я и произнес следующий тост: - За достойного рыцаря, проявившего мужество и благородство на поле боя! За сэра Джеймса, рыцаря ордена Тамплиеров, а отныне рыцаря Ниммра! Даже имя Ричарда Английского не вызвало той бури восторга, что последовала за тостом за сэра Джеймса. Глаза Блейка устремились на Гвинальду, сидевшую в другом конце зала. Принцесса, подняв бокал, чокалась с соседями по столу, но глядела при этом на Блейка. К сожалению, на таком расстоянии да еще при тусклом освещении он не сумел определить, что выражает взгляд девушки - благосклонность или ненависть. Когда шум немного поутих, и гости вновь заняли свои места, встал Блейк. - Король Гобред! Дамы и рыцари Ниммра! Я тоже хочу произнести тост. За сэра Малуда! На мгновение все удивились и умолкли, затем встали и выпили за отсутствовавшего рыцаря. - Странный ты человек, сэр Джеймс, - сказал Гобред. - Выражаешься не всегда понятно и ведешь себя необычно. И хотя ты говоришь "чин-чин", когда провозглашаешь тост, и называешь своих друзей "старина" и "парень", мы уже научились понимать тебя. Нам хотелось бы узнать побольше о твоей стране и о жизни проживающих там благородных рыцарей. Все ли они столь же великодушны к побежденному противнику? - Если их не освистывают, - ответил Блейк. - Освистывают? Наверное, это одна из форм наказания? - Ты угадал. - И, должно быть, действенная? - Ты попал в самую точку. Видишь ли, освистывание - это почти единственная форма наказания, которую воспринимают рыцари квадрата и ромба. - Рыцари квадрата и ромба? Таких знаков отличия я не встречал. Они храбрые рыцари? - Часть из них играет на музыкальных инструментах, но далеко не все. Возьмем, к примеру, сэра Джека Демпси, рыцаря ринга, то есть квадрата. Он проявил себя настоящим рыцарем поражений, а это намного труднее, чем быть великолепным рыцарем победы. - Какие еще существуют у вас в настоящее время рыцарские знаки отличия? - Мы их отменили. - Что?! - воскликнул Гобред. - У нас теперь все рыцари, - пояснил Блейк. - Все рыцари? Нет ни слуг, ни вассалов? Невероятно! - Видишь ли, со времен Ричарда многое изменилось. Люди переосмыслили старые понятия, наполнили их новым содержанием. Средневековых рыцарей давно уж нет, но зато сейчас все мы - рыцари труда либо рыцари мира, ну и так далее, всего не упомнишь. - Я вижу, ты прибыл из прекрасной и благородной страны, - проговорил Гобред. - Сам посуди, если у вас все рыцари, то и состязаний проводится уйма, верно? - Ага, - коротко подтвердил Блейк, не желая развивать тему. XIV. ОДИНОКАЯ МОГИЛА Внутри палатки царил мрак. Стимбол прислушался. Впереди раздавалось неровное дыхание человека, спавшего беспокойным сном. Американец замер, стараясь унять сердцебиение, затем пополз дальше на четвереньках, преодолевая дюйм за дюймом. Внезапно рука его задела лежащего. Стимбол зашарил перед собой, пытаясь уяснить местоположение тела. В одной руке он сжимал нож, готовый ударить в любой миг. Стимбол старался не дышать, чтобы ненароком не разбудить человека-обезьяну. Он надеялся, что Тарзан спит тяжелым сном, и рассчитывал пронзить сердце дикаря с первого раза. Пора! Стимбол взмахнул ножом. Человек конвульсивно дернулся. В безудержном порыве возбуждения американец быстрыми ударами несколько раз подряд вонзил нож в живую плоть. Он почувствовал, как на руку брызнула горячая кровь. Итак, дело было сделано. Стимбол выбрался из палатки. Охваченный паническим страхом, он едва держался на ногах. Чудовищность содеянного парализовала волю американца. Словно во сне добрался Стимбол, мертвенно-бледный, с выпученными глазами, до шатра Ибн Яда, где рухнул перед самым входом. Вышедший из жилища женщин шейх обнаружил трясущегося на земле человека. - Что ты здесь делаешь, неверный? - спросил Ибн Яд. - Я сделал это, Ибн Яд! - насилу выговорил Стимбол. - Что именно? - вскричал шейх. - Я зарезал Тарзана из племени обезьян. - О, горе! - запричитал Ибн ЯД. - Толлог! Где ты? Хирфа! Атейя! Все сюда! Вы слышали, что сказал неверный? Примчались Хирфа с Атейей. - Нет, вы слышали? Каково? - неистовствовал шейх. - Он убил моего доброго друга, великого шейха джунглей. Мотлог! Фахд! Ко мне! Ибн Яд постепенно повышал голос, пока не дошел до истошных воплей, на которые стали сбегаться бедуины. Стимбол, и без того потрясенный содеянным, от такого поведения шейха буквально онемел и скорчился на земле. - Взять его! - приказал шейх первому прибывшему. - Он убил Тарзана из племени обезьян, нашего большого друга, который хотел спасти нас и вывести с этой опасной земли. Теперь же все обратятся в наших врагов. Друзья Тарзана нападут на нас и растерзают. Аллах свидетель, что моя совесть чиста, и пусть его гнев и гнев друзей Тарзана падет на преступника! Собравшиеся втихомолку удивились неожиданному проявлению дружеского расположения шейха к Тарзану. - Увести его! - приказал