и к поручням, и капитан Боултон
крикнул:
-- Приготовиться к спуску шлюпок и плотов! Идем на рифы!
X
Люди на борту судна замерли в ожидании. "Сайгон" был подхвачен волной и
взлетел над кипящей водой, вздыбившейся над рифом.
Волна со страшной силой швырнула их на острые коралловые скалы.
Послышался скрежет и треск расщепляемого дерева -- похоронный звон по
кораблю. "Сайгон" закачался, словно пьяный, и стал сползать к глубокой воде
с внешней стороны рифов. У людей замерли сердца в этот напряженный момент.
Если судно соскользнет обратно в море, многие погибнут, а в том, что оно
скользило назад, сомнений не было.
-- Перси, -- обратилась к полковнику миссис Ли, называвшая его так
только в моменты прилива нежности, -- Перси, если иной раз я и бывала
несправедливой, то теперь, когда мы стоим лицом к нашему Создателю, я
надеюсь, что ты меня простишь.
Полковник кашлянул.
-- Это я во всем виноват, не надо было читать небылицы этого Биба.
Едва "Сайгон" оказался на глубоководье, как следующая волна, больше
первой, подхватила корабль и с силой швырнула на риф. На сей раз судно
застряло крепко. Волна откатилась, оставив "Сайгон" на скалах в почти
горизонтальном положении.
-- Ну дела, -- пробормотал Алджи, -- похоже, выкрутились, а? Прямо Ноев
ковчег -- старая лоханка, набитая зверьем и выброшенная на вершину Арарата.
Одна за другой волны поменьше разбивались о корпус "Сайгона", а люди
суетились возле шлюпок и плотов, торопясь спустить их в лагуну. Накатившая
вскоре очередная большая волна накрыла корабль целиком, однако тот не
сдвинулся с места.
Шлюпки и плоты крепились к судну с помощью линей, не дававших им отойти
в сторону, но теперь возникал вопрос, каким образом усадить в них женщин.
Риф был узкий, и "Сайгон" застрял всего лишь в нескольких футах от ближнего
к берегу края рифа. Человек спортивного склада мог бы спрыгнуть с поручней,
перескочив при этом опасный участок, и приводниться в лагуне, но миссис Ли
не была человеком спортивного склада, и с ней возникла самая настоящая
проблема.
Она перегнулась через поручни, глядя на проносившуюся над рифом воду.
-- Мне ни за что не спуститься, Уильям, -- сказала она. -- А ты прыгай.
Не думай обо мне. Может статься, мы еще встретимся на более счастливом
свете.
-- Не говори ерунды! -- воскликнул полковник. -- Что-нибудь придумаем.
-- Сейчас я спрыгну вниз, -- сказал Тарзан, -- а вы спускайте ее сверху
со шлюпбалки. Я буду принимать с плота внизу,
-- Ни за что, -- возмутилась миссис Ли. Тарзан повернулся к капитану
Боултону.
-- Немедленно спускайте ее, -- резко бросил он. -- Капризам ее не
потакайте. Я сейчас спущусь проверить глубину. Те, кто не умеют плавать,
будут прыгать в воду, а я помогу им взобраться на шлюпку или на плот.
Тарзан встал на поручни, на мгновение замер, затем прыгнул далеко
вперед и нырнул в лагуну.
Люди бросились к поручням посмотреть на него. Тарзан вынырнул, затем
развернулся и исчез в глубине. Через некоторое время над водой показалась
его голова.
-- Здесь достаточно глубоко, -- прокричал он на корабль.
Патриция Ли-Бердон сняла с себя спасательный пояс, залезла на поручни и
прыгнула вниз, головой вперед. Когда она вынырнула, то обнаружила рядом с
собой Тарзана.
-- Излишне спрашивать, умеете ли вы плавать, -- произнес он.
Девушка улыбнулась.
-- Я останусь здесь и помогу вам принять остальных, -- заявила она.
Следующей, стараясь не удариться о край рифа, прыгнула Джанетт Лейон,
прыгнула, как умела.
Тарзан подхватил ее прежде, чем она коснулась поверхности воды.
-- Плавать умеете? -- спросил он.
-- Нет, -- созналась Джанетт.
-- Вы очень храбрая девушка, -- сказал Тарзан и поплыл, поддерживая
Джанетт, к шлюпке, где помог ей взобраться на борт.
К тому времени на судне началась операция по транспортировке
чрезвычайно разгневанной и протестующей миссис Ли, которую усадили на
сооружение, напоминающее детские качели и стали спускать вниз. Когда она
достигла поверхности лагуны, ее уже ждал Тарзан.
-- Молодой человек, -- обрушилась она на Тарзана, -- если со мной
что-нибудь случится, будете виноваты вы.
-- Замолчите, -- прикрикнул Тарзан.
Вероятно, никогда еще в жизни с Пенелопой Ли не говорили тоном, не
терпящим возражений, который не только поразил ее, но и привел в смиренное
состояние. Миссис Ли послушно сползла в руки Тарзана. Он подплыл вместе с
ней к плоту и подсадил, ибо влезть на плот было легче, чем в спасательную
шлюпку.
Тарзан поплыл назад к пароходу. Тросы продолжали висеть над самой
водой. Он уцепился за трос и, перебирая руками, взобрался на палубу. Люди
один за другим прыгали или ныряли с поручней. Тарзан остановил их.
-- Мне нужны десять-пятнадцать добровольцев для очень опасной работы,
-- сказал он. -- Нужны храбрые ребята.
