ь; на его месте из дымящейся зловонными испарениями воронки торчала пятнадцатифутовое тело твари Вернее, только его верхняя часть, закованная в иссиня-черный чешуйчатый панцирь, с несколькими хватательными клешнями и извивающимися щупальцами, точно у земного кальмара, с многочисленными шарами блеклых глаз на длинных мускулистых стеблях и громадной, истекающей темной слюною пастью. Приплюснутая голова делала эту тварь схожей с каким-то гигантским гибридом червя и скорпиона. Блейд возблагодарен судьбу, что безветрие как раз в этот момент закончилось. Потянуло ветром с юга; и не успел беглец подивиться тому, что болотная тварь наделена органами обоняния, как эта черная бестия взвыла -- да так, что он на мгновение оглох. Гигантское длинное тело одним прыжком вырвалось из воронки, лишенное ног или лап, оно перемещалось как змеиное, отталкиваясь от почвы упругими извивами, причем -- с поразительным проворством, оставляя за собой настоящую просеку. Со стороны леса донеслись отчаянные вопли людей, тут Блейд уже не выдержал и остановился. Вскарабкавшись на невесть как очутившуюся тут корягу, странник, похолодев, следил за разыгравшейся перед, ним кровавой трагедией. Оказалось, что преследователи подобрались к нему куда ближе, чем он рассчитывал -- им не приходилось петлять. Но теперь это сослужило лесовикам плохую службу. В несколько прыжков оказавшись среди бросившихся врассыпную людей, тварь широко раскинула щупальца, вытянувшиеся почти на полтора десятка футов во все стороны. Мгновение -- и щупальца потянули к пасти сразу пятерых несчастных. Арбалетчики тщетно разряжали свое оружие -- стрелы отскакивали от толстой чешуйчатой брони. Не бездействовали и клешни -- они двигались с такой быстротой, что уклониться или защититься не было никакой возможности. Каждое движение чудовищных ножниц перерезало человеческое тело пополам; кровь обильно лилась на кочки и мох, мешаясь с темной болотной водой... Одна из стрел пробила шар глаза, и разъяренная болью тварь встала на дыбы, щупальца и клешни заработали словно молоты, обращая в кровавую кашу все, до чего смогли дотянуться. Первая пятерка схваченных уже исчезла в страшной утробе; больше в пределах досягаемости никого не осталось. Уцелевшие рассыпались в разные стороны. Чудовище замерло, утробно урча. Пробитый стрелой глаз бессильно повис на своем стебле, источая черную слизь. Избегшие щупалец и клешней люди разбежались кто куда, не двигался и монстр. Его тело окутывал пар, вырывавшийся время от времени из-под костяного гребня вдоль хребта; обитающий в глубоких подземных водах монстр вряд ли мог долго находиться на воздухе. Наконец чудовище шевельнулось. Громадная пасть припала к земле, жадно втягивая размозженные людские останки, когда со всех сторон посыпались стрелы. Лесовики явно не собирались оставлять тварь безнаказанной. Арбалетчики били, целясь в глаза и мягкие ткани вокруг провала рта. Первый же залп оставил страшилище разом без двух зрительных шаров; последовавший сразу за ним второй -- еще без одного. Раздался жалобный, полный муки вой. Бросив вожделенную добычу, тварь прежними громадными прыжками рванулась назад, к той воронке, из которой возникла десятью минутами раньше. Блейду пришлось включить с места четвертую скорость, спасаясь от монстра, однако тварь уже не помышляла о добыче. Поспешно перегнувшись, она нырнула в заполненную мутной жижей дыру и с громким всплеском скрылась. Однако свое дело бестия все-таки сделала. Была ли она специально поднята из логова каким-то неведомым способом или все случившееся произошло вследствие стечения обстоятельств -- Блейду узнать было так и не суждено. Болота пробудились. В их глубинах жизнь шла по своим законам, не менее кровавым и жестоким, чем на поверхности. Легионы неведомых тварей обитали в толщах теплой, богатой растительностью воды, и каждый там сражался со всеми и против всех. Но, бывало, неразумные твари Нижнего Мира объединялись -- когда человек, их извечный враг, вторгался в запретные владения болотных монстров. Можно было только догадываться, какие битвы разыгрывались здесь; и одновременно -- воздать должное тем из людского рода, что стояли насмерть в этих сражениях... Справа от Блейда с треском разорвался тростниковый занавес; на странника в упор уставилась пара маленьких красноватых глазок, принадлежащих здоровенной шишковатой ящерице высотой в холке около пяти футов и длиной не меньше пятнадцати. Подобно только что скрывшемуся земноводному монстру, ящерица имела пару хватательных щупалец примерно по четыре фута каждое. Пасть приоткрылась, длинный темно-алый язык пробежал по верхней губе -- тварь словно облизывалась. Пока она предавалась сему приятному занятию, Блейд бросился в атаку. Холодное, в липкой слизи щупальце охватило левое плечо и руку -- странник перерубил хватательную конечность одним ударом топора. Ящерица