орабли осролатов приближались к нашему побережью, -- произнес он. -- Это судно шло в Райну, на восток, -- заметил Блейд. -- Мы миновали Меот в ночную пору в двадцати фарсатах от суши. -- Двадцать фарсатов! -- это было около десяти миль. Ты хочешь сказать, что проплыл ночью двадцать фарсатов? -- Конечно! -- разведчик пожал плечами. -- Что здесь такого? Море было спокойным. Он покосился на Гралию и опять улыбнулся ей, заметив, что Кавасса грозно нахмурила брови. Ревнует? Или боится, что он соблазнит самого прелестного стрелка из ее взвода? -- Я полагаю, что это утверждение легко проверить, -- вдруг произнес юный Тархион -- Меотский залив как раз шириной в двадцать фарсатов. -- Чтобы доставить тебе удовольствие, сын Сата, я готов переплыть его два раза, -- произнес Блейд, и он действительно мог это сделать. Тархион окинул его задумчивым взглядом. -- Возможно, ты доставишь мне удовольствие, чужеземец... но несколько иным путем. Старик поморщился. -- Ладно, ладно, мой господин! Я уже готов согласиться, что сильный человек способен одолеть за ночь такое расстояние! -- Он повернулся к Блейду. -- Но какова цель твоих странствий? Или ты попал в плен во время войны? -- Нет. Я отправился в путь, чтобы обрести новое знание. -- Знание? Это интересно Какое же? Блейд широко развел руки, словно хотел охватить весь сияющий небосвод, а потом соединил их перед грудью, уцепившись за воображаемое удилище. -- Мудрецы моей страны много лет спорят о форме мира, в котором живем мы все -- и люди Альбиона, и меоты, и айталы, эндасцы и райниты, и все прочие народы и племена. -- Да, это вопрос вопросов. -- Лартак кивнул. -- Большинство древних и современных философов полагает, что мы обитаем на огромном диске, выпуклом и круглом. Но вот насчет того, что находится под нами, существует множество разных мнений. Рыбка была готова заглотить крючок -- Некоторые мудрецы Альбиона полагают, что наш мир подобен не диску, а сфере, вращающейся вокруг солнца. -- Блейд надеялся, что его не сожгут за эту крамольную мысль, как Джордано Бруно. Лартак, пораженный, отпрянул. -- Сфере? Но что может удержать ее от падения? Так! Теперь можно было подсечь добычу! -- Если мы возьмем сосуд, наполненный водой, и начнем вращать его на веревке, вот так, -- Блейд сделал быстрое движение над головой, -- то на землю не прольется ни капли, верно? -- Да, -- старец кивнул, -- некая сила удерживает воду в сосуде. Я понимаю, что ты хотел сказать, странник... Однако, где же веревка, которая связывает наш мир с небесным огнем? Блейд, совсем расхрабрившись, послал Гралии самую обольстительную из своих улыбок. Щека Кавассы нервно дернулась. -- Может быть, мы просто не видим ее, эту веревку? -- он пожал плечами. -- Во всяком случае, проверить утверждение мудрецов совсем несложно. -- Но как, сын мой?! Рыбка, трепыхаясь, уже лежала на берегу. -- Я вышел из Альбиона, оттуда, -- Блейд показал на северозапад. -- И если я буду все время идти туда, -- теперь он вытянул руку на юго-восток, где за морем лежала Райна, -- то рано или поздно вернусь на родину. Или дойду до края диска и выясню, что поддерживает его снизу. Сей проект явно поразил Лартака, он всплеснул руками, повернулся к принцу и взволновано сказал: -- Этого человека надо забрать в Голубой Дворец, мой господин! Я уже не сомневаюсь в его знаниях и многое бы дал, чтобы поговорить с ним пообстоятельней! Столпившиеся вокруг амазонки внимали беседе двух мудрецов в почтительном молчании, но тут внезапно раздался голос суровой Кавассы, похоже, улыбки, которые Блейд расточал ее подруге, вывели воительницу из себя. -- Этот человек -- лжец! -- резко заявила она, шагнув вперед. -- Когда мы нашли его на лугу, он сказал, что является воином! Что его дело -- убивать! А теперь, перед лицом сына Сата и досточтимого Лартака, он представился искателем знания! Я думаю, что он не больше разбирается в этих делах, чем в настоящем воинском искусстве. Лжец и мошенник! Шпион с хорошо подвешенным языком, засланный к нам врагами! Этой женщине не откажешь в проницательности, подумал Блейд; за исключением мелких деталей, она совершенно правильно описала ситуацию. Он нахально улыбнулся Гралии и состроил ей глазки. -- Я воин и странник, -- подтвердил он, -- и в моих словах нет противоречия. Ведь каждому ясно -- только сильный и опытный боец может совершить странствие вокруг мира. Это совсем не такое безопасное путешествие, как представляется почтенной Кавассе... -- Блейд помолчал, пренебрежительным взглядом меряя фигуру рослой воительницы. -- Что касается моего воинского искусства, то испытать его гораздо проще, чем переплыть Меотскую бухту. Кавасса оказалась деловой женщиной. Сунув свой шлем ближайшей амазонке, она сбросила плащ на руки другой и спросила: -- Сейчас и здесь? -- Сейчас и здесь, -- подтвердил Блейд, подмигнув Гралии. Кареглазая красавица