воположной стене. Падвар, командовавший ими, приветствовал У-Дора, который со своим отрядом остановился перед линией всадников. - Пошли кого-нибудь к О-Тару известить, что У-Дор привел двух пленников, - сказал У-Дор падвару, - одну за исключительную красоту, другого - за исключительное безобразие. - О-Тар совещается с вождями, - ответил лейтенант, - но слова двара О-Тару передадут. - И он отдал приказание одному из воинов. - Что за существо этот мужчина? - недоуменно спросил он У-Дора. - Не может быть, чтобы они оба принадлежали к одной расе. - Их нашли на холмах к югу от города, - объяснил У-Дор, - и она сказала, что они заблудились и голодны. - Женщина прекрасна, - сказал падвар. - Она недолго будет ждать убежища в Манаторе. - И они принялись говорить о других делах: о строительстве дворца, об экспедиции У-Дора, пока не вернулся воин и не передал приказ О-Тара - привести пленников к нему. Они прошли через массивную дверь и оказались в Большом Зале Советов О-Тара, повелителя Манатора. Центральный проход, размерами с большой зал, вел к мраморным ступеням возвышения, где на большом троне сидел человек. С обеих сторон от прохода располагались ряды высоких кресел, сделанных из твердого дерева изумительной красоты. Только несколько из этих кресел вблизи трона были заняты. Войдя в зал, У-Дор спешился и в сопровождении четырех воинов повел пленников к подножию трона. Когда они остановились у мраморных ступеней, гордый взгляд Тары из Гелиума остановился на фигуре человека на троне. Он сидел прямо, но не одеревенело, с царственной осанкой, которую так любили вожди Барсума. Это был человек большого роста, красивые черты лица которого портило высокомерное выражение холодных глаз и впечатление жестокости, шедшее от узких губ. Не требовалось внимательного наблюдения, чтобы понять, что это действительно повелитель людей - могучий джеддак, перед которым его люди преклоняются, но которого не любят и из-за чьего взгляда воины соревнуются, идя в бой и на смерть. Это был О-Тар, джеддак Манатора, и когда Тара впервые увидела его, она не могла сдержать восхищения перед этим человеком, воплощавшим собой древнего бога войны. У-Дор и джеддак обменялись приветствиями, принятыми на всем Барсуме, а затем двар подробно рассказал, как были обнаружены и схвачены пленники. Во время рассказа У-Дора О-Тар пристально рассматривал их обоих, непроницаемое лицо не выказывало мыслей, возникавших в его мозгу. Когда офицер кончил, джеддак устремил пристальный взгляд на Чека. - Из какого ты народа? - спросил он. - Из какой страны? Почему ты в Манаторе? - Я калдан, - ответил Чек, - высшее достижение разума на Барсуме. Я мозг, а вы все - материя. Я пришел из Бантума. Я потому здесь, что мы заблудились и голодны. - А ты? - О-Тар внезапно повернулся к Таре. - Ты тоже Калдан? - Я принцесса Гелиума, - ответила девушка. - Я была пленницей в Бантуме. Вот этот калдан и воин моей расы освободили меня. Воин ушел на поиски пищи и воды. Несомненно, он в руках твоих людей. Я прошу освободить его, дать нам воды и пищи и возможность продолжать наш путь на родину. Я внучка джеддака, дочь джеддаков, Главнокомандующего Барсума. Я прошу лишь того же, что мой народ дал бы тебе и твоим людям. - Гелиум, - повторил О-Тар. - Я ничего не знаю о Гелиуме. Не джеддак Гелиума правит Манатором. О-Тар - джеддак Манатора. Ты никогда не видела женщину или мужчину Манатора в плену в Гелиуме. Почему же я должен заботиться о людях другого джеддака? Это его обязанность. Коли он не может сделать этого, то, значит, он слаб, а его люди должны перейти под власть более сильного. Я, О-Тар, силен. Я беру вас. Этот, - он указал на Чека, - он может сражаться? - Он храбр, - сказала Тара, - но не так искусен в обращении с оружием, как воин своего народа. - Больше никто не может сражаться за тебя? - спросил О-Тар. - Мы справедливый народ, - продолжал он, не ожидая ответа, - и если кто-нибудь будет сражаться за тебя, он может выиграть свободу для себя и для тебя. - Но У-Дор сказал, что еще ни один чужестранец не покинул Манатора, - ответила она. О-Тар пожал плечами. - Это не уменьшает справедливости законов Манатора, - ответил он, - но скорее свидетельствует о непобедимости его воинов. Если кто-нибудь сможет победить наших воинов, он заслужит полную свободу. - Если вы приведете моего воина, - надменно сказала Тара, - вы увидите искусство владения мечом, какого никогда не видели разрушающиеся от ветхости стены вашего умирающего города. Если в твоем предложении нет обмана, мы скоро будет свободны. О-Тар улыбнулся шире, чем раньше. У-Дор тоже улыбнулся, вожди и воины смеялись и подталкивали друг друга локтями, перешептывались. Тара поняла, что в их справедливости кроется какая-то хитрость. Но хотя ее положение казалось безнадежным, она не теряла надежды. Разве не была она дочерью Джона Картера, Главнокомандующего