безрассудства. На Барсуме не знают пощады. На этой умирающей планете каждый убитый означает известную долю экономии иссякающих жизненных средств в пользу живых. Но все же между жестоким взглядом этой девушки на убийство врага и нежным сожалением Деи Торис о суровой необходимости этой меры была некоторая разница. Мне казалось даже, что Файдора не столько опасалась оставить врага в живых, сколько жалела о том, что не испытывает радостного возбуждения от созерцания его страданий и смерти. Связанный чернокожий совершенно пришел в себя. Взор его пристально следил за нами. Он был хорошо сложен и прекрасен лицом. Глаза этого черного Адониса сверкали умом и отвагой. Корабль медленно плыл над долиной; я подумал, что время взяться за руль. О расположении долины Дор я мог догадываться только приблизительно. Судя по созвездиям, она находилась далеко на юге от экватора, но я недостаточно знал марсианскую астрономию, чтобы ориентироваться точнее, не имея тех великолепных карт и инструментов, с помощью которых я управлял кораблем в бытность мою командиром гелиумского воздушного флота. Все же курс на север быстрее всего должен был привести меня в более населенные местности Марса, и я решил держаться этого направления. Под моим управлением крейсер плавно развернулся. Нажав кнопку, регулирующую отталкивающую силу, и, поставив рычаг на самую большую скорость, мы помчались к северу, поднимаясь все выше и выше над страшной долиной смерти. Мы проносились на головокружительной высоте над узкой полосой владений жрецов, а огненные вспышки далеко под нами свидетельствовали о жестокости битвы, все еще свирепствовавшей. Шум борьбы не долетал до нас. На той огромной высоте, на которой мы находились, звуковые волны не могли проникнуть сквозь разреженную атмосферу. Становилось страшно холодно. Дышать было трудно. Глаза девушки и черного пирата были устремлены на меня. Наконец девушка заговорила: - На такой высоте часто теряешь сознание. Если ты не хочешь смерти для всех нас, то лучше спустись. В голосе ее не было страха. Она произнесла это также просто и спокойно, как если бы сказала: "Лучше взять зонтик, будет дождь". Я быстро снизил корабль. Сделать это было пора: девушка уже лишилась чувств, и чернокожий тоже был без сознания; я сам держался, вероятно, только за счет силы воли. Тот, на ком лежит вся ответственность, всегда в состоянии выдержать больше. Мы поплыли низко над холмами Оца. Тут было намного теплее - и так легко дышалось! Очень скоро и чернокожий, и девушка пришли в себя. - Мы были на волосок от гибели, - сказала она. - Но это научило меня двум вещам, - ответил я. - Чему? Я ответил, улыбаясь: - Во-первых, тому, что даже Файдора, дочь владыки жизни и смерти, такая же смертная, как и я. - Только в храме Иссы бессмертие, - ответила она. - А храм Иссы только для расы жрецов. Я никогда не умру! Я заметил, как при ее словах на губах чернокожего мелькнула усмешка. Я не понял тогда ее значения. Я узнал это позже, так же, как и она тоже узнала это, и самым ужасным образом! - Если и то, другое, чему ты научился, - продолжала она насмешливо, - столь же правильно, то поумнел ты ненамного! - Другое - это то, - ответил я, - что наш черный друг не упал с нижней луны: он чуть не умер на высоте всего нескольких тысяч футов над Барсумом. Если бы мы поднялись на те пять тысяч миль, которые лежат между Барсумом и Турией, то от него осталась бы одна ледяная сосулька. Файдора с явным изумлением взглянула на чернокожего. - Но если ты не с Турии, то откуда же ты? - спросила она. Он пожал плечами, взглянул в сторону, но не ответил. Девушка гневно топнула своей маленькой ножкой. - Дочь Матаи Шанга не привыкла, чтобы ее вопросы оставались без ответа, - сказала она. - Человек низшей породы должен почитать за честь, что член священной расы, которая наследует вечную жизнь, удостаивает его своим вниманием. Чернокожий снова улыбнулся той же загадочной улыбкой. - Ксодар, датор перворожденных Барсума, привык отдавать приказания, а не получать их, - произнес он наконец. А затем повернулся ко мне: - Что ты хочешь делать со мной? - Я хочу взять вас обоих в Гелиум, - сказал я. - Вам не сделают там никакого зла. Вы увидите, что красные люди Гелиума - великодушная раса! Надеюсь, что они послушают меня и больше не будут предпринимать добровольных паломничеств к реке Исс. Надеюсь, что вера, которой они держались десятки веков, будет разбита. - Ты из Гелиума? - спросила она. - Я член семьи Тардос Морса, джеддака Гелиума, - ответил я, - но я сам не с Барсума. Я из другого мира. Ксодар пристально смотрел на меня несколько минут. - Верю, что ты не с Барсума, - сказал он наконец. - Ни один человек этого мира не смог бы справиться один с восемью перворожденными! Но расскажи, почему же ты носишь золотые волосы и драгоценный обруч "святого" жреца? При слове "святой", на которое он сделал ударение, в голосе его звучала