состроила возмущенное лицо, но казалась явно заинтересованной. -- Ты позволишь, господин мой? -- Кавасса склонилась перед принцем. -- Наша обычная игра... харайя... Он останется жив, разве что потеряет каплю-другую крови. Лартак недовольно сморщился, но его юный господин успокоительным жестом коснулся плеча старика. -- Ничего страшного, наставник. Всего лишь маленькое развлечение... Давай договоримся так: если этот человек из Альбиона проиграет, я дарю его тебе; если выиграет -- я освобожу его и заберу в свою свиту. Ты знаешь, на что способна Кавасса: сто к одному за то, что чужестранец достанется тебе. -- Иногда мы сами ведем себя как дикари, -- пробурчал старик и велел Блейду: -- Сними тунику, странник. -- Когда тот остался в одной набедренной повязке, мудрец пояснил: -- Харайя -- воинское состязание на мечах до четвертой крови. Выигрывает тот, кто первым процарапает два креста на плечах противника... тут и тут... -- он показал. -- Постарайся, чтобы Кавасса не проколола тебя насквозь, Блейд из Альбиона, иначе вместо занимательных бесед тебя ждут лекарства и постель. Разведчик ухмыльнулся; он предпочел бы постель, если б там его ждала очаровательная пышнокудрая Гралия. Старый Лартак, несмотря на всю свою мудрость, не мог конкурировать с ней. Повернувшись, он посмотрел на Кавассу, уже сбросившую панцирь и подкольчужную тунику. Зрелище было внушительным. Женщина была пониже его на пару дюймов, но почти с такими же длинными руками и великолепно развитой мускулатурой. Тело ее, однако, сохраняло округлость женских форм; она походила на тех великолепных девушек, шедевр культуристского искусства, которые ухитрялись накачать могучие мышцы, не потеряв при этом женской соблазнительности. Блейд иногда любовался их фотографиями в спортивных журналах, но в жизни ему такие экземпляры до сих пор не попадались. Взяв меч у одной из подруг, Кавасса протянула его Блейду. -- Держи, варвар... Сомневаюсь, что ты когда-нибудь видел такое, -- тон ее был пренебрежительным. Блейд двумя руками принял оружие. Клинок был шириной в два пальца, прямой, довольно легкий и гибкий, длинный -- побольше ярда. Великолепная кавалерийская рапира, обоюдоострая и заточенная, как бритва! По лезвию бежал характерный волнистый узор, как у дамасского булата. Разведчик восхищенно покачал головой; когда-то в Оксфорде он готовился к карьере инженера-металлурга и теперь отлично представлял, что держит в руках. -- Этот клинок ковали из переплетенных прутьев -- сталь и мягкое железо... -- он обращался к Лартаку. -- Хочешь, отец мой, я расскажу, сколько раз его нагревали в горне и охлаждали в воде и масле? Старик вздрогнул и вцепился в локоть Тархиона. -- Ты слышал? Ты слышал, мой господин? -- он отпустил принца и замахал на Блейда руками: -- Молчи! Молчи! Это тайна! Великая тайна нашего оружия! -- Тайна? От кого? -- Блейд улыбнулся. -- Здесь же все свои. -- Окинув взглядом взволнованно перешептывающихся амазонок, он протянул меч Кавассе. -- Забери его. Видишь, я знаю, как делали этот меч, но не хочу им биться. -- Струсил? -- она презрительно махнула рукой, и большие упругие груди с коричневыми сосками прыгнули вверх-вниз. Блейд бросил на них заинтересованный взгляд; эта Кавасса была определенно недурна! Он протянул руку к перевязи Гралии. -- Я хочу ее меч. -- Ее меч? -- казалось, рослая амазонка поражена. -- Но почему? Все клинки одинаковы! -- Нет. Я хочу получить меч из рук самой красивой девушки. Тогда я запомню, что этим клинком нельзя убивать. Знаешь, в ярости можно забыть про ваши игры... Его взгляд был теперь холодным и полным угрозы. Невольно вздрогнув, Кавасса резко повернулась к подруге и приказала: -- Дай ему меч! Гралия покорно протянула клинок; руки ее и Блейда встретились на эфесе. Девушка, приоткрыв пунцовый рот, глядела на смуглого великана почти с мольбой. "Не вздумай убить ее," -- говорил этот взгляд. "Ты сама сделаешь это, когда я прикажу," -- ответили глаза Блейда. Он повернулся и пошел к площадке, где танцевали рабы. Земля там была плотной, хорошо утоптанной, и места, чтобы позвенеть мечами, вполне хватало. Амазонки потянулись следом. Впереди процессии важно выступал Тархион с блестевшими от возбуждения глазами. Посреди площадки Блейд развернулся и несколько раз взмахнул клинком, проверяя балансировку. Великолепное оружие, опять подумал он. И красивое! Лезвие пестрело дымчатым узором, бронзовый эфес с чеканным орнаментом надежно прикрывал кисть, рукоять обтягивала тонкая шершавая кожа -- пальцы не скользили по ее поверхности и, в то же время, ощущали надежную твердость стержня, в который был заделан клинок. В навершии рукоятки торчала бронзовая лошадиная голова прекрасной работы -- раздутые ноздри, оскаленные зубы, летящая по ветру грива... Бронзовый разъяренный жеребец уставился ему в лицо крохотными изумрудными глазами. Кавасса встала