арочными аппаратами, суставчатыми захватами, запчастями, гигантскими лебедками и подъемниками. Поезд был по-настоящему интересен; древняя технология создала вещи, которые можно было посмотреть, потрогать и исследовать, но Юнаха-Клосп прежде всего радовался возможности побыть одному. Через несколько дней общество людей начало его утомлять и больше всего приводило в отчаяние поведение Оборотня. Этот человек был нетерпим к другим видам! Считать меня только машиной? -- думал Юнаха-Клосп. Да как он мог на такое осмелиться! Приятно было сознавать, что тогда, в туннеле, он отреагировал первым и спас жизнь некоторым -- возможно, даже этому неблагодарному Оборотню, -- отправив Ксоксарла в нокаут. Как ни неохотно он признавался себе в этом, но робот гордился тем, что Хорза поблагодарил его. Но происшествие в принципе не изменило взглядов этого человека. Вероятно, он скоро совсем забудет, что произошло, или убедит себя, что это было лишь нечаянным поступком сбитой с толку машины. Его чувства, причины, почему он рисковал повредить себя, чтобы защитить людей, знал только сам Юнаха-Клосп. Более того, он должен был их знать, жалобно сказал он себе. Возможно, он не должен был предпринимать никаких усилий; возможно, он должен был спокойно наблюдать, как идиранин их расстреливает. То, что он сделал, просто казалось ему в то мгновение правильным. Дурак, обругал себя Юнаха-Клосп. Он двигался сквозь ярко освещенные, жужжащие помещения поезда, словно отделившаяся часть этого большого механизма. Вабслин почесал голову. На пути к кабине управления он остановился перед вагоном с реактором. Некоторые его двери никак не хотели открываться. Должно быть, они были оборудованы замками безопасности, управляемыми, вероятно, с мостика, или летной палубы, или как там еще называлось это маленькое помещение в голове поезда, где находилось управление. Тут он вспомнил о приказе Хорзы и выглянул из окна. Эвигер сидел на поддоне, ружье смотрело на спокойно стоящего у опоры идиранина. Вабслин втянул голову назад и еще раз попытался открыть дверь, ведущую через вагон с реактором. Потом тряхнул головой. Рука и ладонь слабели. Над ним стояли ряды сидений с пустыми экранами напротив. Он тащил себя вдоль нижних частей сидений. Он уже почти добрался до коридора, ведущего в передний вагон. Он не знал, как одолеет этот коридор. Есть ли там что-нибудь, за что можно держаться? Бессмысленно сейчас ломать над этим голову. Он ухватился за ближайшее сиденье и подтянул себя. С террасы, ведущей из ремонтной зоны, они видели передний поезд, в котором был робот. Возвышаясь над углубленным полом охранного отсека, сверкающий поезд затаился в маленьком полутуннеле, тянувшемся вдоль задней стены. Он очень походил на длинный и тонкий космический корабль, а темная скала вокруг -- на беззвездный космос. Йелсон разглядывала спину агента Культуры и хмурилась. -- Очень уж она послушна, Хорза, -- сказала она тихо, чтобы ее мог слышать только Оборотень. -- Мне это только на руку, -- ответил Хорза. -- Чем послушнее, тем лучше. Йелсон чуть качнула головой, не сводя глаз с женщины впереди. -- Нет, она хочет нас убаюкать. У нее еще есть карта, которой можно сыграть, и она только ждет, когда наступит подходящий момент. -- Ты себе вообразила, -- сказал Хорза. -- Это твои гормоны; ты подавлена и поэтому выдумываешь всякие подозрения и предчувствия. Она перевела хмурый взгляд с Бальведы на Оборотня. Глаза ее сузились. -- Что? Хорза поднял свободную руку и улыбнулся. -- Шутка. Йелсон по-прежнему хмурилась. -- Она что-то задумала. Я знаю. Я чувствую, -- сказала она и кивнула сама себе. * * * Квейанорл протащил себя по коридору, отодвинул дверь в вагон и медленно пополз по полу. Постепенно он забыл, зачем и куда двигался. Он знал, что должен продержаться, двигаться вперед, ползти дальше, но уже не мог точно припомнить, какой цели все это служило. Поезд превратился в лабиринт пыток, разработанный для того, чтобы причинять ему боль. Я тащу себя к своей смерти. Даже если я ослабну совсем и не смогу больше ползти, все как-то образуется. Я помню, что о чем-то думал какое-то время назад, но о чем я тогда думал? Умру ли я, если доберусь в кабину управления поезда и продолжу свое путешествие по другую сторону смерти? Об этом я думал? Я, как маленький ребенок, ползу по полу... Иди ко мне, малыш, говорит поезд. Мы что-то искали, но я уже не помню... точно... что... это... Они осмотрели большую пещеру. Потом поднялись по лестнице к галерее, ведущей к жилищам и складам станции. Бальведа стояла у края широкой террасы, тянувшейся на половине высоты между полом и потолком вокруг пещеры. Йелсон наблюдала за агентом Культуры, пока Хорза открывал двери в жилые помещения. Бальведа смотрела через широкую пещеру. Ее худые ладони покоились на ограждении. Его верхний край был на уровне ее плеч; высота