умя искореженными металлическими балками. -- Вы также "разрушили" и Оборотней в базе наверху. Я Оборотень; поэтому наши общие господа послали сюда меня. Зачем вам понадобилось убивать моих людей? -- А что нам еще оставалось делать, человек? -- нетерпеливо спросил идиранин. -- Они нам мешали. Нам было нужно их оружие. Они бы попытались задержать нас. Нас было слишком мало, чтобы еще и охранять их. -- Существо говорило с трудом; ему приходилось преодолевать вес площадки, сдавливающей тело и грудную клетку. Хорза прицелился прямо в лицо идиранина. -- Ты мерзавец! Стоило бы отстрелить твою проклятую голову. -- Ну давай, карлик! -- Идиранин с улыбкой растянул жесткие губы. -- Мой товарищ уже храбро пал; Квейанорл отправился в свое долгое путешествие по Верхнему Миру. Я одновременно и пленник, и победитель, и если ты предлагаешь мне утешение оружия, я не стану закрывать глаза, человек. -- Тебе и не нужно. -- Хорза опустил ружье, посмотрел сквозь мрак станции на тело Доролоу, потом на тусклый от дымовой завесы свет вдали. Нос и кабина поезда слабо светились и освещали пустое место, где недавно был мозг. Он снова повернулся к идиранину. -- Я доставлю вас назад. Мне кажется, части Девяносто Третьего флота все еще прямо за Тихим Барьером. Мне нужно сообщить о своей неудаче и передать флотскому инквизитору агента Культуры. Я сообщу и о вас, потому что вы превысили свои полномочия, убив Оборотней... без надежды, что это принесет пользу. -- Мне наскучила твоя болтовня, малыш. -- Идиранин отвернул взгляд и еще раз уперся в накрывавший его металл, но без успеха. -- Теперь убей меня; ты так воняешь и так паршиво говоришь на нашем языке. Он не для животных. -- Как звучит ваше имя? -- спросил Хорза. Седловидная голова снова повернулась к нему. Глаза медленно прищурились. -- Ксоксарл, человек. Теперь ты обязательно его испачкаешь, пытаясь выговорить. -- А теперь спокойно полежите здесь, Ксоксарл. Я уже сказал, что мы возьмем вас с собой. Сначала я хотел бы удостовериться насчет мозга, который вы разрушили. Мне только что пришла одна мысль. -- Хорза встал на ноги. Голова ужасно болела в тех местах, где ударилась о шлем, но он, стараясь игнорировать пульсирующую боль в черепе, снова, слегка прихрамывая, спустился с рампы. -- У тебя не душа, а дерьмо! -- крикнул ему вслед назвавший себя Ксоксарлом идиранин. -- Твою мать следовало удавить в то самое мгновение, как только она забеременела. Мы хотели съесть убитых Оборотней, но они воняли дерьмом! -- Не тратьте дыхание, Ксоксарл. -- Хорза не смотрел на идиранина. -- Я не пристрелю вас. У подножия рампы его ждала Йелсон. Робот изъявил готовность присмотреть за Нейсином. -- Хочу осмотреть место, где был мозг. -- А что с ним, по-твоему, могло случиться? -- Йелсон зашагала рядом с ним. Он пожал плечами, но она продолжала: -- Может, он применил старый трюк и опять ушел в гиперпространство? И снова возникнет в туннелях где-нибудь в другом месте. -- Может быть, -- согласился Хорза. Он остановился подле Вабслина, взял его за локоть и оттащил от тела Доролоу. Инженер плакал. -- Вабслин, -- сказал Хорза, -- покарауль этого мерзавца! Он будет провоцировать тебя пристрелить его, но ты этого не делай! Ему только это и нужно. Я доставлю этого ублюдка на флот, чтобы поставить перед военным трибуналом. Запятнает свое имя, это страшное наказание; убить его -- только сделать милость. Понятно? Вабслин кивнул. Все еще потирая ушибленную сторону головы, Хорза спустился на перрон. Они подошли к месту, где был мозг. Хорза включил фонарь скафандра и осмотрел пол. У входа в пешеходный туннель, который вел на станцию "семь", он подобрал маленький обгоревший предмет. -- Что это? -- Йелсон отвернулась от трупа идиранина на другой посадочной площадке. -- Мне кажется... -- Хорза повертел в ладонях еще теплую машину, -- это дистанционно управляемый робот. -- Его оставил мозг? -- Йелсон подошла поближе, чтобы рассмотреть предмет. Это была всего лишь почерневшая пластина. Сквозь бугристую, неровную поверхность были видны несколько трубочек и нитей накала. -- Верно, это принадлежит мозгу, -- твердо заявил Хорза. -- Что точно произошло, когда они стреляли в мозг? -- спросил он. -- Когда идиранин наконец подбил его, он исчез. Он начал двигаться, но не мог ускориться так быстро, потому что тогда я почувствовала бы ударную волну. Нет, он просто исчез. -- Как будто кто-то выключил проекцию? -- не отставал Хорза. Йелсон кивнула. -- Да. И было немного дыма. Не много. Ты дума... -- Что ты имела в виду, говоря, что он наконец уничтожил его? -- Я имела в виду... -- Йелсон подбоченилась одной рукой, и ее лицо приняло нетерпеливое выражение, -- что для этого понадобилось три или четыре выстрела. Первый просто прошел насквозь. Ты хочешь сказать, что на самом деле это была проекция? Хорза кивнул и поднял вверх маленькую машину. -- Это