Барсума, чей известный вызов судьбе: "Я еще жив!" оставался для нее единственной защитой от отчаяния? При мысли о своем доблестном отце подбородок Тары из Гелиума вздернулся еще выше. О, если бы отец знал, где она, - не было бы причин бояться! Гости из Гелиума были бы уже у ворот Манатора. Огромные зеленые воины, дикие союзники Джона Картера, пришедшие со дна мертвого моря, стремились бы к грабежу и большой добыче, корабли Гелиума нависли бы над беззащитными куполами и башнями города. Только капитуляция и богатая дань спасли бы Манатор. Но Джон Картер ничего не знал! Здесь был только один человек, на которого она могла надеяться, - Туран, ее воин. Но где же он? Она видела его меч в бою и поняла, что им управляет искусная рука. А кто мог знать искусство фехтования лучше Тары, которая изучала его под руководством самого Джона Картера? Приемы, которые она знала, могли защитить ее от самого сильного искусного бойца. Однако мысли ее обратились к Турану не только потому, что она рассчитывала на его защиту и искусство фехтования. С тех пор, как он оставил ее в поисках пищи и воды, она поняла, что между ними возникла дружба. Что-то произошло между ними такое, что уничтожало пропасть в их положении. Потеряв его, она поняла, что он не просто воин, а она принцесса, - они товарищи. Она поняла, что сожалеет не о его мече, а о нем самом. Она вновь повернулась к О-Тару. - Где Туран, мой воин? - спросила она. - Ты не будешь испытывать недостатка, многие захотят бороться за тебя. Может, и сам джеддак Манатора защитит тебя. Ты нравишься мне, женщина. Что ты скажешь о такой чести? Сощурившись, принцесса Гелиума презрительно оглядела джеддака Манатора от украшенной перьями головы до сандалий на ногах, затем вновь с ног до головы. - Честь?! - передразнила она его. И я нравлюсь тебе? Знай, нахал, что ты мне не нравишься, дочь Джона Картера не для таких, как ты! Внезапная напряженная тишина воцарилась в Зале Совета. Кровь медленно отхлынула с сурового лица О-Тара, джеддака Манатора, затем он покраснел от гнева. Его глаза сузились в две щелки, губы, изогнулись в кровожадной усмешке. В тронном зале Дворца долго царило молчание. Затем джеддак повернулся к У-Дору. - Уведите ее, сказал он ровным голосом, подавив свой гнев. - И на ближайших играх пленники и простые воины разыграют ее в джэтан. - А этого? - спросил У-Дор, указывая на Чека. - В тюрьму до следующих игр, - ответил О-Тар. - Так вот какова твоя справедливость? - воскликнула Тара. - Два чужестранца, не причинившие тебе никакого вреда, осуждены без суда. И одна из них - женщина. Нахалы Манатора столь же справедливы, сколь и храбры! - Прочь! - крикнул О-Тар, и по его знаку воины окружили пленников и вывели их из помещения. После выхода из дворца Чека и Тару разлучили. Девушку повели по длинной улице к центру города и в конце концов привели в низкое здание, увенчанное очень высокой и прочной башней. Здесь ее подвели к воину со знаками различия двара, или капитана. - По приказу О-Тара, - обратился к нему У-Дор, - ее нужно содержать до ближайших игр, когда пленники и простые воины разыграют ее. Если бы не ее язык, она была бы желанным призом и для нашей гордой стали. - И У-Дор вздохнул. - Может, даже я выиграл бы ее. Жаль, что такая красота достанется какому-нибудь грубому воину. Я бы возвысил ее до себя. - Если я пленница, то отведите меня в тюрьму, - сказала девушка. - Я не желаю слушать каждого грубияна, восхищающегося мной. - Видишь, А-Кор, - воскликнул У-Дор, - какой у этой девушки язык? Так, и даже хуже, говорила она и с О-Таром, джеддаком. - Вижу, - ответил А-Кор, который, как заметила Тара, с трудом удерживал улыбку. - Пойдем со мной, женщина, - сказал он. - И мы найдем безопасное место в крепости Джэтан. Но что с тобой? Девушка пошатнулась и упала бы, если бы он не подхватил ее на руки. Она попыталась освободиться и устоять без поддержки. А-Кор взглянул на У-Дора. - Ты знал, что эта женщина больна? - поинтересовался он. - Возможно, это от голода, - ответил тот. - Я вспомнил: она говорила, что они не ели несколько дней. - Храбры воины О-Тара, - усмехнулся А-Кор и добавил: - Велико их гостеприимство. У-Дор, чьи богатства неисчислимы, и доблестный О-Тар, тоты которого едят из золотых кормушек, не нашли даже сухой корки для голодной девушки! У-Дор нахмурился. - Твой язык может стоить тебе головы, сын рабыни! - воскликнул он. - Слишком часто ты испытываешь терпение справедливого О-Тара! Закрой свой рот так же, как и свою крепость! - Не думай, что, упоминая о происхождении моей матери, ты насмехаешься надо мной, - сказал А-Кор. - Кровь рабыни наполняет меня гордостью, и мой единственный позор в том, что я сын джеддака. - И О-Тар слышал это? - спросил У-Дор. - О-Тар часто слышал это из моих собственных уст, ответил А-Кор. - Это, и не только это... Он повернулся, все еще поддерживая Тару за талию, и повел