отпрянула; из обрубка вытекала пузырящаяся жижа. На тупой морде рептилии отразилось нечто похожее на изумление; этот дракон как будто не чувствовал боли. Упреждая бросок массивного тела, Блейд сплеча рубанул ящерицу по морде, сразу отскочив в сторону -- и вовремя, потому что тварь-таки прыгнула, несмотря на рану. Она промахнулась, но жесткая шкура ободрала кожу на бедре странника. Прежде, чем хищник успел развернуться, в его боку появилась еще одна глубокая рана; темная кровь, обильно оросила мох. Кто знает, как сложился бы этот бой для Блейда, но, привлеченные запахом теплой крови, к месту сражения стали подтягиваться и другие желающие принять участие в дележе возможной добычи. Слева на небольшую, покрытую мхам полянку, окруженную высокими зарослями тростника, неспешно выбралась здоровенная жаба, ростом, наверное, с быка. Голова ее была увенчана парой грозных рогов, в широченной пасти виднелся туго свернутый комок длинного языка. Раздумывала жаба недолго; несмотря на не слишком интеллектуальный вид, она быстро сообразила, чью сторону следует принять в этой схватке. Конечно, если начать охоту за этим двуногим, так потом еще придется с ящерицей драться, а вот если удастся вместе с человеком завалить болотного дракона... Тут поживы всем хватит! Хлопнув, словно пастушеский кнут, язык жабы ударил прямо в морду раненой ящерице. "Выстрел" оказался точен -- глаз был выдран вместе с немалым куском мяса, тотчас исчезнувшим в жабьей глотке. Однако на свою беду жаба оказалась прямо на пути противника, и следующим прыжком дракон опрокинул не в меру сообразительную добытчицу. Уцелевшее щупальце оплело голову жабы, передние лапы ящерицы, вооруженные солидными когтями, рвали бока врага, а зубастая пасть пыталась добраться до глотки поверженной добычи. Этого шанса упускать не стоило, и топор Блейда тут же врезался в шею напавшего на него первым чудовища. Лезвие рассекло шкуру и мышцы; странник моментально нанес второй удар в то же самое место. На сей раз топор добрался до скрытых глубоко в плоти артерий и нервных столбов. Ящерица забилась в агонии; третий удар раскроил ей череп, но и Блейд упал, получив по ногам хлещущим во все стороны хвостом. Раненная, но отнюдь не утратившая от этого аппетита жаба забарахталась, выбираясь из-под неподвижной туши врага. Длинная безгубая пасть припала к глубокой ране на шее ящерицы, спеша высосать тепловатую кровь. Очевидно, это был специфический жабий деликатес... -- Ладно, приятель, -- тяжело дыша, бросил жабе Блейд. -- Спасибо тебе за помощь и приятного аппетита... а я пошел. Ему давно уже следовало сделать это. Переполошилось все близлежащее болото; во мху так и мелькали треугольные головы змей, с разных сторон доносились малоприятное курлыканье и глухой рев. Хищники, которым не было нужды скрываться, оповещали всех, что не потерпят нарушений субординации в своих владениях. Проскользнув через оставленный ящерицей проход в тростнике, Блейд помчался прочь со всей быстротой, на какую только способны были его измученные ноги. Местные обитатели проявляли излишний интерес к его скромной персоне; лучше было держаться от столь назойливых поклонников подальше. Однако долго бежать в прежнем темпе он уже не смог. Ноги проваливались все глубже и глубже; каждый следующий шаг мог стать роковым. Поневоле пришлось брести шагом; кочки попадались все реже, кое-где вода поднималась до колен. Пока моховое дно держало крепко, но все же... Нужно было очень внимательно смотреть, куда ступаешь. Заблудиться в лабиринте протоков, ручейков, тростниковых островков и тому подобного было проще простого. Ориентируясь по полускрытому в тучах солнцу, Блейд упорно пробирался на север. Здесь не было деревьев, чтобы осмотреться; странник рассчитывал, что, быть может, он заметит дым костра, принадлежащего болотному люду. Он сумел оторваться от обезумевших хищников и теперь брел в полном одиночестве, недоумевая, почему воины Элии после первой же схватки с болотным монстром повернули назад, не сделав больше ни одной попытки достать беглеца. Интересен был и другой момент -- такое громадное количество хищников на сравнительно небольшой территории противоречило законам биологии. Чем им тут питаться, всем этим драконоподобным ящерицам-переросткам, жабам-тяжеловесам и прочей зубастой нечисти? Не говоря уж о милейшем создании, остановившем сородичей Наоми... Вода опять поднялась почти до колен. По ее темной поверхности время от времени пробегала легкая рябь, словно за Блейдом следовала целая стая пиявок. С отвращением хлопая по воде топором, странник брел и брел вперед, голодный и измученный. Он позволил себе лишь несколько глотков воды из фляги, уповая на то, что сонного зелья туда все же не подмешали. И все-таки полностью избегнуть встреч с местными обитателями ему не удалось. Вода в ближайшем озерке вскипела и расплескалась; на свет