гли с  моим скорострельным ружьем и приведу назад
этого сумасброда.
     -- Я тоже пойду с вами, -- сказал один.
     -- И я, и я, и я, --  хором воскликнули остальные. Эти слова  как будто
нарушили чары какого-то злого ночного кошмара. Все бодро поспешили  по своим
комнатам и затем, основательно вооруженные, направились к джунглям.
     -- Господи!  Что это такое? -- внезапно крикнул один англичанин,  когда
дикий вызов Тарзана слабо донесся до их слуха.
     -- Я  слышал однажды нечто подобное, -- сказал бельгиец, -- когда я был
в  стране  горилл.  Мои  носильщики  сказали  мне,  что  это  крик  большого
самца-обезьяны, убившего в бою противника.
     Д'Арно вспомнил слова Клейтона об ужасном реве, которым Тарзан возвещал
о своей победе, и он почти улыбнулся,  несмотря на свой ужас, при мысли, что
этот раздирающий душу крик вырвался из человеческого горла -- и из  уст  его
друга!
     В  то время,  когда  все  собравшееся  общество  остановилось  на  краю
джунглей  и  стало  обсуждать, как лучше распределить свои  силы,  все вдруг
содрогнулись, услыхав рядом с собою негромкий смех, и, обернувшись, увидели,
что к ним, перекинув на плечи львиную тушу, приближается гигантская фигура.
     Даже д'Арно был  как громом поражен,  потому  что казалось невозможным,
чтобы с тем жалким оружием, которое взял Тарзан, он мог так быстро покончить
со львом, или  чтобы он один мог принести огромную  тушу сквозь непроходимые
заросли джунглей.
     Все   окружили   Тарзана,   засыпая   его  вопросами,   но   он  только
пренебрежительно усмехался, когда ему говорили о его подвиге.
     Тарзану  казалось,  что это  все  равно,  как если бы  кто стал хвалить
мясника за то, что он убил корову. Тарзан так часто убивал ради пищи или при
самозащите,  что  его поступок нисколько не казался ему  замечательным. Но в
глазах  этих людей, привыкших охотиться за  крупной дичью,  он был настоящим
героем; кроме  того, он неожиданно приобрел десять тысяч франков, потому что
д'Арно настоял на том, чтобы он их взял себе.
     Это было очень существенно для Тарзана, потому что он начинал понимать,
какая сила кроется в  этих маленьких кусочках металла или бумажках,  которые
постоянно переходят из рук  в руки,  когда  человеческие существа ездят, или
едят,  или спят,  или  одеваются, или  пьют, или  работают, или  играют, или
отыскивают себе приют от холода, дождя и солнца.
     Для  Тарзана  стало  очевидным, что без денег  прожить  нельзя.  Д'Арно
говорил ему, чтобы он не беспокоился, так как у него денег больше, чем нужно
для обоих. Но обезьяна-человек многому научился и, между прочим, и тому, что
люди смотрят  сверху  вниз на  человека, который берет деньги от других,  не
давая взамен ничего равноценного.
     Вскоре после  эпизода  с охотой за  львом, д'Арно удалось  зафрахтовать
старый парусник для каботажного рейса в закрытую бухту Тарзана.
     Это было счастливое утро для них обоих, когда, наконец, маленькое судно
подняло парус и вышло в море.
     Плавание вдоль берегов совершилось благополучно,  и на утро после того,
как они бросили якорь  перед  хижиной,  Тарзан  с лопатой в руках отправился
один в амфитеатр обезьян, где был зарыт клад. На следующий  день он вернулся
к вечеру, неся  на плечах большой сундук; при восходе солнца маленькое судно
вышло из бухты и пустилось в обратный путь на север.
     Три  недели  спустя  Тарзан  и  д'Арно уже  были  пассажирами на  борту
французского парохода, шедшего  в Лион.  И,  проведя  несколько дней  в этом
городе, д'Арно повез Тарзана в Париж.
     Приемыш обезьян страстно стремился  скорей уехать в Америку, но  д'Арно
настоял на том, чтобы он сперва съездил с ним в Париж,  и не хотел объяснить
ему, на какой безотлагательной надобности основана его просьба.
     Одним из  первых  дел  д'Арно  по приезде  в  Париж был  визит  старому
приятелю, крупному чиновнику департамента полиции, -- куда он взял с собой и
Тарзана.
     Д'Арно  ловко  переводил  разговор  с  одного  вопроса на другой,  пока
чиновник  не  объяснил  заинтересовавшемуся  Тарзану  многие  из современных
методов или захвата и опознавания преступников.
     Тарзана особенно поразило изучение отпечатков пальцев, применяемое этой
интересной наукой.
     --  Но  какую же ценность могут иметь эти отпечатки, -- спросил Тарзан,
--  если через  несколько  лет линии  на пальцах  будут совершенно  изменены
отмиранием старой ткани и нарастанием новой?
     -- Линии не меняются никогда, -- ответил  чиновник.  --  С детства и до
старости отпечатки пальцев каждого индивида меняются только в величине, ну и
разве что  поранения изменяют  петли и изгибы. Но если были сняты  отпечатки
большого пальца и всех четырех пальцев обеих рук, индивид должен потерять их
все, чтобы избегнуть опознания.
     --  Изумительно! -- воскликнул д'Арно.  --  Хотел  бы  я знать,  на что
похожи линии на моих пальцах?
     -- Это мы можем сейчас увидеть, -- объявил  полицейский  чиновник, и на
его  звонок  явился помощник,  которому  он  отдал  несколько  распоряжений.
Чиновник  вышел  из  комнаты,  но  тотчас  вернулся с  маленькой  деревянной
шкатулкой, которую он и поставил на пюпитр своего начальника.
     -- Теперь, -- сказал чиновник, -- вы получите отпечаток ваших пальцев в
одну секунду.
     Он  вынул   из  маленькой  шкатулки  квадратную  стеклянную  пластинку,
маленькую  трубочку густых  чернил, резиновый валик  и несколько белоснежных
карточек.
