутствия. Разумеется, если кто-нибудь захочет пойти со мной... -- он посмотрел на Йелсон, -- мы могли бы провести это как нормальную операцию с соответствующим распределением добычи и так далее. Если "ВЧВ" мне больше не понадобится, некоторые из вас, возможно, могли бы взять его себе, использовать по своему усмотрению или продать -- тогда это ваше дело. Но как бы то ни было, как только я выполню свою миссию на Мире Шара -- или по крайней мере сделаю все, чтобы ее выполнить, -- вы будете вольны делать все, что вам угодно. Йелсон смотрела на него, но потом отвернулась и покачала головой. Вабслин смотрел в пол, Эвигер и Доролоу уставились друг на друга. Робот молчал. Хорза неловко поднялся. -- А теперь, Йелсон, вы с Доролоу займитесь, пожалуйста, мисс Бальведой... Йелсон вздохнула и с подчеркнутым нежеланием поднялась. Доролоу начала развязывать ремни на теле агента Культуры. -- И будьте очень осторожны, -- добавил Хорза. -- Пока одна делает свою работу, другая должна все время находиться на безопасном расстоянии и держать ее под прицелом. Йелсон что-то пробормотала себе под нос и нагнулась, чтобы взять со стола пистолет-парализатор. Хорза повернулся к Эвигеру. -- По-моему, кто-то должен рассказать Нейсину обо всем этом волнении, которое он пропустил, ты не находишь? Эвигер помедлил и кивнул. -- Да, Крайк... -- Он запнулся и больше ничего не сказал, только встал и быстро ушел по коридору к каютам. -- Думаю, надо открыть носовой люк и взглянуть на лазер, если ты не возражаешь, Крайклин, -- сказал Вабслин. -- Ой, то есть... Хорза. -- Инженер нахмурился и почесал голову. Хорза кивнул. Вабслин поискал чистую и целую чашку, налил у раздачи чего-то холодного, выпил и исчез в том же коридоре. Доролоу и Йелсон освободили Бальведу. Высокая светлокожая женщина Культуры потянулась, закрыла глаза и выгнула шею. Она провела ладонью по коротким рыжим волосам. Доролоу насторожилась. Йелсон подняла парализатор. Бальведа повела плечами, потом дала понять, что готова. -- Хорошо. -- Йелсон подала ей знак пистолетом. -- Мы сделаем это в моей кабине. Хорза отошел в сторону, чтобы пропустить женщин. Когда Бальведа проходила мимо широкими легкими шагами, нестесненными легким костюмом, он спросил: -- Так как же вам на самом деле удалось уйти с "Руки Бога", а, Бальведа? Она остановилась. -- Я убила охранника, а потом сидела и ждала. Контактному кораблю удалось взять крейсер невредимым. В конце концов пришли несколько милых роботов-солдат и спасли меня. Она пожала плечами. -- Вы без оружия убили идиранина в полном боевом снаряжении, который целился в вас из лазерного ружья? -- скептически спросил Хорза. Бальведа снова пожала плечами. -- Я же не сказала, что это было легко. -- Что с Ксоралундрой? -- с ухмылкой осведомился Хорза. -- С вашим старым идиранским другом? Должно быть, ушел. Некоторым удалось уйти. Во всяком случае, среди убитых и пленных его не было. Хорза кивнул и махнул, чтобы они уходили. Перостек Бальведа в сопровождении Йелсон и Доролоу спустилась по коридору в каюту Йелсон. Хорза посмотрел на робота на столе. -- Ты думаешь, что сможешь быть полезна, машина? -- Полагаю, раз уж ты явно намерен задержать нас здесь и доставить к этому малопривлекательному каменному шару на краю Ничто, я тоже могу делать все, что в моих силах, чтобы по возможности обезопасить путешествие. Я буду помогать ремонтировать машины, если ты не против. Но я бы предпочел, чтобы ты называл меня по имени, а не этим словом, которое ты произносишь как ругательство: "машина". Меня зовут Юнаха-Клосп. Я не слишком многого потребую, если попрошу, чтобы так называл меня и ты? -- Конечно, нет, Юнаха-Клосп. -- Хорза постарался выглядеть и говорить как можно более искренне. -- В будущем я при любых обстоятельствах всегда буду стараться называть тебя именно так. Робот поднялся над столом на уровень глаз Хорзы. -- Может, тебе