бедер людей, которые когда-то построили Командную Систему. Вблизи места, где стояла Бальведа, в пещеру вел мостовой кран. Он свисал на тросах с потолка и тянулся до террасы на другой стороне, где в скалы убегал узкий, ярко освещенный туннель. Бальведа смотрела через длинный мост на далекое отверстие туннеля. В голове Йелсон мелькнула мысль, не думает ли агент о побеге, но она знала, что она этого не сделает. А потом подумала, что она сама, возможно, желает, чтобы Бальведа сделала попытку, только чтобы выстрелить в нее и избавиться. Бальведа отвела взгляд от узкого мостика. Ксоксарл повел плечами. Витки проволоки немного сдвинулись, соскользнули вверх. Человек, охранявший его, выглядел усталым, возможно, даже сонным, но Ксоксарл не знал, долго ли будут отсутствовать остальные. В данное мгновение он не мог позволить себе сделать многое, так как Оборотень, вернувшись, может заметить, что проволока сидит уже не так прочно. Но даже если события будут развиваться не лучшим образом, все же, очевидно, был велик шанс, что люди не найдут эту якобы разумную вычислительную машину. В таком случае лучшее решение -- ничего не предпринимать. Тогда он позволит им взять его на корабль. Вероятно, этот называвший себя Хорзой человек собирается потребовать за него выкуп. Это казалось Ксоксарлу самым правдоподобным объяснением тому, что его оставили в живых. Возможно, флот заплатит за возврат воина, хотя семье Ксоксарла было запрещено делать что-либо подобное, да и семья была небогатой. Он никак не мог решить для себя, оставаться в живых и попытаться смыть позор пленения и продажи будущими делами или напрячь все силы, чтобы вырваться из плена или умереть? Ему больше нравилось действовать; таким было вероисповедание воина. Если сомневаешься, действуй! Старик встал с поддона и обошел вокруг. Он подошел достаточно близко к Ксоксарлу, чтобы проверить проволоку, но бросил на нее лишь беглый взгляд. Ксоксарл разглядывал лазерное ружье охранника. Его большие ладони, связанные за спиной, медленно открылись и закрылись; он сам даже не осознал этого. Вабслин добрался до палубы управления в голове поезда. Он снял и положил шлем на пульт, стараясь не задеть ни одного регулятора, и только прикрыв несколько мелких неосвещенных панелей. Стоя в центре палубы, он зачарованно огляделся широко раскрытыми глазами. Поезд под ногами слабо вибрировал. Шкалы и измерительные приборы, экраны и панели демонстрировали готовность к работе. Регуляторы располагались перед двумя гигантскими креслами, с которых можно было смотреть поверх пульта сквозь бронированное стекло, образующее часть круто падающего носа поезда. Туннель впереди был темным; лишь на боковых стенах горели несколько маленьких ламп. В пятидесяти метрах дальше за сложным расположением стрелок рельсы расходились в два туннеля. Один шел прямо, и в нем Вабслин видел задний конец стоящего впереди поезда, другой делал дугу вокруг ремонтных и обслуживающих пещер и вел к следующей станции. Вабслин протянул руку над пультом управления и потрогал стекло, чтобы почувствовать холодную и гладкую поверхность, и улыбнулся про себя. Стекло, не обзорный экран. Это в его вкусе. Эти строители знали голографические экраны, сверхпроводники и магниты -- и все это применили в транзитных трубах, -- но для своего главного детища не постеснялись придерживаться явно примитивной, но зато более надежной технологии. Поэтому поезд имел окна из бронестекла и бегал по металлическим рельсам. Вабслин медленно потер ладони и пробежал взглядом по множеству приборов и регуляторов. -- Мило, -- прошептал он и спросил себя, удастся ли разобраться, какие регуляторы открывают запертые двери вагона-реактора. Квейанорл добрался до палубы управления. Она была невредимой. Если смотреть с пода, она состояла из металлических оснований сидений, нависших пультов управления и ярких ламп на потолке. Он тащил себя по полу, истязаемый болью, бормоча про себя и пытаясь вспомнить, зачем прополз весь этот путь. Он приложил лицо к холодному полу палубы. Поезд напевал ему, вибрировал под ним. Поезд жил; он был поврежден и, как и сам Квейанорл, уже никогда не будет здоровым, но он еще жил. Квейанорл намеревался что-то сделать, что он когда-то знал, что, но сейчас все ускользало из памяти. Ему хотелось плакать от разочарования, но казалось, что сил не было даже для слез. Что это было?