Ибн Яд. - Утром соберемся и решим, что с ним делать. Охваченного ужасом Стимбола потащили к жилищу Фахда. Когда все ушли, бедуин наклонился к Стимболу и шепотом спросил: - Ты действительно убил шейха джунглей? - Меня толкнул на это Ибн Яд, а сейчас я раскаиваюсь, - пробормотал Стимбол. - Завтра тебя казнят, чтобы доложить друзьям Тарзана, что убийца наказан, - проговорил Фахд. - Спаси меня, Фахд, - взмолился Стимбол. - Спаси меня, и ты получишь двадцать миллионов франков, клянусь тебе! Как только я вырвусь отсюда и доберусь до ближайшей европейской колонии, ты их получишь. Подумай об этом, Фахд! Двадцать миллионов! - Что-то мне не верится, - отозвался Фахд. - Во всем свете нет таких денег! - Клянусь, что у меня их в десять раз больше. Если я обману, ты убьешь меня. Выручи, Фахд. - Двадцать миллионов франков... - пробормотал Фахд. - Может, он не лжет? Послушай, неверный. Не ручаюсь, что спасу тебя, но попробую. Если получится, а ты не сдержишь обещания, я тебя из-под земли достану. Понял? Ибн Яд приказал двум рабам отнести тело Тарзана на опушку леса и там похоронить. Те отправились в палатку, завернули труп в бурнус и отнесли к гигантскому дереву, под которым выкопали неглубокую могилу. Затем рабы швырнули тело в яму, небрежно присыпали землей и ушли, оставив могилу без опознавательного знака. Ранним утром следующего дня Ибн Яд созвал старейшин рода. Когда все собрались, оказалось, что Толлога нет. Его искали повсюду, но не нашли. Фахд высказал предположение, что Толлог, видимо, отправился на охоту. Ибн Яд разъяснил присутствующим, что, во избежание гнева друзей Тарзана, необходимо немедленно что-то предпринять. Главное - отвести подозрение от бедуинов, а это возможно тольки если убийца понесет заслуженное наказание. Собравшихся не пришлось долго убеждать, и лишь один пребывал в сомнении. Человек этот был Фахд. - Неверного нельзя убивать по двум причинам, Ибн Яд, - заявил Фахд. - Ради аллаха! Нет такой причины, по которой истинному верующему нельзя убивать неверного! - воскликнул один из старейшин. - Выслушайте меня, - настаивал Фахд, - и я уверен, что вы признаете мою правоту. - Говори, Фахд, - сказал шейх. - Неверный очень богатый и влиятельный человек у себя на родине. Если пощадить его, то он даст нам большой выкуп. Допустим, друзья Тарзана узнают о его смерти после того, как мы уберемся с этой проклятой земли. Какой тогда смысл убивать Стимбола? Если же его убить сейчас, какая у нас гарантия, что нам поверят, будто Тарзана зарезал он, а мы его казнили за злодеяние? А вот если оставить Стимбола в живых, то, встретив случайно друзей Тарзана, мы всегда сможем сказать, что не тронули иноверца потому, что собирались передать его в их руки для совершения возмездия. - Твои слова не лишены здравого, смысла, - проговорил Ибн Яд. - Но если неверный станет лживо утверждать, что Тарзана убили мы? Не поверят ли ему скорее, чем нам? - Это не проблема, - вмешался все тот же старейшина. - Отрежем ему язык, и он не сможет очернить нас. - Мудрые слова! - одобрил Ибн Яд. - Ради аллаха, нет! - вскричал Фахд. - Чем лучше с ним обращаться, тем больше денег он нам отвалит. - Подождем до последнего момента, - решил шейх. - Если увидим, что дела совсем плохи, тогда и отрежем ему язык. Так судьба Уилбера Стимбола была вручена богам, и Ибн Яд, избавившись от Тарзана, занялся наконец неотложными делами. Взяв с собой большую свиту, он лично отправился к вождю галла на переговоры. Миновав раскинувшийся рядом с деревней Батандо лагерь с тысячью воинами, шейх окончательно укрепился в недобрых предчувствиях. Теперь он воочию убедился в том, что положение его чрезвычайно шаткое и что придется сделать хорошую мину при плохой игре, принимая условия старого вождя. Батандо встретил его приветливо, не забывая, впрочем, подчеркнуть свое высокое положение, и обещал в следующий же день провести Ибн Яда к входу в долину, но прежде потребовал освободить всех рабов галла. - Но тогда мы окажемся без носильщиков и слуг, и мои люди выдохнутся, - возразил Ибн Яд. В ответ Батандо лишь пожал плечами. - Погоди хотя бы до нашего возвращения из долины, - попросил шейх. - Ни один галла не пойдет с тобой, - сказал Батандо тоном, не терпящим возражения. Ранним утром следующего дня Ибн Яд с арабами выступили в путь под надзором воинов галла, державшихся в некотором отдалении. Фекхуан и вчерашние рабы шли среди своих, наслаждаясь ощущением долгожданной свободы. Стимбол, от которого все отвернулись, устало тащился под присмотром двух молодых бедуинов, ничего не соображая от страха. Он все время с ужасом вспоминал об убитом им человеке, оставшемся позади в своей одинокой безымянной могиле. На исходе второго дня после того, как был разбит лагерь, Батандо указал Ибн Яду на скалистый проход в горах. - Там есть тропа, которая ведет в долину, - объявил