та. Материковые щиты в среднем достигали в толщину полутора миль, максимальные океанские впадины были несколько меньше, около мили. Большая Сфера вовсе не являлась тонким слоем камня, земли и воды, размазанных по внутренней поверхности огромного шара; кроме двух плоскостных измерений, она обладала и глубиной, и разнообразным рельефом. Единственное ограничение, на которое пошли ее строители, касалось океанов и морей; тут не было ничего похожего на Марианскую впадину, и морское дно выглядело в основном ровным. Но горы! Большинство из них поражали своим великолепием и величием, и многие вершины вдвое превосходили Эверест. По словам Лоторма, даже эти высоты не оставались безжизненными, ибо нижняя плотная часть уренирской атмосферы простиралась как минимум на пятьдесят миль, и в это поднебесье можно было забраться на обычном планере или воздушном шаре. Чередование дня и ночи, а также сезонные климатические изменения считались в Большой Сфере делом локальным. В одних местах тьму создавали тучи -- так, как в стране шестилапых лика; в других -- силовые экраны тысячемильной протяженности, позволявшие имитировать и круговорот звезд, и движение многочисленных лун, восходы и закаты которых выглядели особенно великолепно. Существовали и такие области -- или даже целые континенты, -- над которыми вечно сияло солнце Уренира, символ зрелого полдневного могущества этого мира. Но самым любопытным Блейд счел своеобразные резерваты, где были воссозданы географические условия и природная среда иных планет, причем в натуральную величину. Эти территории подчинялись своим законам; над ними сияли другие светила, другие звезды, и жизнь под небесами этих псевдопланет шла своим чередом. Впервые услышав о подобном чуде, странник понял, что Большая Сфера являет собой чтото большее, нежели гигантское астроинженерное сооружение; Уренир фактически был микрокосмом, адсорбирующим облик тысяч миров. Что касается смены дня и ночи, то для этого существовали и гораздо менее глобальные средства, чем облака или огромные силовые экраны. Каждый дом, каждое сооружение, большое или маленькое, могло быть прикрыто таким же экраном, что позволяло его обитателям регулировать периоды света и мрака по собственному усмотрению. Необходимая для этого техника, чудесная и скрытая от глаз уренирская машинерия, по большому счету не казалась Блейду удивительной, ибо он быстро усвоил втолкованный Кармайктоллом принцип: в Большой Сфере возможно все. Поражало другое -- зачем это? Он понимал, что уренирцы, повелевавшие материей, пространством и временем, могли с таким же успехом владычествовать и над собственными телами. Отсюда вытекало, что сон не был для них необходимостью -- как и пища, питье, одежда и кров над головой; все это казалось страннику атрибутами какой-то забавной игры, но отнюдь не жизненной потребностью. Его хозяева могли не только сменить платье, жилище или привычный распорядок существования; с такой же легкостью они ускользали из своих тел, преобразуясь в чистый разум, и вновь появлялись на свет в новом обличье, в иной плоти, ничем не напоминавшей прежнюю. Пожалуй, тревоживший его вопрос не относился к сфере науки или технологии, к разновидности "что и как"; скорее, тут стоило поинтересоваться "зачем"? Обдумав это, Блейд счета возможным поделиться своими недоумениями с философом Кродатом Сараггой. Сей ученый муж был довольно высоким, тощим и смуглым, с иссинячерной аккуратной бородкой; дома -- то есть в своем парке -- он носил только набедренную повязку и ходил босиком. На вид Сарагге можно было дать около сорока, но Блейд подозревал, что за этим числительным стоят не года, а столетия. Несомненно, Сарагга являлся настоящим философом, ибо, выслушав гостя, ответил вопросом на вопрос -- как и принято у представителей оной науки во всех мирах и измерениях. -- Не хочешь ли заглянуть поглубже, дорогой мой? Ты поинтересовался следствием, а не причиной; тем, что лежит на поверхности, но не у самого дна. Блейд заметил, что готов нырнуть в глубину вслед за своим ученым собеседником. -- Тогда подумай о следующем: почему мы вообще носим вот это? -- Сарагга похлопал себя по дочерна загорелой мускулистой груди. -- Я разумею плоть, телесный облик, понимаешь? Ведь вместилище разума может быть и совсем иным... совершенный кристалл или облако плазмы, странствующее в космической пустоте... Тебе не приходило это в голову? -- Приходило. Но жизнь в такой форме не нуждается в привычном для нас мире. Ей не нужны ни твердь, ни воздух, ни планеты, ни даже Большая Сфера. -- Совершенно правильно! -- философ кивнул с довольной улыбкой на лице. -- Значит, если мы хотим наслаждаться всем, что нас окружает -- свежим ветром и ароматом листвы, чувством незыблемой тверди под ногами, теплом солнца и прохладой дождя, -- мы вынуждены сохранить плоть -- то, что доставляет нам все эти приятные ощущения. Но