напротив, вытянув руки перед собой и чуть пригнувшись. Блейд знал, что произойдет в следующий миг. Она имитирует атаку, потом перебросит меч в левую руку, и украсит его плечо первой царапиной. Его задача была сложнее; плечи женщины казались достаточно широкими, но ему не хотелось задеть кончиком клинка грудь. Тем более -- сосок... Он вспомнил клятву, которую дал себе, спускаясь с утеса -- в тот вечер, когда прибыл в новый мир и впервые увидел дворцы, рощи и поля Меотиды, дремлющие под лучами закатного солнца. Он не хотел подымать здесь оружие ради убийства; и, хотя время многое прояснило, и многое было совсем не так, как мечталось ему тогда, он собирался выполнить свое тайное обещание. Но игра с острыми клинками всегда опасна... и дело могло не ограничиться четырьмя царапинами на плечах. Тархион взмахнул рукой: -- Сходитесь! Кавасса сразу же нанесла стремительный укол. Блейд быстро отступил в сторону и, в тот неуловимый миг, когда ее меч находился в воздухе, а пальцы раскрытой ладони уже готовились сомкнуться на эфесе, вытянул длинную руку и слегка ударил по чужому клинку. Возвратным движением его лезвие прочертило царапину на левом плече женщины -- трехдюймовую и абсолютно ровную алую линию. Выбитый меч воткнулся в землю у ног Кавассы. Она ошеломленно уставилась на раскачивающуюся рукоять, потом -- на свои пустые руки; наконец, взгляд амазонки переместился на левое плечо. Она скрипнула зубами. -- Подними, -- приказал Блейд, сделав шаг назад. -- И не думай, что имеешь дело с варваром, который умеет только махать топором и дубиной. В темных глазах женщины вспыхнул опасный блеск. Вырвав клинок из земли, она прыгнула к сопернику, гибкая, сильная и опасная, как разъяренная тигрица; затем на разведчика обрушился шквал ударов. Да, Кавасса отлично владела клинком! Она била из любого положения, с левой и правой руки, с убийственной точностью посылая меч в любую уязвимую точку тела. Конечно, больше всего ее интересовали плечи Блейда, но разведчик понимал, что если он вовремя не защитит лицо или живот, то лишится глаза или еще более существенного органа. Парируя удары наседавшей амазонки, он, словно в танце, провел ее по кругу в центре площадки -- раз, другой, третий. Фехтовальное искусство в Меотиде оказалось явно на высоте; впрочем, этого можно было ожидать -- мечи из булатной стали требовали умелых рук. К концу третьего круга Блейд выяснил, что его противница владеет всеми приемами боя, известными европейским мастерам. Уколы, финты, рубящие удары, защита -- любой частью длинного клинка; дважды она ухитрилась поймать конец его лезвия в прорези фигурной гарды. Конечно, существовали кое-какие хитрости... столь же опасные для атакующего, сколь и для его противника. Блейд отразил очередной выпад, потом полоска дымчатой стали в его руке звонко ударила по мечу Кавассы, стремительно скользнула вдоль лезвия н, счастливо избежав капкана в чашке гарды, устремилась к правому плечу соперницы. На долю секунды его собственное плечо оставалось открытым, и он тут же ощутил резкую боль. Отпрянув, противники подняли мечи, меряя друг друга яростными взглядами; на плече темноволосой женщины багровел ровный вертикальный разрез, на коже мужчины -- такая же сочившая кровью царапина. Может быть, не столь ровная, но к этому не имело смысла придираться. Зрительницы грохнули мечами о нагрудные пластины панцирей; оба бойца демонстрировали высокое и восхитительное искусство боя, которое могли оценить по достоинству лишь опытные глаза. Чужак выигрывал очко; но до конца схватки многое могло измениться. Блейд тоже так считал. Он весил фунтов на пятьдесят больше Кавассы, и в этом танце-поединке преимущество постепенно оказывалось на ее стороне. Он начинал уставать и чувствовал, как на лбу выступает испарина; ее же движения были попрежнему гибкими и стремительными. Теперь он был уверен, что не сумеет измотать амазонку -- а в этом бою скорость значила гораздо больше грубой силы. Блейд не сомневался, что может зарубить ее; вряд ли бы ей удалось отразить мощный рубящий удар, нанесенный мужской рукой. Однако смертоубийство не входило в условия игры, которая стала теперь гораздо сложнее. Ему осталось нанести две горизонтальные царапины -- точно посередине вертикальных. И при этом не рассечь ей горло и не задеть груди! Пожалуй, это можно было бы сделать, если забыть о защите... Но тогда и ему гарантированы два удара! Победа же со счетом четыре-три разведчика не устраивала. Он вспомнил слова Киплинга -- о том, что Запад есть Запад, Восток есть Восток, и им не сойтись никогда. Для него, профессионального бойца, в этой сентенции заключался глубокий смысл: там, где Запад брал свое силой оружия, пулеметным свинцовым дождем, Восток предпочитал использовать силу духа. И в мирах Измерения Икс таинства восточных единоборств оказывались куда полезней грубой мощи огнестрельного