-- Что вы собираетесь делать? -- спросил Боултон.
-- Теперь, когда остальные благополучно добрались до берега, я
собираюсь освободить животных, -- ответил человек-обезьяна, -- и заставить
их прыгнуть в воду.
-- Но позвольте, -- вскричал полковник Ли, -- многие из них -- опасные
хищники.
-- Их жизни столь же важны для них, как и наши для нас, -- ответил
Тарзан, -- и я не намерен оставлять их здесь на голодную смерть.
-- Ну да, ну да, -- согласился полковник, -- но, может, их лучше
ликвидировать. Это был бы наиболее гуманный способ.
-- Я же не предлагал ликвидировать вашу жену или друзей, -- возразил
Тарзан, -- и я никому не позволю ликвидировать моих друзей!
-- Ваших друзей? -- переспросил полковник.
-- Да, моих друзей, -- ответил Владыка джунглей, -- или, может, лучше
будет сказать -- моих соплеменников. Я был рожден и воспитан среди них.
Человека я не видел ни разу, пока не подрос, а белого человека впервые
повстречал, когда мне стукнуло двадцать лет. Так найдутся добровольцы, чтобы
помочь мне спасти их?
-- Клянусь Юпитером! -- воскликнул полковник. -- Предложение,
разумеется, рискованное. Я с вами, молодой человек.
Де Гроот, Боултон, Тиббет, Крауч, люди из экипажа "Наяды" и несколько
китайцев вызвались помочь ему, а также трое смотрителей-индусов, нанятых
Краузе для ухода за животными.
Пока те, кто не решился остаться с ним, покидали судно, Тарзан выпустил
орангутангов. Он разговаривал с ними на их языке, и они льнули к нему,
словно испуганные дети. Затем провел людей на нижнюю палубу и открыл большие
двойные двери в борту судна, через которые осуществлялась погрузка всех
крупных животных.
Первыми он освободил трех индийских слонов, поскольку те были понятливы
и хорошо выдрессированы. Тарзан попросил одного из индусов, погонщиков
слонов, сесть на самого большого и направить в лагуну, как только волна
накроет риф. Последовала короткая схватка с животным, прежде чем того
вынудили погрузиться в воду, но стоило первому слону поплыть, как остальные
два последовали за ним без особого принуждения. Потом были выпущены
африканские слоны. Это были дикие животные, гораздо более опасные и
непослушные, но стоило их вожаку увидеть индийских слонов, плывущих поодаль,
как он ринулся в лагуну следом за ними, и его собратья последовали его
примеру.
Тарзан с помощниками подтаскивали одну за другой клетки со львами и
тиграми к проему, открывали двери и опрокидывали клетки, вываливая зверей за
борт. Животных поменьше выгружали подобным же способом. Это была долгая и
трудная работа, но наконец она завершилась, и остались только змеи.
-- Ас ними что делать? -- спросил Боултон.
-- Гиста, то есть змея, мой заклятый враг, -- ответил Тарзан. -- Ее мы
ликвидируем.
Они стояли в проеме и наблюдали за зверями, плывущими к берегу, откуда,
согласно приказу капитана, уже возвращались к кораблю пустые шлюпки и плоты.
Вдоль линии берега тянулась узкая отмель, за которой начинались густые
джунгли, плавно поднимающиеся вверх к подножию вулканических гор, поросших
растительностью, гор, которые служили подходящим фоном для дикого и
неприветливого пейзажа.
Люди с корабля жались друг к другу на берегу, наблюдая за приближением
зверей. Но животные, выскочив на сушу, стремглав бросались в джунгли. Лишь
один из слонов обернулся, издавая трубный зов, да еще лев зарычал то ли в
знак вызова, то ли в знак благодарности, кто знает. А когда вокруг них
сомкнулись джунгли, звери начали новую жизнь в незнакомом мире.
Большинство матросов вернулось на корабль с плотами и шлюпками, и
остаток дня был проведен в доставке на берег судовых запасов.
Матросы работали в течение двух дней, снимая с парохода все, что могло
еще пригодиться, и пока половина отряда занималась переправкой на берег
необходимых предметов, другая половина вырубала площадку в джунглях, где
предполагалось разбить постоянный лагерь. Они выбрали это место из-за
протекавшего здесь ручья с пресной водой.
На третий день, когда работа была почти завершена, на вершине скалы,
примыкавшей к берегу с юга, появилась не замеченная никем группа людей
человек в двенадцать и стала разглядывать с высоты лагерь. Укрытые
растительностью, они наблюдали за пришельцами, прибывшими на их остров
впервые за много-много лет.
XI
Люди, изучавшие потерпевших кораблекрушение с "Сайгона", были воинами.
Их одежду составляли набедренные повязки. Концы ткани, свисавшие сзади, были
искусно расшиты цветными нитками или украшены перьями. Плечи покрывали
прямоугольные накидки, на ногах обуты сандалии, изготовленные из кожи
животных. Головы венчали уборы из перьев, а на одном из воинов перья
составляли сложный мозаичный рисунок. Одежду этого воина дополняла отделка
из нефрита, а пояс и сандалии были усыпаны нефритом и золотом, как и
браслеты на руках и ногах. Резные украшения, вдетые в нос, губу и мочки
ушей, тоже были сделаны из нефрита. Весь парадный наряд этого человека
отличался великолепием и не шел ни в какое сравнение с одеждой его
товарищей, ибо Ксатл Дин принадлежал к знатному роду.