ее в крепость Джэтан, в то время как У-Дор повернул тота и галопом поскакал ко дворцу. У главного входа в крепость Джэтан сидели и лежали с полдюжины воинов. К одному из них и обратился А-Кор, хранитель крепости. - Сходи за Лан-О, девушкой-рабыней, и прикажи ей принести еду и питье на верхний этаж. Затем он повел девушку, повисшую у него на руках, по спиральной лестнице вверх. Здесь Тара окончательно потеряла сознание. Когда она пришла в себя, то оказалась в большой круглой комнате, в каменных стенах которой было несколько окон, расположенных по кругу на равных расстояниях друг от друга. Она лежала на груде спальных мехов и шелков, а над ней склонилась молодая женщина, пытавшаяся влить ей в рот какой-то холодный напиток. Тара привстала, опираясь на локоть, и огляделась. В первое мгновение она как бы забыла о происшествиях последних недель. Ей показалось, что она проснулась во дворце Главнокомандующего в Гелиума. Ее недоумевающий взгляд остановился на склоненном над нею незнакомом лице. - Кто ты? - спросила она. - А где Утна? - Я Лан-О, рабыня, - ответила девушка. - Я не знаю, кого зовут Утна. Тара выпрямилась и еще раз огляделась. Грубые каменные стены ничем не напоминали мрамор залов ее отца. - Где я? - спросила она. - В крепости Джэтан, - ответила девушка и добавила, видя, что Тара ее не понимает: - Ты пленница в крепости Джэтан Манатора... А-Кор, двар этой крепости, принес тебя сюда без сознания. Он послал меня к тебе с пищей и водой. У А-Кора доброе сердце. - Теперь я вспомнила, - медленно сказала Тара, - я все вспомнила, но где же Туран, мой воин? Они что-нибудь говорили о нем? - Я ничего не слышала о нем, - ответила Лан-О, только тебя одну привели в крепость. Ты, должно быть, счастлива, ибо нет в Манаторе человека добрее А-Кора. Кровь матери делает его таким. Она была рабыней из Гатола. - Гатол! - воскликнула Тара из Гелиума. - Гатол близко от Манатора? - Не очень, но это ближайшая к нему страна, - ответила Лан-О. - Летит в двадцати градусах [примерно восемьсот четырнадцать земных миль] к востоку. - Гатол! - пробормотала Тара. - Далекий Гатол! - Но ты сама не из Гатола, - сказала рабыня. - У гатолианцев другая одежда. - Я из Гелиума, - сказала Тара. - Гелиум далеко от Гатола, сказала рабыня, - но в школе нам говорили о могучем Гелиуме. Мы - Гатолиане, и поэтому он не кажется нам далеким. - Ты тоже из Гатола? - спросила Тара. - Большинство рабов Манатора родом из Гатола, - ответила девушка-рабыня. - Гатол - ближайшая страна, и жители Манатора захватывают там рабов. Она собираются в огромных количествах один раз в период от трех до семи лет и перекрывают все дороги, ведущие в Гатол. Все караваны, идущие из Гатола, они перехватывают; никто не может вернуться назад и рассказать о нашей судьбе. И до сих пор никто не смог рассказать это Гохану, нашему джеду. Тара из Гелиума ела медленно и в молчании. Слова девушки пробудили в ней воспоминания о последних часах, проведенных во дворце отца, о большом празднике, на котором она встретила Гохана из Гатола. Даже теперь она вспыхнула, вспомнив его дерзкие слова. Пока она сидела в задумчивости, дверь отворилась и вошел толстый воин - неповоротливый мужчина с толстыми губами и злым хитрым лицом. Рабыня вскочила на ноги, глядя на него. - Что это значит, Э-Мед? - воскликнула она. - Разве А-Кор не приказал, чтобы эту женщину не беспокоили? - А-Кор приказал! - Мужчина зло рассмеялся. - Приказы А-Кора теперь не имеют силы в крепости Джэтан или где-нибудь еще, потому что сам А-Кор в тюрьме О-Тара, а двар этой крепости теперь Э-Мед. Тара увидела побелевшее лицо рабыни и ужас в ее глазах. 12. ЧЕК ОТКАЛЫВАЕТ ШУТКИ Когда Тару из Гелиума увели в крепость Джэтан, Чек под конвоем был отправлен в тюрьму под дворцом, где его поместили в слабо освещенной комнате. Здесь он обнаружил скамью, стол у стены; в стены были вделаны несколько колец со свисающими с них короткими ремнями. В грязном полу у основания стен было несколько отверстий. Это было единственное, что заинтересовало Чека. Он сел на скамью и ждал, в молчании прислушиваясь. Неожиданно свет погас. Чек обязательно бы засмеялся, если бы был способен на это, так как в темноте он видел даже лучше, чем при свете. Он продолжал следить в темноте за отверстиями у стен и ждать. Вдруг он почувствовал, что воздух в комнате изменился, стал тяжелее и приобрел странный запах. И вновь Чек улыбнулся бы, если бы мог. Пусть они даже весь воздух из комнаты выкачают, для него это все равно: Чек, калдан, не имел легких и не нуждался в воздухе. Другое дело рикор. Лишенный воздуха, он умрет. Но если сохранить хоть немного воздуха, это не отразится на безголовом, лишенном мозга рикоре. Пока избыток двуокиси углерода в крови не прекратит работу сердца, рикор будет испытывать только некоторое замедление жизнедеятельности. Но немедленно вернется к активности, пробужденный