Каррас вернулся к изучению рисунка. Кляйн водил пальцем по зигзагообразной линии. -- Видите? Волны очень ритмичные. Никаких отклонений. -- Да, вижу,-- Каррас нахмурился. -- Очень любопытно. -- Любопытно? Если учитывать, что мы имеем дело с истерией... -- Я полагаю, что это пока малоизвестно,-- пробормотал Каррас, продолжая рассматривать ленту. -- Бельгиец Айтека обнаружил, что при истерии наблюдаются довольно странные колебания волн на рисунке. Очень незначительные, но постоянные изменения. Я искал их здесь, но пока не смог найти. Кляйн ухмыльнулся: -- Ну и что? Каррас посмотрел в его сторону: -- Но все-таки, когда вы делали ЭЭГ, у нее было расстройство? -- Да, было. Я бы сказал, что было. То есть, конечно же, было. -- Неужели вас не поразило то, что результаты получились идеальные? Даже в нормальном состоянии субъекты способны менять рисунок волн в пределах допустимого, а у Реганы было расстройство. Можно было логически предположить, что на ЭЭГ появятся колебания. Если... -- Доктор, миссис Симмонс нервничает,-- перебила его медсестра, открывая дверь. -- Да-да, иду,-- вздохнул Кляйн. Медсестра поспешно удалилась. Кляйн шагнул к выходу и обернулся: -- Кстати, об истерии,-- сухо вставил он. -- Извините, мне надо бежать. Кляйн закрыл за собой дверь. Каррас услышал его торопливые шаги. Потом стало слышно, как в приемной открылась дверь, и оттуда донесся голос: -- Ну, как мы себя сегодня чувствуем, миссис?.. Дверь закрылась. Каррас вернулся к бумажной ленте, досмотрел ее, свернул, перевязал и вернул медсестре в приемной. Что-то есть. Об этом он мог упомянуть в разговоре с епископом. Каррас мог утверждать, что у Реганы не истерия, а значит, она, возможно, одержима. С другой стороны, ЭЭГ порождала еще одну загадку: почему на ней не было отклонений? Совсем никаких?! Священник возвращаются к дому Крис, но у дорожного знака на углу 35-й улицы и Проспект-стрит сердце его екнуло: между знаком и домом иезуитов стояла машина Киндермана. Детектив сидел в машине один, высунув из окна локоть и уставившись прямо перед собой. Каррас нашел свободное место, припарковал машину и запер ее. Неужели он наблюдает за домом? Призрак Дэннингса вновь отчетливо встал перед его глазами. Неужели Киндерман думает, что Регана... Спокойно. Не спеши. Спокойно. Священник подошел к машине и нагнулся к окошку: -- Здравствуйте, лейтенант. Детектив быстро обернулся, удивленно посмотрел на него, а потом расплылся в улыбке: -- А, отец Каррас. Успокойся! Каррас почувствовал, что ладони у него увлажнились и похолодели. Спокойней. Не показывай ему, что ты волнуешься! Спокойней! -- С вас сейчас штраф возьмут, вы это знаете? По будням с 4 до 6 здесь запрещена остановка. -- Не важно,-- засопел Киндерман. -- Я ведь разговариваю со священником. А здесь все полицейские набожные. -- Как у вас дела? -- Говоря откровенно, отец Каррас, так себе. А у вас? -- Не могу пожаловаться. Вы так и не раскрыли то дело? -- Какое дело? -- Смерть режиссера. -- А, это... -- Детектив махнул рукой. -- Лучше не спрашивайте. Послушайте, а что вы делаете сегодня вечером? Вы не заняты? У меня есть пропуск в "Крэст". Там сейчас идет "Отелло". -- А кто играет? -- Дездемону -- Молли Пайкон, а Отелло -- Лео Фукс. Вы довольны? Это же Шекспир! Какая разница, кто играет! Так вы идете? -- Боюсь, что нет. У меня очень много работы. -- Вижу. Извините, но выглядите вы отвратительно. Засиживаетесь допоздна? -- Я всегда выгляжу отвратительно. -- А сейчас хуже обычного. Бросьте свои дела! Один вечер можно и отдохнуть. Пойдемте! Каррас решил проверить Киндермана: -- А вы уверены, что именно эти актеры в главных ролях? Мне помнится, что сейчас на экранах идет картина с участием Крис Макнейл. Детектив не отреагировал: -- Нет, я уверен. Там идет "Отелло". -- Кстати, что вас привело в наши места? -- Я приезжал специально из-за вас, хотел пригласить в кино. -- Да, конечно, гораздо проще приехать, чем позвонить по телефону,-- съязвил Каррас. Детектив невинно поднял брови и развел руками. -- Ваш номер был занят. Иезуит молча уставился на него. -- Что случилось? -- спустя мгновение поинтересовался Киндерман. Каррас с мрачным видом просунул внутрь машины руку и приподнял Киндерману веко. Осмотрел глаз. -- Не знаю. Вы ужасно выглядите. У вас может развиться мифомания. -- Я не знаю, что это такое,-- проговорил Киндерман, когда Каррас убрал руку. -- Это серьезно? -- Не смертельно. -- Но что это? Я умираю от любопытства. -- Загляните в справочник,-- посоветовал Каррас. -- Не будьте злюкой. Я некоторым образом на страже закона и могу вас задержать. Вы это понимаете? -- А за что? -- Психиатр не должен заставлять людей волноваться. Вы эпатируете