Коричневые лица людей покрывала татуировка, но татуировка Ксатл Дина
была несомненно более вычурной. Вооружение группы составляли луки и стрелы,
каждый воин имел по два колчана, а кроме того, по копью и праще для метания
камней. Вдобавок к этому -- длинный меч, изготовленный из твердой породы
дерева. На лезвии меча через равные промежутки были сделаны вкрапления из
вулканического стекла. Для обороны они носили деревянные щиты, обитые шкурой
зверей. Понаблюдав некоторое время за чужаками, воины растворились в
джунглях.
На берег доставили карты и морские приборы, и в полдень капитан Боултон
попытался установить местонахождение острова. Но, приступив к решению этой
задачи и изучив карту, он обнаружил, что в радиусе нескольких сот миль нет
никакой суши.
-- Наверное, я ошибся в расчетах, -- сказал он де Грооту, и они вместе
принялись проверять и перепроверять данные, но всякий раз результат
оставался прежним -- они находились где-то в центре южной части Тихого
океана, в сотнях миль от земли.
-- Не может такого быть, -- воскликнул Боултон, -- чтобы существовал
никому не известный и не отмеченный на карте остров.
-- Я был такого же мнения, -- согласился де Гроот, -- но только до
последнего момента. Ваши выводы абсолютно правильны, сэр, и мы находимся на
неизвестном острове.
-- Имея притом столько же шансов быть когда-либо спасенными, как если
бы мы находились на луне. Если здесь не побывал ни один корабль со времен
Васко да Гама, то логично предположить, что до конца наших дней сюда больше
никто не заглянет.
-- Если за четыреста лет сюда не заходил ни один корабль, -- возразил
де Гроот, -- то наши шансы превосходны, ибо, как вам известно, рано или
поздно это должно случиться, и закон вероятности, согласно которому этот
остров остается необнаруженным, вот-вот исчерпает себя.
-- Вы хотите сказать, что закон сработает в нашу пользу, -- рассмеялся
Боултон. -- Что ж, хочется верить в вашу правоту.
Тарзан работал наравне со всеми. Для полковника с женой и двух девушек
были сооружены удобные хижины.
Затем Тарзан созвал всех людей.
-- Я позвал вас для того, чтобы сообщить о своем решении. Мы разделимся
на два лагеря. Абдула, Краузе, Шмидт, Убанович и ласкары должны покинуть
нас. Все наши беды из-за них. Это по их вине мы оказались выброшенными на
никому не известный остров, где, по словам Боултона, нам, вероятно, придется
провести всю оставшуюся жизнь. Если мы позволим им остаться в нашем лагере,
не оберешься неприятностей. Я знаю этот тип людей. -- Затем он обратился к
Краузе. -- Пойдете со своими людьми на север на расстояние по меньшей мере в
два долгих перехода, и чтобы ни один из вас не смел подходить к нашему
лагерю ближе, чем на десять миль. Того, кто ослушается -- убью. Все.
Отправляйтесь.
-- Ладно, мы уйдем, -- сказал Убанович, -- но возьмем с собой свою долю
провизии, оружия и патронов.
-- Возьмете с собой лишь свои жизни и больше ничего.
-- Не хотите же вы сказать, что отсылаете их в незнакомые джунгли без
еды и оружия? -- воспротивился полковник.
-- Именно это я и имею в виду, -- отозвался Тарзан, -- и им еще
повезло.
-- Вы не смеете поступать с нами таким образом, -- воскликнул Убанович.
-- Как можно содержать в роскоши кучу грязных буржуев и притеснять бедных
трудящихся. Я раскусил вас! Вы -- виляющий хвостом лизоблюд, заискивающий
перед богачами и власть имущими.
-- Подумать только! -- возмутился Алджи. -- Этот негодяй еще и речи
произносит.
-- Прямо как в Гайд-парке, -- сказала Патриция.
-- Вот именно, -- перешел на крик Убанович. -- Надменная буржуазия
издевается над честными пролетариями.
-- Пошел прочь, -- зарычал Тарзан. Абдула дернул Убановича за рукав.
-- Лучше пойдем, -- зашептал он. -- Знаю я этого малого, он сущий
дьявол, ему проще убить нас, чем оставить в живых.
Изгои двинулись на север, таща за собой упирающегося Убановича. Он
обернулся и крикнул напоследок:
-- Я ухожу, но вернусь, когда гнущие на вас спину рабы поймут, что
господами должны стать они, а не вы.
-- Слава богу! -- воскликнула Патриция Ли. -- Я рада, что они убрались,
это, по крайней мере, уже кое-что. -- И она бросила многозначительный взгляд
на Тарзана.
Вокруг лагеря в джунглях в изобилии росли кокосовые пальмы и бананы,
хлебные деревья и съедобные корнеплоды, а в лагуне водилась рыба, так что о
голоде не могло быть и речи. Но одна рыба Тарзана не устраивала.
Завершив благоустройство лагеря, он стал мастерить свои излюбленные
орудия охоты. Он собственноручно изготовил лук, стрелы и колчан, среди
корабельного имущества отыскал подходящий нож и веревку, а из остроги сделал
копье. Последним оружием он как бы косвенно признавал присутствие огромных
хищников, выпущенных им на остров. И вот однажды утром, когда все еще спали,
Тарзан покинул лагерь и пошел вверх по течению маленькой речушки, сбегавшей
с покрытых зеленью холмов. Избегая густой поросли, он двигался по деревьям,
перепрыгивая с ветки на ветку.