если мы приняли такие правила игры и пожелали остаться ходячим коллоидным раствором, а не облагородить своим разумом сгусток плазмы, то отсюда вытекает и все остальное. О нашем теле нужно заботиться; его необходимо питать и поить, украшать, холить, нагружать посильной работой -- я разумею физический труд или упражнения. Надо выполнять его инстинктивные желания, удовлетворяя его тягу к вкусной пище и красивой одежде, потворствовать его эротическим фантазиям, идти навстречу жажде любви и сильных ощущений. Словом, если ты владеешь человеческим телом, ты должен жить, как человек -- долго, счастливо и с удовольствием! Блейд выразил полное согласие с этой эпикурейской установкой; он не мог припомнить ни одного человека, на Земле или в мирах иных, который отказался бы жить долго, счастливо и с удовольствием. -- Итак, -- произнес Сарагга, -- будем считать, что мы разобрались с этим вопросом. Если ты избрал телесный облик -- неважно, человеческий или нет -- то следует удовлетворять телесные функции, к которым относятся сон, плотская любовь, еда, движение и многое другое. Потворствуя им, мы получаем наслаждение -- необходимый компонент счастья. -- Но если человек властолюбив и склонен к стяжательству, интригам и убийству? Может ли он быть счастлив, полностью счастлив, не удовлетворяя своих пороков? Весьма неприятных для окружающих, насколько я понимаю, -- заметил странник. По лицу Сарагги скользнула гримаса неудовольствия. -- Не будем спешить, друг мой! Разберемся сначала с одним, затем с другим. Я сказал, что телесное наслаждение -- необходимый компонент счастья; ты же говоришь о психических функциях. Да, существует масса пороков -- жажда власти и славы, гипертрофированная гордость, тяга к уничтожению... Но коренятся они в сознании, а не в теле! А посему поговорим об этом в другой раз. В данный же момент мы рассматриваем совсем иной вопрос -- сохранить ли нам человеческое тело или превратиться в разумное облако плазмы, в некое почти вечное существо, обладающее, в силу своей физической природы, великим могуществом, но лишенное маленьких человеческих радостей. Вот, например, ты, -- философ резко остановился и упер в грудь Блейда длинный палец. -- Что бы ты выбрал? Странник задумался. С одной стороны, вечная жизнь, безграничная свобода и всемогущество -- пусть в плазменном состоянии -- обладали определенной притягательностью, но с другой... Нет, он явно ощущал, что не в силах распроститься со своим телом и теми маленькими радостями, которые оно дарило! -- Пожалуй, я оставил бы все так, как есть, -- произнес Блейд. -- Я еще не готов стать богом, почтенный Кродат. -- Что ж, ты принял решение в соответствии со своими понятиями о счастье, -- кивнул философ. -- И должен сказать, что я разделяю твое мнение. Как видишь, я тоже предпочел телесную оболочку... Но! -- он покачал длинным пальцем перед лицом Блейда. -- Но!.. Скажи откровенно, разве ты не сожалеешь об упущенной возможности? О том, что ты мог бы превратиться в существо вечное, чистое и возвышенное, но отказался сделать это, ибо дорожишь радостями плоти? -- Сожалею, -- признался странник. -- Возможно, позже я переменил бы свое мнение. -- Превосходно! Ты уловил суть дела, друг мой! -- Сарагга довольно улыбнулся, обрадованный не то понятливостью собеседника, не то собственной манерой объяснять. -- Итак, мы оба дорожим своими телами и не хотели бы отказываться от плотских радостей -- пока! Теперь представь себе, что путь перехода к иному состоянию для нас не закрыт и мы можем ступить на него, когда почувствуем такую необходимость... Ступить, пройти до конца и вернуться назад, если захотим! Можем стать существом почти божественного порядка, потом снова обрести тело, а наскучив им, совершить новую трансформацию... Разве было бы не утешительно знать, что эта возможность всегда с нами? -- Весьма утешительно, -- согласился Блейд. -- Но что толковать об умозрительных категориях? Я уже знаю, что вы можете сменять одно тело на другое, но эти разумные плазменные облака... -- При чем тут умозрительные категории? -- прервал его Сарагга. -- Я толкую тебе о самых что ни есть реальных вещах! Странник замер на половине шага, в изумлении приоткрыв рот. -- Как! Эти плазменные монстры, о которых ты говорил... -- Никакие не монстры, а великие Урены, Духи Предков и Хранители нашего мира! И мы с тобой, если пожелаем, тоже можем перейти в такое состояние! Хоть сейчас! Судорожно сглотнув, Блейд опустился в траву и прикрыл глаза. Глава 5 -- Дьявольщина! Не могу. Не могу, и все! Ричард Блейд с грохотом опустил кулак на стол, и пепельница подпрыгнула, рассылая вокруг смятые бумажки. Вместе с ними повалился пузырек с цветными пилюльками и яркой этикеткой. Доктор Джайлс Хэмпсфорд с испугом уставился на него. -- Откровенно говоря, сэр, я чувствую себя так, словно вы меня обокрали! -- заявил Блейд. Лицо его