божий высунулась круглая серо-зеленая башка с парой длиннющих усов и пухлыми, как у сома, губищами. Диаметром, эта голова была не менее десяти футов; на Блейда уставились белесые водянистые глаза, каждый размером с суповую плошку. Тварь не пыталась прыгать или вообще совершать какие-то особо резкие телодвижения, но внезапно из-под ног Блейда начала уходить земля; трясина стремительно засасывала его, и за считанные секунды он погрузился по грудь в зловонную жижу. Это, похоже, уже серьезно, -- мелькнула паническая мысль; губастый монстр оказался куда умнее своих предшественников. Нужно, было либо давить на спейсер и возвращаться, либо... либо с гордым достоинством отправиться в желудок болотному страшилищу. И в последний миг, когда Блейд уже совсем был готов отправиться в обратный путь через темные бездны боли и небытия, его слуха достигли совершенно невозможные здесь слова: -- Нет, не глотай его, Пидж! Свяжи и давай сюда! -- произнес приятный женский голос. Блейд отчаянно завертелся, пытаясь взглянуть на отдавшую этот приказ, однако его намерения оказались истолкованы совсем не так, как он этого ожидал. На голову странника обрушился сзади мягкий, но очень чувствительный удар, от которого тотчас погасло сознание. ГЛАВА 5 Его заставила очнуться боль. Упрямая, нестерпимая боль, каким-то образом пробравшаяся ему под череп. Она не давала покоя, грызла, царапала и кусалась до тех пор, пока Блейд не открыл глаза. Он сидел, привалившись спиной к стене, связанный по рукам и ногам, в крошечной лачуге без окон, сложенной из тонких бревен. Под полом время от времени раздавался плеск -- похоже, строение стояло на сваях. Все оружие странника и его заплечная сумка исчезли; правда, одежду ему оставили. Блейд подергал локтями -- стянуты на совесть. Оттолкнувшись от стены и помогая себе ногами, он попробовал встать -- это удалось. Кое-как, нелепыми прыжками он подобрался к двери. Вязать здесь умели, а вот тюрьмы строить -- нет. Разве можно в камере ставить такую дверцу, в одну дощечку, да еще и со щелями? На улице только-только занималось утро, и Блейд понял, что провалялся без сознания почти сутки -- многовато для человека с его опытом и выносливостью. Вновь пронзительноострая мысль уколола странника -- неужели возраст... Мысль, от которой он непроизвольно стиснул кулаки... Вокруг служившей ему узилищем жалкой лачуги теснился самый настоящий городок. Хижины стояли на высоких сваях, окруженные прочными оградами из толстых брусьев; дома сообщались между собой подвесными мостками, проложенными на уровне тростниковых крыш. Похоже, что здешние обитатели старались, мягко говоря, держаться от болот подальше. Под хижинами плескалась вода; ни мха, ни тростника видно не было. Поселок болотных обитателей был возведен на какомто озере, отнюдь не на трясине. Возле строений были привязаны длинные лодки-катамараны; поплавками служили выдолбленные стволы деревьев. В середине на каждом таком плоту была устроена пассажирская площадка, огороженная, как и все дома в деревне, толстенными брусьями. Сами поплавки были утыканы многочисленными заостренными кольями, что делало лодки похожими на каких-то причудливых, сросшихся боками водяных дикобразов. Вдали странник сумел разглядеть некие треножники, сильно смахивавшие на сторожевые вышки. Похоже было, что люди здесь жили в постоянной боевой готовности -- по крайней мере, домашними фортификационными сооружениями обзавелся каждый. И все-таки пленников в любом цивилизованном или примитивном мире полагается поить, кормить и выводить на прогулки (последнее, правда, встречается до прискорбия редко). Солнце встает; пора бы уже появиться и здешним хозяевам -- тем более, что перетянутых ремнем рук странник почти не чувствовал. -- Эй! -- крикнул он, прижавшись губами к дверной щели. -- Есть тут кто? -- Глянь-кось, очнулся вродя, -- послышался чей-то заспанный голос, затем раздалось шарканье ног и щель в двери заслонила массивная фигура стражника. Блейд скривил нос -- от стража весьма ощутимо несло какой-то сивухой. -- Эй! Пыманный! Тебе што надоть? -- Отведи к вашему главному! -- сердито потребовал Блейд. -- У меня к нему дело. -- Ась? -- Дело у меня к нему, говорю! -- рявкнул Блейд. -- Веди, если не хочешь, чтобы тебя болотному богу скормили! -- Де-е-ло? -- растерянно протянул стражник. -- Про то ничего не знаю. Никуда вести не велено, сиди и жди. Когда изволят, так сами придут -- небось не обрадуешься, сухотный прихлебень! -- Кто-кто? -- невольно рассмеялся странник. -- Сухотный... кто? И, кстати, что такое "сухотный"? -- Ты это што? -- обиделся страж. -- Не знаешь? -- Не знаю, -- охотно подтвердил Блейд, желая поддержать беседу. Разговорчивый враг -- уже полврага. -- Так ты, вырвак плоскатый, где живешь? На суше? Значит, сухотник и есть! -- охотно пояснил страж. -- А "вырвак плоскатый" что значит? -- как можно беззаботнее