было так: дистанционно управляемый робот создал голограмму мозга. Она должна была иметь и слабое силовое поле, чтобы ее можно было ощущать при касании или передвигать, как твердый предмет. Но внутри было только вот это. -- Он со слабой улыбкой посмотрел на разрушенную машину. -- Неудивительно, что эта проклятая штучка никак не проявлялась на наших датчиках массы. -- Значит, мозг все еще прячется где-то здесь? Йелсон тоже посмотрела на робота в ладони Хорзы. Оборотень кивнул. * * * Бальведа увидела Хорзу и Йелсон, вошедших в темноту у заднего конца станции. Она побрела к месту, где робот парил над Нейсином, контролируя его жизненно важные функции и сортируя флакончики с лекарствами в сумке первой помощи. Вабслин держал под прицелом зажатого идиранина, одновременно уголком глаза наблюдая за Бальведой. Женщина Культуры уселась, скрестив ноги, на пол рядом с носилками. -- Предупреждаю ваш вопрос, -- сказал робот. -- Вы ничем не поможете. -- Я так и думала, Юнаха-Клосп, -- ответила Бальведа. -- Хм-м. Тогда у вас мерзкие наклонности? -- Нет, я хотела поговорить с тобой. -- Неужели? -- Робот продолжал разбирать лекарства. -- Да... -- Она наклонилась, упершись в колени локтями и положив подбородок на ладони. -- Ты ждешь подходящего случая или чего-то еще? -- спросила она, понизив голос. Робот повернул к ней переднюю часть; ненужный жест, как они оба знали, но он делал его по привычке. -- Подходящего случая? -- Ты до сих пор позволяешь ему помыкать собой. Я все время спрашиваю себя, сколько еще? Робот снова отвернулся, паря над умирающим. -- Может, это почему-то ускользнуло от вашего внимания, мисс Бальведа, но мой выбор в этих обстоятельствах ограничен так же, как и ваш. -- У меня только руки и ноги, а на ночь меня связывают и запирают. А тебя нет. -- Мне приходится стоять на вахте. Кроме того, у него индикатор движения, так что если я попытаюсь бежать, он сразу заметит. Да и куда бежать? -- Там корабль, -- с улыбкой показала вверх Бальведа. Она посмотрела в темную станцию, где фонари на скафандрах Йелсон и Хорзы показали, что они что-то подняли с пола. -- Мне понадобится его кольцо, -- задумчиво сказал робот. -- Вы хотите отнять у него это кольцо? -- Но у тебя же есть эффектор. Разве ты не можешь обмануть схемы корабля? Или хотя бы этот датчик движения? -- Мисс Бальведа... -- Называй меня Перостек. -- Перостек, я многоцелевой робот, но гражданский. У меня только слабые поля, эквивалент пальцам, но не сильным конечностям. Я могу производить режущие поля, но лишь в несколько миллиметров глубиной и против брони они бесполезны. Я могу подключаться к другим электронным системам, но не могу вмешиваться в защищенные схемы военного снаряжения. Я имею внутреннее силовое поле, которое позволяет мне парить, невзирая на тяготение, но если не брать во внимание, что я могу использовать в качестве оружия свою массу, это тоже не особенно полезно. В действительности я не особенно силен; если для моей работы в чем-то возникала необходимость, в моем распоряжении всегда были дополнительные приборы. К несчастью, я не использовал их в тот момент, когда был захвачен. Иначе я, вероятно, не был бы тут. -- Проклятие, -- сказала Бальведа в темноту. -- И никакого туза в рукаве? -- И даже никакого рукава, Перостек. Бальведа тяжело вздохнула и мрачно уставилась в темный пол. -- Хороший ты мой, -- сказала она. -- Идет наш предводитель. -- Юнаха-Клосп вложил в голос оттенок настороженности. Он повернулся и склонился передней частью перед Йелсон и Хорзой, возвращавшимися с заднего конца пещеры. Оборотень улыбался. Бальведа гибко поднялась, когда Хорза махнул ей. -- Перостек Бальведа... -- Хорза стоял вместе с остальными у подножия задней посадочной площадки и указывал одной рукой на зажатого в обломках идиранина. -- Я хотел представить вам Ксоксарла. -- Это та самка, человек, про которую ты утверждаешь, что она агент Культуры? -- Идиранин с трудом повернул голову, чтобы посмотреть вниз на группу людей. -- Рада познакомиться, -- пробормотала Бальведа и, подняв брови, посмотрела на идиранина. Хорза поднялся на рампу, прошел мимо Вабслина, который держал под прицелом пленное существо. Оборотень все еще вертел в руке дистанционно управляемого робота. Он добрался до второй рампы и посмотрел идиранину в лицо. -- Видите вот это, Ксоксарл? -- Он поднял робота, блеснувшего в свете его скафандра. Ксоксарл медленно кивнул. -- Маленькая деталь какого-то поврежденного прибора. Низкий, тяжелый голос выдал признаки напряжения, и Хорза заметил на полу рампы струйку темно-пурпурной крови. -- Это то, что имели вы, два гордых воина, когда считали, что захватили мозг. Больше ничего за этим не было. Дистанционно управляемый робот, производивший слабенькую солиграмму. Если бы вы с этим вернулись к флоту, вас швырнули бы в ближайшую черную дыру и вычеркнули ваши