-- спрашивал он себя (в такт вибрации поезда), я собирался... я хотел... что? Юнаха-Клосп осматривал на вагон-реактор. Сначала он был недоступным, но робот в конце концов отыскал путь через кабельную шахту. Он долго бродил по длинному вагону и выяснил, как функционировала эта система: абсорбирующие плиты предотвращали перегрев реактора, мощная экранировка урана должна была защищать чувствительные к излучению тела гуманоидов. Теплообменные трубы отводили тепло реактора к батареям маленького бойлера, где оно двигало парогенераторы, передающие энергию на колеса поезда. Очень уж примитивно, подумал Юнаха-Клосп. Сложно и примитивно одновременно. Многое могло выйти из строя, несмотря на все предохранительные устройства. Но если ему и людям придется ехать в этом архаичном атомно-пароэлектролокомотиве, будет разумно ограничить себя энергией главной системы. Робот решил про себя, что согласен с мнением Оборотня: идиране, должно быть, сошли с ума, когда пытались запустить в работу весь этот старый металлолом. -- Они в этих штуках спали?-- спросила Йелсон, увидев сеть. Они с Хорзой и Бальведой стояли в дверях большого спального зала давно умерших людей, когда-то работавших в Командной Системе. Бальведа попробовала одну из сеток. Они были похожи на открытые подвесные маты, натянутые между прикрепленными к потолку скобами. Примерно сотня их заполняла помещение, как рыбацкие сети, вывешенные для просушки. -- Можно подумать, что они считали их удобными, -- сказал Хорза и огляделся. Мозгу здесь спрятаться негде. -- Уходим! -- сказал он. -- Бальведа, идемте. Бальведа отпустила сетку, и та закачалась. Она охотно узнала бы, нет ли где-нибудь здесь действующей ванны или душа. Он ухватился за пульт, подтянулся изо всех сил и втащил тело на сиденье. Используя затылочные мускулы и болевшую ослабшую руку, он перевалил себя в кресло. Он двигал и вращал свое туловище. Одна из ног осталась висеть на нижней стороне сиденья. Он закричал и едва не свалился вниз. Наконец он устроился наверху. Он посмотрел над плотно теснившимися регуляторами через бронестекло в широкий туннель перед поездом. На черных стенах светились лампы; стальные рельсы, сверкая, змеились вдаль. Квейанорл рассматривал это тихое, спокойное место, и его охватило маленькое и злобное чувство победы. И он тут же вспомнил, зачем сюда приполз. * * * -- И тогда это будет он? -- спросила Йелсон. Они были в рубке управления, где контролировались сложные функции самой станции. Хорза включил несколько экранов и проверил показания, а теперь сидел на пульте и использовал дистанционно управляемые камеры станций, чтобы осмотреть все коридоры и помещения, туннели, шахты и пещеры. Бальведа села во второе большое кресло, забравшись в него с ногами, как ребенок в кресле для взрослых. -- Да, -- подтвердил Хорза. -- Эта станция отпадает; если мозг не прячется в одном из поездов, то его здесь нет. Он переключился на камеры других станций и просматривал их в порядке возрастания номеров. На станции "пять" он задержался и посмотрел с потолка пещеры на тела четырех меджелей и обломки примитивной боевой машины, которую построил мозг. Потом попробовал камеру станции "шесть"... Они еще не нашли меня. Я не могу их как следует слышать. Все, что я слышу, -- их мелкие шаги. Я знаю, что они здесь, но не могу сказать, что они делают. Удастся ли мне обмануть их? Я обнаружил детектор массы, но потом его сигнал снова исчез. Там есть еще один. Он у них с собой, здесь, но не может как следует функционировать. Возможно, я обманул их, как и надеялся, и этот поезд спасет меня. Какая ирония. Они взяли в плен идиранина? Я расслышал в их шагах какой-то другой ритм. Все идут пешком или у некоторых антигравы? Как они сюда добрались? Может, это Оборотни с поверхности? Я готов отдать половину моего накопителя информации за нового робота. Я в укрытии и одновременно в ловушке. Я не могу видеть и по-настоящему слышать. Ничего не могу, только чувствовать. Ненавижу. Я хочу знать, что происходит. Квейанорл уставился на регуляторы. До появления людей они с Ксоксарлом выяснили массу их функций. Теперь он должен попытаться все вспомнить. С чего следует начинать? Неуверенно покачиваясь в предназначенном для другой расы сиденье, он протянул руку. И перебросил ряд переключателей. Вспыхнули огоньки; он услышал щелчки. Так трудно вспомнить. Он трогал рычаги, переключатели и кнопки. Измерительные приборы и шкалы перескочили на новые значения. Замерцали экраны; начали мелькать цифры. Загудело и запищало. Без особой уверенности он решил, что находится на верном пути. Часть регуляторов была слишком далеко, чтобы до них дотянуться, и ему пришлось наполовину втянуть себя на пульт. При этом он внимательно следил, чтобы не задеть уже установленные регуляторы. Потом он снова задвинул себя на сиденье. Поезд гудел; чувствовалось, что он шевелится. Заработали моторы, зашипел воздух, запищали и защелкали громкоговорители. Он добился успеха. Поезд еще не двигался, но Квейанорл постепенно приближал его к той точке, когда он тронется. Вдруг взгляд его затуманился. Он заморгал и затряс головой, но его глаз был близок к тому, чтобы отказать совсем. Картина перед ним стала серой; приходилось вплотную придвигаться к регуляторам и экранам. Уходившие в черную даль огни на стенах туннеля снаружи