осведомился странник. -- Слушай, откуда ты такой взялся? -- изумился его тюремщик. -- Это ж каждый малец знает! -- Память, верно, отшибло, -- сокрушенно признался Блейд. -- Так это ж зверюга такой есть! Плоский, что твоя доска, а пасть вперед шагов на двадцать вылетает. Вцепится, сграбастает -- и поминай как звали! -- Ну и ну! -- изумился странник. -- И как же вы тут живете?! -- Как, как... -- проворчал воин. -- Удавиться или утопиться впору... А все вы, сухачи треклятые! -- вдруг взвизгнул он. -- И эта баба ваша чумовая... Тварь, чтоб ей... -- использованные болотником выражения Блейд не сумел бы повторить даже и под гипнозом. -- Сидит на месте сухом, высоком, чистом... Со Слитыми торгует -- а товар у нас, считай, задарма берет... И на берег не пускает. Детишки как мухи мрут... Их-то бы хоть пожалели, изверги! Они-то чем виноваты?! -- Слушай, друг, -- начал Блейд, воспользовавшись тем, что стражник задохнулся от негодования и на мгновение смолк. -- Я ведь к вашим старшим как раз и шел. Элия со своей сворой меня два дня гнала, да только я ей не дался... -- Брешешь! -- усомнился стражник. -- Она, тварь, ежели кого к нам прислать хочет, совсем не так делает... -- Она-то, быть может, и хотела бы сделать по-своему, да только я не позволил, -- пояснил Блейд. -- Сам к вам добрался. -- Не по-озволил? Это как? -- заинтересовался страж. -- Ушел от нее, -- кратко бросил странник. -- Шагал к вам, да в пути повстречал какого-то усатого... как его? Пиджа... -- Пиджа? А, ну как же, как же... -- стражник попался явно словоохотливый, и великая заповедь русских "болтун -- находка для врага!" ему, похоже, была неизвестна. Охранник явно не возражал поболтать с заключенным -- то есть налицо было вопиющее нарушение правил внутреннего распорядка любой порядочной тюрьмы. -- Пидж -- это ловец Тамар. Бедовая девка! -- пояснил страж, смачно причмокнув. -- А я и не ведал, что она тебя притащила... -- А как же вас в болото загнали, если вам подчиняются такие твари, как Пидж? -- поинтересовался Блейд. -- Дак ведь Пидж -- он только на глубоком месте чего-то может, -- принялся втолковывать заключенному страж. -- А у сухотников -- у них твари береговые, с ними не справишься, только людей всех положишь. -- А вы что же, таких наловить не можете? -- Наловишь их, как же! -- презрительно фыркнул воин. -- Их с сухого места ловить нужно, понял? А как туда выбраться-то? Логика у него была железная. -- Слушай, приятель, развязал бы ты мне руки, а? А то совсем онемели, -- уже совсем по-дружески обратился к стражнику Блейд. -- Честью своей клянусь -- с места не сдвинусь. Да и куда мне отсюда бежать? Вопрос был риторическим, но с подковыркой -- в местах, откуда невозможно убежать, тюрем не строят и пленников связанными тоже не держат. -- Что-о? -- воин сразу насторожился. -- Развязать? Тебя, сухача? Да за кого ты меня держишь, так тебя перетак и растак? Странник мог только поразиться первобытной мощи и красочности, использованных оборотов. Половая жизнь у этого племени, судя по всему, отличалась разнообразием -- по крайней мере, в терминологической части. -- Слушай, я же без рук останусь по твоей милости! -- наконец рявкнул Блейд. -- Куда я сбегу? Думаешь, я не знаю, почему тут сваи такие высокие да перила, в обхват толщиной?! Я, видишь ли, никому кормом служить пока не собираюсь. -- Ладно, пыманный, не ори! Вон уже плывут сюда... ты их, по-моему, и дожидался... -- стражник неожиданно хихикнул. -- Бывай здоров, сухотник! Воин отошел от двери, и теперь Блейд заметил подходящую к его тюрьме лодку -- большой катамаран, полный людей. Он поднял глаза -- по висячему мостику шли еще трое; при виде этой троицы все, находившиеся в лодке, поспешно скинули шапки. Стражник скороговоркой отрапортовал, что за время дежурства с вверенным его попечению "пыманным" ничего не случилось. -- Руки он развязать просился, ваша милость, говорит -- затекли, -- закончил доклад тюремщик. -- Ладно, Кабат, отпирай, -- распорядился чей-то густой бас. -- Тебе это зачтется. -- Корешка бы, ваша милость, -- голос стражника стал униженным и просительным. -- Хоть малость... детишкам... девочка у меня, два месяца... помрет, боюсь, слабенькая... и старший... три ему... тоже кашляет... -- Получишь, -- отрывисто бросил бас. -- Шесть дневных норм. -- Спасибо, ваша милость, спасибо! -- зачастил стражник. -- Ступай, Кабат, ступай. Иди в припасню, скажи, что я выдать велел... Дверь заскрипела. Сперва внутрь просунулись три копейных наконечника, затем сами копейщики; наставив оружие, они окружили Блейда. Вслед за ними в лачугу вошел здоровенный высокорослый мужчина, настоящий великан -- шесть футов восемь дюймов росту, плечи так же широки, как и у пленника, руки бугрятся внушительными мускулами, у пояса висит длинный обоюдоострый топор-франциска, лицо полускрыто густой курчавой бородой, черной, как