помрачнело, на щеках заиграли желваки. Он вытер испарину со лба и угрюмо посмотрел на дока Хэмпсфорда. Доктор, еще не старый человек в белоснежном халате, смущенно опустил глаза. Он был превосходным специалистом -- иной бы и не сумел много лет выполнять обязанности штатного врача отдела МИ6А -- и знал Ричарда Блейда не первый год. Собственно говоря. Хэмпсфорд уделял ему львиную долю своего времени, негласно контролируя медиков из лейтоновского центра. По мнению Дж., здоровье его лучшего агента являлось слишком большой ценностью, чтобы безраздельно полагаться в этом отношении на Кристофера Смити и прочих ассистентов его светлости, готовых распилить человеку череп и выхлебать мозги чайными ложками; Дж. желал, чтобы Блейд находился под присмотром надежного человека, и док Джайлс был надежен во всех отношениях. Правда, для своего пациента почтенный эскулап иногда играл роль карающей Немезиды, отыскивая у него такие болезни, что Блейд временами был готов намылить веревку. Еще не прошло и года, как Хэмпсфорд высказал подозрение, что его подопечный обзавелся олигоспермией; случилось это перед экспедицией в Эрде, в самом конце двухлетнего периода вынужденного безделья, когда Блейд и так был накален до предела. С горя он ударился в запой и, если бы не срочные меры, предпринятые Дж., мог оказаться в отставке, а вовсе не в кресле шефа спецотдела МИ6А. Теперь же назревал новый казус! Не олигоспермия, конечно, но тоже малоприятное событие... Поминая про себя Хэмпсфорда самыми черными словами, Блейд поклялся, что через месяц-другой, возвратившись из последней командировки, откажет доку Джайлсу от места. Пожалуй, ему все равно придется уволить двух-трех человек -- хотя бы для того, чтобы выказать свою власть... чтобы всем стало ясно: эпоха Дж. миновала, наступили времена Ричарда Блейда. Да, нужно почистить отдел, решил он, мысленно поставив против фамилии Хэмпсфорда большой жирный крест. Доктор нерешительно кашлянул. -- Может быть, попробуем еще раз, Ричард? -- Попробуем... отчего ж не попробовать, -- Блейд почти успокоился, с мстительным торжеством представляя, как он вызывает дока в кабинет Дж. -- теперь в его собственный кабинет! -- вручает лист бумаги и авторучку, а затем... Он сгреб в ладонь обрывки газеты и клочки папиросной бумаги и высыпал их в чугунную пепельницу на докторском столе. Чрезвычайно горючий материал, и еще две недели назад он мог воспламенить эту груду одним мановением пальца! Проклятый Хэмпсфорд! Протянув руку над пепельницей, Блейд прикрыл глаза и сосредоточился. Напрасно! Он не чувствовал прилива тепла к пальцам, не ощущал огненной струи, что раньше исторгалась откуда-то из глубин его существа, порождая жаркий опаляющий всплеск энергии. Он снова лишился этого чудесного свойства, таланта пирокинеза! Но в первый раз дар был передан им добровольно, и потеря не вызывала горечи; теперь же... Глупость, какая глупость! Проклятый Хэмпсфорд! -- Нет, не получается, -- Блейд убрал руку и, откинувшись на спинку кресла, постарался справиться с раздражением. В конце концов, можно уволить человека, но совсем не обязательно ему грубить. Док Джайлс посмотрел на пепельницу так, словно сам хотел воспламенить ее содержимое взглядом. -- Скажите, Ричард, когда вы заметили первые симптомы? -- Дня три назад. Я встречался с Хейджем и попробовал зажечь ему сигарету... просто так, для развлечения... -- Ну и?.. -- Что-то было неправильно. Зажечь сигарету -- мелочь, пустяк... но мне пришлось напрячься. Правда, тогда я не обратил на это внимания. -- А потом? -- На следующий день регресс стал заметнее, но я все еще пользовался этой дрянью, -- Блейд кончиком пальца подтолкнул стоявший перед Хэмпсфордом пузырек с яркой наклейкой. -- Идиот! Мне бы спустить эту штуку в унитаз или сжечь, пока еще были силы! -- Хм-м... -- док Джайлс задумчиво взъерошил седеющие волосы -- Но все же, Ричард, почему вы считаете, что в этой... в этой неприятности повинен "Андстар"? -- А что же еще? Что еще, я вас спрашиваю? -- протянув руку, Блейд схватил флакончик и высыпал на ладонь пригоршню разноцветных таблеток. Тут были розовые, которые полагалось принимать после завтрака, голубые для смягчения последствий сытного ланча, а также нежно-салатные и золотистые, употребляемые после обеда и ужина "Андстар", или "Звезда Анд", являлся новейшим американским препаратом, применяемым, по мысли его создателей, для выведения шлаков из организма. Кроме того, тучные от него худели, а тощие толстели, гипертоники начинали плясать брейк, а подагрики -- бить мировые рекорды на всех олимпийских дистанциях. Словом, то была очередная панацея от всех болезней, фантастически дорогая и в причудливой упаковке, вполне соответствующей экзотическим компонентам, намешанным в это снадобье, как сообщалось в рекламной брошюре, таблетки содержали экстракт из целебных трав, собранных на высокогорных