Итак, как я уже сказал, он оставил лагерь до того, как проснулись
остальные, да и сам Тарзан так полагал, но вскоре он почуял, что кто-то
преследует его, и, оглянувшись, увидел двух орангутангов, двигавшихся вслед
за ним по деревьям.
-- Тарзан охотится, -- сказал он на языке больших обезьян, когда те
нагнали его. -- Не шумите.
-- Тарзан охотится, Мангани не шумят, -- уверил его один из них.
И они втроем молча продолжили путь по деревьям тихого леса.
На нижних склонах гор Тарзану встретились слоны, поедающие нежные
побеги растений. Он заговорил с ними, и те приветственно затрубили. Они не
испытывали боязни и не уходили. Тарзан решил узнать, насколько они
дружелюбны, и спрыгнул на землю рядом с огромным африканским самцом и
заговорил с ним на языке, к которому прибегал на протяжении всей своей
жизни, когда разговаривал со своим любимцем Тантором.
На самом деле это вовсе не язык, и я не знаю, как его назвать, но с его
помощью Тарзану удавалось передать этим животным, с которыми он с
младенчества играл в детские игры, скорее свои чувства, нежели желания.
-- Тантор, -- произнес он и приложил руку к шершавой коже огромного
зверя. Гигантский самец стал переминаться с ноги на ногу, затем обернулся и
дотронулся до человека-обезьяны хоботом -- любознательное, пытливое
прикосновение. А когда Тарзан заговорил успокаивающим тоном, прикосновение
превратилось в ласку, Тогда человек-обезьяна подошел к огромному животному
спереди, положил руку на его хобот и произнес:
-- Нала!
Хобот плавно обвился вокруг туловища Тарзана.
-- Нала! Тантор, нала! -- повторил Тарзан, и хобот поднял его в воздух.
-- Бьят, Тантор, -- скомандовал Тарзан, -- танд бьят! -- И самец
опустил Тарзана на свою голову.
-- Вандо! -- сказал Тарзан и почесал слона за ушами.
Остальные слоны продолжали срывать побеги, уже не обращая внимания на
человека-обезьяну, а орангутанги, рассевшись на ближайшем дереве, принялись
возмущаться, поскольку боялись Тантора.
Теперь Тарзан решил провести эксперимент. Он прыгнул со спины слона на
ближнее дерево и отошел на небольшое расстояние в глубь джунглей. Затем
позвал:
-- Йад, Тантор, йад бьят.
По лесу пронесся ответный гортанный крик самца. Тарзан прислушался.
Раздался хруст ломаемых кустов, и вскоре перед ним замаячила огромная туша
Тантора.
-- Вандо, Тантор, -- похвалил он и стал удаляться по деревьям, к
немалому облегчению орангутангов, с неодобрением наблюдавших за всей этой
сценой.
Перед ними выросла крутая гора, и они то и дело попадали в такие места,
где могли пройти лишь Тарзан и его друзья -- обезьяны. Наконец они втроем
наткнулись на уступ, тянувшийся к югу. Уступ однако уводил в сторону от
речушки, с которой Тарзан расстался у подножия водопада, низвергавшегося на
скалы, столь отвесные и скользкие, что преодолеть их могла разве что муха
или ящерица и вряд ли кто-нибудь еще.
Они двинулись вдоль уступа, огибая склон горы, и вышли к большому
ровному плато, на котором рос густой лес. Тарзан прикинул, что здесь можно
хорошо поохотиться, и снова двинулся по деревьям.
Вскоре Уша-ветер донес до его ноздрей знакомый запах -- запах
Хорты-кабана. Вот оно, мясо, и Тарзан моментально превратился в дикого
зверя, подкрадывающегося к своей добыче.
Однако не успел он проделать и несколько шагов, как его тонкое обоняние
уловило два других запаха -- запах следов льва Нумы в сочетании с запахом
человека.
Тому, что эти два запаха перемешались, могло быть два объяснения: либо
человек охотился на льва, либо лев на человека. И поскольку Тарзан
определил, что это был запах одного человека, то пришел к выводу, что охоту
вел лев. И Тарзан поспешил по деревьям в том направлении, откуда доносился
запах.
XII
Тхак Чан на льва не охотился. Это невозможно, ибо он ни разу в жизни не
видел льва и вообще не подозревал о существовании такого зверя, как впрочем
и любой из его предков за всю историю их рода. Давным-давно, до того, как
Чак Тутул Ксиу покинул Юкатан, народ Тхак Чана знавал ягуара, и память о нем
перенес через огромный водный простор на этот отдаленный остров, где ее
увековечили в камне в храмах и на стелах, воздвигнутых повсюду. Тхак Чан был
охотником из города Чичен Ица, который основал на этом острове Чак Тутул
Ксиу, открывший его и назвавший Аксмол в честь города, где он родился.
Тхак Чан охотился за дикой свиньей, которая, если рассвирепеет, может
стать столь же грозной, как и лев Нума. Пока же Тхак Чану не везло.
Тхак Чан ступил на маленькую поляну среди леса, и тут же его испуганное
внимание привлек зловещий рык, раздавшийся с другой стороны поляны. Там
стоял самый жуткий зверь из тех, которых Тхак Чану когда-либо доводилось
видеть. Чудовище, злобно рыча, глядело на человека.