вождь и добавил: - Здесь мы вас оставим, а утром разойдемся по деревням. На рассвете однако обнаружилось, что галла ушли ночью. Не теряя времени, Ибн Яд велел укрепить лагерь, в котором собирался оставить до своего возвращения женщин и детей. В полдень, поручив охрану лагеря нескольким старикам и юношам, Ибн Яд с бедуинами отправились в путь. XV. БОЛЬШОЙ ТУРНИР Шел третий день, как король Богун находился в пути с множеством рыцарей, оруженосцев и слуг. Покинув свой замок, расположенный на возвышенности над городом Сеполькро, Богун отправился в Ниммр, где в первое воскресенье поста начинался ежегодный Большой Турнир продолжительностью в три дня. Колонна двигалась сплоченным строем. На ветру развевались тысячи праздничных знамен. Сверкала на солнце богато разукрашенная конская упряжь. На спинах у всадников ярко рдели красные кресты в знак прибытия в Святую Землю и, соответственно, окончания паломничества. Внешне рыцари Богуна почти не отличались от отважных рыцарей Ниммра, разве что кожаным покрытием шлемов и иной окраской щитов. Крепкие вьючные лошади, не уступавшие боевым по праздничному убранству, везли шатры и палатки, в которых разместятся рыцари на время турнира, а также предметы личного пользования, запасное оружие и необходимое продовольствие, так как, согласно традиции, рыцарям обеих враждующих сторон запрещалось есть из общего котла. Большой Турнир являлся лишь коротким перемирием, вовремя которого соперники продолжали сражаться, но уже по иным правилам. Боевые действия превращались на время в праздничный спектакль и демонстрацию удали, тогда как зрители могли не беспокоиться за собственную безопасность. Вместе с тем дружеские контакты между обеими группировками не допускались, поскольку это противоречило серьезности происходящего; во время турнира бывало немало убитых, среди них в основном те, кому предназначался приз. Приз этот вручался с целью обострения разногласий, разделявших Передних и Задних в течение вот уже семи с половиной веков, и не мудрено, ведь в качестве приза выступали пятеро девушек, которых победители увозили с собой, навсегда разлучая с друзьями и родителями. Боль разлуки смягчалась лишь сознанием того, что девушек ожидало достойное обращение в соответствии с канонами рыцарства. И все же на душе оставался горький осадок от поражения. Как бы то ни было, по окончании турнира девушки передавались королю победившей стороны и впоследствии становились почтенными супругами пяти достойных рыцарей. Этот обычай был первоначально задуман с благородной целью сохранения рода обеих сторон путем вливания новой крови, а, возможно, и для того, чтобы нивелировать различия в нравах, образе жизни и языке. Как правило, девушки находили свое счастье на чужбине и на судьбу не жаловались. Любая почитала за честь быть отобранной в пятерку, и желающих было гораздо больше, чем того требовалось. Выдвинутые городом Сеполькро в качестве приза девушки ехали верхом на белых боевых конях в сопровождении почетного караула в серебряных кольчугах. Юные создания - одна краше другой - были одеты в роскошные платья и усыпаны драгоценностями. Многодневные приготовления к турниру близились к концу. Арену разровняли граблями и укатали тяжелыми деревянными катками. Старинные каменные трибуны были подремонтированы и вымыты дочиста. Над ложами, предназначавшимися для знати, были установлены балдахины. По периметру поля были воткнуты шесты для тысячи вымпелов. Этим и еще многим другим занималась специальная бригада, а в обнесенном стенами городе и в самом замке день и ночь стучал молоток кузнеца - там ковались доспехи и оружие. Получив разрешение на участие в Большом Турнире, Блейк ожидал его начала с таким же нетерпением, с каким, будучи студентом, ожидал большого матча в регби. Сейчас его включили в два состязания на мечах: в первом заходе в поединке пять на пять, во втором - один на один. Блейку также предстояло сразиться на копьях в составе сотни Передних против сотни Задних, но уже в финале турнира, ибо Гобред, не поощрявший легкого оружия, отложил этот вид состязаний на самый конец. Король Богун и его рать разбили лагерь в дубовой роще примерно в миле от арены и никуда не отлучались. Правила Большого Турнира запрещали им приближаться к арене вплоть до начала состязаний. Готовясь к участию в турнире, Блейк постарался учесть правила сочетания цветов, принятых у рыцарей Ниммра. В итоге, латы американца, его кольчуга и сбруя лошади были одного цвета - черные. Единственное разнообразие в цветовой гамме составляли леопардовое покрытие шлема, серебристо-голубой вымпел на копье, кайма того же цвета на попоне и красный крест как на упряжи, так и на груди Блейка. Наконец наступило долгожданное утро турнира. Выйдя наружу в сопровождении Эдварда, который нес копье и щит, Блейк оказался среди ярких доспехов рыцарей и