оружия, оставшегося за чертой земной реальности. Вперив взгляд в темные зрачки Кавассы, Блейд начал произносить про себя боевое заклинание кэмпо: "У меня нет родителей -- моими родителями стали Небо и Земля. У меня нет очага -- Единое Средоточие станет моим очагом, У меня нет божественного могущества -- честность станет моим могуществом..." Кавасса сделала шаг вперед. На миг память Блейда взорвалась воспоминанием: сухое бесстрастное лицо сэнсея, его гонконгского наставника; рука, перевитая сталью жил, поправляющая пальцы ученика на рукояти катаны; блеск изогнутого японского меча... Он не часто практиковал тот психофизический прием, который назывался цуки-но кокоро -- "дух, подобный луне"; однако Кавасса была достойным противником и слишком красивой женщиной, чтобы вскрыть ей ненароком вены одним из грубых ударов европейской фехтовальной школы. "У меня нет волшебной силы внутренняя энергия -- моя магия. У меня нет ни жизни, ни смерти -- вечность для меня жизнь и смерть. У меня нет тела -- смелость станет моим телом. У меня нет глаз -- вспышка молнии -- мои глаза..." Кавасса приближалась, с подозрением вглядываясь в лицо соперника, замершего в каком-то странном трансе. Дышит ли он или уже превратился в камень? "У меня нет замыслов -- случай -- мой замысел. У меня нет оружия..." Кавасса подняла свой меч; утреннее солнце отразилось в стальной поверхности огненным всполохом. "У меня нет меча -- растворение духа в Пустоте -- вот мой меч!" Выпад! Звонко лязгнули клинки; потом один взлетел высоко вверх, к самому небу, другой мелькнул со скоростью змеиного жала. Вскрикнули потрясенные зрители, раздался чей-то жалобный стон, и Кавасса, покачнувшись, отступила назад, прикрывая ладонями кровавые кресты на плечах. Блейд поймал за рукоять выбитый у нее меч и с поклоном протянул его темноволосой амазонке. Глава 5 Итак, он очутился во дворце -- в Голубом Дворце, средоточии власти, силы, могущества. И красоты! Ибо дворец царя Дасмона, десницы Сата-Прародителя, был полон очарования. Эта страна давно не знала вражеских вторжений, а на побережье Пенного моря, где стояла метрополия Меот, никогда не высаживались армии чужеземных завоевателей. А потому и столица государства, и сам дворец его властителей, не были обнесены стенами; их не уродовали форты и боевые башни, тяжелые ворота, рвы, насыпи и палисады. Город нежился на склоне горы под щедрым солнцем, открытый небесам и теплому восточному ветру, налетавшему с жарких плоскогорий заморской Райны; и только милость Сата-Прародителя и сильные руки амазонок хранили его. Те стены и башни на гребне хребта, который Блейд разглядел с утеса в день своего прибытия, не были оборонительными сооружениями. То, что он увидел тогда, являлось фасадом огромного длинного здания из голубого мрамора, обращенного к городу. Это был местный Белый Дом и Пентагон в едином качестве; здесь помещались министры со своими ведомствами и военачальники со своими штабами. Дасмон, как и его предшественники, любил, чтобы все нужные люди были под руками; а поскольку он являлся самодержавным правителем -- или просвещенным деспотом, что, по мнению Блейда, означало одно и тоже, -- то все устраивалось так, как он желал. Правительственное здание называлось Пактадионом -- или, дословно, Место Власти. Над ним высилось одиннадцать башен -- центральная, круглая и самая большая, и десять шестиугольных, поменьше; из города к нему вели одиннадцать широких лестниц, которые заканчивались у проездов, перекрытых коваными фигурными решетками. Левая половина Пактадиона отводилась для ведомств Правосудия, Торговли, Науки, Ремесел и Общественного Благосостояния; последнее управляло сосредоточенной в сотнях эстардов по всей стране подневольной рабочей силой. В правой половине были размещены представительства трех армий и двух флотов, охранявших берега Меотиды с востока и запада и дислоцировавшихся в городах Тиз и Кардот. В центральной части Пактадиона располагался со своими чиновниками Зирипод, первый министр и казначей, уста которого вещали царскую волю всем и каждому; фактически, он правил государством, отвечая за свои действия только перед Дасмоном, десницей Сата. Одиннадцать широких проходов под длинным корпусом Пактадиона выводили в парк с ровными прямыми дорожками, с круглыми и квадратными бассейнами, с аллеями деревьев пятидесяти пород, с цветущими куртинами, просторными зелеными лужайками и бесчисленными статуями из цветного мрамора, полированного гранита и бронзы. Прогулявшись тут пару раз Блейд решил, что если где-то в реальностях Измерения Икс и существует рай, то непременно здесь. Этот очаровательный уголок украшали и женщины: в сверкающих доспехах -- те, которые стояли на часах; в легких туниках -- вкушавшие отдохновение после службы. Молодых женщин было предостаточно, ибо дасмонова охрана насчитывала пять сотен "голубых", а