начали тускнеть. Можно было подумать, что слабела энергия, но он знал, что дело не в этом. Голова болела, где-то глубоко внутри. Вероятно, из-за оттока крови, потому что теперь он сидел. Он быстро умирал, и причин для спешки теперь стало больше. Он нажимал кнопки, передвигал рычаги. Поезд должен был дернуться, но он стоял. Что еще? Он повернул голову; со стороны слепого глаза мигали светящиеся кнопки. Ну конечно: двери. Он ударил по соответствующему отделу пульта и услышал грохочущие и скрежещущие звуки. Большинство кнопок погасло. Но не все. Должно быть, некоторые двери заклинило. Другой регулятор отключил предохранительные схемы, и мигающие кнопки погасли. Он попробовал снова. Медленно, как зверь после зимней спячки, поезд Командной Системы потянулся во всю свою трехсотметровую длину. Вагоны съехались чуть теснее, изготовились. Квейанорл почувствовал легкое движение, и ему захотелось засмеяться. Удалось. Вероятно, ему понадобилось слишком много времени, вероятно, теперь уже было слишком поздно, но он все-таки совершил то, ради чего отправился в путь, несмотря на игравшую против него вероятность, несмотря на мучительную боль. Он взял командование над длинным серебристым животным, и если теперь ему хоть немного повезет, он заставит людей по крайней мере задуматься. И покажет "зверю"-барьеру, что он думает о его дорогом мемориале. Нервно, полный страха, что после всех его усилий и мучений все еще может не получиться, он ухватился за рукоятку, которая, как решили они с Ксоксарлом, регулировала подачу энергии на главные двигатели. И сдвинул ее на стартовую отметку. Поезд вздрогнул, застонал, но не сдвинулся. Его единственный глаз, который уже не видел ничего, кроме серой пелены, заплакал, начал истекать слезами. Поезд дернулся, снизу донесся звук рвущегося металла. Квейанорла едва не выбросило из кресла. Ему пришлось ухватиться за край кресла, наклониться и снова схватить регулятор энергии, который прыгнул в исходное положение. Шум в голове все нарастал; тело дрожало от усталости и возбуждения. Он снова двинул рычаг вперед. Обломки заблокировали какую-то из дверей. Под вагоном-реактором висел сварочный аппарат. Металлические полосы, вырванные из обшивки поезда, ощетинились, как ворс на плохо вычищенном пальто. Возле обоих посадочных мостиков прямо на рельсах лежали кучи обломков, а на один из вагонов рухнула целая рампа, та самая, на которой недавно лежал Ксоксарл. Co стоном и лязгом, как будто попытки сдвинуться с места причиняли ему такую же боль, как и Квейанорлу, поезд снова дернулся вперед. Он сдвинулся на пол-оборота колес и остановился, когда заклинившаяся рампа уперлась в посадочную площадку. Двигатели поезда взревели. На палубе управления завыли сирены, большинство в слишком высокочастотном звуковом диапазоне, чтобы их мог слышать раненый идиранин. Измерительные приборы замигали огнями, стрелки прыгнули в опасные зоны, экраны заполнились информацией. Рампа начала отрываться от поезда, оставляя зигзагообразные шрамы на поверхности вагонов. Поезд медленно осиливал путь вперед. Квейанорл увидел приближающееся отверстие туннеля. Обломки заскрежетали о передний посадочный мостик. Сварочный аппарат под вагоном-реактором процарапал гладкий пол, наткнулся на каменное ограждение ремонтной ямы, разлетелся и упал на пол ямы. Поезд медленно двигался дальше. Рампа, которая висела на нижней посадочной площадке, со скрежетом упала вниз и, ломая алюминиевые распорки и стальные трубы, срывая алюминиевую и пластиковую кожу с вагона, рухнула на рельсы. Колеса замедлились и натянулись сцепки между вагонами, пока медленно растущая, направленная вперед сила преодолевала рампу. Она согнулась, смялась, и колеса перекатились по ней, ударившись о рельсы на другой стороне, и продолжили по ним свой путь. Следующие колеса преодолели препятствие почти без паузы. Квейанорл выпрямился. Туннель надвинулся и поглотил поезд; станция вдруг исчезла. По обеим сторонам палубы управления деловито заскользили темные стены. Ряд стуков и ударов известил Квейанорла, что вагоны сзади него прошли по обломкам и покатились по сверкающим рельсам, мимо разрушенных мостиков, прочь от поврежденной станции. Первый вагон покинул ее со скоростью пешехода, следующий чуть быстрее, вагон-реактор в темпе быстрого шага, а последний вагон медленным бегом. Дым позади уходящего поезда втянулся в туннель, потом отхлынул назад и снова поднялся к потолку. ...