покажется смешным, но для меня это важно. Я не просто компьютер, я сознательный конструкт и обладаю индивидуальной идентичностью. Поэтому у меня есть имя. -- Я же сказал, что буду им пользоваться, -- ответил Хорза. -- Спасибо. Тогда я сейчас пойду и посмотрю, не нужна ли твоему инженеру какая-нибудь помощь при инспекции лазера. Он поплыл к двери. Хорза смотрел ему вслед, пока робот не исчез. Он остался один. Он сел и уставился на экран на другом конце столовой. Мусор, который был недавно Вавачем, все еще светился; большое облако оставалось видимым. Но оно остывало, оно было мертвым, оно рассеивалось, все время становясь менее реальным, менее вещественным и все более призрачным. Хорза откинулся назад и закрыл глаза. Лучше подождать, не ложиться спать сразу. Тем самым он даст время остальным подумать над тем, что они узнали. Их будет потом легче понять; он узнает, в безопасности ли он в настоящее мгновение или должен держать всех под наблюдением. И пусть Йелсон с Доролоу сначала закончат с Бальведой. Агент Культуры ждет подходящего момента. Сейчас она надеется остаться в живых, но вполне возможно, что попытается предпринять что-то немедленно. На этот случай он должен быть бдительным. Он до сих пор не решил, убить ее немедленно или нет, но по меньшей мере сейчас тоже выиграл время для размышлений. "Вихрь чистого воздуха" провел последнюю запрограммированную коррекцию курса и качнул носом на Сверкающую Стену, не точно в направлении Мира Шара, но примерно туда. Позади них, все еще расширяясь, все еще медленно распределяясь по системе, которой она когда-то дала имя, мчались на звездном ветру бесчисленные искрящиеся, когда-то называемые орбиталью Вавача фрагменты, неся весть о грандиозном разрушении этого мира. И вращались, уносясь к звездам. Хорза еще немного посидел в одиночестве в столовой, глядя, как растворяются останки. Свет на фоне темноты, круглая плоскость из обломков, ничто. Целый мир был сметен мановением руки. Не просто разрушен -- для этого хватило бы самого первого разреза энергией сети, -- но погашен, аккуратно, точно, художественно разделан на куски. Аннигиляция, как эстетическое событие. Надменная грация события, на точке абсолютного нуля температуры ученой злобы... оно волновало почти столь же, сколь и отталкивало. Даже Хорза не мог сдержаться, чтобы не проявить некоторое невольное удивление. Тем самым Культура дала урок идиранам и всему галактическому сообществу. Она превратила в красоту ужасное растранжиривание материи и знаний... Но, подумал Хорза, она еще раскается в том, что это послание отправилось в дорогу, раскается, еще пока гиперсвет будет нестись через Галактику, а за ним ползти обычный свет. Вот то, что может предложить Культура, вот ее сигнал, ее реклама, часть ее наследства: хаос из порядка, разрушение из созидания, смерть из жизни. Вавач будет значить для будущего больше, чем памятник самому себе. Он будет напоминать и о самой последней, вызывающей дрожь манифестации Культуры с ее смертоносным идеализмом и приведет к давно назревшему пониманию, что Культура не только не лучше любого другого общества, но намного, намного хуже. Представители Культуры стремились искоренить несправедливость, устранить те ошибки из переданного послания жизни, которые только и делали возможным прогресс (в нем поднялось мрачное воспоминание, и он вздрогнул)... Но на их стороне была самая последняя ошибка, окончательное заблуждение -- и именно это станет гибелью Культуры. Хорза подумал, не пойти ли в рубку и не переключить ли экран на реальное пространство, чтобы снова увидеть орбиталь исправной, какой она была несколько недель назад, когда этот реальный свет, через который сейчас путешествовал "ВЧВ", покинул Вавач. Но вместо этого он медленно покачал головой, хотя не было никого, кто мог бы это увидеть, и продолжал молча смотреть на тихий экран на