ирония. - Я и забыл о них! - ответил я. - Это моя военная добыча. - С этими словами я снял парик. Когда чернокожий увидел мои коротко остриженные черные волосы, то глаза его раскрылись в изумлении. Очевидно, он все-таки ожидал увидеть плешивую голову жреца. - Ты, действительно, из другого мира, - произнес пират, - и в тоне его послышалось благоговение. - У тебя кожа жреца, черные волосы перворожденных и мускулы, как у дюжины даторов! Даже для Ксодара не позор признать твое превосходство. Он никогда не сделал бы этого, будь ты барсумец! - прибавил он. - Теперь ты знаешь обо мне больше, чем я о тебе, - прервал я его. - Я знаю только, что твое имя Ксодар; но скажи мне, кто такие перворожденные, и что такое "датор", и почему ты бы не мог допустить, чтобы тебя победил барсумец? - Перворожденные Барсума, - объяснил он, - это раса черных людей, а датор - это то же, что барсумцы называют джедом. Моя раса самая древняя на всей планете! Мы ведем наш род прямо от древа жизни, которое росло в середине долины Дор двадцать три миллиона лет тому назад. В течение этого времени плод дерева подвергался постепенным изменениям. Он совершенствовался, переходя от чисто растительной жизни к жизни, в которой смешивались элементы растительного и животного. На первых ступенях развития плод обладал только силой самостоятельных мускульных движений, в то время как стебель оставался прикрепленным к дереву. Позднее в плоде развился мозг, так что он, оставаясь висеть на длинных стеблях, уже думал индивидуально. Понятия развивались: появилось сравнение и суждение. Так на Барсуме родился разум. Проходили века. Много форм жизни появилось на древе жизни, и все они были прикреплены к прародительскому дереву. Наконец, из дерева вышли растительные люди - почти такие же, каких мы видим теперь в долине Дор, но не такие крупные; они еще были прикреплены к ветвям дерева посредством стеблей, которые вырастали из макушек их голов. Почки растительных людей походили на большие орехи, в диаметре величиной в фут, и были разделены перегородками на четыре части. В одной части развивался растительный человек, в другой - шестнадцатиногий червь, в третьей - прародитель белой обезьяны и в четвертой - прародитель черного человека Барсума. Когда почка раскрывалась, растительный человек оставался висеть на своем стебле, но три другие части падали на почву. Каждая часть была в своей скорлупе, и заключенные в ней существа, стараясь освободиться, прыгали и скакали во всех направлениях. Вскоре весь Барсум покрылся этими орешками. В продолжение бесчисленных веков заключенные в них существа жили всю жизнь в твердой скорлупе, прыгая и перекатываясь по всей планете, падая в реки, озера и моря. Бесконечные миллионы умерли раньше, чем первый человек пробил стены своей темницы и вышел на дневной свет. Побуждаемый любопытством, он раскрыл другие скорлупы, и таким образом, началось заселение Барсума. В моей расе сохранилась незапятнанная чистая кровь этого первого черного человека. Мы никогда не смешивались ни с какими другими существами. От шестнадцатиногого червя, от белой обезьяны и от отступников чернокожих произошли на Барсуме все формы животной жизни. - Жрецы, - и при этих словах он насмешливо улыбнулся, - представляют собой только результат вековой эволюции от чистого древнего типа белой обезьяны. И они поэтому принадлежат к низшему порядку. Существует только одна раса настоящих бессмертных людей. И это - раса черных людей! Древо жизни погибло, но до его смерти растительные люди сумели оторваться от него и теперь населяют Барсум вместе с другими детьми первого родителя. Они двуполы, и поэтому могут размножаться наподобие настоящих растений, но в других отношениях они почти не усовершенствовались за все века существования. Их поступки и движения управляются инстинктом, а не разумом; мозг растительного человека немногим больше кончика нашего мизинца. Они питаются растениями и кровью животных. У них совсем нет чувства самосохранения, и поэтому они не знают чувства страха перед лицом опасности. Это делает их страшными противниками. Меня вдруг поразило, почему чернокожий вздумал так подробно рассказать о происхождении жизни на Барсуме. Казалось бы, что момент был самый неподходящий для гордого члена гордой расы - унижаться до разговора со своим победителем, тем более, что он продолжал лежать связанным на палубе. Но его взгляд, случайно перехваченный мною, объяснил мне, почему он старался овладеть всем моим вниманием, рассказывая свою действительно увлекательную историю. Он лежал немного впереди от того места, где я стоял у рычагов, и лицо его было повернуто в сторону кормы. Уже в конце его рассказа о растительных людях я поймал странный взгляд его, устремленный на что-то позади меня. Я не мог также не заметить торжествующего выражения, промелькнувшего через мгновение в его черных глазах. За несколько минут перед тем я уменьшил скорость хода, так как долина Дор осталась на много миль позади нас и чувствовал себя в сравнительной безопасности. Недоброе предчувствие зашевелилось во мне. Я обернулся, и картина, представшая перед моими глазами, убила зародившуюся надежду на свободу. Огромный корабль без огней, бесшумно плывущий во мраке ночи, обрисовался за кормой моего судна... 