стража принца Тархиона -- еще сотню "белых". Блейд проходил именно по этому ведомству и чувствовал себя ангелом, который готов пасть при первом же удобном случае. Однако, к его изумлению, за первую неделю он не сорвал ни стебелька, ни листика в сем девичьем цветнике. С западной стороны парка высилось трехэтажное здание с воздушными башенками-минаретами, с изящными стрельчатыми окнами и сотнями колонн, капители которых изображали древесные кроны, распустившиеся цветы, мощные когтистые звериные лапы или самих зверей, птиц и морских обитателей. Это и был, собственно, Голубой Дворец, воздвигнутый лет пятьсот назад и с той норы заботливо изукрашенный десятками поколений умелых художников. В южном флигеле находились покои юного принца, при котором Блейд имел честь состоять; там же обитали его слуги и досточтимый наставник Лартак. Северная часть была предназначена для гостей и высоких чиновников -- вроде сиятельного Зирипода, царских уст; главный корпус занимал царь, десница Сата, властитель Меотиды. В четверти фарсата от дворца стояло здание казарм царской охраны -- с конюшнями, арсеналом и небольшим стадионом, где тренировались воительницы. Блейд был там частым гостем, потому что местные леди предпочитали заниматься аэробикой нагими, и на это зрелище стоило посмотреть -- особенно, когда они метали копья или ножи. Из парка, в обход Пактадиона, спускались в город две мощеные дороги, по которым можно было проехать на конях или повозках; еще один тракт начинался прямо от казармы и шел на запад, во внутренние районы страны. Существовали тут и горные тропы, по которым, в частности, можно было пробраться к подножию гигантской статуи Сата, царившей над городом и дворцом. Но туда Блейд еще не ходил; игрища прелестных амазонок на стадионе, сказочно красивый парк и два огромных, переполненных народом здания привлекали его куда больше. * * * Официально он числился в охране принца -- беспрецедентная ситуация для страны, где мужчины практически не носили оружия. Ему был выдан полный доспех, включая шитый золотом белоснежный плащ и стальной шлем с белыми перьями, а также великолепный меч, копья -- одно длинное и четыре коротких, лук с колчаном, перевязь с метательными ножами, кинжал и небольшая секира. Кроме того, в дворцовой конюшне Блейда ждал белый жеребец, а в отведенном ему покое -- неподалеку от опочивальни Тархиона -- была предусмотрительно приготовлена не только весьма щегольская одежда, но и пара кошельков с серебром. Он был абсолютно свободен и мог бродить по городу и окрестностям в любое время дня н ночи, кроме утреннего и вечернего часов, посвященных службе. Утром он тренировал дюжину самых ловких телохранительниц принца, испытывая при этом все муки лисы, забравшейся в курятник со слишком высокими насестами; вечером его ждала беседа с сыном Сата, весьма любознательным юношей. Откровенно говоря, Блейд не понимал, за что ему привалило такое счастье. Конечно, он поразил своими познаниями старого Лартака, а ловкостью и боевым мастерством -- юного принца. Но достаточно ли этих причин, чтобы чужеземца забрали в царский дворец прямо из рабского узилища, осыпав никак еще не заслуженными милостями? По тому, как склонялись перед ним дворцовые рабы, как уважительно кивали чиновники -- в основном, мужчины, -- он чувствовал, идет прямым путем в фавориты. В сем не было бы ничего удивительного, если бы ему удалось соблазнить королеву или стать претендентом на руку местной принцессы; однако ни королев, ни принцесс в Голубом Дворце не водилось. Похоже, царь Дасмон был старым холостяком, а наследника прижил где-то на стороне, чуть ли не мимоходом. Опасаясь спугнуть удачу, Блейд не пытался выяснять у принца и его мудрого наставника причины своего возвышения. К тому же, прямые расспросы представлялись ему слишком грубым подходом к проблеме, совершенно непрофессиональным и малорезультативным. В одно из вечерних собеседований с Тархионом он поинтересовался, всех ли достойных чужестранцев встречают в Меотиде с таким щедрым гостеприимством, на что принц, блеснув глазами, ответил, что ум, сила и красота всегда требуют вознаграждения. Блейду пришлось удовлетвориться этим; возвратившись же в свой покой, он нашел на прикроватном столике еще пару кошельков с меотской монетой прекрасной чеканки. Он долго разглядывал сонную физиономию Сата-Прародителя на одной стороне блестящего маленького диска и скрещенные мечи -- на другой, потом раздраженно отодвинул позванивающую кучку серебра. Пока задача не поддавалась решению. Была еще одна странность, с которой Блейд тоже не мог разобраться. Он уже не раз спускался в город и в какой-то степени представлял частную жизнь его обитателей. Там были огромные казармы-дворцы, в которых размещались шесть трехтысячных корпусов воительниц столичного гарнизона и бесчисленное множество рабов обоего пола, которые обслуживали