другом конце неприбранной и покинутой всеми столовой. СОСТОЯНИЕ ИГРЫ: ДВА Яхта бросила якорь в лесистой бухте. Чистая, прозрачная вода; в десяти метрах под сверкающими волнами можно было видеть песчаное дно. Вокруг берега почти полукругом стояли высокие вечноголубые деревья. Кое-где из-под охряного песчаника выступали пыльные на вид корни. Несколько маленьких, усеянных цветами утесов из того же камня выдавались над золотым берегом. Белая яхта, длинное зеркальное отражение которой плескалось в воде, как немое пламя, взмахнула широким парусом и медленно заскользила в слабом бризе, долетавшем сквозь узкую полосу леса и чашеобразную бухту. Люди тащили маленькие каноэ к берегу или прыгали в теплую воду и плыли. Несколько сирвилл, сопровождавших яхту на пути от родной гавани, остались, чтобы поиграть в бухте. Их длинные красные тела носились вокруг и под ней, и фыркающее дыхание отражалось от низких скал. Иногда они толкали лодки, стоящие у берега. Несколько человек начали играть со стройными животными, прыгали в воду, чтобы поплавать с ними, коснуться их, подержаться за них. Фел'Нгистра вздохнула. Обойдя вокруг палубу, она села вблизи звезды на мягкую скамейку. Она рассеянно играла с одним из канатов, натянутых между опорами, потирая его ладонью. Юноша, который сегодня говорил с ней, когда яхта медленно плыла от материка к островам, увидел ее и подошел. -- Не хочешь посмотреть остров? -- спросил он. Юноша был очень худым и легким, а его кожа темной, почти золотисто-желтой. Ее отблеск напомнил Фел голограмму, потому что выглядел каким-то глубоким, будто худые руки и ноги юноши были толстыми. -- Мне нет до него дела, -- ответила Фел. Она и утром не хотела, чтобы мальчик с ней разговаривал, и теперь у нее тоже не было желания с ним говорить. Она раскаивалась, что согласилась на этот круиз. -- Почему? -- поинтересовался юноша. Она никак не могла вспомнить его имени. Она не обращала на него внимания, когда он начинал с ней говорить, и даже не запомнила, назвал ли он ей свое имя. -- Просто так. -- Она пожала плечами, не глядя на него. -- Ох, -- сказал он. Потом помолчал. Фел ощущала солнечный свет, что отражался от его тела, но не поворачивалась и не смотрела на него. Она разглядывала далекие деревья, волны, выпрыгивающие из воды красноватые тела сирвилл, изгибающиеся и снова ныряющие. -- Я знаю, что ты чувствуешь, -- заявил юноша. -- Неужели? -- Она все-таки повернулась к нему. Он казался немного удивленным. -- Ты сыта этим по горло, верно? -- Может быть. -- Она снова отвернулась. -- Чуть-чуть. -- Почему за тобой повсюду ходит этот старый робот? Она стрельнула взглядом в юношу. Джез сейчас был под палубой и должен принести чего-нибудь попить. Он взошел на борт вместе с ней в порту и все время не отходил от нее далеко -- был в охранении, которое взял на себя, постоянно паря поблизости. Она опять пожала плечами. Над островом летала стайка птиц. Они кричали, пикировали вниз и кружились в воздухе. -- Он заботится обо мне, -- сказала она и начала разглядывать ладони и солнечный свет, блестевший на ногтях. -- О тебе нужно заботиться? -- Нет. -- Почему же он тогда заботится? -- Не знаю. -- Ты какая-то таинственная, -- сделал он вывод. Ей показалось, что она чувствует улыбку в его голосе. -- Как этот остров, -- продолжал он. -- Странная и таинственная, как этот остров. Фел фыркнула и хотела уничтожающе посмотреть на него, но увидела появившегося из дверей Джеза. Он нес стакан. Она быстро встала и пошла вниз по палубе, взяла у старого робота стакан и благодарно улыбнулась. Потом спрятала лицо в стакан, пила и рассматривала сквозь стекло мальчика, который шел к ним. -- Привет, молодой человек, -- сказал Джез. -- Неужели тебе не хочется посмотреть остров? -- Фел захотелось дать машине пинка за ее сердечный тон и за то, что она задала мальчику почти тот же самый вопрос, что он задал