     Выжав каплю чернил на стекло,  он  раскатал ее взад  и вперед резиновым
валиком,  пока  вся  поверхность  стекла  не была  покрыта  очень  тонким  и
равномерным слоем чернил.
     --  Положите  четыре пальца вашей  правой  руки на стекло,  вот так, --
сказал чиновник д'Арно. -- Теперь большой палец... Хорошо. А теперь, в таком
же  положении,  опустите их на эту  карточку,  сюда, нет, немного правее. Мы
должны оставить  еще место для большого пальца и  для четырех  пальцев левой
руки. Так! Теперь то же самое для левой руки.
     -- Тарзан, идите  сюда, Тарзан! -- крикнул д'Арно. -- Посмотрим, на что
похожи ваши петли.
     Тарзан  тотчас же согласился, и  во время  операции забросал  чиновника
вопросами.
     --  Показывают ли отпечатки  пальцев различие рас?  --  спросил  он. --
Могли ли бы вы например определить только по отпечаткам пальцев, принадлежит
ли субъект к черной или к кавказской расе?
     -- Не думаю, -- ответил чиновник, -- хотя некоторые утверждают, будто у
негра линии менее сложны.
     -- Можно ли отличить отпечатки обезьяны от отпечатков человека?
     --  Вероятно  да,  потому  что  отпечатки  обезьяны  будут  куда  проще
отпечатков более высокого организма.
     --  Но  помесь  обезьяны с человеком  может  ли выказать  отличительные
признаки каждого из двух родителей?
     --  Думаю,  что  да,  --  ответил  чиновник,  --  но  наука эта еще  не
достаточно разработана, чтобы дать точный ответ на подобные вопросы. Лично я
не могу  довериться  ее  открытиям  дальше  распознавания  между  отдельными
индивидами. Тут она абсолютна. Вероятно, во всем мире не найдется двух людей
с тождественными линиями на всех пальцах. Весьма сомнительно чтобы хоть один
отпечаток  человеческого  пальца  мог сойтись с  отпечатком иным, как только
того же самого пальца.
     -- Требует ли сравнение много времени и труда? -- спросил д'Арно.
     -- Обыкновенно лишь несколько минут, если отпечатки отчетливы.
     Д'Арно  достал  из  своего  кармана  маленькую  черную  книжку  и  стал
перелистывать страницы.
     Тарзан с удивлением взглянул на книжечку. Каким образом она у д'Арно?
     И вот д'Арно  остановился на странице, на  которой  было пять крошечных
пятнышек.
     Он передал открытую книжку полицейскому чиновнику.
     --  Похожи ли эти отпечатки на  мои, или мосье Тарзана? Не тождественны
ли они с отпечатками одного из нас?
     Чиновник  вынул из  конторки  очень  сильную  лупу и  стал  внимательно
рассматривать все  три  образца отпечатков,  делая в то же время отметки  на
листочке бумаги.
     Тарзан понял теперь смысл посещения ими полицейского чиновника.
     В этих крошечных пятнах лежала разгадка его жизни.
     Он сидел,  напряженно наклонившись  вперед,  но  внезапно как-то  сразу
опустился и откинулся, печально улыбаясь, на спинку стула.
     Д'Арно взглянул на него с удивлением.
     -- Вы забываете, --  сказал  Тарзан с  горечью, --  что  тело  ребенка,
сделавшего  эти отпечатки пальцев,  лежало мертвым в хижине  его отца, и что
всю мою жизнь я видел его лежащим там.
     Полицейский чиновник взглянул на них с недоумением.
     -- Продолжайте, продолжайте,  мосье, мы расскажем  вам  всю эту историю
потом, если только мосье Тарзан согласится.
     Тарзан утвердительно кивнул головой и продолжал настаивать,
     --  Вы сошли  с ума,  хороший мой  д'Арно! Эти маленькие  пальцы  давно
похоронены на западном берегу Африки.
     -- Я этого не знаю, Тарзан, -- возразил  д'Арно. -- Возможно,  что так.
Но если  вы не сын  Джона  Клейтона, тогда скажите  мне именем неба, как  вы
попали  в эти  богом забытые джунгли, куда не ступала нога ни одного белого,
исключая его?
     -- Вы забываете Калу, -- сказал Тарзан.
     -- Я ее даже вовсе не принимаю в соображение! -- возразил д'Арно.
     Разговаривая, друзья  отошли  к широкому окну, выходившему на  бульвар.
Некоторое  время  они  простояли  здесь, вглядываясь в  кишащую внизу толпу;
каждый из них был погружен в свои собственные мысли.
     --  Однако,  сравнение  отпечатков  пальцев  берет немало  времени,  --
подумал д'Арно и обернулся, чтобы посмотреть на полицейского чиновника.
     К  своему изумлению он  увидел,  что тот  откинулся на  спинку стула  и
спешно и тщательно исследует содержание маленького черного дневника.
     Д'Арно  кашлянул. Полицейский  взглянул и,  встретив его взгляд, поднял
палец, приглашая молчать.
     Д'Арно снова отвернулся к окну, и тогда полицейский чиновник заговорил:
     -- Джентльмены!
     Оба они повернулись к нему.
     -- Очевидно, от точности этого сравнения зависит многое. Поэтому  прошу
вас оставить  все  дело в  моих руках,  пока не  вернется мосье  Дескер, наш
эксперт. Это будет делом нескольких дней.
     --  Я  надеялся узнать  немедленно,  -- сказал д'Арно. --  Мосье Тарзан
уезжает завтра в Америку.
     -- Обещаю вам, что вы сможете протелеграфировать ему отчет не позже как
через две недели, -- заявил  чиновник. -- Но сказать, какой будет результат,
я сейчас не решусь. Сходство есть несомненно, по  пока лучше это оставить на
усмотрение мосье Дескера.