Камера на станции "шесть", сцене огненной битвы, где погибли Доролоу и Нейсин и был оставлен мертвый идиранин, оказалась недействующей. Хорза несколько раз попытался включить ее, но экран оставался темным. Мигал индикатор повреждений. Хорза быстро осмотрел другие станции, потом выключил экран. -- Ну, похоже, все в порядке. -- Он встал. -- Возвращаемся к поезду! Йелсон сообщила об этом Вабслину и роботу. Бальведа скатилась с высокого сиденья, и они покинули помещение. Позади них экран контроля потребления энергии -- один из первых, который включил Хорза -- зарегистрировал высокое потребление энергии в цепи питания локомотивов, что означало, что где-то в туннелях Командной Системы двигался поезд. ЧАСТЬ XIII КОМАНДНАЯ СИСТЕМА: КОНЕЧНАЯ СТАНЦИЯ -- Можно и чересчур полагаться на собственные обстоятельства. Я имею в виду одну расу, которая когда-то выступила против нас... о, это было давно, тогда обо мне даже не думали. Эти существа полагали, что Галактика принадлежит им, и такую ересь они оправдывали кощунственной верой, основанной на их особой форме. Они были водными тварями; мозг и важнейшие органы у них располагались в большом центральном стручке, от которого исходило множество длинных рук или щупалец. Эти щупальца были толстыми у тела, а на концах тонкими и снабжены присосками. Их водяной бог якобы создал Галактику по их образу и подобию. Понимаешь? Они верили в это, потому что имели примерное физическое сходство с той большой линзой, которая является нашей общей родиной. Они заходили в этой аналогии настолько далеко, что сравнивали присоски на своих щупальцах с шаровыми скоплениями и считали, что именно поэтому Галактика принадлежит им. Несмотря на идиотизм этой языческой веры, она хорошо им служила, и они были могучими; действительно достойный уважения противник. -- Как они назывались? -- спросил Эвигер. -- Хм-м, -- громыхнул Ксоксарл. -- Они назывались... -- Идиранин задумался. -- ...По-моему... фанчи. -- Никогда о таких не слышал, -- сказал Эвигер. -- Разумеется, -- промурлыкал Ксоксарл. -- Ведь мы их истребили. Хорза пристально разглядывал что-то лежащее на полу перед дверью станции. Йелсон, не выпуская из виду Бальведу, скосила взгляд и спросила: -- Что ты там нашел? Хорза покачал головой и протянул было руку, чтобы поднять это с пола, но передумал. -- Кажется, насекомое, -- сказал он скептически. -- С ума сойти, -- равнодушно произнесла Йелсон. Бальведа приблизилась, чтобы посмотреть тоже; ружье Йелсон все время смотрело на нее. По полу туннеля ползло насекомое. -- Что оно тут делает, черт побери? -- сказал Хорза, и голос его выдал почти панику. Йелсон озабоченно задумалась. -- Наверное, мы принесли его с собой, -- сказала Бальведа и выпрямилась. -- Оно могло сидеть на поддоне или чьем-то скафандре. Хорза ударил кулаком по крошечному существу, раздавил его и растер по темной скале. Бальведа выглядела удивленной. Йелсон нахмурилась еще сильнее. Хорза посмотрел на пятно, оставшееся на полу туннеля, вытер перчатку и робко опустил взгляд. -- Мне очень жаль, -- сказал он Бальведе, как будто ему было неловко. -- Не удержался, вспомнил о той мухе в "Цели изобретения"... Как потом выяснилось, это было одно из ваших комнатных животных, помните? -- Он встал и быстро зашагал к станции. Бальведа кивнула и посмотрела на маленькое пятно на полу. -- Ну... -- она подняла брови, -- это тоже один из способов доказать свою невиновность. Ксоксарл увидел возвращавшихся мужчину и обеих женщин. -- Ничего не нашли, малыш? -- спросил он. -- Очень много, командир отделения, -- ответил Хорза, подошел к Ксоксарлу и проверил проволоку. Ксоксарл хрюкнул. -- Она все еще довольно тугая, союзник. -- Какое горе, -- парировал Хорза. -- Попытайся сильнее выдыхать. -- Ха! -- засмеялся Ксоксарл и испугался, что этот мужчина понял правду. Но человек отвернулся и сказал охраняющему идиранина старику: -- Эвигер, мы поднимемся в поезд. Составь общество нашему другу, только постарайся не заснуть. -- Это почти невозможно, ведь он все время болтает, -- проворчал старик. Все трое вошли в поезд. Ксоксарл заговорил снова. В одном из отсеков поезда были освещенные экраны-карты. Они показывали, как выглядел Мир Шара в то время, когда построили Командную Систему, континенты, города и государства, цели в одном из государств на одном континенте, ракетные базы, пункты противовоздушной обороны и морские порты, принадлежавшие строителям Системы, в другом государстве и на другом континенте. Можно было видеть две маленькие ледяные шапки, но остальная планета представляла собой степи, саванны, пустыни, леса и джунгли. Бальведа хотела остановиться и повнимательнее рассмотреть карты, но Хорза потянул ее прочь, в другую дверь, ведущую к носу поезда. Мимоходом Оборотень выключил освещение карт, и яркие поверхности голубых океанов, зеленой, желтой, коричневой и оранжевой земли, синих рек и красных городов и линий коммуникаций медленно поблекли в серой тьме. Ох-ох. Существ в поезде стало еще больше. Трое, кажется. Они идут вперед. Что теперь? Ксоксарл вдохнул и выдохнул. Потом напряг мускулы, и проволока немного соскользнула с роговых пластин. Но тут старик подошел ближе, и он прекратил попытки. -- Ты ведь Эвигер, верно? -- Да, так меня зовут, -- ответил