андских лугах. Несомненно, инки Перу тоже выводили с их помощью шлаки из своих организмов. Блейд же вместе со шлаками потерял свой уникальный талант. Возможно, эти самые шлаки являлись топливом для исторгаемой им огненной материи, возможно, она сама относилась к разряду шлаков, возможно, драгоценные травки с Анд приводили и плоть, и дух в такое идеально-нормальное состояние, при котором никаким парафизическим эффектам не оставалось места. Как бы то ни было, Ричард Блейд, начав принимать по настоянию дока Джайлса это средство, вдруг ощутил, что его способность к пирокинезу резко упала. Случилось это буквально-таки на глазах, всего за одну неделю. А сегодня он не смог поджечь даже клочок папиросной бумаги! Доктор Хэмпсфорд взял с ладони Блейда розовую пилюлю, задумчиво посмотрел на нее и проглотил. -- Не та, док, -- произнес Блейд. -- Ланч уже прошел. Положено принимать голубую. Хэмпсфорд поднял голубую и тоже отправил в рот, у него был вид человека, решившего покончить самоубийством. Блейд смягчился и сжал кулак. -- Хватит, старина! Больше ни одной! -- Он уже не чувствовал уверенности, что сможет отправить дока Джайлса в отставку, ведь старик протрубил в МИ6А, а до того -- в МИ6, добрую четверть века. -- Черт побери, -- внезапно пробормотал эскулап, -- этот Робинс! Так меня подвести! Ну и ну! -- Робинс? Что за Робинс? -- Мой приятель, врач из НАСА... Он клялся, что эти пилюли уже пять лет входят в рацион американских астронавтов и что результаты отличные... просто отличные... Если б не это, я бы их вам не посоветовал, Ричард! -- Врет ваш Робинс, определенно врет! -- Блейд покачал головой. Два года назад, когда он летал на Луну, его пилоты даже не упоминали про этот "Андстар". -- Доктор, вы наивный человек! Поинтерссуйтесь-ка при случае, где еще, кроме НАСА, ваш приятель получает жалование. Хэмпсфорд совсем поник головой, и Блейд определенно решил не отправлять его в отставку. В конце концов, каждый может ошибиться, и счастье еще, что жертвой этой медицинской ошибки пал всего лишь пирокинез. Он потер ладони друг о друга и грустно улыбнулся. Все-таки жаль! Возможно, в предстоящем странствии его исчезнувший дар мог бы пригодиться... * * * Сейчас, прогостив у Майка без малого две недели, Ричард Блейд был уверен, что здесь пирокинез ни к чему. Как и телепортатор, связь с которым оказалась заблокированной внешней оболочкой Сферы. В самом деле, что бы он стал тут жечь? Кого бы удивил своим талантом? Разве что шестилапых лика... Постепенно он начал постигать ту мудрость Уренира, о которой толковал ему Кармайктолл. Она действительно заключалась не в знаниях, не в технических устройствах; скорее это была некая жизненная концепция, проблема выбора между многими и многими возможностями, предоставленными все тем же знанием. Любая разумная раса, вступившая на путь технологического развития и активной экспансии, проходит ряд этапов, стадий познания мира и собственной сущности, и на каждом из них решает определенные задачи. Первая и главная из них -- выживание. Быстрое развитие и накопление знаний предполагает, что раса достаточно многочисленна, ибо только миллиарды мыслящих существ могут породить и прокормить те миллионы адептов знания, которые, собственно, и двигают цивилизацию вперед. Только миллиарды способны обеспечить эту элиту необходимыми ресурсами, все более сложными и дорогими приборами, установками и машинами, позволяющими отвоевывать новые и новые крупицы знания; только миллиарды, поделившись тем немногим, что имеет каждый, позволяют накопить то богатство, весьма скромное на первых порах, которое становится фундаментом будущего прогресса. При этом, разумеется, миллиарды разумных существ рождаются, живут и умирают в нищете -- или почти в нищете, знание еще не способно обеспечить изобилие для всех. Именно изобилие становится второй задачей, гораздо более ясной и понятной, чем первая. Изобилие, мечта о грядущем Золотом Веке! О временах, когда у всех есть пища, одежда и крыша над головой; когда каждому можно выделить клочок земли, достаточно просторный, чтобы он не ощущал себя обитателем гигантского переполненного муравейника; когда человеку позволено заниматься тем, что радует его сердце. Но этот грандиозный план всемирной реконструкции, эта мечта о свободе и достойной жизни входит в противоречие с проблемой выживания, чтобы дать многим хотя бы необходимый минимум, надо многое и взять. Взять у своего собственного мира, ибо других ресурсов у тех, кто только начинает свой путь, не имеется. Мир же этот очень невелик. Планета, казавшаяся необъятной ойкуменой для сотен тысяч, огромной и просторной для миллионов, для миллиардов становится крохотной. Внезапно приходит понимание того, что две трети ее поверхности заняты океанами, что большая часть суши непригодна к интенсивному использованию -- пустыни, горы, тундра, камень и