публику, святой отец. Нет, я серьезно, эта публика не прочь от вас отделаться. Что же это за экстравагантный священник, расхаживающий в свитере и тапочках? Чуть заметно улыбнувшись, Каррас кивнул. -- Мне пора. Будьте осторожны. -- Прощаясь, Дэмьен дважды постучал по окошку, потом повернулся и медленно побрел к дому. -- Сходите к психоаналитику! -- хрипло крикнул вслед детектив. Проезжая мимо Карраса, он посигналил и махнул ему рукой. Каррас помахал в ответ, остановился на тротуаре и дрожащей рукой осторожно провел по лбу. Неужели она могла это сделать? Неужели Регана так чудовищно разделалась с Бэрком Дэннингсом? Дэмьен поднял голову и взглянул на окно Реганы. Что же там, в этом доме? И сколько уже времени Киндерман идет по следу Реганы? Может быть, он видел кого-то, похожего на Дэннингса? Или слышал голос этого человека? Сколько времени будет мучиться Регана? Или она умрет? Он должен переговорить с высшим духовенством. Священник торопливо перешел улицу и направился к дому Крис. Надавил на кнопку звонка. Дверь открыла Уилли. -- Миссис прилегла отдохнуть,-- заявила она. Каррас кивнул. -- Хорошо. Очень хорошо. -- Он прошел мимо служанки и поднялся наверх. Ему срочно понадобились неопровержимые доказательства. Священник вошел в спальню Реганы и увидел Карла. Тот сидел у окна, сложив руки и уставившись на девочку. Своей солидностью и спокойствием швейцарец гармонировал с добротной темной мебелью комнаты. Каррас подошел к кровати и посмотрел на Регану. Глаза ее закатились, слышалось невнятное бормотание, похожее на какое-то неземное заклинание. Каррас перевел взгляд на Карла. Потом не спеша нагнулся и начал развязывать ремни, стягивающие руки Реганы. -- Святой отец, не надо! Карл подскочил к кровати и резко оттолкнул руку священника. -- Не надо, святой отец! Она сильная! Очень сильная! Оставьте эти ремни! В глазах его без труда читался неподдельный страх, и Каррас понял, что разговоры о силе Реганы не были пустой болтовней. Она могла это сделать, могла свернуть шею Дэннингсу. О боже, Каррас! Спеши! Отыщи доказательства! Думай! Спеши, или... -- Ich mochte Sie etwas fragen, Engstrom!/ Я хочу вас кое о чем спросить, Энгстром! (нем.)/ Горячей волной в кровати нахлынула надежда. Каррас вздрогнул и посмотрел на кровать. Бес издевательски ухмылялся, обращаясь к Карлу: -- Tanzt Ihre Tochter gern?/ Ваша дочь любит танцевать? (нем.)/ Немецкий! Бес спрашивает, любит ли дочь Карла танцевать! Сердце Карраса забилось, он повернулся и увидел, что у слуги щеки стали пунцовыми. Карл весь затрясся, в глазах сверкнула ярость. -- Карл, вам лучше выйти,-- посоветовал Каррас. Швейцарец отрицательно замотал головой и только крепче сжал кулаки. -- Нет, я останусь. -- Вы уйдете отсюда. Я прошу вас,-- твердым голосом произнес иезуит, глядя прямо в глаза Карлу. После некоторого замешательства Карл уступил и вышел из комнаты. Смех прекратился. Каррас оглянулся. Бес с довольным видом наблюдал за священником. -- Итак, ты вернулся,-- пробасил он. -- Я удивлен. Я считал, что неудача со святой водой навсегда отобьет у тебя охоту появляться здесь. Но я совсем забыл, что у священников нет совести. Каррас изо всех сил пытался сдержаться и ждал, что будет дальше. Ему необходимо было сосредоточиться и оценить все трезво. Он знал, что языковая проверка требует разговора, ведь отдельно произнесенные фразы могли оказаться подсознательно запомнившимися. Спокойно! Ты помнишь ту девочку? Служанку-подростка? Она была одержима и в бреду разговаривала на каком-то языке, который в конце концов оказался древнесирийским. Каррас представил себе, как это поразило всех, когда выяснилось, что девочка одно время работала в доме, где одним из квартирантов был студент, изучающий теологию. Накануне экзаменов он шагал по комнате, поднимался по лестнице и на ходу читал вслух древнесирийские тексты. Девочка все это слышала. Спокойно! -- Sprechen sie deutsch?/ Говорите ли вы по-немецки? (нем.)/ -- тихо спросил Каррас. -- Если хочешь поразвлекаться? -- Sprechen sie deutsch? -- повторил он и почувствовал, как сердце в надежде застучало еще быстрей. -- Naturlich, /Конечно, (нем.) /-- злобно усмехнулся бес. -- Mirabile dictu / Отличное произношение, (лат.)