их; там были роскошные мастерские мужчин-меотов, которых он, по земной привычке, называл инженерами -- в них выполнялись тонкие работы по металлу, создавались проекты зданий и кораблей; не менее роскошные студии художников были заполнены превосходными изваяниями, картинами на шелке, мозаиками, расписной посудой; конторы купцов -- тоже, естественно, мужчин -- буквально дымились деловой активностью. Блейд осмотрел два десятка посольств, райнитское и государств Айталы, с которыми поддерживались постоянные связи; он посетил кабачки, винные погреба, храмы и бани, достойные Древнего Рима, заглянул в портовые таверны и пошатался рядом со столичными эстрадами. Он понял, что среди коренных меотов не было бедноты; каждый, мужчина или женщина, находился при деле и, по-видимому, жил при этом своем деле -- в великолепной воинской казарме или в особняке при мастерской, торговом заведении, студии. Но жили они одни. Конечно, каждого мужчину окружал сонм невольников, невольниц и их отпрысков. И у каждого имелись приятели -- Блейд не раз натыкался на развеселые компании в кабачках и питейных заведениях. Однако общество оставалось сугубо мужским; более того, раз-другой он ловил довольно странные намеки и плотоядные взгляды, повергавшие его в смущение. Итак, где же женщины? Не амазонки, не воительницы с копьями и мечами, не бесстрашные наездницы, а просто женщины, жены и подруги, которым положено ублажать мужчин, вести их дом, растрясать кошелек -- и, не в последнюю очередь, рожать детей? Их не было. Впрочем, дети ему тоже не попадались, если не считать ребятишек рабов. На восьмой день вселения в Голубой Дворец он совершал неспешный променад в парке после утренних занятий, размышляя, как убить время до обеда. Выбор был довольно обширен: очередной визит в город (ему хотелось осмотреть гигантский храм Сата и десятка мелких божков, его клевретов), конная прогулка по живописным окрестностям, ученая беседа с почтенным Лартаком, посещение стадиона (хотя ему уже надоело попусту облизываться на жаркое), осмотр богатейших коллекций оружия, картин, статуй, гобеленов, резных ларцов, хрустальных изделий, шкур и чучел редкостных зверей, которые переполняли длинные галереи по обе стороны тронного зала. Не последним пунктом в этих праздных планах значилась прелестная кареглазая Гралия. Блейд подстерегал ее в укромных аллеях и лез вон из кожи, пытаясь продолжить знакомство. Но девушка чаще всего гуляла в обществе Кавассы или других подруг, и у них всегда были с собой мечи. Эта патологическая тяга к оружию смущала Блейда, но нарываться на неприятности он не хотел. Остановившись у мраморной беседки, он бросил взгляд на статуи двух амазонок, что окаймляли вход. Прекрасные нагие тела были отлиты из бронзы, но копья, воздетые к небесам, и щиты оказались настоящими. Эти овальные щиты блестели, как зеркала, отражая нового Ричарда Блейда -- такого разодетого и ухоженного, каким он не был даже во дворце Лали Мей, повелительницы Серендина. Гладко выбритый, с кольцами темных волос, падавших на плечи (раб-парикмахер завивал их целый вечер), благоухающий, как парфюмерная лавка, в белой тунике, расшитой золотыми колосьями по вороту и подолу, с филигранной серебряной цепью на шее, Блейд походил скорее на римского патриция времен упадка империи, чем на наемного мастера фехтования, вчерашнего раба. Внезапно на его плечи легла тонкая холеная рука. Обернувшись, разведчик увидел худощавого мужчину лет пятидесяти, облаченного в богатую тогу с множеством изящных складок; лицо у него было значительным и властным. -- Блейд из Альбиона, наперсник нашего принца? -- спросил незнакомец. Наперсник? Недурной титул! Блейд, польщенный, поклонился. Мужчина, не отнимая руки, внимательно разглядывал его. -- Принц сделал неплохой выбор, -- заметил он наконец. -- Красота, сила и великолепное тело... достойный образец для подражания, который днем и ночью находится перед глазами юноши, нашего будущего властителя. Блейд отметил, что похвала сформулирована почти в тех же выражениях, как это недавно сделал сам принц. Правда, ему осталось неясно, причем тут ночи -- ведь он даже не стоял на страже у дверей своего повелителя. Снова поклонившись, он заметил: -- Сын Сата пока удостаивает меня только вечерними беседами. -- Вот как? -- казалось, это слегка удивило незнакомца. Плавным жестом он предложил Блейду продолжить моцион, и они, обогнув беседку, неторопливо двинулись по аллее под сенью цветущих апельсиновых деревьев. -- Однако, -- заметил вельможа, -- я полагаю, у тебя все впереди. Блейд поклонился в третий раз. Спутник его несомненно принадлежал к числу местной элиты и мог оказаться источником любопытной информации. -- Могу я узнать имя достопочтенного? -- спросил он, стараясь приноровиться к неспешным шагам незнакомца. -- Можешь, -- мужчина в тоге милостиво кивнул. -- Зирипод, недостойный