     <b>XXVII
     ОПЯТЬ ВЕЛИКАН</b>
     Перед  старомодным  домом  одного  из предместий Балтимора  остановился
таксомотор.
     Мужчина около сорока лет, хорошо сложенный, с энергичными и правильными
чертами лица, вышел из автомобиля и, заплатив шоферу, отпустил его.
     Минуту спустя, приехавший входил в библиотеку старинного дома.
     -- А! М-р Канлер! --воскликнул старик, вставая навстречу ему.
     --  Добрый  вечер,  мой  дорогой  профессор! -- сказал  гость,  радушно
протягивая ему руку.
     -- Кто вам открыл дверь? -- спросил профессор.
     -- Эсмеральда.
     -- В таком случае она сообщит Джэн о вашем приезде, -- заявил старик.
     -- Нет, профессор, --  ответил Канлер,  --  потому что я  первоначально
хотел повидаться именно с вами.
     -- А, очень польщен, -- сказал профессор Портер.
     --  Профессор! --  начал  Канлер с  большой осторожностью,  старательно
взвешивая  свои  слова.  --  Я  пришел  сегодня,  чтобы  поговорить  с  вами
относительно  Джэн.  Вам  известны  мои  стремления,  и вы  были  достаточно
великодушны, чтобы одобрить мое ухаживание.
     Профессор Архимед  Кв.  Портер  вертелся на  своем кресле.  Этот  сюжет
разговора был ему всегда неприятен. Он не мог понять-- почему. Канлер, ведь,
был блестящей партией!
     -- Но,  -- продолжал Канлер, -- я не могу понять Джэн. Она  откладывает
свадьбу  то  под одним предлогом, то  под  другим. У  меня всякий раз  такое
чувство, что она с облегчением вздыхает, когда я с ней прощаюсь.
     --  Не  волнуйтесь, -- сказал профессор Портер, -- не  волнуйтесь,  м-р
Канлер! Джэн  в высшей  степени послушная дочь. Она исполнит  то, что  я  ей
скажу.
     -- Значит,  я все еще  могу рассчитывать на  вашу поддержку? -- спросил
Канлер с тоном облегчения в голосе.
     -- Несомненно, милостивый государь, несомненно! -- воскликнул профессор
Портер. -- Как могли вы сомневаться в этом?
     -- А вот этот юный  Клейтон, знаете, -- заметил Канлер, -- он болтается
здесь  целые месяцы. Я не говорю,  что Джэн  им  интересуется; но помимо его
титула,  он, как слышно, унаследовал от отца очень значительные поместья,  и
не было бы  странным, если бы  он  в  конце концов не добился своего,  разве
только ... -- и Канлер остановился.
     -- Ой, ой, м-р Канлер, разве только что?
     --  Разве только вы нашли бы удобным потребовать,  чтобы Джэн и  я, мы,
повенчались тотчас же, -- медленно и определенно договорил Канлер.
     --  Я  уже  намекал  Джэн,  что  это  было бы желательно!  --  печально
проговорил профессор Портер.  -- Мы не в состоянии больше содержать этот дом
и жить сообразно с требованиями ее положения.
     -- И что же она вам ответила? -- спросил Канлер.
     -- Она ответила,  что еще ни  за  кого не собирается выходить замуж, --
сказал профессор, --  и что  мы можем перебраться  жить на  ферму в северном
Висконсине,  которую ей  завещала мать. Ферма  эта приносит немножко  больше
того, что нужно на жизнь. Арендаторы жили на этот доход и могли еще посылать
Джэн  какую-то безделицу  ежегодно. Она решила ехать  туда  в начале будущей
недели. Филандер и  м-р  Клейтон  уже там, чтобы  все приготовить  к  нашему
приезду.
     --  Клейтон  поехал туда?  -- воскликнул Канлер,  видимо огорченный. --
Отчего мне не  сказали? Я тоже с радостью поехал бы и принял все меры, чтобы
все устроить удобно.
     -- Джэн считает, что мы и так уже слишком в долгу у вас, м-р Канлер, --
ответил профессор Портер.
     Канлер только  что  собирался  возразить, когда  раздались из  приемной
шаги, и Джэн Портер, вошла в комнату.
     --  О, прошу  извинить  меня!  --  воскликнула она,  останавливаясь  на
пороге. -- Я думала, что вы один, папа!
     -- Это только  я, Джэн, -- заявил  Канлер, вставая. -- Не хотите  ли вы
войти и присоединиться к семейной группе? Как раз была речь о вас.
     --  Благодарю  вас,  --   сказала  Джэн  Портер,  входя  и  взяв  стул,
придвинутый для  нее Канлером. -- Я только хотела  сказать  папа, что  Тобей
придет завтра из колледжа и упакует книги. Очень бы я желала, папа, чтобы вы
определенно  указали,  без чего вы можете обойтись до осени! Пожалуйста,  не
тащите  за собою всю библиотеку в Висконсии, как вы бы потащили ее в Африку,
если бы я не помешала этому.
     -- Тобей здесь? -- спросил профессор Портер.
     -- Да,  я  только  что говорила с  ним. Он  и Эсмеральда  заняты теперь
своими религиозными диспутами у черной лестницы.
     -- Ну, ну, -- я должен еще повидать его, -- крикнул профессор.
     -- Извините меня, дети, я на минуточку уйду, -- и старик поспешно вышел
из комнаты.
     Как  только  он  ушел настолько, что  ничего не  смог  слышать,  Канлер
обратился к Джэн Портер.
     --  Вот  что,  Джэн,  --  сказал  он  грубо.  --  Долго будете  вы  еще
оттягивать?  Вы  не  отказались  выйти  за  меня  замуж,  но  и  не  обещали
определенно.  Я  хочу  завтра получить разрешение,  и  тогда,  не  дожидаясь
оглашения,  мы могли бы спокойно обвенчаться до вашего  отъезда в Висконсин.
Обвенчаемся без треска и шума; я уверен, что и вы это предпочтете.