имена из всех записей. Вам чертовски повезло, что я попался вам на дороге в подходящее мгновение. Некоторое время идиранин задумчиво разглядывал разрушенного робота. -- Ты, человек, -- медленно заговорил Ксоксарл, -- ниже червя. Твои жалкие трюки и ложь рассмешат только годовалого ребенка. В твоем толстом черепе больше сала, чем на твоих тощих костях. Ты не годишься даже для того, чтобы тебя выблевать. Хорза вступил на рампу, под которой лежал идиранин. Медленно шагая к месту, где из обломков поднималось лицо Ксоксарла, он слышал, как существо рывками втягивало воздух через натянутые губы. -- А вы, проклятый фанатик, недостойны носить этот мундир. Это я найду мозг, который вы считали уже в своих руках, а потом доставлю вас к флоту, где ваши начальники, если у них есть хоть немного ума, прикажут инквизитору допросить вас за такую глупость. -- Будь... -- мучительно простонал идиранин, -- ...проклята твоя скотская душа! Хорза применил к Ксоксарлу парализующий пистолет. Потом они с Йелсон и роботом подняли с тела идиранина рампу и сбросили ее вниз. Они взрезали панцирь гиганта, связали ноги проволокой и прикрутили руки к телу. У Ксоксарла не было никаких переломов, но кератин на одном боку его тела имел разрыв, из которого сочилась кровь; рана между чешуей на его шее и правой плечевой пластиной закрылась, как только с тела был снят груз. Он был высоким даже для идиранина, более трех с половиной метров ростом и отнюдь не стройным. Хорза был рад, что этот командир отделения -- судя по знакам отличия на снаряжении, -- вероятно, имел внутренние повреждения и будет испытывать сильные боли. Это облегчит охрану, когда он снова придет в себя. Кандалы ему были слишком малы. Йелсон сидела и ела плитку рациона. Ее ружье балансировало на колене, направленное точно на лежащего без сознания идиранина. Хорза сидел у подножия рампы и пытался ремонтировать шлем. Юнаха-Клосп дежурил подле Нейсина и был так же бессилен помочь раненому, как и все остальные. Вабслин удобно расположился на поддоне и занимался регулировкой индикатора массы. Он уже со всех сторон осмотрел поезд Командной Системы, но что его действительно интересовало, так это движущийся поезд, с хорошим освещением и без излучения, которое не давало забраться в вагон с реактором. Эвигер немного постоял у тела Доролоу, а потом отправился к задней посадочной платформе, где лежал мертвый идиранин, которого Ксоксарл назвал Квейанорлом, продырявленный и с оторванными конечностями. Эвигер покосился во все стороны и, решив, что никто на него не обращает внимания -- хотя и Хорза, который как раз поднял взгляд от поврежденного шлема, и Бальведа, ходившая взад-вперед, притопывающая ногами и встряхивающаяся, чтобы согреться, видели старика, -- замахнулся ногой и изо всех сил пнул шлем неподвижно лежавшего идиранина. Шлем отвалился; Эвигер пнул голову. Бальведа глянула на Хорзу и покачала головой, а потом снова заходила взад и вперед. -- Ты уверен, что это все идиране? -- поинтересовался у Хорзы Юнаха-Клосп. Он сопровождал Вабслина при обходе станции и поезда, а теперь парил в воздухе перед Оборотнем. -- Это был весь отряд. -- Хорза смотрел не на робота, а на путаницу поврежденных оптических волокон, закопченных и сплавленных друг с другом. -- Ты же видел следы. -- Хм-м, -- хмыкнула машина. -- Мы победили, робот. -- Хорза по-прежнему не смотрел на него. -- Мы включим ток на станции "семь", а там уже не потребуется много времени выследить мозг. -- Твоего мистера Адеквата, кажется, странно мало волнуют вольности, которые мы позволяем себе в отношении его железной дороги, -- заметил робот. Хорза посмотрел на мусор и обломки рядом с поездом, пожал плечами и продолжал что-то мастерить в шлеме. -- Может, ему просто все равно, -- сказал он. -- Или, может быть, его все это просто смешит? -- выразил свое мнение Юнаха-Клосп. Хорза посмотрел на него. Робот продолжал: -- В конце концов, эта планета монумент смерти. Священное место. А может, она еще и алтарь, и мы просто приносим себя в жертву богам? Хорза покачал головой. -- Мне кажется, в твоих схемах фантазии убрали предохранители, машина, -- сказал он и снова занялся шлемом. Юнаха-Клосп издал шипящий звук и вернулся к Вабслину, который возился во внутренностях индикатора массы. Робот посмотрел на него. -- Что вы имеете против машин, Хорза? -- Бальведа прервала свою прогулку и остановилась перед ним, время от времени потирая нос и уши. Хорза со вздохом отложил шлем. -- Ничего, Бальведа, пока они знают свое место. Бальведа в ответ шмыгнула носом и пошла дальше. -- Ты сказал что-то смешное? -- крикнула с рампы Йелсон. -- Я сказал, что машины должны знать свое место. Это замечание не из тех, что в Культуре считаются хорошим тоном. -- Да. -- Йелсон, до сих пор не спускавшая глаз с идиранина, опустила взгляд на покрытую шрамами переднюю часть своего