ей. -- Я еще могу это сделать. -- Мальчик посмотрел на Фел. -- Ты непременно должен это сделать. -- Джез двинулся в направлении кормы. Из корпуса старой машины вырвалось искаженное поле -- как тень, хотя там ее нечему было отбрасывать -- и легло мальчику на плечи. -- Вообще-то я не мог не слышать, что ты недавно сказал. -- Он ласково повел юношу вниз по палубе. Золотая голова повернулась через плечо назад, к Фел, которая все еще медленно допивала воду и только-только двинулась с места, чтобы в нескольких шагах позади направиться за роботом и юношей. Взгляд мальчика перескочил с нее на робота рядом, который продолжал: -- Говоришь, тебя не принимают в "Контакт"... -- Верно. -- В голосе юноши послышался оборонительный тон. -- Я говорил об этом. И что? Фел продолжала идти сзади. Она чмокнула губами; в стакане зазвенел лед. -- Это звучит огорчительно, -- сказал Джез. -- Я не огорчен, -- быстро объяснил юноша. -- Я считаю это несправедливым, вот и все. -- Что тебя не выбрали? -- спросил Джез. Они приблизились к скамейке у звезды, где несколько минут назад сидела Фел. -- Ну да. Это единственное, чего я когда-либо желал, и, по-моему, они сделали ошибку. Я знаю, что был бы хорош. Я думал, из-за войны и всего этого им нужно много людей. -- Верно. Только желающих вступить в "Контакт" больше, чем ему нужно. -- Но я думал, один из пунктов, на который они обращают внимание, это то, насколько велико желание вступить, и я знаю, что никто не в силах желать сильнее меня. С тех пор как я себя помню, я хотел только этого... Юноша замолчал. Они остановились у скамейки. Фел села, юноша тоже. Теперь Фел смотрела на него, но не слушала. Она думала. -- Может быть, они считают тебя недостаточно зрелым. -- Я зрелый! -- Хм-м. Таких молодых берут редко. Насколько я знаю, когда они берут людей твоего возраста, они обращают внимание на особый род незрелости. -- Вот и глупо. Ну как можно знать, что надо делать, если тебе не говорят, чего они хотят? Как можно подготовиться? По-моему, все это очень несправедливо. -- А по-моему, это в известной степени и должно быть несправедливым, -- возразил Джез. -- Желающих так много, что они не могут взять всех и даже выбрать лучших, так как среди них много и таких. Поэтому они выбирают случайным образом. Но ты всегда можешь попытаться снова. -- Не знаю. -- Юноша наклонился вперед, уперся локтями в колени, положил голову на ладони и уставился на полированное дерево палубы. -- Иногда мне кажется, что они рассказывают тебе это только для того, чтобы не было так обидно, когда тебя отклонят. Временами я думаю, что они берут как раз самых лучших. Но мне кажется, они сделали ошибку. Ведь если они не говорят, почему тебя постигла неудача, как можно что-нибудь исправить? ...И Фел тоже думала о неудаче. Джез поздравил ее за идею, как найти этого Оборотня. Только этим утром, спускаясь на старом паровом фуникулере от хижины, они услышали о событиях на Ваваче. Оборотень по имени Бора Хорза Гобучул пришел и улетел на пиратском корабле. Агента Культуры Перостек Бальведу он взял с собой. Предчувствие Фел было верным, и Джез был очень доволен. Он снова и снова указывал на то, что не ее вина, что этот человек ушел. И все равно она была подавленной. Иногда ее удручало быть правой, думать о правильном, делать точные предсказания. Для нее все было таким очевидным. Это не было сверхъестественным предзнаменованием или чем-то настолько же глупым, когда вдруг вынырнула Перостек Бальведа (на изуродованном в бою, но победном контактном корабле "Нервная энергия", тащившем на буксире большую часть захваченного идиранокого крейсера), но это выглядело так... так естественно, что Бальведа должна была взять на себя поиски пропавшего Оборотня. До тех пор была представлена дополнительная информация о том, что происходило во время этого необычного поединка в том секторе пространства. Возможные