мозгом калдана. Чек заставил рикора сесть, прижимаясь к стене; в такой позе он мог сидеть без управления мозгом. Затем калдан прекратил контакт со спинным мозгом рикора, однако оставался у него на плечах, выжидая: подозрительность калдана была возбуждена. Ему не пришлось долго ждать. Свет вновь зажегся, одна из дверей отворилась, пропустив с полдюжины воинов. Они быстро приблизились к нему и принялись за дело. Сначала они сняли с него все оружие, надев кандалы на лодыжку рикора, приковали его к концу цепи, свисавшей со стены. Затем они перетащили длинный стол на другое место и привинтили его к полу, так что один конец стола оказался прямо перед пленником, на стол перед ним они поставили пищу и воду, а на противоположном конце стола положили ключ от кандалов, затем раскрыли все двери и ушли. Придя в себя, Туран ощутил острую боль в руке. Действие газа прекратилось так же быстро, как и началось, так что, открыв глаза, он полностью владел своими чувствами. Лампы вновь горели, и в их свете он увидел на столе гигантскую марсианскую крысу, грызущую его руку. Отдернув руку, он потянулся за коротким мечом, в то время как крыса вновь попыталась укусить его. И тут Туран обнаружил, что все его оружие исчезло - и короткий меч, и кинжал, и пистолет. Крыса вновь прыгнула на него, и Туран быстро отступил назад, чтобы избежать ее клыков. Что-то внезапно потянуло его за правую лодыжку, и ему пришлось переступить левой ногой, чтобы вернуть утраченное равновесие; наступив при этом ногой на туго натянутую цепь, он тяжело упал на пол. Крыса прыгнула ему на грудь, пытаясь достать горло. Марсианская крыса - свирепый и кровожадный зверь. Она многолапа и безволоса. Ее шкура отвратительна и напоминает кожу новорожденной мыши. По размерам и морде ее можно сравнить с большим эрдельтерьером. Глаза у нее маленькие и глубоко посаженные. Самое опасное ее оружие - челюсти из крепкой кости, выдающиеся вперед на несколько дюймов. Сверху и снизу в них по пять острых, напоминающих по форме лопату, клыков. Эти клыки придают морде животного выражение свирепой ухмылки. Именно такое животное прыгнуло на грудь воину, пытаясь перегрызть ему горло. Дважды Туран отбрасывал его прочь, пытаясь при этом встать на ноги, и дважды животное возобновляло нападение. Его единственным оружием были челюсти, так как широкие скошенные назад лапы были вооружены тупыми когтями. Своими выступающими клыками крыса роет подземные ходы, а широкими лапами отбрасывает землю назад. Турану нужно было только уберечься от ее клыков, и это ему удавалось делать до тех пор, пока он не ухватил зверя за горло. После этого все быстро кончилось. Наконец встав на ноги, он с отвращением отбросил прочь мертвую крысу. Теперь он принялся, впервые после того, как пришел в себя, рассматривать изменения, происшедшие в комнате. Он с трудом сообразил, что же произошло. Его усыпили и отобрали оружие, а когда он встал, то понял, что за одну из лодыжек прикован цепью к стене. Он осмотрелся. Все двери были широко открыты. Его тюремщики делали более невыносимым его заключение, оставляя перед ним, казалось бы, такие близкие выходы на свободу. На ближнем конце стола стояли пища и вода. При виде пищи его пустой желудок, казалось, громко закричал. Это было трудно себе представить, ибо обычно Туран был весьма умерен в еде и питье. Пока он ел, глаза его не переставали ни на минуту оглядывать границы тюрьмы. Вдруг он заметил, что на противоположном конце стола что-то лежит. Это был ключ. Подняв закованную лодыжку, он осмотрел замок на кандалах. Не могло быть сомнения! Это был ключ от замка на его кандалах. Беспечный воин забыл его здесь. Надежда вновь вспыхнула в груди Гохана из Гатола, или Турана. Он украдкой взглянул в открытые двери. Никого не было. О, если бы он вырвался на свободу! Он выбрался бы из этого проклятого города и никогда больше не расставался с Тарой, защищая ее от всех бед, если понадобится, даже ценой своей жизни. Он встал и осторожно двинулся к противоположному концу стола, где лежал желанный ключ. Прикованная нога остановила его и он вытянулся на всю длину стола, протянув пальцы к своей желанной цели. Пальцы были уже рядом с ключом - еще немного, и он схватит его. Он тянулся изо всех сил, но ключ все так же был недосягаем... Он продолжал свои попытки. Кандалы глубоко врезались ему в ногу, но все было напрасно. Он вновь сел на скамью и, глядя на раскрытые двери и ключ, понял, что все это было частью хорошо продуманной изощренной пытки, которая должна была деморализовать пленника, не подвергая его физическим страданиям. Вначале воин пустился в бесполезные сожаления и проклятия, затем собрался с духом, нахмурился и вернулся к прерванной еде. В конце концов, он не даст им удовольствия понять, как глубоко они ранили его. Во время еды ему пришло в голову, что можно попробовать подвинуть стол к себе и тем самым