/ не правда ли? Сердце иезуита замерло. Не только немецкий, но и латынь! Да еще разговорная! -- Quod nomen mihi est? -- быстро спросил Каррас. (Как меня зовут?) -- Каррас. Священник возбужденно продолжал: -- Ubi sum? (Где я?) -- In cubiculo. (В комнате.) -- Et ubi est cubiculum? (А где комната?) -- In domo. (В доме.) -- Ubi est Dennings? (Где Бэрк Дэннингс?) -- Mortuus. (Он умер.) -- Quornodo mortuus est? (Как он умер?) -- Inventus est capite reverso. (Его нашли со свернутой головой.) -- Quis occidit eum? (Кто его убил?) -- Регана. -- Quornodo еа occidit ilium? Die mihi exacte! (Как она убила его? Расскажи мне подробно!) -- Ну ладно, пока и этого вполне достаточно,-- сказал бес, оскалившись. -- Достаточно. И вообще хватит. Хотя, конечно, тебе и в голову не пришло, как я полагаю, что, пока ты задавал свои вопросы на латыни, ты в уме сам же проговаривал и ответы на латыни. -- Он рассмеялся. -- Разумеется, подсознательно. И что бы мы вообще делали без этого подсознания? Ты понимаешь, на что я намекаю, Каррас? Я совсем не умею говорить по-латыни. Я читаю твои мысли. Я просто нашел ответы в твоей голове. Каррасу стало страшно. Уверенность его была поколеблена, постоянно мучили сомнения, глубоко засевшие в его мозгу. Демон усмехнулся и продолжал: -- Да, я знал, что до тебя это дойдет, Каррас. За это ты мне и нравишься. За это я уважаю всех разумных людей. -- Голова его откинулась, и он захохотал. Мозг священника лихорадочно работал. Он пытался найти такой вопрос, на который можно было бы дать несколько ответов. Но, может быть, я буду думать обо всех ответах? Ладно. Тогда можно задать вопрос, на который сам не знаешь ответа! А правильность его можно будет определить позже. Он подождал, пока смех прекратится, и спросил: -- Quam profundus est imus Oceanus Indicus? (Какова глубина Индийского океана в самом глубоком месте?) Глаза беса засветились. -- La plume de mа tante,/ Ручка моей тетушки, (фр.) /-- злобно произнес он. -- Responde Latine./ Отвечай на латыни, (лат.)/ -- Bon jour! Bonne nuit!/ Добрый день! Доброй ночи! (фр.)/ -- Quam... Каррас не договорил. Глаза беса закатились, и появилось существо, бормочущее на неизвестном языке. Каррас с нетерпением потребовал: -- Я хочу говорить с бесом! Ответа не было. Только дыхание. -- Quis es tu? (Кто ты?) -- резко спросил он. Голос его звучал раздраженно. Молчание. -- Дай мне поговорить с Бэрком Дэннингсом! Существо начало икать. -- Дай мне поговорить с Бэрком Дэннингсом!!! Икота продолжалась с равномерными промежутками. Каррас покачал головой. Затем подошел к стулу и сел на самый край. Сгорбившись, он принялся ждать... Время шло. Каррас начал дремать. Вдруг он резко вскинул голову и посмотрел на Регану. Тишина, икота прекратилась. Спит? Он подошел к кровати и посмотрел на девочку. Глаза закрыты. Дыхание глубокое. Он нагнулся и нащупал пульс, потом тщательно осмотрел ее губы. Они были сухими и растрескавшимися. Каррас выпрямился, подождал еще немного, затем вышел из комнаты. Он спустился в кухню в надежде найти Шарон. Шарон сидела за столом и ела суп. В руке у нее был бутерброд. -- Вам что-нибудь приготовить поесть, отец Каррас? -- спросила она. -- Вы, наверное, голодны. -- Спасибо, не надо. Я не хочу,-- ответил Дэмьен и взял со стола блокнот Шарон. Достал ручку. -- Ее мучила икота. У вас есть компазин? -- Да, осталось еще немного. Каррас писал что-то на листке и, не поднимая головы, сказал: -- Сегодня вечером поставьте половину 25-миллиграммовой свечки. -- Хорошо. -- У нее началось обезвоживание организма,-- продолжал он. -- Поэтому я перевожу ее на внутривенное питание. Первым делом позвоните в магазин медицинского оборудования и скажите, чтобы сюда доставили вот это. Он протянул ей исписанный листок. -- Она спит, поэтому сейчас можно установить сустагенное питание. -- Хорошо,-- кивнула Шарон. Я все сделаю. Выгребая ложкой остатки супа, она придвинула к себе листок и проглядела список. Каррас молча наблюдал за ней. -- Вы ее учительница? -- Да. -- Не учили ли вы ее латыни? Она удивилась: -- Нет. -- А немецкому? -- Только французскому. И довольно серьезно. -- Но ни немецкому, ни латыни? -- Да нет же! -- А Энгстромы, они между собой иногда говорят по-немецки? -- Конечно. -- Регана могла это слышать? Шарон пожала плечами. -- Наверное. -- Она встала и понесла тарелки в раковину. -- Да, я даже уверена в этом. -- А вы сами никогда не изучали латынь? -- Никогда. -- Но могли бы отличить ее на слух? -- Да, конечно. -- Она никогда не разговаривала по-латыни в вашем присутствии? -- Регана? -- С тех пор, как заболела. -- Нет, никогда. -- А на каком-нибудь другом языке? -- пытался дознаться Каррас. Шарон закрутила кран и задумалась. -- Может быть, мне это показалось, но... -- Что? -- Ну, мне показалось... -- Она нахмурилась. -- Я готова поклясться, что она разговаривала по-русски. Каррас внимательно посмотрел на нее. -- А вы сами говорите по-русски? -- спросил священник. В горле у него пересохло. Шарон пожала плечами. -- Чуть-чуть. -- Она сложила кухонное полотенце. -- Я изучала его в колледже, вот и все. Каррас обмяк. Она выбирала латинские слова из моей головы. Он сидел, опустив