слуга великого царя, уста десницы Сата. -- О! -- Блейд восхищенно закатил глаза. -- Я уже наслышан о мудрости первого советника, опоры престола! -- Желаешь ли ты приобщиться к этой мудрости, путник из далеких краев? -- Безусловно! -- Ну что ж... Ты знаешь, где мои покои? -- В северном крыле дворца, сиятельный Зирипод? -- Именно там, именно там... Ты можешь посетить меня после беседы с принцем в любой вечер. Они церемонно раскланялись, и вельможа неторопливо продолжил путь к Пактадиону, Блейд некоторое время глядел ему вслед, пытаясь сообразить, кого послала ему судьба -- друга, союзника или врага. Цель и смысл полученного приглашения оставались ему непонятными, и он решил не спешить с визитом Вечером Блейд сидел в кабинете принца, смежном с его опочивальней. Тархион на этот раз был неотразим. Зеленоватый полупрозрачный хитон мягко облегал стройное молодое тело, кудри пышной волной падали на плечи, глаза сияли столь же ярко, как аметистовые и сапфировые перстни на пальцах; благовониями от юноши несло за пять шагов. Возможно, у него свидание с девушкой, подумал разведчик, пригубив сладкое вино из хрустального фиала. Он не подсматривал за тем, кто входит к принцу в поздний час, однако за немногие дни, проведенные во дворце, пока не заметил, чтобы юный Тархион питал сердечную склонность к какой-нибудь особе противоположного пола. Это казалось странным вдвойне: красивый юноша в таком возрасте был просто обязан интересоваться девушками -- тем более, что полдюжины красоток каждую ночь несли караул у его дверей. Возможно, существовал тайный ход в его покои, которым пользовались женщины? Например, рабыни... Среди них было много хорошеньких, и Блейд, отчаявшись сломить неприступность амазонок, уже не раз обращал взоры в сторону их служанок. В их предыдущие встречи принц расспрашивал об Альбионе, о предполагаемой родине странника, расположенной на северозападе материка. Про те отдаленные места в Меотиде знали немногое, и Блейд живописал зимние снега, льды, сковывавшие реки и озера, охоту на волков, походы на дикий север и войны с отважными горцами, сильно напоминавшими в его повествованиях шотландцев Вальтера Скотта. Он говорил о том, что, по его мнению, могло бы вызвать интерес у неглупого молодого человека, романтичного и склонного к приключениям. Тархион слушал внимательно, однако Блейду казалось, что наибольший интерес вызывали не его истории, а он сам. Опустившись в мягкое кресло, принц устремил мечтательный взгляд в окно, в парк, над которым уже сгущались сумерки. -- Успел ли ты осмотреть город и дворец, Блейд? Разведчик покачал головой. -- И город, и дворец очень велики, мой господин. Понадобится месяц, чтобы пройти по каждой улице и заглянуть в каждую комнату. -- Значит, ты решил прервать свое путешествие? -- На то -- твоя воля и воля твоего отца, великого царя. -- Блейд помолчал. -- Я ведь даже не знаю, считают ли меня свободным человеком или пленником... -- В тот момент, когда ты вышел из ворот эстарда, ты стал свободным. Мы обращаем в рабство северных варваров, фраков, гермов и других, но ты не варвар. Ты доказал это, Блейд. Ты волен уйти. Хотя... -- мечтательный взгляд принца переместился на разведчика, -- мне было бы горько расстаться с тобой так скоро. -- Я в полном распоряжении сиятельного принца, -- Блейд склонил голову. На губах Тархиона появилась нежная улыбка; казалось, он испытывает нерешительность и ждет, чтобы гость первым проявил инициативу. Свидание с девушкой, не иначе, решил Блейд. И, возможно, первое; это было бы самым правдоподобным объяснением. Паренек нуждается в совете опытного мужчины, в тактичном наставлении, как себя вести и что делать. Что ж, во всей Меотиде он не сумел бы найти лучшего наставника! Вернее -- наперсника, как выразился сиятельный Зирипод. Придя к такому мнению, разведчик заговорил. Он не пытался давать советов по технике дела или играть роль многоопытного мужа, поучающего юнца; он просто рассказывал об эпизодах из своей богатой практики, упирая на то, что женщины, в особенности -- молоденькие девушки, существа нежные и совершенно отличные от мужчин. Не стоит торопиться, говорил он, никогда не стоит торопиться; чем дольше идет игра, тем сладостней победа. Чувства мужчины -- пламя в кузнечном горне; ощущения женщины -- постепенно разгорающийся костер. И надо знать, когда пришла пора подбросить в него полешко-другое. Ласка и нежность разжигают страсть, не надо скупиться на них, ибо отданное вернется сторицей, и момент наивысшего экстаза вознаградит за все усилия. Об этом надо помнить всегда -- и не торопиться, не торопиться! Видимо, он угадал причину тархионовых затруднений; юный принц слушал его, затаив дыхание. Когда Блейд кончил, он кивнул головой и повторил, как послушный ученик: -- Не торопиться... Да, ты прав, пылкость страсти не заменит прелести игры... -- Он