скафандра, где в него попал заряд плазмы. -- Хорза? -- сказала она. -- Мы могли бы где-нибудь поговорить? Не здесь. Хорза поднял на нее взгляд. -- Конечно, -- ответил он удивленно. Вабслин сменил Йелсон на рампе. Юнаха-Клосп подлетел, притушив огни, к Нейсину. Робот в туманном силовом поле держал инъектор. Йелсон, проходя мимо него, остановилась. -- Как его дела? -- спросила она машину. -- А как он выглядит? -- сказал в ответ Юнаха-Клосп и усилил свет своих ламп. Йелсон и Хорза ничего не ответили. Робот снова притушил огни. -- Может, продержится еще несколько часов. Йелсон направилась к входу в туннель, ведущий к транзитной трубе. Хорза последовал за ней. Внутри туннеля, как только они скрылись из поля зрения остальных, Йелсон остановилась и повернулась к Оборотню. Кажется, она подыскивала слова и никак не могла найти. Она сняла шлем и привалилась к искривленной стене туннеля. -- Какие проблемы, Йелсон? -- спросил он и попытался схватить ее ладонь, но она скрестила руки. -- У тебя появились сомнения, желаешь ли ты и дальше участвовать в поисках? -- Нет, -- сказала она, -- я буду продолжать. Я хочу увидеть этот проклятый супермозг. Мне все равно, кому он достанется или пусть вообще просто взлетит на воздух, но я хочу его найти. -- Никогда бы не подумал, что это для тебя так важно. -- Мне это стало важно. -- Она отвела взгляд в сторону, потом снова посмотрела на него и неуверенно улыбнулась. -- Черт побери, я в любом случае иду с вами... хотя бы присмотреть, чтобы ты не попал в трудное положение. -- Я думал, ты в последнее время немного отдалилась от меня, -- сказал он. -- Да, -- призналась Йелсон. -- Ну, я была не... ах... -- Она тяжело вздохнула. -- К черту, зачем это? -- Так что же? Она пожала плечами. Ее маленькая взлохмаченная головка контуром выделялась на фоне далекого света. -- Ой, Хорза, -- сказала она и издала короткий хрюкающий смешок. -- Ты мне не поверишь. -- Во что не поверю? -- Не знаю, стоит ли тебе рассказывать. -- Расскажи, -- попросил он. -- Я не надеюсь, что ты поверишь, а если поверишь, то не уверена, что тебе это понравится. Я серьезно. Может, мне все-таки не стоит... Голос ее звучал почти огорченно. Хорза тихонько засмеялся. -- Продолжай уж, Йелсон. Ты сказала уже слишком много, чтобы передумать. К тому же подчеркнула, что ты не из тех, кто увиливает. Так что это? -- Я беременна. Сначала он решил, что ослышался, и уже хотел отпустить шутку по поводу услышанного, но часть его мозга перемотала назад звуки, которые произвел ее голос, и прокрутила их снова. И он понял, что это именно то, что она сказала. Она была права. Он не поверил. Он не мог поверить. -- Не спрашивай, уверена ли я. -- Йелсон опустила голову, поигрывая своими пальцами, и смотрела на них или в темный пол. Ее обнаженные руки торчали из рукавов скафандра. Она стиснула пальцы. -- Уверена. -- Она подняла лицо, хотя он все равно не мог видеть ее глаз, а она -- его. -- Я была права, да? Ты мне не веришь! По-моему, от тебя. Поэтому я тебе и говорю. Я бы ничего не сказала, если бы... если бы ты... если бы это произошло просто случайно. -- Она пожала плечами. -- Я думала, что ты заподозришь это, когда спросила тебя о дозе излучения, которую мы все поймали... А теперь ты удивляешься, как это могло случиться, верно? -- Ну... -- Хорза откашлялся. -- Это же в принципе невозможно. Мы... мы ведь относимся к разным видам. -- Объяснение есть, -- вздохнула Йелсон, тиская и сцепляя пальцы и глядя вниз, -- но я думаю, что оно тебе не понравится. -- Ну-ка, попытайся! -- Это... ну... Моя мать... она жила на скале. На путешествующем астероиде, одном из многих, ты же знаешь. Одном из самых старых; он... ну просто путешествовал вокруг Галактики, возможно, восемь или девять тысяч лет, и... -- Минуточку, -- перебил ее Хорза, -- одном из чьих старейших? -- Мой отец был мужчиной... мужчиной с планеты, где однажды останавливалась эта скала. Мать говорила, что когда-нибудь снова туда вернется, но так никогда и не вернулась. Я говорила ей, что как-нибудь съезжу туда, только чтобы увидеть его, если он еще жив... Чистая сентиментальность, я полагаю, но я сказала, что хочу это сделать, и когда-нибудь сделаю, если выберусь из этого дела. -- Она опять издала короткий полусмешок-полухрюканье и на секунду отвела взгляд от своих беспокойных пальцев, чтобы посмотреть в темную пещеру станции. Потом повернулась лицом к Оборотню, и ее голос вдруг зазвучал настойчиво, почти умоляюще. -- Я по своему рождению только наполовину из Культуры, Хорза. Я покинула скалу, как только стала достаточно взрослой, чтобы правильно целиться из своего ружья. Я знала, что Культура -- неподходящее для меня место. Я наследовала искусственно измененные гены для межвидового спаривания. До сих пор я никогда над этим не задумывалась. Зачатие вроде бы может произойти при сознательном волевом