ослепительно разодетых дам, на фоне которых выделялся своим траурным видом. Черные доспехи Блейка моментально привлекли всеобщее внимание. Сразу же вокруг него образовалась толпа, что говорило о чрезвычайной популярности Блейка. Не все однако одобрили его одеяние, считая, что черный цвет слишком мрачен и удручающ. Блейк отыскал глазами Гвинальду. Принцесса сидела на скамье, беседуя с девушкой, отобранной в качестве приза от Ниммра. Американец раздвинул людей и направился к ней. При виде Блейка Гвинальда слегка наклонила голову, отвечая на его поклон, затем возобновила прерванный разговор. Поведение Гвинальды не оставляло сомнений в том, что принцесса им недовольна, однако Блейк решил не уходить, не выяснив причины. Не могла же она в самом деле сердиться на него из-за того, что он нечаянно выдал свои чувства. Причина была явно иная. Блейк не уходил, хоть девушка и продолжала его игнорировать. Он стоял молча, дожидаясь, когда на него обратят внимание. Вскоре принцесса и ее собеседница стали проявлять признаки нервозности. В их разговоре появились паузы. Гвинальда раздраженно топнула ногой по настилу, щеки ее зарделись от возмущения. Ее соседка нервно затеребила складку своего плаща. Наконец она поднялась и, поклонившись принцессе, попросила разрешения попрощаться. Гвинальда простилась с ней и, оставшись наедине с Блейком, не выдержала его присутствия и резко повернулась к нему. - Я была права! - обрушилась на него Гвинальда. - Ты дерзкий грубиян. Что ты стоишь и пялишься, раз я ясно дала понять, что не желаю тебя видеть! Уходи! - Дело в том... - замялся Блейк. - Дело в том, что я люблю тебя! - Милорд! - воскликнула Гвинальда, вскакивая на ноги. - Как ты смеешь! - Ради тебя, моя принцесса, я осмелюсь на все, что угодно, - ответил Блейк, - потому что люблю тебя! Гвинальда посмотрела ему в глаза, затем сделала презрительную гримасу. - Ты лжешь! - сказала она. - Мне известно, что ты обо мне говорил! И принцесса, не дожидаясь ответа, стремительно ушла. Блейк ринулся вдогонку. - Что я такого говорил? Ничего, чего бы не смог повторить перед всем Ниммром. Я даже сэру Ричарду, своему лучшему другу, не осмелился сказать, что люблю тебя. Это слышала ты одна. - Меня не проведешь, - рассердилась Гвинальда. - И довольно об этом! - Но... - начал Блейк. В тот же миг прозвучала труба, сигналя рыцарям седлать лошадей. Подбежал паж Гвинальды, уговаривая ее присоединиться к отцу. Появился сэр Ричард и схватил Блейка за руку. - Пойдем, Джеймс! Нам пора уже быть в седле. Сегодня мы в первой шеренге. И Блейку пришлось уйти, так и не получив объяснения от принцессы ее непонятного поведения. Многоцветная, живописная толпа, состоящая из дам, рыцарей, пажей, оруженосцев, конюхов, вооруженных воинов и всадников, заколыхалась, придя в движение. С полчаса вокруг замка царил хаос, пока наконец организаторам, насквозь промокшим от пота, и кричащим герольдам удалось выстроить кортеж, который медленно и торжественно прошествовал по извилистой дороге, ведущей к арене. Впереди выступали церемониймейстеры и герольды, за ними двадцать трубачей, затем следовал Гобред верхом на коне, возглавляя группу рыцарей с яркими вымпелами, реющими на ветру. Вслед за ними шествовали дамы, потом снова рыцари. В арьергарде шагали воины с арбалетами, копьями и секирами. Тем временем рыцари Богуна, покинув лагерь, строем подошли к арене. Церемониймейстеры организовали движение таким образом, чтобы обе стороны вступили на поле одновременно. Покинув кортеж, дамы Ниммра поднялись на трибуну. Пятерых девушек Ниммра и пятерых из Сеполькро отвели на помост в конце арены. Затем участники выстроились плотным строем - рыцари Ниммра на южной стороне, рыцари Сеполькро на северной. Гобред и Богун вышли на середину, где встали лицом к лицу. Затем Богун размеренно-торжественным голосом бросил традиционный старинный вызов, после чего протянул Гобреду перчатку. Тот принял перчатку, а тем самым и вызов. Итак, турнир был официально открыт. Как только Гобред и Богун вернулись к своим, на поле вышли рыцари. Те же, кому предстояло участвовать в последующие дни, ушли на трибуну, остальные выстроились для совершения круга вокруг арены. Делалось это с двоякой целью: с одной стороны, показать себя противнику и зрителям, с другой, - посмотреть на выставленные соперником призы. В числе последних были не только девушки, а и богатые украшения из драгоценных камней, доспехи, мечи, копья, щиты, кони - все то, что имело большое значение для рыцарей и что могли оценить дамы. Сначала парадным строем прошли рыцари Сеполькро во главе с Богуном. Проезжая мимо трибуны, король вовсю пялился на женщин, что сразу бросилось всем в глаза. Богун был молод, на трон взошел недавно, после смерти своего отца. Отличаясь надменным, жестоким нравом он в течение нескольких лет возглавлял партию, которая