Огромный лев медленно вышел на поляну, и Тхак Чан повернулся и бросился
наутек. От раздававшихся за спиной громовых раскатов его едва не
парализовало от страха. Тхак Чан мчался, спасая собственную жизнь, по
знакомому лабиринту леса, а сзади прыжками его настигал голодный лев. В этой
неравной гонке у Тхак Чана не было бы шансов на спасение, даже если бы он
продолжал свой бег, но когда он споткнулся и упал, то понял, что это конец.
Он повернулся лицом к страшному незнакомому зверю, но не поднялся с земли,
ожидая атаки с изготовленным для броска копьем.
Из-за поворота тропы среди деревьев появился лев. Круглые желто-зеленые
глаза зверя уставились на человека. Тхак Чану показалось, что они горят
огнем ярости.
Зверь оскалил огромные желтые клыки и издал столь злобное рычание, что
у Тхак Чана сердце ушло в пятки. Лев не стал нападать, а просто двинулся к
своей жертве, ибо это был ничтожный человечишка, недостойный соперник для
царя зверей.
При виде приближающейся смерти Тхак Чан стал молиться чужеземным богам.
И тут, словно в ответ на его молитвы, произошло чудо -- с высокого дерева
над тропой спрыгнул обнаженный человек, гигант по сравнению с Тхак Чаном, и
упал прямо на спину этому свирепому зверю, которого Тхак Чан даже не знал
как назвать. Могучая рука обхватила зверя за шею, могучие ноги сплелись
вокруг его туловища. Зверь встал на задние лапы, оглашая воздух жутким
ревом, и попытался достать обидчика клыками и когтями. Чудовище прыгнуло
вверх, извиваясь и выгибаясь, затем бросилось на землю и принялось
перекатываться с боку на бок в отчаянной попытке освободиться, но молчащее
существо держалось цепко и свободной рукой вновь и вновь вонзало длинный нож
в рыжевато-коричневый бок зверя, пока тот не издал последний громовой рык и
не рухнул на землю. Зверь конвульсивно дернулся и в следующий миг затих.
Тхак Чан наблюдал за этой поразительной схваткой со смешанным чувством
ужаса и надежды. Он решил, что сам бог явился спасти его, хотя бога этого
боялся ничуть не меньше, чем зверя.
Когда животное испустило дух, Тхак Чан впился взглядом в человека или
бога, что для него пока оставалось неясным. Тот поднялся и встал одной ногой
на тело поверженного зверя. Затем поднял лицо к небу и издал долгий,
протяжный крик, столь жуткий, что Тхак Чан содрогнулся и закрыл уши руками.
Впервые с того момента, как остров Аксмол поднялся со дна океана, его
горы огласились победным криком обезьяны-самца, одолевшего своего
противника.
XIII
Тхак Чану доводилось слышать о разных богах, и он попытался определить,
кто же это такой. Был Хуиц-Хок -- Повелитель холмов и долин; Че --
Повелитель леса; были бесчисленные земные боги; потом еще, конечно, Ицамна,
правитель неба, сын Хунаб Ку, первого бога, и Хан Ахо, бог подземного
царства Ментал -- холодного, сырого, мрачного подземелья, где после смерти
поселяются души простолюдинов и тех, кто вел неправедную жизнь; был еще
Эйчукан, бог войны, которого несли в бой на специальных носилках четыре
полководца.
Скорее всего, это Че -- Повелитель леса. И Тхак Чан обратился к нему,
называя именно так, и вежливо поблагодарил за то, что тот спас его от
неведомого зверя. Однако, когда Че ответил, оказалось, что говорит он на
языке, которого никогда ранее Тхак Чану не доводилось слышать, и Тхак Чан
подумал, что это, наверное, язык богов.
Какое-то время Тарзан разглядывал этого странного маленького человека с
красновато-коричневым оттенком кожи, говорившего на удивительном не понятном
Тарзану языке, и затем сказал:
-- Дако-зан, -- что на языке великих обезьян означало "мясо", но Тхак
Чан лишь покачал головой и извинился за собственное невежество.
Увидев, что таким образом ничего не добиться, Тарзан вынул из колчана
стрелу и принялся рисовать наконечником на плотно утрамбованной земле
изображение Хорты, дикой свиньи. Затем приладил стрелу к луку и пронзил ею
рисунок зверя чуть ниже левой лопатки.
Тхак Чан заулыбался и возбужденно закивал головой, затем сделал знак
Тарзану следовать за ним. Пройдя несколько шагов по тропе, Тхак Чан
ненароком взглянул вверх и увидел на дереве орангутангов, глядящих вниз. Это
оказалось чересчур для Тхак Чана с его незатейливым воображением. Сперва
незнакомый ужасный зверь, потом бог, а теперь еще две омерзительные твари.
Дрожа всем телом, Тхак Чан вскинул лук и прицелился в обезьян. Подскочивший
к нему Тарзан вырвал из его рук оружие и позвал орангутангов, которые
спустились вниз и подошли к Тарзану.
Теперь Тхак Чан был убежден, что это тоже боги, и от одной мысли, что
он общается с тремя богами, Тхак Чан пришел в сильнейшее волнение. Ему
захотелось немедленно поспешить назад в Чичен Ица и рассказать всем своим
знакомым о чудесных событиях дня, но он тут же поймал себя на мысли, что ему
никто не поверит и что жрецы могут рассердиться. Заодно он припомнил случаи,
когда людей приносили в жертву в храме и за гораздо меньшие прегрешения.