лед, слишком жаркий или слишком холодный климат не позволяют добывать необходимые для жизни ресурсы. И тогда начинается безудержная гонка, эксплуатация мест более благодатных, растаскивание по многочисленным человеческим муравейникам тех богатств, которые можно взять сравнительно легко, взять сегодня, не заботясь о завтрашнем дне. В результате скудеет почва, загрязняются воды и воздух, исчезает минеральное сырье, рушится экология. Лишь знание способно разрешить этот конфликт. Но успеет ли оно созреть настолько, чтобы превратиться в противоядие от всех бед мира? Тут не существовало четкого и однозначного ответа. В одних случаях это удавалось, и уренирцы -- как и паллаты -- были тому примером; в других нарождающаяся цивилизация пожирала саму себя. Гибла планета, гибла населявшая ее раса -- от болезней, войн, голода, тотального оскудения и безысходности. Земля, как стало ясно Блейду, находилась в самой критической точке, на неком карнизе, притулившемся на крутом склоне прогресса, откуда с равной вероятностью можно было соскользнуть вниз, в пропасть, либо сделать несколько шагов вверх, постепенно вырываясь из-под пресса противоречий между желаемым и достигнутым. Земля была еще сравнительно богатой и обильной, способной напитать древо знания, но это богатство стремительно иссякало, пять, восемь, десять миллиардов человек могли проесть и растратить его в ближайшие полвека, вскормив своими жизнями не спасительное знание, а сотню мелких войн и пару-другую крупных. И Уренир, могучий и мудрый Уренир, не мог здесь помочь ничем. Землю, как и другие миры, колебавшиеся в неустойчивом равновесии, нельзя было уподоблять ребенку, которого взрослый способен вывести из темной комнаты. Нельзя сказать, чтобы Ричард Блейд прежде не понимал всего этого. По роду своих занятий ему приходилось сталкиваться со многими проблемами, скрытыми от прочих его сограждан завесой секретности; да и опыт, приобретенный им в странствиях, являлся обширным материалом для сравнения и размышлений. Однако лишь сейчас, пребывая в Большой Сфере Уренира, он ясно осознал всю глубину конфликта, назревавшего на родной планете. Тут, вероятно, сказывался своеобразный эффект доверия высшему авторитету: одно дело самому предугадывать развитие событий, другое -- ознакомиться с диагнозом того, кто обладает неизмеримо большей мудростью. Однако печальные раздумья никак не сказались на любопытстве странника; он хотел знать, что произойдет потом, когда изобилие и выживание перестанут являться первоочередными проблемами. Как утверждал философ Сарагга, тогда начиналась вторая стадия развития общества, целью которой была вселенская мощь. То самое состояние, о котором Майк, гостеприимный хозяин Блейда, говорил: "мы можем все!" Это "все" означало исполинскую силу и свободу, неограниченную свободу, которой достойно лишь истинно разумное существо. Свободу от крохотного, жалкого и слабого тела, свободу от опеки машин, освобождение от смерти, от уз бренного существования, возможность переселиться в безграничное пространство, стать его хозяином, господином, хранителем. По мере приближения к такому вселенскому могуществу перед цивилизацией вставал выбор, сохранить ли свою человеческую (или нечеловеческую, но плотскую) природу или перейти в иное, качественно новое состояние. То, что оно являлось возможным и достижимым, уже не удивляло Блейда; если раньше он считал упоминания об Уренах отзвуком какой-то своеобразной местной религии или данью уважения предкам, то теперь уверился полностью и окончательно что эти Вышние Духи не имели никакого отношения к мистическому, наоборот, они были реальны, как каменные и бронзовые статуи, которые ваял Ройни ок'Доран. Разумеется, Урены тоже обладали плотью -- или, по крайней мере, являлись существами материальными, а не бесплотными духами. Более того, массой некоторые из них не уступали планете средней величины, хотя их телом была плазма, позаимствованная из фотосферы какой-нибудь звезды. Эта сложно организованная взвесь элементарных частиц служила матрицей, на которую накладывалось одно или несколько человеческих сознаний, причем операцию переноса осуществляли сами Урены. Обычно, как понял Блейд, старший Урен адсорбировал в себя личность, желающую совершить переход; затем следовал этап длительного обучения, в процессе коего неофит познавал свои новые возможности. После этого он мог обзавестись своим собственным плазменным облаком. Материал для подобного акта творения имелся всюду и везде -- либо звезды, либо газовые облака, либо бесполезные планеты, не породившие жизни. О размерах Уренов трудно было сказать что-то определенное. В обычном состоянии они выглядели как разреженные светящие облака протяженностью в несколько миллионов миль, однако могли сжимать свою огромную массу, превращаясь в некое подобие крохотных нейтронных звезд диаметром в футполтора. В