вороново крыло. Под сросшимися бровями незнакомца хитровато поблескивали маленькие, глубоко посаженные глазки. Следом за бородачом полезла его свита -- какие-то невзрачные личности, почти все увечные -- у кого нет пальца, у кого вырвано полщеки, кто с одним глазом... Были тут и сломанные носы, и отсутствующие уши, -- и один даже полностью оскальпированный. В лачуге тотчас стало очень тесно; все новоприбывшие толпились по углам, бородачу же кто-то немедленно подал деревянное раскладное сиденье. Обладатель бездонного баса неспешно, с достоинством опустил свой зад на походный табурет и пронзительно воззрился на Блейда. Тот ответил не менее дерзким взглядом. На время в лачуге воцарилось молчание; нарушаемое только хриплым нездоровым дыханием "свиты". -- Ну, говори, сухач, -- начал бородатый. -- Как зовут, зачем к нам послали, с кем ты тут должен был встретиться да кому что передать... -- А кому говорить-то? -- в тон ему откликнулся Блейд. Свита зашипела и зафыркала, словно сотня рассерженных котов. -- Тихо! -- прикрикнул, не поворачивая головы, бородач. -- Ты что, не знаешь меня, сухотник? -- Не знаю, -- ласково глядя в глаза бородачу, ответил Блейд, сокрушенно пожимая плечами. -- Я вообще не сухотник. Я тут недавно... Конец его фразы потонул в яростном гомоне; невозмутимым остался один лишь собеседник Блейда. -- Недавно, говоришь? -- он прищурился. -- Ты слегка смахиваешь на марабута Слитых... А? Я прав? -- Увы, нет, почтенный, -- Блейд развел руками. -- Я не марабут и даже не знаю, что это такое. -- (И в самом деле, непростительная ошибка -- он так и не выяснил у Наоми, за кого же его приняли Элия и ее сородичи.) -- Я издалека, очень издалека, из других земель... Странник хотел уточнить, что земли те лежат за морями, однако осекся -- в языке этого мира отсутствовало само слово "море" -- впрочем, как и слово "горы". Зато различных синонимов для "леса" и ""болота" имелось великое множество. -- Пришел я из страны, что находится за болотами и лесами, -- закончил он фразу. -- Я чужой тут, не знаю здешних порядков, но, попав к Элии, едва не расстался с головой. -- Это она может, голову-то снять, -- сочувственно кивнул бородач. -- Так, говоришь, ты издалека? А как же ты попал сюда? -- Ногами, -- ухмыльнулся Блейд. -- Шел, шел... и пришел. Должно быть, эта версия звучала удивительно. В этом мире, похоже, не знали и понятий "путешественник", "странник"; здесь никто и никуда не двигался. Бородач захохотал. -- Шел... шел... и пришел? -- насилу смог произнести он, вытирая слезы. Его внушительное тело прямо-таки сотрясалось от приступов смеха. Следуя его примеру, тотчас начала смеяться и свита. -- А звать-то тебя как, шутник? -- отсмеявшись, вопросил бородач. Блейд назвал свое имя. -- Ну, а я -- Бротгар, здесь за набольшего буду, -- отрекомендовался бородатый. -- Так что, выдумщик Ричард, будем дело говорить, или пытать тебя начнем? Мы ведь народ простой. Штаны с тебя снимем пузом на доску с дырой положим, мужское хозяйство твое в ту дырку, значит, пропихнем, да и пустим тебя по одному омуту поплавать... А там такие пиявсы обитают, значит, которые человечину очень даже уважают. Они мелковаты, на доску им не влезть, а вот все прочее они очень даже с аппетитом потребят. Потом за внутренности примутся... -- Ну, так я умру, и ты все равно ничего не узнаешь, -- пожал плечами Блейд. -- Ты этого хочешь, почтенный? -- А тебя смерть совсем не страшит, как я погляжу? -- прищурился Бротгар. -- Не страшит, -- странник равнодушно пожал плечами. По свите Бротгара пробежал удивленный шепоток. -- Значит, правду ты говорить не хочешь... -- глаза вождя вспыхнули. -- Так о чем же нам тогда речь вести? Может, тебя просто следует бросить смилгам? -- Ну, отчего же? -- удивился Блейд. -- Мы могли бы поговорить о здешних делах, о Слитых, сухотниках и о твоем народе... И о том, как вывести вас отсюда... В лачуге наступила оцепенелая тишина. Все застыли с разинутыми ртами, даже бородатый предводитель. -- Вывести... нас... отсюда? -- раздельно повторил Бротгар. -- Ты понимаешь, что говоришь? Ты, назвавший себя Ричардом? -- Разумеется. Я готов помочь и сдержу свое слово, если мне, во-первых, толком объяснят, что тут, у вас творится, и, во-вторых, не будут мешать. А убить меня вы всегда успеете. Бротгар впился взглядом в глаза странника. -- Не шути с этим, дорогой, -- мрачно процедил он. -- Пусть ты не боишься смерти, но боль, я уверен, ты почувствуешь. И, клянусь всеми пожирателями наших хлябей, умирать ты будешь долго, очень долго -- и тебе будет очень больно! -- Вождь шумно перевел дух. -- Да знаешь ли ты, что выбраться отсюда на сушу -- наша вековая мечта! Да знаешь ли ты, что мы трижды пытались прорваться силой -- последний раз уже на моей памяти -- и неизменно возвращались только трое из десяти?! -- Именно этого я не знал, -- спокойно заметил Блейд. -- Но, почтенный