Нужно что-то придумать. Тхак Чан повел Тарзана через лес в поисках
дикой свиньи, ломая голову над возникшей проблемой. Наконец у него созрел
великолепный план. Он приведет богов в Чичен Ица с тем, чтобы люди могли
сами убедиться, что Тхак Чан говорит правду.
Тарзан полагал, что его ведут поохотиться на Хорту, дикую свинью.
Поэтому, когда вдруг за поворотом обнаружилось, что джунгли кончились, а
впереди раскинулся прекрасный город, Тарзан удивился ничуть не меньше, чем
Тхак Чан, уверенный, что повстречался с богами.
Центральная часть города была выстроена на холме, на вершине которого
высилась пирамида, увенчанная, судя по всему, храмом. Пирамида была
сооружена из плит застывшей лавы, которые образовывали крутые ступени,
ведущие к вершине. Вокруг пирамиды располагались другие здания, скрывавшие
ее основание от взгляда Тарзана, а вокруг всей центральной части города
тянулась стена, в которой кое-где виднелись ворота. С внешней стороны стены
ютились ветхие тростниковые хижины, там, несомненно, жило беднейшее сословие
горожан.
-- Чичен Ица, -- объявил Тхак Чан, указывая рукой и жестом приглашая
Тарзана следовать за ним.
Человек-обезьяна насторожился, испытывая природное недоверие,
свойственное дикому зверю, которое было у него едва ли не врожденным. Он и
раньше не любил город и вообще с подозрением относился к незнакомым людям,
однако вскоре любопытство взяло верх над благоразумием, и он последовал за
Тхак Чаном в сторону города. Они миновали мужчин и женщин, работающих на
полях, где выращивались маис, бобы и овощи -- памятники проницательности Чак
Тутул Ксиу, который более чем четыреста лет тому назад догадался привезти с
собой с Юкатана семена и луковицы.
Работавшие в поле мужчины и женщины подняли головы, с удивлением
разглядывая спутников Тхак Чана, но еще больше изумились, когда Тхак Чан с
гордостью объявил, что это Че -- Повелитель леса, и два земных бога.
В тот же момент нервы обоих земных богов сдали, божества развернулись и
задали стрекача в сторону джунглей. Тхак Чан умоляюще призывал их вернуться,
но его увещевания оказались тщетными, и в следующий миг полусогнутые грузные
фигуры взметнулись на деревья и исчезли из виду. Наблюдавшие за происходящим
стражники, охраняющие ворота, к которым приближались Тарзан и Тхак Чан,
оживились и засуетились. Они вызвали старшего, и тот уже поджидал Тхак Чана
с его спутником, когда они подошли к воротам. Офицер по имени Ксатл Дин
оказался предводителем отряда воинов, обнаруживших на берегу потерпевших
кораблекрушение.
-- Кто ты такой, -- властно спросил он, -- и кого привел в Чичен Ица?
-- Я Тхак Чан, охотник, -- ответил спутник Тарзана, -- а это Че --
Повелитель леса, который спас меня от страшного зверя, когда тот собрался
меня сожрать. Те двое, что убежали, земные боги. Наверное, люди Чичен Ица
чем-то обидели их, иначе они пришли бы в город.
Ксатл Дин никогда прежде не видел бога, но и он почувствовал нечто
величественное в этом почти обнаженном незнакомце, который намного
возвышался над ним и его людьми, ибо рост Тарзана подчеркивался еще тем, что
майя -- народ низкорослый, и, по сравнению с ними, Тарзан каждой чертой
своего облика походил на бога. И тем не менее, Ксатл Дин сомневался, так как
видел на берегу незнакомцев, и предположил, что этот, наверное, один из них.
-- Кто ты такой, пришедший в Чичен Ица? -- грозно спросил он у Тарзана.
-- Если ты и в самом деле Че -- Повелитель леса, представь доказательства,
чтобы король Сит Ко Ксиу и главный жрец Чал Ип Ксиу смогли подготовиться и
приветствовать тебя подобающим образом.
-- Че -- Повелитель леса не понимает нашего языка, наиблагороднейший,
он понимает лишь язык богов.
-- Боги в состоянии понять любой язык, -- возразил Ксатл Дин.
-- Мне следовало бы выразиться иначе -- он считает ниже своего
достоинства говорить на нашем языке, -- поправился Тхак Чан. -- Разумеется,
он понимает все, о чем мы говорим, но богу негоже говорить на языке простых
смертных.
-- Для охотника ты слишком много рассуждаешь, -- высокомерно произнес
Ксатл Дин.
-- Те, кого боги выбирают себе в друзья, должны быть очень мудрыми, --
напыщенно проговорил Тхак Чан.
Тхак Чана распирало от гордости. Никогда раньше он не вел столь
пространной беседы со знатным человеком, в жизни ему редко доводилось
говорить что-либо, кроме "Да, наиблагороднейший" или "Нет,
наиблагороднейший". Самоуверенность Тхак Чана и впечатляющая внешность
незнакомца наконец возымели свое действие на Ксатл Дина, и он впустил их в
город и сам провел к храму, который явился частью королевского дворца.
Здесь были воины, жрецы и представители знати, блиставшие великолепием
головных уборов из перьев и украшений из нефрита. Одному из жрецов Ксатл Дин
пересказал историю, услышанную им от Тхак Чана.