планировала развязать войну против Ниммра, захватить город и установить в долине свою власть. Гарцуя впереди строя на горячем скакуне, король Богун подъехал к центральной ложе, где сидел Гобред с супругой Бринильдой и принцессой Гвинальдой, и остановил взгляд на дочери короля. Богун осадил коня и уставился Гвинальде в лицо. От подобной наглости Гобред побагровел, вскочил на ноги, Богун же пригнулся к холке лошади и поехал дальше. В первый день удача сопутствовала рыцарям Богуна, одержавшим верх над рыцарями Гобреда со счетом 227:106. Второй день турнира открылся шествием противников, которое по обыкновению направлял герольд. Велико же было удивление присутствующих, когда Богун опять привел своих рыцарей к трибуне и снова остановился поглазеть на принцессу Гвинальду. В этот день рыцарям Ниммра повезло чуть больше, они обставили соперника на семь очков, в итоге общий счет обоих дней составлял 269: 397 в пользу Задних. Последние неимоверно гордились столь огромным преимуществом, а рыцари Ниммра намеревались ценой любых усилий отыграться в третий, решающий день. В третий раз нарушив древний ритуал парадного шествия, Богун снова выехал из строя, опять остановился перед ложей Гобреда, уставился на прекрасное лицо Гвинальды, а затем обратился к ее отцу. - Властелин Ниммра Гобред, - произнес он высокомерным тоном. - Как тебе хорошо известно, мои храбрые рыцари опережают твоих более чем на сто двадцать очков, и мы практически уже выиграли Большой Турнир. Тем не менее, у меня есть к тебе одно предложение. - Я слушаю тебя, Богун. Большой Турнир еще далеко не закончен, однако если предложение твое окажется толковым, то гарантирую, что мы его примем. - Твои пятеро девушек стоят столько же, сколько и наши, - продолжал Богун, - но если ты отдашь мне свою дочь, которая станет королевой долины Сеполькро, то я уступлю тебе победу в турнире. Побелевший от гнева Гобред ответил тихим ровным голосом, ибо, как и подобает королю, умел владеть своими эмоциями. - Сэр Богун, - произнес Гобред, отказывая обидчику в королевском титуле, - слова твои оскорбительны для ушей честных людей, так как предполагают, будто дочь Гобреда можно купить, а честь рыцарей Ниммра - осквернить. Ступай назад на свою часть поля, пока мои слуги не прогнали тебя палками. - И это твой ответ? - выкрикнул Богун. - Тогда знай, что я завоюю пятерых твоих девушек согласно правилам Большого Турнира, а твою дочь - оружием! Выпалив угрозу, он повернул лошадь и ускакал во весь опор. Известие об оскорбительном предложении Богуна вызвало бурю негодования среди рыцарей Ниммра. Участники последнего дня состязаний преисполнились решимости во что бы то ни стало отстоять честь Ниммра и принцессы Гвинальды. Явное преимущество, завоеванное рыцарями Богуна за первые два дня, усиливало конфронтацию между соперниками, обостряя и без того непримиримые разногласия. Первым событием заключительного дня турнира стал поединок между Блейком и рыцарем Богуна. Оружием был щит и меч. Когда поле освободилось, зазвучали трубы, и под их звуки Блейк выехал на арену и проскакал перед южной трибуной, его противник - перед северной. Оба остановились перед ложами своих повелителей. В знак уважения к Гобреду Блейк поднес к губам рукоятку меча, но взгляд его был обращен на Гвинальду. - Твое поведение достойно истинного рыцаря, - промолвил Гобред. - И да благословит тебя Господь наш. Следуя правилам Большого Турнира, Блейк ответил: - Отдаю в залог свой меч и свою жизнь за славу и честь Ниммра и в защиту моей принцессы. Лицо Гобреда смягчилось, и даже у принцессы Гвинальды сошла презрительная мина. Девушка медленно поднялась и, отвязав от платья ленту, выступила вперед. - Прими это в дар от твоей принцессы, рыцарь, - сказала она. - Пусть она принесет тебе победу. Блейк подъехал вплотную к перилам, низко наклонился, и Гвинальда приколола ленту к его плечу. Американец ощутил дурманящий аромат ее волос, почувствовал на щеке горячее дыхание. - Я люблю тебя, - шепнул он, едва не касаясь губами уха принцессы. - Грубиян, - шепнула она в ответ. - Подарок мой исключительно ради блага наших пяти девушек. Блейк посмотрел ей прямо в глаза. - Гвинальда, я люблю тебя, - повторил он и тут же добавил: - А ты любишь меня! Не дав принцессе опомниться, Блейк отъехал, направляясь к концу поля, где стояли палатки рыцарей Ниммра. Там к нему подбежали в состоянии крайнего возбуждения Эдвард, сэр Ричард, Майкл с церемониймейстером, герольдами, трубачами, воинами, друзьями, все готовые напутствовать его советами. Блейк отшвырнул в сторону щит, и теперь уже никто его не остановил. Напротив, люди заулыбались, представив, как сэр Малуд воспримет победу сэра Джеймса, одержанную несмотря на отсутствие щита. Снова зазвучали трубы. Блейк рванул поводья и пришпорил коня. С другого конца арены навстречу ему несся рыцарь