решении... или хотя бы нужно перестать не хотеть беременности, но на этот раз было не так. Возможно, я как-то ослабила свою бдительность. Это не было сознательным решением, Хорза, правда, не было; ничего подобного мне и в голову не приходило. Это просто случилось. Я... -- И давно ты об этом знаешь? -- спокойно спросил Хорза. -- Я знала это еще на "ВЧВ". За несколько дней до посадки здесь. Не могу точно припомнить. Сначала я не поверила. Но я знаю, что это правда. Послушай... -- Она наклонилась ближе к нему, и в ее голосе снова послышался умоляющий оттенок, -- я могу сделать аборт. Даже от того, что я буду о нем думать, у меня произойдет выкидыш, если ты хочешь. Возможно, я сделала бы это давно, но ты же мне рассказывал, что у тебя нет ни семьи, ни вообще никого, кто продолжал бы носить твое имя, и я подумала... мое имя меня не волнует... я думала просто, что ты... -- Она замолчала, вдруг откинула голову назад и провела пальцами по коротким волосам. -- Прекрасная мысль, Йелсон, -- сказал Хорза. Йелсон немо кивнула и снова начала теребить свои пальцы. -- Я оставляю выбор тебе, Хорза, -- сказала она, не глядя на него. -- Я могу его сохранить. Могу дать ему расти. Я могу, пока он в этой стадии... Все зависит от тебя. Возможно, я просто не хочу быть вынужденной принимать решение; я имею в виду, я не так благородна и самоотверженна, но так уж есть. Тебе решать. Черт знает, что за страшную смесь я в себе ношу, но я подумала, что тебе нужно об этом знать. Потому что ты мне нравишься и... потому что... я не знаю... потому что настало время, чтобы я сменила что-то на кого-то. -- Она тряхнула головой, и в ее голосе зазвучали растерянность, мольба о прощении и смирение -- все одновременно. -- Или, возможно, потому, что мне хотелось сделать что-то, что нравится мне самой, как обычно. Ох... Он протянул ей навстречу руки и подошел поближе. Она вдруг кинулась к нему и крепко обняла. Скафандры делали объятие затруднительным, и Хорзе пришлось изогнуть спину, но он прижал ее к себе и нежно начал баюкать взад и вперед. -- Он будет только на четверть из Культуры, Хорза, если ты этого хочешь. Мне жаль, что я перекладываю решение на тебя. Но если ты не хочешь ничего об этом знать, то я еще раз подумаю и приму свое решение. Он все еще часть меня, поэтому я, возможно, вообще не имела права спрашивать тебя. Я действительно не хотела... -- Она тяжело вздохнула. -- О Боже, я не знаю, Хорза, я просто не знаю. -- Йелсон... -- Он подумал, что хотел сказать. -- Мне совершенно наплевать, что твоя мать из Культуры. Мне наплевать, почему случилось то, что случилось. Если ты хочешь взять это на себя, я рад. И если это скрещивание, мне тоже наплевать. -- Он немного отодвинул ее от себя и посмотрел в темноте на ее лицо. -- Я чувствую себя польщенным и благодарен тебе. Это хорошая идея. И, как сказала бы ты: к черту, что с того? Он рассмеялся, и она засмеялась вместе с ним, и они крепко обнялись. Он почувствовал в своих глазах слезы, хотя смеялся-то прежде всего над абсурдностью ситуации. Лицо Йелсон лежало на твердом плече его скафандра рядом с лазерным ожогом. Ее тело немного дрожало. Позади них на станции легко зашевелился умирающий. Его стоны без всякого эха упали в холод и тьму. Он еще немного подержал ее в объятиях. Потом она отодвинулась, чтобы посмотреть ему в глаза. -- Остальным не говори. -- Конечно, если ты не хочешь. -- Спасибо, -- сказала она. В тусклом свете фонаря скафандра засветился пушок на ее лице и волосы на голове, как туманная атмосфера вокруг планеты, на которую смотришь из космоса. Он еще раз притянул ее к себе, не зная, что сказать. Отчасти, конечно, от неожиданности... плюс факт, что то, что существовало между ними, после ее саморазоблачения стало настолько важным, что он боялся сказать что-нибудь не то, сделать ошибку. Он не может допустить, чтобы ситуация приняла слишком большое значение, пока не может. Это было, возможно, величайшим комплиментом, какой ему когда-либо делали, но именно его ценность и пугала его, сбивала с толку. У него было чувство, что какое бы продолжение его имени или клана эта женщина ему ни предлагала, он пока не должен возлагать на это надежд. Призрак возможного наследства был все еще слишком слаб и где-то даже слишком беспомощен, чтобы тягаться с постоянной морозной полночью этого туннеля. -- Спасибо, Йелсон. Давай сначала доведем до конца это дело, а тогда нам будет легче принять решение. Но даже если ты потом изменишь свое мнение, все равно спасибо. Это было все, что он мог сказать. Они вернулись назад в темную пещеру станции. Робот как раз закрывал легкой пленкой недвижное тело Нейсина. -- А, это вы, -- сказал он. -- Я не видел смысла звать вас. -- Он понизил голос. -- Все равно вы ничего не смогли бы сделать. -- Доволен? -- спросил Оборотня Эвигер, когда они положили тело Нейсина рядом с