поднял на разведчика затуманенные глаза. -- Я не все понимаю в рассказанном тобой. Здесь иная страна, иные обычаи... Но ты прав в одном -- не стоит торопиться. Они расстались, и Блейд отправился к старику Лартаку, с которым любил поболтать перед сном. Он надеялся, что его советы не заставят принца отложить свидание с возлюбленной; не стоит спешить в постели, но если уж женщина изъявила желание в нее лечь, то надо поскорее застелить свежие простыни. Лартак, на правах философа и звездочета, обитал в южной башенке Голубого Дворца, занимая три круглые комнаты на трех этажах, соединенные спиральными лесенками. В нижней располагались два дюжих раба, служивших старику верой и правдой и помогавших в его ученых занятиях; в средней жил сам мудрец; верхнюю он приспособил под лабораторию и библиотеку. Там Блейд и нашел его -- в окружении зрительных труб, толстых фолиантов и целой батареи стеклянных сосудов и реторт. Старец пускал воздушные шары; два уже болтались у потолка его лаборатории, и сейчас он наполнял теплым воздухом третий, используя для этого довольно сложный бронзовый агрегат и жаровню. -- Приветствую тебя, сын мой, -- Лартак обратил к гостю оживленное раскрасневшееся лицо. -- Я ждал тебя, надеясь обсудить один вопрос. Блейд также надеялся обсудить один вопрос, но желания мудреца и наставника особы царской крови обладали, без сомнения, наивысшим приоритетом. Он поклонился, всем своим видом демонстрируя почтение и внимание. -- Скажи, пробовал ли кто-нибудь в твоей далекой стране подняться в воздух? -- Лартак ловко перетянул бечевой горлышко шара, выпустил его из рук, и тот плавит), взмыл к -- потолку. Блейд пригляделся. Эти баллоны были тщательно склеены из какой-то полупрозрачной пленки, напоминавшей рыбий пузырь. -- Ты имеешь в виду, достопочтенный, не делают ли у нас таких же шаров, наполненных теплым воздухом? -- разведчик ткнул пальцем вверх. -- Настолько больших, что человек может взлететь с их помощью? Кивнув, Лартак перевернул песочные часы н поставил их на стол рядом с еще двумя такими же примитивными хронометрами. -- Видишь, я измеряю время, которое каждый из шаров будет находиться у потолка... Но воздух в них остывает слишком быстро. -- Да, весьма ненадежный и рискованный способ полета, -- согласился Блейд. -- Но можно предложить другую конструкцию. -- Он задумался, соображая, как понятней описать старику планер. -- Какую же? нетерпеливо вопросил Лартак -- Нечто вроде искусственной птицы с большими крыльями, которая парит в воздушных потоках и движется вместе с ними. Но для ее постройки нужен очень прочный и легкий материал... И еще чтобы забросить ее в воздух, требуется сильный начальный толчок... что-то вроде огромной катапульты. Седые брови старика приподнялись, глаза весело блеснули. Я всегда полагал, что умные люди, сколь далеко они не жили бы друг от друга, придут к одним и тем же умным мыслям... И я вижу, что был прав! -- он поднял лицо кверху, разглядывая свои шары. -- У нас растет дерево грал, с длинными прямыми ветвями, на диво гибкими и прочными. И есть вот эта ткань, -- Лартак показал на шары, мирно покачивающиеся у потолка. -- Такой материал извлекают из морских рыб определенной породы, и наши мастера умеют склеивать маленькие кусочки в целые полотнища и пропитывать их лаком. Так что построить большую и легкую деревянную птицу с крыльями, как у орла или чайки, сравнительно несложно. Однако, -- он важно поднял палец, -- это не решает всех проблем. Блейд сочувственно кивнул; с теми средствами, что были в распоряжении меотского мудреца, аэронавтика представлялась совсем не простым делом. -- Ты говорил о птице, парящей в воздушном потоке... Так вот, надо ведать, куда этот поток способен унести ее, иначе наша деревянная птица может залететь столь далеко в море или в горы, что мы, ее всадники погибнем. Для того и предназначены мои шары, -- Лартак снова посмотрел вверх. -- Я заполняю их теплым воздухом, отпускаю и смотрю, куда они полетят... И знаешь, сын мой, что я обнаружил? Блейд покачал головой, с интересом прислушиваясь к объяснениям старика. Этот Лартак был местным Галилеем, не иначе! -- В это время года над Пенным морем дуют переменчивые ветры -- то от нас к Райне, то от Райны к нашим берегам, а иногда с севера и со стороны южного материка Но там, высоко в небе, над облаками, -- мудрец направил палец к потолку, существует постоянное воздушное течение с запада на восток И быстрое, очень быстрое! Все мои шары, которые поднимались хотя бы на два фарсата, уносило в Райну! Да, старику не откажешь ни в уме, ни в наблюдательности, подумал разведчик. Сейчас он не удивился бы, вытащи Лартак из-под полы своего просторного хитона модель "Боинга" или "Каравеллы" -- Однако мало подняться вверх и найти нужный поток, -- продолжал ученый старец, напоминавший теперь гостю скорее лорда Лейтона, чем Дж. -- Н