8. В ГЛУБИНАХ ОМИНА Теперь я знал, почему черный дьявол так любезно занимал меня баснями! Он уже давно заметил приближение помощи и с затаенным торжеством ожидал ее. Не будь его неосторожного взгляда, возбудившего мои подозрения, я так бы и не заметил корабля, и он мог очутиться рядом с нами и взять нас на абордаж, пока я, развесив уши, наслаждался легендами Барсума. К счастью, я был опытен в ведении воздушной войны и выбрал удачный маневр. Дав машине задний ход, я одновременно опустился сразу на целых сто футов. Военный корабль промчался над нами, и я мог заметить фигуры людей, болтающихся на веревках, которые готовились спуститься на мою палубу. Тогда я поднялся под острым углом и повернул рычаг на максимальную скорость. Как стрела, пущенная из лука, взвилась моя чудесная машина, целясь своим стальным носом прямо в вертящиеся пропеллеры гигантского корабля. Если мне удастся задеть их, огромное судно будет приведено в негодность на несколько часов, и спасение будет возможно! В эту минуту солнце выплыло из-за горизонта и осветило сотню свирепых черных лиц, выглядывающих из-за форштевня корабля. При виде нас раздались крики ярости. Послышалась команда, но было уже поздно спасти гигантские пропеллеры. Моя машина врезалась в них. Раздался треск. Я дал машине задний ход, но нос моего корабля застрял в отверстии, пробитом в корме неприятельского судна. Одной секунды было достаточно, чтобы наводнить всю палубу черными дьяволами. Битвы не было. Да, впрочем, не было и места для битвы! Я был просто затоплен численностью! Чернокожие кинулись на меня с мечами, но слово Ксодара остановило их. - Свяжите их, - сказал он, - но не причиняйте им вреда. Несколько пиратов уже освободили Ксодара. Он сам обезоружил меня и наблюдал, чтоб я был крепко связан. Это было бы так, если бы я был марсианином, но мне было просто смешно при виде слабых веревок, которыми связывали мои руки. Я мог бы их разорвать без малейшего усилия. Девушку они тоже связали и привязали нас друг к другу. Между тем наше судно было подведено к поврежденному военному кораблю, и вскоре нас перенесли на его палубу. Экипаж огромного судна состоял из целой тысячи чернокожих. Палубы были переполнены людьми, и все они теснились, насколько им позволяла дисциплина, чтобы взглянуть на пленников. Красота девушки вызвала грубые замечания и вульгарные шутки. Мне было ясно, что эти полубоги, каковыми они сами себя называли, были намного ниже красных людей Барсума по части благородства и утонченности. То, что у меня были коротко остриженные черные волосы и цвет кожи, как у жрецов, страшно занимало их! Когда Ксодар рассказал своим товарищам о моей доблести в бою и о странном моем происхождении, они столпились вокруг меня и забросали вопросами. Я носил латы и украшения убитого жреца, и это убедило их, что я не был другом их прирожденных врагов и подняло меня в их глазах. Все чернокожие, без исключения, были красивые, хорошо сложенные люди. Командный состав можно было отличить по сказочной роскоши его убранства. Многие латы были так залиты золотом, платиной, серебром и драгоценными камнями, что совершенно не было видно кожи. Латы главного командира были усеяны крупными алмазами. Они сияли особенным блеском на фоне черной кожи. Сцена, представшая моим глазам, казалась сказочной: красивые люди, варварское великолепие их нарядов, полированное дерево палубы, обшивка кают, выложенная драгоценными металлами и камнями, полированные золотые перила, блестящий металл орудий. Файдора и я были перенесены в трюм, все еще связанными, и нас бросили в маленькое помещение, имевшее круглое окошечко. Дверь за нами закрыли на засов. Мы слышали, как люди работали над исправлением пропеллеров, и из окошечка видели, как корабль медленно относило по ветру к югу. Некоторое время мы молчали. Каждый из нас был занят собственными мыслями. Я вспомнил о Тарс Таркасе и Тувии и думал, какова их судьба. Если им даже и удалось избежать преследования, они неизбежно должны были попасть в руки красных или зеленых людей, и в качестве беглецов из долины Дор их могла ожидать только быстрая и жестокая смерть. Как я жалел, что не мог их сопровождать! Мне казалось, что непременно удалось бы разоблачить перед красными людьми обман, в который их вводило бессмысленное суеверие. Тардос Морс поверил бы мне. В этом я был убежден и, зная его характер, я был уверен также, что у него хватит мужества постоять за свои убеждения. В этом я ни минуты не сомневался! Затем были тысячи моих зеленых и красных друзей, которые, я знал, были бы