Доролоу. Они стояли рядом с посадочным мостиком, где Йелсон снова стояла на посту возле лежащего без сознания идиранина. -- Мне очень жаль Нейсина и Доролоу, -- ответил старику Хорза. -- Мне они тоже нравились; я могу понять, что это мучает и тебя. Ты не обязан оставаться с нами; если хочешь, возвращайся на поверхность. Там сейчас безопасно. Весь отряд устранен. -- Ты устранил и большинство из нас, -- горько заявил Эвигер. -- Ты ничем не лучше Крайклина. -- Заткнись, Эвигер! -- сказала сверху Йелсон. -- Ты пока жив. -- А тебе было не так уж плохо, не правда ли, юная дама? -- сказал ей Эвигер. -- Тебе и твоему другу. Йелсон мгновение помолчала. -- Ты мужественнее, чем я думала, Эвигер. Только не забывай, что мне не помешает, что ты старше и меньше меня. Если хочешь получить пинка по яйцам... -- она кивнула и надула губы, не сводя глаз с вялого тела идиранского офицера, -- то я охотно позабочусь об этом, старик. Мимо прошла Бальведа, подхватила старика под руку и хотела увести. -- Эвигер, -- сказала она, -- я хочу рассказать тебе, как однажды... Но Эвигер оттолкнул ее и пошел прочь один. Напротив вагона с реактором он сел спиной к стене. Хорза посмотрел на него через перрон. -- Неплохо бы ему обратить внимание на измеритель радиации, -- сказал он Йелсон. -- Возле реактора довольно горячо. Йелсон грызла вторую плитку рациона. -- Пусть этот старый мерзавец немного поджарится, -- ответила она. Ксоксарл просыпался. Йелсон наблюдала, как к нему возвращается сознание. -- Ты не хочешь сказать этому большому чудовищу, чтобы он спустился с рампы, Хорза? -- крикнула она. Ксоксарл посмотрел вниз на Хорзу и с трудом поднялся на ноги. -- Не трудись, -- сказал он на марайне. -- Я умею лаять на этом жалком заменителе языка не хуже тебя. -- Он повернулся к Йелсон. -- После тебя, мужчина! -- Я женщина, -- проворчала Йелсон и показала ружьем вниз. -- Давай, давай, пошевеливай своей тройной задницей! Антиграв скафандра Хорзы отремонтировать было невозможно. Юнаха-Клосп не мог нести Ксоксарла. Значит, им придется идти. Эвигер мог лететь, Вабслин и Йелсон тоже, но Бальведе и Хорзе ничего не оставалось, кроме как меняться местом на поддоне, а Ксоксарлу предстоял пеший марш больше двадцати семи километров к станции "семь". Они оставили тела погибших у двери в транзитную шахту, откуда их потом можно будет забрать. Хорза бросил бесполезный оплавленный кусок, который был когда-то дистанционно управляемым роботом мозга, на пол и расплавил его лазером. -- Тебе от этого полегчало? -- спросил Эвигер. Хорза посмотрел на старика, который парил в своем скафандре, готовый полететь вслед за остальными в туннель. -- Хочу тебе кое-что сказать, Эвигер. Если хочешь сделать что-нибудь полезное, взлети-ка на эту посадочную рампу и сделай несколько выстрелов в голову вон тому товарищу Ксоксарла, чтобы мы были уверены, что он действительно мертв. -- Слушаюсь, капитан, -- шутливо отсалютовал Эвигер и двинулся по воздуху к рампе, где лежал труп идиранина. -- О'кей, -- сказал Хорза остальным. -- Идем! Когда они добрались до отверстия пешеходного туннеля, Эвигер приземлился на среднем уровне посадочной площадки. Бронированный скафандр идиранина был покрыт ожогами и дырами. Существо потеряло руку и ногу, все вокруг было покрыто черной высохшей кровью. Голова идиранина с одной стороны обуглилась, и там, где ее пинал Эвигер, кератин был разорван прямо под левой глазницей. Неподвижный открытый глаз мертвеца смотрел на него. Он слабо сидел в своем костистом полушарии и из него вытекало что-то вроде гноя. Эвигер направил ружье в голову и установил его на одиночные выстрелы. Первый луч снес поврежденный глаз, второй пробил дыру в лице под тем, что могло быть носом существа. Из дыры хлынул поток зеленой жидкости и попал на грудь скафандра Эвигера. Он полил на это свинство немного воды из фляжки и дал ей стечь. -- Грязь, -- пробормотал он про себя и повесил ружье на плечо, -- все, все... грязь. Они не прошли по туннелю и пятидесяти метров -- Эвигер как раз появился в отверстии и полетел вслед за ними, -- когда Вабслин вскрикнул: -- Посмотрите! Они остановились и посмотрели на экран индикатора массы. Почти в центре толстой зеленой линии было серое пятно, след реактора в поезде позади них, который обманул своим атомным костром их индикатор. На самом краю экрана, точно прямо и более чем в двадцати шести километрах от них можно было видеть другое эхо. Это было не серое пятно, не фальшивый след. Там на экране горела жесткая, яркая, как звезда, световая точка. ЧАСТЬ XII КОМАНДНАЯ СИСТЕМА: МАШИНЫ -- ...