голову на руки и ничего не видя вокруг. Его терзали и сомнения. и факты. Телепатия часто встречается в состоянии сильного напряжения. Человек начинает говорить на языке, знакомом кому-нибудь из присутствующих. Что же делать? Надо немного отдохнуть. А потом еще раз попробовать... еще раз... еще раз... еще раз... Он встал. Шарон, прислонившись к раковине и сложив руки, задумчиво наблюдала за ним. -- Я пойду к себе,-- сказал Дэмьен. -- Как только Регана проснется, позвоните мне. -- Хорошо, я позвоню. -- И насчет компазина,-- напомнил он. -- Не забудьте. Она кивнула: -- Конечно, не забуду. Я все сейчас сделаю. Каррас пытался припомнить, не забыл ли он что-то еще сказать Шарон. Так всегда: когда надо сделать очень многое, обязательно о чем-то забываешь. -- Святой отец, что происходит? -- спросила Шарон. -- Что же это? Что случилось с Реганой? Он поднял свои поблекшие от горя и слез глаза. -- Я не знаю. Затем повернулся и вышел из кухни. Проходя через зал, Каррас услышал шаги. Кто-то торопливо догонял его. -- Отец Каррас! Он оглянулся. Карл нес его свитер. -- Извините,-- сказал слуга, протягивая свитер священнику. -- Я хотел это сделать раньше, но совсем забыл. Пятна были выведены, и от свитера приятно пахло. -- Большое спасибо. Карл,-- ласково сказал священник. -- Вы очень заботливы. -- Спасибо вам, отец Каррас. Спасибо за помощь мисс Регане. -- Карл повернулся и с достоинством удалился. Каррас смотрел ему вслед и вспоминал о том, как встретил его в машине Киндермана. Еще одна тайна... Он с трудом открыл дверь. Было уже темно. С чувством отчаяния Дэмьен шагнул вперед -- из одного мрака в другой. Он перешел улицу и заспешил навстречу близкому отдыху, но, войдя в комнату, увидел на полу у двери записку. Записка была от Фрэнка. Насчет пленок. Домашний телефон и "пожалуйста, позвоните..." Дэмьен набрал номер и замер в ожидании. Руки его подрагивали. -- Алло? -- зазвучал в трубке писклявый мальчишеский голос. -- Можно мне поговорить с твоим папой? -- Да. Подождите, пожалуйста. -- Трубку положили и тут же снова подняли. Опять мальчик: -- А кто это? -- Отец Каррас. -- Отец Каритц? Сердце Дэмьена бешено стучало, но он спокойно поправил мальчика: -- Каррас. Отец Каррас. Трубку опять положили, и через несколько секунд раздался голос: -- Отец Каррас? -- Да. Здравствуйте, Фрэнк. Я тщетно пытался дозвониться вам. -- О, извините. Я занимался дома нашими пленками. -- Уже закончили? -- Да. Это какая-то чертовщина. -- Я и сам знаю. -- Каррас пытался говорить ровным голосом. -- Так что же там, Фрэнк? Что вы обнаружили? -- Начнем с частности.. -- Ну?.. -- Здесь недостаточно примеров, чтобы сказать наверняка, вы понимаете, но выводы сделать можно. Эти два голоса на пленках, возможно, принадлежат разным людям. -- Возможно? -- Под присягой я не стал бы на этом настаивать, но ошибка почти исключена. -- Почти исключена... -- автоматически повторил Каррас. Опять сомнения... -- А что насчет бреда? -- спросил он безнадежно. -- Это какой-нибудь язык? Фрэнк рассмеялся. -- Что тут смешного? -- Это что, психологический тест, святой отец? -- Я вас не понимаю, Фрэнк. -- Или вы перепутали пленки, или я уж не знаю.. -- Фрэнк, это язык или нет? -- перебил Каррас. -- Я бы сказал, что это язык. Да, именно язык. Каррас напрягся: -- Вы шутите? -- Вовсе нет. -- И что это за язык? -- Английский. Несколько секунд Каррас молчал, а потом изо всех сил закричал: -- Фрэнк, или я вас не расслышал, или вы решили надо мной подшутить? -- У вас есть магнитофон? -- спросил Фэнк. Магнитофон стоял на письменном столе. -- Да, есть. -- Там есть кнопка реверса? -- А в чем дело? -- Есть или нет? -- Подождите. -- Каррас раздраженно положил трубку на стол и снял с магнитофона крышку. -- Такая кнопка есть. Но что все это значит? -- Поставьте пленку и проиграйте ее в обратную сторону. -- Что?! -- Там какие-то злые гномы. -- Фрэнк рассмеялся. -- В общем, вы прослушайте, а завтра побеседуем. Спокойной ночи, святой отец. -- Спокойной ночи, Фрэнк. -- Желаю вам хорошенько развлечься. Каррас повесил трубку, разыскал нужную ленту и вставил ее в магнитофон. Сначала он просто прослушал ее. Покачал головой. Ошибки быть не могло: бред -- и все. Дэмьен промотал пленку до конца и включил ее в обратную сторону. Он услышал свой голос, произносящий слова наоборот. А потом голос Реганы -- или еще кого-то -- говорящий... по-английски! ..Marin, Marin, Karras, be us let us.../ ...Мэррин, Мэррин, Каррас, жить нам дай... (англ.)