готовы ради меня идти на вечные муки. Подобно Тарс Таркасу, они пошли бы за мной, куда бы я их ни позвал. Правда, если бы мне удалось бежать от черных пиратов, я мог бы попасть в руки враждебных красных или зеленых людей. Тогда конец был бы короткий! Но об этом думать еще было рано! Сама возможность спасения от чернокожих казалась в тот момент маловероятной и малоправдоподобной. Мы с девушкой были связаны между собой веревкой так, чтобы могли отодвинуться только на три или четыре фута друг от друга. Войдя в помещение, мы уселись под окошечком на низкую скамейку. Эта скамейка была единственной мебелью в каюте. Пол, потолок и стены были сделаны из сплава алюминия с непроницаемым составом, который применяется при постройках марсианских воздушных кораблей. Я сидел, размышляя о будущем, и взгляд мой был устремлен в окошечко, приходившееся на уровне моих глаз. Внезапно я взглянул на Файдору. Она смотрела на меня со странным выражением, которого я еще ни разу не видел на ее лице. Она была изумительно прекрасна! Она сразу опустила веки, и мне показалось, что она покраснела. "Вероятно, ей неприятно, что ее поймали на внимательном рассмотрении низшего существа", - подумал я. - Ну, как ты находишь низшую породу? - спросил я ее шутливо. Она взглянула на меня и нервно засмеялась. - Очень интересной, - ответила она, - в особенности, если у нее такой прекрасный профиль. Наступил мой черед краснеть, но я не покраснел. Ее мужество, которое позволяло ей шутить на пороге смерти, восхитило меня. Я присоединился к ее смеху. - Знаешь ли ты, что с нами будет? - спросила она. - Думаю, что скоро мы разрешим тайну вечности, - ответил я. - Меня ожидает судьба худшая, чем смерть, - молвила она и содрогнулась. - Что ты хочешь этим сказать? - Я не знаю, все это одни догадки, - ответила она. - Ведь ни одна девушка нашей расы из тех миллионов, которые были похищены черными пиратами за все века, не вернулась, чтобы рассказать свои испытания. Они никогда не забирают в плен мужчин, и поэтому можно думать, что судьба украденных девушек хуже, чем смерть. - Разве это не справедливое возмездие? - вырвалось у меня. - Что это значит? - Разве жрецы не поступают также с теми несчастными, которые предпринимают добровольное паломничество к таинственной реке Исс? Разве не была Тувия рабыней в продолжение пятнадцати лет? Вполне справедливо, что вы должны страдать также, как заставляли страдать других! - Ты не понимаешь, - ответила она. - Мы ведь жрецы, святая раса. Для низших существ - честь быть нашими рабами. Разве мы не спасаем иногда людей низших пород, которые бессмысленно идут к неведомой реке и к неведомому концу, и которые без нас стали бы добычей растительных людей и белых обезьян? Я задорно ответил: - Да, но вы поддерживаете всеми средствами это суеверие среди людей внешнего мира. Это гнусно! Попробуй объяснить мне, почему вы поддерживаете этот гнусный обряд! - Все живущее на Барсуме, - убежденно ответила она, - создано для поддержания расы жрецов. Как могли бы мы жить, если бы внешний мир не доставлял нам рабочую силу и пищу? Неужели ты думаешь, что жрец унизился бы для работы? - Значит, верно, что вы едите человеческое мясо? - спросил я в ужасе. Она посмотрела на меня с сожалением за мое невежество. - Верно, что мы едим мясо низших пород. Разве вы не поступаете так же? - Мы едим зверей, но не мясо человека! - Если человек может есть мясо зверей, то боги могут есть мясо людей. Святые жрецы - боги Барсума. Я почувствовал отвращение, и, думаю, она это заметила. - Ты еще неверующий, - сказала она мягко, - но если нам посчастливится вырваться из рук черных пиратов и вернуться ко двору Матаи Шанга, я думаю, мы сумеем убедить тебя в твоем заблуждении. И, - она запнулась, - быть может, мы найдем способ удержать тебя, как... одного из наших! Она снова опустила глаза и слегка зарумянилась. Я не понял тогда значения ее слов и понял их только много позже. Дея Торис часто говорила, что в некоторых вещах я был невозможно наивен, и, мне кажется, она была права. - Я опасаюсь, что я плохо отплатил бы за гостеприимство твоего отца, - ответил я ей, - потому что, будь я жрецом, я бы сразу поставил вооруженную стражу у устья реки Исс и отдал бы ей приказ отводить несчастных обманутых паломников обратно во внешний мир. Я посвятил бы всю свою жизнь истреблению омерзительных растительных людей и больших обезьян. Она взглянула на меня с искренним ужасом. - Нет! Нет! - вскричала она. - Ты не должен так говорить! Не должен даже осмеливаться думать так! Это ужасно кощунственно! Если бы жрецы когда-нибудь догадались, какие мысли у тебя на уме, они приговорили бы тебя к самой страшной казни. Даже моя... моя... - она замялась и вспыхнула. - Даже я не могла бы спасти тебя! Я ничего не ответил. Очевидно, это было бы бесполезно. Она была еще более опутана суеверными предрассудками, чем марсиане, внешнего мира. Те поклонялись, по