небо, как колотый лед, режущий до мозга костей. Большую часть дороги было слишком холодно для снегопада, но однажды одиннадцать дней и ночей по ледяному полю, которым мы шли, дул снежный ураган, воющий, как зверь, и кусающий, как сталь. По твердой, замерзшей земле единым потоком текли ледяные кристаллы. Нельзя было ни смотреть, ни дышать, ни держаться на ногах. Мы вырыли нору, низкую и холодную, и лежали в ней, пока не прояснилось. Мы маршировали -- израненная, отбившаяся толпа. Некоторых мы потеряли, так как у них замерзла кровь. Один просто исчез, ночью, во время снежной бури. Некоторые умерли от ран. Мы теряли их одного за другим, наших товарищей и наших слуг. Каждый из них предлагал нам использовать их тела с наибольшей пользой, как только они умрут. У нас было так мало пищи; мы все знали, что это могло означать, и все были к этому готовы. Называй это великой или благородной жертвой. Если на этом воздухе заплакать, слезы на морозе замерзают с хрустом, как от разбивающегося сердца. Горы. Перевалы, к которым мы поднимались; голодные, в таком разреженном горьком воздухе. Снег был белым порошком, сухим, как пыль. Вдохнешь его, промерзаешь насквозь; снежные облака с потрескавшихся склонов, расступающиеся под ногами, обжигающие горло, как впрыснутая кислота. Я видел радугу в хрустальных шлейфах льда и снега, которые мы производили при своем продвижении вперед, и постепенно начинал ненавидеть эти цвета, эту морозную сухость, разреженный высотный воздух и темно-синее небо. Мы пересекли три ледника. Двое наших товарищей сорвались в трещины и падали до тех пор, пока мы уже не могли их ни видеть, ни слышать; глубже, чем доносится эхо. В глубине горного кольца мы попали в болото; оно лежало в котловине, подобно могиле всех наших надежд. Мы были слишком медлительны, слишком парализованы, чтобы спасти нашего кверла, который вошел в него и утонул. Мы думали, этого не может быть, в таком-то климате, таком холодном, несмотря на слабый солнечный свет. Мы думали, болото должно было замерзнуть, и увиденное нам только показалось, и вот сейчас наш взор прояснится, и кверл вернется к нам, вовсе не утонувший в этой темной каше. Это было нефтяное болото, мы слишком поздно это поняли; уже после того, как смоляные глубины взяли с нас дань. На следующий день, когда мы искали путь на другую сторону, температура еще понизилась. Застыла даже эта топь, и мы быстро ее перешли. Среди окружавшей нас чистой воды мы постепенно начинали страдать от жажды. У нас не было почти ничего, кроме собственных тел, чтобы растопить снег, а когда мы до одурения ели эту белую пыль, холод парализовывал наши тела, замедлял речь и продвижение вперед. Но мы маршировали дальше, хотя холод высасывал нас независимо от того, бодрствовали мы или пытались спать, и жесткое солнце слепило нас в полях сверкающей белизны и наполняло наши глаза болью. Ветер обжигал, снега хотели поглотить, горы, как черное стекло, преграждали путь, а ясными ночами над нами насмехались звезды. Но мы шли вперед. Почти две тысячи километров, малыш, с тем мизером провианта, который мы смогли взять из обломков, с тем жалким снаряжением, которое "зверь"-барьер не превратил в металлолом, и с нашей собственной решимостью. Нас было сорок четыре, когда мы покинули крейсер, двадцать семь, когда начали путь сквозь снега -- восемь идиран и девятнадцать из народа меджелей. Закончили путешествие двое из нас и шестеро наших слуг. Тебя удивляет, что мы напали на первое же место, где были свет и тепло? Удивляет, что мы просто брали не спрашивая? Мы видели смерть храбрых воинов и верных слуг, они исчезали один за другим, как будто их глотал ледяной ветер. Мы смотрели в безоблачное и безжалостное небо мертвой и чужой планеты и спрашивали себя, кто кого будет есть, когда наступит утро. Сначала мы подшучивали над этим, но потом, когда прошагали тридцать дней и большинство из нас нашли свой конец в ледовых трещинах, в горных ущельях или в наших желудках, нам это уже не казалось таким смешным. Я думаю, среди последних -- они, возможно, уже считали, что мы заблудились -- некоторые умирали просто от отчаяния. Мы убили наших друзей-людей, этих Оборотней. Одного я убил собственными руками. Другой, спящий, пал жертвой одного из меджелей. Тот, что в комнате управления, храбро дрался, а когда понял, что пропал, разрушил многие приборы. Я отсалютовал ему. Там был еще один, который начал обороняться, в комнате, где они хранили вещи. Он тоже храбро пал. Ты не должен слишком о них печалиться. Я встану перед своими командирами с правдой в глазах и в сердце. Они не осудят меня, а наградят, если мне доведется их когда-либо увидеть. Хорза шел за идиранином по туннелю, пока Йелсон отдыхала от охраны этого большого трехногого. Оборотень приказал Ксоксарлу рассказать, что произошло с группой, которая достигла планеты внутри "зверя" чай-хиртси, и идиранин ответил ему этим эпосом. -- Спящая, -- сказал Хорза. -- Что, человек? -- загрохотал в туннеле голос Ксоксарла. Он не оборачивался при разговоре; в чистом воздухе пешеходного туннеля, ведущего к станции "семь", его могучий бас был без труда слышен даже