Бротгар, чем ты рискуешь, если расскажешь мне о своем народе? Не раскрывай никаких секретов -- поведай только то, что Элия знает и так, если боишься, что я могу оказаться шпионом. Вновь настало молчание. Видно было, что бородач мучительно колеблется. -- Ну, хорошо, -- наконец выдохнул он. -- Слушай, пришлый! Мне от этого и в самом деле ущерба не будет... Когда произошло разделение на "сухачей" и "болотных", теперь уже никто не мог упомнить -- разве что самые древние старики, что доживали свой век в поселке Элии. На топях мало кто переваливал за сорокалетний рубеж... Два племени немедленно перессорились. В том, кто был виноват, у Бротгара сомнений не было. Ясное дело, сухотники! В их руках остались достаточно плодородные угодья, они наживались и на торговле со Слитыми. Болотников же загнали в самую мокрень, в глухие топи, полные отвратительных чудищ. -- Что они тут жрут, хотел бы я знать? -- брызгая слюной, бросал слова Бротгар, -- Я понимаю, в лесу... Хриоры жрут храпов, храпы -- фраллов, фраллы -- тех, кто еще мельче... Да и мало этих хриоров! Иначе никогда бы Элии своего зверинца не создать... А у нас? Страх на страхе, один другого жутче! Бабы наши каждый год рожают... Один из четырех-пяти выживет -- хвала небесам! А лапач тот же?! Хитрющая бестия, подавай ему младенчиков, да не новорожденных, а тех, кому уже полСветлого Круга сполнилось... А не кинешь -- всю деревню разнесет, и ни копья, ни топоры его не берут!.. И тем не менее болотники держались. Главным образом на "корешках" -- рыбы, если можно было так назвать всяких мелких земноводных тварей, ловилось мало. Зато в изобилии имелись тут различные водоросли, в том числе и съедобные. И был один корень, за который Слитые платили очень щедро -- корень долгожива. Он-то и служил главным источником существования в деревне. Его продавали сухотникам, ели сами, им кормили детишек -- без долгожива малютки умирали, не прожив и нескольких месяцев. Добывать же вожделенный корень было и трудно, и опасно -- против собирателей ополчались все твари болот. Если бы не несколько прирученных существ, вроде Пиджа, схватившего Блейда, деревню вообще бы ждала скорая гибель. Долгожив рос по краям небольших озер, где как раз и обитали самые злобные и кровожадные создания топей. Корень приходилось добывать артелями -- один рвет, четверо с копьями наготове стоят. Если бы могли работать все пятеро... А ведь еще нужно было заранее подвести к избранному участку Пиджа или его собратьев -- неимоверно сильные, но медлительные, они не пропускали к сборщикам самых крупных и опасных хищников. Увы, хватало и тех, что помельче... Потом собранные корни следовало отделить от стеблей и развесить сушиться. Однако зверье и тут не оставляло добытчиков в покое. Твари совершали внезапные набеги на деревню и, обезумев, шли на копья и топоры, пытались проломить ограждения вокруг хижин и дотянуться до вожделенных связок долгожива, развешенных между домами. Последнее такое сражение произошло месяца три тому назад. Деревня потеряла пятерых бойцов, правда, и зверья тоже полегло без счета. На время стало поспокойнее, но, как сказал Бротгар, еще три декады, не больше -- и все начнется снова. -- И ты еще спрашиваешь, Ричард, -- хотим ли мы отсюда выбраться? -- вождь воздел руки к низкому потолку. Он тяжело дышал, глаза метали молнии, так что казалось -- попадись ему сейчас мерзкий сухотник, от сородича Элии не останется и мокрого места. -- Я понял, -- произнес Блейд и поинтересовался: -- А что ты можешь рассказать мне о Слитых, почтенный Бротгар? -- Слитые! -- теперь глаза у Бротгара стали словно у дорвавшегося до теплого мяса голодного волка. -- Их я ненавижу еще больше, чем сухачей! Это ведь все из-за них! Долгожив идет в их город, и Элии нужны те, кто будет добывать его... Если б не этот корешок, может, мы бы давно жили на берегу, а не в болоте... Свита выразила свое несомненное согласие дружным вздохом. -- А ты видел хоть раз этих Слитых? -- Ты что! -- отмахнулся Бротгар. -- Этакую нечисть-то! Зачем мне на них смотреть? Ну, перегрызу я одному глотку -- так остальные меня тут же на части разорвут. А кто здесь, на болотах, управится? -- Понятно... Значит, Слитых ты не видел, чего им нужно, не знаешь, что они с долгоживом делают, тоже неизвестно. Я верно сказал? -- Да на кой лад мне про их мерзючные занятия знать?! -- рявкнул вождь. -- Хотя бы для того, чтобы представить, что случится, если вы откажетесь добывать этот самый долгожив. У болотных жителей вновь отвисли от удивления челюсти, Блейд же, в свою очередь, поразился тому, что весьма несложная идея забастовки, известная еще древнеегипетским "живым мертвым", так и не пришла в голову никому из здешних обитателей. -- Предположим, вы отказываетесь поставлять Элии корень. Что она тогда сделает? -- Жратвы лишит, -- мрачно бросил Бротгар. -- Корешок-то, он