крайней мере, мечте о прекрасной грядущей жизни, полной любви, мира и счастья. Жрецы же поклонялись отвратительным растительным людям и обезьянам или, по крайней мере, почитали их, как обитателей духа их близких. В эту минуту дверь нашей темницы открылась, и вошел Ксодар. Он ласково улыбнулся мне. Когда он улыбался, лицо его принимало добродушное выражение - вся жестокость с него исчезала. - Так как вы не сможете бежать с корабля, - сказал он, - то я не вижу никакой необходимости держать вас взаперти. Я разрежу ваши путы, и вы сможете выйти на палубу. Вас ждет нечто очень интересное и, так как вы никогда не вернетесь во внешний мир, то не беда, если я позволю вам позабавиться этим зрелищем. Никто, кроме перворожденных и их рабов, не видел того, что вы увидите: подпочвенный вход в священную страну, в настоящий рай Барсума. - Кстати, это будет отличный урок для дочери жрецов, - прибавил он, усмехаясь. - Она увидит храм Иссы, и Исса, быть может, обнимет ее. Файдора гордо подняла свою головку. - Не богохульствуй, собака! - гневно вскричала она... - Исса смяла бы всю твою породу, если бы ты осмелился подойти к ее храму! - Тебе еще придется многому поучиться, дочь жрецов, - ответил Ксодар с неприятной улыбкой, - и я не завидую тому способу, которым тебе придется учиться. Когда мы вышли на палубу, то я, к своему удивлению, увидел, что корабль пролетает над огромной снежной равниной. Насколько мог охватить взор, ничего другого не было видно. Могла быть только одна разгадка этой тайны. Мы пролетали над южным полярным полюсом. Только на полюсах Марса имеется снег и лед. Нигде не было никаких признаков жизни. Очевидно, мы были так далеко на юге, что здесь не водились даже огромные пушные звери, за которыми так любят охотиться марсиане. Ксодар стоял около меня у перил корабля. - Какой курс? - спросил я его. - Немного к западу от юга, - ответил он. - Сейчас ты увидишь долину Оц; мы пролетим над ее краем. - Как долина Оц?! - воскликнул я. - Но разве там не лежат владения жрецов, от которых я убежал? - Да, - ответил Ксодар. - Ты пересек уже это ледяное поле в прошлую ночь, во время твоего бешеного полета. Долина Оц лежит в огромной котловине у южного полюса. Эта котловина находится на тысячу футов ниже окружающей местности и представляет собой как бы огромную чашу. В ста милях от ее северной границы поднимаются горы Оц, которые окружают внутреннюю долину Дор, в середине которой лежит озеро Корус. На берегу этого озера стоит золотой храм Иссы в стране перворожденных. Туда-то мы и направляемся. Теперь я начал понимать, почему во все века только один спасся из долины Дор. Я только изумлялся, как ему одному удалось это сделать! Пересечь замерзшую пустыню льдов и снегов, да еще пешком, было не под силу никому. - Пересечь ледяную пустыню можно только на воздушном судне, - невольно сказал я вслух. - Как раз так и бежал один человек от жрецов в давно прошедшие времена: но никогда еще, никто не бежал от перворожденных! - сказал Ксодар, и в голосе его прозвучала гордость. Мы достигли южного края огромного ледяного гребня. Он заканчивался крутой обрывистой стеной вышиной в тысячу футов. За ним стелилась равнина, перерезанная низкими возвышенностями, небольшими лесами и речками, текущими со склонов ледяного гребня. Далеко внизу я увидел голубую трещину. Она тянулась от северного края ледяной стены, пересекала долину и терялась где-то вдали. - Это русло реки Исс, - объяснил мне Ксодар. - Она течет глубоко под ледяным полем ниже уровня долины, но здесь ее русло открыто. Вскоре я различил какие-то строения и указал на них Ксодару. - Это деревня погибших душ, - ответил он, смеясь. - Полоса между ледяной пустыней и горами считается нейтральной. Иногда паломники не выдерживают испытаний и, вскарабкавшись по отвесным стенам русла реки Исс, задерживаются в долине. Иногда какому-нибудь рабу удается бежать от жрецов, и он тоже здесь скрывается. - Жрецы не стараются поймать таких беглецов: из этой долины все равно нет спасения. Кроме того, они не отваживаются выходить далеко за пределы своих владений из боязни перед нашими сторожевыми крейсерами. А мы не трогаем жалких жителей долины, потому что у них нет ничего, что нам нужно, и их слишком мало чтобы доставить нам интересный бой. Здесь несколько деревень, но они вечно воюют между собой, а потому число жителей за все эти годы мало увеличилось. Теперь мы повернули к северо-западу, и вскоре я различил черную гору, возвышавшуюся над ледяной пустыней. Она была невысока и имела плоскую вершину. Ксодар удалился по делам службы, и мы с Файдорой остались одни. Девушка не проронила ни одного слова с тех пор, как мы вышли на палубу. - То, что он мне рассказал, правда? - спросил я ее. - Отчасти да, - ответила она. - То, что он сказал о положении храма Иссы в центре его страны - наглая ложь... - она остановилась. - Если бы это оказалось правдой, то значит