Оказавшись в окружении вооруженных людей. Тарзан снова насторожился,
подвергая сомнению разумность своего прихода в город, который мог оказаться
западней, а побег из него -- непростым делом.
Жрец отправился сообщить Чал Ип Ксиу, главному жрецу, о прибытии в храм
человека, выдающего себя за Че -- Повелителя леса и желающего повидаться с
ним.
Как и большинство верховных жрецов, Чал Ип Ксиу к существованию богов
относился с известной долей скептицизма; они годились для простолюдинов,
верховному же жрецу они были ни к чему. Если уж на то пошло, он сам считал
себя олицетворением всех богов, и эта вера подкреплялась той властью, какой
он обладал в Чичен Ица.
-- Приведи охотника и его спутника, -- велел он жрецу, принесшему
известие.
Вскоре Тарзан из племени обезьян предстал перед ликом Чал Ип Ксиу,
главного жреца Чичен Ица. Вместе с ним пришли охотник Тхак Чан, Ксатл Дин с
несколькими приятелями, а также человек двадцать воинов и жрецов низших
званий.
Облик незнакомца произвел сильное впечатление на Чал Ип Ксиу, и он,
чтобы не попасть впросак, уважительно приветствовал пришельца, но когда
Ксатл Дин пояснил, что бог, оказывается, не говорит на языке простых
смертных, у верховного жреца зародились подозрения.
-- Ты докладывал о появлении на берегу чужаков, -- обратился он к Ксатл
Дину, -- может, он один из них?
-- Возможно, святейший, -- ответил тот.
-- Если он бог, -- произнес Чал Ип Ксиу, -- то и все другие должны быть
богами. Но ты же говорил мне, что их корабль потерпел крушение, и они были
выброшены на берег.
-- Верно, святейший, -- подтвердил Ксатл Дин.
-- В таком случае они всего лишь простые смертные, -- сказал верховный
жрец, -- ибо богам подвластны ветер и волны, и их корабль остался бы цел и
невредим.
-- И это тоже правда, наимудрейший, -- согласился Ксатл Дин.
-- Значит, он не бог, -- сделал вывод Чал Ип Ксиу, -- но из него
получится прекрасное жертвоприношение настоящим богам. Уведите его!
XIV
Непредвиденный поворот событий настолько поразил и потряс Тхак Чана,
что, забыв о своем невысоком социальном положении, простой охотник осмелился
возразить Чал Ип Ксиу, верховному жрецу.
-- Но, наисвятейший, -- вскричал он, -- если бы вы видели, какие чудеса
он сотворил. Меня чуть не загрыз огромный зверь, но он прыгнул ему на спину
и убил его; только бог способен на такое. Если бы видели поединок, а также
двух богов, которые его сопровождали, то убедились бы в том, что это
действительно Че -- Повелитель леса.
-- Ты кто такой? -- грозно спросил Чал Ип Ксиу.
-- Я Тхак Чан, охотник, -- пролепетал струхнувший Тхак.
-- Вот и занимайся своей охотой, -- предупредил Чал Ип Ксиу, -- иначе
закончишь свою жизнь на жертвенном алтаре или в водах святого колодца. Пошел
вон!
Тхак Чан побрел прочь, словно побитая собака с поджатым хвостом.
Но когда воины попытались схватить Тарзана, он повел себя совсем не
так, как перетрусивший охотник. Хотя Тарзан не понял ни слова из сказанного
Чал Ип Ксиу, но по его тону и поведению почувствовал, что происходит
неладное, а когда увидел плетущегося к выходу Тхак Чана, подозрения
усилились. Тогда-то воины и попытались взять его в кольцо и схватить.
Верховный жрец принимал Тарзана на площади, окруженной с четырех сторон
крытой колоннадой, и Владыка джунглей первым делом зоркими глазами
осмотрелся кругом. За колоннами он разглядел сад, чуть поодаль стояли низкие
строения. Тарзан не знал, что находится непосредственно за этими зданиями,
однако знал, что невдалеке проходит городская стена, а за ней и за полями --
лес.
Он стряхнул с себя руки схвативших его воинов, прыгнул на низкий
помост, на котором восседал Чал Ип Ксиу, отшвырнул верховного жреца в
сторону, промчался через сад и стал карабкаться вверх по стене здания.
Воины бросились в погоню, посылая ему вслед проклятья, стрелы и камни
из пращей, но до Тарзана долетали только проклятья, а они не представляли
опасности.
Тарзан пересек крышу здания и спрыгнул на проходившую за домом улицу.
Там ему встретилось несколько прохожих, которые в ужасе шарахались от
мчащегося на них бронзового гиганта. В конце улицы виднелись ворота, но не
те, через которые Тарзан входил в город, и выставленные здесь стражники
ничего о Тарзане не знали. Для них он был лишь почти обнаженным незнакомцем,
очевидно, человеком чужой расы, а, следовательно, врагом, пробравшимся в
Чичен Ица невесть с какой целью. Воины попытались загородить ему путь и
задержать. Тогда Тарзан схватил часового и, держа его за щиколотки, стал
размахивать им, словно дубиной, пробиваясь сквозь гущу воинов к выходу.
Наконец он оказался на свободе, впрочем, он ни на миг не сомневался в
благоприятном исходе, ибо с презрением относился к этим низкорослым людям с
их примитивным оружием. И они возомнили, что смогут задержать Тарзана,
Владыку джунглей! В тот же миг выпущенный из пращи камень ударил Тарзана по
затылку, и он свалился без чувств лицом вниз.