старик. Он остановился и начал разглядывать идиранина, его три ноги с тремя толстыми пальцами каждая, с круглыми костяными утолщениями над как бы обтянутыми кожей коленями, потом массивный пояс чашеобразных пластин и плоскую грудь и, наконец, большую седловидную голову командира отделения. Тот наклонил голову и смотрел на человека. -- Боишься, что убегу? -- загремел Ксоксарл. Эвигер пожал плечами и чуть крепче сжал ружье. -- Мне-то какое до этого дело? -- сказал он. -- Я тоже пленник. Этот сумасшедший крепко держит нас всех здесь. Я не хочу ничего, только бы вернуться. Это не моя война. -- Весьма разумная точка зрения, -- похвалил Ксоксарл. -- Я очень хотел бы, чтобы как можно больше людей уяснило, что их дело, а что -- нет. Особенно в отношении войн. -- Ну, я не думаю, что вы лучше. -- Давай скажем: другие. -- Говори что угодно. -- Эвигер опять начал разглядывать тело идиранина. -- Я хочу лишь, чтобы каждый занимался только своим делом. Но не верю, что что-то изменится. Все закончится слезами. -- По-моему, ты не имеешь к этому отношения, Эвигер. Ксоксарл степенно и мудро кивнул. -- Все мы не имеем отношения. -- Храбрый занимается тем, к чему ведет его собственное решение. -- Голос идиранина приобрел некоторую жесткость. Эвигер посмотрел в широкое и темное лицо над собой. -- И это говоришь именно ты! Он повернулся и отошел к поддону. Ксоксарл посмотрел ему вслед, быстро завибрировал грудью, напрягая и расслабляя мышцы. Проволока соскользнула еще немного. Он почувствовал, что путы вокруг запястий за его спиной немного ослабли. Поезд набирал скорость. Регуляторы и экраны казались тусклыми, поэтому он смотрел наружу, на огни на стенах туннеля. Сначала они деловито скользили мимо, медленно заглядывая в боковые окна широкой палубы управления, в спокойном ритме его дыхания. Теперь за каждый вздох успевали заглянуть два или три фонаря. Поезд нежно вдавливал тело в сиденье и удерживал его в нем. Кровь -- чуть-чуть, совсем немного -- высохла под ним и крепко приклеила тело к сиденью. Курс проложен. Нужно сделать еще только одно. Он исследовал пульт, проклиная тьму, собравшуюся позади его глаз. Разыскивая аварийный тормоз, он обнаружил выключатель носовых прожекторов. Маленький подарок Бога; они включились с легким щелчком, и туннель перед ним отразил яркий свет. Засверкала двойная колея, а вдали он увидел тени и отблески на стенах в тех местах туннеля, где выходили отверстия пешеходных туннелей, и ребра в черных каменных стенах указывали на гермодвери. Зрение продолжало ухудшаться, но он почувствовал себя чуть лучше, потому что хоть немного стал видеть снаружи. Сначала он бессвязно, как-то теоретически беспокоился, что огни поезда могут слишком рано предупредить людей, если ему повезет застать их еще на станции. Но это ничего не меняло. Воздух, который толкал впереди себя поезд, тоже предупреждением бежал далеко впереди. Он поднял крышку рядом с ручкой регулятора мощности и заглянул внутрь. Голова казалась легкой, и ему было очень холодно. Он разглядывал тормоз, наклонился ниже и заклинил свое тело между сиденьем -- при этом разорвав под собой корку засохшей крови и снова начав кровоточить -- и пультом. Он придвинул лицо к краю рукоятки регулировки мощности и схватился за предохранитель аварийных тормозов, обхватив его так, чтобы он не мог вывалиться. Потом он просто остался лежать. Его единственный глаз находился достаточно высоко над пультом, чтобы видеть туннель впереди. Огни теперь замелькали быстрее. Поезд легко покачивался, баюкая его. Шум в ушах слабел так же, как исчезала станция позади, как тускнел текущий мимо по обеим сторонам и все ускоряющийся поток огней. Он не мог оценить, как далеко нужно было ехать. Он сдвинул дело с места; он сделал все возможное. А большего от него, в конце концов, требовать нельзя. Он закрыл глаз, чтобы немного отдохнуть. Поезд убаюкал его. -- Великолепный поезд! -- с улыбкой воскликнул Вабслин, когда Хорза, Йелсон и Бальведа вошли на палубу управления. -- Готов к отправлению. Все системы на ходу! -- Ты только не намочи штаны, -- посоветовала ему Йелсон. Она увидела, что Бальведа опустилась в одно из сидений и тоже села. -- А может, нам все-таки воспользоваться транзитными трубами? Хорза нажал несколько кнопок и прочитал данные о системах поезда. Все выглядело, как сказал Вабслин: готов к отправлению. -- Где этот проклятый робот? -- повернулся Хорза к Йел-сон. -- Робот! Юнаха-Клосп! -- крикнула Йелсон в свой шлемофон. -- Что там опять? -- отозвался Юнаха-Клосп. -- Ты где? -- Внимательно разглядываю коллекцию антиквариата на колесах. Почти уверен, что эти поезда еще старше, чем ваш корабль. -- Передай, пусть идет сюда! -- приказал Хорза и спросил Вабслина: -- Ты проверил весь поезд? Пока Йелсон передавала приказ роботу, Вабслин кивнул и сказал: -- Все, кроме