на что меняется, а? Хлеб, соль, мясо, овощ опять же... Нам с одних болот не прокормиться, будь они трижды прокляты! Собеседники помолчали. -- А что дальше, на севере? -- Блейд решил повернуть разговор в другую сторону. -- На полночь от вашей деревни? -- Там болотины еще глубже и твари еще страшнее, -- ответил Бротгар. -- Там не прорваться... Не раз пробовали! И в сухие сезоны, и в дождливые! Только людей зря губили. Причем твари там еще коварнее сухачей. Разведчиков не трогают, те возвращаются, говорят, мол, путь свободен, бабы да ребятишки с места трогаются, и вот тут-то на караван и нападают... -- он невольно вздрогнул. -- А путь на восток или на запад? -- Щас, умный какой выискался! На восток ему или на запад! Что Река здесь излучину делает, ты знаешь? Блейд кивнул. -- Так вот, граница болота здесь тоже полукругом идет. А вдоль всей границы -- стража сухачей, понимаешь? -- Вождь безнадежно махнул рукой. -- Заперты мы здесь, на болотине этой проклятущей, и деваться нам некуда -- только на топоры мрази этой лесной идти... И пойдем, а что поделаешь? Месяца не проходит, чтобы кто-нибудь с тоски не удавился или не повесился... -- Что-то я никакой стражи на краю болота не видел, -- заметил Блейд. -- Те, что за мной гнались... -- Так это они и были, -- вставил Бротгар. -- А идти нам все равно некуда, даже если через границу прорвемся. В сухачьем поселке народу -- семеро на нашего одного. А ежели мы чудом каким верх и возьмем -- кто долгожив собирать станет? А без долгожива станут нас Слитые терпеть?.. Так-то вот! А ты говоришь -- отсюда вывести... -- Элия говорила -- у них со Слитыми война, -- сказал странник. -- Ты об этом что-нибудь знаешь? -- Война? -- предводитель презрительно скривился. -- Нам бы такую войну... Для Слитых один долгожив только и важен. А хочет Элия с ними сражаться -- пожалуйста, отчего бы и нет? Для Слитых это что-то навроде игры, я так мыслю. Да захоти они -- завтра и от поселка, и от болот наших ничего не останется, даже памяти. -- А в поселке я слышал -- Слитые детей крадут? -- Это так, -- посерьезнел Бротгар. -- Крадут. Точно! А зачем -- кто ведает? Может, едят. Может, что и похуже сотворяют... Если б не это -- зачем Элии с ними тогда воевать? Враг и так есть -- кто на болотах спину гнет. Наступило молчание. Уныло понурилась свита, даже бородатый вожак как-то погрустнел -- видно, и самому стало не по себе от им же нарисованной картины. Выхода нет, впереди одна смерть... -- Слушай, почтенный Бротгар, -- заговорил Блейд, -- погоди отчаиваться. Если ты позволишь, я бы мог вам помочь. Для начала -- хотя бы в отражении болотных тварей. Хоть того же лапача поручи мне! -- Лапача? Слушай, парень, я еще могу тебе веревку одолжить. И жира кусок у меня найдется. Если уж решил с этой жизнью проститься, так лучше всего петля -- с ней не так больно... -- Почтенный Бротгар, -- улыбаясь, Блейд посмотрел прямо в глаза бородачу, -- что ты потеряешь, если я и впрямь погибну? Ровным счетом ничего. Вели развязать мне руки да пришли кого-нибудь потолковее, кто может рассказать мне про этого монстра. Вождь некоторое время размышлял, кряхтел, ожесточенно скреб в бороде и наконец решился. -- Ладно... как тебя там? Ричард! Развяжите его. Жратвы дайте и воды тоже. Ты, Лыска, с ним побудешь. Я тебе двоих с копьями пришлю -- на всякий случай. Хотя мне-то кажется, что он парень не вредный... Приказы Бротгара выполнялись здесь быстро и четко. Веревки разрезали; в простой деревянной чашке принесли нечто вроде каши с мелко крошенным туда мясом (Блейд постарался не думать, кому это мясо принадлежало) и глиняную кружку с водой. -- Посуды своей нет, все выменивать приходится... -- заметил Бротгар, перехватив взгляд странника, брошенный на кружку. И в самом деле -- откуда взяться глине на болотах? -- Так что ты говорил насчет лапача? -- нетерпеливо осведомился вождь, когда пришелец (уже не поймешь, то ли пленник, то ли гость) поел и напился. -- Сперва я поговорю с почтенным Лыской, обдумаю сказанное, и потом... -- Ладно, думай, только не слишком долго! -- буркнул Бротгар, выходя из лачуги. -- Смотри, как бы лапач сам к тебе в гости не явился... Внутри остался человек по имени Лыска -- сутулая сгорбленная личность с перебитым носом, разодранной щекой и маленькими водянистыми глазками; рядом замерли двое молодых парней с копьями. Блейд уже повернулся было к нему, когда в дверном проеме вновь появилась тень. -- Не будешь против, Лыска, если я тоже посижу с вами? -- произнес сильный, чуть хрипловатый женский голос. -- Тамар! -- изумленно воскликнул Лыска, подскакивая так, словно обнаружил, что ненароком уселся на ядовитую змею. -- Прости, почтенная... я не заметил тебя... Он еще бормотал какие-то извинения, но Тамар решительно прошла мимо него. Затем, уперев руки в бока, женщина бесцеремонно уставилась на Блейда. В короткой кожаной куртке