     Девушка вся похолодела, но храбро подняла голову.
     -- Ваш отец желает этого, -- добавил Канлер.
     -- Да, я знаю.
     Она говорила почти шепотом.
     -- Понимаете ли вы, м-р Канлер,  что вы меня покупаете? -- сказала она,
наконец,  ровным,  холодным  голосом.  --  Покупаете  за  несколько   жалких
долларов? Конечно,  вы это знаете, Роберт Канлер! Надежда на такое  стечение
обстоятельств несомненно  была у вас на уме, когда вы дали пале денег взаймы
на сумасбродную экспедицию,  которая чуть  было  не кончилась так неожиданно
блестяще. Но если бы нам повезло, то вы, м-р Канлер, были бы поражены больше
всех! Вам и  в  голову  не приходило, что эта затея может оказаться удачной.
Для  этого  вы слишком  хороший  делец. И не в вашем духе  давать деньги  на
поиски зарытых в  землю  кладов, или давать деньги  взаймы без  обеспечения,
если  вы  не  имеете  каких-нибудь  особых  видов!  Но  вы  знали,  что  без
обеспечения  честь  Портеров вернее  у вас  в руках, чем с обеспечением.  Вы
знали, что это лучший способ, не подавая и виду, принудить меня выйти за вас
замуж. Вы никогда не упоминали о долге. Во всяком другом человеке я сочла бы
это за великодушие и  благородство. Но вы себе на уме,  м-р Роберт Канлер! Я
вас лучше знаю, чем вы  думаете.  Мне, конечно, придется выйти за вас замуж,
если не будет другого выхода, но надо нам раз и навсегда понять друг друга.
     Пока  она говорила, Роберт Канлер попеременно то краснел, то бледнел, а
когда она окончила, он встал и с наглой улыбкой на энергичном лице сказал:
     -- Вы  меня удивляете,  Джэн. Я  думал, что у вас больше самообладания,
больше  гордости.  Конечно, вы правы:  я вас покупаю и я  знал,  что вы  это
знаете, но я думал, что вы предпочтете  делать вид, что это  не так. Я хотел
думать, что самоуважение и  гордость Портеров не  допустят вас  до признания
даже себе  самой,  что вы  продажная  женщина.  Но пусть  будет  по  вашему,
деточка, -- добавил он весело. -- Вы будете моей, и это все, что мне надо!
     Не говоря ни слова, Джэн повернулась и вышла из комнаты.
     Джэн Портер не вышла замуж перед своим отъездом с отцом и Эсмеральдой в
маленькую  висконсинскую ферму, и когда  она  из  вагона  отходящего  поезда
холодно  попрощалась с  Робертом Канлером, он  крикнул ей, что присоединится
ним через неделю или две.
     На  станции  их встретил  Клейтон  и  м-р Филандер в огромном  дорожном
автомобиле,  принадлежавшем Клейтону,  и  они быстро  помчались через густые
северные  леса  к небольшой ферме, которую девушка ни разу не посетила после
раннего детства.
     Домик мызы,  стоявший на маленьком пригорке, на расстоянии каких-нибудь
ста  ярдов  от дома  арендатора,  испытал полное превращение за три  недели,
проведенные там Клейтоном и м-р Филандером.
     Клейтон  выписал   из   отдаленного   города  целый   отряд  плотников,
штукатуров,  паяльщиков  и  маляров.  И  то,  что  представляло  собой  лишь
развалившийся остов,  когда они приехали, являлось теперь уютным, маленьким,
двухэтажным  домиком  со всеми  современными удобствами, которые можно  было
достать в такое короткое время.
     -- Что  ж  это  такое,  м-р Клейтон, что  вы сделали?  -- крикнула Джэн
Портер. И сердце у  нее упало, когда  она прикинула  в уме  вероятный размер
сделанных затрат.
     -- Т-с... -- предупредил  Клейтон,  -- не говорите  ничего вашему отцу.
Если вы не скажете ему, он никогда не заметит, а  я просто не мог  допустить
мысли, чтобы он жил в той ужасной грязи и запустении, которые м-р Филандер и
я застали здесь. Я сделал так мало, когда бы мне хотелось сделать так много,
Джэн. Ради чего, прошу вас, никогда не упоминайте об этом.
     -- Но вы знаете, что мы  не сможем отплатить  вам! -- крикнула девушка.
-- Зачем вы хотите так ужасно меня обязать?
     -- Не надо,  Джэн,  --  сказал  Клейтон печально. --  Если  бы это было
только для вас, поверьте, я не стал  бы  этого делать,  потому  что с самого
начала  знал,  как  это повредит  мне  в ваших глазах.  Но  я просто не  мог
представить себе дорогого старика живущим  в  дыре, которую мы здесь  нашли.
Неужели вы мне не верите, что я это  сделал  именно для него, и не доставите
мне по крайней мере это маленькое удовольствие?
     -- Я вам  верю, м-р Клейтон, -- ответила девушка, -- потому  что  знаю,
что вы достаточно щедры и  великодушны,  чтобы сделать все именно ради него,
-- и,  о, Сесиль, я бы хотела отплатить вам, как вы того заслуживаете  и как
вы сами желали бы!
     -- Почему вы этого не можете, Джэн?
     -- Я люблю другого.
     -- Канлера?
     --Нет.
     -- Но вы выходите за него замуж! Он сказал мне это перед  моим отъездом
из Балтимора. Девушка вздрогнула.
     -- Я не люблю его, -- объявила она почти гордо.
     -- В таком случае из-за денег, Джэн? Она кивнула.
     -- Значит,  я менее желателен, чем Канлер? У меня денег довольно, более
чем достаточно для всяких нужд, -- промолвил он с горечью.