в продолжении бесчисленных веков мой народ шел на мучения и позорную смерть к своим злейшим врагам вместо того, чтобы идти в прекрасную вечность, которую, как нам говорили, дарует Исса. - Как барсумцы внешнего мира заманивались вами в страшную долину Дор, так, быть может, вас самих заманивали перворожденные в такое же страшное место. Это было бы суровым, ужасным, но справедливым возмездием! - Я не могу поверить этому, - помолчав, промолвила она. - Увидим! - ответил я. Мы снова замолкли. Каждый из нас с тревогой смотрел на быстро вырастающую черную гору. Корабль уменьшил ход так, что почти неподвижно стоял в воздухе. Когда мы достигли гребня горы, перед нами открылось огромное круглое отверстие, дно которого терялось в глубокой тьме. Этот гигантский колодец имел полных тысячу футов в диаметре. Стены его казались отполированными. По-видимому, они были из черного базальта. Минуту корабль висел неподвижно, а затем начал медленно опускаться прямо в черную бездну. Нас скоро окутала тьма. На корабле зажгли фонари, при тусклом свете которых корабль падал все ниже и ниже в недра Барсума. Спуск продолжался около получаса, когда внезапно мы очутились в каком-то новом мире. Под нами колыхались воды подземного моря. Откуда-то лился страшный фосфорический свет, на поверхности моря плавало множество судов. Повсюду поднимались небольшие островки, покрытые бесцветной растительностью. Медленно и величаво опускался корабль, пока не сел на воду, огромные пропеллеры были убраны во время нашего спуска, и на место их были установлены меньшие по объему, но более сильные винты. Они были пущены в ход, и корабль продолжал свое путешествие в новой стихии так же легко и уверенно, как и по воздуху. Файдора и я онемели от изумления. Никому из нас не грезилось, что под поверхностью Барсума существовал такой мир! Все корабли, которые нам встречались, были военные. Прошло несколько транспортных судов и барж, но не было ни одного большого торгового судна из тех, что совершают воздушные рейсы между городами внешнего мира. - Это морская гавань перворожденных, - произнес голос за нами, и, обернувшись, мы увидели Ксодара, с улыбкой наблюдавшего за нами. - Наше море, - продолжал он, - больше, чем озеро Корус. В него есть приток из внешнего моря. Чтобы удержать воду на известном уровне, у нас работают четыре больших станции, которые выкачивают лишнюю воду в резервуары, находящиеся далеко на севере. Из этих резервуаров красные люди проводят воду в каналы, которые орошают их фермы. Новая догадка осенила меня при этом объяснении. Красные люди всегда считали необъяснимым чудом, что из массивных скал, окружающих их резервуары, вода набивалась такими мощными струями. Никто никогда не проникал в тайну происхождения этого огромного количества воды. С веками это просто приняли за факт и прекратили исследования. Мы проехали несколько островов, на которых возвышались странные круглые строения, по-видимому, без крыш, с небольшими решетчатыми окнами. Они имели вид темниц, что еще более подчеркивалось вооруженной стражей, сидевшей на низеньких скамейках около зданий или ходившей взад и вперед по берегу. Островки, мимо которых мы проезжали, имели не более десятины земли, но вскоре мы увидели перед собой большой остров. Он оказался целью нашего плавания, и корабль вскоре причалил к берегу. Ксодар знаком велел нам следовать за ним. Под конвоем нескольких чернокожих мы сошли на берег и подошли к овальному большому строению, находящемуся недалеко от берега. - Ты скоро увидишь Иссу, - сказал Ксодар Файдоре. - Пленницы, которых мы забираем, все представляются ей. Иногда она выбирает среди них девушек, чтобы пополнить ряды своих прислужниц. Впрочем, никто не служит Иссе больше года. Жестокая улыбка, которая искривила его губы, придала этим словам зловещее значение. Хотя Файдора и отказывалась верить, что Исса имеет отношение к этим чернокожим демонам, однако у нее возникли сомнения. Она испуганно прижалась ко мне и не казалась больше гордой дочерью владыки над жизнью и смертью Барсума, а молоденькой испуганной девушкой, находящейся во власти безжалостных врагов. Строение, в которое мы вошли, было без крыши. В центре его, ниже уровня пола, находился продолговатый бассейн. У одного из краев плавал в воде какой-то странный черный предмет. Я не мог сразу разобрать, было ли это какое-то чудовище этих подпочвенных вод, или просто плот. Однако вскоре мы это узнали. Подойдя к краю бассейна, Ксодар крикнул несколько слов на незнакомом языке. Немедленно на поверхности предмета поднялась крышка люка и из него выскочил чернокожий. - Передай своему начальнику, - обратился к нему Ксодар, - мое приказание. Скажи ему, что датор Ксодар со своими людьми, охраняющими двух пленников, хочет ехать в сады Иссы у золотого храма. - Будь благословенна скорлупа твоего первого предка, о благородный датор, - ответил тот. - Будет сделано, как ты