и вероятные перемещения различных кораблей указывали (и снова очень отчетливо, подумала Фел) на корабль свободных пиратов "Вихрь чистого воздуха". Были и другие возможности, и их проследили настолько далеко, насколько позволили и так уже перегруженные вспомогательные средства Секции Контактов "Особых Обстоятельств". Но Фел с самого начала была уверена, что если одна из этих раскинувшихся веером возможностей и сможет принести плоды, то только та, что связана с Вавачем. Капитаном "Вихря чистого воздуха" был некто Крайклин, игрок. Вавач уже несколько лет был самой подходящей зрительной площадкой для полной игры-катастрофы. Поэтому Вавач был самым вероятным местом, на котором можно перехватить корабль, исключая, конечно, Мир Шара, если Оборотень уже взял управление в свои руки. Фел готова была дать голову на отсечение, настаивая на том, что Вавач самое вероятное место и одним из направленных туда агентов должна быть Бальведа. А теперь получилось так, что в действительности на отсечение отдана не ее голова, а Бальведы. Но что еще можно было сделать? Все набирала обороты война внутри чудовищно большого объема космоса; немногих "ОО"-агентов ожидало множество других неотложных заданий, и так или иначе, Бальведа была единственным действительно хорошим агентом в пределах досягаемости. Вместе с ней послали многообещающего, но не имеющего никакого опыта молодого человека. Фел с самого начала знала, что если инфильтрация к наемникам будет единственным шансом добраться до Оборотня, а через него к мозгу, Бальведа поставит на карту свою собственную жизнь, а не жизнь этого мужчины. Это было храбро, но неправильно, как полагала Фел. Оборотень уже встречался с Бальведой; вполне возможно, что он ее узнает, как бы ни изменили ее внешность (а для радикального психического изменения не было времени). Если Оборотень поймет, кто она такая (а Фел полагала, что он понял), то шансы выполнить миссию у Бальведы были ничтожнее, чем у самого зеленого и нервного, но не вызывающего подозрений агента-рекрута. Прости меня, Бальведа, подумала Фел. Я уготовила бы тебе лучшую участь, если бы могла... Весь этот день она пыталась ненавидеть Оборотня, пыталась представить его себе и ненавидеть, потому что он, вероятно, убил Бальведу. Но невзирая на факт, что ей всегда с трудом удавалось кого-либо себе представить, если она понятия не имела, как он выглядит (как Крайклин, капитан корабля?), ненависть почему-то никак не хотела материализоваться. Оборотень казался нереальным. Ей нравилось то, что она слышала о Бальведе. Эта женщина была храброй и дерзкой, и Фел вопреки всему надеялась, что Бальведа жива, что она как-то все перенесла и что они когда-нибудь, возможно, после войны, еще познакомятся... Но и это казалось нереальным. Она не могла в это поверить; она не могла это себе представить так, как, например, представляла, что Бальведа найдет Оборотня. Это она видела в душе, и это так и случилось... В ее версии победила, конечно, Бальведа, не Оборотень. Но она не могла себе представить, что встретится с Бальведой, и это как-то пугало ее, как будто она начала так твердо верить в свое собственное предвидение, что неспособность что-либо представить неотвратимо означала, будто этого никогда не произойдет. Во всяком случае, это удручало. Какой шанс у агента выжить в войне? В настоящее мгновение не очень большой, это Фел понимала, но даже если предположить, что Бальведе удалось спастись и на этот раз, какой же была тогда вероятность, что она может погибнуть позднее? Чем дольше тянулась эта война, тем эта вероятность выше. Фел считала, и более информированные мозги, в общем, соглашались с ней, что война продлится скорее десятилетия, чем годы. Плюс-минус несколько месяцев, конечно. Фел нахмурилась и закусила губу. Она не могла представить, что они получили мозг; Оборотень побеждал, и у нее разбегались мысли. В