вагона-реактора. Не смог войти в один из отсеков. Где тут управление дверьми? Хорза вызвал в памяти расположение регуляторов управления поездом. -- Вот оно. -- Он указал на ряд кнопок и светящихся клавиш подле Вабслина. Инженер принялся их изучать. Его свистнули назад. Словно он раб, один из идиранских меджелей... машина. Ничего, пусть немного подождут. Юнаха-Клосп тоже обнаружил в своем поезде карты. Он парил в воздухе перед цветными, подсвеченными сзади пластиковыми экранами, своими полями-манипуляторами трогал регуляторы, заставлял вспыхивать группы огоньков, обозначавших цели обеих сторон, большие города и военные объекты. Все превратилось в пыль, вся их драгоценная гуманоидная цивилизация была перемолота глетчерами, ее выдуло ветрами, смыло дождями. Все покрыто льдом... все. Осталась только эта жалкая гробница-лабиринт. Вот им за их человечность или как это ни назови, подумал Юнаха-Клосп. Выжили только машины. Но будет ли это наукой остальным? Достаточно ли увидят они в этом каменном шаре, чтобы понять, чем был он? В этом он не был уверен. Юнаха-Клосп оставил экраны включенными, выплыл из поезда и по туннелю вернулся на станцию. Туннель теперь был ярко освещен, но в нем не стало теплее, и Юнахе-Клоспу показалось, что этот жесткий желтовато-белый свет, льющийся с потолка и стен, был каким-то холодным, бессердечным; как свет операционного зала, свет над разделочным столом. Машина летела по туннелю и думала, что собор тьмы превратился в стеклянную арену, в плавильный тигель. Ксоксарл по-прежнему был привязан на перроне к опоре посадочной площадки. Юнахе-Клоспу совсем не понравился взгляд, который идиранин бросил на него, когда он вылетел из туннеля. Почти невозможно определить выражение существа, если вообще можно сказать, что оно имеет выражение, но что-то вызвало раздражение Юнахи-Клоспа. У него появилось впечатление, будто идиранин только что перестал двигаться или делать что-то, чего никто не должен был видеть. Эвигер, сидевший на поддоне, поднял голову и снова отвел взгляд, даже не махнув Юнахе-Клоспу. Оборотень и обе женщины были с инженером Вабслином на палубе управления поезда. Юнаха-Клосп увидел их, взлетел на посадочную площадку возле ближайшей двери и там остановился. Он почувствовал легкий поток воздуха. Почти неощутимый, но он был. Может быть, автоматическая система, там где включился ток, вдувает с поверхности или через очистные сооружения свежий воздух. Юнаха-Клосп влетел в поезд. -- Какая неприятная маленькая машина, -- сказал Эвигеру идиранин. Старик неопределенно кивнул. Ксоксарл обратил внимание, что человек смотрит на него реже, пока он говорит. Как будто звук его голоса заверяет человека, что пленник все еще на месте и прочно привязан. Кроме того, разговор -- он двигал головой, чтобы видеть человека, время от времени пожимал плечами, смеялся -- давал ему возможность шевелиться и понемногу сдвигать проволоку. Итак, он говорил; если ему повезет и остальные еще какое-то время пробудут в поезде, у него появится шанс убежать. Уж он устроит им веселую охоту, как только окажется с ружьем в этих туннелях! -- Но они должны быть открыты, -- сказал Хорза. Судя по пульту, у которого они с Вабслином стояли, двери вагона-реактора вообще не были заперты. -- Ты уверен, что правильно пытался их открыть? -- Конечно, -- оскорбленно ответил Вабслин. -- Я знаю, как работают различные типы замков. Я пытался повернуть колесо, открыть запоры... пусть у меня не в порядке рука, но... они все равно должны были открыться. -- Наверное, технические неполадки. -- Хорза выпрямился и посмотрел назад, как будто пытался пробить взглядом сто метров металла и пластика между собой и вагоном-реактором. -- Хм-м. Но ведь там же недостаточно места, чтобы спрятаться мозгу, верно? Вабслин поднял взгляд от пульта. -- Об этом я даже не подумал. -- Ну, вот и я, -- раздраженно заявил Юнаха-Клосп и вплыл через дверь палубы управления. -- Что мне опять нужно делать? -- Что-то очень уж долго ты осматривал этот поезд, -- резко сказал Хорза. -- Я все делаю тщательно. Тщательнее, чем вы, если я правильно понял то, что вы говорили, когда я вошел. Где мозг не может иметь достаточно места, чтобы спрятаться? -- В вагоне-реакторе, -- ответил Вабслин. -- Я не смог открыть некоторые двери. Хорза говорит, что, судя по управлению, они должны быть открыты. -- Я должен буду бросить туда взгляд? -- Юнаха-Клосп повернулся к Хорзе. Оборотень кивнул. -- Если это требование не кажется вам чрезмерным, -- ответил он с иронией. -- Нет, нет, -- легко заверил Юнаха-Клосп и снова поплыл к двери, через которую вошел. -- Я уже начинаю получать удовольствие от командировок. Поручай их только мне. -- Он вылетел через передний вагон и полетел к вагону-реактору. Бальведа рассматривала через бронестекло хвост стоящего перед ними поезда, который только что