подобном виде Урены даже обладали возможностью посещать Большую Сферу и прочие человеческие миры, экранируя чудовищное тяготение своих сверхплотных тел, но в этом, как правило, не было необходимости. Во-первых, плазменные существа могли отделить часть собственной субстанции, переправив ее на планету или в иное место в качестве своего полномочного представителя, во-вторых, они находились в постоянной ментальной связи с большинством обитателей Уренира. Они в самом прямом смысле были Духами Предков, способными общаться со своими потомками, обитавшими в Большой Сфере. И не только общаться! Они хранили и защищали их, являясь гарантами той полной и абсолютной безопасности, о которой говорил Блейду его хозяин. Но эта функция Уренов, для осуществления которой ни чудовищные расстояния, ни барьеры времени или иных измерений не являлись помехой, не требовала от них существенных затрат энергии. Что делали они в безграничных просторах Мироздания? Какие преследовали цели, какие ставили и разрешали задачи? Возможно, они представляли собой некий вселенский разум, материальное воплощение идеи божественного? Никто из обитателей Большой Сферы, сохранивших человеческий облик, об этом не знал; как утверждали люди, только Урен мог понять Урена. И хотя иногда происходили обратные трансформации и плазменный разум, спускаясь с бездонных черных небес на зеленую землю, вновь обретал обличье человека, он даже не пытался поведать своим собратьям о прежней жизни. Крохотный комочек серого вещества, коллоидный мозг, в котором едва мерцало какое-то подобие сознания, но мог осмыслить цели богов. Впрочем, никто не сомневался, что они являлись благими -- ведь Мироздание еще существовало! Блейд, пытаясь объяснить необъяснимое, решил, что Урены -- великие странники. Их было много, очень много, но Вселенных, тянувшихся нескончаемой чередой сквозь время, было еще больше. Собственно, как утверждал Джек Хейдж, им не имелось числа, а это значили, что сколь бы огромной не казалась популяция Уренов, в сравнении с бесконечностью она представляла ничтожно малую величину. Таким образом, даже этим могущественным существам хватало места для вечных странствий. И они странствовали! В своей собственной Вселенной и в других, с легкостью преодолевая темпоральные барьеры, разделявшие реальности Измерения Икс, отправляясь в путь из любой точки времени и пространства, но чаще всего -- от Большой Сферы Уренира, которая была и оставалась их общим домом. Это происходило постоянно, и потому аппаратура Джека Хейджа могла зафиксировать область устойчивых темпоральных флуктуаций. * * * -- Давно у меня не было такого приятного гостя, -- произнес Майк, откинувшись на спинку кресла и вытянув длинные загорелые ноги. -- Обычно с гостями множество хлопот, и не всегда приятных; ты же избавил меня кое от каких проблем. Блейд пропустил последнее замечание мимо ушей; его больше интересовали гости Майка, чем его проблемы. Они сидели под развесистым деревом, что росло у самого пруда, вкушая послеобеденный отдых. На обоих были только плавки; время от времени то один, то другой соскальзывал в воду, чтобы слегка охладиться -- сегодня полдневное солнце не затеняли облака, и грело оно как в Африке. Разумеется, Майк мог притушить его движением пальца, инициировав защитный купол, но ни хозяину, ни гостю не хотелось этого делать. К чему? В их распоряжении были древесная тень, прохладное озерцо и ледяной сок; чего же больше? -- Эти твои гости, с которыми много хлопот... -- начал странник. -- Они что, не люди? -- И люди, и не люди. Иногда не знаешь, от кого ждать больших неприятностей. -- Майк отхлебнул сока и прижмурил глаза. -- Вот, к примеру, встречали мы экспедицию с некой планеты... как же ее?.. Ссо'ссу'сса, если не ошибаюсь... Абсолютно человекоподобные существа, вроде тебя или меня, но прохладительное у бассейна я бы с ними распивать не стал! -- А в чем дело? -- с любопытством поинтересовался Блейд. -- Видишь ли, ты -- мирный и безобидный человек... -- Я?! Безобидный?! -- гость подскочил на пружинящем сиденье, чуть не свалившись в воду. -- Разумеется. Чем ты удивлен? Странник потер подбородок, опустил взгляд на свои большие руки, перебирая мысленно мечи, топоры, арбалеты, револьверы и бластеры, чьи рукояти и приклады натирали мозоли на его пальцах. Их хватило бы на целый арсенал... И каждый помог ему отправить в мир иной не одну душу! -- Боюсь, Майк, ты слишком хорошего мнения обо мне, -- осторожно заметил он. -- И я не понимаю, каким образом ты им обзавелся. Ведь ты можешь заглянуть в мой разум... в память... Неужели тебе до сих пор неясно, что я -- профессиональный убийца? -- Хм-м... Ну, что касается заглядывания к тебе под череп, то ты сильно ошибаешься, сэр Блейд. Я действительно шарю там, когда необходимо какоето слово, термин, сложное понятие... но только один-единственный раз я позволил себе