приблизить ключ, но затем он увидел, что во время его беспамятства стол прикрепили к полу. Гохан вновь усмехнулся, пожав плечами, и принялся за еду. Когда воины вышли из камеры, куда заключили Чека, калдан сполз с плеч рикора и перебрался на стол. Здесь он немного поел и направил руки рикора к еде и питью, и безголовое существо с жадностью набросилось на них. А Чек тем временем, подобно пауку, прополз к противоположному концу стола, где лежал ключ от кандалов. Взяв его в зубы, он спустился на пол и быстро пополз к одному из отверстий в полу... Некоторое время он изучал это отверстие. Оно соответствовало его вкусам калдана. И это было удобное место для ключа. Кроме того, здесь, видимо, было логово единственной пищи, которой способен был наслаждаться калдан, - мяса и крови. Чек никогда не видел ульсио, так как эта гигантская марсианская крыса давно исчезла в Бантуме - на нее усиленно охотились калданы, но Чек унаследовал, не отдавая себе в этом отчета, каждое воспоминание каждого их своих предков, поэтому он знал, что ульсио живут в таких норах, что ульсио годится в пищу, знал также и то, как выглядит ульсио, каковы ее привычки, хотя никогда не видел ни ее самое, ни ее изображения. Когда мы разводим животных, мы стараемся выработать у них нужные нам свойства. Точно так же, развивая свой мозг, калданы передали по наследству свои знания, опыт потомкам. Несомненно, и в нашем сознании скрываются впечатления и знания наших далеких предков. Они спят в нашем сознании, и у нас возникает смутное представление в какой-то там прошлой жизни. О, если бы мы могли оживить эти воспоминания! Перед нами раскрылись бы картины прошлого. Мы бы, может, посетили сады Господа, в которых наши далекие предки жили до грехопадения. Чек углубился в нору и по крутому спуску спустился на десять футов. Здесь он оказался в восхитительной, прекрасно выделанной сети подземных ходов. Калдан приободрился. Здесь была настоящая жизнь! Он быстро и бесстрастно двигался к своей цели, как вы, например, входите в кухню в своей квартире. Его цель лежала в углублении сферической камеры в одном из проходов. Здесь в гнезде из обрывков меха и ткани лежали шесть детенышей ульсио. Когда их мать вернулась, там было только пять детенышей и существо, похожее на большого паука. Она немедленно бросилась в атаку на пришельца и была встречена челюстями, которые перехватили ее так, что крыса не могла шевельнуться. Челюсти медленно подтянули горло зверя к отвратительному рту калдана, и через мгновение крыса была мертва. Чек мог бы долго оставаться в гнезде, так как пищи здесь хватило бы на много дней, но он не стал делать этого. Наоборот, он принялся исследовать норы. Он проникал во множество остроумно устроенных ловушек, нашел отравленную пищу и другие признаки постоянной и безуспешной борьбы, которую вели жители Манатора с этими отвратительными созданиями, населявшими подвалы их домов и общественных зданий. Он обнаружил не только то, что эти подземные ходы пронизывали каждый район города, но и то, что большинство из них были очень-очень древними. Тонны и тонны почвы должны были быть перемещены, и он долгое время недоумевал, куда же она делась, пока один из шедших вниз туннелей большой ширины и длины не привел его к месту, где был слышен рокот подземного водопада. Вскоре он уже был на берегу большой подземной реки, уходившей далеко к центру планеты, где она, несомненно, впадала в подземный океан Омелан. В эту стремительную реку бесчисленные поколения ульсио сбрасывали землю, которую они выкапывали во время строительства своих обширных лабиринтов. Лишь ненадолго задержался Чек у подземной реки. Его, на первый взгляд, бессмысленные поиски на самом деле направлялись на поиски определенной цели, и эту цель он преследовал с энергией и целеустремленностью отчаяния. Он исследовал множество ходов, кончавшихся подземными камерами или другими помещениями, осматривал их из безопасной глубины нор, пока не убеждался на своих паучьих лапах и за короткое время покрыл значительное расстояние. Его поиски не увенчались успехом, и он решил вернуться в тюрьму к своему прикованному рикору и посмотреть, не нужно ли ему помочь. Дойдя до конца прохода, кончавшегося в этой камере, он замедлил шаги у самого выхода из норы: отсюда он в полной безопасности мог рассмотреть, что делается в камере. Он увидел, что в раскрытой двери появилась фигура воина. Рикор сидел навалившись на стол, его руки медленно двигались в поисках пищи. Чек видел, как воин взглянул на рикора, его глаза широко раскрылись, и пепельная бледность сменила бронзовый цвет кожи. Воин отступил назад, как будто его ударили в лицо, парализованный страхом, он стоял так несколько мгновений, затем приглушенно вскрикнул, повернулся и побежал. Как жаль, что калдан Чек не мог смеяться! Быстро войдя в комнату, он подполз к столу, взобрался на плечи рикора и