из Сеполькро. XVI. САРАЦИНЫ! На рассвете второго дня Большого Турнира отряд смуглолицых воинов, одетых в бурнусы и вооруженных аркебузами, достиг горной вершины на северной стороне долины. Внизу раскинулись город Сеполькро и замок короля Богуна. Шли они по тропе, едва приметной среди зарослей. Впереди, как определил Ибн Яд, дорога вырисовывалась уже более отчетливо. Там виднелись бастионы замка Богуна. На полпути к замку высилась стена со сторожевой башней. Ибн Яд с бедуинами осторожно спустились вниз по склону. Стражники - старик рыцарь и несколько вооруженных воинов не особо усердствовали в исполнении своего сторожевого долга. В нескольких шагах от дороги двое негров, вооруженных арбалетами, охотились на зайцев. За много лет никто чужой по этой старой дороге не спускался, и они преспокойно охотились здесь, между сторожевой башней и горами, не помышляя выйти за пределы этой территории, поскольку, хотя и были родом из галла, считали себя англичанами. Они были убеждены в том, что стоит им отойти чуть дальше, как на них тут же нападет орда сарацинов и сотрет в пух и прах. В этот день во время дежурства они по обыкновению выслеживали зайцев и не заметили притаившихся в кустах смуглолицых людей. Ибн Яд с облегчением увидел, что ворота были отворены, а решетка поднята. В отсутствие короля Богуна караульные явно пренебрегали своими служебными обязанностями, но упрекнуть их в этом было некому. Шейх сделал знак своему ближайшему окружению и крадучись направился к воротам. В нескольких метрах он остановился, поджидая остальных. Когда все подошли, он шепотом отдал приказ и, мягко ступая, быстро побежал с ружьем наизготовку. Его соратники бросились следом за ним. Арабов заметили, лишь когда они взобрались на вал. Высылавшие с арбалетами и мечами воины подняли тревогу. - Сарацины! Сарацины! - завопили они. Их крики долетели до старого рыцаря и незадачливых охотников. Заслышав шум, шедший от внешней стены, люди из гарнизона, охранявшие подступы к замку Богуна, не на шутку переполошились. Крики людей сопровождались взрывами, которые как будто походили на раскаты грома и все же отличались от них. Ничего подобного слышать им не доводилось. Собравшись перед наружными воротами замка, воины стали совещаться, как им поступить, а поскольку были рыцарями храбрыми, то единодушно решили поспешить на подмогу тем, кто охранял дальнюю наружную стену и, судя по всему, подвергся нападению. Не теряя времени даром, комендант замка созвал всех имевшихся в наличии людей и направился с ними к сторожевой башне. Между тем в результате недолгой схватки Ибн Яд быстро одолел сопротивление плохо вооруженных охранников и двинулся с отрядом к замку. Завидя приближающихся с той стороны воинов, шейх поспешил укрыться в кустах, росших вдоль дороги, и в итоге отряд коменданта проскакал мимо, так и не заметив неприятеля. Переждав некоторое время, арабы вышли из укрытия и припустили бегом по извилистой дороге к замку короля Богуна. Там, у открытых ворот, выстроились часовые, готовые, согласно распоряжению коменданта, в любой момент опустить подъемную решетку, чтобы впустить, если такое произойдет, обратившихся в бегство рыцарей и преградить путь сарацинам. Не следует забывать, что речь шла о сарацинах, чьего нападения ожидали в течение семи долгих веков. Схоронившийся в кустах в нескольких метрах от ворот Ибн Яд пристально наблюдал за противником. Опытный бедуин знал, для чего служит подъемная решетка, и ломал голову над тем, каким образом проникнуть внутрь прежде, чем она опустится. Наконец он нашел решение, улыбнулся и знаком подозвал троих бедуинов. У ворот несли караул четверо стражников, все были на виду. Ибн Яд и его трое воинов подняли старые аркебузы и тщательно прицелились. - Огонь! - шепотом скомандовал Ибн Яд. Из стволов вырвалось пламя, черный пороховой дым и свинцовые пули. Караульные рухнули на землю. Ибн Яд с бедуинами устремились вперед и оказались на валу замка короля Гобреда перед широким оборонительным рвом, за которым виднелись еще одни ворота. На счастье арабов, подъемный мост был опущен, ворота открыты, вход не охранялся. Тем временем комендант с воинами беспрепятственно дошел до внешней стены, где обнаружил плавающие в лужах крови тела всех без исключения защитников, даже маленького оруженосца старого рыцаря, который должен был следить за входом и не сделал этого. Один из охранников был еще жив. Испуская дух, он открыл страшную правду. - Сарацины! Все-таки пришли... - Где они? - спросил комендант. - Разве они вам не встретились? - прошептал умирающий. - Они направились к замку. - Исключено! - воскликнул комендант. - Мы как раз оттуда, но никого не видели. - Они пошли к замку, - прохрипел воин. Комендант наморщил лоб. - Их мало, - добавил умирающий, - только передовой отряд войск султана. В тот же миг вдалеке прогремели