Вабслину и Эвигеру, образующим прикрытие маленькой пестрой группы. -- Вы снова ошиблись, -- устало сказал Хорза в затылок идиранину. -- Во сне была убита женщина. -- Ну, о ней позаботился меджель. Мы сложили всех в коридоре. Кое-что из их пищи оказалось съедобным. И божественным на вкус. -- Давно это было? -- спросил Хорза. -- Дней восемь назад, по-моему. Здесь внизу трудно следить за временем. Мы сразу же попытались изготовить датчик аномалий массы, потому что он представлял для нас огромную ценность, но не добились успеха. У нас было только то, что осталось неповрежденным на базе Оборотней. Большая часть нашего снаряжения была разрушена "зверем"-барьером, многое мы вынуждены были бросить, когда начали марш от чай-хиртси, или дорогой, когда один за другим умирали. -- Вы наверняка сочли большой удачей, что так легко нашли мозг. -- Хорза держал ружье направленным на шею большого идиранина и непрерывно наблюдал за ним. Пусть Ксоксарл ранен -- Хорза знал об этом виде достаточно, чтобы понять по походке командира отделения, что тот страдает от боли, -- но опасным он был по-прежнему. Хорзу вовсе не угнетало, что он говорил; это убивало время. -- Мы знали, что мозг поврежден. Когда мы нашли его на станции "шесть", он не двигался и ничем не показал, заметил ли нас, и мы предположили, что это из-за повреждения. Мы уже знали, что ты идешь; еще день назад. Мы приняли свою удачу, не ломая голову, и начали подготовку к побегу. Ты остановил нас в последнюю минуту. Еще несколько часов -- и этот поезд уехал бы. -- Куда вероятнее, что вы превратили бы себя в радиоактивную пыль, -- поправил идиранина Хорза. -- Думай, что угодно, карлик. Я знал, что делал. -- Еще бы, -- скептически сказал Хорза. -- Почему вы забрали все оружие и оставили меджеля на поверхности безоружным? -- Мы собирались оставить в живых одного из Оборотней и допросить его, но не получилось. Разумеется, по нашей вине. Удайся нам это, мы могли бы удостовериться, что здесь внизу действительно никого нет. Мы ведь так долго добирались. Мы взяли с собой вниз все оружие и слуге на поверхности оставили только коммуникатор, чтобы... -- Коммуникатора мы не нашли, -- перебил его Хорза. -- Хорошо. Он должен был его прятать, когда не использовал для сообщений. Мы сделали это, чтобы хоть немного той огневой мощи, которая у нас была, иметь там, где она могла потребоваться больше всего. Как только мы выяснили, что находимся здесь одни, мы отправили одного из слуг с оружием для постового наверху. К несчастью, он, судя по всему, вышел туда сразу после вашего появления. -- Будьте спокойны, -- сказал Хорза, -- он хорошо делал свое дело. Чуть не отстрелил мне голову. Ксоксарл засмеялся, и Хорза немного вздрогнул при этом звуке. Он был не только громким, он был так ужасен, как никогда не бывал смех Ксоралундры. -- Тогда его рабская душа упокоилась, -- загрохотал Ксоксарл. -- Большего его род требовать не может. Хорза отказывался от отдыха, пока они не преодолели половину пути до станции "семь". Они устроили привал в пешеходном туннеле. Идиранин был дальше всех внизу туннеля. Хорза опустился напротив него метрах в шести с ружьем наготове. Йелсон села рядом с ним. -- Хорза, -- сказала она, оглядев его скафандр, а потом свой, -- мне кажется, мы могли бы использовать антиграв моего скафандра; он ведь съемный. Мы могли бы укрепить его на твоем скафандре. Пусть немного некрасиво, но работать будет. -- Она заглянула ему в лицо, и он ненадолго отвел взгляд от Ксоксарла. -- Я еще справляюсь, -- сказал он. -- Антиграв пока оставь. -- Он ласково толкнул ее свободной рукой и понизил голос. -- Ведь в тебе же сейчас немного больше веса. -- Йелсон так пихнула его локтем, что он немного прокатился по полу туннеля и, притворно сморщившись от боли, потер бок. -- Ой-ой-ой! -- Лучше бы я тебе не рассказывала, -- заявила Йелсон. -- Бальведа? -- вдруг спросил Ксоксарл. Он повернул свое большое тело, посмотрел мимо Хорзы и Йелсон, через поддон и робота Юнаху-Клоспа, мимо Вабслина, рассматривающего датчик массы, и Эвигера вверх по туннелю, на то место, где к стене привалилась, закрыв глаза, агент Культуры. -- Да, командир отделения? -- Бальведа открыла спокойные глаза и посмотрела на идиранина. -- Оборотень говорит, ты из Культуры. Такую роль он отвел тебе. Он пытается убедить меня, что ты шпионка. -- Ксоксарл склонил голову набок и всмотрелся в темную трубу туннеля. -- Ты кажешься мне пленницей этого мужчины. Ты подтверждаешь то, что он говорит? Бальведа медленно, почти нагло перевела взгляд с Хорзы на идиранина. -- То, что он говорит, к сожалению, правда, командир отделения. Идиранин поводил головой из стороны в сторону, прищурил глаза и загремел: -- Очень странно. Не могу представить, зачем вам всем обманывать меня или почему этот мужчина имеет над вами такую власть. Но та история, что он мне рассказа