принялся ждать. Можно было подумать, что у Чека, не умевшего даже улыбаться, появилось чувство юмора. Около получаса просидел он так, затем до него донесся звук шагов, приближавшихся по каменному полу коридора. Он услышал звон оружия, задевавшего за стены, и понял, что эти люди торопятся. Но перед входом в его камеру они остановились и пошли медленнее. Впереди был офицер, а за ним, по-прежнему широко раскрыв глаза, шел немного ошеломленный воин, который выбежал в такой панике. Войдя в комнату, они остановились, и офицер взглянул на воина. Пальцем он указал на Чека. - Вот он сидит! Неужели ты солгал своему двару? - Клянусь, - воскликнул воин, - я сказал правду. Это существо сидело без головы, наклонясь над столом. Пусть первый предок убьет меня на месте, если это неправда! Офицер был в недоумении. Марсиане очень редко лгут. Он почесал затылок. Затем обратился к Чеку. - Долго ли ты находишься здесь? - Кто может знать лучше тех, кто поместил меня сюда и приковал к стене? - вопросом на вопрос ответил Чек. - Видел ли ты этого воина несколько минул тому назад? - Да, я видел его, - ответил Чек. - И ты сидел там же, где сидишь теперь? - Посмотри на эту цепь и скажи, где я еще мог сидеть? - воскликнул Чек. - Разве люди твоего города так глупы? Три остальных воина подошли поближе с целью получше рассмотреть пленника. Они улыбались неудаче, постигшей их товарища. Офицер же пригрозил Чеку: - Твой язык так же ядовит, как и язык львицы, которую по приказу О-Тара отвели в крепость Джэтан. - Ты говоришь о молодой женщине, взятой в плен вместе со мной? - спросил Чек. Его монотонный голос и лишенное выражения лицо не выдавали его заинтересованности в этом вопросе. - Я говорю о ней, - ответил двар и повернулся к воину, вызвавшему его. - Возвращайся в казарму и оставайся там до следующих игр. Может, за это время твои глаза перестанут обманывать тебя. Воин бросил яростный взгляд на Чека и отвернулся. Офицер покачал головой. - Не понимаю, - пробормотал он. - У-Ван всегда был правдивым и надежным воином. Возможно ли это?.. - Он проницательно взглянул на Чека. - Твоя голова не соответствует твоему телу, парень! - воскликнул он. - В наших легендах рассказывается о древних существах, которые могли вызывать галлюцинации у людей. Если ты из их числа, может, У-Ван пострадал от твоей силы? Если это так, то О-Тар знал бы, что делать с тобой. - Он повернулся и приказал своим воинам следовать за собой. - Подождите! - крикнул Чек. - Я голоден... Принесите мне еды. - У тебя была пища, - ответил воин. - Я не могу есть один раз в день, - сказал Чек. - Мне нужна еда чаще. Пришлите мне пищи. - Тебе принесут еду, - ответил офицер, - никто не смеет сказать, что пленники Манатора голодают. Законы Манатора справедливы. - И он удалился. Как только смолк звук их шагов, Чек сполз с плеч рикора и пробрался в нору, где спрятал ключ. Открыв им замок, он снял кандалы с ноги рикора и вновь спрятал ключ в нору. Затем вернулся на свое место на плечи безмозглого существа. Вскоре послышались шаги, он встал и вышел в соседний коридор. Здесь Чек спрятался и стал прислушиваться. Он услышал приглушенное восклицание и металлический звук, с которым ударился о стол поднос. Затем вновь раздались быстрые шаги, которые замерли в глубине коридора. Чек, не теряя времени, вернулся в камеру, достал ключ и вновь приковал рикора. Затем вновь положил ключ в нору, взобрался на стол и направил руки рикора на еду. Пока рикор ел, Чек прислушивался к звукам в коридоре. Расслышав вскоре топот ног и звон оружия, он взобрался на рикора. Вновь вошел офицер с тремя воинами. Один из них был, очевидно, тот, что принес ему пищу, так как его глаза широко раскрылись при виде Чека, сидящего за столом, воин выглядел очень глупо, когда двар строго взглянул на него. - Было так, как я сказал, - воскликнул воин. - Его здесь не было, когда я принес пищу. - Но ведь сейчас он здесь, - строго сказал офицер, - и кандалы у него на ноге. Посмотри! Они закрыты, но... где же ключ? Он должен быть на противоположном конце стола. Где ключ? - крикнул он Чеку. - Как я могу, пленник, знать, где ключ от моих кандалов? - возразил Чек. - Но он лежал здесь! - воскликнул офицер, показывая на противоположный конец стола. - Ты видел его? - спросил Чек. Офицер колебался. - Нет, но он должен быть здесь, - ответил он. - Ты видел здесь ключ? - спросил Чек у другого воина. Тот отрицательно покачал головой. - А ты? - продолжал спрашивать у воинов калдан, обращаясь к ним поочередно. Все сознались, что не видели ключа. - Разве мог бы я взять его, если бы он был здесь? - продолжал он. - Нет, он не мог бы дотянуться, - сообразил офицер, - но больше ничего подобного не будет. И-Зав, ты останешься здесь и будешь охранять пленника, пока тебя не сменят. И-Зав ничего не ответил, но подозрительно посмотрел на Чека, в то время как офицер и остальные воины повернулись и оставили пленника. 