     -- Я не люблю вас, Сесиль, -- возразила она, -- но я уважаю вас. Если я
должна унизить себя торговой сделкой с каким-нибудь мужчиной, я предпочитаю,
чтобы  это  был человек, которого  я и без того презираю. Я  чувствовала  бы
отвращение к  тому, которому продалась бы без  любви, кто  бы он ни был.  Вы
будете  счастливее  без меня, сохранив  мое уважение и дружбу, чем со  мною,
если бы я стала вас презирать.
     Он  не  стал больше настаивать, но если когда-либо  человек таил  жажду
убийства  в  груди, то это был Уильям Сесиль  Клейтон,  лорд Грейсток, когда
неделю спустя Роберт Канлер  подъехал к домику мызы в своем шестицилиндровом
автомобиле.
     Прошла неделя без  всяких приключений,  но напряженная и неприятная для
всех обитателей маленького дома висконсинской мызы.
     Канлер не переставал  настаивать  на том, чтобы Джэн немедленно  с  ним
обвенчалась.
     Наконец,  она  уступила  просто  из  отвращения  к  его беспрерывной  и
ненавистной докучливости.
     Было условлено, что  следующим утром Канлер  поедет  в город и привезет
разрешение и священника.
     Клейтон хотел уехать, как только узнал о принятом  решении; но усталый,
безнадежный взгляд девушки удержал его. Он не в силах был ее бросить.
     Что-нибудь могло еще случиться, -- старался он мысленно утешить себя. А
в  душе  он знал, что  достаточно  пустяка,  чтобы  его ненависть  к Канлеру
перешла в действие.
     Рано утром на следующий день Канлер уехал в город.
     На  востоке, низко над лесом, стлался дым, лес горел  уже целую  неделю
недалеко от них,  но ветер все время продолжал быть западным, и опасность им
не угрожала.
     Около полудня Джэн Портер пошла на прогулку.  Она не позволила Клейтону
сопровождать ее.
     -- Мне  хочется  побыть  одной,  --  сказала она,  и  он  подчинился ее
желанию.
     Дома профессор  Портер  и  м-р Филандер  были  погружены  в  обсуждение
какой-то серьезной научной проблемы. Эсмеральда дремала на кухне, а Клейтон,
сонный после проведенной без  сна ночи,  бросился на  кушетку  в столовой  и
вскоре погрузился в беспокойный сон.
     На востоке черные клубы  дыма  поднялись  выше, неожиданно  повернули и
стали быстро нестись к западу.
     Все ближе подходили они. Семьи арендатора не было, так как был базарный
день, и никто не видел быстрого приближения огненного демона.
     Вскоре  пламя  перебросилось через дорогу и  отрезало  путь позвращения
Канлеру. Легкий ветер направил огонь к северу, затем повернул назад, и пламя
стало почти неподвижно, будто какая-то властная рука держала его на привязи.
     Неожиданно  с северо-востока показался бешено мчавшийся большой  черный
мотор.
     Он остановился перед коттеджем. Черноволосый гигант  выскочил из него и
бросился  к двери. Не  останавливаясь,  вбежал он в  дом.  На кушетке  лежал
спящий Клейтон. Человек содрогнулся от изумления, но одним прыжком  очутился
около спавшего.
     Он его резко потряс за плечо и крикнул:
     -- Боже мой, Клейтон, вы здесь все с ума сошли? Разве вы не знаете, что
вы почти окружены огнем? Где мисс Портер?
     Клейтон  вскочил  на  ноги.  Он  не узнал  человека,  но понял слова  и
бросился на веранду.
     -- Скотт! -- крикнул он арендатора, и затем, вбегая в комнату: -- Джэн!
Джэн! Где вы?
     В одну минуту сбежались Эсмеральда, профессор Портер и м-р Филандер.
     -- Где мисс Джэн? -- закричал  Клейтон, схватив  Эсмеральду  за плечи и
грубо тряся ее.
     -- О, Габерелле! Масса Клейтон, мисс Джэн пошла прогуляться.
     -- Она еще  не вернулась? -- и,  не дожидая ответа, Клейтон помчался во
двор, сопровождаемый другими.
     --  В  какую  сторону  пошла   она?   --  спросил  черноволосый  гигант
Эсмеральду.
     -- Вот по  этой дороге! -- крикнула испуганная  негритянка, указывая на
юг, где взор встречал сплошную, высокую стену ревущего пламени.
     --  Сажайте всех  в ваш автомобиль, что стоит под навесом, --  закричал
незнакомец  Клейтону --  и  везите  их по северной  дороге.  Мой  автомобиль
оставьте  здесь. Если я найду мисс Портер, он нам понадобится. А не найду --
никому он не будет нужен. Делайте, как я сказал, -- добавил он, заметив, что
Клейтон колеблется.  И вслед затем они  увидели, как гибкая фигура метнулась
через поляну к северо-востоку, где лес еще стоял нетронутый огнем.
     В каждом из присутствовавших поднялось непостижимое чувство облегчения,
будто  большая ответственность  была снята  с  их плеч; чувствовалось  нечто
вроде  безотчетной  веры  в  незнакомца: он спасет Джэн  Портер, если ее еще
можно спасти.
     -- Кто это? -- спросил профессор.
     -- Не  знаю, -- ответил Клейтон. -- Он назвал меня по имени, и он знает
Джэн, потому что назвал ее. И Эсмеральду он назвал по имени.
     -- В нем что-то поразительно знакомое, -- воскликнул м-р Филандер, -- а
между тем я знаю, что никогда раньше не видел его.
     --  Да! -- крикнул  профессор Портер. -- В высшей степени замечательно!
Кто бы это мог быть, и почему я чувствую, что  Джэн спасена теперь, когда он
отправился за нею в поиски?
     -- Не могу сказать вам, профессор, -- ответил Клейтон задумчиво,-- но я
испытываю такое же странное чувство.
     -- Однако, пойдемте!  --  воскликнул он,  -- мы сами  должны выбираться
отсюда, или будем отрезаны. -- И все присутствовавшие поспешили к автомобилю
Клейтона.