осмотрел робот. -- Если мозг спрятался в вагоне-реакторе, на датчике массы это проявилось бы или затенилось следом реактора? -- Она медленно повернула голову и посмотрела на Оборотня. -- Кто знает? -- ответил Хорза. -- Я не специалист по скафандру, особенно поврежденному. -- Вы становитесь очень доверчивым, Хорза. -- Агент Культуры слабо улыбнулась. -- Вы уже переложили свою охоту на робота. -- Я поручаю ему только кое-какую разведку, Бальведа. -- Хорза отвернулся и снова занялся регуляторами. Он разглядывал экраны и шкалы, и измерительные приборы, читал изменяющиеся показания и пытался понять, что происходило в вагоне-реакторе, если там вообще что-нибудь происходило. Все казалось совершенно нормальным, насколько он мог судить, но, конечно, со времени своей службы здесь охранником он знал о реакторной системе куда меньше, чем о других системах поезда. -- О'кей, -- сказала Йелсон, повернула свое кресло боком, уперлась ногами в край пульта и сняла шлем. -- А что мы будем делать, если в вагоне-реакторе мозга нет? Поедем в этой штуке, воспользуемся транспортными трубами или еще что? -- Не знаю, хорошая ли идея брать поезд. -- Хорза послал взгляд к Вабслину. -- Я думал, что оставлю всех здесь, а сам сделаю круговой объезд Командной Системы с помощью транзитной трубы и попытаюсь обнаружить мозг датчиком массы скафандра. Это займет не слишком много времени, даже если придется проехать этот маршрут дважды, чтобы осмотреть все пути между станциями. Транзитные трубы не имеют реакторов, поэтому никакое фальшивое эхо сенсору помешать не сможет. Вабслин, занявший место перед главным управлением поезда, пришибленно опустил взгляд. -- Почему бы тогда не отправить всех нас на корабль? -- спросила Бальведа. Хорза повернулся к ней. -- Бальведа, вы здесь не для того, чтобы давать советы. -- Я только хотела помочь. -- Агент Культуры пожала плечами. -- А если ты все равно ничего не найдешь? -- осведомилась Йелсон. -- Тогда мы вернемся на корабль. -- Хорза тряхнул головой. -- Ничего другого нам не остается. Там Вабслин сможет проверить датчик массы скафандра и, в зависимости от того, что он обнаружит, мы либо еще раз спустимся вниз, либо нет. Теперь, когда включен ток, это не отнимет много времени и сил. -- Жаль. -- Вабслин ощупывал регуляторы. -- Мы не можем использовать этот поезд, чтобы вернуться на станцию "четыре", потому что путь блокирует поезд на станции "шесть". -- Его, вполне вероятно, можно будет сдвинуть, -- утешил инженера Хорза. -- На какой угодно путь. Если мы возьмем поезд, нам придется как-то маневрировать. -- О, тогда хорошо, -- мечтательно сказал Вабслин и снова повернулся к пульту. -- Это регулятор скорости? -- указал он на один из рычагов. Хорза засмеялся и скрестил руки. -- Да. Давай посмотрим, не устроить ли нам небольшую прогулку на этом трамвае. Он наклонился вперед, показал Вабслину несколько других регуляторов и рассказал, как подготовить поезд к отправке. Они показывали и кивали, и говорили. Йелсон нервно вертелась на своем сиденье. Наконец она посмотрела на Бальведу. Женщина Культуры с улыбкой наблюдала за Хорзой и Вабслином. Потом она почувствовала взгляд Йелсон, повернулась, широко улыбнулась, чуть мотнула головой, указывая на обоих мужчин, и подняла брови. Йелсон, помедлив, улыбнулась в ответ и переложила ружье. Теперь огни бежали еще быстрее. Они текли мимо, создавая в сумрачной кабине мерцающий, блестящий узор. Он знал это; он открыл свой глаз и увидел. Даже чтобы поднять веко, ему понадобились все его силы. Он немного поспал, только не знал, как долго. Боль уже не была такой мучительной. Он некоторое время лежал тихо, косо свисая изломанным телом из чужого сиденья, голова на пульте, рука в небольшом люке рядом с регулятором мощности, пальцы вдавлены под предохранитель рычага. Так было менее утомительно; он даже не мог выразить, как это было приятно после того ужасного марш-броска ползком -- как через поезд, так и через туннель его боли. Движение поезда изменилось. Он все еще покачивался, но теперь чуть быстрее. В движении появился новый ритм, какая-то вибрация, похожая на стук сердца. Квейанорл решил, что даже может слышать его. Шум ветра, что дул в этой пещере -- далеко под обдуваемой снежными бурями пустыней наверху. Может, он только вообразил его. Трудно различить. Он опять почувствовал себя маленьким ребенком, путешествующим со своими ровесниками и старым кверлом-наставником. Такое же покачивание во сне, и он то погружается в легкую, счастливую дремоту, то снова всплывает. Я сделал все, что мог, постоянно думал он. Может быть, недостаточно, но это все, что в моих силах. И это утешало. Это приносило облегчение, как отступающая боль, как успокаивающее покачивание поезда. Он снова закрыл глаз. И в темноте тоже было утешение. Он не представлял, сколько уже проехал, но решил, что это не