Придя в сознание, Тарзан обнаружил, что находится в деревянной клетке в
тускло освещенной комнате с одним-единственным окном. Стены помещения были
сложены из прекрасно отшлифованных и искусно пригнанных блоков из лавы.
Небольшое окно, размером два на два фута располагалось под самым потолком. В
комнате был выход, охраняемый тяжелой деревянной дверью, которая, как
определил Тарзан, запиралась на засов снаружи. Он не знал, какая участь его
ожидает, но догадывался, что нелегкая, судя по жестоким лицам Чал Ип Ксиу и
его приспешников -- жрецов и знати.
Тарзан проверил на прочность прутья своей деревянной клетки и
улыбнулся. Он увидел, что стоит ему захотеть, и он без труда сможет
выбраться из клетки в любой момент, но другой вопрос -- как выйти из
комнаты. Можно было бы вылезти через окно, не такое уж оно и маленькое, если
бы не два каменных стержня, служивших решеткой. Дверь же выглядела очень
внушительно.
Задняя решетка клетки находилась примерно в двух футах от дальней стены
комнаты, напротив входа. Выломав с этой стороны два прута, Тарзан вышел из
клетки. Первым делом он подошел к двери и взялся за дверную ручку. Дверь
была заперта. Тарзан попробовал высадить ее с разбегу -- та не поддавалась.
Тогда он встал перед дверью, сжав в руке выломанный из решетки прут -- рано
или поздно кто-нибудь ее откроет.
Тарзан не знал, что пробыл без сознания долгое время, что прошла ночь и
наступил новый день. Наконец он заслышал голоса. Голосов становилось все
больше, шум усиливался, и Тарзан определил, что там происходит какое-то
многочисленное сборище. Через некоторое время застучали барабаны, запели
трубы, начались ритуальные песнопения.
Пытаясь понять, что происходит в городе, Тарзан вдруг услышал скрежет
засова. Он напрягся, крепко сжимая выломанный прут. Открылась дверь, и в
комнату вошел воин -- воин, встретивший свою смерть быстро и без мучений.
Тарзан шагнул на порог и выглянул наружу. Почти прямо перед ним перед
алтарем стоял жрец, а на алтаре лежала девушка, которую удерживали за руки и
за ноги четверо мужчин в длинных расшитых одеждах и в головных уборах из
перьев. Стоявший над ней жрец занес нож из вулканического стекла, метясь в
грудь девушки.
Тарзан моментально оценил обстановку. До девушки ему не было дела.
Смерть живого существа мало что значила для него, перевидавшего множество
смертей и воспринимавшего смерть как естественный итог жизни, но Тарзана
возмутила жестокость и бессердечие самой церемонии. Его охватило желание
помешать исполнению кровавого замысла, а отнюдь не порыв сострадания и
милосердия.
Бросившись к алтарю, он вырвал нож из занесенной руки жреца, стоявшего
к нему спиной, поднял его самого в воздух и швырнул на двух других
служителей, рангом пониже, державших девушку. Те рухнули на пол храма.
Оставшихся двоих жрецов он свалил с ног ударом деревянного прута.
Невероятное происшествие повергло зрителей в состояние шока, и никто из
присутствующих не попытался остановить Тарзана, когда тот поднял девушку с
алтаря, перекинул ее через плечо и выскочил из двери храма. Тарзан помнил
дорогу, по которой его привели в дворцовый храм, и двинулся тем же путем
назад в город, миновав двух ошеломленных стражников возле ворот дворца.
Часовые проводили Тарзана, свернувшего на боковую улицу, недоумевающими
взглядами, и не посмели покинуть свой пост и броситься за ним в погоню, но
уже в следующий миг мимо них пронеслась разгневанно шумящая толпа,
преследующая чужеземца, который осквернил храм и похитил приготовленную
жертву с алтаря их бога.
Улицы города казались вымершими, поскольку все жители собрались на
площади храма, чтобы присутствовать при жертвоприношении, и Тарзану,
бежавшему по узкой извилистой улице, не встретилась ни одна живая душа. Он
бежал изо всех сил, ибо слышал рев преследующей его толпы и не испытывал
желания оказаться у нее в руках.
Девушка на его плече не пыталась сопротивляться или убегать; она была
чрезвычайно напугана. Вырванная из лап смерти неизвестно откуда взявшимся
полуголым гигантом, она находилась в полной прострации. Единственное, на что
у нее хватило сил -- думать об ожидающей ее жуткой судьбе. Девушка слышала
историю Тхак Чана, которая распространилась по всему городу, и она решила,
что ее на самом деле похитил Че -- Повелитель леса, -- мысль, от которой
маленькая Ицл Ча пришла в такой неописуемый ужас, что, даже при желании, не
смогла бы пошевелиться; ведь боги всесильны, и им нельзя перечить. Если Че
-- Повелителю леса вздумалось унести ее с собой, то сопротивление означало
бы верную смерть. Сознавая это, Ицл Ча тихо лежала на широком плече своего
спасителя, не смея шевельнуться.
По затихающим звукам погони Тарзан определил, что толпа отстала. Вскоре
он достиг городской стены, где, на счастье, поблизости не оказалось ворот.
Будь он один, то запрыгнул бы наверх, но с ношей это было ему не под силу.
Тарзан стал оглядываться по сторонам, ища способ преодолеть препятствие, и
вдруг увидел, что в одном месте, параллельно внутренней сторо