     Когда  Джэн  Портер  повернулась,  чтобы  идти  домой, она  испугалась,
заметив, как близко подымался теперь дым лесного пожара. Она торопливо пошла
вперед, и скоро испуг ее перешел почти в панику.  На глазах  у нее громадные
языки пламени  быстро  прокладывали себе дорогу между ней  и коттеджем. Путь
был отрезан!
     Джэн свернула в густой кустарник, пытаясь пробить себе дорогу на запад,
обойдя огонь, и таким образом добраться до дому.
     Но скоро бесплодность ее  попыток стала  очевидной,  она поняла, что ее
единственная  надежда  --  повернуть  назад  на  дорогу и  бежать к  югу  по
направлению к  городу.  Она снова  бросилась назад. Ей понадобилось не менее
двадцати  минут, чтобы выбраться на дорогу,  --  но и за эти двадцать  минут
огонь успел снова отрезать ей отступление.
     Пробежав  немного вниз по  дороге, ей пришлось остановиться в полнейшем
ужасе; перед нею подымалась сплошная стена огня. Полоса пламени перекинулась
на полмилю к югу от главного очага пожара, захватив и этот небольшой участок
дороги в свои неумолимые объятия.
     Джэн Портер  поняла, что пробраться через  кустарник немыслимо.  Уж раз
пыталась она это сделать,  и  ей это не удалось. Теперь она видела ясно, что
через несколько минут протянутые с севера и юга горящие  щупальцы сольются в
сплошную массу волнующегося пламени.
     Девушка спокойно стала  на  колени в пыли дороги и стала просить небо о
том, чтобы оно дало  ей сил  мужественно  встретить свою судьбу и чтобы  оно
спасло отца и друзей от смерти.
     Она и не  подумала о спасении  себя  самой, -- так  очевидно было,  что
никакой надежды нет и что даже сам бог не мог бы теперь спасти се.
     Внезапно она услышала, что кто-то громко зовет ее по имени.
     --  Джэн! Джэн Портер!  --  прозвучало  сильно и громко,  но  голос был
незнакомый.
     -- Здесь! Здесь! -- крикнула она в ответ. -- Здесь! На дороге!
     И тогда  увидела  она, что по веткам  деревьев к ней мчится с быстротой
белки какая-то исполинская фигура.
     Порыв ветра обволок их облаком дыма,  и  она потеряла из вида человека,
который спешил к ней. Но  вдруг ее охватила большая  рука и  подняла куда-то
вверх. Она почувствовала напор ветра и изредка легкое  прикосновение ветки в
быстром полете вперед.
     Она открыла глаза.
     Далеко под ней расстилались мелколесье и земля.
     Вокруг струилась листва.
     Гигантская фигура, которая несла Джэн Портер, перепрыгивала с дерева на
дерево, и ей казалось, что она в каком-то сне, снова переживает приключение,
выпавшее на ее долю в далеких африканских джунглях.
     О, если бы это был  тот самый  человек, который  тогда  нес  ее  сквозь
запутанную зелень листвы! Но это невозможно. И однако, кто же другой во всем
мире  достаточно  силен  и ловок, чтобы делать то,  что  делает  сейчас этот
человек?
     Она украдкой бросила взгляд на лицо, близко склонившееся к ее лицу, и у
нее вырвался слабый, испуганный вздох:
     -- это был он.
     -- Мой возлюбленный! -- шепнула она. -- Нет, это предсмертный бред!
     Должно быть, она сказала это  громко,  потому  что  глаза, по  временам
скользившие по ней, засветились улыбкой.
     -- Да,  ваш  возлюбленный, Джэн,  ваш дикий, первобытный  возлюбленный,
явившийся  из джунглей  потребовать  свою  подругу --  потребовать  женщину,
которая от него убежала, -- добавил он почти свирепо.
     --  Я  не  убежала, --  прошептала она. -- Я  согласилась уехать только
после того, как целую неделю прождали вашего возвращения.
     Они уже  выбрались из полосы огня, и он повернул  обратно к поляне. Они
шли теперь  рядом  к коттеджу.  Ветер опять повернул, и огонь гнало обратно;
еще час -- и все должно было погаснуть.
     -- Отчего вы тогда не вернулись? -- спросила она.
     -- Я ухаживал за д'Арно. Он был тяжело ранен.
     --  Ах,  я знала это! --  воскликнула она. -- А  они уверяли, будто  вы
присоединились к неграм и что вы были из их племени.
     Он засмеялся.
     -- Но вы им не верили, Джэн?
     --  Нет!  Как мне звать  вас? -- спросила она.  --  Я не знаю, как  вас
зовут.
     -- Я  был Тарзан из  племени обезьян,  когда вы меня впервые узнали, --
сказал он.
     -- Тарзан  из племени  обезьян? -- крикнула она.  -- Так это была  ваша
записка, на которую я уезжая ответила?
     -- Да! Чья же еще она могла быть?
     -- Я не знала;  только она не могла быть вашей: ведь Тарзан, из племени
обезьян, писал по-английски, а вы не понимали ни слова ни на каком языке!
     Он опять засмеялся.
     -- Это  длинная  история: я написал то, чего не мог  сказать, а теперь.
д'Арно еще ухудшил дело, выучив  меня говорить на  французском  языке вместо
английского.
     -- Идем! -- добавил он. -- Садитесь в мой автомобиль, мы должны догнать
вашего отца; они  лишь немного впереди  нас.  Когда они  отъехали, он  снова
обратился к ней:
     -- Значит, когда  вы написали в записке  к Тарзану, что любите другого,
вы подразумевали меня?
     -- Да, -- ответила она просто.
     -- Но в Балтиморе, -- о, как  я искал вас там, -- мне  сказали, что вы,
быть может, теперь уже замужем! Что человек,  по имени Канлер, приехал сюда,
чтобы повенчаться с вами! Правда ли это?
     -- Правда.
     -- Вы его любите?
     --Нет.
     -- Любите ли вы меня, Джэн? Она закрыла лицо руками.