13. ОТЧАЯННЫЙ ПОСТУПОК Э-Мед пересек комнату и приблизился к Таре и девушке-рабыне Лан-О. Он грубо схватил Тару за плечо. - Вставай! - приказал он. Тара, отбросив руку, стала и отвернулась. - Не трогай своей грязной рукой принцессу Гелиума, животное! - сказала она. Э-Мед засмеялся. - Ты думаешь, я собираюсь шутить с тобой, ты, за которую будут играть? Иди сюда! Девушка выпрямилась во весь рост, прижала руки к груди, и Э-Мед не заметил, что тонкие пальцы ее правой руки скрылись за широким кожаным ремнем, опоясывающим ее фигуру, начиная с левого плеча. - Если О-Тар узнает об этом, ты пожалеешь, Э-Мед, - воскликнула рабыня. - В Манаторе нет закона, отдающего девушку до того, как за нее сражались. - Что за дело О-Тару до ее судьбы? - ответил Э-Мед. - Разве я не слышал? Разве не насмехалась она над великим джеддаком? Клянусь моим первым предком, О-Тар сделает джедом того, кто сумеет покорить ее... - Подожди! - сказала девушка ровным низким голосом. - Возможно, ты не понимаешь, что делаешь. Личность женщины Гелиума священна для людей Гелиума. За честь беднейшей из них сам великий джеддак обнажает свой меч. Великие народы Барсума трепетали от звуков войны, которая велась в защиту Деи Торис, моей матери. Мы можем умереть, но нас нельзя унизить. Ты можешь играть в джэтан за принцессу Гелиума, но даже если выиграешь, награду не получишь никогда, ты выиграешь лишь мертвое тело. Знай, житель Манатора, что кровь Главнокомандующего течет в жилах Тары из Гелиума не зря. Вот так. - Я ничего не знаю о Гелиуме. О-Тар - наш командующий, - ответил Э-Мед. - Но я знаю, что сначала я испытаю, чего стоит приз, за который буду играть. Я попробую вкус губ той, что станет моей рабыней после ближайших игр; не серди меня, женщина. - Глаза его сузились, и лицо приобрело выражение рычащего зверя. - Если ты сомневаешься в истинности моих слов, то спроси рабыню Лан-О. - Он говорит правду, о женщина из Гелиума, - подтвердила Лан-О. - Не серди Э-Меда, если дорожишь своей жизнью. Но Тара не ответила. Она уже все сказала. Она стояла молча, глядя в лицо приближавшемуся дородному мужчине. Он подошел ближе, внезапно схватил ее в объятия, пригнул и старался прижать свои губы к ее губам. Лан-О видела, как женщина из Гелиума быстрыми движением выхватила руку из-под ремня на своей груди. Рабыня увидела в этой руке длинный тонкий кинжал. Губы воина совсем приблизились к губам девушки, но им не суждено было коснуться их! Внезапно мужчина выпрямился, вскрикнул, съежился, подобно пустой шкуре, и упал на пол. Тара нагнулась и вытерла лезвие о его одежду. Лан-О, широко раскрыв глаза, ужаснулась. - Разве лучше быть рабыней в Манаторе? - спросила Тара. - Я не так храбра, как ты, - ответила ей рабыня, - а жизнь хороша, и всегда остается надежда... - Жизнь хороша, - согласилась Тара, - но честь священна. Не бойся, когда они придут, я скажу им правду - что ты не виновата в этом и не имела возможности защитить его. Некоторое время рабыня, казалось, прислушивалась к своим мыслям. Вдруг лицо ее просветлело. - Возможно, я нашла способ, - сказала она, - снять с нас подозрение. У него с собой ключ от нашей камеры. Давай откроем дверь и вытащим его - может, мы сумеем его спрятать. - Хорошо! - согласилась Тара, и девушки немедленно принялись осуществлять предложение Лан-О. Они быстро отыскали ключ, открыли дверь и, полунеся, полутаща, выволокли тяжеленное тело Э-Меда вниз по лестнице на следующий этаж, где, как сказала Лан-О, должны были быть свободные комнаты. Первая же дверь, которую они попытались открыть, подалась, и они, неся свой тяжелый и неприятный груз, вошли в маленькую комнатку, освещавшуюся через единственное окно. Помещение, очевидно, использовалось как жилая комната, а не как тюремная камера: она была комфортабельна и даже роскошно обставлена. Стены были обиты деревянными панелями на высоту около семи футов, штукатурка выше на стенах и потолке была покрыта яркими, но слегка выцветшими фресками. Глаза Тары быстро обежали комнату. Ее внимание привлекла часть панели, которая чуть отошла от соседней секции. Быстро подойдя, она заметила, что эта панель отделяется от другой промежутком в полдюйма. Единственное возможное объяснение заключалось в том, что здесь был какой-то тайник. Девушка ухватилась за край панели и потянула к себе. Панель медленно отошла в сторону, открыв темное отверстие в стене. - Смотри, Лан-О! - воскликнула она. - Посмотри, что я нашла - отверстие под панелью, в котором, наверное, удастся спрятать тело. Лан-О присоединилась к ней, и они вдвоем обследовали отверстие, обнаружив небольшую площадку и узкую лестницу, ведущую вниз в потайную комнату. Толстый ковер покрывал ступени лестницы, и было видно, что уже очень давно тут не ступала нога человека - потайной ход, несомненно, был забыт жителями Манатора. Сюда они втащили тело