/ Английский. Какая-то чепуха, но на аглийском! К а к она это делает, черт возьми! Он прослушал пленку, перемотал ее и поставил снова. Потом еще раз. Итолько после этого осознал, что слова тоже шли в обратном порядке! Взяв бумагу и карандаш, Дэмьен сел за стол и начал записывать транскрипцию слов. Он работал увлеченно, то и дело щелкая выключателем магнитофона. Когда с этим было покончено, на другом листке бумаги он записал те же слова, только меняя их порядок в предложениях. Наконец откинулся на спинку стула и прочитал все, что у него получилось. ...опасность. Но не совсем, (неразборчиво) умрет. Мало времени. Теперь (неразборчиво). Пусть она умрет. Нет, нет так хорошо! Так хорошо в этом теле! Я чувствую! Здесь (неразборчиво). Лучше (неразборчиво), чем пустота. Я боюсь священника. Дай нам время. Бойся священника! Он (неразборчиво). Нет, не этот, а тот, который (неразборчиво). Он болен. Ах, эта кровь, почувствуй кровь, как она (поет?). На этом месте Каррас спросил: "Кто ты?" и ответом было: "Я никто, я никто". Тогда Каррас спросил: "Это твое имя?" -- "У меня нет имени. Я никто. Нас много. Дай нам жить. Дай нам согреться в теле. Не (неразборчиво) из тела в пустоту, в (неразборчиво). Оставь нас, оставь нас. Дай нам жить. Каррас. (Мэррин? Мэррин?)... Он вновь и вновь перечитывал написанное. Его пугали эти слова, казалось, что здесь говорят несколько людей сразу. В конце концов от многократного перечитывания текст превратился в бессмысленный набор слов. Каррас отложил листок и закрыл лицо руками. Это не неизвестный язык. Писать слова наоборот не считалось сумасшествием, и такое явление часто встречалось, но говорить! Переделывать произношение так, чтобы при проигрывании назад слова звучали фонетически верно. Это было не под силу даже чрезмерно возбужденному интеллекту. Может, это и есть ускоренное развитие подсознания, на которое ссылается Юнг? Нет. Здесь что-то другое... Каррас подошел к полкам, отыскивая книгу Юнга "Психология и патология так называемых оккультных явлений", и нашел нужную страницу: "Отчет об эксперименте относительно автоматического написания слов". Субъект подсознательно отвечал на все вопросы анаграммами. Анаграммы! Он положил открытую книгу на стол, склонился над ней и прочитал часть отчета: "3-й день. -- Что такое человек?-- ... -- Это анаграмма? -- Да. -- Сколько в ней слов? -- Пять. -- Какое первое слово? -- Смотри. -- Какое второе слово? -- И-и-и-и. -- Смотри? Я должен разгадать его сам? -- Попробуй. Решение анаграммы субъектом было найдено: (Жизнь в меньшей степени может.) Он сам был удивлен. Это доказывало, что в его мозгу существует интеллект совершенно от него независимый. Поэтому он продолжая задавать вопросы: -- Кто ты? -- Клелия. -- Ты женщина? -- Да. -- Ты жила на земле? -- Нет. -- Ты будешь жить? -- Да. -- Когда? -- Через шесть лет. -- Почему ты разговариваешь со мной? -- ... Субъект расшифровал и эту анаграмму: ( Я Клелию чувствую.) 4-й день. -- Это я отвечаю на вопросы? -- Да. -- Клелия здесь? -- Нет. -- Тогда кто здесь? -- Никого. -- Клелия существует? -- Нет. -- Тогда с кем я разговаривал вчера? -- Ни с кем". Каррас перестал читать. Покачал головой. Ничего сверхнормального здесь не было: просто неограниченные возможности интеллекта. Он достал сигарету, потом снова сел и закурил: "Я никто. Нас много". Жутко. Откуда она могла это взять? "Ни с кем". Может быть, и Клелия появилась так же? Неожиданно возникающие личности? "Мэррин ... Мэррин..." "Ах, эта кровь..." "Он болен"... Утомленный взгляд Дэмьена упал на книгу "Сатана". Он вспомнил первые строки: "Не дай дьяволу увести меня...". Каррас выпустил дым, закрыл глаза и закашлялся. Горло саднило. Глаза слезились от дыма. Он встал, повесил на дверь табличку "Прошу не беспокоить", выключил свет, задернул занавески, сбросил ботинки и рухнул на кровать. В голове мелькали обрывки мыслей. Регана, Дэннингс, Киндерман. Что делать? Он должен помочь, но как? Поговорить с епископом, имея лишь то немногое, что у него есть? Нет, рано. Пока еще он не может отстаивать свою правоту до конца. Каррас подумал о том, что неплохо было бы раздеться и забраться под одеяло. Но он слишком устал. Тяжесть событий давила на него, а он хотел быть свободным. "...