     --  Я дала слово другому. Я не могу  ответить вам, Тарзан! --  крикнула
она.
     -- Вы мне ответили. Теперь скажите мне, как вы решаетесь выйти замуж за
человека, которого вы не любите?
     -- Мой отец ему должен много денег.
     В памяти  Тарзана неожиданно  всплыло письмо, которое он  прочел, и имя
Роберта  Канлера, и то  горе,  на которое ока намекала в письме и которое он
тогда не мог понять. Он улыбнулся.
     --  Если бы  ваш отец не  потерял  своего  клада,  вы  были  бы  все же
вынуждены сдержать ваше обещание этому Канлеру?
     -- Я могла бы просить его вернуть мне мое слово.
     -- А если бы он отказал?
     -- Я дала свое слово.
     С  минуту  они  молчали.  Автомобиль бешено мчался по изрытой  неровной
дороге,  потому что  огонь снова  стал угрожать им  справа и  новая перемена
ветра  могла  мгновенно  перебросить  его  через  этот  единственный путь  к
спасению.
     Наконец, они миновали опасное место и Тарзан замедлил ход.
     -- Предположим, что я его попрошу? -- предложил Тарзан.
     --  Едва  ли  он  согласится исполнить просьбу  незнакомца, -- ответила
девушка, -- особенно такого, который сам желает меня получить.
     -- Теркоз согласился, -- мрачно промолвил Тарзан.
     Джэн Портер вздрогнула и с испугом взглянула на него.
     -- Здесь не джунгли, -- сказала она, -- и вы уже больше не дикий зверь.
Вы джентльмен, а джентльмены не убивают хладнокровно и зря.
     --  Я все еще дикий зверь в душе, --  проговорил  он  тихо, как бы  про
себя.
     Они снова помолчали некоторое время.
     -- Джэн Портер! -- сказал наконец Тарзан, -- если  бы вы были свободны,
вышли бы вы за меня?
     Она не ответила сразу, но он ждал терпеливо.
     Девушка старалась  собраться  с  мыслями.  Что  знала  она  о  странном
существе, сидящем рядом с нею? Что знал он  сам о себе? Кто был он? Кто были
его родители?
     Даже имя его было  отзвуком его таинственного происхождения и его дикой
жизни.
     У  него не было  человеческого  имени.  Могла ли  она  быть счастлива с
мужем, который всю жизнь провел на вершинах деревьев в африканских пустынях,
который  с  детства  играл  и  сражался  с антропоидами,  вырывая  куски  из
трепещущего бока свежеубитой добычи и вонзал крепкие зубы в сырое мясо, в то
время как товарищи его рычали и дрались кругом него за свою часть? Мог ли он
когда-нибудь подняться до ее общественного круга? Могла ли она вынести мысль
о том, чтобы спуститься до его уровня? Будет ли кто-нибудь из них счастлив в
таком ужасном неравном браке?
     -- Вы не ответили, -- сказал он. -- Вы боитесь причинить мне боль?
     -- Я не знаю,  что ответить, --  печально проговорила Джэн Портер. -- Я
не могу разобраться в своих мыслях.
     -- Значит, вы меня не любите? -- спросил он ровным голосом.
     -- Не спрашивайте  меня.  Вы будете счастливее без меня. Вы не  созданы
для мелочных ограничений  и условностей общества. Цивилизация скоро стала бы
вам  невыносима,  и вы стали бы  рваться к свободе  вашей прежней  жизни  --
жизни, к которой я так же не приспособлена, как и вы к моей.
     -- Я думаю,  что понял вас, -- спокойно ответил он. -- Я не буду больше
настаивать. Для  меня  важнее  видеть  вас счастливой, чем  быть  счастливым
самому.  Я  сам  понимаю теперь, что вы не  смогли  бы быть  счастливой -- с
обезьяной!
     В его голосе прозвучала слабая нотка горечи.
     --  Не надо, -- умоляюще проговорила она.  --  Не говорите  так! Вы  не
поняли!
     Но прежде, чем она успела сказать что-либо дальше, неожиданный  поворот
дороги привез их в середину маленького лагеря.
     Перед  ними  стоял  автомобиль  Клейтона,  окруженный  всем  обществом,
которое он привез из коттеджа.
     <B>XXVIII
     ЗАКЛЮЧЕНИЕ</B>
     При виде Джэн Портер,  крики  облегчения  и восторга сорвались  со всех
уст, и  когда  автомобиль  Тарзана  остановился рядом с  другим автомобилем,
профессор Портер схватил дочь в свои объятия.
     Одну минуту  никто  не обратил внимания  на Тарзана, который  продолжал
молча сидеть на  своем месте. Первым вспомнил о нем Клейтон  и, обернувшись,
протянул ему руку.
     -- Как сумеем мы  когда-либо отблагодарить вас? -- воскликнул он. -- Вы
спасли всех нас. В  коттедже  вы  назвали меня по имени, но я  никак не могу
припомнить,  где мы встречались, и как вас зовут,  хотя  в  вас  есть что-то
очень  знакомое.  Мне  кажется,  что  я  вас  знал  при  совершенно   других
обстоятельствах и много времени тому назад.
     Тарзан улыбнулся и пожал протянутую руку.
     -- Вы правы, мосье  Клейтон, -- ответил  он по-французски. -- Простите,
что не говорю с вами по-английски. Как раз учусь этому языку и, хотя понимаю
его очень хорошо, но говорю на нем еще очень плохо.
     -- Но кто же вы? -- спросил Клейтон, на этот раз по-французски.
     -- Тарзан, из племени обезьян. Клейтон отшатнулся от удивления.
     -- Клянусь Юпитером, -- воскликнул  он, -- верно! И профессор  Портер и
м-р Филандер  продвинулись  вперед, чтобы присоединить  свою благодарность к
благодарностям  Клейтона и высказать Тарзану свое  изумление  и удовольствие
встретить своего друга из джунглей так далеко от его дикой родины. Все пошли
в бедную деревенскую гостиницу, где Клейтон тотчас же  сделал  распоряжение,
чтобы их устроили и накормили.