вторгнуться глубже речевых центров -- когда выяснял, откуда и каким образом ты здесь появился. Понимаешь, залезать в чужую память, в чужой разум... это... это считается неэтичным. Блейд перевел дух. После всех чудес Уренира он считал само собой разумеющимся, что каждый из местных обитателей видит его насквозь. Признание Майка сделало его почти счастливым. -- Теперь насчет убийств. Сколько же народу ты прикончил? -- Смотря как считать... Странник подумал о десятках тысяч воинов, павших в битвах, где он предводительствовал отрядами, армиями и флотами. Да что там -- десятки тысяч! Он бросил в гибельной пустыне огромное войско, сотни тысяч человек -- там, в реальности Ханнара, четыре года назад! -- Смотря как считать... -- медленно повторил он. -- Мне приходилось сражаться самому и вести войска, сэр Майк... Возможно, я перебил три-четыре сотни человек, но если присовокупить тех, кого прикончили мои солдаты... Счет будет больше, много больше! Кармайктолл с любопытством уставился на него. -- Богатая биография! Чувствую, тебе есть о чем порассказать! И тем не менее, ты -- не убийца... -- он покачал головой. -- Не знаю, успокоят ли эти слова твою совесть, но ты -- не убийца! Да, ты убивал, но гибель и муки других людей не приносили тебе радости. Ты убивал, когда враги домогались твоей жизни, но еще чаще -- спасая других, беззащитных, робких, немощных... или нерешительных, не способных постоять за себя... Нет, ты не убийца, сэр Блейд! Ты, -- Майк поднял глаза вверх, будто подыскивая нужное слово, -- ассенизатор! Блейд фыркнул от неожиданности. -- Мой дорогой, ты понимаешь значение этого слова? В его земном смысле? -- Вполне! Ассенизатор -- тот, кто убирает нечистоты, самые мерзкие нечистоты! Конечно, и сам он пачкает руки, но стоит ли его винить за это? Минуту-другую странник размышлял, потом ухмыльнулся. -- Что ж, лучше оказаться ассенизатором, чем убийцей. Спасибо, Майк, ты меня утешил! Но как же с заповедью "не убий"? Я полагаю, вы разделяете ее? -- Да. Жизнь священна, и отнимать ее -- грех. -- Вот видишь! Значит, я все-таки... -- Погоди, я еще не кончил. Итак, жизнь священна, и отнимать ее -- грех. Но право жизни -- защищаться, сопротивляться уничтожению. Это столь же священное право, Блейд, как и сама жизнь... Верно? Блейд кивнул. -- Ну, тогда будем считать, что мы покончили с этим вопросом! -- Кармайктолл поднял стакан с соком в шутливом тосте. -- За тебя, великий ассенизатор, мой гость! За то, чтобы ты с прежним усердием сопротивлялся уничтожению! Тонко зазвенел хрусталь, стаканы опустели; потом кувшин поднялся и наполнил их вновь. Этот сосуд стоял на самом солнцепеке, но его содержимое необъяснимым образом оставалось холодным, как лед. Наверное, об этом заботился Урен, покровитель Майка. -- Не вернуться ли нам к пришельцам с планеты Ссо'ссу'сса, -- предложил странник. -- Ты начал рассказывать о них нечто интересное. -- А на чем мы остановились? -- Что эти парни человекоподобны, но ты не стал бы распивать с ними сок. Вино, как я понимаю, тоже. -- Вино -- ни в коем случае! -- И почему? -- Они же -- настоящие убийцы! Мародеры! Представь, они заявились сюда, чтобы нас покорить! Завоевать, ограбить, обратить в рабство, наложить дань... не знаю, что еще... -- Майк хихикнул. -- Им неизвестен тот путь, которым пришел ты. Они просто выслали флот, транспорты с колонистами и армаду примитивных боевых кораблей на фотонной тяге, нафаршированных всем, что может стрелять и взрываться. Их мир совершенно парадоксален... Обычно цивилизации, вышедшие в дальний космос, более миролюбивы. -- Как же они вас нашли? Кармайктолл пожал плечами. -- По тепловому излучению Сферы, я полагаю. Вообще говоря, факт нашего существования -- не тайна... по крайней мере, в этой галактике. Мы побывали на тысячах миров еще в те времена, когда Большая Сфера только проектировалась. О нас известно всем, у кого есть глаза и уши, а посему, как я говорил уже не раз, гостей здесь хватает. Подняв стакан, Блейд отпил холодного сока. Вероятно, звездные окрестности Уренира были на редкость оживленным местечком. Все, кто слышал о Большой Сфере, стремились попасть сюда -- то ли из любопытства, то ли в надежде приобщиться к великим знаниям, то ли желая украсть что-нибудь полезное. Или захватить этот сказочный мир, как наивные мародерызавоеватели с планеты Ссо'ccу'сса. -- Если то, что я слышал об Уренах, правда, -- начал странник, -- любой из них мог превратить ваших неприятелей в облачко космической пыли. -- Вне всякого сомнения, мой дорогой, вне всякого сомнения, -- на мальчишеском лице Майка заиграла улыбка. -- Но зачем? Наши мародеры благополучно добрались до Уренира, разыскали шлюз и проникли внутрь. А затем... -- его усмешка сделалась еще шире, -- затем мы позволили им кое-что завоевать. Блейд окинул собеседника критическим взглядом. -- Что-то я не вижу на тебе цепей