Дай нам жить!" "Дай мне жить!" -- ответил он на это. Тяжелый глубокий сон постепенно окутал его. Дэмьен проснулся от телефонного звонка. Слабой рукой он потянулся к выключателю. Интересно, сколько сейчас времени? Он снял трубку. Звонила Шарон и просила его прийти прямо сейчас. Каррас снова почувствовал себя затравленным и измученным. Он прошел в ванную, умылся холодной водой, натянул свитер и вышел из дома. Было еще темно. Несколько кошек в испуге шарахнулись в разные стороны. Шарон встретила его внизу. Она была в кофте и куталась в одеяло. Вид у нее был перепуганный. -- Извините, святой отец,-- прошептала Шарон,-- но я подумала, что вы должны это видеть. -- Что? -- Сейчас увидите. Только тише. Я не хочу будить Крис. -- Она кивком пригласила Карраса следовать за ней. Войдя в спальню Реганы, священник ощутил ледяной холод. Он нахмурился и недоуменно посмотрел на Шарон. -- Отопление включено на полную мощность,-- прошептала она и взглянула на Регану, на страшные белки ее глаз, сверкающие при свете ночника. Казалось, Регана находится в бессознательном состоянии. Дыхание тяжелое, полная неподвижность. Трубка -- на месте, сустаген медленно вливается через нос в горло ребенка. Шарон осторожно подошла к кровати, наклонилась и медленно расстегнула Регане воротник пижамы. Каррас с болью наблюдал за тем, как обнажается исхудалое тело девочки. По выступившим ребрам, казалось, можно было сосчитать остаток ее дней на этой земле. Он почувствовал, что Шарон смотрит на него. -- Я не знаю, святой отец, может быть, это уже прекратилось,-- прошептала она. -- Но вы посмотрите на грудь. Брови Карраса поползли вверх. Он заметил, что кожа Реганы начала краснеть, но не на всей груди, а только местами. -- Вот, начинается,-- шепнула Шарон. По телу Карраса поползли мурашки, но не от холода, а от того, что он увидел на груди Реганы. Ярко-красными рельефными буквами на коже четко проступили два слова: ПОМОГИТЕ МНЕ -- Это ее почерк,-- прошептала Шарон. В 9 часов утра священник Дэмьен Каррас явился к президенту Джоджтаунского университета и попросил предварительного разрешения на проведение ритуала изгнания дьявола. Получив его, он отправился к епископу епархии. Тот серьезно выслушал рассказ Карраса. -- Вы уверены, что это настоящая одержимость? -- спросил епископ. -- Я могу утверждать, что все признаки, описанные в "Ритуале", сходятся,-- уклончиво ответил Каррас. Он все еще не осмеливался поверить в случившееся. Не разум, а сердце заставило его прийти сюда. Жалость и надежда, что внушение поможет излечить девочку. -- Вы хотели бы провести изгнание сами? -- спросил епископ. Дэмьен почувствовал в себе прилив сил. Ему захотелось сбросить с себя тяжкий груз и избавиться от надоедливого призрака собственного неверия. -- Да, конечно,-- ответил он. -- Как ваше здоровье? -- В порядке. -- Вам когда-нибудь приходилось делать что-нибудь подобное? -- Никогда. -- Хорошо, мы примем решение. Конечно, в таких делах лучше всего иметь человека с опытом. Их, конечно, немного, но, возможно, кто-нибудь вернулся из заграничной миссии. Дайте мне время подумать. Когда что-нибудь прояснится, я сразу же поставлю вас в известность. После того как Каррас ушел, епископ связался с президентом Джорджтаунского университета, и они поговорили о Дэмьене, уже второй раз за этот день. -- Да, он знает всю историю болезни,-- заметил в разговоре президент. -- Я думаю, не будет вреда, если взять его в качестве помощника. В любом случае необходимо присутствие психиатра. -- А кого пригласить для изгнания? У вас есть какие-нибудь предложения? Я ума не приложу. -- Здесь сейчас Ланкэстер Мэррин. -- Мэррин? Мне казалось, что он сейчас в Ираке. По-моему, я читал, что он работает на раскопках где-то в Ниневии. -- Да, рядом с Мосулом. Все правильно, только он уже закончил работу и три или четыре месяца назад вернулся. Он в Вудстоке. -- Преподает? -- Нет, работает над очередной книгой. -- Бог да поможет нам! Вам, однако, не кажется, что он слишком стар? Как его здоровье? -- Наверное, неплохо, иначе он не стал бы заниматься раскопками, не так ли? -- Думаю, вы правы. -- Кроме того, у него есть опыт, Майкл. -- Я этого не знал. -- По крайней мере так говорят. -- Когда это было? -- Мне кажется, 10 или 12 лет назад, по-моему, в Африке. Изгнание длилось несколько месяцев, он сам чуть не погиб. -- В таком случае я сомневаюсь, чтобы он захотел это повторить. -- Мы делаем то, что нам говорят, Майкл. Среди нас, священнослужителей, мятежников нет. -- Спасибо за напоминание. -- Ну и что же вы думаете? -- Я полагаюсь на вас и на архиепископа. Этим же вечером молодой человек, готовящийся стать священником, бродил по Вудстокской семинарии штата Мэриленд. Он искал худого седовласого иезуита и нашел его, когда тот в раздумье прогуливался по аллеям семинарии. Юноша вручил ему телеграмму. Пожилой человек поблагодарил его, тепло посмотрел на юношу, затем повернулся и продолжал свои размышления. Он шел и любовался природой; иногда останавливался, прислушиваясь к пению малиновки и наблюдая за поздними бабочками. Он не вскрыл телеграмму и не прочитал ее, так как уже знал, что в ней написано. Он прочитал ее в пыльных храмах Ниневии. Он был готов, поэтому и продолжал свою прощальную прогулку.  * ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ *  "Да приидет вопль мой пред лице твое.." "Тот, кто остается верным любви, остается верным Богу, а Бог -- ему..." СВЯТОЙ ПАВЕЛ. Глава первая Киндерман сидел за столом в полумраке своего тихого кабинета. Свет от настольной лампы падал на ворох документов. Рапорты полицейских и отчеты из лабораторий, вещественные доказательства и служебные записки. В задумчивости он медленно разложил их в виде лепестков цветка, чтобы сгладить то мерзкое заключение, к которому они его привели и которые он никак не мог принять. Энгстром был невиновен. Во время гибели Дэннингса он был у своей дочери -- снабжал ее деньгами для покупки наркотиков. Он солгал в первый раз, чтобы не выдать ее и чтобы мать, считавшая дочь умершей, ничего не узнала. Когда Киндерман рассказал Эльвире, что ее отец подозревается в соучастии убийства Дэннингса, она согласилась все рассказать. Нашлись и свидетели, которые подтвердили рассказ. Энгстром был невиновен. Невиновен и молчалив. От него нельзя было узнать, что происходит в доме у Крис. Киндерман нахмурился, рассматривая свой "цветок": что-то ему не понравилось. Он передвинул один "лепесток" немного ниже и правее и еще раз проанализировал все факты. Киндерман уставился в самую середину своей бумажной розы, где лежала старая выцветшая обложка популярного журнала. С фотографии на него смотрели Крис и Регана. Он пригляделся к девочке: симпатичное, веснушчатое лицо, волосы завязаны в "хвостики", не хватает переднего зуба. Киндерман посмотрел в окно. На улице было темно. Моросил надоедливый дождик. Он пошел в гараж, сел в черный автомобиль и поехал по блестящим, мокрым от дождя улицам в сторону Джорджтауна. Припарковавшись на восточной стороне Проспект-стрит, он просидел в машине около четверти часа, глядя на окно комнаты Реганы. Может быть, нужно постучаться и потребовать, чтобы ему ее показали? Он опустил голову и потер лоб рукой. Уильям В. Киндерман! Вы больны! Идите домой! Примите лекарство и ложитесь спать! Он опять посмотрел на окно и задумчиво покачал головой. Нет. Неумолимая логика руководила его поступками. К дому подкатил автомобиль. Детектив насторожился, повернул ключ зажигания и включил дворники. Из такси вышел высокий пожилой человек. На нем были черный плащ и шляпа, в руках он держал видавший виды чемоданчик. Старик заплатил шоферу и остановился, осматривая дом с улицы. Такси тронулось и повернуло на 36-ю улицу. Киндерман поехал за ним. Поворачивая за угол, он заметил, что пожилой человек так и не двинулся с места; он стоял в туманном свете уличного фонаря, как памятник путнику: полный спокойствия и застывший на века. Детектив посигналил фарами таксисту. В это время Шарон делала Регане укол либриума, а Каррас и Карл держали девочку за руки. За последние два часа доза была увеличена до четырехсот миллиграммов. Это было очень много, но после временного затишья, длившегося много часов, бес неожиданно проснулся в таком приступе ярости, что ослабевший организм Реганы не смог бы долго продержаться. Каррас измотался. После визита к представителю высшего духовенства он вернулся к Крис, чтобы рассказать ей о результатах. Потом помог наладить для Реганы внутреннее питание, вернулся домой и сразу же рухнул в кровать. Однако уже через полтора часа его разбудил телефонный звонок. Звонила Шарон. Регана все еще была без сознания, и ее пульс постепенно замедлялся. Каррас сразу же бросился на помощь, захватив чемоданчик с медикаментами. Он уколол Регану в ахиллесово сухожилие, чтобы посмотреть на ее реакцию. Реакции не было. Он с силой надавил на ноготь. То же самое. Священник забеспокоился. Хотя он знал, что при истерии и в состоянии транса иногда наблюдается невосприимчивость к боли, в данном случае он опасался наступления комы, которая легко могла закончиться смертью. Каррас измерил давление: девяносто на шестьдесят, пульс -- шестьдесят. Он оставался в комнате и делал повторные измерения через каждые пятнадцать минут в течение полутора часа, пока не убедился в том, что Регана была не в состоянии шока, а в оцепенении. Шарон получила инструкцию продолжать измерять пульс каждый час. После этого Дэмьен вернулся к себе, чтобы поспать. Но его снова разбудил телефон. Ему сообщили, что "изгоняющим дьявола" назначен Ланкастер Мэррин, а помощником -- он, Каррас. Новость потрясла его. Мэррин! Философ-палеонтолог, человек, обладающий удивительным, тонким умом! Его книги всякий раз приводили в волнение церковь, потому что в них вера объяснялась с точки зрения науки, постоянно развивающейся материи, судьба которой -- стать субстанцией духовной и присоединиться к Богу. Каррас тут же позвонил Крис, чтобы передать новость, и узнал, что епископ уже сообщил ей об этом лично. -- Я