Э-Меда, оставив его на площадке, и когда они оставили это тайное и забытое убежище, Лан-О хотела сдвинуть панель на место, но Тара не разрешила. - Подожди! - сказала она и стала разглядывать резные украшения панели. - Быстрее! - прошептала рабыня. - Если нас здесь найдут, мы погибли. - Нам не помешает знать, как открывается это убежище, - ответила Тара. Она нажала на одно из украшений, и панель сдвинулась с места. - Ах! - вздохнула она, и в ее голове было удовлетворение. - Идем! - она быстро вернула панель на место и двинулась к выходу из комнаты. Без приключений достигли они своей комнаты. Тара закрыла дверь изнутри и спрятала ключ в потайной карман. - Теперь пусть приходят, - сказала она. Пусть спрашивают. Что могут знать две бедные пленницы о судьбе своего гордого тюремщика? Я спрашиваю тебя, Лан-О, что могут они сделать? - Ничего! - согласилась Лан-О и улыбнулась Таре. - Расскажи мне о людях Манатора, - попросила Тара. - Любят ли они Э-Меда или некоторым из них нравятся такие, как А-Кор, который кажется человеком храбрым и вежливым? - Они не любят людей из других стран, - ответила Лан-О. - Среди них есть и хорошие и плохие. Они замечательные и храбрые воины. Им известны рыцарство и честь, но в своих отношениях с чужеземцами они признают только один закон - закон силы. Слабость и бедствия других земель наполняют их презрением и вызывают все худшее в их характерах, они могут испытывать презрение к тем, кому не повезло и кто попал в их руки? - удивилась Тара. - Я не знаю, - сказала Лан-О. - А-Кор говорил, что это оттого, что их страна никогда не попадала во власть победоносного врага. Их набеги всегда заканчиваются удачно, так как они никогда не сталкиваются с более сильным врагом, поэтому они уверовали в собственную непобедимость и к остальным народам относятся как к низшим существам, неловким во владении оружием. - Но А-Кор тоже один из них, - сказала Тара. - Он сын О-Тара, джеддака, - ответила ей Лан-О, - но его мать была знатной гатолианкой, взятой в плен и ставшей рабыней О-Тара. А-Кор гордится кровью своей матери, и он действительно не такой, как остальные. Он отличается рыцарством и вежливостью, хотя ни один враг не ставил под сомнение его храбрость, а его искусство владения мечом, копьем, тотом широко известно в Манаторе. - Как ты думаешь, что с ним будет? - поинтересовалась Тара. - Он приговорен к играм, - ответила Лан-О. - Если О-Тар не очень разгневан, он может быть приговорен к единственной игре, в этом случае он может остаться в живых. Но если О-Тар действительно хочет убить его, А-Кора приговорят к целой серии, а ни один воин не может выжить в десяти играх по приговору О-Тара. - Что это за игра, не понимаю, - сказала Тара. - Я слышала разговоры об игре в джэтан, но при этой игре не убивают. Мы часто играем в нее дома. - Но они играют на арене Манатора, - ответила Лан-О. - Пойдем к окну. - И они подошли к окну, выходившему на восток. Тара увидела перед собой большое поле, окруженное низкими зданиями; высокая башня, в которой они находились, была единственной. Вокруг арены устроены сиденья. Но прежде всего привлекала внимание гигантская доска для джэтана, лежавшая на поле. На доске чередовались большие квадраты оранжевого и черного цветов. - Здесь играют в джэтан фигурами. Играют за большие ставки, обычно - за женщин-рабынь исключительной красоты. О-Тар сам мог бы сыграть за тебя, если бы ты не разгневала его, но теперь тебя разыграют в открытой игре с участием рабов и преступников. Ты будешь принадлежать выигравшей стороне - не одному, а всем, кто выиграет. Глаза Тары вспыхнули, но она ничего не сказала. - Те, кто руководит игрой, не обязательно принимают в ней участие, - продолжала рабыня. - Они сидят в больших креслах, которые ты видишь у противоположных концов доски, и продвигают свои фигуры с клетки на клетку. - Но в чем же опасность? - спросила Тара из Гелиума. - Если фигура сбита, ее убирают с доски - правила игры в джэтан стары, как цивилизация Барсума. - Здесь, в Манаторе, когда играют на арене живыми фигурами, правила изменены, - объяснила Лан-О. - Когда воина передвигают на клетку, занятую фигурой другой стороны, эти два воина должны сражаться до смерти одного из них, чтобы оставшийся в живых мог захватить клетку. Каждый воин одет в соответствующие своему полю цвета, вдобавок специальное обозначение показывает, является ли он рабом, воином, исполняющим приказ, и заранее определяется, сколько игр он проведет, поэтому играющий знает, какими фигурами можно рискнуть, а какие надо приберечь. Более того, шансы каждого воина определяются позицией, которую он занимает в начале игры. Тех, кого желают уничтожить, всегда назначают пехотинцами, так как у пехотинцев всегда мало шансов. - Могут ли те, кто руководит фигурами, участвовать в игре? - спросила Тара. - О, конечно, - сказала Лан-О. - Часто, когда два воина, даже и