последнее время ей ничего не приходило в голову, разве что средство запугать -- возможно, только возможно -- Гобучула: это было, конечно, никакое не средство положить конец его проискам, но оно, возможно, сможет затруднить его задачу. Но Фел не была оптимисткой, даже если военное командование Контакта согласилось бы с таким опасным, неопределенным и очень дорогостоящим планом... -- Фел? -- спросил Джез. Она осознала, что смотрит в сторону острова, не видя его. Стакан нагрелся в ее руке, а Джез и юноша глядели на нее. -- Что? -- Она сделала глоток. -- Я спросил тебя, что ты думаешь об этой войне, -- сказал юноша. Он разглядывал ее прищуренными глазами. Солнечный свет резко обрисовывал его лицо. Фел разглядывала широкие, открытые черты и спрашивала себя, сколько ему лет. Больше, чем ей? Меньше? Ощущал ли он то же, что ощущала она... желал ли он быть старше, мечтал ли о том, чтобы с ним обращались, как со взрослым? -- Не понимаю. Что ты имеешь в виду? В каком смысле я должна о ней думать? -- Ну, -- объяснил юноша, -- кто ее выиграет? -- Он был сердит. Фел подозревала, что ее нежелание слушать слишком заметно. Она посмотрела на Джеза, но старый робот молчал, а без поля ауры никто не смог бы сказать, что он думает или чувствует. Может, это развеселило его? Или обеспокоило? Она сделала последний глоток холодного напитка. -- Мы, естественно, -- твердо заявила она, переводя взгляд с юноши на Джеза. Юноша покачал головой. -- Я в этом не совсем уверен. -- Он потер подбородок. -- Не уверен, хватит ли нам воли. -- Воли? -- удивилась она. -- Ну да. Желания бороться. Мне кажется, идиране -- воины от природы. А мы нет. Посмотри на нас... -- Он улыбнулся так, будто был много старше и считал себя мудрее, чем эта девочка, повернул голову и небрежно махнул рукой в направлении острова, где на берег были вытянуты лодки. В пятидесяти или шестидесяти метрах дальше на мелководье под маленькой скалой Фел увидела нечто похожее на совокупляющуюся пару. Они перекатывались с боку на бок, темные ладони женщины обнимали светлый затылок мужчины. Не это ли побудило мальчика к такому замечанию? Ну да, очарование секса. Несомненно, это доставляло большое удовольствие, но как люди могут воспринимать это так серьезно? Иногда Фел охватывала зависть к идиранам; они выше этого; спустя какое-то время секс для них переставал играть всякую роль. Они были двойными гермафродитами, каждая половина пары оплодотворяла другую, и каждый обычно рожал близнецов. После одной, иногда двух беременностей -- и периодов покоя -- они переходили от плодородной фазы размножения в фазу воинов. Мнения о том, приобретали ли они интеллект или претерпевали только изменение личности, разделялись. Определенно они становились хитрее и теряли общительность, они становились отважнее и теряли сочувствие, они становились логичнее и теряли воображение. Они вырастали на метр, их вес удваивался, роговая кожа становилась толще и тверже, мускулы увеличивались в обхвате и прочности, а внутренние органы изменялись так, что удовлетворяли повышенную потребность в энергии. Одновременно их тела теряли органы размножения, и они становились бесполыми. Все было очень прямолинейно, симметрично и упорядочение, если сравнить это с обычаем Культуры самим выбирать себе партнера. Да, она могла понять, почему этот долговязый идиот, что сидит перед ней с высокомерной нервной улыбкой, так восхищается идиранами. Молодой осел. -- Такие уж мы есть... -- Фел рассердилась ровно настолько, чтобы немного задумываться над словами. -- Такие уж мы есть. Мы не развивались дальше... мы очень изменились, мы изменили сами себя, но больше не было никакой эволюции с тех пор, как мы бегали вокруг и убивали себя. Я имею в виду, взаимно убивали друг друга. -- Она втянула воздух. Теперь она сердилась на себя. Юноша терпеливо улыбался ей. Она почувствовала, что краснеет. -- И