     Они  сидели  в  убогой  маленькой  гостиной,  когда  их  внимание  было
привлечено  отдаленным  пыхтением приближающегося автомобиля.  М-р Филандер,
стоявший у окна, выглянул в то время, как мотор остановился перед гостиницей
рядом с другими автомобилями.
     -- Господь мой, -- сказал м-р Филандер с тенью неудовольствия в голосе.
-- Это м-р Канлер. А я-то уж  надеялся... Я думал ... Э ...  Впрочем  мы все
очень рады, конечно,  что  он не  попал в полосу пожара, --  докончил  он  с
грехом пополам.
     -- Ой, ой, м-р Филандер, -- сказал профессор Портер. -- Ой, ой! Я часто
увещевал моих учеников считать до десяти, прежде чем начинать говорить. Будь
я на вашем месте, м-р  Филандер, я считал бы, по крайней мере,  до тысячи, и
все же даже и после того хранил бы скромное молчание!
     -- Спаси, господи! Вы правы, -- сконфуженно согласился м-р Филандер. --
Но что это с ним за джентльмен крерикального вида.
     Джэн побледнела.
     Клейтон беспокойно задвигался на стуле.
     Профессор  Портер нервно снял очки, подышал на  них и надел их снова на
нос, забыв протереть стекла.
     Вездесущая  Эсмеральда заворчала. Только один Тарзан не понимал ничего.
И вот Роберт Канлер влетел в комнату.
     -- Слава богу, -- крикнул он.  --  Я боялся наихудшего, пока не  увидел
вашего  автомобиля,  Клейтон! Пожар  отрезал  меня на южной  дороге,  и  мне
пришлось вернуться в город, а оттуда направиться на запад  по этой дороге. Я
уже думал, что никогда не доберусь до коттеджа.
     Никто не выказал большого восторга. Тарзан наблюдал за Робертом Канлер,
как Сабор наблюдает за своей добычей. Джэн Портер взглянула на него и нервно
кашлянула.
     -- М-р Канлер, -- сказала она, -- это мосье Тарзан, старый Друг.
     Канлер  обернулся и протянул  руку. Тарзан  встал и поклонился так, как
только один д'Арно мог научить джентльмена кланяться;  но,  казалось, он  не
заметил протянутой руки Канлера.
     Канлер, по-видимому, не обратил на это внимания.
     --  Вот  пастор,   почтенный  м-р  Туслей,  Джэн,  --  объявил  Канлер,
повернувшись  к  священнику, стоявшему  позади  него.  -- М-р  Туслей,  мисс
Портер!
     М-р Туслей поклонился и засиял.
     Канлер познакомил его и с остальным обществом.
     --  Джэн,  обряд  венчания  может  быть  совершен немедленно, -- сказал
Канлер. -- Тогда мы сможем еще с вами поспеть на ночной поезд в город.
     Тут  Тарзан сразу  все  понял. Он посмотрел из-под полуопущенных век на
Джэн Портер, но не шевельнулся.
     Девушка колебалась. Комната была полна напряженного молчания. Все нервы
были натянуты.
     Все глаза обратились к Джэн Портер, ожидая ее ответа.
     -- Нельзя ли подождать еще несколько дней?  --  промолвила она наконец.
-- Я так потрясена! Столько пришлось мне пережить сегодня.
     Канлер почувствовал враждебность,  исходящую  от всех присутствовавших.
Это его разозлило.
     -- Мы ждали до тех пор, покуда я соглашался ждать, -- резко ответил он.
-- Вы обещали выйти за меня замуж. Я не позволю дольше играть  собой. У меня
в руках разрешение, и  тут вот священник. Идемте, мистер Туслей! Идем, Джэн!
Свидетелей здесь довольно, даже больше, чем  надо, --  добавил он неприятным
тоном. И, взяв Джэн Портер за руку, он повел ее к уже ожидавшему священнику.
     Но едва успел он сделать шаг, как тяжелая рука опустилась ему на плечо,
сжав  его  плотно стальными  пальцами. Другая рука схватила его  за горло  и
мгновение спустя так легко  тряхнула  его в воздухе,  как кошка может трясти
мышь.
     Джэн Портер в ужасе и изумлении обернулась к Тарзану.
     И когда она взглянула ему в лицо, то увидела на его лбу красную полосу,
которую  уже видела в далекой  Африке в тот  раз,  когда Тарзан, из  племени
обезьян, вышел на смертный бой с большим антропоидом -- Теркозом.
     Она  знала, это  в этом диком сердце таится убийство, и с легким криком
ужаса бросилась  вперед,  чтобы  упросить  обезьяну-человека  отказаться  от
своего намерения. Но  она боялась больше  за  Тарзана, чем за Канлера.  Живо
представила она себе суровое  возмездие,  которым  правосудие цивилизованных
стран наказывает убийцу.
     Однако,  прежде  чем  она  что-либо  сказала, Клейтон  уже  подскочил к
Тарзану и попытался вырвать Канлера из его тисков.
     Одним взмахом могучей руки англичанин  был отброшен, полетев через  всю
комнату. И  тогда  Джэн Портер твердо  положила  белую ручку на  кисть  руки
Тарзана и взглянула ему в глаза.
     -- Ради меня, -- сказала она только.
     Рука немного отпустила сжатое горло Канлера.
     -- И вы желаете, чтобы вот это жило? -- спросил он с удивлением.
     -- Я не желаю, чтобы он умер  от ваших рук, мой друг, -- возразила она.
-- Не желаю, чтобы вы стали убийцей. Тарзан снял руку с горла Канлера.
     -- Освобождаете ли вы ее от обещания? -- спросил он. -- Это цена  вашей
жизни.
     Канлер, с трудом дыша, утвердительно кивнул головой.
     -- Вы обе