четыре выстрела. - Бог мой! - вскричал комендант. - Они наверняка притаились в кустах, когда мы проезжали мимо, - сказал один из рыцарей. - Ведь они уже там, а дорога к замку одна. - У ворот оставалось всего четверо, и я запретил им опускать подъемную решетку до нашего возвращения. Господи, что я наделал! Я отдал Сеполькро сарацинам! Убей меня, сэр Морли! - Нет, не убью. У нас и так воинов наперечет. Не время сейчас думать о смерти, когда пришла пора встать на защиту нашего Сеполькро от неверных! - Ты прав, Морли, - согласился комендант. - Останешься здесь охранять ворота. Остальные вернуться со мной. Дадим сарацинам бой! Однако когда комендант вернулся к замку, то обнаружил опущенную решетку, а за ней бородатого смуглолицего сарацина, который свирепо уставился на него из-за железных прутьев. Комендант приказал арбалетчикам застрелить захватчика, но не успели те приложить к плечу оружие, как раздался сильный взрыв, едва не оглушивший рыцарей, и из непонятного предмета, что держал в руках сарацин, вырвалось пламя. Один из арбалетчиков упал со стоном навзничь, остальные обратились в бегство. Не ведая страха перед лицом привычной опасности, эти отважные рыцари спасовали перед проявлением силы таинственной, сверхъестественной, ибо что может быть более необъяснимо, нежели смерть товарища, наступившая от грохочущего пламени? Перед воротами остался один сэр Булланд, восседавший на могучем коне. Булланд был преисполнен решимости сразиться с сильнейшим среди неприятеля, чего он и потребовал, намереваясь таким образом решить, кому удерживать ворота. Однако арабы уже захватили замок и ничего выяснять не желали. Кроме того, они не поняли ни единого слова и вдобавок были лишены чувства чести. Они видели перед собой лишь презренного христианина, к тому же безоружного, ведь не считать же за оружие копье и щит, которые не представляли для них на таком расстоянии ровно никакой опасности. И тогда один из захватчиков, аккуратно прицелившись, выстрелил в сэра Булланда. Благородный рыцарь упал, пораженный в самое сердце. Итак, Ибн Яд занял замок короля Богуна, будучи уверенным в том, что захватил легендарный город Ниммр, о котором говорил ему мудрец. Шейх велел согнать все население - женщин, детей и оставшихся мужчин - и казнить за то лишь, что это были неверные, но в последний момент, радуясь крупной удаче, временно отменил свое распоряжение. По команде Ибн Яда бедуины бросились грабить замок. Их ожидания оправдались, ибо сокровища Богуна оказались несметными. За семь веков в окрестностях замка, среди холмов и в руслах рек, рабами было намыто много золота и драгоценных камней. Для жителей Сеполькро и Ниммра сокровища эти не представляли той ценности, что для людей из внешнего мира. Здесь их считали просто украшениями и, конечно же, не хранили в сейфах. В результате Ибн Яд набрал огромный мешок этих безделушек, достаточный, чтобы удовлетворить самые безудержные мечты алчного араба. Присвоив все, что удалось найти, а добыча превзошла его ожидания, Ибн Яд заметил по ту сторону долины у подножия гор нечто вроде города. "Возможно, тот город побогаче этого", - подумал он. - "Завтра выясню". XVII. ЧЕРНЫЙ РЫЦАРЬ Рыцари выехали на ристалище. При конском топоте трибуны затихли. И лишь когда соперники стали съезжаться, сэр Гай из Сеполькро заметил, что его противник выехал на поле без щита. Впрочем, какое это имело значение? Раз его выпустили без щита свои же, то пусть они и отвечают, ему же, сэру Гаю, и карты в руки. Даже появись соперник без меча, сэр Гай убил бы его, не запятнав своей рыцарской чести, ибо так диктовали законы Большого Турнира. Сделанное им открытие ничуть не встревожило сэра Гая о возможных последствиях, единственное, что его заботило - добиться преимущества, напав первым. Сэр Гай увидел, что лошадь противника сделала резкий поворот, и моментально, прежде чем они съехались, поднялся на стременах, как и сэр Малуд накануне, и замахнулся мечом. Тогда Блейк направил своего коня прямо на противника. Меч сэра Гая опустился, лязгнул по мечу американца и соскользнул по клинку, не задев соперника. Тут же сэр Гай загородил голову щитом и перестал видеть сэра Джеймса. Конь его споткнулся, едва не упал, и, как только обрел равновесие, меч Блейка, нырнув под щит, пронзил острием кольчужный подшлемник сэра Гая и ранил его в горло. Раненый захрипел, кровь заклокотала. Сэр Гай запрокинулся на спину и скатился на землю под сумасшедшие овации южной трибуны. По правилам Большого Турнира, выпавший из седла рыцарь считался убитым, а потому последний удар ему не наносился. Соскочив с коня, Блейк с мечом в руке направился к упавшему сэру Гаю. Публика на южной трибуне затаила дыхание, с северной же поднялся негодующий вопль протеста. Церемониймейстеры и герольды галопом поскакали к палатке упавшего, а сэр Ричард, опасаясь, как