и наручников. И контрибуцию ты не платишь, как и все твои соседи. Кармайктолл поднял глаза вверх, и почти невидимый силовой купол над ними вдруг вспыхнул, засиял, притушив свет солнца. Теперь его покрывали причудливые разноцветные фигуры, синие и голубые, аквамариновые, бирюзовые, желтью, зеленые, коричневые. Они медленно двигались -- или, возможно, вращалась полусфера, на которой были нанесены все эти кляксы и полосы; но лишь когда в зените проплыл изрезанный ромб с уже знакомыми Блейду очертаниями Синтолы, он понял, что видит огромную карту. Это зрелище очаровало его. Перед ним тянулись океаны с пестрыми пятнами материков, синели внутренние моря, серебрилась паутина рек, затейливыми фестонами расползались горы, то серые, то коричневые, то багровокрасные, тут и там, на побережье и в глубине континентов, сверкали крохотные точки -- вероятно, города. Огромный мир кружился в вышине, словно многокрасочная вогнутая палитра, демонстрируя зачарованному взору свои сокровища, то был настоящий парад планет! -- Посмотри, -- произнес Майк, -- прямо над нами материк, похожий на трезубец... Пайот, никем не населенная земля... Вот его-то и захватили наши мародеры. Плодородная почва, кое-какие полезные ископаемые в горах, и территория, в два раза большая, чем на их родной планете. А над ней -- силовой экран. Когда гости цивилизуются, мы его уберем. -- Вы следите за ними? -- Мы их посещаем... как и всех прочих -- эстара, твоих приятелей лика и так далее. -- Зачем? Кармайктолл лукаво ухмыльнулся. -- Ну, это бывает забавным и придает вкус существованию. Без толики опасностей жизнь становится пресной, не так ли? Кому это знать, как не тебе? -- Он помолчал и вдруг добавил: -- Миклана большая любительница таких приключений... за что и поплатилась не так давно... -- Она странствует по этим... этим... -- Резерватам, ты хочешь сказать? Да, это главное занятие моей сестрицы. Она побывала в пяти-шести весьма любопытных местечках -- до того случая с эстара, разумеется. Блейд снова поднял лицо к огромной карте, мерцавшей и кружившейся в вышине. -- А много ли на Сфере этих резерватов? -- спросил он. -- Взгляни, -- Майк повел рукой, и часть пестрых пятен внезапно сменила цвет, засияв ярко-алым. Эти отметки закрывали и части материков, и целые континенты, и большие пространства в океанах; Блейду показалось, что их сотни. Он обратил взгляд к своему хозяину, и тот, без слов догадавшись о невысказанном вопросе, покачал головой. -- Нет, мой дорогой, их не сотни -- тысячи! И мы можем побывать в каждом, не покидая пределов Сферы. А посему -- выпьем за разнообразие мира, за впечатления, которые он дарит нам! Они подняли стаканы с золотистым соком и торжественно чокнулись, хрустальный перезвон поплыл над тихим садом. -- Миклана, мне кажется, очень любопытна, -- заметил Блейд, опуская свой опустевший сосуд на столик. -- Да, в нашей семье это наследственная черта, -- согласился Майк. -- Но я всего лишь любопытен, а она еще и азартна... -- он сделал паузу и вдруг наклонился к Блейду, будто бы желая сообщить нечто доверительное. -- Видишь ли, кое-кто из наших считает эти странствия в резерватах своеобразным спортом... Разумеется, в таких походах можно собрать массу интересных данных, но главное не в том... главное -- пересечь опасную территорию и остаться целым... -- Без помощи Уренов? -- Конечно! В том-то и заключается вся соль! -- И Миклана?.. -- О, Миклана -- великий чемпион! Но в Слораме, где обитают эстара, удача отвернулась от нее... Понимаешь? Теперь она захочет восстановить свое реноме... Так что будь осторожен! В глазах Майка светились насмешливые огоньки. -- При чем тут я? -- спросил Блейд с некоторым недоумением. -- Помнишь, с чего начался наш разговор? Я сказал, что ты -- редкостный гость... гость, избавивший меня от некой проблемы, -- Кармайктолл многозначительно постучал себя пальцем по лбу, и странник вдруг понял, на что тот намекает. -- Миклана? Она... -- Да-да, она решила вылезти из своего уютного гнездышка. Собственно, уже вылезла... она сейчас у Лоторма, готовится к окончательному переселению... -- Ну и прекрасно! -- Блейд был искренне рад; прогостив у Майка уже две недели, он начал ощущать потребность в женском обществе. -- Прекрасно, согласен с тобой! Но учти, она высмотрела в твоих воспоминаниях некий образ... бесцеремонная девчонка! Боюсь, ты будешь поражен. -- Если и поражен, то приятно, -- странник приподнял бровь, пытаясь угадать, в облике которой из его былых возлюбленных предстанет вскоре сестрица Майка. -- Хорошо, если так... Однако она не зря копалась у тебя в голове, мой дорогой сэр! Она хочет тебе понравиться! -- Ничего не имею против, -- Блейд усмехнулся. -- А знаешь, что будет дальше? -- Майк закатил глаза и театрально воздел вверх руки. -- Она непременно потащит тебя в Слорам! К этим эстара! -- Ну и что? -- Да то, что вас там