приказываешь. Он поднял над головой обе руки, ладонью к себе, в знак приветствия - обычай, принятый среди всех рас Барсума, - и снова исчез в глубине люка. Минуту спустя на палубе появился начальник в блестящем уборе, подобающим его положению, и пригласил Ксодара на судно. Мы последовали за ним под охраной чернокожих. Каюта, в которой мы очутились, занимала всю ширину судна и имела с каждой стороны окошечки ниже уровня воды. Как только мы все спустились, люк-был задраен и судно двинулось. - Куда же мы поплывем по такому маленькому пруду? - спросила Файдора. - Не наверх, - ответил я. - Тогда куда же? - Судя по судну, я предполагаю, что мы отправимся вниз, - ответил я. Файдора вздрогнула. Уже в продолжении многих веков воды Барсумских морей сохранились только в преданиях среди обитателей Марса. И даже дочь жрецов, которая родилась недалеко от последнего оставшегося озера, чувствовала, как и все марсиане, какой-то инстинктивный страх перед водой. Мы скоро почувствовали, что погружаемся, и ясно слышали всплески воды. Через иллюминаторы виднелись тускло освещенные пенящиеся волны. Файдора схватила меня за руку. - Спаси меня! - прошептала она. - Спаси меня, и всякое твое желание исполнится. Все, что во власти святых жрецов, все будет твое. Файдора, - она запнулась и прибавила тихим, еле слышным голосом, - Файдора будет твоя. Мне было очень жаль несчастную девушку, и я положил руку ей на плечо. Она, по-видимому, ложно истолковала мое движение, потому что, быстро оглядевшись, чтобы убедиться, что мы одни, обвила руки вокруг моей шеи и притянула к себе мое лицо. 9. ИССА, БОГИНЯ ВЕЧНОЙ ЖИЗНИ Признание в любви, которое вырвалось у девушки под влиянием страха, страшно взволновало меня. Мне казалось, что я каким-нибудь необдуманным словом или действием дал ей повод думать, что я отвечаю на ее чувство. Я никогда не был силен по части женщин. Меня больше интересовало военное дело и охота - эти занятия казались мне настоящим занятием мужчины. Я не умел вздыхать над надушенными перчатками или целовать засохший цветок. Поэтому я совсем потерялся, как поступить и что сказать. В тысячу раз легче биться лицом к лицу с дикими ордами, кочующими по высохшему морскому дну, чем, смотря в глаза прекрасной девушки, сказать ей то, что я должен был ей сказать! Но ничего другого не оставалось. Боюсь, однако, что я сделал это очень и очень неловко. Осторожно снял я ее ручки с моей шеи и, держа их в своих руках, рассказал ей историю своей любви к Дее Торис. Рассказал, что из всех женщин двух миров, которых я знал и которыми восхищался, я любил только ее одну за всю свою долгую жизнь. Файдора слушала меня, закусив губу. Вдруг она вскочила, как разъяренная тигрица, тяжело дыша. Ее прекрасное лицо перекосилось злобой, глаза загорелись недобрым огнем. - Собака! - прошипела она. - Проклятый богохульник! Ты воображаешь, кажется, что Файдора, дочь отца жрецов, умоляет тебя? Она приказывает! Что ей до твоей низменной страсти к жалкой краснокожей, которую ты избрал в своей прежней жизни? Файдора подняла тебя до себя, а ты, безумный, оттолкнул ее. Десять тысяч самых ужасных смертей не смогут смыть твоего оскорбления! Существо, которое ты называешь Деей Торис, умрет лютой смертью, и ты сам подписал ей смертный приговор. А ты - ты будешь самым жалким рабом богини, которую ты хотел унизить. Самые позорные работы будут поручаться тебе; тебя будут мучить до тех пор, пока ты не будешь ползать у моих ног и просить, как милости, смерти! Тогда, наконец, я снизойду до твоей мольбы и с высоты Золотых Скал буду любоваться на то, как белые обезьяны раздерут твое тело. Как у нее все было предусмотрено! Меня поражало, что такая божественная красавица может быть так дьявольски злобна. Однако мне пришло в голову, что в своей программе мести она упустила одно маленькое обстоятельство. Поэтому, не для того, чтобы усилить ее гнев, а скорее для того, чтобы она могла изменить свой план применительно к настоящему положению, я молча указал ей на ближайший иллюминатор. Она очевидно, совершенно забыла об окружающей ее обстановке. При виде темной, струящейся воды, она бросилась на низенькую скамеечку, закрыла лицо руками и зарыдала, как несчастная маленькая девочка, а не гордая и всемогущая богиня. Спуск еще продолжался. Толстое оконное стекло сделалось теплым от окружавшей нас горячей воды. Вероятно, мы были очень глубоко под поверхностью Марса. Наконец мы остановились. Раздался шум пропеллеров, и мы с огромной быстротой поплыли вперед. Вокруг нас было очень темно, но свет из наших иллюминаторов и отражение очень сильного прожектора на носу подводной лодки давали возможность видеть, что мы плывем по узкому подпочвенному каналу. Через несколько минут шум пропеллеров стих. Мы остановились, а затем начали быстро подниматься. Снаружи сделалось светлее, и мы остановились окончательно. Ксодар вошел в каюту со своими людьми. - Идемте, - сказал