бы Блейк не прикончил противника, послал к нему гонцов. Блейк приблизился к силившемуся подняться рыцарю. Зрители затихли, ожидая увидеть последний удар со стороны Блейка, но тот неожиданно бросил на землю оружие и склонился над раненым. Приподнял его за плечи, усадил, прислонив к своему колену, снял с него шлем и подшлемник и попытался остановить кровотечение. - Быстро врача! - крикнул он подоспевшим людям. - Артерия не задета, но нужно остановить кровотечение. Вокруг Блейка собралось много народа. Герольд сэра Гая встал на колени и принял раненого из рук Блейка. - Пошли отсюда, - сказал Ричард. - Пусть он останется со своими. Поднявшись, Блейк стал уходить, провожаемый уважительными взглядами рыцарей, и тут заговорил церемониймейстер Богуна, человек весьма почтенного возраста. - Ты великодушен и заслуживаешь высокого звания рыцаря, - сказал он. - К тому же ты смел, ибо бросаешь вызов правилам Большого Турнира и нашим вековым обычаям. Блейк повернулся к говорившему. - Мне нет никакого дела до ваших правил и обычаев, - произнес он. - Там, откуда я пришел, принято оказывать помощь любому раненому, даже трусу, не говоря уже о таком отважном рыцаре, как этот. Поскольку он ранен моей рукой, то, по правилам моей страны, я обязан ему помочь. - Да, - подтвердил сэр Ричард. - Иначе его освистают. За первой победой рыцарей Ниммра последовали другие, и накануне последнего состязания счет составлял уже 452:448 в пользу воинов Гобреда. Впрочем, разница в четыре очка не имела существенного значения на данном этапе турнира, так как победа в финале могла принести команде максимум сто очков, по очку за каждого выведенного из строя рыцаря противника. Началось наиболее зрелищное состязание, с нетерпением ожидаемое всеми. В нем участвовало по сто рыцарей с каждой стороны, вооруженных копьями. Предстояла турнирная схватка, продолжавшаяся до тех пор, пока одна сторона не оказывалась целиком выведенной из строя. Учитывалось падение из седла, ранение, а также бегство с поля боя. Блейка пригласили участвовать в последнем этапе главным образом потому, что церемониймейстеры высоко оценивали его искусство верховой езды и полагали, что оно возместит отсутствие опыта, в обращении с копьем. И вот двести рыцарей в доспехах торжественным маршем выехали на поле и выстроились друг против друга. В основном участвовали молодые, в возрасте от двадцати до тридцати, поскольку только молодежь занималась этим великим спортом средневековья, но было среди них также несколько человек среднего возраста, опытные ветераны, чье мужество и искусство, воспеваемое менестрелями в салонах Ниммра, было проверено годами, и чье присутствие вселяло в молодых уверенность и силу, вдохновляя их на подвиги. Противники выстроились в ряд напротив друг друга, опустив пики. Вымпелы развевались, вороненые доспехи, конская упряжь, металлические заклепки щитов блестели на солнце, которое ярко освещало великолепную и красочную картину. Двести всадников ждали сигнала. Некоторые лошади, которым передалось волнение своих седоков, вставали на дыбы и переступали проведенную границу ряда. Герольд ждал, пока обе группы будут готовы, чтобы дать сигнал, после которого эти сильные мужчины вступят в битву. Блейк сидел верхом на крупном вороном коне в центре отряда рыцарей Ниммра. Конь под ним нервно переступал ногами в ожидании атаки. В правой руке Блейк сжимал тяжелую окованную пику, древко которой упиралось в стремя, в левой он держал большой щит, который сейчас не собирался отбрасывать в сторону. Перед ним стояли лучшие рыцари Сеполькро. Всмотревшись в их стройные ряды, он подумал, что щит слишком мал и хрупок против тяжелых копий. Блейк испытывал нервное возбуждение, похожее на тревожное ожидание свистка судьи перед началом футбольного матча в те дни, когда он играл за университетскую команду. Но прошлая жизнь вдруг показалась ему сейчас какой-то далекой и чужой. Наконец прозвучал сигнал. Затем герольд высоко поднял меч, и двести рыцарей натянули поводья. Меч опустился. С четырех концов ристалища раздался рев труб. Из двухсот глоток вырвался боевой клич. Четыреста шпор впились в бока лошадей. Ряды пришли в движение, а двадцать герольдов рассыпались по полю, чтобы следить за соблюдением главного правила рыцарского турнира, согласно которому каждый участник должен атаковать своего противника слева. Атака справа считалась бесчестным поступком, поскольку в этом случае рыцарь подвергался нападению с двух сторон одновременно и был лишен возможности защищаться. Противники стремительно сближались. Зрители застыли в гробовом молчании. Рыцари, стиснув зубы, тоже скакали молча. Блейк, держа пику наперевес, сосредоточил свое внимание на рыцаре, несшемся ему навстречу с левой стороны. Через мгновение их взгляды встретились, оба загородились щитами, и в тот же миг противники с