ответила епископу, что Мэррин может остановиться у нас,-- сказала Крис. -- Это займет день или два, верно? -- Я не знаю,-- ответил Каррас. Подождав еще немного он продолжал: -- Вы не должны слишком многого ждать от него. -- Я хотела сказать, если это поможет. -- Голос Крис звучал подавленно. -- Я и не думал убеждать вас в том, что это не подействует,-- подбодрил ее Каррас. -- Просто на это, возможно, понадобится время. -- Сколько времени? -- Бывает по-разному. Он знал, что изгнание дьявола часто затягивалось на недели, а то и на месяцы. Знал, что часто оно вообще не помогало. Предчувствовал, что бремя лечения свалится на него очередным и на сей раз последним грузом. -- Это занимает несколько дней или недель,-- сказал он Крис. После разговора Каррас почувствовал себя до предела усталым и измученным. Вытянувшись на кровати, он думал о Мэррине. Волнение и сомнения овладели им. Дэмьен считал себя вполне подходящим кандидатом для проведения ритуала, однако епископ выбрал не его. Почему? Из-за того, что Мэррину раньше уже приходилось делать это? Он закрыл глаза и вспомнил, что для изгнания бесов выбирают тех, "кто набожен" и обладает "высокими душевными качествами". Ему припомнился отрывок из Евангелия, когда ученики спросили Христа, почему они не могут изгонять бесов, и он ответил им: "Потому что вера ваша слаба". Архиепископ знал о его проблеме, знал об этом и президент. Может быть, один из них и рассказал епископу? Каррас повернулся на кровати и почувствовал себя недостойным, неумеющим, отвергнутым. Эта мысль больно ужалила его. В таком подавленном настроении он все же заснул, и сон постепенно заполнил все трещины и пустоты в его сердце. Но и на этот раз он проснулся от телефонного звонка. Рыдающая Крис сообщила, что у Реганы опять приступ. Дэмьен поспешил к ним и проверил у девочки пульс. Сердце бешено колотилось. Он ввел ей либриум, потом еще раз. И еще раз. После этого Каррас отправился на кухню и сел рядом с Крис за стол, чтобы выпить чашечку кофе. Крис просматривала одну из книг Мэррина, которые по ее просьбе были доставлены на дом. -- Мне это недоступно,-- тихо сказала она. Однако по ее виду можно было догадаться, что книга ей очень понравилась. Она перелистала назад несколько страниц, нашла отмеченное место и передала книгу Каррасу. Он прочитал: "...У нас есть установившееся мнение относительно порядка, постоянства и обновления материального мира, окружающего нас. Хотя каждая часть его преходяща и все элементы его движутся, все же он связан законом постоянства, и хотя он постепенно умирает, он так же постоянно и возрождается. Исчезновение одного только лишь дает рождение другим, и смерть -- это появление тысячи новых жизней. Каждый час бытия свидетельствует о том, как преходяще и как одновременно с этим твердо и велико сие грандиозное существование единства. Оно подобно отражению в воде: всегда одно и то же, хотя вода течет. Солнце заходит, чтобы снова взойти, ночь поглощает день, чтобы он снова родился из нее, такой же ясный, словно никогда и не угасал. Весна становится летом, а потом, пройдя лето и осень,-- зимою, но тем яснее и ближе становится ее возвращение, которое все равно восторжествует над холодом, хотя к холоду весна стремится уже с самого первого своего мгновения. Мы горюем о майских цветах, потому что они непременно завянут, но мы знаем, что однажды май непременно возьмет верх над ноябрем, и этот круговорот никогда не остановится. Это учит нас надеяться и никогда ни в чем не отчаиваться..." -- Да, это красиво,-- тихо сказал Каррас, не отрывая взгляда от книги. Сверху послышался крик беса: -- Негодяй! Подонок! Набожный лицемер!.. -- Она всегда клала мне розу на тарелку... утром... перед тем, как мне уходить на работу. Каррас вопросительно посмотрел на Крис. -- Регана,-- пояснила она и опустила глаза. -- Я совсем забыла, что вы ее раньше никогда не видели. -- Крис высморкалась и коснулась пальцами век. -- Вам налить немного бренди в кофе, отец Каррас? -- спросила она, силясь придать голосу бодрость. -- Спасибо, не нужно. -- А для меня просто кофе не подходит,-- прошептала она. -- Я налью себе бренди, если вы не возражаете. Крис вышла из кухни. Оставшись один, Каррас мелкими глотками допил свой кофе. Ему было тепло в свитере, надетом под рясу. То, что он не смог успокоить Крис, слегка расстроило его. Он вдруг вспомнил свое детство, и ему стало грустно. У него жила собачонка Джинджер, простая дворняга, которая однажды заболела и лежала в ящике прямо в его комнате. Ее все время лихорадило и рвало, и Каррас укрывал ее полотенцами, заставлял пить теплое молоко. Потом пришел сосед и сказал, что собака больна чумой. Он покачал головой и