и широких кожаных же штанах, с коротко и неровно подрезанными пепельно-серыми волосами, она очень смахивала на мужчину. Ее одеяние предназначалось отнюдь не для того, чтобы подчеркивать изящество фигуры; заляпанная болотной грязью, мешковатая, она вовсе не красила девушку -- несомненно, очень молодую. Впрочем, девушку ли? Хотя на вид Тамар было лет восемнадцать или девятнадцать, Блейду она показалась весьма искушенной -- уж в этих-то делах он мог доверять своему чутью... На тонком нервном лице выделялись заостренный подбородок, прямой "античный" нос и большие глаза, зеленовато-желтые, как у кошки. Красивая женщина... И -- опасная! От нее исходили незримые флюиды чувственности; при первом же взгляде на пленника глаза Тамар хищно сузились. -- Так вот, значит, кого я словила! -- протянула она, с прежней бесцеремонностью рассматривая свою добычу. -- А о чем тут речь? -- О лапачах, почтенная Тамар, -- галантно подсказал Блейд. -- О лапача-ах? А что про них говорить? Откупаемся мы от них, и конца-краю этому не видно... -- Я хочу, чтобы ты увидела этот конец, -- заметил странник. Зеленые глаза опустились под его пристальным взглядом. -- Ну-у, может, он и найдет тебя съедобным... Хотя младенцы, конечно, вкуснее... -- Мы заставим его сожрать кое-что не столь аппетитное, -- заверил женщину Блейд. -- Только расскажите мне об этой твари поподробнее! Лыска прокашлялся и заговорил. Откровенно говоря, услышанное не вдохновляло. Лапач назывался так потому, что "лапал" -- греб сильными передними конечностями себе в пасть все, что попадалось у него на пути. Разборчивостью он не отличался и, если б жрал одну человечину, от деревни вскоре не осталось бы и следа. По счастью, младенцы служили ему лишь лакомством. Он приплывал довольно часто; ограждения тварь проламывала, даже не заметив ничтожной преграды. Лапачу ничего не стоило уничтожить все поселение болотных и проглотить всех до единого его обитателей; однако монстр отличался поистине дьявольской сообразительностью -- каким-то образом он сумел уразуметь, что, истребив всех людей, лишится столь лакомых младенцев. Теперь чудовище просто приплывало к краю озерной деревни и громко, требовательно ревело. Навстречу ему выходил Бротгар -- только у вождя хватало силы и твердости бросить в раскрывавшуюся пасть жалобно пищавшего нагого ребенка, а затем -- и второго; случалось, что и третьего... Большего тварь не требовала никогда. Для огромного зверя трапеза казалась на удивление небольшой, но лапач удовлетворялся и этим, сыто отрыгивал и неспешно уплывал, не забыв прополоскать после еды рот. Как-то раз молодая мать, у которой только что отняли малыша, обезумев от горя, бросилась в изрыгаемую чудовищем воду. Лапач ее не тронул, с ней покончили другие болотные твари... Обычно женщины кидали жребий -- чей младенец послужит платой за три-четыре декады относительно спокойной жизни. Страшный выбор делался лишь в самый последний момент, когда тварь уже вплывала в селение, и Блейд, услышав об этом, лишь молча покивал -- нельзя мучить людей ожиданием столь страшной потери. Он вспомнил голубые глазенки и безмятежную улыбку Асты, когда ее вынесли к нему из приемной камеры телепортатора... вспомнил, как непривычно сладко заныло тогда сердце... Он закрыл глаза, стиснул челюсти и на миг умчался далеко-далеко от лесов и болот Гартанга. Потом ощущение реальности вновь вернулось к страннику. Он находился в жалкой нищей лачуге, в поселении народа, забытого и Богом, и дьяволом, у людей, чья жизнь казалась непрерывной чередой несчастий и бед. И он поклялся самой страшной клятвой -- памятью отца и матери -- что доберется до этого лапача. Доберется, чего бы это не стоило! Да, он сделает это! Чучело монстра украсит ограду вокруг деревни, а ожерелье из его клыков... ожерелье он, пожалуй, подарит Наоми... если встретится с ней или... или Тамар? Зеленые глаза в упор смотрели на Блейда, и читалось в них теперь не насмешка, не любопытство, а нечто совсем иное -- глубокое, тайное, скрытое от всех страдание. Тамар испытала боль... жуткую, непереносимую боль... может, тоже лишилась ребенка? И стала такой, какой представлялась сейчас -- разбитной ненасытной охотницей, старавшейся хотя бы притупить горе? Нет, что ни говори, середина пятого десятка тоже имеет свои преимущества... например, можешь читать по глазам, словно в книге... Лыска подозрительно шмыгнул носом, утер грязным костлявым кулаком глаза и продолжал. Теперь речь шла о сильных и слабых сторонах лапача, правда, с последними дело обстояло плохо -- слабых мест у монстра, по мнению Лыски, вообще не имелось. Двадцати пяти футов длиной и почти пяти -- толщиной, лапач был странной смесью крокодила и анаконды -- только куда крупнее их обоих. Облаченный в непробиваемую чешуйчатую броню, он обладал тремя парами лап -- передними хватательными, сильными и отлично развитым