все-таки, мы еще животные, -- убежденно сказала она. -- Мы точно такие же воины от природы, как и идиране. -- Почему же тогда выигрывают они? -- с издевкой спросил юноша. -- У них было преимущество. Мы начали готовиться к войне лишь в последнее мгновение. А для них война стала житейской мудростью; мы в этом по сей день все еще не так хороши, так как занимались этим в последний раз сотни поколений назад. Не волнуйся... -- Она заглянула в пустой стакан и немного понизила голос. -- Мы быстро учимся. -- Но погодите! -- Мальчик кивнул сам себе. -- Мне кажется, мы выйдем из этой войны, а идиране будут продолжать экспансию -- или называй это, как хочешь. Война как-то волновала и привносила какое-то разнообразие, но сейчас она длится уже четыре года и... -- он опять помахал в воздухе ладонью, -- мы не добились большого прогресса. -- Он рассмеялся. -- Мы ничего не делаем, только отступаем! Фел быстро встала и отвернулась, боясь, что расплачется. -- О дерьмо, -- сказал юноша Джезу. -- Мне кажется, я не должен был этого говорить... У нее друг или родственник... Фел пошла вниз по палубе. Она немного прихрамывала, так как едва сросшаяся нога еще напоминала о себе ноющей болью. -- Не беспокойся, -- сказал Джез юноше, -- оставь ее в покое, и она снова придет в норму... Фел поставила стакан в темной пустой каюте и пошла дальше в направлении носовых надстроек. Она поднялась по лестнице к рулевой рубке, потом еще по одной лестнице на крышу, села там с поджатыми ногами (недавно сломанная нога болела, но она не обращала на нее внимания) и смотрела на море. Далеко-далеко, на самой границе дымки в почти неподвижном воздухе сверкал белый горный гребень. Фел печально вздохнула. Может, эта белизна -- видимая, вероятно, только потому, что вздымалась высоко в небо, в чистый воздух -- была покрытыми снегом горными вершинами? А может, просто облака? Она недостаточно хорошо помнила географию этой местности, чтобы точно сказать это. Фел сидела и думала об этих вершинах. Однажды высоко в предгорьях, где маленький горный ручей около километра бежал по ровному болотистому плато и петлял, и змеился, и изгибался, как атлет, который разминается и гнется между двумя схватками, по покрытой камышом земле, она нашла что-то, что сделало ту зимнюю прогулку незабываемой. Сбоку ручья лед сформировал прозрачные, хрупкие комки. Фел некоторое время счастливо маршировала сквозь мелкие места, дробя лед сапогами и наблюдая, как его уносит водой. В тот день она не лазала в горы, а просто гуляла. Она была в зимней одежде и почти без снаряжения. И тот факт, что она не делала ничего опасного или физически утомительного, вызывал у нее чувство, будто она снова была маленькой девочкой. Она пришла на место, где ручей бежал по скальной террасе, от одной болотистой равнины к другой, и там прямо под водопадом в скале вырыл маленький пруд. Вода падала не более чем на метр, и ручей был достаточно узким, чтобы его перепрыгнуть. Но Фел запомнила и этот ручей, и этот пруд, потому что там в кружащейся воде, пойманный под брызжущим водопадом, плавал застывший круг пены. Вода здесь от природы была мягкой и торфянистой и иногда в горных ручьях этой местности образовывалась желтовато-белая пена, разносилась ветром и повисала на камышах, но она еще никогда не видела замерзшей пены в форме круга. Фел засмеялась, когда увидела это. Она подошла и осторожно взяла этот круг в руки. Он был чуть больше раскрытой ладони и несколько сантиметров толщиной, и совсем не такой хрупкий, как она боялась. Пенистые пузыри в холодном воздухе и почти замерзающей воде превратились в лед и сформировали нечто похожее на крошечную модель галактики, обычной спиральной галактики, как эта, ее Галактика. Она держала над собой легкое творение из воздуха, воды и растворенных химикалий, вращала в ладонях, обнюхивала, вытягивала язык и лизала, рассматривала