он, и мы вышли с ним через отверстие люка, которое открыл один из матросов. Мы очутились в небольшой подпочвенной пещере, в центре которой был бассейн, где и колыхалась наша подводная лодка. Вокруг бассейна тянулся ровный неширокий пляж, а затем перпендикулярно поднимались стены пещеры и заканчивались сводом. В стене виднелись несколько входов, за которыми тянулись тускло освещенные проходы. Ксодар повел нас по одному из этих проходов, и вскоре мы остановились перед стальной клеткой лифта. Это была подъемная машина обычного на Барсуме типа. Они приводятся в действие при помощи огромных магнитов, подвешенных наверху. Остроумный электрический прибор регулирует количество магнетизма и скорость машины. Едва дверь кабины закрылась за нами, как мы уже остановились наверху: с такой быстротой совершился подъем по высокому пролету. Когда мы вышли из маленького здания подъемной машины, мы сразу очутились в сказочной стране. Можно говорить о ярко-красных лугах, о деревьях цвета слоновой кости, покрытых пунцовыми цветами, об извивающихся аллеях, посыпанных песком из изумрудов, бирюзы и даже алмазов, о великолепии храма из полированного золота, украшенного поразительными орнаментами; но где найдешь слова, чтобы описать очарование красок, неизвестных нашему земному глазу? Как описать сияние неизвестных лучей, переливающихся, как драгоценные камни Барсума? Даже мои глаза, которые за долгие годы привыкли к варварской роскоши дворцов джеддаков, были ослеплены блеском представившейся картины. Глаза Файдоры в изумлении раскрылись. Ксодар наблюдал за нами с жестокой усмешкой, забавляясь нашим удивлением. Сады были переполнены чернокожими мужчинами и женщинами в великолепных уборах. Среди них двигались красные и белые женщины, прислуживающие им. Из дворцов внешнего мира и из храмов жрецов похищались прекраснейшие девушки, чтобы сделать из них рабынь чернокожих. Мы шли через сады к храму. У главного входа нас остановила цепь вооруженной стражи. Ксодар сказал несколько слов начальнику, который подошел к нам для опроса, и они вместе вошли в храм. Через несколько минут они вышли и объявили, что Исса желает видеть дочь Матаи Шанга и необычное существо другого мира, которое принадлежало к семье джеддака Гелиума. Медленно двинулись мы через великолепные помещения и блестящие залы. Наконец мы остановились среди огромной колоннады в центре храма. Один из начальников, сопровождавших нас, подошел к большой двери в глубине. Очевидно, он подал какой-то знак, потому что дверь медленно открылась, и в ней показался богато одетый мужчина. Нас подвели к двери и приказали нам встать на четвереньки спиной к ней. Дверь широко распахнулась, и после предупреждения не поворачиваться под страхом смерти, нам велели ползти задом до священной особы Иссы. Никогда в жизни своей не был я в таком унизительном положении, и только моя любовь к Дее Торис и надежда, что я смогу, быть может, ее еще увидеть, удержала меня от желания встать и умереть, как подобает джентльмену, лицом к лицу с врагами. После того, как мы проползли таким образом около двухсот футов, мы были остановлены нашим конвоем. - Пусть они встанут, - проговорил позади нас дрожащий слабый голос, в котором, однако, слышалась привычка к повелению. - Встаньте, - повторили конвоиры, - но не оборачивайтесь к Иссе. - Женщина нравится мне, - раздалось снова, после некоторого молчания. - Она будет служить мне установленное время. Мужчину можно вернуть на остров Шадор, что лежит у северного берега моря Омин. Пусть женщина обернется и взглянет на Иссу, помня, что те из низшей породы, которым дано созерцать ее лучезарный лик, переживают это ослепляющее блаженство всего один год! Скосив глаза, я украдкой следил за Файдорой. Она мертвенно побледнела. Медленно повернулась она, как бы притянутая невидимой и неодолимой силой. Она стояла совсем близко от меня, так близко, что ее обнаженная рука коснулась моей, когда она взглянула на Иссу, богиню вечной жизни. Я не мог видеть лица девушки, глаза которой в первый раз увидели высшее божество Марса, но я почувствовал, как дрожь пробежала по ее руке. - Вероятно, это действительно ослепительная красота, - подумал я, если вызывает такое сильное волнение в такой блестящей красавице, как Файдора, дочь Матаи Шанга. - Пусть женщина останется. Уведите мужчину. Ступайте! Так велела Исса, и тяжелая рука начальника опустилась на мое плечо. Повинуясь его приказанию, я снова встал на четвереньки и отполз от божества. Это была моя первая аудиенция у богини, но я беру на себя смелость признаться, что она не произвела на меня большого впечатления. Как только я выполз из помещения, дверь закрылась, и мне приказали встать. Ксодар подошел ко мне, и мы вместе с ним вышли в сад. - Ты пощадил мою жизнь, когда легко мог отнять ее, - промолвил он после того, как мы некоторое время шли молча, - и я хотел бы помочь тебе. Я могу сдел